Текст книги "Всему виной страсть"

Глава 18

Кейт очень обрадовалась, получив от Коры Фицуильям приглашение сходить вместе на прогулку. Довольная тем, что у нее появилась подруга ее возраста, Кейт написала ответную записку, и в тот же день они отправились на прогулку вместе.

Кора оказалась большой любительницей пеших прогулок. Она предложила взобраться на Буковый утес, сказав, что вид оттуда просто потрясающий, и Кейт согласилась. Перейдя через мост, ведущий в южную часть города, они оказались у подножия довольно высокого холма, который здесь называли Буковым утесом. Утес оказался круче, чем казалось снизу, и Кейт, никогда не жившая в горной местности, сильно устала к тому моменту, как они достигли вершины, и остановилась, чтобы перевести дыхание. Кора, которую подъем, казалось, совсем не утомил, потащила ее за собой дальше, к противоположному краю.

– Пойдемте туда, оттуда виден весь Бат, – сказала она смеясь. – Давайте же! Я могу тут часами сидеть, такого вида вы нигде не найдете!

Кейт была готова упасть прямо тут – ее устроил бы любой вид, лишь бы вытянуть болевшие ноги. Но она позволила Коре увести ее за собой туда, где Коре нравилось больше, и не пожалела о затраченных усилиях.

– Как красиво! – восхищенно воскликнула Кейт. Город лежал далеко внизу, угнездившись в петле, образованной рекой Эйвон. Бат походил отсюда на мозаичное панно – черно-белая змейка из белого известняка зданий и темного сланца крыш на фоне густой зелени спиралью раскручивалась от Эбби-Черч. Отсюда, с вершины, открывался вид на много миль окрест, и на мгновение у Кейт даже закружилась голова от ощущения захватывающего дух простора.

– Мне тоже здесь очень нравится. – Опустившись на одеяло, расстеленное заранее отправленным сюда, на Буковый утес, слугой, Кора добавила: – Иногда я могу сидеть тут целый день.

Кейт последовала примеру подруги и тоже опустилась на одеяло, блаженно вытянув натруженные ноги.

– Мне уж точно никуда отсюда не хочется уходить. Сидела бы и сидела.

Кора улыбнулась:

– Подъем не так труден, как спуск. Но я понимаю. Когда я впервые сюда поднялась, то боялась, что никогда не смогу спуститься. – Она обхватила руками колени, глядя вдаль. – Теперь я поднимаюсь сюда каждую неделю, если позволяет погода. – Она с улыбкой обернулась к Кейт. – Хотя обычно такой приятной компании у меня нет.

– Здесь очень тихо. – И нет людей. Кейт нравились такие места, спокойные, живописные, красивые, где она не ощущала своей ущербности. И ей не было скучно наедине с собой. Правда, она была тихой от природы. Хотелось бы знать, что заставляло приходить сюда каждую неделю жизнерадостную и общительную Кору. – Спасибо, что пригласили меня прийти сюда с вами.

– Это я вас должна благодарить! Я так рада, что у меня есть подруга, которая может по достоинству оценить атмосферу этого места. Тишина и покой мало кому нравятся – большинство стремятся туда, где много людей и жизнь бьет ключом. А меня городская толчея утомляет.

– Вы долго тут живете?

На лицо Коры легла тень.

– С тех пор как в прошлом году сюда направили на выздоровление Дэнни. Было бы жестоко оставить его одного на всю зиму. Летом многие приезжают сюда на воды, а вот зимой тут тоска.

– Да, – тихо сказала Кейт, думая о долгих годах, проведенных в имении Хоу в Суссексе. Даже ей было там одиноко и скучно. – Я понимаю.

– Но вы должны рассказать мне о Лондоне, потому что я никогда там не бывала, – весело, словно и не было той печальной тени на ее лице, сказала Кора.

Кейт грустно усмехнулась:

– Мне придется вас разочаровать – в Лондон я приезжала всего два раза и почти нигде не бывала ни тогда, ни сейчас. Я все еще носила траур по моему первому мужу, когда мы поехали в Лондон в этом году.

