Текст книги "На орлиных крыльях"

Глава шестая

Джон Хауэлл родился на девятой минуте девятого часа девятого дня девятого месяца 1946 года. Так говорила его мать.

Роста он небольшого, скорее даже маленького, при ходьбе смешно подпрыгивает. Его великолепные светло-каштановые волосы выпадать начали слишком рано. Говорит он хрипловатым, будто простуженным, голосом, очень медленно и при разговоре часто-часто моргает слегка косящими глазами.

Хауэллу тридцать два года, он – компаньон адвокатской фирмы Тома Льюса в Далласе. Как и многие из окружения Росса Перо, Джон добился заметного положения в обществе будучи еще совсем молодым. Самое большое его достоинство – усидчивость и неутомимость. «Джон выигрывает дела и побеждает противников более упорным трудом», – любил повторять Льюс. Почти каждую субботу или воскресенье Хауэлл сидит в конторе, заканчивая работу, прерванную телефонными звонками, и готовясь к предстоящим делам. Он искренне расстраивается и выбивается из колеи, когда семейные проблемы мешают ему отдаваться адвокатской практике все шесть дней в неделю. К тому же, он нередко задерживается на работе допоздна и не ужинает дома, что огорчает его супругу Анджелу.

Как и Перо, Хауэлл родился в Тексаркане. Как и Перо, он был невысок и приземист и отличался сильной волей. И тем не менее, 14 января, в самый разгар дня, Хауэлл находился в тревожном состоянии. Он вот-вот нарвется на Дэдгара.

В предшествующий день, сразу же по прилете в Тегеран, Хауэлл нанес визит Ахмаду Хоумену, новому адвокату филиала ЭДС из местных иранцев. Доктор Хоумен посоветовал ему воздержаться от встречи с Дэдгаром, хотя бы в ближайшее время: вполне может статься, что Дэдгар намерен посадить за решетку всех американцев из ЭДС, каких только сможет отыскать, не исключено, что и адвокатов компании тоже.

Хоумен показался Хауэллу впечатляющей личностью. Крупный, толстый мужчина, лет шестидесяти с хвостиком, одетый, как обычно одеваются иранцы, он ранее был президентом Ассоциации иранских адвокатов. По-английски он говорил неважно, но знал прилично французский, держался уверенно, и по всему было видно, что свое дело он знал.

Совет Хоумена только еще более усилил привычку Хауэлла к упорному труду. Ему всегда нравилось готовиться к любому делу с особой тщательностью. Он неукоснительно соблюдал древнюю заповедь практикующих адвокатов: никогда не задавай вопроса, если не знаешь готового ответа.

Предостережение Хоумена подтвердила и Банни Флейшейкер. У этой американской девицы были иранские друзья из Министерства юстиции, именно она предупредила тогда, в декабре, Джея Коберна, что Пола и Билла собираются арестовать, но в то время ей никто не поверил. Развернувшиеся впоследствии события подтвердили ее правоту и упрочили авторитет. Поэтому, когда однажды в начале января она часов в одиннадцать вечера позвонила домой Ричу Гэллэгеру, к ее словам отнеслись со всей серьезностью.

Их разговор напомнил Гэллэгеру эпизод из кинофильма «Вся президентская рать», в котором возбужденный безымянный персонаж намеками говорил по телефону с газетными репортерами. Банни начала разговор следующими словами:

– Догадываетесь, кто с вами говорит?

– Думаю, да, – ответил Гэллэгер.

– Вам обо мне говорили раньше.

– Да, да.

Она объяснила, что все телефоны ЭДС прослушиваются, а разговоры записываются на пленку. Причиной этого она назвала вполне возможное намерение Дэдгара посадить под арест еще больше исполнительных сотрудников корпорации. Она посоветовала им либо покинуть Иран, либо переехать в такую гостиницу, в которой проживают многие иностранные корреспонденты. Видимо, самой вероятной жертвой Дэдгара стал бы Ллойд Бриггс, первый заместитель Пола, но он уехал из страны – его вызвали в Штаты для инструктажа адвокатов ЭДС. Другие ответственные сотрудники – Гзллэгер и Кин Тэйлор – перебрались в гостиницу «Хьятт».

