Текст книги "На орлиных крыльях"

До него дошло, что прежде он не понимал значения свободы, пока не лишился ее.

* * *

Демонстрация проходила относительно спокойно. Горели, правда, несколько автомашин, но больших беспорядков не наблюдалось: демонстранты ходили взад-вперед по улицам, держа в руках портреты Хомейни и бросая цветы на башни танков.

Движение транспорта в городе встало.

Наступило 14 января – накануне в Тегеран прилетели Саймонс и Поше. Булвэр вернулся в Париж и вместе с четырьмя другими членами штурмовой группы ожидал авиарейса на Тегеран. А пока Саймонс в сопровождении Коберна и Поше отправился на разведку к зданию тюрьмы.

Через несколько минут Джо Поше выключил мотор и молча сидел за рулем с невозмутимым, как всегда, видом.

Сидящий сзади него Саймонс, наоборот, был возбужден.

– На наших глазах творится сама история, – сказал он. – Немногим выпадает случай быть свидетелями, как разворачивается революция. «Да он же очень любит историю, – вспомнил Коберн, – а историю революций в особенности». Когда Саймонс проходил через иммиграционный контроль в аэропорту, на вопрос о роде занятий и цели прибытия в Иран он ответил, что раньше был фермером и теперь хотел бы воспользоваться представившимся случаем и посмотреть, как развивается революция. И он говорил сущую правду.

Коберн ничуть не перепугался, когда оказался в самом эпицентре событий. Но ему было не по душе сидеть внутри маленькой автомашины «Рено-4», когда вокруг бесновались мусульманские фанатики. Хотя у него уже и отросла борода, на иранца он ничуть не походил. Не походил на иранца и Поше. А вот Саймонс – тот похож: волосы на голове стали у него еще длиннее, смуглая кожа, крупный нос и белая борода – все признаки вылитого иранца. Сунуть ему еще четки в руки и поставить на углу улицы – и никто ни на мгновение не заподозрил бы, что перед ним американец.

Но толпе вовсе не было дела до американцев, и, в конце концов, Коберн, догадавшись, что ему ничто не угрожает, вышел из машины и пошел в ближайшую булочную. Там он купил лаваш – плоскую большую круглую лепешку из пресного теста с хрустящей корочкой, из тех, что выпекались каждый день и стоили семь риалов – десять центов. Как и французские булки, лаваш вкусен, пока свеж, но очень быстро черствеет. Его обычно едят с сыром или с маслом. Весь Иран питался лавашем с чаем.

Они продолжали сидеть в машине, жуя лаваш и наблюдая за демонстрацией, пока наконец она не кончилась и уличное движение не возобновилось. Поше вел машину по маршруту, который минувшим вечером наметил по карте. Коберну было любопытно: а что же они увидят, когда подъедут к тюрьме? По указанию Саймонса он пока воздерживался от поездок в район Тегерана, где расположена тюрьма. Коберн очень надеялся, что тюрьма окажется точно такой же, какой он описал ее одиннадцать дней назад в домике у озера на виноградниках, так как план нападения на тюрьму был составлен на основе его рассказа. А точно ли такой она окажется, они узнают очень и очень скоро.

Они подъехали к Министерству юстиции и направились в объезд, по улице Кайам, где находится главный вход в тюрьму.

Поше вел машину медленно, но, объехав тюрьму, прибавил газу.

– Вот, мать твою, – выругался Саймонс. Сердце у Коберна ушло в пятки.

Тюрьма оказалась совсем не похожей на ту, которую он мысленно представлял и обрисовывал.

Ворота были двустворчатые, стальные и высотой четыре метра тридцать сантиметров. По одну сторону ворот тянулось длинное одноэтажное здание с колючей проволокой на крыше. По другую – стояло еще более высокое здание, пятиэтажное, сложенное из серого камня.

Никакой железной ограды не была. Не проглядывался и тюремный двор.

– Ну и где же этот сраный двор для прогулок? – поинтересовался Саймонс.

Поше проехал вперед, развернулся и вновь поехал по улице Кайам, но уже с противоположной стороны.

На этот раз Коберн рассмотрел небольшой дворик, покрытый травой и обсаженный деревьями, отделенный от улицы оградой из железных рельсов высотой примерно 3,7 метра. Но он не имел никакого отношения к тюрьме, расположенной дальше вдоль улицы. Во время телефонного разговора с Маджидом тюремный двор для прогулок был непонятным образом спутан с этим уличным сквером.

