Текст книги "Разведись со мной"

Глава 21

Курьер стучит в мою дверь в начале девятого. Я как раз заканчиваю пережевывать последний кусок тоста с маслом и повидлом.

– Распишитесь вот здесь, – просит, передав документ на планшете. Оставив небрежную подпись, отдаю планшет обратно и забираю небольшую коробку в подарочной упаковке. – Хорошего дня.

– И вам.

Отхлебнув горячий кофе с молоком, открываю посылку. Внутри много разноцветной бумаги тишью, а наверху записка:

«У тебя слишком учащенный пульс. С днем рождения».

– Спасибо за тонометр, – благодарю Власа, спустя полтора часа. – Всегда хотела приобрести, но руки не доходили.

– Я рад, что угадал с подарком, – ухмыляется он, ожидая меня возле своей дорогущей тачки на парковке дворца бракосочетаний. – Насколько я помню, угодить тебе сложно.

К центральному входу подъезжает кортеж из белых лимузинов и внедорожников, украшенных цветами. Громкие звуки клаксона, восторженные вопли девчонок из окон, наверняка, подружек невесты, привлекают наши насмешливые взгляды.

– Глупцы, – усмехается Влас.

– Определенно.

Идем к двери с торца здания, над которой висит табличка: «Отдел регистрации расторжения брака».

– Ты как будто нервничаешь, – говорит мне.

– Это радость, – улыбаюсь ему и он смеется. – Сегодня хороший день, а ровно через месяц настанет один из самых счастливейших в моей жизни.

– Неужели брак со мной настолько отягощает твою жизнь?

– Это худшее, что только могло со мной случиться, – отвечаю с улыбкой. Влас открывает для меня дверь и пропускает вперед. – Благодарю. В предвкушении радостного и долгожданного события ты становишься похож на приятного и воспитанного человека.

– Приятно слышать. Кстати, злорадство тебе к лицу. Придает какой-то особенный шарм.

Берем талончик в терминале и ждем, когда вызовут наш номер.

– Заявление подпишем в кабинете. Адвокат сказал, раз мы самостоятельно хотим подать документы, то от нас потребуются только паспорта и свидетельство о браке.

– Отвратительное словосочетание.

– И тут я с тобой соглашусь. Эту жуткую розовую бумажку он отправил мне сегодня курьером. Увидела её, – достаю документ из сумки, – и прям голова разболелась.

– Надеюсь, к тому моменту мой подарок тебе уже доставили и ты измерила давление?

Обменявшись ехидными улыбками, поднимаем глаза на экран, где загорается наш номер. Расправив плечи, первая подхожу к темной двери, вежливо стучу и только потом открываю.

– Добрый день, – захожу в кабинет, Влас следом. – Мы с мужем хотим развестись. У нас нет детей, мы не делим имущество и вообще друг к другу у нас нет никаких взаимных претензий.

Влас издает смешок. Из-за этого взгляд женщины становится подозрительным.

– Тогда прошу, присаживайтесь. Приготовьте паспорта и свидетельство о браке. Я сниму копии с документов, подготовлю заявление и вы его подпишите.

Садимся за узкий стол друг напротив друга. Он похож на ножку от буквы «Т», а справа во главе восседает женщина. Передаем ей паспорта и розовую бумажку, она принимается быстро вводить информацию в компьютер и делать копии. На мгновение мне становится грустно. Что-то подобное я ощущала на парковке перед зданием аэропорта, когда мы с Власом думали, что прощаемся навсегда. Кажется, я не хотела этого. Точнее, хотела, но… Черт с ним! Женщинам свойственна глупость.

Прочищаю горло, смотрю на часы. Сегодня в галлерее придется задержаться. Может, до конца недели и успею завершить работу над самым крупным заказом. И, вполне вероятно, что сегодня мои мысли не будут заняты мужчиной, что сидит напротив меня. То есть, не им конкретно, а событиями, с которыми он непосредственно связан.

– Знаешь, что я вспомнил сейчас? – вдруг спрашивает меня Влас, сидя на стуле, как какой-нибудь властитель мира. Его низки голос звучит слишком интимно для… данных обстоятельств. – Наше знакомство. Ты старалась выглядеть так же уверено, как сейчас. Но ты нервничала и это было очаровательно.

