Текст книги "На орлиных крыльях"

За ужином Булвэр сообщил ему, что собирается отправиться на ирано-турецкую границу, чтобы перевезти через нее кое-каких людей.

Турок пришел в ужас.

– Да вы просто ничего не понимаете, – воскликнул он. – Это страшный район. Там живут курды и азербайджанцы – дикие горцы, не признающие никакой власти. Знаете, чем они там живут? Контрабандой, грабежами и убийствами. Я бы ни за что туда не поехал. Если вы, американец, отправитесь туда, то назад вам уже никогда не вернуться. Никогда.

Булвэр подумал, что он, вероятно, несколько преувеличивает.

– Мне придется побывать там, даже если это опасно, – сказал Булвэр. – Вот что, можно здесь купить небольшой самолет?

Господин Фиш отрицательно покачал головой.

– В Турции запрещено иметь личные самолеты.

– А вертолет?

– Тоже запрещено.

– Хорошо, могу я зафрахтовать самолет?

– Да, это возможно. Такое разрешается там, где нет регулярных авиарейсов.

– Есть регулярные рейсы в пограничную зону?

– Нет.

– Прекрасно.

– Однако здесь практически никто не берет напрокат самолеты. Так что вы сразу же попадете в поле зрения властей…

– Мы не собираемся делать ничего незаконного. Кроме того, нам не нужны конфликты с властями, расследования, выяснения и тому подобное. Так что давайте остановимся на том, чтобы взять самолет напрокат. Поищите, нет ли где свободных самолетов, и узнайте цену, но ни в коем случае ни о чем не договаривайтесь. А я пока что постараюсь выяснить, нельзя ли туда добраться наземным путем. Если вы не хотите меня сопровождать, ничего страшного; но, может быть, вы найдете кого-нибудь, кто захочет.

– Я посмотрю, что смогу сделать.

В течение следующих нескольких дней они встречались не один раз. Первоначальная холодность господина Фиша по отношению к Булвэру совершенно исчезла, и Булвэру казалось, что они становятся друзьями. Господин Фиш был понятлив и откровенен. Он, конечно, не преступник, но закон нарушит, если решит, что дело того стоит, рассуждал Булвэр. Он где-то разделял такое отношение к жизни. Ведь и сам он, если потребуют обстоятельства, готов нарушить закон. Господин Фиш умел также влезть собеседнику в душу и выудить у него то, что его интересовало. Раскрывая одну за другой свои карты, Булвэр постепенно рассказал ему все о цели своего визита. Он признался господину Фишу, что у Пола и Билла, по всей вероятности, не будет паспортов, но, оказавшись в Турции, они получат новые в ближайшем американском консульстве. Булвэр объяснил ему, что Полу и Биллу нелегко будет выбраться из Ирана и возможны осложнения. Поэтому Булвэру нужно самому быть готовым пересечь границу, может быть, в небольшом самолете и вызволить их. Господина Фиша больше всего беспокоила мысль о том, что Булвэру придется совершить путешествие в бандитский район.

Тем не менее, через несколько дней он познакомил Булвэра с человеком, имевшим родственников среди живущих в горах бандитов. Господин Фиш шепнул Булвэру, что и сам этот человек преступник. Кстати, это было заметно по его лицу, на котором красовался огромный шрам. Особенно неприятными были у него маленькие и злые глаза. Преступник заявил, что гарантирует Булвэру безопасный проезд до границы и обратно, и добавил, что, если понадобится, его родственники даже смогут переправить Булвэра через границу в Иран.

Булвэр позвонил в Даллас и сообщил Мерву Стафферу свой план действий. Стаффер закодировал его сообщение и передал шифровку Коберну, а тот в свою очередь – Саймонсу. Саймонс отклонил предложенный план и запретил его осуществление. «Мы не можем доверять преступнику», – пояснил он.

Запрет вызвал у Булвэра раздражение. Ему нелегко было все устроить. Неужели Саймонс не понимает, как трудно было привлечь к участию в деле всех этих людей? Если предстоит путешествие в бандитский район, то кто, кроме бандита, поедет туда с тобой? Однако Саймонс был начальником Булвэра, и тому оставалось только попросить господина Фиша взяться за дело сызнова.

