Текст книги "Третий близнец"

26

Беррингтон боялся говорить по телефону о Джинни и файлах ФБР с отпечатками пальцев. Ведь многие телефоны прослушиваются спецслужбами. Относительно недавно была разработана и запущена в действие специальная компьютерная программа, выискивающая определенные ключевые слова и фразы. Стоит кому-нибудь произнести, к примеру, «плутоний», «героин» или «убить президента», как система начинает записывать весь разговор и передает специальный сигнал сидящему на прослушке агенту. И Беррингтону вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь парень из ЦРУ задавался вопросом: с чего это вдруг сенатора Пруста так заинтересовали файлы ФБР с отпечатками пальцев?

А потому он сел в свой серебристый «линкольн» и со скоростью девяносто миль в час помчался по автотрассе Балтимор – Вашингтон. Он не часто превышал скорость. Но сейчас ему было плевать на какие бы то ни было правила. Нет, в глубине души это ему, конечно, претило. Он ненавидел всех нарушителей порядка – участников маршей мира, наркоторговцев и их клиентов, гомосексуалистов и феминисток, рок-музыкантов и прочих нонконформистов, умудрившихся испоганить американские традиции. И одновременно ему были глубоко противны те, кто указывал, где припарковать машину, какую зарплату платить служащим или сколько именно огнетушителей должно находиться в лаборатории.

Он ехал и размышлял о контактах Джима Пруста в спецслужбах. Может, это всего лишь жалкая кучка старых вояк, которые забавляют друг друга рассказами о том, как они в свое время шантажировали активистов антивоенного движения или организовывали убийства президентов Южной Африки? Или все они еще в деле? Помогают друг другу до сих пор, как члены мафии, возвращают старые долги с почти религиозным рвением или эти дни давно миновали? Ведь Джим уже давно ушел из ЦРУ. Но кто их там разберет?..

Час был уже поздний, но Джим дожидался Беррингтона в своем кабинете в Капитолии.

– Что, черт побери, такое случилось, что ты не можешь сказать по телефону? – спросил он.

– Она собирается запустить свою компьютерную программу по файлам ФБР с отпечатками пальцев.

Джим побледнел.

– И у нее получится?

– Ну, с данными дантистов получилось, так почему не выйдет с отпечатками пальцев?

– Господи Иисусе!.. – пробормотал Джим.

– Как думаешь, сколько у них может храниться этих отпечатков?

– Насколько я помню, свыше двадцати миллионов наборов. Причем далеко не все принадлежат преступникам. Ведь не думаешь же ты, что в Америке столько преступников?

– Не знаю. Возможно, у них до сих пор хранятся отпечатки умерших. Сосредоточься, Джим, умоляю! Надо ее остановить!

– Кто у нее в ФБР?

Беррингтон протянул ему распечатку, сделанную с письма Джинни. Пока Джим читал, Беррингтон осмотрелся. Стены кабинета Джим украсил снимками своей собственной персоны со всеми американскими президентами после Кеннеди. Вот капитан Пруст отдает честь Линдону Джонсону; вот майор Пруст с прямыми светлыми волосами пожимает руку Дику Никсону; вот полковник Пруст неодобрительно поглядывает на Джимми Картера; вот генерал Пруст обменивается шутками с Рональдом Рейганом, и оба они хохочут. А на этом снимке Пруст в строгом деловом костюме – он помощник директора ЦРУ и поглощен беседой с нахмурившимся Джорджем Бушем. И наконец, сенатор Пруст, уже совсем лысый и в очках, грозит пальцем Биллу Клинтону. Были и другие фотографии: он танцует с Маргарет Тэтчер, играет в гольф с Бобом Доулом, катается на лошадях с Россом Перо. У Беррингтона тоже было несколько подобных снимков, но у Джима их целая галерея. На кого он старался произвести впечатление? Скорее всего на самого себя. Лицезрение собственной персоны в компании сильных мира сего, должно быть, внушало Джиму мысль о том, что и сам он важная персона.

– Сроду не слыхивал об агенте по имени Гита Сумра, – сказал Джим. – Так что, наверное, не велика шишка.

– А кого ты лично знаешь в нынешнем ФБР? – нетерпеливо спросил Беррингтон.

– Когда-нибудь встречался с супругами Крин, Дэвидом и Хилари?

Беррингтон отрицательно помотал головой.

