Текст книги "Волшебство любви"

Глава 13

Эдвард не знал, что подвигло его нанести Франческе Гордон визит этим утром. Оглядываясь назад, он склонялся к мысли, что лучше бы он ее не навещал. Она открыла ему дверь сама, судя по всему, без корсета и несколько растрепанная. Ее роскошные блестящие волосы пребывали в чудесном беспорядке, и, увидев ее такой, он едва не забыл, что привело его в этот дом. Ему тогда страшно захотелось, отбросив всякие условности, погрузить пальцы в эту сияющую, как утреннее солнце, копну и поцеловать, чтобы убедиться, так ли она хороша на вкус, как ему кажется.

К счастью, это продолжалось всего мгновение. Франческе нужна была его помощь, а не поцелуи. И Эдвард был неприятно поражен тем, каким настойчиво-острым оказалось это вздорное желание. Одно дело – увидеть красивую женщину и ощутить «искру», и совсем другое – чувствовать, как тебя непреодолимо влечет к женщине, которую нельзя назвать ни красивой, ни целомудренной. Терзаться от желания к женщине, которая с раздражающей регулярностью преподносит сюрпризы, демонстрируя свою несдержанность и дурной нрав, и которая добилась от него того, чего хотела добиться, путем беззастенчивого манипулирования. Уже из-за одного этого она категорически не устраивала его в качестве любовницы… Эдвард тряхнул головой, чтобы прогнать эротические картины, рожденные распаленным воображением: с какой стати он вообразил Франческу Гордон в роли своей любовницы?

Карета остановилась возле дома Чарли. Фасад из белого известняка сиял на солнце. Этот каменный особняк выглядел намного импозантнее и величественнее, чем скромный кирпичный дом Франчески Гордон в Блумсбери, но, поднимаясь по ступеням к парадной двери, Эдвард испытывал чувства, весьма далекие от того радостного ожидания встречи, которое чувствовал в преддверии свидания с ней. Он не сомневался в том, что Чарли оставит этот дом и переедет на Беркли-сквер, как только Уиттерс выполнит свою задачу. А возможно, даже раньше. Эдвард предпочел бы, чтобы это произошло скорее поздно, чем рано. Едва ли сосуществование под одной крышей с Чарли придется ему по вкусу.

Слуга подбежал к двери первым и постучал, и потому дворецкий уже открывал дверь, когда Эдвард дошел до нее. Он ни за что не мог представить, чтобы Чарли сам пошел открывать дверь гостю. И тем более он не мог представить, чтобы Чарли пошел открывать в таком виде, в каком открыла ему дверь Франческа – в домашнем халате и растрепанная. Интересно, она всегда открывает дверь в таком виде по утрам? Может, стоит навестить ее вновь, неожиданно и с утра пораньше, чтобы посмотреть… Нет. Определенно не следует этого делать. Ему не надо было и сегодня утром к ней заезжать. Он просто пошел на поводу у одного из необъяснимых побуждений.

Дворецкий проводил Эдварда в комнату для завтрака. Чарли сидел за столом.

– А, доброе утро! – жизнерадостно поприветствовал его Чарли. – Перекусишь?

– Спасибо. Я завтракал. – Эдвард присел рядом с братом.

– Только кофе, – бросил Чарли слуге. – Потом можешь уходить.

Когда лакей принес ему кофе и с поклоном удалился, Эдвард обратился к брату:

– Как твоя нога?

Чарли пожал плечами, отрезая ломтик от запеченной почки:

– Все еще не отвалилась.

– Выходит, значительно лучше, – ответил Эдвард, заставив Чарли закашляться. – Я рад это слышать.

Чарли сделал большой глоток и внимательно посмотрел на брата.

– Зачем ты здесь?

– Справиться о твоем здоровье, разумеется, – Эдвард поднял чашку, и Чарли презрительно фыркнул, – и отчитаться о проведенной солиситором работе.

– А-а, – сказал Чарли. – Я думал, ты пришел поведать мне о леди Гордон.

Настал черед закашляться Эдварду. По правде говоря, он едва не подавился.