За это время Скалли и Швебах прилетели в Стамбул.

«Смертельный дуэт» находился в самолете, совершавшем рейс Лондон – Тегеран через Копенгаген, когда иранцы вновь закрыли свой аэропорт. Таким образом, Скалли и Швебах вынуждены были приземлиться в Стамбуле и присоединиться к Булвэру. Все трое сидели в гостинице без дела и, как говорится, ждали у моря погоды. Состояние у них было крайне возбужденное. Чтобы поддерживать форму, Швебах, вспомнив службу в десантно-диверсионных войсках, пытался заставить своих напарников бегать вверх и вниз по лестнице гостиницы. Пробежавшись так один раз, Булвэр отказался от этого занятия. Они ждали распоряжений от Саймонса, и их нетерпение росло с каждым днем. Им казалось, что Коберн и Поше сидят в Тегеране, сложа руки. Почему эти парни не приступают к делу? Затем Саймонс отослал Скалли и Швебаха назад в США. Они оставили свои радиопередатчики у Булвэра.

Когда господин Фиш увидел радиопередатчики, ему стало плохо. В Турции строжайше запрещалось иметь их. Он сказал об этом Булвэру. В этой стране полагалось регистрировать в специальных государственных учреждениях даже обычные транзисторные радиоприемники, поскольку правительство опасалось, что их отдельные блоки и детали могут быть использованы террористами для изготовления радиопередатчиков.

– Неужели вы не понимаете, что выставляете себя напоказ? – сказал он Булвэру. – Вы ведете телефонные переговоры на две тысячи долларов в неделю и оплачиваете их наличными. Вы вовсе не похожи на бизнесмена. Горничные наверняка давно заметили вашу радиоаппаратуру и доложили о ней куда следует. Сейчас вы, несомненно, находитесь под наблюдением. Забудьте о своих друзьях в Иране – иначе вы попадете в тюрьму.

Булвэр согласился, что нужно избавиться от радиопередатчиков. Самым неприятным в казавшемся бесконечным терпении Саймонса было то, что дальнейшее промедление рождало новые проблемы. Теперь Скалли и Швебах не могли вернуться в Иран. Кроме того, все лишились радиопередатчиков. Саймонс же все бездействовал и запрещал проявлять инициативу другим. Господин Фиш объяснил Булвэру, что перейти границу из Ирана в Турцию можно в двух местах – в Серо и в Барзагане. Саймонс выбрал Серо. Барзаган был более людным и цивилизованным населенным пунктом. Господин Фиш считал, что там все будут в большей безопасности, чем в Серо, но Саймонс с этим не согласился.

Булвэру нашли нового провожатого для путешествия в пограничный район. У господина Фиша нашелся деловой партнер, чей зять работал в Милли Истихбарат Тескилати, сокращенно МИТ, турецкий эквивалент ЦРУ. Звали этого сотрудника тайной полиции Илсман. Удостоверение личности Илсмана должно было обеспечить защиту Булвэру в бандитском районе со стороны армии. Без полномочий такого человека, как Илсман, рядовому гражданину следует бояться не только бандитов, но и турецкой армии, пояснил господин Фиш Булвэру. Он проявлял крайнюю нервозность. Когда они с Булвэром шли на встречу с Илсманом, он вел себя, как герой детективного романа – пересаживался из одной машины в другую, затем ехал автобусом, словно желая избавиться от хвоста. Булвэр же считал, что в этом не было ни малейшей необходимости, поскольку они направлялись к добропорядочному гражданину, к тому же работавшему в секретной полиции. Однако Булвэру пришлось подчиниться требованиям господина Фиша и довериться ему во всем, потому что сам Булвэр находился в чужой стране, о которой не имел представления.