– …Предадимся ностальгии потом, ладно? – выдавливаю улыбку и бросаю осторожный взгляд на женщину, чьи глаза замирают в одной точке на экране монитора.

– А помнишь наш первый танец? Тогда ты впервые оказалась в моих объятиях. Хотела вести, но я не позволил. Да и ты быстро сдалась.

У меня сейчас глаза выпрыгнут от напряжения.

«Какого черта ты творишь?» – спрашиваю ими.

– Ты несколько раз нарочно наступила мне на ногу, потому что отказала мне. А я не мог с этим смириться и закружил тебя.

– …Влас, – идиотская улыбка застывает на губах камнем, – давай ты расскажешь свой забавный сон потом, когда мы выйдем на улицу?

– Я спросил: «Разве тебе по силам противиться мне»? А ты распахнула взгляд, как птица свои крылья, приоткрыла губы, чтобы в очередной раз сказать, как я осточертел тебе, но так и не смогла ничего произнести. Я тебе не позволил. И тогда случился наш первый поцелуй.

Я. Его. Сейчас. Убью.

– Почти семь лет прошло, – говорит он, глянув на женщину, – а я помню то мгновение в самых мельчайших деталях.

Бог мой, да он же издевается надо мной! При свидетеле режет меня, как барашку!

– Не слушайте его! Я впервые познакомилась с ним месяц назад и мы никогда не танцевали!

– Сказочница, – улыбается Влас и смотрит на меня с таким теплом и нежностью, что на секунду я и сама начинаю сомневаться в… Не-е-ет! Никаких сомнений быть не может!

– Я вам серьезно говорю, я этого человека вообще не знаю!

– Правда? – усмехается женщина, демонстрируя мне проклятую розовую бумажку.

– А помнишь тот ресторан на горе? – продолжает Влас, приводя меня в бешенство. – Повсюду дожди идут, пробки, хаос, а мы там, наверху. За окном падает снег, на столе горячий облепиховый чай, а напротив ты – настоящая, искренняя и такая теплая, как воздух у камина. Мне так хотелось протянуть к тебе руки, чтобы ты их согрела.

Этого хотела я. Быть к нему чуточку ближе. Продлить тот момент, чтобы набраться ещё чуть больше смелости…

– Знаете, что, молодые люди, – подытоживает женщина, возвращая нам наши документы. – Иди-ка вы отсюда. Подумайте ещё, надо вам это или нет.

– Что вы такое говорите? – вспыхиваю, подскочив на стуле. – Вы что, не видите, что он лжет! Он нарочно всё это делает, чтобы я страдала!

– Я, конечно, многого не знаю, – усмехается она, – но сомневаюсь, что с мужчиной, у которого такая хорошая память и настолько любящее сердце, возможно страдать. Уходите! Давайте!

– Вы специалист, – с деланной задумчивостью кивает Влас и забирает свой паспорт и гребаное свидетельство. – Вам лучше знать.

– Да вы что! Нет! Нет! Я хочу развестись с ним! Это не мой муж! У меня вообще его нет и никогда не было!

– Поехали, – кивает мне бессовестный. – Заедем в аптеку и возьмем успокоительное.

– Лучше плесните супруге коньячку. Действует намного быстрее.

* * *

– Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! Что за цирк ты устроил? Влас, я тебя спрашиваю! – ударяю его в грудь. Мы на улице, к центральному входу подъезжает очередной свадебный кортеж, при виде которого мне хочется зарыдать. – Зачем ты выдумал всю эту чушь?! Зачем?! Что ты улыбаешься, мерзавец? Я не хочу быть твоей женой, слышишь меня? Не хочу! И не буду!

– Если ты продолжишь в том же духе, то вон тот жених сбежит с собственной свадьбы, – издевается и уверенно идет к парковке. – Давай не будем расстраивать ни его, ни невесту?

– Я была так близко к тому, чтобы отделаться от тебя, – шепчу себе под нос, глядя ему вслед. – Так близко.

– Ты идешь? – оборачивается, спрятав руки в карманы расстегнутой стильной дубленки. – Или хочешь распугать своим криком даже мишек в Антарктиде?