– Он помощник директора, она бывшая алкоголичка. Обоим под пятьдесят. Десять лет тому назад, когда я еще возглавлял ЦРУ, Дэвид работал на меня. Он занимался дипломатическим корпусом, собирал данные на все посольства, их сотрудников, естественно, интересовался их шпионской деятельностью. Мне нравился этот парень. Но в один прекрасный день Хилари напилась, села в «хонду» и насмерть задавила ребенка в Спрингфилде. Это была шестилетняя девочка, негритянка. А она не остановилась, проехала дальше, притормозила у какого-то универсама и позвонила Дэйву в Лэнгли. Он, конечно, сразу примчался туда на своей машине, забрал жену и отвез домой. А потом сообщил в полицию, что у них угнали «хонду».

– Но затем что-то пошло не так?

– Да. Отыскался свидетель, видевший, что за рулем «хонды» сидела белая женщина средних лет. И еще нашелся один настырный детектив, знавший, что женщины не так часто крадут машины. Возможно, именно тот свидетель опознал Хилари, на нее надавили, и она во всем созналась.

– Ну а дальше?

– Я лично пошел к прокурору округа. Тот твердо вознамерился засадить их обоих в тюрьму. Я поклялся, что дело это непростое, что тут замешаны вопросы национальной безопасности. И убедил его снять обвинение. Хилари начала посещать Общество анонимных алкоголиков, вылечилась и с тех пор не пьет.

– А Дэйв перешел в ФБР и сделал там неплохую карьеру.

– Да, и он обязан мне по гроб жизни.

– Он может остановить эту даму по имени Гита?

– Он один из девяти помощников директора, подчиняется ему напрямую. Подразделением отпечатков пальцев он не занимается, но считается в Бюро весьма влиятельным человеком.

– Так сможет или нет?

– Да не знаю я! Спрошу, ладно? Если это можно сделать, он сделает. Исключительно для меня.

– Договорились, Джим. – Беррингтон поднялся. – Садись за этот долбаный телефон и звони своему приятелю.

27

Джинни включила в лаборатории свет, Стив прошел в помещение следом за ней.

– Генетический язык имеет четыре ключевые буквы, – сказала она. – А, Ц, Г и Т.

– И что же они означают?

– Аденин, цитозин, гуанин и тимин. Это химические соединения, привязанные к длинным центральным цепочкам молекулы ДНК. Они образуют слова и целые предложения, например: «Прикрепи к каждой ступне по пять пальцев».

– Но ведь в ДНК каждого человека записано, что надо прикрепить по пять пальцев к каждой ступне.

– Верно. Твоя ДНК очень схожа с моей и с ДНК всех остальных людей в мире. У нас также много общего с животными, поскольку они сделаны из тех же белков.

– Так в чем же тогда может быть разница между моей ДНК и ДНК Денниса?

– Между словами встречаются маленькие вставки, которые как бы ничего не означают, просто набор букв, бессмыслица. Они подобны пробелам между отдельными словами в предложении. Их принято называть олигонуклеотидами, но мы называем их просто «олиго». И вот в пространство между словами «пять» и «ступня» могут затесаться олиго, обозначаемые ТАТАГАГАЦЦЦЦ, причем повторяться это может несколько раз.

– И что же, у всех есть этот ТАТАГАГАЦЦЦЦ?

– Да, но число повторений различно. Допустим, у тебя между словами «пять» и «ступня» может быть тридцать один ТАТАГАГАЦЦЦЦ, а у меня этот пробел может быть заполнен целыми двумястами восемьюдесятью семью олиго. Но это не имеет принципиального значения, поскольку эти олиго ничего не означают.

– Тогда как же сравнить мои олиго с олиго Денниса?

Она показала ему прямоугольную пластину размером с книжку средней величины.

– Мы покрываем эту пластину гелем, делаем внутри него щелевидные углубления и капаем в них образчики твоей ДНК и ДНК Денниса. А потом помещаем пластину вот сюда… – На столе стоял небольшой стеклянный контейнер. – Пропускаем через гель электрический ток в течение двух часов. Под воздействием тока фрагменты ДНК просачиваются сквозь гель, образуя прямые линии. Но мелкие фрагменты движутся быстрее крупных. А потому твой фрагмент, состоящий из тридцати одного олиго, опередит мой из двухсот восьмидесяти семи.