– О Боже! – воскликнула Кора. – Простите меня… Я не знала…

– Нет, нет! Я не хотела сказать, что… – Кейт замолчала, смешавшись. – Я только хотела сказать, что мне так и не довелось нигде толком в Лондоне побывать, и потому мне даже рассказать вам нечего. Простите.

– Это я виновата. Не надо было допытываться.

– Как вы могли знать? – просто спросила Кейт. Она избегала встречаться с Корой глазами. – По правде говоря, вы меня нисколько не расстроили. Я не любила своего первого мужа. Мы едва знали друг друга. Я восприняла его смерть так, словно он в очередной раз надолго уехал. – Кейт устремила взгляд на распростершийся внизу город. – И в любом случае Бат мне нравится куда больше, чем Лондон.

– Вы взяли его штурмом. – Кора поняла намек, к немалому облегчению Кейт. – Клянусь, даже Дэнни сказал, что жалеет о том, что не может потанцевать с вами, когда вы с капитаном появились в «Ассамблее».

– Я бы с удовольствием с ним потанцевала. – Кейт замолчала в нерешительности. – Возможно, тогда бы и вы чувствовали себя вправе потанцевать.

Кора в шутливом ужасе схватила ее руку.

– Только не принимайте и вы его сторону, тогда все будут против меня! Я не стала бы танцевать, чтобы сделать приятное ни ему, ни даже вам.

– Разумеется! Вы должны танцевать, чтобы сделать приятное себе, а не…

– Вот именно, – перебила ее Кора, не дав закончить предложение. – А танцы не доставляют мне удовольствия.

И тогда Кейт словно озарило – ей стало понятно, и почему Кора не желала танцевать, и почему она поднималась на этот утес, чтобы побыть там в одиночестве.

– Вы очень любили своего мужа, верно?

У Коры дрогнули губы, но она продолжала улыбаться.

– Очень любила. – Она посмотрела вдаль, взгляд ее затуманился. – Макс, принеси корзинку для пикника, пожалуйста. – Слуга ее, расположившийся неподалеку под деревьями, кивнул и поднялся, чтобы принести корзинку. – У меня всегда разыгрывается зверский аппетит, когда я сюда поднимаюсь, – призналась она Кейт. – Надеюсь, вы тоже проголодались, потому что иначе мне придется одной съесть всю корзину.

Кейт засмеялась. Желание Коры сменить тему было понятным. Кейт заверила Кору, что тоже ужасно проголодалась, и они выложили на одеяло холодное мясо и клубнику из принесенной слугой корзины. Кейт очень нравилась Кора, и она начала думать, что они не такие уж разные, несмотря на явное различие в характерах. Кейт, которая не понаслышке была знакома с тем, как глубоко порой приходится прятать свои чувства, теперь явственно видела то, чего не замечала раньше. Кора страдала, очень страдала. Джерард сказал ей, что Кора – вдова моряка, и больше ничего. На мгновение Кейт позволила себе приоткрыть ту маленькую дверь в своем сознании, которую просто боялась открывать. Ведь может статься, что и Джерард не вернется домой с очередной военной кампании, и тогда все, что у нее останется от него, – это воспоминания о нескольких проведенных в Бате неделях и письмо с соболезнованиями от его командования. При одной мысли об этом у Кейт сдавило грудь и помутилось в глазах. Поежившись, она захлопнула эту дверь.

– Мне бы надо наведаться в ателье миссис Годдард, – сказала она, хватаясь за первую пришедшую на ум тему, которая не наводила бы на тяжелые мысли. – Мой гардероб по-прежнему очень скуден.

– Вы хотите заказать себе новое платье? – Глаза Коры зажглись радостью. Очевидно, и ей хотелось как можно быстрее избавиться от печальных мыслей. – Миссис Годдард – настоящее сокровище. Я все свои наряды заказываю у нее, и еще не было ни одного неудачного. Она всегда угадывает мои желания.