Не могу в это поверить. От ужаса безысходности перед глазами плывет всё вокруг! Мокрый от растаявшего снега асфальт сливается с серым небом, машинами, высотками. Я иду, а куда совсем не вижу.

– Я тебя ненавижу, Хартманн, – произношу не своим голосом, который, словно висит на волоске. Точнее, это я вишу на волоске, потому что моей судьбой и жизнью играется бессовестный мужчина. – Ненавижу. Ненавижу. Ты всё испортил.

– Сколько раз ты будешь это повторять?

Стоит только услышать этот наглый и смеющийся голос, как всё вокруг возвращается на свои места. Асфальт под ногами, небо над головой, а ублюдок Хартманн передо мной. Со всей силы толкаю его в грудь.

– Зачем ты это сделал? – ожесточается мой голос. – Тебе нравится чувствовать себя хозяином чужих судеб? А? Нравится?

Наглец опирается задницей о водительскую дверцу своего внедорожника, вытягивает длинные ноги и смотрит на меня с откровенным весельем.

– Я не хочу делать этого сегодня.

– Что-что ты сказал? – дергается мой левый глаз.

– Не хочу, чтобы этот хороший день был навсегда испорчен неприятным воспоминанием о том, как мы подавали заявление о разводе.

– Именно ты сделал ЭТО воспоминание неприятным, – тычу в него пальцем. – Ты, Влас! Об этом событии не помнят даже те, кому больно, кому кажется, что весь мир теперь разрушен! А мы с тобой и подавно не оставили бы даже минуточки о том, как расписывались в этих гребаных бумажках! А теперь я вынуждена если не навсегда, то очень надолго запомнить, как ты украл не только у меня, но и у себя возможность оформить этот чертов развод! Если у этой тетки нет сменщицы, черта с два мы теперь отправим заявление, потому что твои выдумки произвели на нее впечатление! Господи!

– С чего ты взяла, что это выдумки?

– У тебя что, тоже какой-нибудь кризис? Сначала Лия ересь несет, теперь ты ни с того ни с сего заделался сказочником! Ты меня, конечно, извини, но я вообще тебя не понимаю. Вообще!

– Я ничего не выдумывал, – говорит совершенно спокойно, – некоторые события просто ещё не случились.

– Ты с кем-то поспорил, верно? – складываю руки на груди.

– Спорить не люблю. Моя азартная натура ограничивается только казино.

– О-о! – держусь из последних сил. – Настоящее казино. Вау! Это объяснимо, да. Ты ведь бизнесмен мирового уровня!

– Так и есть.

– Для тебя открыты все дороги! – терпение мое на исходе.

– Не все, но многие.

– Ты можешь позволить себе купить целый остров и беззаботно жить там всю оставшуюся жизнь!

– Возможно, но не думаю, что такая жизнь по мне.

Меня пугает его взгляд. Он слишком ровный и непоколебимый.

– Тогда, какая же жизнь «по тебе»? – спрашиваю и плечи мои опускаются. – Я ведь и правда тебя не понимаю, Влас. Сначала ты холоден со мной, но это объяснимо. Это нормально, ведь я свалилась, как снег на голову, сообщила, что мы женаты, а, учитывая, что находимся мы на разных ступенях социального положения, ты мог смело считать меня сумасшедшей. Что, впрочем, и делал. Прогоняешь меня, потом ты смягчаешься, толкаешь напутственную речь, а после снова нападаешь на меня. Что ты делаешь сейчас, объясни мне? – заглядываю в его глаза. Красивые и обманчивые глаза.

– Прислушиваюсь к своей интуиции. Такой ответ тебя устроит?

– На другой я и не рассчитывала.

Сложно понять, что именно досаждает мне больше: осознание собственной беспомощности или крошечная надежда, что сидит во мне глубоко-глубоко? В эти глупые и дурацкие выдумки! Может и у меня какой-нибудь кризис?

– Поехали со мной? – предлагает Влас, когда я открываю водительскую дверцу.

– Ага, – бросаю короткий взгляд через плечо. – Спешу и спотыкаюсь.