– А как вы можете проследить за их движением?

– Мы используем химические вещества под названием «зонды». Они обладают способностью внедряться в определенные олиго. Допустим, у нас имеется олиго, притягивающий к себе ТАТАГАГАЦЦЦЦ. – Джинни показала ему кусочек ткани, напоминающий мочалку для мытья посуды. – Берем нейлоновую мембрану, пропитанную зондовым раствором, и накладываем ее на гель. Фрагменты, находящиеся в нем, сразу же начнут впитываться. Мало того, зонды испускают свечение, так что получается нечто вроде фотографии. – Она посмотрела на второй контейнер. – Вижу, Лиза уже наложила нейлоновую мембрану на пленку с гелем. – Она, щурясь, всмотрелась. – Думаю, рисунок уже успел образоваться. Теперь нам надо лишь зафиксировать пленку.

Джинни начала промывать пленку в каких-то химикатах – Стив все это время пытался разглядеть изображение на ней. Затем она прополоскала ее под краном с холодной водой. Вся история его жизни записана на этом кусочке пленки. Но он видел лишь невнятный, напоминающий ступеньки лестницы, рисунок на прозрачном пластике. Наконец Джинни стряхнула с пленки последние капли воды и поместила ее перед световым проектором.

Стив всмотрелся. Пленка сверху донизу была покрыта сероватыми прямыми полосами шириной примерно в четверть дюйма. Все это напоминало следы от протекторов. «Протекторы» были пронумерованы – в нижней части пленки располагались цифры от единицы до восемнадцати. Внутри серых полос виднелись аккуратные черные вкрапления, напоминавшие дефисы. Что все это означает, он не понимал.

– Черные метки показывают, насколько далеко успели продвинуться твои фрагменты, – объяснила Джинни.

– Но на каждой из полос по две такие отметины, – сказал Стив.

– Это потому, что у тебя два витка ДНК, один от отца, другой от матери.

– Ах да, конечно! Двойная спираль.

– Именно. И у твоих родителей различные олиго. – Она сверилась с какими-то записями, затем подняла на него глаза. – Уверен, что хочешь узнать все?..

– Конечно.

– Ладно. – Джинни снова внимательно посмотрела на пленку. – Полоса под номером три – это твоя кровь.

Внутри этой полосы располагались две черные отметины, примерно посередине, на расстоянии дюйма друг от друга.

– Полоса шесть – контрольная. Это, возможно, моя кровь или кровь Лизы. А потому отметины должны занимать совершенно другое положение.

– Так оно и есть.

Две отметины располагались совсем близко друг от друга и в самом низу пленки, рядом с цифрами.

– Полоса пять принадлежит Деннису Пинкеру. Теперь скажи, отметины там находятся в том же положении, что и у тебя? Или нет?

– В том же, – сказал Стив. – Полное совпадение.

Она подняла на него глаза.

– Стало быть, Стив, вы с ним близнецы.

Он все еще отказывался в это верить.

– А есть ли хоть какая-нибудь вероятность ошибки?

– Конечно, – кивнула Джинни. – Один шанс из ста, что у двоих не связанных родством индивидуумов может оказаться одинаковый фрагмент, присутствующий и в материнской, и в отцовской ДНК. Обычно мы подвергаем анализу четыре различных фрагмента с использованием различных олиго и различных зондов. Это уменьшает вероятность ошибки до одной на сто миллионов. Лиза сделает еще три анализа, на каждый уйдет примерно по полдня. Но я уже предвижу результат. А ты?

– Да, наверное, – вздохнул Стив. – Придется, видно, смириться и как-то жить с этим. Но, черт побери, откуда же я тогда взялся?

– Знаешь, у меня почему-то не выходит из головы одна твоя фраза, – задумчиво произнесла Джинни. – «У меня нет ни братьев, ни сестер». Но судя по тому, что ты рассказывал про своих родителей, они, мне кажется, хотели бы иметь полный дом детишек – трех, четырех, если не больше.

– Вы правы, – кивнул Стив. – Но у мамы не все благополучно со здоровьем. Ей было тридцать три, и они с отцом прожили в браке десять лет, когда на свет появился я. Она даже написала об этом книгу. Называется «Что делать, если ты не можешь забеременеть». Книга стала ее первым бестселлером. А на гонорар она купила летний домик в Виргинии.