Дэдгар больше не схватил никого из ЭДС – пока не схватил.

Хауэлла не нужно было долго уговаривать. Он намеревался не попадаться на глаза Дэдгару, пока не заручится прочными доказательствами.

После этого в полдевятого утра в «Бухарест» внезапно нагрянул сам Дэдгар. Он заявился с целой сворой помощников, поднаторевших в проведении обысков, и потребовал показать ему документы ЭДС. Хауэлл, который в это время прятался на другом этаже, позвонил Хоумену. После короткого разговора по телефону тот посоветовал персоналу ЭДС не сопротивляться и выполнять все требования Дэдгара.

Дэдгар затребовал личное дело Пола Чиаппароне. Комната в офисе секретарши Пола, в которой хранились досье и личные дела, оказалась запертой, а ключ нигде не могли отыскать. Такой оборот, конечно же, еще больше распалил Дэдгара, и он загорелся во что бы то ни стало посмотреть документы. Проблему разрешил Кин Тэйлор – он принес монтировку и взломал дверь в архив.

Тем временем Хауэлл выскользнул из здания, добрался до Хоумена и вместе с ним отправился в Министерство юстиции.

Путь туда предстоял нелегкий и опасный – пришлось пробираться сквозь беснующуюся толпу у стен министерства, требующую свободу политическим заключенным.

У Хауэлла и Хоумена состоялись там переговоры с доктором Кьяном, начальником Дэдгара.

На переговорах Хауэлл сказал Кьяну, что ЭДС – солидная компания, дорожит своей репутацией, никогда ничего противозаконного не делала и, чтобы не дать замарать свою честь, готова сотрудничать в любом расследовании. Фирма настаивает на том, чтобы ее сотрудников выпустили из-под ареста.

Кьян обещал дать указание одному из своих помощников, чтобы тот попросил Дэдгара пересмотреть дела. Хауэллу это обещание ничего не говорило, и он сказал, что хотел бы просить уменьшить сумму залога.

Беседа велась на фарси, переводил Хоумен. Он сказал, что Кьян не имеет ничего против уменьшения залога. По мнению Хоумена, можно надеяться, что сумма залога будет сокращена наполовину.

Напоследок Кьян вручил Хауэллу пропуск с разрешением встретиться в тюрьме с Полом и Биллом.

Как считал Хауэлл впоследствии, переговоры оказались, по сути, бесполезными, хорошо еще, что Кьян не арестовал его. По возвращении в «Бухарест» он узнал, что и Дэдгар никого там не арестовал.

Интуиция адвоката по-прежнему подсказывала Хауэллу, что пока не следует встречаться с Дэдгаром, но теперь к ней примешивалось другое чувство, присущее его натуре, – нужно проявлять терпение. Случались времена, когда Хауэллу надоедало изучать проблему, готовиться, планировать, рассчитывать будущие шаги, времена, когда ему хотелось практически решать проблему, а не обсасывать ее со всех сторон. Ему нравится проявлять инициативу, бороться с сильными противниками, не сдающимися под его натиском. Такая склонность в его характере усиливалась в Тегеране присутствием Росса Перо, который первый просыпался по утрам и расспрашивал людей, что они сделали накануне и что намерены делать сегодня. Итак, терпение задвинуло на задний план предосторожность, и Хауэлл решил выступить против Дэдгара с открытым забралом.

Вот почему он находился в тревожном состоянии. Если ему не повезет, то еще больше не повезет его жене.

За последние два месяца Анджела Хауэлл редко видела своего супруга. Почти весь ноябрь и декабрь он находился в Тегеране, выбивая из Министерства здравоохранения оплату счетов ЭДС. А в редкие заезды в США он засиживался допоздна в штаб-квартире ЭДС, решая проблему с освобождением Пола и Билла, или же вылетал в Нью-Йорк на переговоры с иранскими адвокатами. 31 декабря, проработав всю ночь напролет в здании ЭДС, он заскочил домой позавтракать. Дома была Анджела с девятимесячным сынком Майклом. Они грелись у камина в холодном темном доме – линия электропередачи вышла из строя. Он перевез их в квартиру своей сестры и снова умчался в Нью-Йорк.