Наконец, они оказались в большом запущенном жилом доме в совершенно незнакомом Булвэру районе города. В подъезде не было света (ну прямо как в Тегеране, подумал Булвэр), и господину Фишу пришлось повозиться, пока он нашел нужный номер квартиры. Сначала на стук никто не отзывался, и все его усилия остаться незамеченным пошли насмарку, поскольку пришлось колотить в дверь изо всей силы. Булвэру казалось, что господин Фиш дубасил в дверь чуть не полчаса. Соседи один за другим выходили на лестничную площадку и пялили на них глаза. Булвэр чувствовал себя, как белый человек в Гарлеме. В конце концов, какая-то женщина открыла им дверь и они вошли в квартиру.

Квартира была маленькой и грязной. Освещалась она двумя засаленными свечами, так что в помещении, заставленном старинной полуразвалившейся мебелью, царил полумрак. Илсман оказался маленьким толстым человечком, по-видимому, не старше Булвэра, которому было тридцать пять лет. Булвэру он показался очень тучным и напомнил ему типичного располневшего сержанта полиции – образ, который так часто встречается в американском кино. На нем не сходится форма, рубашка его пропитана потом, и на том, что когда-то было шеей, болтается измятый галстук.

Все вместе они уселись за стол, и женщина, которую Булвэр принял за жену Илсмана, принесла им чай. «Ну прямо как в Тегеране», – вновь подумал Булвэр. Он объяснил, что ему нужно, а господин Фиш перевел его слова Илсману. Тот отнесся к ним подозрительно и долго расспрашивал Булвэра о двух предполагаемых американских беглецах. Откуда Булвэр может знать, что они невиновны? Почему у них нет паспортов? Что они возьмут с собой в Турцию? В конце концов, он как будто поверил, что его не обманывают, и согласился доставить Пола и Билла из пограничной зоны в Стамбул в общей сложности за восемь тысяч долларов.

Булвэр беспокоился, как бы Илсман его не надул. Ведь нелегальный провоз американцев через границу в страну, в разведывательном ведомстве которой ты служишь, занятие несколько странное для агента тайной полиции. Если Илсман действительно сотрудник МИТ, то кто же тогда шел за ними по пятам, кого так боялся господин Фиш, когда они добирались сюда через весь город?

Может, Илсман действует на свой страх и риск? Ведь восемь тысяч долларов – огромные деньги в Турции. А вдруг Илсман доложит обо всем своему начальству? В конечном счете, Илсман, вероятно, станет рассуждать так: если Булвэр сказал правду, то можно ему помочь, никакого вреда от этого не будет, а если тот его обманул, то нужно просто проехаться с ним до границы и узнать, как обстоит дело в действительности.

Во всяком случае, на сегодняшний день Илсман – это лучшее, что у меня есть, решил Булвэр. Он согласился на цену, запрошенную Илсманом, после чего тот открыл бутылку шотландского виски.

* * *

В то время, как другие члены группы спасателей волновались в различных частях света, Саймонс и Коберн обследовали дорогу из Тегерана до турецкой границы.

Саймонс всегда придерживался правила «разведка прежде всего». Ему нужно было знать каждый сантиметр маршрута, чтобы потом на пути Пола и Билла не возникло никаких трудностей. Каковы масштабы военных действий в этой части страны? Сколько полицейских встретится им по дороге? Можно ли проехать там зимой? Работают ли бензоколонки?