– А Шарлотте Пинкер было тридцать девять, когда родился Деннис. Боюсь, у этой семьи были те же проблемы. Весь вопрос в том, может ли это иметь какое-то значение.

– Какое?

– Я и сама пока не знаю. Скажи-ка, а твоя мама проходила курс лечения?

– В книге об этом ни слова. Но могу спросить. Позвонить ей?

– А стоит ли?

– Ну, в любом случае придется рассказать им об этой загадке.

Джинни указала на письменный стол.

– Можешь воспользоваться телефоном Лизы.

Он набрал номер. К телефону подошла мать.

– Привет, мам.

– Она была рада тебя видеть?

– Сначала не очень. Но сейчас она здесь, неподалеку.

– Стало быть, ты ей не совсем противен?

Стив покосился на Джинни.

– Нет, мам. Просто она считает, что я для нее слишком молод.

– Она слышит наш разговор?

– Да, и мне кажется, я ее смущаю. Вообще-то я звоню по делу, мам. Мы сейчас у нее в лаборатории, и у нас тут вышла одна загадочная история. Дело в том, что моя ДНК в точности соответствует ДНК еще одного ее испытуемого, парня по имени Деннис Пинкер.

– Не может быть. Потому как в противном случае вы должны быть однояйцевыми близнецами.

– Ну а если вы меня усыновили?..

– Никто тебя не усыновлял, Стив! И у тебя нет никакого близнеца. Потому как, видит Бог, я бы просто не справилась с двумя такими сорванцами!

– А перед тем как я родился… ты, случайно, не проходила курс лечения от бесплодия?

– Проходила. Мой гинеколог рекомендовал одну клинику в Филадельфии, там лечились преимущественно жены офицеров. Называлась она «Эйвентайн». И я проходила курс лечения гормонами.

Стив пересказал слова матери Джинни, она записала их в блокнот.

Лорейн между тем продолжала:

– Лечение помогло, и появился на свет ты, плод наших общих усилий. Который торчит сейчас в Балтиморе и обхаживает красивую женщину на семь лет старше себя, вместо того чтобы находиться в округе Колумбия и заботиться о своей старой седой матери.

Стив рассмеялся.

– Спасибо, мам.

– Послушай, Стив…

– Да, мам?

– Не задерживайся. Не забывай, на утро у тебя назначена встреча с адвокатом. Прежде чем тревожиться о своей ДНК, надо выпутаться из этой мерзкой истории.

– Не волнуйся, постараюсь приехать пораньше. Пока, мам! – И он повесил трубку.

Джинни сказала:

– Сейчас же позвоню Шарлотте Пинкер. Надеюсь, она еще не спит.

Она посмотрела номер телефона в журнале у Лизы и взяла трубку.

– Добрый вечер, миссис Пинкер. Это Джинни Феррами из университета Джонс-Фоллз… Спасибо, прекрасно, а как вы?.. Надеюсь, вы не возражаете, если я задам еще один вопрос?.. О, вы очень добры, огромное вам спасибо. Да… Скажите, перед тем как забеременеть Деннисом, вы проходили какой-либо курс лечения, ну, скажем, от бесплодия?.. – Долгое молчание, и вдруг Джинни просияла. – В Филадельфии?.. Да, я о ней слышала. Лечение гормонами? Да, это очень интересно. Спасибо вам огромное, вы мне очень помогли! – Джинни повесила трубку. – Есть! – воскликнула она. – Шарлотта лечилась в той же клинике.

– Просто фантастика! – пробормотал Стив. – И что же все это означает?

– Понятия не имею, – сказала Джинни. Снова сняла телефонную трубку и набрала 411. – Пожалуйста, справочную Филадельфии… Спасибо. – Она набрала новый номер. – Клинику «Эйвентайн», будьте добры. – Долгая пауза. Джинни взглянула на Стива. – Может, она давным-давно закрылась…

Он смотрел на нее точно завороженный. Лицо у Джинни раскраснелось от возбуждения, глаза горели. Выглядела она просто потрясающе. Он был готов на все, лишь бы помочь ей.

Внезапно Джинни схватила карандаш и торопливо записала номер.

– Спасибо! – крикнула она в трубку. И обернулась к Стиву: – Клиника до сих пор существует!

Стив оживился. Тайна его генов может быть раскрыта!

– Записи, – сказал он. – В клинике наверняка велись записи. Ключ там.