– Я даже не знаю, чего хочу, – призналась Кейт. – Мне так долго внушали, что приглушенные тона, такие как, к примеру, бежевый или коричневый, – единственное, что мне идет. А я обнаружила, что… что мне нравятся яркие цвета, такие как синий или зеленый.

– Приглушенные тона?! – воскликнула Кора. – Нет, они определенно не ваши! Синее платье так красиво смотрелось на вас на балу. Кто мог сказать, что вас украсит бежевый цвет?

Кейт прикусила губу.

– Моя мать.

– О! – Кора зажала рот рукой. – Ну, не каждая мать разбирается…

– У моей матери есть вкус, – перебила ее Кейт. – Она гораздо красивее меня.

Кору ее слова, кажется, не убедили.

– Но бежевый?

– Капитан предложил мне заказать красное платье.

– Хм. Да, рубиновый оттенок красного выглядел бы на вас очень мило, – медленно проговорила Кора, пристально глядя на подругу. От сосредоточенности между бровей ее даже пролегла тоненькая складка.

– Тогда приглашаю вас пойти со мной и поделиться со мной советами. Не просто приглашаю – прошу!

– С удовольствием принимаю ваше приглашение. Ателье дамской одежды – мое любимое место на земле.

Кейт обвела взглядом панораму:

– После этого.

Кора усмехнулась, и они переглянулись – они уже понимали друг дружку без слов.

– Да. После этого.

Принадлежавшие Кейт вещи прибыли из Лондона несколькими днями позже. К несчастью, они прибыли в компании ее матери и Люсьена.

– Не было необходимости привозить их лично, – сказала Кейт, пытаясь не показывать своего неудовольствия.

Мать ее, снимая со шляпки вуаль, с интересом обвела взглядом холл. Судя по всему, дом ей понравился.

– Почему нам было не приехать? Бат – чудесный город, и я ни разу здесь не была. И моя драгоценная дочь так удачно вышла замуж! И так внезапно! Я, можно сказать, сбежала из Лондона, так меня все донимали вопросами о капитане. Право, моя дорогая, если ты не хотела, чтобы я приезжала сюда, тебе следовало продержать своего мужа в столице хотя бы то время, которое позволило бы удовлетворить любопытство всех и каждого. – Она с легким укором посмотрела на Кейт. – Путешествие было довольно утомительным, а здоровье мое уже совсем не то, что прежде. А у тебя даже не нашлось теплых слов для приветствия.

– В Бате тебе всегда рады, разумеется, – сказала Кейт после совсем непродолжительной заминки. Она сделала шаг навстречу матери и чмокнула ее в подставленную щеку. – Я просто не ожидала, что ты решишься уехать из столицы в разгар сезона. Я знаю, как ты ждешь его всю зиму.

– Ради моего единственного ребенка я готова пойти на жертвы. – Мать ее улыбнулась, скосив взгляд на лестницу. – А где твой муж, дорогая? Мне так хочется познакомиться со своим зятем поближе.

– Его сейчас нет дома. – Кейт отошла в сторону, пропуская Брэгга и лакея, которые заносили в дом последний из сундуков.

Как бы ни было ей приятно вновь иметь в распоряжении свое имущество, цена его возвращения оказалась довольно высока. Следом за сундуками вошел Люсьен, похлопывая по ладоням перчатками. Он похудел, и под глазами его темнели круги. Кейт, стараясь на него не смотреть, присела в реверансе.

– Добро пожаловать в Бат, Люсьен.

– Благодарю, Кэтрин, дорогая. – Голос его не изменился – все такой же надменно-холодный. – Надеюсь, вы здоровы. – Судя по тону, ее доброе здравие едва ли могло его обрадовать.

Отношение Кейт к Люсьену не изменилось. Он по-прежнему внушал ей необъяснимый страх. Она чувствовала себя так, словно он явился за ней, чтобы вновь заключить в душную тюрьму. На мгновение лицо ее приняло заученное отстраненное выражение, глаза потускнели. Это произошло помимо ее воли, сработал инстинкт самосохранения, выработавшийся за долгие годы проживания в семье Хоу. Кейт ушла в себя, как улитка в домик. Она научилась прятать свои чувства и мысли там, где их никто не обнаружит, научилась превращаться почти что в невидимку.