Практически было два маршрута в Серо, где, по решению Саймонса предстояло перейти границу. (Он выбрал Серо, потому что там находился всего один пограничный пост, расположившийся в крохотной деревушке. Им мало кто пользовался. Поэтому в момент пересечения границы там не будет много людей. К тому же, маленький пост не охраняется слишком строго. В Барзагане, где предлагал перейти границу господин Фиш, гораздо больше народу и охрана куда сильнее). Ближайший большой населенный пункт на пути в Серо – Резайе. Прямо по дороге из Тегерана в Резайе лежит озеро Резайе длиной сто шестьдесят километров. Его придется объезжать или с севера, или с юга. Северный маршрут проходит через более крупные города, и потому дороги там лучше. Однако Саймонс отдавал предпочтение южному маршруту, при условии, что на юге можно проехать. Он решил, что в нынешней предварительной поездке следует опробовать оба маршрута: северный – по дороге к границе и южный – на обратном пути. Он пришел к выводу, что самой подходящей машиной для такого путешествия будет английский «рейнжровер», представляющий собой нечто среднее между джипом и многоместным автомобилем фургонного типа. Поскольку в то время в Тегеране негде было купить новую или подержанную машину, Коберн поручил Мотоциклисту достать два «рейнжровера». Мотоциклист, как всегда, гениально справился с заданием. Он напечатал пачку объявлений следующего содержания: «Если вы собираетесь продать этот „рейнжровер“, звоните по телефону…» И указал свой номер. Затем он сел на мотоцикл и объездил всю округу. Как только ему попадался припаркованный «рейнжровер», он приклеивал одно из объявлений на ветровое стекло автомобиля.

Таким образом ему удалось купить две машины, заплатив по двадцать тысяч долларов за каждую. Он также приобрел запасные части для них и набор инструментов, чтобы в пути можно было произвести любой ремонт, кроме капитального.

Саймонс и Коберн взяли с собой двух иранцев – Маджида и его двоюродного брата, который работал преподавателем сельскохозяйственного института в городе Резайе. Преподаватель приехал в Тегеран, чтобы проводить свою жену-американку и детей, улетающих в США. Он понадобился Саймонсу для оправдания поездки. Всегда можно было сказать, что они просто отвозят преподавателя назад в Резайе.

Они выехали из Тегерана рано утром, захватив с собой одну из двухсотлитровых бочек с бензином Кина Тэйлора, которую разместили в задней части машины. Первые сто шестьдесят километров до Казвина ехали по современной автостраде. После Казвина пошла асфальтированная дорога с двусторонним движением. На склонах холмов лежал снег, но сама дорога оставалась чистой. Если так будет до самой границы, подумал Коберн, мы доберемся туда за день.

Сделав остановку с Занжане, расположенном в трехстах двадцати километрах от Тегерана и на таком же расстоянии от Резайе, они разговорились с начальником местной полиции, который оказался родственником преподавателя. (Коберн никак не мог разобраться в родственных связях иранцев: ему казалось, что у них понятие «двоюродный брат» гораздо шире, чем у других народов.) Начальник полиции объяснил им, что в этой части страны все было тихо. Он также предупредил, что разного рода неприятности могут начаться у них только в районе Тебриза.

До обеда они продолжали свой путь по узким, но вполне приличным сельским дорогам. Проехав еще сто шестьдесят километров, машина остановилась на одной из улиц Тебриза. Там проходила какая-то демонстрация. По сравнению с уличными боями в Тегеране, она казалась совершенно безобидной. Члены группы даже не побоялись выйти из машины и прогуляться по восточному базару.

Во время прогулки Саймонс беседовал с Маджидом и преподавателем. Можно было подумать, что они ведут обычный разговор, но теперь Коберн уже изучил методы работы Саймонса и знал, что полковник прощупывает своих собеседников, чтобы выяснить, есть ли смысл доверять им. По-видимому, пока что все шло хорошо, поскольку Саймонс стал намекать им на истинные цели поездки.

Преподаватель сообщил, что в сельской местности в районе Тебриза население поддерживает шаха. Поэтому, прежде чем продолжить путь, Саймонс приклеил к ветровому стеклу машины фотографию шаха.

Неприятности начались к северу от Тебриза. Они уже проехали несколько километров, как вдруг увидели, что дорога перекрыта. Бросалось в глаза, что работали не профессионалы. Кто-то положил на дорогу два или три ствола дерева. При желании их можно было объехать, но проскочить на скорости не удалось бы. У дорожного заграждения стояли деревенские жители, вооруженные топорами и палками. Маджид и преподаватель вступили с ними в разговор. Преподаватель показал им свое служебное удостоверение и сказал, что вместе с ним едут американские ученые, прибывшие в эту страну, чтобы помочь ему в проведении научных работ. Совершенно ясно, подумал Коберн, что группе спасателей необходимо иметь при себе иранцев, когда она будет перевозить Пола и Билла, чтобы успешно действовать в подобных случаях.