– Я должна туда съездить, – сказала Джинни, озабоченно нахмурившись. – У меня есть разрешение, подписанное Шарлоттой Пинкер, мы просим его у каждого, кому задаем вопросы. Имея на руках это разрешение, можно на законных основаниях просматривать любые медицинские данные, относящиеся к данной персоне. Твоя мама может сегодня же подписать мне такое разрешение и выслать его по факсу сюда, в университет?

– Конечно.

Джинни снова взялась за телефон. Быстро нажимая кнопки, набрала номер.

– Добрый вечер, это клиника «Эйвентайн»?.. Не могли бы вы позвать дежурного ночной смены?.. Благодарю вас.

В ожидании ответа Джинни нетерпеливо постукивала карандашом по блокноту. Стив откровенно любовался ею. Он готов был просидеть с ней в лаборатории хоть всю ночь.

– Добрый вечер, мистер Рингвуд. Вас беспокоит доктор Феррами с факультета психологии университета Джонс-Фоллз. Двое из моих испытуемых были пациентками вашей клиники двадцать три года тому назад. И мне бы очень хотелось взглянуть на их карты. Разрешения от пациенток я готова выслать вам факсом заранее… Да, это очень поможет в наших исследованиях. Что, если я приеду завтра?.. Ну, скажем, к двум часам дня?.. О, вы очень любезны… Да, непременно. Спасибо. До свидания.

– Клиника по искусственному оплодотворению, – задумчиво протянул Стив. – Послушайте, а ведь в той газете, что я принес, вроде бы говорится, что «Дженетико» владеет целой сетью таких клиник…

Джинни уставилась на него с разинутым от изумления ртом.

– О господи, – тихо пробормотала она. – Ну да, конечно!..

– Интересно, есть ли здесь какая-то связь?

– Готова спорить, что есть, – кивнула Джинни.

– Но если так, тогда…

– Тогда получается, что Беррингтон Джонс может знать о тебе и Деннисе гораздо больше, чем все мы, вместе взятые!

28

Ну и денек выдался, черт бы его побрал! Слава Богу, что закончилось все более или менее благополучно. Так думал Беррингтон, выходя из душа.

Он взглянул на себя в зеркало. Что ж, для пятидесятидевятилетнего мужчины он находится просто в прекрасной форме: поджарый, спина прямая, слегка загорелая кожа, почти плоский живот. И волосы на лобке темные – правда, лишь потому, что он подкрашивал их, желая скрыть предательскую седину. Он мог раздеться перед женщиной, не выключая света, ему нечего было стыдиться.

День начался с уверенности в том, что ему удалось сломить Джинни Феррами. Но не тут-то было. Она оказалась крепким орешком, как, впрочем, он и предполагал. Недооценивать ее нельзя.

На обратном пути он заехал к Престону Барку и рассказал о самых последних событиях. И Престон, как всегда, начал нервничать и высказывать самые пессимистические предположения относительно дальнейшего развития событий. И Беррингтон теперь ехал домой в мрачном настроении. Но едва он переступил порог, как зазвонил телефон. Это был Пруст. Он дал понять, что говорил с Дэвидом Крином и тот обещал помочь. Причем собирался взяться за дело безотлагательно.

Беррингтон энергично растерся полотенцем, затем надел голубую хлопковую пижаму, а поверх нее – махровый халат в сине-белую полоску. У Марианны был сегодня выходной, но она оставила в холодильнике ужин: цыпленок по-провансальски. Так, во всяком случае, сообщалось в ее записке, написанной аккуратным детским почерком. Беррингтон сунул кастрюлю в духовку и налил себе стаканчик виски. Едва он успел отпить глоток, как снова зазвонил телефон.

Это была его бывшая жена Вивви.

– Если верить «Уолл-стрит джорнэл», ты у нас скоро разбогатеешь, – сказала она.

Он живо представил ее себе: высокая подтянутая блондинка под шестьдесят, сидящая на террасе своего дома в Калифорнии, глядя, как солнце садится в океан.

– Никак собралась ко мне вернуться?

– Я думала об этом, Берри. Думала серьезно целых десять секунд. А потом поняла, что даже ста восьмидесяти миллионов долларов для этого недостаточно.

Он расхохотался.

– Нет, правда, Берри, я за тебя рада.

