Текст книги "На орлиных крыльях"

Глава пятая

Когда Саймонс беседовал в Далласе с Перо, Пэт Скалли, величайший врун в мире, находился в Стамбуле, безуспешно пытаясь обвести вокруг пальца хитрющего турка из одной туристической компании.

Этого турка – звали его господин Фиш – откопали во время декабрьской эвакуации Мерв Стаффер и Т. Дж. Маркес. Они наняли его, чтобы он помогал эвакуированным улаживать всякие проблемы во время остановки в Стамбуле, и он проворачивал дела удивительно ловко и споро. Он забронировал всем номера в гостинице «Шератон», которые оказались просто великолепными, и заказал автобусы от аэропорта до гостиницы. По прибытии в «Шератон» там уже всех ожидал заранее сервированный стол. Сам же господин Фиш остался в аэропорту получать багаж эвакуированных американцев. На следующий день он организовал для детей просмотр видеофильмов, а для взрослых – экскурсию по Стамбулу с осмотром достопримечательностей, заняв, таким образом, всех до отправления нью-йоркских рейсов. И что удивительно – все это он сумел организовать, несмотря на проходившую в эти дни забастовку персонала гостиницы. Т. Дж. Маркес впоследствии узнал, что жена господина Фиша сама меняла и стелила постельное белье в номерах. Когда билеты на предстоящие рейсы были уже в кармане, Мерву Стафферу захотелось сделать для всех копии памяток, а фотокопировальный аппарат в гостинице, как нарочно, сломался. Тогда господин Фиш разыскал в пять утра мастера, привез его, и тот починил аппарат. Господин Фиш показал, что он может решать любые неожиданные вопросы.

Саймонсу не давала покоя мысль, как провезти в Тегеран тайком от таможни пистолеты «вальтер». Когда же он услышал, что господин Фиш легко уладил с турецкими таможенниками провоз багажа эвакуированных американцев, он предложил ему же решить эту проблему с оружием. Ради этого Скалли и отправился 8 января в Стамбул.

На следующий день он уже беседовал с господином Фишем в маленьком кафе в гостинице «Шератон».

Господин Фиш – крупный толстый человек, одет в костюм из плотной шерстяной ткани. И он очень хитер – Скалли ему в подметки не годится.

Скалли постарался объяснить турку, что ЭДС нуждается в помощи, чтобы решить две проблемы.

– Первая: нам нужен самолет, чтобы долететь отсюда до Тегерана. И вторая: мы хотели бы, чтобы кое-какой багаж прошел через таможню без досмотра. Само собой разумеется, мы заплатим вам любую приемлемую сумму за содействие в решении этих проблем.

Господин Фиш с подозрением взглянул на собеседника.

– А для чего вам все это нужно?

– Ладно, скажу. Мы везем в Тегеран магнитную ленту для компьютерных систем. Не хотелось бы, чтобы ее просвечивали или делали с ней еще что-то, что может ее испортить.

– И для этого вам нужно зафрахтовать самолет и сделать так, чтобы багаж не досматривался таможенниками?

– Да, именно так.

Скалли видел, что турок не верит ни единому его слову. Господин Фиш с сомнением покачал головой:

– Ну нет, мистер Скалли. Я с радостью помогал вашим друзьям, но я туристический агент, а не контрабандист. Я не буду этим заниматься.

– А как насчет самолета? Сможете ли вы достать его?

Господин Фиш снова отрицательно покачал головой:

– Вам надо ехать в Амман, в Иорданию. Оттуда летают в Тегеран чартерными рейсами самолеты компании «Араб уингс». Вот самое лучшее, что я могу предложить.

– Ну что ж, спасибо за совет, – вздохнул Скалли.

Посидев с господином Фишем еще пару минут ради вежливости, он пошел к себе в номер звонить в Даллас.

Первое свое задание в качестве члена штурмовой группы спасательной команды он не выполнил.

* * *

Услышав о неудаче Скалли, Саймонс решил не везти пистолеты в Тегеран. Коберну он объяснил так:

– Давайте не подвергать операцию риску срыва с самого же начала. Давайте сначала проникнем в Иран, а там посмотрим, с чем столкнемся. Если понадобятся пистолеты и когда они понадобятся, Швебах вернется в Даллас и привезет их.