Поше сделал еще одну ездку вокруг всего блока.

Саймонс, сидя впереди, рассуждал.

– Да-а… – говорил он. – Теперь нам нужно разузнать, с чем столкнемся, когда перелезем через эти ворота. Кто-то должен сходить в разведку.

– Кто же? – спросил Коберн.

– Да ты, – ответил Саймонс.

Вместе с Ричем Гэллэгером и Маджидом Коберн подошел к воротам тюрьмы. Маджид нажал кнопку звонка, и все замерли в ожидании.

Коберн стал в группе спасателей как бы «посторонним». Его уже засекли в «Бухаресте» иранские служащие; следовательно, его пребывание в Тегеране уже не удержать в тайне. Саймонс и Поше выходили из дома лишь в крайнем случае и держались подальше от здания ЭДС – о том, что они в городе, знать никому не нужно. Только Коберну можно будет пойти в гостиницу «Хьятт», встретиться там с Тэйлором и перегнать автомашины. И именно Коберну следует войти в тюрьму.

В ожидании, пока откроют входную дверь, он припоминал все указания Саймонса, что нужно разведать: условия и режим охраны, количество охранников, их вооружение, расположение постов, укрытий, вышек часовых – длиннющий список, а Саймонс велел запомнить еще всякие подробности.

В двери приоткрылся глазок. Маджид что-то сказал на фарси. Дверь распахнулась, и все трое вошли в тюрьму.

Прямо перед собой Коберн увидел тюремный двор с большой травяной клумбой и припаркованными на противоположной стороне автомашинами. Позади автомашин возвышалось пятиэтажное здание, нависшее над двором. Слева от ворот находилось одноэтажное здание, которое он заметил с улицы. Крыша этого здания опоясана колючей проволокой. Справа видна какая-то стальная дверь.

Коберн надел длинное просторное пальто, под которым легко пронести охотничье ружье, но охранник, открывший дверь, даже никого не обыскал. «Я мог бы пронести с собой хоть восемь пистолетов», – подумал Коберн. Это уже неплохо – охрана налажена слабо. Он заметил также, что охранник у ворот вооружен всего лишь пистолетиком малого калибра.

Всех троих посетителей повели к одноэтажному зданию слева от входа. В комнате для свиданий их ждал начальник тюрьмы вместе с каким-то еще иранцем. Гэллэгер предупреждал Коберна, что этот иранец всегда присутствует при свиданиях американцев – он отлично знает английский язык и, по всей вероятности, подслушивает разговоры. Коберн сказал Маджиду, что не хотел бы, чтобы подслушивали его беседу с Полом, и Маджид решил отвлечь внимание иранца, знающего английский язык, заговорив ему зубы.

Коберна представили начальнику тюрьмы, который имел чин полковника. На ломаном английском языке тот сказал, что ему жаль Пола и Билла, но он надеется, что их вскоре освободят. Похоже, что он сказал это от чистого сердца. Коберн заметил, что и полковник, и его сопровождающий оружия не носили.

Открылась дверь, вошли Пол и Билл.

Они с удивлением уставились на Коберна: никто им не говорил, что он в городе, а тут еще у него борода – было отчего прийти в изумление.

– Какого черта ты здесь отираешься? – широко улыбнувшись, спросил Билл.

Коберн тепло пожал руки обоим приятелям.

– Ну парень, никак не думал, что ты здесь, – изумленно проговорил Пол.

– Как там моя жена? – спросил Билл.

– С Эмили все прекрасно и с Рути тоже, – ответил Коберн.

Маджид начал что-то говорить громким голосом на фарси начальнику тюрьмы и его сопровождающему «слухачу». Было похоже, что он рассказывал им какую-то занимательную историю, сопровождая рассказ выразительными жестами. Рич Гэллэгер принялся беседовать с Биллом, а Коберн сел рядом с Полом.

Саймонс наказал Коберну выяснить у Пола тюремные порядки и согласовать с ним план побега. Почему у Пола, а не у Билла? Потому что, как считал Коберн, Пол был лидером и вел за собой Билла.

– Если ты еще не догадался, – начал Коберн, – то скажу: мы намерены вызволить вас отсюда силой, если это необходимо.

– Я уже догадался об этом, – ответил Пол, – но не уверен, что это хорошая идея.

– Почему?

– Могут пострадать люди.