Но тут она мысленно встряхнулась. Что она делает? Брак с Джерардом избавил ее от необходимости прятаться, уходить в себя. Кто теперь для нее Люсьен, и чем он может ей навредить? Что мешало ей оставаться самой собой? Кейт вскинула голову и посмотрела прямо в его льдисто-голубые глаза.

– Спасибо, у меня все хорошо, – сказала она. И это было так – во всех смыслах. Она подумала о своем муже, живо представив его озорную мальчишескую улыбку, и ей самой захотелось улыбнуться. – Я никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас.

Уголки его губ поползли вниз.

– Рад это слышать.

– Надолго ли вы в Бат? – спросила она, прервав молчание, которое становилось все более неловким.

– Право, я не знаю! – воскликнула ее мать. – Вначале надо осмотреться и решить, то ли это место, в котором нам захочется задержаться надолго.

– На неделю, – одновременно с ее матерью ответил Люсьен.

Мать ее, неприятно удивленная, вскинула на него глаза.

– О нет, Люсьен, дорогой. Неделя – это слишком мало. Я соскучилась по дочери и хочу ближе познакомиться со своим зятем. Это мой материнский долг – убедиться в том, что моя дочь хорошо устроена, и вы бы сами это понимали, Люсьен, дорогуша, если бы у вас были собственные дети. Право, вам нужно срочно подыскать себе невесту. Возможно, какая-нибудь леди из Бата примет ваше предложение, если ни одна из лондонских девушек не пришлась вам по вкусу.

Глаза Люсьена гневно вспыхнули, хотя ни один мускул на лице его не дрогнул.

– В данный момент, мадам, мне не до ухаживаний за барышнями, и причина тому вам, должно быть, понятна.

– Ах, Люсьен, я признаю, что Кэтрин обманула ваши ожидания, но, признайтесь, вы на ее месте поступили бы так же. Дарем – это партия! – Она мечтательно вздохнула. – Кстати, где он, Кэтрин, дорогая?

– Он уехал в город по делам, мама, – повторила Кейт.

– Жаль. – Мать ее, кажется, только сейчас поверила в то, что дочь говорит ей правду, и перестала шнырять глазами по холлу. – Ну, к ужину он точно вернется домой, тогда мы с ним и встретимся.

Кейт пристально смотрела на мать. С ней всегда было так: когда мать чего-то хотела, она не унималась до тех пор, пока Кейт, устав от ее напора, не уступала ее желаниям, пусть и весьма неохотно. Кейт по старой привычке приготовилась к тому, что мать не переспоришь, хотя ужин в обществе матери и Люсьена не сулил ничего приятного. Кейт знала, что ей будет неловко из-за того, что мать станет беззастенчиво льстить Джерарду и строить ему глазки, щебеча без умолку. Люсьен же, напротив, будет обиженно молчать, глядя на всех так, словно надеется всех их заморозить взглядом. Приезд матери и Люсьена был тем более некстати, что сегодня вечером их с Джерардом пригласили на ужин Кора Фицуильям и ее брат. Кейт внутренне готовила себя к тому, что сейчас скажет матери «нет», хотя от нервозности она сжимала руки так, что заболели суставы.

– Да, он вернется домой перед ужином…

– Чудесно. – Мать посмотрела на нее с лучезарной, почти гордой улыбкой. – Когда нам приехать, Кэтрин, дорогая? Я так привыкла к лондонскому распорядку, что уже и не помню, когда принято ужинать тут, в провинции.

– К несчастью, сегодня вечером мы уже приглашены в гости и потому не сможем поужинать с вами, – ровным голосом закончила Кейт. – Надеюсь, вы сможете к нам присоединиться завтра вечером.

Наступила тишина. Голубые глаза матери округлились, а губы приоткрылись в изумлении. Каким-то образом ей удавалось придать себе вид одновременно обиженный и раздраженный.