Анджела крепилась изо всех сил, но, когда муж объявил, что снова улетает в Тегеран, очень расстроилась.

– Ты же знаешь, что там творится, – сказала она – Зачем тебе туда ехать?

К сожалению, у него не было простого ответа на ее вопрос. Ему самому не было ясно, что нужно делать в Тегеране. Конечно, он намеревался содействовать освобождению Пола и Билла, но как, каким образом – не знал. Если бы можно сказать: «Слушай, это нужно делать, это моя обязанность, и только я могу это сделать», – она бы, возможно, и поняла.

– Джон, у нас же семья. Мне нужна твоя помощь, одной мне со всем этим не справиться, – сказала она.

– Ну потерпи. Я буду звонить тебе почаще, – успокаивал ее Хауэлл.

Они не относились к такому роду супругов, которые изливают свои чувства, крича друг на друга и ругаясь. Нередко случалось, что, когда она расстраивалась из-за задержки мужа на работе и ему приходилось дома ужинать одному, хотя она и готовила ужин на двоих, между ними пробегала черная кошка и вот-вот могла вспыхнуть перебранка. Но внезапный отъезд в Тегеран – это, конечно, похуже, нежели опоздание к ужину: он оставляет жену и ребенка одних, когда они так нуждаются в его поддержке.

В тот вечер у них произошел долгий и серьезный разговор. В конце концов, она смирилась с его отъездом, хотя легче ей от этого не стало.

Потом он звонил несколько раз из Лондона и Тегерана. Она в Далласе следила за тем, как зловеще развиваются события в Иране, и переживала за жизнь мужа. Но она взволновалась бы еще больше, если бы узнала, что он теперь намерен предпринять.

Хауэлл постарался задвинуть все свои мысли о домашних заботах подальше и отправился разыскивать Аболхасана – самого старшего служащего ЭДС из местных иранцев. Когда Ллойд Бриггс улетел в Нью-Йорк, Аболхасан остался за него. (Рич Гэллэгер, единственный из американцев, работавших теперь в ЭДС, не был менеджером.) Потом вернулся Кин Тэйлор и взял бразды правления в свои руки – Аболхасан надулся, как мышь на крупу. Тэйлор совсем не был дипломатом. (Гениальный президент «ЭДС уорлд» Билл Гэйден как-то изрек: «Сказывается благородное воспитание Кина в корпусе морской пехоты».) Начались трения и склоки. Но Хауэлл легко поладил с Аболхасаном, который мог не только прекрасно переводить на фарси, но также разъяснял американским служащим компании персидские обычаи и подходы к делу.

Дэдгар знавал отца Аболхасана, выдающегося адвоката, и видел самого Аболхасана во время допроса Пола и Билла. По этим причинам было решено послать на встречу с помощниками Дэдгара именно Аболхасана и уполномочить его передать, что ЭДС пойдет им навстречу и выполнит все их запросы.

Хауэлл напоследок сказал Аболхасану:

– Я решил, что мне нужно встретиться с Дэдгаром. Как вы считаете?

– Конечно, нужно, – ответил Аболхасан. Жена у него была чистокровная американка, поэтому он говорил, как истинный американец. – Не думаю, что он от такой встречи откажется.

– Хорошо, пойдемте вместе.

Аболхасан привел Хауэлла в конференц-зал филиала ЭДС. Там вокруг большого стола сидели Дэдгар и его подручные, рассматривая финансовые отчеты ЭДС. Аболхасан попросил Дэдгара пройти в примыкающую комнату – кабинет Пола, и в ней представил ему Хауэлла.

Дэдгар сухо, по-деловому поздоровался.

Они уселись за столиком, стоящим в углу кабинета. Дэдгар совсем не показался Хауэллу похожим на монстра: обычный, довольно потрепанный жизнью пожилой человек, уже порядком облысевший.

В начале беседы Хауэлл объяснил Дэдгару то же самое, что рассказывал доктору Кьяну. «ЭДС – солидная компания, дорожит своей репутацией, никогда ничего противозаконного не делала и готова сотрудничать в любом расследовании. Но мы не можем допустить, чтобы двое наших руководящих сотрудников сидели в тюрьме».