Деревенские жители пропустили их.

Чуть позднее Маджид остановил машину, ехавшую им навстречу. Затем он подозвал водителя. Преподаватель завел с ним разговор, и они беседовали несколько минут. После беседы преподаватель сказал, что в следующем городе Хойе преобладают антишахские настроения. Саймонс снял с ветрового стекла фотографию шаха и заменил ее портретом аятоллы Хомейни. Впоследствии они постоянно останавливали встречные машины и меняли фотографии на своем ветровом стекле в зависимости от политических пристрастий в ближайшем населенном пункте.

На подступах к Хойю они вновь столкнулись с дорожным заграждением.

Как и в первый раз, оно оказалось самоделкой и вокруг тоже толпились гражданские лица. Однако на этот раз у стоявших рядом с поваленными деревьями оборванных мужчин и юношей было оружие.

Маджид остановил машину, и все пассажиры вышли из нее.

К своему ужасу, Коберн заметил, что какой-то мальчишка наставил на него пистолет системы «Лама» калибра 9 мм.

Коберн окаменел.

Мальчишке было лет шестнадцать. Коберну показалось, что этот парень вообще впервые держит в руках оружие. Любитель с пушкой всегда опасен. Юнец так крепко сжимал рукоятку пистолета, что у него побелели костяшки.

Коберн испугался. В него не раз стреляли во Вьетнаме, но сейчас он был напуган тем, что его могут убить нечаянно.

– Русски, – сказал мальчишка. – Русски, – повторил он.

«Он принял меня за русского», – догадался Коберн. Вероятно, из-за густой рыжей бороды и черной шерстяной кепочки.

– Нет, американец, – возразил Коберн.

Мальчишка по-прежнему держал его на прицеле.

Коберн никак не мог отвести глаза от этих белых костяшек. В мозгу у него засела одна-единственная мысль: только бы этот сопляк не чихнул.

Крестьяне обыскали Саймонса, Маджида и преподавателя. Коберн стоял, как вкопанный, уставясь на мальчишку. До него донесся голос Маджида: «Они ищут оружие». У задержанных его не было, если не считать небольшого ножа в футляре, спрятанного у Коберна за спиной под рубашкой.

Один из крестьян стал обыскивать Коберна, и тогда мальчишка наконец опустил пистолет.

Коберн вздохнул с облегчением. Потом он забеспокоился, как поведут себя крестьяне, когда обнаружат нож. Однако Коберна обыскивали не так уж тщательно, и ножа не нашли.

Бандиты поверили, что американцы приехали в Иран с научными целями.

– Они извиняются за обыск старика, – сказал Маджид. «Стариком» они назвали Саймонса, потому что своим внешним видом он напоминал старого иранского крестьянина. – Мы можем ехать дальше.

Пассажиры вновь сели в машину.

Не доезжая до Хойя, машина повернула на юг, объехала верхнюю оконечность озера и по его западному берегу двинулась в направлении Резайе. Вскоре показались его окрестности.

Преподаватель повел их в город окольным путем, поэтому жилых кварталов они не видели. Поездка из Тегерана до Резайе заняла двенадцать часов. Им оставался всего час езды до пограничного пункта в Серо.

Вечером того же дня домовладелец, у которого преподаватель арендовал жилье, угостил их ужином. Они ели челла-кебаб, иранское национальное блюдо, приготавливаемое из риса и мяса молодого барашка. Домовладелец оказался таможенным чиновником, и Маджид принялся осторожно расспрашивать его о жизни пограничного пункта. Из разговора с хозяином выяснилось, что на пограничной станции Серо все тихо и не наблюдается никакого брожения.

Путешественники переночевали у преподавателя, который занимал двухэтажный дом на окраине города.

Утром Маджид с преподавателем проехались до границы и обратно. Они рассказали, что по пути им ни разу не попались дорожные заграждения, и утверждали, что маршрут совершенно безопасен. Затем Маджид отправился в город, чтобы выяснить, у кого там можно купить огнестрельное оружие, а Саймонс и Коберн поехали на границу.