– Слушай меня. Росс для этой операции подобрал самого лучшего исполнителя в мире и дал нам свободу действий, то есть карт-бланш…

– Нет, я не уверен, не нравится мне что-то эта затея.

– Я не спрашиваю твоего разрешения, Пол.

– Хорошо, – рассмеялся Пол.

– Теперь мне нужно кое-что узнать. Когда вас выводят на прогулку? Куда?

– Да вот прямо сюда, во двор.

– Когда?

– По четвергам.

«Так, сегодня понедельник. Стало быть, следующая прогулка будет 18 января».

– Сколько длится прогулка?

– Около часа.

– В какое время?

– По-разному, каждый раз в разное время.

– Черт, плохо. – Коберн спохватился и прикинулся беззаботным, стараясь не переходить на шепот заговорщика и не озираться, опасаясь, что кто-то может подслушать их разговор. Все должно выглядеть, как обычная дружеская беседа. – Сколько в этой тюрьме охранников?

– В общем и целом примерно двадцать.

– Все они в форме, все вооружены?

– Все в форме, некоторые вооружены – носят пистолеты.

– А винтовки?

– Так… у охранников, если они не солдаты, винтовок нет, но… Слушай, наша камера на той стороне двора, в ней окно. Из него видно, как по утрам появляется группа примерно из двадцати охранников, их можно назвать отборными. Они вооружены винтовками и носят блестящие шлемы. Они появляются рано-рано утром, а потом в течение всего дня я их ни разу не видел – не знаю, где они находятся.

– Постарайся выяснить.

– Постараюсь.

– Так где твоя камера?

– Когда пойдешь отсюда, ее окно окажется примерно напротив. Если отсчитывать от правого угла здания, то третье – как раз наше окно. Но когда приходят посетители, то надзиратели закрывают окна створками – они говорят, чтобы заключенные не видели приходящих женщин.

Коберн согласно кивал головой, стараясь все это запомнить.

– Нужно выполнить два задания, – потребовал он. – Во-первых, прикинуть внутренний план тюрьмы, по возможности с точными размерами. При следующей встрече я расспрошу у тебя подробности и мы сможем нарисовать план. И во-вторых, будь в спортивной форме. Каждый день делай физические упражнения.

– Хорошо.

– А теперь обрисуй мне распорядок дня.

– Нас будят в шесть утра… – начал Пол.

* * *

Коберн внимательно слушал, стараясь все запомнить: он знал, что придется все пересказывать Саймонсу. И все время его подсознательно сверлила одна мысль: «Если не знать, в какое время их выводят на прогулку, то как же, черт возьми, мы узнаем, когда перемахивать через стену?»

– Во время свидания – вот когда! – заключил Саймонс.

– Как это, как это? – засомневался Коберн.

– Только это время мы можем рассчитывать и знать, что они в этот момент не будут находиться внутри тюрьмы и их можно захватить.

Коберн согласно кивнул. Они сидели втроем в гостиной дома Кина Тэйлора. Комната была довольно просторной, на полу лежал персидский ковер. Они сдвинули на середину три стула вокруг кофейного столика. Рядом со стулом, на котором сидел Саймонс, прямо на ковре громоздилась небольшая кучка окурков. Вот Тэйлор взбесится при виде их.

Коберн чувствовал себя выжатым, как лимон. Он даже не предполагал, что Саймонс будет его не просто расспрашивать, а прямо-таки терзать. Когда Коберн не мог точно вспомнить какую-либо подробность, Саймонс заставлял его припоминать снова и снова, пока не добивался своего. Саймонс выуживал из него такую информацию, которую он даже не зафиксировал в своей памяти. Для этого он задавал четкие прямые вопросы.

– Микроавтобус и веревочная лестница из сценария исключаются, – решил Саймонс – Теперь уязвимым местом в охране тюрьмы становится неточный распорядок дня. Мы выделим двоих под видом посетителей, они пронесут под полой пальто ружья или «вальтеры», Пола и Билла приведут в комнату свиданий. Наши два спасателя смогут без труда одолеть полковника и «слухача» – без лишнего шума, не привлекая внимания ближайших стражников. После этого…

– Что после этого?