Итак, пистолеты спрятали в подвале ЭДС вместе с инструментом, который заказал Саймонс, чтобы сбить с них серийные номера.

Все же они решили взять с собой чемоданы с двойным дном, хотя ничего в них пока не прятать, а так – для проверки бдительности таможенников. Решили они взять и дробь номер два – ее повезет Дэвис в сумке, которую будет держать перевязанной рукой, а также приспособления для набивки патронов утиной дробью – их повезет Саймонс.

В Стамбул в этот раз заезжать нужды не было, поэтому Саймонс направил Скалли в Париж зарезервировать там для команды гостиницу и заказать авиабилеты на рейс до Тегерана.

Основная часть штурмовой команды спасателей вылетела из далласского аэропорта «Форт-Уорс ридженэл» в Майами в 11 часов 5 минут утра 10 января самолетом компании «Бранифф» рейсом 341. В Майами они пересели на самолет компании «Нэшнл», вылетевший в Париж.

На следующее утро в Париже, в аэропорту «Орли», в картинной галерее между рестораном и кафе, их встречал Скалли.

Он показался Коберну несколько возбужденным. Подозрительность и настороженность Саймонса, его обеспокоенность сохранить операцию в тайне передаются и другим, подумалось ему. Хотя спасатели и летели из Америки в одном самолете, они сидели в разных концах салона и притворялись, будто не знакомы друг с другом. Скалли занервничал в Париже из-за странного поведения некоторых служащих гостиницы «Хилтон» при аэропорте «Орли», ему показалось также, что кто-то подслушивает его телефонные переговоры, поэтому Саймонс, который никогда не чувствовал себя в безопасности, решил провести короткое совещание с командой в картинной галерее.

Скалли не удалось выполнить и второе задание – заказать для команды авиабилеты из Парижа в Тегеран.

– Половина авиарейсов на Иран отменена из-за политической нестабильности в стране и забастовки работников аэропорта, – объяснил он. – Все билеты на действующие рейсы уже раскуплены иранцами, которые хотят вернуться домой. Говорят, что туда летают из Цюриха самолеты компании «Свис-эйр».

Команда разделилась на две группы. Саймонс, Коберн, Поше и Булвэр должны отправиться в Цюрих, а оттуда вылететь в Тегеран рейсом «Свис-эйр», Скалли, Дэвис и Джексон пока остаются в Париже.

Первая группа во главе с Саймонсом вылетела в Цюрих. Коберн сидел в салоне первого класса позади Саймонса. Весь полет они с наслаждением уминали великолепный жареный бифштекс с креветками. Коберну сделалось смешно, когда он припомнил слова Саймонса: «Если голоден, открывай банку консервов».

В аэропорту Цюриха билетную кассу на Тегеран осаждала огромная толпа иранцев. Группа смогла добыть лишь один билет. Кто из спасателей полетит? Конечно же, Коберн, решили они. Он будет квартирмейстером: как директор службы найма и подготовки кадров и руководитель эвакуации, он лучше всех знал, чем и где располагает ЭДС в Тегеране. А у компании имелось там 120 пустующих домов и квартир, 60 легковых автомашин и джипов, в штате состояло 200 иранских служащих (как тех, на кого можно положиться, так и тех, кому доверять нельзя), а также сохранились продукты, напитки, инструменты и аппаратура, брошенные американцами при эвакуации. По прибытии в Тегеран Коберн сумеет подготовить транспорт, организовать питание и подыщет тайные квартиры для членов спасательной команды.

Итак, Коберн попрощался с друзьями и сел в самолет, который вылетел в страну, где царили хаос, насилие и мятежи.

В этот же день, не известив Саймонса и членов штурмовой команды, из Нью-Йорка в Лондон рейсом 172 авиакомпании «Бритиш эйруэйс» вылетел Росс Перо. Он тоже направился в Тегеран.

* * *

Рейс из Цюриха в Тегеран прошел для Коберна как-то незаметно. Все это время он озабоченно припоминал, что должен сделать в Иране. Составить список он не мог – Саймонс запретил что-либо записывать.