Эдвард опустил чашку на блюдце с выразительным звоном, так, что часть напитка выплеснулось на блюдце, и мрачно уставился на брата. Чарли ответил ему многозначительной усмешкой.

– Здесь уже побывал Джерард?

– Конечно. Она очень даже ничего, насколько я понял из его слов, хотя Джерард не вполне внятно объяснил, какое она имеет отношение к нашей самой злободневной проблеме. – Чарли вдруг посмотрел на Эдварда так, как, бывало, смотрел отец. Хищно, словно ястреб на добычу. – Не то чтобы я осуждаю тебя за то, что ты проводишь время в ее приятной компании, или завидую тем удовольствиям, которые она тебе дарит.

– У нас чисто деловые отношения, и ничего больше. – Эдвард старался говорить как можно спокойнее.

Чарли откинулся на спинку кресла и кивнул с напускной серьезностью. В глазах его горело озорство.

– Она оказала мне – или, скорее, нам – большую услугу, и в качестве благодарности я помогаю ей в одном небольшом деле. – Эдвард пожал плечами, рассчитывая, что это сойдет за жест равнодушия. – И все.

«Пока все», – подумал он и сделал еще один глоток кофе, стараясь скрыть тревогу, вызванную этой последней фразой, которую, слава Богу, он не произнес вслух.

– Она оказала нам большую услугу! – Чарли в своем ликовании выглядел крайне неприятно. Как настоящий злодей. – Эдвард, ты превзошел даже самого себя, заставляя молодых и хорошеньких вдов оказывать нам услуги. Ты, безусловно, уже и так сделал вполне достаточно, чтобы защитить семью, и, уж конечно, куда больше, чем сделал я. Я пренебрегал своим долгом, верно? Так позволь мне внести свою лепту. Пришли ее ко мне, и я с удовольствием расплачусь с ней за все услуги, которые она оказала «нам». Джерард сказал, что у нее роскошная фигура…

– Чарли! – рявкнул Эдвард и сам себе удивился.

Чарли захохотал:

– Господи, Нед! Если бы ты только мог видеть свою физиономию! Не бойся, я не собираюсь украсть твою рыжеволосую вдову. Я лишь смею заметить, что она гораздо темпераментнее Луизы Холстон – я всегда говорил, что эта девушка холодна как труп, ты знаешь, – и если кто-то и заслуживает немного радости, так это ты. Твое счастье, что ты избавился от Холстонов. Отпразднуй же это событие, позволив себе толику нескромных удовольствий! После общения с ходячим мертвецом по имени Луиза как приятно пообщаться для разнообразия с живой и горячей женщиной! – Все еще ухмыляясь, Чарли вновь взял вилку и продолжил есть.

Эдвард знал, что Чарли не постесняется сказать все, что думает о недостатках Луизы. В отличие от Джерарда Чарли получал удовольствие от того, что ставил ближнего в неловкое положение, и наслаждался, наблюдая, как тот вертится, словно уж на сковородке. В отличие от Джерарда Эдвард отказывался заглатывать наживку и пускаться в спор с Чарли.

– Я не рассчитывал, что ты будешь из кожи вон лезть, спасая Дарем, и уж тем более не стану рассчитывать на то, что ты сделаешь что-то для леди Гордон. Джерард выдвинул похожее предложение, а потом едва не бегом покинул комнату, когда узнал, чего она от меня хочет.

– Правда? И чего она хочет?

– Чтобы я подыскал ей стоящего адвоката, – сдержанно ответил Эдвард. – Кстати, я пришел, чтобы сообщить, как продвигается работа у Уиттерса, если тебе это интересно.

– Конечно, интересно, – сказал Чарли, и взгляд его скользнул к газете, разложенной на столе возле тарелки. Должно быть, он читал ее перед тем, как сюда зашел Эдвард. Перевернув страницу, он брезгливо поморщился: – Чертовски благородно с твоей стороны держать меня в курсе. Так как у него продвигаются дела?