– Вот тут-то и начнутся трудности. Из здания выйдут уже четверо, нужно пересечь двор, дойти до ворот, открыть их или перелезть через них, выйти на улицу и сесть в автомашину…

– Выглядит все это осуществимым, – заметил Коберн. – У ворот стоит только один охранник…

– Но в этом сценарии меня беспокоит целый ряд невыясненных факторов, – продолжал Саймонс. – Первый – окна в высоком здании, выходящие на двор. Когда наши люди будут пересекать его, кто-нибудь случайно выглянет и заметит их. Второй – отборная стража в блестящих шлемах с винтовками. Что бы ни случилось, но наши люди не должны задерживаться у тюремных ворот. А если в этот момент в окно глянет любой охранник с винтовкой, он перестреляет всех четверых, как куропаток, на выбор.

– Но мы не знаем, сидят ли стражники в высоком здании.

– Мы не уверены, что их там нет.

– Похоже, риск здесь небольшой…

– Никогда не следует рисковать неизвестно зачем. Третий – движение в этом чертовом районе хуже не придумаешь. Поэтому не приходится говорить, что можно запрыгнуть в машину и удрать. Можно врезаться в колонну демонстрантов, шагающих по улице в полусотне метров от тюрьмы. Нет. Поэтому освобождение наших людей надо проводить тихой сапой. Нам нужно время. А что за человек полковник, ну тот, начальник тюрьмы?

– Он настроен вполне дружелюбно, – сказал Коберн. – Похоже, он довольно искренне выразил сожаление по поводу Пола и Билла.

– Интересно, а нельзя ли найти подходы к нему? Что нам вообще известно о нем?

– Ровным счетом ничего.

– Давайте выяснять.

– Я поручу это Маджиду.

– Полковника нужно заставить сделать так, чтобы во время свидания вблизи не оказались охранники. Мы могли бы обезвредить его, связав или оглушив… Но если его можно подкупить, то эта задача, считайте, решена.

– Я сейчас же займусь этим, – ответил Коберн.

* * *

13 января Росс Перо вылетел из Аммана, столицы Иордании, на борту реактивного самолета «лир» авиакомпании «Араб уингс», совершавшего чартерные рейсы по поручению авиакомпании «Ройал Джордан Эйрлайнс». Самолет взял курс на Тегеран. В багажном отделении лежал полупустой чемодан с полудюжиной видеокассет, которые обычно используют телевизионщики. Их вез Перо для отвода глаз и прикрытия своей цели прибытия.

Когда небольшой реактивный самолет летел на восток, английский летчик, сидевший за штурвалом, показал вниз – там сливались Тигр и Ефрат. А через несколько минут у самолета обнаружилась утечка гидросмеси и экипаж повернул назад.

Перо за эти дни прилично попутешествовал.

В Лондоне он успел захватить адвоката Джона Хауэлла и менеджера ЭДС Боба Янга – оба они несколько дней безуспешно пытались достать авиабилеты на тегеранский рейс. Наконец, Янг узнал, что туда летают из Аммана самолеты компании «Араб уингс», и они все втроем отправились в Иорданию. Прилетев в Амман глубокой ночью, они столкнулись с неожиданностью: им показалось, что в аэропорт слетелись на ночевку головорезы со всей Иордании. Они разыскали такси и поехали в гостиницу. В номере Джона Хауэлла не оказалось уборной, а все необходимые для нужд предметы лежали прямо под кроватью. В санузле в номере Перо унитаз в уборной стоял так близко к ванне, что, усаживаясь на него, он опускал ноги в ванну. Да и все остальное было устроено из рук вон плохо…

Взять в качестве прикрытия видеокассеты придумал Боб Янг. Авиакомпания «Араб уингс» регулярно привозила в Тегеран и вывозила такие видеокассеты для программы телевизионных новостей, передаваемых по каналам Эн-би-эс. Иногда их перевозил представитель Эн-би-эс, а иногда это поручали экипажу самолета. Сегодня перевозчиком видеокассет будет Перо, хотя и без ведома самой телевизионной компании. Он надел куртку спортивного покроя и небольшую спортивную шапочку, галстук не повязал. Взглянув на Перо, любой сразу же принял бы его за курьера Эн-би-эс.

Возвратившись из-за неисправности самолета назад в Амман, летчик пересел там в другой самолет и, посадив на борт Перо, Хауэлла и Янга, снова взлетел. Самолет набирал высоту над пустыней, а Перо думал и думал, кто же он такой – самый ненормальный человек на свете или же самый здравомыслящий.