Поднимаю низ кремового оттенка пальто, чтобы не запачкать его о грязный порог автомобиля.

– Ты ведь хочешь узнать, кто и почему женил меня на тебе?

За три секунды успеваю сто тысяч раз сказать себе, что мне это не интересно. Для меня это неважно, мне от этой информации ни горячо ни холодно. Мой интерес остался там на вершине снежной горы. Я не брала его с собой.

– Куда ехать? – спрашиваю, наградив себя невидимой оплеухой.

– Если едешь, то только со мной, – кивает он на свою машину. – Вечером привезу тебя сюда и ты заберешь машину. Здесь с ней ничего не случится.

Потоптавшись на месте, ставлю машину на сигнализацию и с самым возмутительным видом останавливаюсь напротив Власа.

– Надеюсь, история будет занимательной.

– Ты даже не представляешь, насколько, – ухмыляется он и с издевательской улыбкой открывает для меня дверцу.

Глава 22

– Только заедем по пути в одно особенное место. Это важно.

– Я так и знала, что тебе нет никакой веры! – фыркаю, бросив на него испепеляющий взгляд. – Сейчас мы съездим в одно место, потом в другое, а дальше: «Ой, извини, но уже так поздно. Да и я не хочу сегодня делать то, что обещал»!

– Посмотри назад, – говорит мне, выезжая на четырехполосную дорогу. Оборачиваюсь. Задний ряд сидений сложен, машина забита коробками самых разных размеров. – Кое-кто очень ждет это. Привезем и поедем дальше.

– И что там?

– Всякое, – улыбается Влас, глянув на меня.

– Надеюсь не бомбы.

– Нет, сегодня обойдемся без них.

– С чего вдруг? – спрашиваю, повернув к нему голову.

– Что?

– С чего вдруг ты решил рассказать мне о том, кто это сделал и почему? Сомневаюсь, конечно, что до этого дело дойдет.

– Ответ тебе не понравится, – смеется он.

– Мне знаешь, что интересно? Почему, когда мы вдвоем, ты ведешь себя иначе, чем когда есть кто-то рядом?

– Я не замечал. Но со стороны, наверное, виднее.

– Единственный раз, когда ты вел себя более-менее уважительно – тот ужин с Лией и Максом. Конечно, ещё в доме Раисы Юрьевны ты был чрезвычайно осторожен и тактичен, но это только ради достижения цели. Раздражение в твоих глазах красными лучами сверкало.

– Надо же, – улыбается он, не сводя глаз с дороги, – ты запомнила её имя.

– Она приятная женщина. Несмотря на то, какую глупость сделала.

Коротко хмыкнув, Влас продолжает молча вести автомобиль, а я это молчание нарушать не желаю. Не могу объяснить, что чувствую сейчас. Я злюсь на него за вопиющую глупость, что он совершил. Внятного объяснения я так и не получила и сомневаюсь, что это вообще случится. И при этом я недоумеваю от самой себя, ведь с моей стороны было бы логичнее послать Власа на все четыре стороны и сообщить адвокату, что теперь я намерена добиться развода через суд. Но вместо этого я сижу в его машине и еду с ним черт знает куда с тонной коробок, чтобы потом просто утолить свое любопытство! В последнее время мне сложно находить объяснение своим действиям.

Первая остановка, спустя двадцать минут, случается перед высокими железными воротами, за которыми на внушительном расстоянии расположено трехэтажное здание, похожее на школу. С серо-белого неба к тому моменту уже летят пушистые хлопья и, словно нарочно, не позволяют мне разглядеть красную табличку на железной калитке. Из небольшого домика охраны выбегает невысокого роста мужчина в черной куртке и вязаной шапке. Он сам открывает ворота, потом подходит к водительской дверце, стекло которой Влас уже опустил.

– Добрый день, Влас Каспарович! – здоровается усатый мужичок, которого снег засыпает на глазах. Замечаю, как Влас отправляет ему укоризненный взгляд и легонько качает головой. Мужчины жмут друг другу руки, в глазах старичка светится яркий и живой огонек. – Рад, видеть тебя, сынок! Как минутка свободная появится, загляни ко мне, хорошо?