Эдвард пересказал Чарли все то, что они обсуждали с солиситором, но едва ли брат слушал хотя бы половину того, что он ему говорил. Чарли поднимал на него взгляд и время от времени кивал, однако все его внимание было посвящено завтраку и газете, которая, как не мог не заметить Эдвард, была из числа бульварных газетенок, вроде той, в которой печатал свои заметки Слоун. Отчего-то Эдварда это сильно задевало. Он готов был в одиночку вести судебную тяжбу ради того, чтобы закрепить права на Дарем, и не возражал против управления несколькими поместьями, обеспечивающими безбедную жизнь ему и братьям, но его сильно раздражало то, что Чарли не мог уделить ему должного внимания из-за того, что его больше занимали гадкие сплетни из бульварных газет. Эдвард отодвинул стул и встал.

– Не стану мешать тебе наслаждаться последними слухами, – сказал он довольно резко. – Если захочешь узнать больше о том, как продвигаются дела у Уиттерса, милости прошу на Беркли-сквер в любое удобное для тебя время.

– Я слышал каждое твое слово, – ответил Чарли, не отрывая взгляда от газеты. – Не бей меня, лежачего.

– Ах да, помню. Трое громил, которые сбросили тебя с лестницы, – сухо заметил Эдвард. – Из-за женщины.

– И сделали меня инвалидом на несколько недель, оставив меня на милость бесчувственных родственников. – Чарли наконец удостоил его взглядом. – Джерард отправился в Сомерсет. Он заезжал попрощаться.

– Он сообщил мне об этом сегодня утром. – Младший брат все еще не отказался от мысли отыскать шантажиста, и он от всей души желал ему удачи, хотя и не слишком в нее верил.

– Возможно, ему следует решить проблему с помощью меткого выстрела из пистолета, – заметил Чарли.

Эдвард потер переносицу.

– Да, всем нам будет куда лучше, когда Джерарда посадят в тюрьму за убийство. – Он опустил руку и покачал головой. – Но даже если он действительно пристрелит убийцу, наших проблем это не решит. Кузен Августус может объявиться в любой момент. Не сомневаюсь, что он постарается найти основание, чтобы составить прошение о передаче титула ему. Уиттерс весь Лондон поставил с ног на голову в поисках записи о тайной женитьбе отца, чтобы знать, какие контрмеры предпринимать, но все безрезультатно. Благодаря таким вот гнусностям, – Эдвард ткнул пальцем в газету Чарли, – все шепчутся о скелетах в наших шкафах, и не составит труда раздуть из этих слухов грандиозный скандал, который запятнает наши имена, как бы все ни обернулось. Все, что мы сделаем или скажем, если только это не укладывается в весьма жесткие рамки приличий, еще сильнее подогреет нездоровый интерес к нашей семье.

Чарли сбросил с лица маску ленивой скуки. Глаза его смотрели на Эдварда почти что с состраданием, когда он сказал:

– Я не мог представить, что Луиза так с тобой поступит.

Ее имя просвистело, словно стрела, впившись Эдварду в самое сердце. Он сделал глубокий вдох, борясь с приступом неконтролируемой ярости.

– Мне не надо было ей говорить. Я допустил ошибку. Вы с Джерардом были правы, а я – нет.

Чарли кивнул, закрывая тему. Эдвард попрощался с братом и уехал. До сих пор ему удавалось гнать мысли о поступке Луизы. Слишком больно думать о том, что женщина, которую он любил, предала его и глазом не моргнув. Он хотел знать, почему она так поступила. Он хотел потребовать от нее объяснений, хотя у него не было желания с ней мириться или даже наводить мосты. Он хотел знать, как он мог так обмануться в своих суждениях о ее характере. Он считал ее любящей и верной, достойной доверия настолько, чтобы поведать ей самую мрачную тайну своей семьи. Возможно, Джерард был прав, и отец заставил ее сделать это ради денег. Конечно, возражал ему тоненький голосок в голове, Холстон не мог бы этого совершить, если бы Луиза ему не рассказала. Как ни крути, это она его предала. Их всех.