Налицо были веские причины, почему ему не следовало бы появляться в Тегеране. Одна из них заключалась в том, что толпы бунтовщиков могли посчитать его главным символом кровососущего американского капитализма и повесить на месте без суда и следствия. Весьма вероятно также, что Дэдгару дадут знать, что он появился в городе, и тот постарается арестовать его. Перо не понимал до конца, чем руководствовался Дэдгар, сажая под арест Пола и Билла, но, тем не менее, его неизвестные побудительные мотивы будут удовлетворены гораздо лучше, если он засадит за решетку Перо. Ну что же, Дэдгар может установить сумму залога в сотню миллионов долларов и быть уверенным, что получит их, если его цель состоит в том, чтобы получить эти деньги.

Однако переговоры относительно Пола и Билла зашли в тупик, и поэтому Перо решился на поездку в Тегеран, чтобы отбросить все препоны и предпринять последнюю попытку решить проблему правовым путем до того, как Саймонс и команда спасателей станут подвергать свои жизни опасности, бросившись на штурм тюрьмы.

Случались времена в бизнесе, когда ЭДС готова была признавать свое поражение, но, в конце концов, одерживала победу, потому что сам Перо не сдавался и заставлял сражаться до конца, используя все ресурсы: в этом и заключалось искусство руководителя.

Так он говорил сам себе, отправляясь в Тегеран, и он был прав, но имелась и другая причина для этой поездки. Он просто-напросто не мог усидеть в Далласе, в покое и безопасности, в то время как по его распоряжению люди рисковали своими жизнями.

Перо прекрасно знал, что, если его посадят в иранскую тюрьму, он, его коллеги и его компании окажутся в гораздо худшем положении, нежели сейчас. Следует ли предпринять благоразумный шаг и никуда не ехать, колебался он, или же нужно прислушаться к своей интуиции и отправиться в путь? Он поделился своими сомнениями с матерью. Мать знала, что она обречена. Знала она также и то, что, если даже ее сын вернется через несколько дней живым и невредимым, ее, вполне может статься, уже не будет на этом свете. Рак весьма быстро разъедал ее бренное тело, но мозг оставался нетронутым и работал четко, и она, как всегда, ясно отличала правду от лжи, добро от зла.

– Колебаться тут нечего, Росс, – сказала она. – Там твои люди. Их послал туда ты. Они не сделали ничего противоправного. Наше правительство не хочет им помочь. Ты за них в ответе. И ты обязан выручить их. Ты должен ехать.

И вот он в пути. Он понимал, что делает правое дело, если не сказать больше – великое дело.

Самолет «Лир» пролетел над пустыней и стал набирать высоту перед горами Западного Ирана. В отличие от Саймонса, Коберна и Поше, Перо еще не приходилось сталкиваться с реальной угрозой жизни. Во время второй мировой войны он был слишком молод, во время вьетнамской войны – уже староват, а корейская война закончилась в то время, когда младший лейтенант Перо плыл в Корею на борту эсминца «Сигорней» военно-морских сил США. Стреляли в него всего один раз, во время кампании по облегчению участи военнопленных, когда он прилетел в Лаос на старом самолете «ДС-З». Он услышал тогда свист пролетевшей пули, но не понял, что это стреляли по приземлившемуся самолету. Сильнее всего он испугался, если не считать тех случаев, когда его пытались ограбить в Тексаркане во время сбора платы за разноску газет, когда летел в Лаос на другом самолете, и во время полета прямо рядом с его креслом вдруг отвалилась дверь. Он в этот момент спал. Проснувшись, он в первое мгновение не понял, в чем дело, и потянулся к выключателю света, как вдруг его потащило из самолета. К счастью, он еще при взлете пристегнул ремни.

Сейчас в этом полете он не сидел рядом с дверью.

Он посмотрел в иллюминатор и увидел вдали Тегеран – раскинувшийся в долине, обрамленной горами, город грязно-серого цвета с возвышающимися кое-где небоскребами. Самолет пошел на снижение.

«Вот хорошо, – подумал он, – мы прибываем. Настало время пораскинуть мозгами и поработать головой». Самолет приземлился, и Перо напрягся, ощутив скованность и тревогу – в крови прибавилось адреналина.

Самолет зарулил на стоянку. Несколько солдат с автоматами за спиной не спеша шагали по асфальтовой дорожке.

Перо вышел из самолета. Летчик открыл люк в багажном отделении, достал и передал ему чемодан с видеокассетами. Перо с летчиком пошли в сторону аэропорта, за ними последовали Хауэлл и Янг с багажом в руках.