– Непременно, – обещает Влас. – У меня для тебя кое-что есть.

– Здравствуйте! – старичок здоровается со мной чуть ли не с поклоном. Мне становится неудобно. – Как поживаете?

– Добрый день. Да вроде бы неплохо…

Моя растерянность заметно веселит Власа.

– Проезжайте! Вас там уже заждались!

Что написано на этой табличке? Никак не разглядеть.

– Куда мы приехали? – спрашиваю, разглядывая редкий лесок за снежной вуалью. – Это школа или какое-то медицинское учреждение?

Замечаю сквозь стволы высоких кедров маленький домик с ярко-красной крышей, а рядом извилистую горку.

Куда не посмотри, а всюду красивые деревянные скамейки, декоративные насаждения, круглые фонарики, урны и большая вывеска под козырьком крыльца: «Детский дом „Моя семья“».

Влас останавливает машину, глушит двигатель и нажимает на кнопку под своим сиденьем, после чего массивная крышка багажника начинает медленно открыться. Мои глаза не отпускают его, в ушах без конца повторяются слова усатого мужичка: «Рад видеть тебя, сынок»… Словно предугадывая мой вопрос, Влас торопливо выходит из машины, и в эту же секунду центральная темная дверь распахивается.

На улицу выбегают дети. Маленькие и большие, в расстегнутых куртках, в колготках, без шапок, но в варежках. Следом спешат взрослые, пытаются унять детвору, но те, словно увидели настоящее чудо, которое слишком долго ждали.

– Саша! Немедленно вернись домой и оденься! Лиза! Лиза, где твоя обувь?! – кричит крупная розовощекая женщина с короткими черными волосами. На ней белый медицинский халат, плотные черные колготки и ярко-розовые резиновые тапки с закрытым носом. – Влад, занеси разбойницу домой и надень ей обувь! Нам ещё заболеть не хватало, только-только ангину вылечили!

Я обескуражена. Не с первого раза удается избавиться от ремня безопасности, как и дверцу открыть.

– Я сейчас Павла Олеговича позову и он быстро с вами разберется! Прежде, чем выйти на улицу, нужно одеться! – разглагольствует другая. Миниатюрная, в парадном костюмчике и белой блузке.

Нянечки, уборщицы, повар, дворники – все собрались здесь, окружили Власа и по очереди с ним обнимаются. Мальчишки и девчонки верещат от радости, ловят снег ртом, смотрят на Власа доверчивыми глазенками и ждут подарки. Подростки ведут себя более сдержано, парни с гордостью в глазах пожимают ему руку, девчонки стоят в сторонке и не сводят с него влюбленных и мечтательных взглядов. Власа Хартманна действительно здесь очень ждали.

– Ну, всё, ребята! – хлопает в ладоши женщина в костюмчике и туфельках. Наверняка, она заведующая. – Пора возвращаться домой и накрывать обед! Дежурные у нас кто?

– Накрываем столы! За мной, дети!

Мне приходится прижаться к машине, чтобы ненароком не быть сбитой и затоптанной. Двое мужичков, оставив метла, помогают Власу разгрузить автомобиль, и заносят коробки в здание через открытую железную дверь.

– Вы уж извините, – говорит мне с улыбкой женщина, чьи начесанные золотистые волосы засыпало снегом, – сегодня они у нас настоящие дикари. Всю ночь не спали, потому что узнали, что приедет Влас.

– Ну, что вы. Я столько детской радости в жизни не видела.

– Я Варвара Степановна. Заведующая детским домом.

Значит, я не ошиблась.

– Очень приятно, – улыбаюсь в ответ. – Меня зовут Саванна. Я… – Отлично. Я. Я. Кто я? – Подруга Власа. Кхм.

– Я знаю, кто вы, – говорит она осторожно. – Влас рассказывал мне о том, что случилось.

– …Вот как.

– Я рада, что он всё же решил привезти вас к нам. Уверена, вам интересно узнать больше об этом месте. И не беспокойтесь, о вашем браке знаю только я. Для остальных вы его подруга.

– По правде говоря, я вообще ничего не знаю об «этом месте», – смотрю на нее в непонимании.