Ответ Дэдгара – переводил Аболхасан – удивил его.

– Если вы не делали ничего противозаконного, то почему же в таком случае еще не внесли залог?

– Но, – запротестовал Хауэлл, – залог – это своего рода гарантия, что обвиняемый предстанет перед судом, а не сумма денег, которая конфискуется, если он окажется виновным. Залог возвращается сразу же, как только обвиняемый оказывается перед судейским столом, несмотря на приговор.

Пока Аболхасан переводил, Хауэлл подумал, а правильно ли переведено слово «залог» с фарси на английский и что Дэдгар подразумевает под залогом в сумме 12 750 000 долларов, которую он установил. Он припомнил также кое-что, могущее иметь весьма существенное значение. В тот день, когда Пола и Билла посадили под замок, он разговаривал по телефону с Аболхасаном, который сказал, что, по словам Дэдгара, Министерство здравоохранения выплатило ЭДС по состоянию на эту дату как раз 12 750 000 долларов. Дэдгар также утверждал, что, если контракт получен незаконным путем, тогда и ЭДС не должна была зачислять эти деньги на свой счет. (В свое время Аболхасан не перевел эти слова Полу и Биллу.)

На деле же ЭДС к тому времени затратила гораздо больше, чем 13 000 000 долларов, поэтому слова Аболхасана не произвели должного впечатления на Хауэлла, и он попросту пропустил их мимо ушей. Вполне возможно, что в этом заключалась его ошибка, – эти цифры свидетельствовали, что Дэдгар был не в ладах с арифметикой.

Аболхасан перевел ответ Дэдгара:

– Если люди не виновны, у них нет причин бояться предстать перед судом, поэтому вы ничем не рискуете, внося залог.

– Американская корпорация не может пойти на это, – заявил Хауэлл. – ЭДС является открытой акционерной компанией и по американскому законодательству имеет право расходовать прибыли только на выплату дивидендов по акциям. Пол и Билл – свободные личности. Компания не может гарантировать, что они непременно предстанут перед судом. Вследствие этого мы не можем расходовать деньги, принадлежащие компании, на этот залог.

Такие доводы Хауэлл сформулировал заранее. Но по мере того, как Аболхасан переводил, он видел, что они не доходят до Дэдгара.

– Следовательно, залог должны вносить их родственники, – продолжал Хауэлл. – И в настоящее время они добывают эти деньги в США, но о сумме в 13 миллионов долларов не может быть и речи – им ее не собрать. Однако, если залог будет снижен до разумных пределов, может, они окажутся в состоянии внести его.

Разумеется, это было неправдой – Росс Перо собирался в крайнем случае внести залог, если бы Том Уолтер изыскал пути, как их перечислить в Иран.

Теперь в свою очередь удивился Дэдгар.

– Правильно ли я понял, что вы не в силах заставить своих людей предстать перед судом? – спросил он.

– Да, это так, – ответил Хауэлл. – А что мы сможем поделать? Держать их в цепях? Мы не полицейские. Видите ли, ведь вы держите в тюрьме людей по обвинению в преступлении, которое якобы совершила корпорация.

– Вовсе нет, – подчеркнул Дэдгар, – они находятся в тюрьме за преступление, совершенное ими лично.

– Какое же это преступление?

– Они выманивали деньги у Министерства здравоохранения посредством ложных отчетов о якобы проделанной работе.

– Совершенно очевидно, что это обвинение не может быть предъявлено Биллу Гэйлорду, потому как с момента его прибытия в Тегеран министерство не оплатило ни одного предъявленного счета. Так в чем же обвиняют его?

– Он предъявлял фальсифицированные счета. Я не намерен быть допрашиваемым, господин Хауэлл.

Хауэлл вдруг вспомнил, что Дэдгар может посадить в тюрьму и его самого.

Тем временем Дэдгар продолжал:

– Я веду расследование. Когда закончу его, то либо освобожу ваших подзащитных, либо возбужу против них дело.