Эдвард все еще не сумел избавиться от мрачных мыслей и тогда, когда экипаж его подъехал к дому на Беркли-сквер. Блэкбридж со сдержанным достоинством принял из его рук шляпу. Как он не похож на жизнерадостную домработницу в Блумсбери. С отъездом Джерарда в доме воцарилась тишина, наводящая на мысли о кладбище. Мрачностью и холодом этот дом вдруг напомнил Эдварду склеп – после светлых и теплых комнат, в которых жила леди Гордон.

Он прошел в кабинет, все еще пребывая в подавленном настроении из-за раны, которую вскрыл Чарли своим напоминанием о Луизе, и еще из-за раздражения, вызванного его неспособностью перестать думать обо всем подряд, что имело отношение к Франческе Гордон. Как будто у него не было своих дел и забот! Пора положить этому конец. Он не позволит ни Луизе, ни Франческе, ни кому-либо еще помешать ему жить своей привычной размеренной жизнью, с ее привычными делами и заботами.

Откликнувшись на стук, в кабинет из смежной комнаты вошел мистер Уайт.

– У вас готов проект нового крыла для поместья в Фернлоу? – резким тоном спросил Эдвард.

Фернлоу, поместье в Корнуолле, было обещано Джерарду. Год назад, возможно, чувствуя, что время его уходит, Дарем заявил, что усадебный дом слишком сырой и маленький, и нанял архитектора, чтобы тот переделал старый дом и пристроил к нему новое крыло. Тогда Джерард был в Испании, сражался с Наполеоном, и Дарем стал сдавать очень быстро, превратившись в глубокого старика за небывало короткий срок, и потому все обязанности по надзору за выполнением проекта автоматически легли на плечи Эдварда. Если сейчас он сложит с себя взятые обязательства, это будет равносильно признанию поражения.

Не жалея себя, Эдвард окунулся в работу, проверяя каждую черточку. Он внес несколько изменений в проект и отправил письмо архитектору, сопроводив его целым рядом рекомендаций. Покончив с этим, он занялся другими делами, имеющими отношение к поместьям Дарема, ответил на запросы банкиров, дворецкого в Суссексе, управляющего поместьем в Линкольншире, и так далее, и так далее. К тому времени, как он покончил со всеми делами на этот день, уже наступил вечер. Солнце садилось, окрасив небо в пурпурные тона.

Эдвард размял плечи, затекшие после долгого сидения за столом.

– Это все на сегодня, мистер Уайт?

– Да, милорд.

Секретарь складывал свои документы, когда в дверь постучали. Уайт пошел открывать.

– Милорд, к вам посетитель. Мистер Джексон, – объявил дворецкий.

Эдвард посмотрел на Уайта.

– Детектив, которого вы приказали мне нанять, – пояснил мистер Уайт. – Я велел ему прийти с докладом, как только он что-нибудь обнаружит.

– Проводите его сюда, – приказал Эдвард дворецкому.

Через несколько минут низкорослый худощавый парень – он больше походил на подростка, чем на взрослого мужчину – вошел в комнату. У него было круглое лицо и невинные голубые глаза, и Эдвард с раздражением подумал, что Уайт, должно быть, спятил, наняв мальчишку в качестве сыщика. Но разумеется, внешность бывает обманчивой.

– Слушаю.

Мистер Джексон вежливо поклонился.

– Я пришел, чтобы сделать свой первый доклад, как вы пожелали, сэр, – сказал он. У него было лицо мальчика, но голос мужчины. – Я также принес письменный отчет. – Он протянул запечатанный плотный конверт.

Мистер Уайт положил конверт Эдварду на стол.

– Вы быстро работаете, – заметил Эдвард.

Джексон улыбнулся, и лицо его приняло хищное и хитрое выражение.

– Рад стараться.

– О чем доклад? – Эдвард кивнул на пухлый конверт на столе. – О ребенке или о женщине?

– В основном о женщине. Хотя и в отношении ребенка мне тоже кое-что удалось узнать. Я смогу представить вам отчет через несколько дней.

– Вот как? – Эдвард вновь скосил взгляд на конверт. – Вы хотели бы добавить что-то к тому, что написали?

– Нет, сэр. Я могу представлять вам отчеты в той форме, в какой вы пожелаете, и так часто, как вы того пожелаете.