Они убедились, что пограничный пост очень мал и состоит из таможенного склада, платформы для грузовиков и караульного помещения. На посту всего два охранника. Дорога через границу перекрыта висящей низко над землей цепью, закрепленной на столбе с одной стороны и на стене караульного помещения с другой. За цепью пролегла двухсотметровая нейтральная полоса, а за ней расположился турецкий пограничный пост.

Они вышли из машины и огляделись. День был ясный, но холодный. Мороз обжигал щеки. Саймонс показал пальцем на противоположный склон холма.

– Видите дорогу?

Коберн проследил взглядом за указательным пальцем Саймонса. На снегу рядом с пограничным постом был проложен путь, по которому прямо под носом у охранников переходил границу небольшой караван.

Саймонс вновь куда-то показал пальцем, только теперь его жест был устремлен ввысь.

– Здесь легко отрезать охранников. – Коберн поднял голову и увидел, что от пограничного поста вниз по склону был протянут всего один телефонный провод. «Перекусываем его, и охранники отрезаны», – подумал Коберн.

Они спустились по склону и пошли по дороге, которая вела в сторону. Эту грязную колею с трудом можно было назвать дорогой. Пройдя километра полтора по холмистой местности, они очутились в деревушке из десяти-двенадцати деревянных и кирпичных домов. На ломаном турецком языке Саймонс попросил позвать старосту. Появился человек средних лет в поношенных брюках, жилетке и причудливом головном уборе. Пока Саймонс разговаривал со старостой, Коберн стоял рядом и слушал, не понимая ни слова. Наконец Саймонс пожал старосте руку, и они расстались.

– О чем вы с ним говорили? – спросил Коберн, когда они отправились назад.

– Я сказал ему, что вместе с друзьями хотел бы ночью переправиться через границу верхом на лошади.

– Ну, а он что?

– Сказал, что может это устроить.

– Как вы догадались, что именно здесь, в деревне, живут контрабандисты?

– Посмотрите вокруг, – обратился Саймонс к Коберну.

Коберн обвел взглядом пустынные снежные склоны.

– Что вы видите? – спросил Саймонс.

– Ничего.

– Верно. Здесь нет ни сельского хозяйства, ни промышленности. Чем, вы думает, эти люди зарабатывают себе на жизнь? Все они живут контрабандой.

Саймонс и Коберн вернулись к «рейнжроверу» и отправились назад в Резайе. Вечером Саймонс объяснил свой план действий.

Саймонс, Коберн, Поше, Пол и Билл поедут из Тегерана в Резайе на двух «рейнжроверах». Они возьмут с собой Маджида и преподавателя в качестве переводчиков. В Резайе все остановятся в доме преподавателя. Его особняк идеально подходит для этой цели: там больше никто не живет, он далеко отстоит от других домов, и оттуда можно спокойно выехать из города. Из Тегерана в Резайе они поедут без оружия: судя по тому, как их встречали у дорожных заграждений, наличие оружия может только причинить им лишние неприятности. Однако в Резайе они купят пистолеты. Маджид сговорился с одним человеком в городе, который продаст им браунинги калибра 18 мм по шесть тысяч долларов за каждый. Тот же человек сумеет достать для них пистолеты системы Лама.

Коберн пересечет границу на законных основаниях в одном из «рейнжроверов» и соединится с Булвэром, у которого тоже будет машина, на турецкой стороне. Саймонс, Поше, Пол и Билл переедут границу верхом на лошадях вместе с контрабандистами. (Вот почему им понадобится оружие на случай, если контрабандисты задумают избавиться от них в горах.) На той стороне они встретятся с Коберном и Булвэром. Все вместе они поедут в ближайшее американское консульство и получат паспорта для Пола и Билла. После этого они вылетят в Даллас.

Коберну план понравился. Теперь он понял, что Саймонс был абсолютно прав, настаивая на переходе границы в Серо, а не в Барзагане, поскольку в цивилизованном густонаселенном месте гораздо труднее перейти границу.