Первым делом следовало пройти таможенный досмотр, предъявив чемодан с двойным дном. Оружия в нем, конечно же, не было, а если при досмотре обнаружат потайное отделение, то Коберн должен объяснить, что оно предназначено для чувствительной фотоаппаратуры.

Затем нужно подыскать пустующие дома и квартиры, а уж Саймонс по приезде решит, какие из них использовать под тайные убежища. Потом необходимо найти автомашины и убедиться, что они заправлены под пробку.

Кину Тэйлору, Ричу Гэллэгеру и иранским служащим ЭДС причину своего приезда можно, ради конспирации, объяснить тем, что он будет заниматься отправкой в Штаты личных вещей эвакуированных американцев. Коберн сказал Саймонсу, что Тэйлора следовало бы посвятить в тайну операции: в штурмовой команде спасателей он стал бы ценным человеком. На это Саймонс ответил, что решение он примет сам.

В полете Коберн обдумывал, как обмануть Тэйлора.

Думал он и о том, а скоро ли прилетят в Тегеран остальные.

Внутри аэропорта все служащие оказались в военной форме. Коберн догадался, что вместо гражданских лиц в аэропорту работают военные, потому-то он и функционирует, несмотря на забастовку.

Он ухватил чемодан с двойным дном и потопал в таможенную зону. А его никто даже там и не досматривал.

Зал прилета походил на какой-то дикий зверинец. Толпы встречающих были совершенно неуправляемы, как никогда прежде. Военные не смогли установить здесь армейские порядки. Коберн с трудом пробился сквозь толпу к стоянке такси. Он обошел двух иранцев, сцепившихся из-за такси, и встал в очередь. По пути в город он заметил немало примет, говорящих о присутствии военных, особенно вблизи аэропорта. Появилось гораздо больше танков, нежели в дни его отъезда. Является ли это признаком того, что шах по-прежнему контролирует обстановку? В своих заявлениях в прессе шах говорил в таком тоне, будто он все еще у власти, но то же говорил и Бахтиар. И аятолла говорил такие же слова. Он только что сформировал Совет исламской революции, чтобы тот установил контроль над правительством, причем Хомейни объявил об этом так, будто он уже захватил власть в Тегеране, а не сидел на вилле под Парижем, на другом конце телефонной линии, связывающей его с Тегераном. По правде говоря, никто из них властью не обладал, и если такое безвластие мешает переговорам относительно освобождения Пола и Билла, то, как знать, может, это облегчит задачу штурмовой команде спасателей.

Такси подвезло Коберна к зданию «Бухареста», внутри которого он и нашел Кина Тэйлора. Тот теперь был старшим в филиале ЭДС, поскольку Ллойд Бриггс отбыл в Нью-Йорк, чтобы лично ввести в курс дела Пола и Билла нанятых адвокатов. Тэйлор сидел за столом Пола Чиаппароне, облаченный в элегантный костюм, как будто он находился в миллионах километрах от революционных событий, а не в самом центре их. Увидев Коберна, он чрезвычайно удивился.

– О, когда же, черт побери, ты успел приехать?

– Да только что, – ответил Коберн.

– А для чего такая борода? Хочешь, чтоб тебя выгнали с работы?

– Думал, с бородой я буду меньше похож на американца.

– А ты когда-нибудь видел иранца с рыжей бородой?

– Не приходилось, – рассмеялся Коберн.

– Ну ладно, а зачем заявился?

– Видишь ли, в ближайшем будущем мы не собираемся возвращать сюда наших людей, поэтому я приехал уладить все дела с их вещами и отправить их в Штаты.

Тэйлор с усмешкой взглянул на него, но ничего не сказал.

– А где собираешься жить? Мы все переехали в гостиницу «Хьютт краун редженси» – там безопаснее.

– А что, если я поживу в твоем старом доме?

– Приходи и живи в любой момент, как скажешь.

– Теперь насчет этих вещей. У тебя конверты, которые они оставили? В них должны быть ключи от домов и машин и памятки, что делать с имуществом.