– Превосходно, – сказал Эдвард. – Время не ждет, особенно в том, что касается ребенка, так что держите меня в курсе. Приходите с отчетом всякий раз, как вам удастся узнать что-то новое. Вы можете оставить отчет Уайту, если меня не будет дома.

– Как вам будет угодно, сэр. – Мистер Джексон с поклоном неслышно выскользнул за дверь.

– Проворный парень, – заметил Эдвард.

Уайт кивнул:

– У него очень хорошие рекомендации, милорд. Он работает быстро, не привлекая к себе внимания.

– Замечательно. – Эдвард посмотрел на конверт. – Вы можете идти, Уайт.

Оставшись в одиночестве, он поднялся и подошел к окну. Отчего-то ему было безотчетно стыдно читать этот доклад, и в то же время у него зудели пальцы от желания вскрыть конверт. Наверное, человек более высокой морали просто оставил бы этот конверт лежать на столе запечатанным до лучших времен. Разумеется, напомнил себе Эдвард, джентльмен с высоким моральным обликом не стал бы вообще наводить такого рода справки. Но раз уж он и так поступился принципами, было бы бессмысленно оставить этот отчет без внимания. Он взял со стола конверт, вскрыл его и, прислонившись к оконной раме, поднес листы к свету.

Франческа Гордон была дочерью англичанина и итальянской оперной певицы, обладающей неплохим сопрано. Ее отец был деревенским джентльменом, сколотившим небольшое состояние, когда на территории принадлежащих ему земель в Корнуолле было открыто угольное месторождение. Этот джентльмен погиб при аварии на угольной шахте, когда его дочь была еще ребенком. После его смерти певица вернулась к своей профессии, уехала на континент, и Франческу растила сестра отца в Корнуолле. В возрасте примерно двадцати двух лет она вышла замуж за баронета, сэра Сесила Гордона. Сэр Сесил был на пятнадцать лет ее старше, но, судя по всему, брак их был счастливым. Они жили в Лондоне – скромно, но с комфортом, имели многочисленных знакомых, принимали у себя гостей. Сэр Сесил погиб два года назад при довольно туманных обстоятельствах, однако леди Гордон была все еще известна своими приемами, хотя и в более скромных масштабах. У нее имелся дом в Блумсбери, из слуг – лишь средних лет пара по фамилии Дженкинс, плюс приходящая прислуга, которая готовила и убирала. Последние несколько месяцев леди Гордон часто видели в обществе лорда Генри Олконбери, преуспевающего барона, который, согласно ожиданиям большинства их знакомых, должен был жениться на леди Франческе еще до конца года.

Эдвард нахмурился, читая эти последние строки, после чего раздраженно бросил листок на стол. В отчете было еще кое-что об Олконбери и несколько замечаний, касающихся салона леди Гордон. Нельзя сказать, чтобы гостями ее салона были сливки лондонского общества, но она устраивала вечера, посвященные литературе, поэзии и музыке. С именем ее не было связано слишком много скандалов, но и образцом целомудрия ее тоже не назовешь. Что касается политических взглядов леди Гордон, то она склонялась в пользу либералов, по вероисповеданию она была католичкой, возможно, потому что католичкой была ее мать. Она посещала театр и скачки в Эскоте. Жила по средствам.

Джексон стоил каждого потраченного на него пенни, раз за столь короткий срок мог столько узнать о леди Франческе. Эдвард обдумывал полученную информацию, хотя даже представить не мог, как это могло бы ему пригодиться.

То, что он прочел, не изменило его мнения об этой женщине, разве что насторожили подробности, касающиеся Олконбери. Впрочем, Эдвард отдавал себе отчет в том, что его повышенный интерес к лорду Олконбери не вполне уместен. Хотя, возможно, если он будет думать о ней, как о женщине, помолвленной с другим мужчиной, это поможет ему охладить не поддающийся разумному объяснению пылкий интерес к этой особе. Впрочем, возможно, они и не были помолвлены. Джексон наверняка упомянул бы об этом факте, если бы помолвка действительно состоялась. И все же Джексон дал ему кое-какую зацепку. В следующий раз, когда у него разыграется воображение, он вспомнит о том, что Франческа Гордон уже встречается с другим мужчиной, и это поможет ему взять эмоции под контроль.