– О, Кэтрин… Ты не станешь менять свои планы даже ради того, чтобы пообщаться с матерью?

– Мне жаль, мама. Если бы ты заранее сообщила о том, что приедешь, я бы лучше подготовилась. Но сегодня мы проводим время с близкими друзьями, и ни я, ни капитан не хотим оскорбить их отказом. – Кейт отвела глаза от матери, чтобы не видеть этого выражения оскорбленной невинности, и перевела глаза на Люсьена, который смотрел на нее с непривычным и незнакомым интересом. – Если вы еще не сняли номер в гостинице, наш слуга Брэгг поможет найти вам подходящее жилье.

– Мы остановимся в «Белом олене». Пожалуй, мы туда и поедем сейчас, раз все ваши вещи уже доставлены. – Люсьен помолчал, глядя на нее с пристальной задумчивостью. – Когда капитан де Лейси вернется, передайте ему мое почтение. Мне бы хотелось переговорить с ним, когда у него найдется время.

– Конечно. – Кейт скрыла удивление за вежливым кивком. – Спасибо, что привезли мои вещи.

Когда ее мать и Люсьен ушли – мать бросала на нее косые неприязненные взгляды, – Кейт присела на крышку оставленного в холле сундука и судорожно выдохнула. В ней словно жили две женщины, одна из которых с потрясенным восхищением взирала на ту, другую, что осмелилась пойти против желаний матери. До этого момента Кейт даже не отдавала себе отчет в том, насколько привыкла подчиняться чужой воле. Только сейчас до нее дошло, что последние несколько недель, по сути, стали первым в ее жизни периодом реальной независимости. Мать контролировала и направляла каждый ее шаг, когда Кейт была ребенком. Потом она жила так, как хотел от нее Хоу, хотя он не слишком докучал ей при условии, что она подчинялась установленным им правилам. Люсьен так стремился завладеть ее деньгами, что фактически превратил ее в пленницу. Только в Бате, вдали от прежних мест обитания, она почувствовала в себе достаточно храбрости – конечно, тут не обошлось без влияния Джерарда, – чтобы поступать так, как она того желает. Здесь она могла ходить в библиотеку тогда, когда ей хотелось. Она могла заказать себе красное платье. Она даже могла поднять юбку в столовой и заниматься с мужем любовью верхом на стуле.

Кейт все еще сидела на сундуке, улыбаясь этому своему воспоминанию о любовном рауте в столовой, когда открылась дверь и вошел тот самый мужчина, о котором она думала. Кейт подскочила, густо покраснев, словно ее застали за чем-то предосудительным.

– Ты рано вернулся! – воскликнула она.

– Но мне все равно рады, я надеюсь. – Джерард подмигнул ей, швырнув шляпу и перчатки на стол, затем нахмурился, посмотрев на загромоздившие холл сундуки. – Что за чертовщина?

– Мои сундуки. – Она беспомощно развела руками. – Все мои вещи.

– А-а… Брэгг! – Денщик выглянул из двери в дальнем конце коридора. – Давай оттащим их наверх.

– Они прибыли не одни. – Кейт в легком недоумении смотрела, как муж ее, скинув сюртук, схватил один конец самого большого из сундуков, тогда как Брэгг схватился за другой конец. – Моя мать и Люсьен лично доставили их в Бат.

Джерард метнул на нее быстрый взгляд, но промолчал. Они с Брэггом оттащили сундук наверх, оставив его в уборной Кейт. Кейт шла за ними следом, наблюдая с тайным восхищением за мужем, который с такой легкостью управлялся с тяжелым сундуком.

– Чуть позже притащим сюда второй, – сказал он Брэггу, взмахом руки отсылая денщика прочь. Когда Берди появилась в дверном проеме, Джерард поднял руку вверх: – Одну минутку, миссис Деннис. – Затем он закрыл дверь и повернулся к Кейт. – Ты ведь понимаешь, что твои сундуки вполне мог бы доставить курьер? Что именно побудило твою мать и Люсьена предпринять столь далекое путешествие?

Кейт нервничала.