– Конечно, у меня – я об этом сообщал. Все вещи, которые они не хотели отправлять в Штаты, я распродаю – стиральные машины, холодильники. Я содержу здесь целый склад по продаже такого имущества.

– Можно мне взять конверты?

– Бери.

– А как насчет автомашин?

– Большинство удалось собрать в одно место. Мы поставили их на стоянку у школы и наняли нескольких иранцев сторожить, если они их не распродали еще.

– А можно ли достать бензин?

– Рич раздобыл четыре двухсотлитровые бочки у военных летчиков, мы храним их полными внизу, в подвале.

– То-то я учуял запах бензина, когда вошел сюда.

– Внизу в темноте не чиркай спичками – все взлетим на воздух, к чертям собачьим.

– А как заливать эти бочки?

– Для заправки мы приспособили пару машин – «бьюик» и «шевроле», у них большие бензобаки. Два наших шофера целый день проторчали в очереди на бензоколонке. Залив полные баки, они вернулись сюда, и мы перекачали горючее в бочки, а шоферов с машинами отправили обратно на заправку. Иногда удается покупать бензин у тех, кто только что заправился. Останови любого и дай ему десятикратную цену. Вокруг этих очередей на бензоколонках развилась целая сеть спекулянтов.

– А как насчет солярки для обогрева домов?

– У меня есть тут один поставщик, но он дерет за горючее в десять раз дороже, чем прежде. У меня здесь деньги летят, как у подвыпившего матроса.

– Мне нужно будет с дюжину автомашин.

– С дюжину?

– Да, я сказал «с дюжину».

– Есть место, где их все собрать, – около моего дома, там за стеной большой двор. А не хочешь ли ты… по какой-то причине, чтобы все машины были заправлены, а иранские служащие тебя и не видели?

– Конечно, хочу.

– Тогда подгоняй любую незаправленную машину к нашей резиденции, и я дам тебе там вместо нее залитую под пробку.

– Сколько еще у нас работает иранцев?

– С десяток самых лучших, да еще четыре шофера.

– Мне нужен список их фамилий.

– Ты знал, что сюда летит Росс?

– Мать твою! Впервые слышу, – опешил Коберн.

– Мне только что сказали. Он везет с собой Боба Янга из Кувейта, который примет от меня хозяйственные дела, и Джона Хауэлла работать над всякими юридическими проблемами. Хотят, чтобы я помогал Джону на переговорах насчет залога.

– Ах, вот как? – Хотелось бы Коберну знать, что задумал Перо. – Хорошо, я принимаю от тебя дела.

– Джей, почему ты не говоришь, что затевается?

– Почему же? Могу сказать – ничего особенного.

– Не морочь мне голову, Коберн. Я хочу знать, что происходит.

– Все, что я хотел сказать, я сказал.

– Не делай из меня дурака. Подожди что-либо затевать, пока не увидишь автомашины: дай Бог, чтобы у них уцелели рули.

– Извини.

– Джей…

– Да?

– Никогда в жизни не видел я раньше таких чудных чемоданов, как этот.

– Все это так, все так.

– Да я знаю, зачем ты явился сюда, Коберн.

Коберн тяжко вздохнул:

– Пойдем походим немножко.

Они вышли на улицу, и Коберн рассказал Тэйлору про штурмовую команду спасателей.

На следующий день Коберн вместе с Тэйлором отправился подбирать тайные квартиры-убежища. Идеальным оказался дом Тэйлора по адресу: улица Афбат, 2. Он находится в районе Тегерана, где живут в основном армяне, которые будут относиться к американцам, возможно, не столь враждебно, как иранцы, в случае, если бунты в стране примут еще более жестокие формы. Кроме того, дом этот расположен невдалеке от гостиницы «Хьятт», оттуда спасатели станут выезжать на машинах. В доме работает телефон и имеется достаточный запас солярки для обогревательной системы. Во дворе, огороженном глухой стеной, можно припарковывать шесть автомашин, а в доме есть черный ход, через который можно ускользнуть, если в парадный вход будет ломиться отряд полиции. К тому же, владелец дома в нем не живет.

С помощью карты Тегерана, висящей на стене в кабинете Коберна (на ней еще в начале эвакуации обозначался каждый дом в городе, в котором проживали семьи сотрудников ЭДС), они подобрали еще три пустых дома в качестве запасных явок.