– Мы хотели бы сотрудничать с вами в этом расследовании. Ну а пока подскажите, что мы можем сделать, чтобы Пола и Билла выпустили из тюрьмы? – спросил Хауэлл.

– Внести залог.

– А если залог будет внесен, разрешат ли им уехать из Ирана?

– Нет, ни в коем случае.

* * *

Через двойные стеклянные самораздвигающиеся двери отеля «Шератон» в вестибюль вошел Джей Коберн. Справа находилось регистрационное бюро. Слева сверкали магазинчики и палатки. Посредине стоял длинный диван.

Согласно договоренности, он купил на прилавке журнал «Ньюсуик». Потом присел на диван и прикинулся, будто читает журнал, а на самом деле стал следить за дверьми, чтобы не пропустить нужного ему человека.

Он почувствовал себя героем из детективного кинофильма про шпионов.

Маджид наметил подходы к полковнику – начальнику тюрьмы, и план освобождения заложников силой стал обретать конкретные формы. Сейчас же Коберн выполнял здесь задание Перо.

У него в гостинице назначена встреча с человеком, которого они условно назвали Стукачом (такое прозвище они придумали, просмотрев кинофильм «Вся президентская рать», в котором безымянный персонаж передавал репортеру Бобу Вудворду компрометирующие материалы на соперников). Стукач – это американец, консультант по менеджменту, ведущий семинарские занятия с сотрудниками иностранных компаний на тему «Как делать бизнес с иранцами». Еще до ареста Пола и Билла Ллойд Бриггс пригласил Стукача помочь ЭДС заставить министерство оплатить счета. Изучив вопрос, он заметил, что ЭДС попала в очень большую беду, и посоветовал списать два с половиной миллиона долларов в убытки. В то время ЭДС просто-напросто подняла его на смех: ведь корпорации задолжало правительство, а не наоборот, это иранцам следует распрощаться с денежками.

Когда Пола и Билла арестовали, Стукачу снова начали верить (как, впрочем, и Банни Флейшейкер), а Бриггс опять взял его на работу. «Ну ладно, они на вас обозлились, – сказал тогда Стукач. – Положение еще больше ухудшилось, но я посмотрю, что тут можно сделать».

Вчера он позвонил по телефону и сказал, что может решить проблему, но ему нужно лично встретиться с Россом Перо.

И Тэйлор, и Хауэлл, и Гэллэгер – все согласились, что Перо незачем «светиться» на встрече. Они перепугались даже от одной мысли, что Стукач узнает, что Перо сейчас в Тегеране. Поэтому Перо посоветовался с Саймонсом и спросил его мнение, нельзя ли послать вместо себя Коберна. Саймонс согласился.

Коберн позвонил Стукачу и передал, что он уполномочен представлять Перо.

– Нет, нет, – ответил Стукач, – должен прийти сам Перо.

– В таком случае и разговора не будет, – повторил Коберн.

– Ну хорошо, хорошо, – пошел на попятную Стукач и условился с Коберном о месте встречи.

Коберн должен подойти в восемь вечера к условленной телефонной будке в районе Ванак, неподалеку от дома Кина Тэйлора.

Ровно в восемь в будке раздался звонок. Стукач сказал Коберну пойти в отель «Шератон», расположенный поблизости, сесть там в вестибюле и читать «Ньюсуик». Они узнают друг друга по паролю. Стукач произнесет: «Не скажете ли, где находится проспект Пехлеви?» Проспект находится рядом, через квартал, но Коберн должен ответить: «Нет, не знаю. Я впервые в этом городе».

Вот поэтому-то он и чувствовал себя неким героем из шпионского кинофильма.

По совету Саймонса он надел длинное мешковатое пальто, которое Тэйлор назвал мужским пальто из модного салона Мишлена. Цель такого маскарада заключалась в том, чтобы узнать, а не станет ли Стукач обыскивать Коберна. Если нет, то он может на следующих встречах спрятать под пальто карманный магнитофончик и записать разговор на пленку.

Он сидел и быстро листал «Ньюсуик».

– Не скажете ли, где находится проспект Пехлеви?

Коберн поднял глаза и увидел мужчину примерно его роста и веса, лет сорока с небольшим, с темными длинными волосами и в очках.