Он знал, что говорит она вполне искренне. У нее самой было много денег. Уйдя от него, она занялась недвижимостью в Санта-Барбаре, и бизнес шел более чем успешно.

– Спасибо.

– Но что ты будешь делать с такой кучей денег? Оставишь нашему мальчику?

Их сын учился на аудитора.

– Ему это не нужно. Он и без того скоро сколотит себе состояние. Нет, часть денег придется дать Джиму Прусту. Он собирается баллотироваться в президенты.

– А что ты получишь взамен? Хочешь стать послом США в Париже?

– Нет. Рассчитываю на должность министра здравоохранения.

– Эй, Берри, ты никак серьезно! Но наверное, по телефону об этом лучше не говорить.

– Ты права.

– Извини, мне пора. Звонят в дверь, мой кавалер явился. До свиданья, милое созданье! – Это была их старая семейная шутка.

– До скорой встречи, огуречик! – ответил он в том же тоне и повесил трубку.

И вдруг он понял: его огорчает тот факт, что Вивви отправилась сегодня с кем-то на свидание, пока он сидит в одиночестве дома и пьет виски. Он понятия не имел, кто бы это мог быть. После смерти отца уход Вивви был самым болезненным событием в его жизни. Нет, он не винил жену за это. Ушла она только потому, что он без конца изменял ей. Но Беррингтон любил ее и даже сейчас, спустя тринадцать лет после развода, не переставал скучать по ней. И тот факт, что он сам был виноват в том, что их брак распался, лишь усиливал его тоску. Разговор по телефону живо напомнил ему о том, как весело они с Вивви проводили время.

Он включил телевизор и, пока разогревался ужин, смотрел выпуск новостей. Кухню наполнили ароматы трав, которые добавила в блюдо Марианна. Повариха она, надо признать, отменная. Возможно, потому, что Мартиника была французской колонией.

Он открыл духовку, но тут снова зазвонил телефон. На сей раз это был Престон Барк. Голос у него дрожал.

– Только что говорил с Диком Мински из Филадельфии, – задыхаясь, пролепетал он. – Джинни Феррами завтра едет в клинику «Эйвентайн».

Беррингтон тяжело опустился на стул.

– Матерь божья, – пробормотал он. – Что ей там понадобилось?

– Понятия не имею. Самого Дика там сегодня не было, с ней говорил дежурный ночной смены. Но она рассказала о каких-то своих испытуемых, которые проходили там курс лечения, и спросила, можно ли взглянуть на медицинские записи. Обещала выслать разрешения от этих людей по факсу и сказала, что будет там в два часа дня. Нам еще повезло, что Дик по чистой случайности позвонил сегодня вечером в клинику и ему сообщили об этом.

Дик Мински работал в «Дженетико» со дня ее основания, с начала семидесятых. Тогда он был всего лишь рассыльным, сегодня же занимал пост главного управляющего клиникой. Правда, он никогда не входил в круг избранных – лишь Джим, Престон и Беррингтон удостоились этой чести, – но тем не менее знал, что в истории компании имелись свои тайны. И потому автоматически отреагировал на это сообщение.

– И что же советует Дик?

– Ну разумеется, постараться отменить это посещение. А если она все-таки там появится, просто не пускать ее, вот и все. Сказать, что никто не даст ей ознакомиться с этими материалами.

Беррингтон покачал головой:

– Этого недостаточно.

– Почему?

– Да потому, что это лишь подогреет ее интерес. И она попробует найти другой доступ к файлам клиники.

– Какой, например?

Беррингтон вздохнул. Нет, у старины Престона напрочь отсутствует воображение.

– Будь я на ее месте, то первым делом позвонил бы в «Ландсманн», подозвал бы к телефону секретаря Майкла Мейдигана и посоветовал бы ему поинтересоваться документами клиники «Эйвентайн» за последние двадцать три года. А уж потом решать, стоит ли заключать сделку с «Дженетико». И он сразу же станет задавать вопросы, верно?

– Ну и что же ты предлагаешь? – нервно спросил Пруст.

– Думаю, нам следует уничтожить всю картотеку, которая велась с начала семидесятых.

Пауза.

– Но, Берри, все эти записи – они просто уникальны! С чисто научной точки зрения они бесценны и…

– Думаешь, я этого не понимаю? – рявкнул в ответ Беррингтон.

– Должен быть какой-то другой выход.