– Ясно, – понимающе кивает она и с улыбкой смотрит на Власа, – он вам ещё не рассказывал.

– Не рассказывал – что?

– Что вы с этим местом очень даже связаны, – отвечает она и жестом показывает мне на крыльцо. – Саванна, пойдемте в дом. Там тепло и уже обед накрывают. Влас освободится и присоединится к нам, а там и поговорите.

К замешательству подключается тревога. И Влас успевает поймать мой неспокойный взгляд, когда я ненароком смотрю на него через плечо.

* * *

После сытного обеда все воспитанники детского дома собираются в большом актовом зале. Окружив Власа и гору коробок, они садятся на пол и с трепетом ждут, когда он вытянет подарок с их именем.

– Это у нас старая традиция, – шепотом объясняет мне Варвара Степановна. Мы сидим на скамье вдоль стены и потягиваем кофе, наблюдая за поистине трогательной картиной. – Дети называют Власа добрым волшебником. Они пишут ему письма и с нетерпением ждут, когда он приедет к ним с подарками и сладостями. Ничего дорогого ребята не просят. Альбомы для рисования, краски, новый сборник со сказками. Но Влас всегда требует от нас воспитателей конкретики. Мы ведь те, кто знает этих детей лучше, чем кто-либо.

– И вы отправляете ему список их заветных желаний?

– Не то, что желаний, а скорее вещей, в которых каждый нуждается. Их заветные желания исполняет Дед Мороз.

– Я про него забыла, – смеюсь. – По-моему, у Дедушки появилась достойная конкуренция.

– Но это тоже Влас, – смеется Варвара Степановна. – Он этих детишек любит всем сердцем и у них взаимная любовь.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь.

Спустя час с лишним, когда все подарки попали в конкретные руки, нянечка объявляет тихий час. Никто из детишек не желает уходить, несмотря на игрушки, обновки и книги в руках. Им хочется ещё хоть немножко побыть рядом с Власом, каждый хочет успеть задать свой вопрос и просто подержать его за руку, словно она волшебная и может исполнить любое желание. Ну, кто бы мог подумать, что Влас Хартманн так легко и непринужденно может общаться даже с малышами, которые только-только учатся говорить? То, с каким вниманием и заботой он относится к ним, умиляет меня, берет за душу и вызывает только одно желание – встать в очередь, чтобы на несколько секунд оказаться в его объятиях. Сегодняшний день совершенно точно доказал, что, помимо скверного характера и как следствие поведения, мой «муж поневоле» обладает невероятно добрым и щедрым сердцем. Привлекательной внешностью его притягательность не ограничивается. Влас необыкновенно красив, с какой стороны не посмотри.

Дети расходятся по комнатам и в актовом зале становится непривычно тихо.

– Что ж, я пойду посмотрю, как там дела на кухне. Сегодня у нас будет особенный ужин, – подмигивает нам Варвара Степановна, сложив перед собой руки в замок. – Если захотите отдохнуть, полежать часок другой, комната на втором этаже свободна.

– Мы прогуляемся, – говорит Влас и поворачивает ко мне голову. – Не против?

– Почему бы и нет? Погода как раз для прогулок.

Вопросов у меня много, однако же, когда мы выходим на улицу и молча идем по засыпанной снегом тропинке, на которой остаются мокрые и темные следы от наших шагов, я не в силах и слова сказать. Я и начать-то с чего не знаю. Да и вообще, уместно ли с моей стороны спрашивать то, что позволено скорее близким друзьям, чем ошибочной жене. На развилке Влас медленно сворачивает направо и впервые за несколько минут нашей прогулки обращает на меня внимание. Будто хочет убедиться, не пошла ли я другой дорогой.

– Я думала, что ты пошутил, – не выдерживаю и говорю, как на духу. В конце концов, он сам меня сюда привез, а значит был готов к вопросам. – Солгал Раисе Юрьевне, чтобы ничего не объяснять. Влас, почему, когда я спрашивала или упоминала без конца о твоих родителях, ты не заставил меня замолчать? У тебя ведь их нет, верно? – спрашиваю виновато.

– Нет. Я с трех лет жил в детском доме.