– Нет, не знаю. Я впервые в этом городе.

Стукач с подозрением огляделся вокруг.

– Пошли, – сказал он. – Уйдем отсюда.

Коберн поднялся и пошел за ним в глубь гостиницы. Они остановились в каком-то темном проходе.

– Извините, я проверю вас, – произнес Стукач.

Коберн поднял руки вверх:

– Чего вам бояться?

Стукач иронически усмехнулся:

– Никому не доверяй. В этом городе больше не придерживаются правил приличия.

Он окончил обыск.

– А теперь вернемся в вестибюль?

– Нет. Там меня могут заметить – мне нельзя рисковать и быть рядом с вами.

– Хорошо. Что вы предлагаете?

Стукач опять иронически усмехнулся.

– Ваши парни в беде, – сказал он. – Однажды вы уже испортили все дело, не послушав тех, кто знает эту страну.

– Как же это мы испортили дело?

– Думаете, здесь как в Техасе? Вовсе нет.

– Но все же, чем мы испортили дело?

– Вы не решились отказаться от двух с половиной миллионов долларов. Теперь придется расстаться с шестью.

– А что нужно делать?

– Подождите минутку. В прошлый раз вы подвели меня. На этот раз у вас будет последний шанс. Выходить в последнюю минуту из игры уже не придется.

У Коберна поднималось чувство неприязни к Стукачу. Все его поведение как бы говорило: вы все такие дураки, что мне трудно опускаться до вашего уровня.

– Куда же мы должны внести эти деньги? – спросил Коберн.

– На счет в швейцарском банке, который я укажу.

– А как мы узнаем, что нам дадут то, за что мы платим?

– Послушайте, – рассмеялся Стукач. – В этой стране принято отсчитывать денежки не авансом, а после того, как получишь товар в руки. Вот таким путем здесь ведется торговля.

– Ладно, ну а что нужно делать конкретно?

– Ллойд Бриггс встретится со мной в Швейцарии, мы откроем счет на предъявителя и подготовим аккредитив, который оставим в банке. Деньги должны быть переведены, как только освободят Пола и Билла – что будет сделано незамедлительно, если вы позволите мне заняться этим делом.

– А кому перепадут эти деньги?

Стукач с презрительной ухмылкой покачал головой.

– Ну ладно, а как мы убедимся, что у вас и впрямь есть влиятельная рука наверху? – спросил Коберн.

– Послушайте. Я предлагаю вам эти условия от имени людей, близких к человеку, который и заварил всю эту кашу.

– Вы имеете в виду Дэдгара?

– Вам никогда не узнать кто, разве не так?

Выведав предложение Стукача, Коберну еще нужно было составить личное впечатление о нем. Ну что же, теперь он его составил: Стукач – это просто дерьмо, с головы до пят.

– Хорошо, – сказал он напоследок. – Мы еще свяжемся с вами.

* * *

Кин Тэйлор плеснул в большой стакан немного рома, добавил льда и налил туда кока-колы. Это его обычное пойло.

Тэйлор – крупный мужчина, 183 см. ростом и 95 кг. весом, грудь его похожа на бочку. В свое время, будучи морским пехотинцем, он играл в футбол. Он тщательно следил за своей внешностью, предпочитая носить костюмы с облегающей талией и рубашки со сменными воротничками, а также большие очки в золотой оправе. Ему уже шел сороковой год, и у него пробивалась лысина.

В молодости Тэйлор был совершенно отпетым малым – его выгнали из колледжа, за нарушение воинской дисциплины разжаловали из сержантов в рядовые, и по сию пору он не терпел, чтобы за ним надзирали. Он выбрал работу в зарубежной дочерней компании ЭДС лишь ради того, чтобы быть подальше от головной штаб-квартиры.

А вот теперь он оказался под самым строгим контролем. Пробыв в Тегеране всего четыре дня, Росс Перо просто-напросто сбесился от вынужденного безделья.

Тэйлор панически боялся вечерних совещаний, на которых его босс давал дополнительные указания. Весь день ему приходилось, сломя голову, кружить по городу вместе с Хауэллом, прорываясь через беспорядочное уличное движение, сквозь толпы демонстрантов и преодолевая сопротивление непробиваемых иранских бюрократов, а тут еще нужно объяснить Перо, почему они, по существу, ничего конкретного не сделали.