Нет, пожалуй, самое лучшее, что он может сделать в данной ситуации, – это поторопить Джексона с поисками ребенка, а до той поры избегать всяческого контакта с ней. Как только Франческа Гордон получит свою племянницу, у него отпадет всякая необходимость встречаться с ней вновь. Расстояние излечит его от временного помешательства, даже если никакие другие средства не помогут.

Глава 14

Эдвард не давал себе поблажек. Он отправил леди Гордон всего одну короткую записку, в которой уведомил ее о том, что нанял сыщика и станет извещать ее всякий раз, как у него будут появляться новые сведения. Она ответила ему столь же короткой запиской, которую он перечитал несколько раз перед тем, как сунул в ящик стола, хотя никакой надобности хранить ее у него не было. Затем он взялся за дела: поместья требовали его неусыпного внимания. Работа шла ему на пользу, он чувствовал, что к нему возвращается уверенность. Он действительно мог контролировать свой интерес к Франческе. Возможно, принимая во внимание обстоятельства их знакомства, в том, что она его заинтриговала, не было ничего противоестественного. Но на этом все и закончилось: нет интриги, нет и чувств. Если не считать странного побуждения вновь и вновь перечитывать ее записку и еще более странного ощущения, возникшего, когда он случайно увидел ее на Бонд-стрит из окна экипажа, – Эдвард с полным правом мог констатировать успех. Ему удалось выбросить из головы Франческу Гордон.

На целых четыре дня.

Он как раз собирался выйти из дома и уже спускался в холл, когда дворецкий остановил его со словами:

– К вам посетитель, милорд. Мистер Джексон.

Эдвард замер. Принес ли сыщик новые вести о леди Гордон? Или о девочке?

– Хорошо, – сказал Эдвард, злясь на себя за тот вопрос, который первым пришел на ум, и, стараясь не выдать тоном своего раздражения, добавил: – Проводите его в кабинет. Я сейчас же его приму.

Когда Эдвард вошел в кабинет, Томас Джексон уже ждал его стоя у окна и сжимая в руках кепку. Сегодня он был похож на помощника трубочиста.

Эдвард закрыл за собой дверь.

– У вас что-то важное?

– Да. – Джексон вытащил из кармана конверт. – Вы попросили докладывать, как только я что-нибудь узнаю.

Эдвард взял конверт.

– Вы нашли ребенка?

– Нет, но я кое-что узнал о дяде.

– Вот как. – Эдвард оценивающе посмотрел на сыщика.

Отыскав дядю ребенка, Персеваля Уоттса, несложно выйти и на саму девочку. Возможно, их с Франческой Гордон сотрудничеству вскоре придет конец, что избавит его от необходимости дальнейшего с ней общения. Он нанял Джексона потому, что о нем отзывались как об оперативном, надежном и умеющем держать язык за зубами работнике, но отчего-то Эдвард поймал себя на том, что его бы устроил сыщик, исполняющий свои обязанности менее ревностно.

В остром взгляде голубых глаз Джексона светился ум, и его голова, покрытая шапкой нечесаных черных кудрей, работала на редкость хорошо. Джексон смотрел на Эдварда выжидающе.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложил Эдвард, жестом указав визитеру на диван. – Возможно, будет лучше, если вы мне сами обо всем расскажете. – Тогда у него появится возможность задать вопросы по ходу доклада и прояснить все неясности.

Джексон сел на край небольшого дивана. Эдвард положил доклад на стол и расположился в кресле напротив сыщика.

– Мистер Уоттс – художник, – сказал Джексон. – Он претендует на то, чтобы считаться хорошим художником, и он учился в Королевской академии. Он уже выставлял некоторые свои работы, однако признания мэтров так и не добился.

– То есть?

– То есть он пытался стать членом Академии, но не был избран. Похоже, его живопись не отвечает ни вкусам публики, ни вкусам академиков. Господин, с которым я разговаривал, сказал, что слышал, будто Уоттс стал писать портреты на заказ ради заработка, но затея его оказалась не слишком успешной.