На следующий день они вернулись в Тегеран. Выехали поздно и большую часть пути проделали ночью с таким расчетом, чтобы попасть в столицу утром, после окончания комендантского часа. Они избрали южный маршрут, проходивший через городок под названием Махабад. Дорога представляла собой грязнющую колею, где даже не могут разъехаться две машины. Петляли в горах при отвратительной погоде, преодолевая снег, гололед и сильный ветер. Тем не менее, дорога оказалась проходимой, и Саймонс решил воспользоваться для бегства из страны именно этим, а не северным маршрутом.

Если только побег состоится.

* * *

Однажды вечером Коберн заехал в гостиницу «Хьятт» и сказал Кину Тэйлору, что к утру ему понадобятся иранские риалы на сумму двадцать пять тысяч долларов.

Он не сказал зачем.

Тэйлор взял у Гэйдена двадцать пять тысяч долларов стодолларовыми купюрами, позвонил знакомому торговцу коврами, который жил в южной части города, и договорился с ним, по какому курсу они будут обменивать валюту.

Шофер Тэйлора долго отказывался везти его в центр города, особенно после наступления темноты, но Тэйлору все-таки удалось уговорить его.

Они вошли в лавку. Тэйлор с торговцем сели пить чай. Появились еще два иранца. Одного из них представили Тэйлору как человека, который будет менять ему деньги. Другой, похожий на бандита, оказался телохранителем первого. Торговец коврами заявил, что со времени его телефонного разговора с Тэйлором резко изменился курс риала к доллару, разумеется, в пользу торговца.

– Я не хочу иметь с вами дел! – разозлился Тэйлор.

– Лучше вы нигде не обменяете, – настаивал торговец коврами.

– Плевать я на вас хотел!

– С такими деньгами вам небезопасно находиться в этом районе города.

– Я здесь не один, – парировал Тэйлор. – Внизу меня ждут шесть человек.

Он допил чай и поднялся. Затем медленно вышел из лавки и прыгнул в машину.

– Али, смываемся отсюда, быстро!

Они понеслись на север. Тэйлор показывал Али, как проехать к другому торговцу коврами, иранскому еврею, лавка которого находилась рядом с дворцом. Тэйлор застал его перед самым закрытием.

– Мне нужно обменять доллары на риалы, – сказал Тэйлор с порога.

– Приходите завтра, – спокойно ответил хозяин.

– Не могу, деньги мне нужны сегодня.

– Сколько?

– Двадцать пять тысяч долларов.

– Но у меня нет такой большой суммы.

– Мне позарез надо.

– Зачем?

– Это связано с Полом и Биллом.

Торговец коврами понимающе кивнул головой. Он уже имел дело с некоторыми сотрудниками ЭДС и знал, что Пола и Билла посадили в тюрьму.

– Мне надо выяснить свои возможности.

Он позвал брата, который находился в задней комнате, и послал его в город с каким-то поручением. Затем он открыл сейф и вытащил оттуда всю наличность. Вместе с Тэйлором они принялись считать деньги. Торговец считал доллары, а Тэйлор – риалы. Через несколько минут в лавку вбежал мальчик с огромной пачкой риалов в руках, положил их на прилавок и, не сказав ни слова, удалился. Тэйлор догадался, что торговец старается собрать как можно больше наличных денег.

На мотороллере подъехал молодой человек и вошел в лавку с целым мешком риалов. Пока он был там, кто-то угнал его мотороллер. Молодой человек бросил на пол мешок с деньгами и с истерическим криком погнался за вором.

Тэйлор в это время продолжал считать риалы.

«Ну что ж, обычный рабочий день в революционном Тегеране», – подумал он.

* * *

Джон Хауэлл менялся на глазах. Из честного американского юриста он превращался в жуликоватого иранского купца. Между прочим, он изменил свое отношение к взятке.