Дела еще больше ухудшились, когда Перо стал почти безвылазно сидеть в гостинице. Он вышел из нее всего пару раз: в посольство США и в штаб американской военной миссии. Тэйлор добился, чтобы никто не давал Перо ни ключей от машины, ни местной валюты, чтобы отбить у него охоту выходить из отеля на прогулку. Но в результате босс стал подобен медведю в клетке, а идти к нему на дополнительный инструктаж – это то же самое, что входить в клетку с разъяренным зверем.

Наконец-то Тэйлору не нужно больше прикидываться, что ему ничего не известно о штурмовой команде спасателей. Коберн взял его на встречу с Саймонсом, и они проговорили целых три часа или около того. Говорил больше Тэйлор, Саймонс лишь задавал вопросы. Они сидели в гостиной в доме Тэйлора, Саймонс бросал окурки на ковер, а Тэйлор рассказывал, что Иран похож на обезглавленного дракона. Голова – это министерство и чиновники, которые все еще пытаются отдавать распоряжения, но тело – иранский народ – их не слушает и поступает по-своему. Вследствие этого, путем политического нажима Пола и Билла не освободить: их нужно либо выкупать, либо освобождать силой. За все три часа Саймонс ни разу не изменил тона своего голоса, ни разу не высказал своего мнения и даже не двинулся со стула.

Но легче выдержать ледяное спокойствие Саймонса, нежели жар, пышущий от Перо. Каждое утро, когда Тэйлор брился, он стучал в его дверь. Тэйлор даже стал думать, что Перо специально сидит у его двери всю ночь напролет и ждет, когда он начнет бриться. Перо прямо распирало от разных идей, придуманных им за ночь: здесь и новые аргументы в защиту невиновности Пола и Билла, и новые соображения, как заставить иранцев освободить их. Тэйлор и Хауэлл – длинный и короткий, как известные комики Бэтмен и Робин, – отправлялись на автомашине «батмобайл» в Министерство юстиции или в Министерство здравоохранения, где бюрократы-чиновники вмиг разбивали бредовые идеи Перо. Перо все еще придерживался правового, рационального, американского подхода и, как считал Тэйлор, все еще не понял, что иранцы играют не по американским, а совсем по другим правилам. Но голова Тэйлора была забита не только этими мыслями. В Питтсбурге, вместе с его родителями, жила жена Мэри и двое их детей – Майк и Дон. Отцу и матери Тэйлора было уже за восемьдесят, здоровье у них неважное. Мать страдала сердечной недостаточностью. Мэри вынуждена помогать им одна. Хотя она и не жаловалась, но когда он разговаривал с ней по телефону, то догадывался, что особой радости она не испытывает.

Тэйлор тяжело вздохнул. Ему, конечно же, не решить все мировые проблемы одним махом. Он отхлебнул немного своего пойла, потом со стаканом в руке вышел из комнаты и направился в комнату Перо на вечернюю крутую разборку.

Перо метался по гостиной в своем номере, в нетерпении ожидая, когда подойдут на совещание вызванные члены штурмовой команды. Здесь, в Тегеране, ему делать нечего, и он это прекрасно знает.

В американском посольстве его приняли довольно прохладно. Сначала его провели в кабинет заместителя посла Чарльза Нааса, который хотя и был любезен, а все же посоветовал выручать Пола и Билла старыми проверенными способами через правовую систему. Перо в душе возмутился: он прилетел сюда с другого конца света, чтобы переговорить с послом Салливаном, и не собирается уезжать, не повидав его. Наконец подошел Салливан, поздоровался с ним и первым делом сказал, что Перо зря появился в Иране. Перо стало ясно, что его пребывание здесь порождает еще одну проблему, а у Салливана и без нее голова идет кругом. Они немного поговорили, не присаживаясь, и Салливан при первой же возможности ушел. Перо не привык, чтобы с ним так обращались. В конце концов, он все же важная шишка, и в нормальных условиях таким дипломатам, как Салливан, следовало бы поступать вежливее и держаться посдержаннее.