– То есть его можно найти через Академию? – Эдвард нахмурился. – Кто-то из ее членов должен знать, где он живет.

– Мне такого человека найти не удалось, – ответил Джексон. – Он перестал посещать занятия в Академии в прошлом году, и никто из его соучеников с тех пор его не видел.

– Как насчет того человека, который рассказал вам о его занятиях портретной живописью? Он должен знать кого-то, кто видел Уоттса.

– Тот господин слышал, что Уоттс несколько месяцев назад, зимой взялся писать портреты на заказ. А художник, знакомый Уоттса, узнал об этом, потому что ему об этом рассказал один из заказчиков Уоттса, который остался недоволен портретом и отказался платить. – Джексон пожал плечами. – Художник сказал, что видел портрет и считает его добротным – с теми же претензиями заказчик мог обратиться к зеркалу. Как бы там ни было, репутации Уоттса был нанесен урон. Его уже давно не встречают в тех местах, где он частенько бывал раньше, и, похоже, никто не знает, куда он исчез.

– Понятно, – пробормотал Эдвард. – Как вы думаете, он мог уехать из Лондона? У него есть родственники в пригороде. Может, он к ним вернулся? – Если Уоттс и его сестра имели бы родных, готовых поселить их у себя, то скорее всего они бы к ним и направились, принимая во внимание острую нехватку средств.

– Все, что мне могли сообщить те, кого я опрашивал, – это то, что Уоттс живет со своей вдовствующей сестрой в Лондоне. Мой осведомитель уверен в том, что Уоттс вырос в столице, но мне пока нечем подтвердить эту информацию. Если у него есть родня где-нибудь в сельской местности, то самым разумным шагом было бы переехать к ним.

Эдвард задумчиво кивнул:

– Итак, ехать ему некуда, постоянного дохода у него нет, и он скорее всего все еще живет с сестрой. В его положении любому пришлось бы продавать свои картины, и скорее всего он тоже этого хочет. Меценаты? Частные выставки? Галереи? Посредники?

– Я веду поиск по всем этим направлениям. Труднее всего выявить заказчиков, потому что договор совершается между двумя сторонами без посредников. Я попробую действовать через знакомых торговцев произведениями искусства…

– Нет, – сказал Эдвард, подняв руку. – Этим займусь я.

Он подозревал, что если кто-то из посредников между художником и покупателем знает, где найти Уоттса, то скорее всего не станет рассказывать об этом первому встречному, а уж тем более такому, как Джексон, в котором даже не слишком искушенный человек без труда определит ищейку. Если Уоттс и его сестра скрываются от Франчески, то они наверняка предприняли меры, чтобы обезопасить себя от излишне любопытствующих субъектов. Но богатый аристократ, приобретающий картины, едва ли попадет под подозрение, и такому заказчику нищий художник едва ли сможет отказать, как бы он ни опасался выдать свое местопребывание.

Должно быть, Джексон уловил ход его мысли.

– Да, этот путь, возможно, будет более эффективным, – согласился он. – Как пожелаете, милорд.

– Продолжайте искать миссис Хейвуд. Возможно, она и Уоттс разъехались по разным квартирам, и она взяла девочку с собой. Мне Персеваль Уоттс без надобности, если с ним нет девочки.

Джексон кивнул и осведомился:

– А насчет другой женщины? Мне все еще продолжать приглядывать за леди Гордон?

Эдвард сжал губы, чтобы не выдать волнение, охватившее его, когда он услышал ее имя.

– Нет. Я располагаю о ней достаточной информацией, – быстро проговорил он. Если ему захочется узнать о Франческе что-то еще, он сделает это сам. Или – что будет правильнее – усмирит свое неуемное любопытство и воздержится от дальнейших изысканий. Ему и так было не по себе от того, что он, поддавшись искушению, велел Джексону собрать о ней сведения, а еще больше греха на душу он брать не хотел.

Джексон выразительно на него посмотрел и сказал:

– Как пожелаете, милорд.