– Я не знаю. Люсьен попросил меня передать тебе поклон и сказал, что хотел бы в ближайшее время поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Кто бы сомневался, – сухо заметил Джерард. – А твоя мать?

Кейт прикусила губу.

– Она сказала, что хочет познакомиться с тобой поближе.

Он несколько секунд пристально на нее смотрел.

– Мне думается, что и пяти минут в ее обществе нам за глаза хватит.

Кейт покраснела.

– Я уже пригласила их на ужин завтра вечером. Прости.

– Нет, я не это имел в виду. – Джерард подошел к ней и, приподняв подбородок, заставил ее заглянуть ему в глаза. – Я готов общаться с ней так долго, как ты того пожелаешь. Или так коротко.

– Я не могу отказаться от общения с собственной матерью.

– Тебе и не нужно. Но если ты пожелаешь большую часть вечеров занимать другими делами…

Кейт прикусила губу. Он делал ей предложение, от которого ей трудно было отказаться. Она всегда чувствовала себя блеклой и ничтожной рядом со своей красивой светской матерью. Поразительно, что на Джерарда, похоже, ее чары не действовали.

– Несколько вечеров на этой неделе у нас уже, так или иначе, заняты.

– Я никогда не стал бы отменять встречу с друзьями, которые пригласили нас к себе.

Кейт робко улыбнулась:

– Так же, как и я.

– Хорошо. – Джерард ухмылялся. – Мы поужинаем с ними завтра вечером. Возможно, светская жизнь Бата настолько их закрутит, что мы так и не дождемся от них ответного приглашения.

Кейт засмеялась, как он и рассчитывал. Джерард чувствовал, что миссис Холленбрук неудержимо влечет к себе знатность и богатство. Ведь если бы он был сыном сапожника, а не герцога Дарема, желание узнать его поближе у нее бы не возникло. Он помнил, что сказал Тирелл, поверенный отца Кейт. Миссис Холленбрук очень хотела, чтобы ее дочь удачно вышла замуж. В этом нет ничего необычного, особенно когда дочь является наследницей, но миссис Холленбрук выбрала для своей единственной дочери мужа, который годился ей в отцы, пусть он даже и был виконтом. Джерард мог бы навскидку назвать по меньшей мере четырех своих сослуживцев – вполне достойных джентльменов, каждый из которых был сыном либо герцога, либо графа, молодых и статных, которые были бы счастливы просить руки у наследницы с состоянием больше десяти тысяч фунтов, будь она уродлива, сварлива или стара. Кейт не была ни уродливой, ни сварливой, ни старой. Если бы ее должным образом воспитали, хорошо одевали, у нее не было бы отбоя от кавалеров. А вышло так, что ее заперли в деревенской глуши, тогда как ее муж Хоу жил в свое удовольствие. Даже леди Эклстон, которая знала всех и вся в округе, ничего о ней не слышала.

Так отчего же миссис Холленбрук так настаивала на браке дочери с престарелым разорившимся виконтом? Какие на самом деле были отношения между двумя этими семействами? Джерард не представлял, что за скелеты таились в их шкафах, но, зная о том, какой одинокой и заброшенной чувствовала себя Кейт в первом браке, он не испытывал никакого желания проводить много времени со своей тещей.

На следующий вечер во время ужина не произошло ничего такого, что побудило бы Джерарда изменить свое отношение к матери Кейт. Миссис Холленбрук при всей своей красоте была самой недалекой, самой пустой и скучной женщиной из всех, с кем ему доводилось встречаться. Она беззастенчиво льстила ему, глядя на него так, словно он спустился с небес. С Хоу она тоже была весьма любезна, но в ее отношении к племяннику покойного мужа Кейт проскальзывала неприличная фамильярность. Люсьен сидел как на иголках. Со стороны могло показаться, что миссис Холленбрук приходится ему матерью и в материнском простодушии не замечает того, как конфузит взрослого сына при посторонних. Впрочем, Джерарду было нисколько не жаль Люсьена – тот получил по заслугам, а вот за Кейт он переживал. Мать продолжала оказывать на нее сильное влияние, и это влияние никак нельзя было назвать благотворным. Что бы Кейт ни сказала, ее мать всегда находила, к чему придраться, при этом притворяясь доброжелательной. Мало-помалу Кейт вообще перестала участвовать в общем разговоре, с каждой минутой делаясь все молчаливее, все больше уходила в себя. Теперь ему многое стало понятно. Вот кто сделал ее нелюдимой и замкнутой. Зачем вообще что-то говорить, если заранее знаешь, что каждое твое слово будет встречено в штыки?