Встретился Перо и с Лю Гольцем, который хотя и выразил искреннюю озабоченность относительно Пола и Билла, но конкретную помощь предложить не смог.

Побеседовав с Наасом, Перо пошел к военным атташе, и те сразу узнали его. После кампании, связанной с военнопленными, он всегда мог рассчитывать на теплое отношение со стороны американских военных. Он присел и рассказал сотрудникам атташата о своей проблеме. Они честно признались, что помочь ничем не могут. «Послушайте, – сказал один из них, – забудь обо всем, что читаете в газетах, забудьте, что госдепартамент заявляет в открытую. У нас здесь уже нет силы, контролировать события мы никак не можем, а в нашем посольстве вы только зря теряете время».

Съездил Перо и в штаб американской военной миссии, напрасно убив время. Полковник Кейт Барлоу, начальник группы активной помощи США в Иране, подослал к гостинице «Хьятт» пуленепробиваемый автомобиль. Перо поехал вместе с Ричем Гэллэгером. За рулем сидел иранский водитель – Перо еще подумал: а чью сторону он занимает?

Их принимали генерал ВВС Филип Гаст, глава группы советников американской военной помощи в Иране, и генерал Хьюсер. Перо немного знал раньше Хьюсера и помнил его сильным, энергичным мужчиной, теперь же он казался каким-то опустошенным. Из газет было известно, что Хьюсер – эмиссар президента Картера и прибыл в Тегеран уговаривать иранских военных оказать поддержку обреченному правительству Бахтиара. Перо догадался, что у Хьюсера нет никакого желания выполнить бесплодную миссию.

В беседе Хьюсер откровенно признался, что хотел бы помочь Полу и Биллу, но в данный момент у него нет возможности повлиять на иранцев – ничего конкретного он им взамен предложить не может. Даже если их и выпустят из тюрьмы, сказал Хьюсер, все равно им здесь, в Иране, оставаться опасно. Перо ответил, что на этот счет он принял меры: когда Пола и Билла выпустят на волю, приглядывать за ними и охранять их здесь будет Бык Саймонс. Услышав эти слова, Хьюсер расхохотался, а в следующее мгновение понял шутку и генерал Гаст. Оба они прекрасно знали, кто такой Саймонс, и поняли, что он здесь не для того, чтобы нянчиться и присматривать за двумя американцами, а для чего-то большего. Гаст предложил послать Саймонсу горючее, вот и вся его помощь.

Теплые слова от военных, холодные слова от посольских чиновников, малая помощь или никакой помощи от тех и других и ничего, кроме оправданий, от Хауэлла и Тэйлора.

Сидеть сиднем в гостинице и ничего не делать – Перо было от чего спятить с ума. А сегодня Кэти Гэллэгер попросила его присмотреть за пуделем Баффи. Она сказала это таким тоном, как будто оказывала ему великую честь – в ее устах это звучало, как высшая похвала Перо, – и он настолько удивился, что вдруг согласился.

Сидя в номере и глядя на пса, он подумал, что для руководителя крупной мировой фирмы это довольно забавное занятие. Кин Тэйлор даже не посочувствовал ему, сочтя все это веселой шуткой. Кэти вернулась через несколько часов из парикмахерской или откуда-то еще и забрала свою собачку, но настроение у Перо уже вконец испортилось.

В двери номера постучали – вошел Тэйлор, держа в руке стакан своего пойла. Вслед за ним вошли Джон Хауэлл, Рич Гэллэгер и последним Боб Янг. Все расселись на стульях.

– Ну а теперь скажите, – начал Перо, – объяснили ли вы им, что мы гарантируем явку Пола и Билла на допрос в любом месте США или Европы при заблаговременном уведомлении об этом за месяц, в любое время на протяжении двух лет?

– Их эта идея ничуть не заинтересовала, – ответил Хауэлл.

– Что вы имеете в виду под «не заинтересовала»?

– Я и рассказываю, что они сказали.

– Но ведь если это расследование, а не попытка шантажа, то им нужны всего лишь гарантии, что Пол и Билл явятся на допрос.