– …В это очень сложно поверить. Глядя на то, какой ты сейчас, это кажется чем-то нереальным. – Смотрю, как спокойный кружащийся в прохладном воздухе снег, плавно приземляется на его угольные ресницы. – Как ты оказался здесь?

– В моей памяти остался только смутный образ женщины, которая посадила меня на лавочку и сказала закрыть глаза. Я закрыл, и она исчезла. – Мое сердце сжимается. Сытный обед, который я позволила себе, медленно поднимается к самому горлу. – А потом меня определили в один детский дом, в другой, третий и так до одиннадцати лет, пока я не оказался здесь.

– Почему так часто приходилось их менять?

Влас улыбается и смотрит себе под ноги.

– Дети бывают жестокими, особенно в таких местах. А взрослые ещё жестче. Много раз убегал, ввязывался в драки, за которые бывало лишали еды, били и закрывали в холодном подвале на несколько часов.

– …Какой ужас!

– Не беспокойся, – улыбается мне, как ни в чем не бывало. Точнее, старается это делать и весьма правдоподобно. Но из глаз боль не вырежешь, как не старайся. – Меня это закалило.

– Тебя кто-то усыновил?

– Нет. У меня был богатый послужной список. Драки, воровство, попытка продажи ворованного – такой ребенок точно никому не нужен. После очередного залета меня отправили сюда. Мне было одиннадцать, я был похож на уличного хулигана, который без конца ругался матом и очень быстро ел.

– …Почему?

– Потому что часто бывало, что пацаны постарше могли подойти и отобрать твою порцию. Сначала я вступал с ними в неравный бой, – посмеивается Влас, хотя я вообще не вижу здесь ничего забавного, – но за это еды меня лишали взрослые, да ещё и запирали в подвале. А потом я решил, что нужно просто быстрее есть, чтобы миновать драку, которая в таких случаях была неизбежна. Но в этом месте всё было иначе. Я не знал, что значит «дом», «уют», «тепло» и «защита», но, оказавшись здесь, понял, что всё это заключено в одном чувстве, которое живет в человеке, если у него есть семья. Когда приезжали люди и забирали детей в свои семьи, никто им не завидовал. За них просто искренне радовались и дарили им свои самые дорогие вещи на память. Игрушки, самодельные украшения, рисунки, фотографии. Если бы все детские дома были такими, как этот, то у каждого брошенного и одинокого ребенка была бы семья. Потому что каждый здесь ценит, уважает и любит другого. Семья, – заключает Влас с улыбкой.

– Я сейчас в таком шоке, что ничего путевого сообразить не могу.

– Ты и в нормальном состоянии этого не можешь, – смеется он.

– А как же Леон? – вдруг доходит до меня. – Он младше тебя на семь лет! Значит, ты знаешь своих родителей?

– Мы не родные братья, Саванна, – сообщает и моя челюсть тотчас падает.

– Но вы так похожи!

– Леон попал сюда, когда ему было четыре. Его родители погибли, бабушек и дедушек не было, а дальние родственники не пожелали брать за него ответственность. Он привязался ко мне, я к нему и все называли нас братьями, потому что мы действительно были очень похожи.

– Удивительно. Просто удивительно! Я всегда думала, что успешными становятся люди, у которых… ну…

– Чьи родители так же успешны и у них есть связи? – смотрит на меня с дерзкой ухмылкой. Молча киваю. – Ну, в какой-то степени в моей жизни был такой человек, но, к сожалению, я не знал его лично. Но между нами был посредник.

– Чем дальше, тем страшнее.

Влас смеется, и густой клубок пара из его рта поднимается над головой.

– Директором этого детского дома был великий человек.

– А у него была длинная седая борода, волосы и старинный наряд с накидкой?

– Нет, Саванна, – смеется Влас, – он не был похож на Дамблдора.

– Когда я слышу «великий человек», то невольно представляю себе его именно таким. Продолжай.

– Каспар Сергеевич стал директором детского дома, когда сам ещё зеленым был. Чтобы привлечь внимание к проблемам и нуждам дома, они с женой и сотрудниками устраивали всякие ярмарки, акции, становились участниками государственных программ. Делали всё, что и другие, собственно. Но однажды, мне тогда лет тринадцать было, у нас появился спонсор.