Перо было приятно, что его внешность никогда не бросалась в глаза. Он подумал о своем знакомом норвежце, высоком светловолосом Адонисе, который сожалел, что у него слишком броская внешность.

«Ты счастливчик, Росс, – нередко говорил он. – Когда ты входишь в помещение, никто не обращает на тебя внимания. А вот когда люди смотрят на меня, они ждут от меня слишком многого – а я не могу оправдать их ожидании». Ни одна душа никогда не приняла бы этого норвежца за курьера. А вот Перо, обладая невысокой фигурой и таким обыденным, невзрачным лицом и надев неброскую будничную одежду, будет выглядеть довольно убедительно в роли посыльного.

Они вошли в здание аэропорта. Перо подумал, что военные, которые хозяйничали в аэропорту, и Министерство юстиции, где служил Дэдгар, – это две разные правительственные бюрократические службы, и если бы одна из них знала, что делает другая служба или чего она добивается и почему, то, как знать, может, ей удалось бы провернуть самую эффективную операцию в истории правительственных органов Ирана.

Он подошел к стойке паспортного контроля и протянул свой паспорт. Ему молча проштамповали отметку и вернули документ.

Он зашагал дальше.

В зоне таможенного контроля его никто не досматривал. Летчик показал ему место, где нужно оставить чемодан с видеокассетами. Перо поставил чемодан и попрощался.

Он обернулся и увидел другого высокого, выделяющегося своей внешностью приятеля – Кина Тэйлора, направлявшегося ему навстречу.

– А, Росс, ну как прошел контроль? – спросил Тэйлор.

– Великолепно, – ответил Перо с улыбкой. – Они даже не взглянули на гадкого американца.

Они вышли на улицу. Перо спросил:

– Ты доволен, что я не отправил тебя сюда с хозяйственными поручениями?

– Конечно, – ответил Тэйлор.

Они сели в автомашину Тэйлора. Хауэлл и Янг устроились на заднем сиденье.

В пути Тэйлор сказал:

– Я хочу поехать кружным путем, чтобы не нарваться на толпы мятежников.

Перо почему-то счел причину неуважительной.

Вдоль дороги тянулись высокие недостроенные бетонные здания с подъемными кранами наверху. Похоже, что работы там прекратились.

Тэйлор рассказывал про автомобили. Он собрал все машины сотрудников ЭДС на игровой площадке школы и нанял нескольких иранцев сторожить, но обнаружил, что эти сторожа перегоняют автомашины на рынок и, черт побери, там их продают.

На всех без исключения бензоколонках Перо заметил длинные очереди. Для страны, богатой нефтью, такое выглядело нелепым и смешным. В очередях стояли не только машины, но и люди с канистрами в руках.

– Что они делают? – поинтересовался он. – Если у них нет машин, зачем же им бензин?

– А они перепродают его тем, кто даст большую цену, – объяснил Тэйлор. – Или же можно нанять иранца, и он будет стоять для вас в очереди за бензином.

Ненадолго они остановились перед заграждением на дороге. Во время движения они видели на обочинах сожженные автомашины. Повсюду стояли гражданские лица с автоматами. Мирная картина наблюдалась на протяжении двух-трех километров, затем Перо заметил гораздо больше сожженных машин, больше автоматов, встретилось еще одно заграждение. Эти признаки должны были насторожить их, но они не придали этому значения. Перо казалось, что люди просто радуются свободе, почувствовав, что железная хватка шаха наконец-то слабеет. Но в то же время, по его наблюдениям, военные ничего не предпринимают, чтобы поддерживать порядок. Туристу всегда как-то любопытно и странно взирать на беспорядки со стороны. Перо вспомнились полеты над Лаосом в легком самолетике, из которого он видел, как внизу воюют люди: глядя на них, он чувствовал себя спокойно – это его не касалось. Он полагал, что все сражения одинаковы: в их эпицентре может свирепствовать огненный смерч, а в пяти минутах ходьбы от такого неистовства – все спокойно и ничего не происходит.

Они въехали на огромный круг, в центре которого возвышался монумент, похожий на космический корабль будущего: под четырьмя гигантскими скошенными постаментами-опорами по кругу пролегала дорога.

– Что это? – спросил Перо.

– Монумент шахиншаху, – пояснил Тэйлор. – А на самом верху музей.