Эдвард кивнул и отпустил его, но сам остался в кабинете. Если уж быть до конца честным перед самим собой, он мог заставить себя не думать о Франческе Гордон постоянно, лишь потому что знал, что рано или поздно вернется Джексон, и тогда у него появится и повод и необходимость думать о ней вновь. Только этим Эдвард мог объяснить тот факт, что не перенаправил сыщика к леди Гордон, чтобы он сам докладывал ей о Персевале Уоттсе, миссис Хейвуд или Джорджиане, а велел Джексону являться с докладами к нему. И если он успел хоть немного узнать эту женщину, то она скорее всего захочет искать Уоттса вместе с ним. Эдвард поймал себя на том, что прикидывает, сколько десятков торговцев произведениями искусства работают в Лондоне. Похоже, он сам загнал себя в ловушку.

Со вздохом Эдвард встал из-за стола. По крайней мере он способен признать свои слабости. Возможно, осознание собственных слабостей поможет ему сохранить голову, когда он лицом к лицу встретится со своей Цирцеей.

Эта неделя казалась Франческе бесконечной. Сначала она не находила себе места, потому что постоянно пребывала в томительном ожидании. Впрочем, получив от лорда Эдварда записку о том, что он нанял сыщика, она успокоилась. Но очень скоро вновь начала нервничать, потому что после той записки она так и не получила от лорда Эдварда никаких вестей. Ни сообщения о продвижении дел, ни сообщения о неудаче.

Привыкнуть к пассивному ожиданию было особенно трудно после стольких недель, проведенных в поисках солиситора, а затем в заманивании к себе в помощники лорда Эдварда. Каждое утро она просыпалась с мыслью о том, как и при каких обстоятельствах могла бы отыскать Джорджиану и сколько могла бы заплатить Эллен за отказ от права на девочку, и всякий раз ей приходилось напоминать себе о том, что все, что сейчас от нее требуется, – это проявлять терпение. Она должна ждать, пока сыщик не сделает свою работу. Метаться по Лондону в поисках Эллен было глупо и опасно. Чем больше она будет суетиться, тем с большей вероятностью спугнет Эллен, и та, чего доброго, вообще увезет Джорджиану из Лондона. Самой верной тактикой на этот момент было затаиться и ждать, чтобы застать Эллен и Персеваля врасплох. Ей, впрочем, приходилось напоминать себе об этом каждый день, потому что каждый последующий день без новостей от лорда Эдварда казался длиннее предыдущего.

Но… О, если бы только лорд Эдвард навестил ее! Не может быть, чтобы у него не нашлось часа свободного времени, чтобы заехать к ней и заверить, что все идет как надо. Она воспользовалась его советом вопреки собственным побуждениям, а он ушел и так больше ни разу не появился, оставив ее маяться в ожидании вестей. Неужели он не осознает, что та спокойная холодноватая сдержанность, которая сродни его природе, для нее – непосильное бремя? То, что казалось таким логичным и правильным в его устах, в его отсутствие и в отсутствие каких-либо вестей от него, представлялось все более и более невыносимым бременем. Постепенно мысли о нем стали занимать в ее голове почти столько же места, сколько мысли о Джорджиане. Франческа даже поймала себя на том, что всматривается в лица прохожих на улице, надеясь увидеть лорда Эдварда, что прислушивается, не зазвенят ли упряжью впряженные в его экипаж кони, останавливаясь у ее дверей. Она даже подумала, не изобрести ли какой-нибудь предлог для того, чтобы самой его навестить, чтобы ему пришлось хоть что-то ей сказать.

И словно мало было испытаний ее терпению, Франческу решил навестить Грегори Слоун. Его лицо с нездоровым румянцем имело выражение самое решительное. Франческа мысленно застонала при его появлении, но, по правде говоря, визит этот не был таким уж неожиданным. Приклеив на лицо улыбку, она проводила Слоуна в гостиную. Ей не пришлось долго ждать, когда он перейдет к сути.

– Я знаю, что вы ввели меня в заблуждение, – окинув ее многозначительным взглядом, объявил Слоун. – Насчет аферы Дарема.