– Волшебник.

– Да, мы называли его именно так. Когда он приезжал, мы не выскакивали на улицу, не обнимались с ним, мы просто прижимались к окнам и смотрели на него. Он много сделал для дома. Ремонт, закупил новые кровати, оснастил кухню всеми необходимыми вещами. На Новый год приезжал грузовичок с кучей подарков. Одежда, игрушки, сладости – для нас это было настоящим чудом.

– Здорово.

– А однажды Каспар Сергеевич сообщил, что у нас открывается компьютерный класс. Информационные технологии развивались, жизнь постепенно становилась во многом зависима от них и нам бы не помешало обучиться каким-никаким а основам информатики.

– И этот волшебник закупил необходимое оборудование, так?

– Да. В классе было шесть компьютеров. Пока девчонки шили носовые платки, которые продавались от нашего дома на различных ярмарках, пацаны зависали у компьютеров. Раз в неделю к нам приезжал преподаватель, рассказывал, показывал, учил. Но я оказался единственным в классе, кому алгоритмизация и программирование давались легко. Я чувствовал себя, как рыба в воде и сам понять не мог, откуда во мне это. До того я никогда не имел дел с компьютерами. Я их только на картинках-то и видел. Каспар Сергеевич всё повторял, что в этом мое призвание и я должен работать именно в этой сфере. После девятого класса, я поступил в колледж информатики и программирования. Мне предоставили общежитие и я приезжал сюда только на выходные. Зарабатывал тем, что решал другим контрольные, писал курсовые. Слава обо мне расходилась быстро и моими клиентами зачастую становились студенты престижных учебных заведений, а для них цена, разумеется, была другой, – улыбается он с хитринкой в глазах. – Короче, чрез три года я окончил колледж. Каспар Сергеевич всё настаивал на высшем образовании, но, во-первых, у меня не было столько денег. А, во-вторых, я к тому моменту понял, что не существует уже ничего, что осталось бы вне моего знания. Короче, меня взяли программистом в одну очень крупную компанию. Для меня это было счастье то ещё. Я крутился в этом мире, создавал скелеты программ, которые впоследствии становились настоящими пушками. Я подучился, увидел, из кого должна состоять команда, для создания уникального продукта. Общался с сотрудниками самых разных отделов, чтобы быть хоть немного подкованным с той же юридической стороны. Леону к тому времени уже восемнадцать исполнилось и он переехал ко мне. Он учился в том же колледже, что и я. И вот мы вдвоем сидели ночами и работали над дырявым черновиком тогда ещё «В курсе». По-хорошему, необходима большая команда для такой работы. Но я знал, какими подлыми и жестокими бывают люди, так что мог доверять только Леону и себе. Мы зарегистрировали фирму, работали как ишаки. Порой из квартиры сутками не выходили. Когда с Леоном случилось несчастье, работа остановилась. Нужны были деньги на его лечение, а у меня их не было. К тому же, запуск любого продукта требует колоссальных вложений, а мы – маленькая фирма с капиталом в десять тысяч рублей. И тогда мы стали продавать крупным компаниям, грубо говоря, запчасти для программ. Мы их создавали, кодировали и доводили до такого совершенства, что никто другой не смог бы сделать достойный дубликат. На этом и зарабатывали. Мне казалось, что я тогда сросся с компьютерами, потому что вся моя жизнь в тот момент находилась там в экране. Я торопился, Леона нужно было поднимать на ноги, а операция, которая ему требовалась, и реабилитация стоили баснословных денег. В общем, через какое-то время я их заработал, – завершает Влас с коротким вздохом, – и стал тем, кем являюсь сейчас.

– Обалдеть. У тебя очень насыщенная жизнь, Влас.

– Ага, – закатывает он глаза. – Очень.

– Только я не поняла, в какой именно период ты был Казановой?

Мы смеемся и постепенно замедляем шаг, подходя к деревянному забору, за которым, как круглый ковер, расстилается небольшой и одинокий пруд.

– В колледже, – отвечает он, не глядя на меня. – И на работе.

– Так ты крутил служебные романы? И неужели руководство не было в курсе?