Беррингтон тяжело вздохнул. Новость встревожила его не меньше, чем Престона. Ведь у него была заветная мечта. Однажды, возможно, через много-много лет, кто-нибудь напишет об их смелом эксперименте, об их уникальных научных достижениях, и мир поймет, что они были настоящими гениями. У него просто сердце разрывалось при мысли о том, что свидетельства их гениальности, блестящего ума и многолетнего труда могут быть уничтожены. Но теперь это, похоже, неизбежно.

– Пока записи существуют, они представляют для нас угрозу. Их следует уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас, немедленно!

– А что я скажу нашим сотрудникам?

– Черт!.. Ну, я не знаю, Престон. Придумай что-нибудь. Сообрази, ради бога! Скажи, что это новая стратегия в отношении корпоративной документации. Чтобы они немедленно, прямо с утра, занялись уничтожением всех этих материалов. И мне плевать, как ты им это объяснишь.

– Наверное, ты прав. Ладно. Прямо сейчас свяжусь с Диком. Будешь говорить об этом с Джимом?

– Конечно.

– Тогда пока.

Беррингтон торопливо набрал домашний номер Пруста. Трубку сняла его жена, тощая, вечно всем недовольная дама. Затем подошел Джим.

– Ну что там еще, Берри? Я уже в постели.

Похоже, трое приятелей начинали действовать друг другу на нервы.

Беррингтон рассказал о звонке Престона и о решении, которое было ими принято.

– Хороший ход, – сказал Джим. – Но только, боюсь, этого недостаточно. Ведь эта Феррами может выйти на нас и другим путем.

Беррингтон почувствовал раздражение. Джиму всегда мало, всегда что-нибудь не так. Что бы ты ему ни предлагал, он вечно требовал более жестких и кардинальных действий, более экстремальных мер. Но затем он подавил приступ раздражения. На сей раз в словах Джима была доля истины. Джинни напоминает гончую, неотступно преследующую добычу, такие никогда не сворачивают с пути. Одной меры явно недостаточно, чтобы заставить ее сдаться.

– Согласен, – сказал он Джиму. – К тому же Стивена Логана выпустили из тюрьмы, я узнал об этом только что. Так что можно считать, она теперь не одна. И с ней придется повозиться.

– Ее следует хорошенько припугнуть.

– Но, Джим, ради бога…

– Знаю, это вызывает у тебя отвращение, Берри, но сделать это просто необходимо.

– Даже думать не смей!..

– Послушай…

– У меня есть идея получше. Если ты, конечно, готов выслушать меня, Джим.

– Слушаю. Выкладывай.

– Я собираюсь ее уволить.

Джим призадумался.

– Ну, не знаю. Не уверен, поможет ли это.

– Еще как поможет! Она считает, что столкнулась с какой-то биологической аномалией. На таких делах молодой ученый может сделать себе неплохую карьеру. Она понятия не имеет, что стоит за всем этим. Думает, что университет просто испугался публичного скандала. И если она потеряет работу, у нее не останется средств и возможностей продолжить исследования, и она отстанет от нас. Кроме того, ей вообще будет не до этого, так как придется заняться поисками другой работы. Просто я знаю, что сейчас она крайне нуждается в деньгах.

– Может, ты и прав.

Беррингтон заподозрил неладное. Слишком уж охотно согласился с ним Джим.

– А сам ты никаких шагов предпринимать не собираешься? – спросил он Джима.

Тот ушел от ответа.

– А ты сможешь это сделать? Уволить ее?

– Конечно.

– Но ведь не далее как во вторник ты сам говорил, что университет – это не армия.

– Верно. Нельзя орать на людей и требовать, чтоб они немедленно выполнили все твои приказы. Но я проработал в мире науки последние сорок лет своей жизни. И хорошо изучил этот механизм. Когда возникает необходимость, избавиться от помощника профессора ничего не стоит.

– Ну, хорошо.

Беррингтон нахмурился.

– Так мы с тобой поняли друг друга, да, Джим?

– Само собой.

– Ладно. Спокойной тебе ночи.

– Спокойной ночи.

Беррингтон повесил трубку. Ужин давно остыл. Он вывалил содержимое кастрюли в мусорное ведро и отправился спать.

Но заснуть никак не удавалось. Он лежал и думал о Джинни Феррами. Часа в два ночи не выдержал, принял таблетку снотворного. И только тогда наконец уснул.