Через несколько минут они въехали во двор гостиницы «Хьятт краун редженси».

– Это новая гостиница, – сказал Тэйлор. – Они только-только открыли ее, бедные ублюдки. Нам там хорошо – прекрасная кухня, вино, музыка в ресторане по вечерам… Мы там живем, как короли в городе, который летит в пропасть.

Они вошли в вестибюль и направились к лифту.

– Регистрироваться не нужно, – сказал Тэйлор Перо. – Твой номер заказан на мое имя. Тебе нет смысла «светиться».

– Верно.

На одиннадцатом этаже они вышли из лифта.

– Все наши номера расположены вдоль этого коридора, – заметил Тэйлор и открыл дверь в самом конце.

Перо вошел в номер, огляделся и рассмеялся.

– Не взглянешь ли вместе со мной?

Гостиная была просто огромна. За ней находилась большая спальня. Он заглянул и в ванную с туалетом – там можно устраивать приемы с коктейлями.

– Ну как, подходит? – спросил Тэйлор с ухмылкой.

– Если бы ты видел номер, в котором я спал этой ночью в Аммане, то не спрашивал бы.

Тэйлор вышел из комнаты, оставив Перо одного, чтобы дать ему возможность осмотреться и разместиться.

Перо подошел к окну и взглянул на улицу. Его номер находился в центральной части гостиницы, из окна внизу был виден двор. «Можно надеяться, что заранее увидишь, если отряд солдат или толпа революционеров придут по мою душу, – пришло ему на ум. – А что же мне тогда делать?»

Он решил, прежде всего, наметить пути побега на случай чрезвычайных обстоятельств. Для этого он вышел из номера и прошелся взад-вперед по коридору. Несколько номеров были свободны, а двери не заперты. По обоим концам находились запасные выходы, ведущие на лестницу. Перо спустился по лестнице на этаж ниже. Больше половины номеров там были пустыми, некоторые даже без мебели и без убранства: отель еще не полностью вошел в строй, как, впрочем, и многие другие новые дома в городе.

«Я могу воспользоваться этой лестницей, – подумал Перо, – и, если услышу их приближение, спущусь на несколько этажей ниже и спрячусь в какой-либо пустой комнате».

Он прошел все пролеты лестницы, спустился на первый этаж и принялся изучать там расположение помещений.

Он заглянул в несколько банкетных залов, и, как и ожидал, большинство из них, если не все, были безлюдны. Далее он изучил лабиринт кухонных коридоров и переходов и нашел тысячи потайных мест, где можно спрятаться. Особое внимание он обратил на пустые контейнеры для продуктов, они были достаточно емкими, чтобы в них укрылся человек небольших габаритов. Из банкетных залов можно попасть в спортивный клуб, расположенный в тыловой части гостиницы. Помещения клуба были обустроены довольно затейливо, с выдумкой. Имелись даже сауна и бассейн. Он открыл заднюю дверь и очутился на улице, прямо на стоянке для автомашин. Здесь можно сесть в одну из автомашин ЭДС и раствориться в городе, или же пешком добраться до ближайшей гостиницы «Эвин», или же просто удрать и затеряться в частоколе недостроенных небоскребов, которые возвышаются сразу же за стоянкой.

Перо вернулся в гостиницу и вошел в лифт, Поднимаясь, он решил, что будет одевать в Тегеране простую, неброскую одежду. Он привез с собой брюки цвета хаки и несколько фланелевых ковбоек, а также одежду для туристических прогулок. Перо, конечно, понимал, что не мог скрыть свой облик американца: у него бледное, чисто выбритое лицо, голубые глаза, волосы коротко подстрижены под ежик. Но все же, если он обнаружит за собой слежку, то, по крайней мере, будет знать, что выглядит не важным американцем, мультимиллионером и владельцем корпорации «Электроник дейта системс», а гораздо более мелкой сошкой.

Он отправился разыскивать номер Тэйлора, чтобы поручить ему организовать встречу с послом Салливаном. Намеревался он посетить и группу военных советников США и повидать там генералов Хьюсера и Гэста. Короче говоря, он хотел двигаться, как-то решать проблему, вызволять Пола и Билла тюрьмы, и как можно быстрее.

Перо постучал в дверь Тэйлора и вошел в номер.

– Ладно, Кин, – сказал он. – Давай подключай меня. Нужно ускорить все это дело.