Когда после ужина Кейт и ее мать встали из-за стола, дабы по традиции оставить джентльменов одних наслаждаться портвейном и сигарами, Джерард схватил Кейт за руку.

– Мы не засидимся надолго, – едва слышно выдохнул он. Джерарду хотелось общаться с лордом Хоу за рюмкой портвейна не больше, чем оставлять Кейт на милость ее беспощадной матери.

Когда Кейт встала, взгляд у нее был пустой, словно стеклянный, но когда она встретилась с ним глазами, он прочел в них понимание и благодарность.

– Хорошо. – Она улыбнулась и вышла следом за матерью.

Почувствовав облегчение, Джерард махнул рукой Брэггу, чтобы тот налил вина и принес сигары. Четверти часа хватит с лихвой, и тогда они смогут воссоединиться с дамами.

– Надеюсь, я не беру на себя слишком много, де Лейси, но я должен поговорить с вами о деле. – Хоу смотрел на него с мрачной решимостью.

– Я слышал, что разговоры о делах не способствуют пищеварению. Вы об этом не знали? – В данный момент Джерард совсем не был расположен решать деловые вопросы. В особенности с Хоу.

Хоу поджал губы.

– Я приехал в Бат только ради этого.

– Вполне хватило бы и письма. – Джерард допил остававшееся в его бокале вино. Итак, четверть часа – слишком много. – Присоединимся к дамам?

Хоу густо покраснел.

– Дамы могут подождать. Вы должны меня понять. Этот договор меня разорит. Я не могу платить четыре процента.

Джерард приподнял бровь.

– Ваш дядя не возражал против четырех процентов. Подписывая договор, он, очевидно, имел представление о том, какой доход приносит его имение.

– Возможно, – холодно заметил Хоу. – К несчастью, он умер через несколько месяцев после подписания.

– Тогда куда делись деньги? Не мог же он потратить все десять тысяч фунтов за несколько недель.

Виконт злобно уставился на него.

– Увы, так оно и случилось.

Джерард поморщился.

– Чего вы хотите от меня?

– Дайте мне отсрочку. Мне нужно время – год, чтобы упорядочить свои финансы. И два процента были бы более разумной рентой, особенно между родственниками.

– И о каком, смею спросить, семейном родстве идет речь? – Джерард говорил достаточно резко. Даже слишком резко с учетом того, что Хоу был его гостем. – И насколько я понимаю, вам нет нужды возвращать ни фартинга – ссуда была дана под имущество, которое вы можете перезаложить или продать.

– Это имущество принадлежало нашей семье на протяжении нескольких десятилетий, – сквозь зубы процедил Хоу. – Джентльмен, конечно же, понял бы, почему я не могу его продать.