Иранец Мехди, иногда выполнявший для ЭДС мелкую бухгалтерскую работу, посвящал его в премудрости иранской жизни. «В Иране многое достигается дружбой, – говорил он. – Как нам завоевать дружбу Дэдгара? Для этого есть несколько способов. Что касается меня, то я бы сел на ступеньках его дома и сидел там каждый день до тех пор, пока он со мной не заговорит. Мне можно стать его другом и по-иному, дать ему двести тысяч долларов. Если вы согласитесь на что-нибудь подобное, могу посодействовать».

Хауэлл обсудил это предложение с другими членами группы, ведущей переговоры с иранцами. Они пришли к выводу, что Мехди набивается в посредники при передаче взятки. То же самое когда-то предлагал им и Стукач. Однако на этот раз Хауэлл не спешил отказываться от использования нечестной сделки ради освобождения Пола и Билла.

Члены группы решили подыграть Мехди. Они могли обнародовать сделку и тем самым дискредитировать Дэдгара. Была и другая возможность – действительно дать взятку Дэдгару, если тот предоставит гарантии освобождения заложников. В обоих случаях требовалось его собственное подтверждение, что он возьмет деньги.

Хауэлл и Кин Тэйлор несколько раз встречались по этому поводу с Мехди. Однако в отличие от Стукача, бухгалтер не торопил события. Он не позволял сотрудникам ЭДС приходить к нему в контору в рабочее время, а всегда назначал встречу рано утром или поздно вечером. Иногда Мехди принимал их у себя дома или же устраивал свидание в каком-нибудь тихом и темном переулке. Хауэлл настаивал, чтобы он добился от Дэдгара вполне определенного сигнала о том, что тот согласен на взятку. Например, Дэдгар передал бы им, что появится на переговорах в очень ярких носках или, скажем, наденет галстук задом наперед. Мехди же предлагал слишком неопределенные намеки. Он говорил: пусть Дэдгар устроит вам на переговорах нелегкую жизнь, и вы будете знать, что он согласен. Как-то раз Дэдгар действительно так и сделал, но как американцам было знать, что это – знак согласия на взятку или обычная неуступчивость на переговорах?

Однако не только Дэдгар осложнял Хауэллу жизнь. Каждые четыре-пять дней Хауэлл разговаривал по телефону с Анджелой, и она задавала ему один и тот же вопрос: когда он вернется домой. Он и сам этого не знал. Вполне естественно, что Пол и Билл тоже требовали у него конкретных сроков собственного освобождения, но переговоры тянулись столь медленно, и неопределенно, что он не мог назвать им точной даты. Такое положение тяготило его, и, когда Анджела стала приставать к нему с тем же вопросом, он едва сдерживал раздражение.

Инициатива Мехди закончилась ничем. Он познакомил Хауэлла с юристом, который выдавал себя за хорошего знакомого Дэдгара. Юрист не требовал взятки, а претендовал лишь на приличную оплату его работы в ЭДС. Компания оставила его на должности юриста, но на следующей встрече Дэдгар сказал: «Я ни с кем не поддерживаю каких-то особых отношений. Не верьте тому, кто убеждает вас в обратном».

Хауэлл не знал, как ему поступать дальше. Была ли эта затея обречена с самого начала? Или сотрудники ЭДС действовали слишком робко и своей щепетильностью отпугнули Дэдгара, который решил не требовать взятки? Все это так и осталось для Хауэлла тайной.

30 декабря Дэдгар заявил Хауэллу, что его интересует Аболфат Махви, один из иранских партнеров ЭДС. Хауэлл стал готовить досье о сделках ЭДС с Махви.

Теперь Хауэлл верил в то, что Пол и Билл попали в заложники в результате чьих-то коммерческих махинаций. Дело о коррупции, которое вел Дэдгар, возможно, и подлинное, но сам-то он уже знал, что Пол и Билл невиновны. Возможно, он держал их за решеткой по приказу свыше. Сначала иранцы требовали установления в стране компьютеризованной системы социального страхования или возврата им денег. В первом случае пришлось бы пересматривать контракт. Однако новое правительство не хотело этого делать и уж, во всяком случае, не продержалось бы у власти достаточно долго, чтобы выполнить его до конца.