В течение дня Тэйлор заправлял машины бензином, а Коберн перегонял их одну за другой от «Бухареста» к четырем намеченным в качестве убежищ домам, оставляя у каждого по три машины.

Глядя на карту города, Коберн припоминал, кто из жен сотрудников компании работал в американской военной миссии, поскольку такие семьи пользовались привилегиями и получали больше продовольствия. Он вспомнил восемь таких семейств, которые могли оставить кое-что из продуктов. Завтра он заедет в их дома, возьмет там консервы, сухие пайки и питье и развезет все это по явкам.

Наметил он и пятую явку, но туда не поехал. Эта явка должна быть совершенно секретной и безопасной, убежищем на самый крайний случай – ни одна душа не должна появляться в этом доме до самого последнего момента, если такой момент наступит.

Вечером он позвонил из квартиры Тэйлора, где остался один, в Даллас и попросил к телефону Мерва Стаффера.

Стаффер, как всегда, говорил бодро и весело.

– Привет, Джей! Как поживаешь?

– Прекрасно.

– Рад, что ты позвонил, потому как у меня для тебя послание. Карандаш при тебе?

– Конечно.

– Записывай: хонки кейт гуфбол зеро хонки дамми…

– Мерв, – перебил Коберн.

– Да?

– Что за хреновину ты несешь, Мерв?

– Но это же код, Джей.

– А что значит «хонки кейт гуфбол»?

– Хонки – это буква X, кейт – К.

– Мерв! X – это отель, а К – кило.

– О-о, – всполошился Стаффер. – Я не знал, что вы договорились применять для обозначения букв какие-то конкретные слова.

Коберна разобрал смех.

– Слушай сюда, – сказал он. – Раздобудь перед следующим разговором у кого-нибудь уставной военный алфавит.

Теперь смех разобрал Стаффера.

– Конечно, достану, – промолвил он. – Хотя сдается мне, что на этот раз нам придется применять мой алфавит.

– Ну ладно, давай диктуй.

Коберн записал зашифрованное послание, а также сообщил Стафферу свое местонахождение и номер телефона, тоже по алфавиту, придуманному Стаффером. Закончив разговор, он расшифровал переданное Стаффером послание.

Весть была приятной. На следующий день в Тегеран прилетали Саймонс и Джо Поше.

* * *

В тот день, когда Коберн прилетел в Тегеран, а Перо – в Лондон, 11 января, исполнилось ровно две недели, как Пол и Билл сидели в тюрьме.

За все это время их водили в душ всего один раз. Надзиратели, увидев, что идет горячая вода, отпустили каждой камере по пять минут на помывку. Когда заключенные входили гурьбой в тесную душевую кабину, они забывали о всяком стыде и приличии, наслаждаясь минутным теплом и моясь под горячей водой. Они не только мылись, но и исхитрялись простирнуть кое-что из одежды.

Через неделю в тюрьме закончился баллонный газ, поэтому заключенных кормили холодными продуктами и сырыми овощами. К счастью, им разрешили брать у посетителей во время свиданий апельсины, яблоки и орехи.

По вечерам электричество нередко выключалось на час-два, и тогда заключенные зажигали свечи или пользовались ручными фонариками. В этой тюрьме сидели заместители министров, подрядчики правительственных заказов и крупные тегеранские бизнесмены. В камере номер 5 вместе с Полом и Биллом находились также двое придворных из свиты шахини. Последним сюда посадили доктора Сьязи, который работал в Министерстве здравоохранения под началом доктора Шейка, будучи начальником департамента, называемого реабилитационным. Сьязи был психиатром и направил свои познания на то, чтобы его сокамерники не забывали о нормах морали. Он без конца придумывал всякие игры и развлечения, чтобы облегчить и оживить тоскливую тюремную жизнь. Так, например, он выдумал и ввел в обиход такой порядок, когда после ужина каждый заключенный в камере должен рассказать смешной анекдот или придумать какую-нибудь шутку. Узнав сумму залога, определенную Полу и Биллу, он заверил, что им следует ожидать прихода Фары Фосетт Мэйджорс, у которой муж имел состояние всего-навсего в шесть миллионов долларов и считался самым богатым человеком в Иране после шаха.