– Тогда, я думаю, вам следует урезать расходы на личные нужды. Меньше разъезжать и, возможно, реже бывать у портного. – Хоу, одетый в дорогой вечерний костюм, побледнел от ярости, но Джерарду было все равно. Он помнил, как юношей, растратив все карманные деньги, залез в долги и, решив просить у отца денег, наивно полагал, что не получит даже выговора, поскольку имение Дарема было одним из самых богатых в Англии. Но его отец, которому богатство пришло лишь в зрелом возрасте, заставил сына целую неделю чистить конюшни, отрабатывая долг. И этот опыт оказался поучительным. Джерард навсегда запомнил, как важно уметь экономить и как опасно влезать в долги. Джерарда многое раздражало в Хоу, но больше всего его безграничная самоуверенность, помноженная на безграничный эгоизм. Чем иначе объяснить, что этот Хоу ни на миг не усомнился в том, что Кейт безропотно отдаст ему свое состояние, и потому не предпринимал никаких мер, чтобы расплатиться с долгами, вплоть до того, как она вышла замуж за другого. Джерарда раздражало и то, что Хоу, ведя с ним переговоры, возлагал всю вину на своего дядю – отказаться от наследства, а значит, и от титула Люсьену отчего-то в голову не пришло, а на Джерарда он смотрел с едва скрываемым презрением и ненавистью. Джерард знал людей, которые урезали себя во всем, чтобы сохранить семейную собственность, не брезгуя и продажей фамильного серебра. Не ускользнул от внимания Джерарда и тот факт, что первым делом Хоу потребовал уменьшения процентов по ссуде – то есть просил скостить ему долги, а уже потом о рассрочке. Конечно, новоиспеченному виконту можно посочувствовать – вместе с титулом он вместо денег унаследовал долги, однако сочувствия он к себе почему-то не вызывал. Со своим кредитором он вел себя вызывающе нагло и до сих пор не сказал и не сделал ничего, что могло бы вызвать расположение Джерарда и, возможно, заставить его подумать о списании долга.

Джерард поднялся:

– Довольно о деле, сэр. Надеюсь, вы присоединитесь к дамам вместе со мной.

Джерард направился в гостиную. Хоу следовал за ним в напряженном молчании. При появлении Джерарда обе женщины улыбнулись. Миссис Холленбрук восхищенно, Кейт облегченно. Джерард сел рядом с женой, внутренне приготовившись ее защищать, как тогда, в Лондоне, в доме лорда Хоу. Она снова был ее рыцарем, ее героем.

Беседа как-то не складывалась. Кейт предложила сыграть в карты, но ее мать недовольно поморщилась, сказав, что, если она хотела развлечь гостей картами, следовало заранее предупредить ее об этом. «Вот и славно, – подумал Джерард. – Не хотите – не надо». Он знал, что миссис Холленбрук захочет играть с ним в паре, а он не хотел оставлять Кейт на растерзание Хоу.

– Может, немного помузицируем? – предложил он. Когда звучит музыка, можно обойтись без светских бесед. Он украдкой посмотрел на часы, стоявшие на каминной полке. Больше часа он не выдержит, и если гости не уйдут подобру-поздорову, придется выставить их силой.

– Увы, я больше не играю, – сказала миссис Холленбрук. – Кэтрин, дорогая, ты продолжаешь музицировать? У тебя были определенные успехи.

Кейт послушно встала.

– Хорошо, мама, – сказала она и, подойдя к фортепьяно в углу, открыла крышку.

Какими бы ни были ее музыкальные способности, вскоре стало ясно, что инструмент не позволяет им раскрыться, поскольку фортепьяно определенно нуждалось в настройке. Одна из клавиш вообще не работала из-за порвавшейся струны. Когда Кейт во второй раз ударила по ней, издав не слишком приятный звук, Джерард вскочил и начал петь. Запел он хорошо известный гимн. Он подошел к фортепьяно и всякий раз, как раздавалась фальшивая нота, повышал голос. Кейт вскоре вообще почти перестала касаться этой клавиши, и странную паузу заполнял очень громкий, но не очень музыкальный голос Джерарда. «Все окрестные собаки поднимут вой, если мы будем продолжать в том же духе, – подумал он. – Вот и хорошо – может, гостям надоест, и они поскорее сбегут». Хоу уже сидел со страдальческой миной, словно у него разболелись зубы, и даже миссис Холленбрук не отважилась похвалить его пение. Судя по выражению ее лица, у нее уже начиналась мигрень. Превосходно. Джерард протянул руку, чтобы перевернуть страницу с нотами, и заметил, что у Кейт вздрагивают плечи и дрожат губы. Она посмотрела на него слезящимися от смеха глазами, и он ухмыльнулся, успокоенный.

Если она может над этим смеяться в присутствии матери, все идет как надо.