Пол вошел в удивительно прочные отношения с «паханом» камеры, самым давним ее обитателем, который, по тюремному обычаю, становился старостой. Это был невысокий, лет под пятьдесят иранец, он мало чем мог помочь американцам, разве что подначивал их побольше есть и подкупать стражу, чтобы те разрешали побольше передач. Он знал десяток-другой фраз по-английски, а Пол немного говорил на фарси, и на такой ломаной смеси они исхитрялись вести разговоры. Тепло и озабоченность, с которыми староста относился к своим иностранным сокамерникам, исходили явно от чистого сердца.

Пола восхищало мужество его коллег по филиалу ЭДС в Тегеране. Ллойд Бриггс, который теперь улетел в Нью-Йорк, Рич Гэллэгер, сидевший в городе все время, и Кин Тэйлор, который уезжал, а потом вернулся, – все они каждую минуту рисковали своими жизнями, когда ехали в тюрьму мимо толп беснующихся бунтовщиков. Перед ними также маячила угроза, что Дэдгару может прийти в голову мысль схватить их и засадить за решетку, как еще одних заложников. Но особенно Пол был тронут, когда узнал, что в Тегеран возвращается Боб Янг, так как жена Боба только что родила, и для отца новорожденного, конечно же, это было неподходящее время, чтобы подвергать себя опасности.

Поначалу Пол думал, что его освободят с минуты на минуту. Теперь же он успокаивал себя, говоря, что его освободят со дня на день.

Одного из заключенных из их камеры выпустили на свободу. Это был Лючио Рэндоне, итальянский строитель, работавший в строительной компании «Кондотти д'Аква». Рэндоне вернулся в тюрьму на свидание, принес с собой две большие плитки шоколада и сказал Полу и Биллу, что говорил о них итальянскому послу в Тегеране. Посол обещал встретиться с американским коллегой и рассказать, как можно вызволить людей из тюрьмы.

Но больше всего надежд Пол возлагал на адвоката доктора Ахмада Хоумена, которого Бриггс нанял вместо иранских юристов, давших неудачный совет насчет залога. Хоумен приходил к ним уже в первую неделю их пребывания в тюрьме. Беседа проходила по некоторым причинам не в комнате для свиданий, размещающейся в одноэтажном здании на противоположной стороне двора, а в приемной тюрьмы. Пол опасался, что присутствие надзирателей помешает откровенному разговору с адвокатом, однако Хоумен ничуть не испугался стражников.

– Дэдгар стремится завоевать себе авторитет, – заявил он.

Может ли статься такое? Чрезмерно усердствующий следователь, старающийся выслужиться перед начальством (или, возможно, перед революционерами), проявляя рвение в преследовании американцев, – да разве это возможно?

– Ведомство Дэдгара весьма могущественно, – продолжал Хоумен. – Но в данном деле он в шатком положении. Причин для вашего ареста у него не было, а залог установлен непомерный.

Пол почувствовал расположение к Хоумену. Он казался ему знающим и полным уверенности.

– Ну и что же вы намерены делать? – спросил он адвоката.

– Главное – добиваться снижения суммы залога.

– А каким образом?

– Прежде всего, переговорю с Дэдгаром. Надеюсь, что смогу доказать ему жестокость и непомерность залога. А если он будет стоять на своем, пойду к его начальству в Министерстве юстиции и буду настаивать, чтобы Дэдгару приказали снизить сумму.

– Ну а как вы думаете, сколько это займет времени?

– Возможно, с неделю.

Прошло уже больше недели, но все же Хоумен добился некоторого прогресса. Он снова пришел в тюрьму и сообщил, что начальники Дэдгара в Министерстве юстиции согласились заставить его пойти на попятную и снизить залог до суммы, которую ЭДС может легко и спокойно заплатить из своих фондов, имеющихся в Иране. Выражая явное презрение к Дэдгару и уверенность в своей правоте, он торжественно заявил, что все будет окончательно улажено во время второго допроса Пола и Билла Дэдгаром 11 января.

И действительно, во второй половине этого дня Дэдгар пришел в тюрьму. Как и в тот раз, первым он пожелал допросить Пола. Пол находился в прекрасном расположении духа, когда в сопровождении стражника пересекал тюремный двор.

«Дэдгар – чрезмерно усердствующий следователь, – подумал он, – но начальство врезало ему промеж глаз, и он теперь вынужден смирить гордыню и глодать сухую корку».

Дэдгар уже ждал Пола, рядом с ним сидела та же женщина-переводчица. Он молча кивнул головой на стул, и Пол уселся, подумав: «А ведь он не выглядит таким уж робким».

Дэдгар говорил на фарси, а госпожа Нурбаш переводила.

– Мы пришли обсудить сумму вашего залога.

– Хорошо, – ответил Пол.

– Господин Дэдгар получил письмо по этому вопросу из Министерства здравоохранения и социального благосостояния.

Нурбаш начала переводить письмо. В нем сообщалось, что, по мнению чиновников министерства, сумма залога за двух американцев должна быть увеличена до двадцати трех миллионов долларов, то есть повыситься вдвое, чтобы покрыть убытки министерства, поскольку ЭДС отключила компьютеры.

Полу стало ясно, что сегодня его вовсе не собираются выпускать на волю.

Письмо оказалось следственной инсценировкой. Дэдгар тонко обвел доктора Хоумена вокруг пальца.

Встреча с Дэдгаром оказалась пустой затеей. Она довела Пола до бешенства. «И еще проявлять вежливость к этому ублюдку? Да пошел он к чертовой матери!» – подумал он.

После того, как переводчица закончила читать письмо, он сказал:

– А теперь я хочу что-то заявить, и вы постарайтесь точно перевести каждое мое слово. Ясно?

– Да, все ясно, – ответила госпожа Нурбаш.

Пол начал говорить медленно и отчетливо:

– Вы держите меня за решеткой уже две недели. В суд меня не ведут. Мне не предъявлено никаких обвинений. Вы еще должны доказать хоть какой-то фактик, свидетельствующий о моем мнимом преступлении. А вы даже не знаете, в чем меня можно обвинить. И это называется иранским правосудием?

К удивлению Пола, его слова немного растопили холодную невозмутимость Дэдгара.

– Я очень извиняюсь, – начал он, – что вам, как и другому американцу, придется платить за все, что натворила ваша компания.

– Нет и еще раз нет, – запротестовал Пол. – Компания – это я. Я ее ответственный сотрудник. И если компания сделала что-то не так, я буду нести ответственность. Но мы не делали ничего противозаконного. В действительности мы намного перевыполнили свои обязательства по контракту. ЭДС заполучила этот подряд потому, что мы единственная компания в мире, производящая такого рода работы, – создание полностью автоматизированной системы контроля благосостояния в слаборазвитой стране, насчитывающей тридцать миллионов крестьян, нуждающихся в помощи. И мы создали такую систему. Наша система обработки данных выдает страховые карточки. Регистр застрахованных хранится в банке данных и находится на бюджете министерства. Каждое утро он выдает сведения об общем числе заявок на страховки, поданные в предыдущий день. Он распечатывает для Министерства здравоохранения и социального благосостояния платежные ведомости на выплату пособий. Для этого же министерства система ежедневно и ежемесячно выдает обобщенные финансовые сведения. Почему бы вам не сходить в министерство и не взглянуть на эти распечатки? Нет, нет. Еще минутку, – сказал он, видя, что Дэдгар хочет что-то сказать. – Я еще не закончил.

Дэдгар пожал плечами.

– Есть прямые очевидные свидетельства, что ЭДС полностью выполнила свои обязательства по контракту, – продолжал Пол. – Легко также установить, что министерство, со своей стороны, обязательств по контракту не выполнило. Я хочу сказать, что оно не платило нам полгода и к настоящему моменту задолжало что-то более десяти миллионов долларов. Ну а теперь задумайтесь о позиции министерства. Почему оно не платит ЭДС? А потому, что у него нет денег. А почему их нет? Вам и мне прекрасно известно, что оно за первые семь месяцев уже израсходовало все свои годовые бюджетные ассигнования, а у правительства денег нет, чтобы пополнить бюджет. Вполне может статься, что некоторые его департаменты просто не могут выполнить свои функции. А что с теми людьми, которые допустили перерасход бюджета? Может, они ищут козлов отпущения, кого можно обвинить в неправильных действиях? А разве могут они признать, что ЭДС, капиталистическая компания, американская компания, вела с ними дела честно и правильно? В создавшейся политической атмосфере люди жаждут услышать о слабости американцев и готовы поверить, что мы водим Иран за нос. Но вы-то, господин Дэдгар, вы-то служитель закона. Вы-то не должны предъявлять американцам обвинения без всяких доказательств. От вас ждут, что вы докопаетесь до правды, если только я правильно понимаю предназначение следственной части прокуратуры. Не подошло ли время спросить, почему кто-то возводит ложные обвинения на меня и мою компанию? Не подошло ли время начать вам расследовать действительное состояние дел в этом чертовом министерстве?

Переводчица перевела последнюю фразу. Пол внимательно посмотрел на Дэдгара – тот опять напустил на себя невозмутимое выражение. Он что-то отрывисто сказал. Госпожа Нурбаш перевела:

– Теперь он побеседует с другим арестованным.

Пол в недоумении уставился на нее. Выходит, он напрасно старался. С таким же успехом он мог бы декламировать детские побасенки. Дэдгара ничем не проймешь.

Пол окончательно потерял присутствие духа. Лежа на тюфяке, он вглядывался в фотографии Карен и Энн Мэри, которые прикрепил на спинку койки над собой. Он очень тосковал по своим девчушкам. Пол взглянул на наручные часы – в США сейчас глухая ночь. Рути спит одна на просторной кровати. Как хорошо было бы забраться под одеяло и обнять ее! Пол заставил себя выбросить эту мысль из головы – он лишь расстраивает себя подобными воспоминаниями. О семье беспокоиться незачем. Они не в Иране, над ними опасность не нависла, а он знает, что произойдет дальше. О них позаботится Перо. Эту хорошую черту характера у Перо не отнимешь: когда нужна поддержка, на него можно опираться, как на каменную стену.

Пол закурил сигарету. Он сильно озяб и чувствовал, что не в состоянии что-либо делать: ни идти в Чаттанугскую комнату попить чайку, ни смотреть новости по телевизору на этом тарабарском языке, ни даже сгонять с Биллом партию в шахматы. Не хотел он и идти в библиотеку, чтобы обменять книгу. Сейчас он читал «Колючие птицы» Колина Макгуллога. Он нашел это произведение довольно эмоциональным. В нем рассказывалось о нескольких поколениях одной семьи. Читая его, Пол вспоминал своих домочадцев. Главный герой был священником, и Пол, как католик, не мог не сочувствовать ему. Он прочел книгу трижды. Прочитал он также и «Гавайи» Джеймса Мичнера, «Аэропорт» Артура Хейли и «Книгу мировых рекордов Гиннесса». До конца своей жизни ему больше не хотелось читать других книг.

Иногда он думал о том, что будет делать, когда выйдет на свободу, позволяя себе расслабиться и помечтать о любимых развлечениях, лодочных прогулках и рыбной ловле. Но долго расслабляться было нельзя – такие воспоминания могли привести его в уныние.

Пол никак не мог припомнить, чтобы в своей жизни он когда-либо бездельничал. В офисе у него, как правило, был завал работы – на три дня вперед. Никогда не позволял он себе полежать и покурить, придумывая всякие развлечения.

Хуже всего оказалась для Пола беспомощность. Хотя он всегда был наемным служащим, готовым поехать в любое место, которое укажет ему босс, и выполнять какую угодно работу, опять же по команде босса, тем не менее, он всегда знал, что в любое время можно сесть в самолет и улететь домой, либо уволиться с работы, либо сказать боссу «нет». Окончательное решение всегда оставалось за ним. А вот теперь он не может распорядиться своей судьбой. Не может он ничего поделать, чтобы изменить это дурацкое положение, в которое угодил, и вынужден просто сидеть сложа руки и переживать.