Текст книги "Ожерелье невесты"

Он не собирался дотрагиваться до нее. Он просто не смог удержаться.

– Мне очень жаль, – сказал он, привлекая ее к себе. Она повернула к нему лицо.

– Я надеюсь, что настанет день, когда те, кто повинен в смерти моего отца, понесут наказание.

Он не мог винить ее за эти слова. Если бы убили кого-нибудь из тех, кто был дорог ему, он чувствовал бы то же самое, но представить такое было невозможно.

– Я потерял отца два года назад, – сказал он. – И только тогда понял, как много он для меня значил. В конце жизни у него очень не ладились финансовые дела. Он никогда не жаловался на это, а я был слишком занят собой, чтобы спрашивать. Если бы я был рядом, может быть, этого не случилось бы. Не знаю. Не думаю, что я бы смог помочь ему.

Виктория взглянула на него.

– Вместе с титулом вы унаследовали немало трудностей, но вы справились с ними. Вы восстановили то, что потерял ваш отец.

– Откуда вы?..

– В таком доме, как ваш, милорд, вряд ли многое можно удержать в секрете.

Он чуть улыбнулся:

– Пожалуй, что так.

– Почему вы не женаты? Я видела вас с Тедди. Стало понятно, что вы любите детей. И потом – ведь вам нужен наследник. – Розы загорелись у нее на щеках. – Конечно, это не мое дело.

– У меня есть ряд обязательств. Произвести на свет наследника лишь одно из них. Но я хотел бы в будущем завести семью. Все, что от меня требуется, – найти невесту, отвечающую определенным требованиям.

– Вы подыскиваете богатую наследницу. Это я тоже слышала. Такую, которая пополнила бы ваше состояние.

– Я в долгу перед отцом. И я намерен вернуть долг. Удачная женитьба очень важна в этом смысле.

– Понимаю.

Так ли это на самом деле? Если бы она могла представить себе, каково это – знать, что ты обманул ожидания человека, который значил для тебя больше всех в целом мире.

Что было, то было, больше он не оступится.

– Вам холодно, – сказал он, заметив, что на ее руках появилась гусиная кожа. – Почему вы не идете в каюту?

Она кивнула:

– Я пойду.

Корд не мог оторваться от женственного покачивания ее бедер и страстно желал, чтобы она согласилась стать его любовницей. Может быть, тогда он смог бы выполнить свое обязательство – жениться на богатой невесте.

Глава 9

Ужин закончился. Тори отвела сестру в отведенную для них каюту. Как только судно покинуло бухточку, Клер снова стало тошнить, и мистер Дженкинз дал ей настойку опия. Едва надев ночную рубашку, Клер свернулась на койке калачиком и заснула.

Тори совсем не хотелось спать. Еще раньше, когда они с Клер обедали за капитанским столом с Брантом и его другом, герцогом, граф спросил ее, не присоединится ли она к нему на палубе.

Весь вечер он был внимателен к ней, чего она никак не ожидала. Она чувствовала, что ему жаль ее, но совсем не хотела жалости. Ей нужна была помощь, и он уже обещал помочь.

Только бы он сдержал свое слово.

Тори верила, что сдержит. Что-то было такое в графе, что заставляло думать о нем как о человеке чести и долга, что побуждало ее верить ему. Это было в глазах, когда он смотрел на нее, и даже в его невероятной тяге к ней, которая пронзала сердце. Он желал ее так, как ни один мужчина никогда не желал.

И она желала его.

Она знала, что это плохо. Ей с детства внушали, что она должна сберечь себя для мужа. Даже если бы граф знал, что она на самом деле дочь барона, даже если бы ей удалось очистить свое имя, это ни к чему бы не привело: он ясно дал понять, на какой женщине намерен жениться. А Тори никогда не быть богатой наследницей.

Брант был не для нее, она знала это, но само собой получилось так, что она схватила плащ, набросила его на плечи и вышла из каюты.

Она должна быть непоколебимой, сказала она себе, игнорируя его горящие желанием взгляды. И острую тоску в своем сердце.

Было уже далеко за полночь – и никаких признаков лодки с Итаном. Клер спала в отведенной им каюте, а Виктория оставалась на палубе возле графа. Из подслушанного прошлой ночью разговора ей было известно, что граф здесь, чтобы помочь своему кузену бежать из тюрьмы. И странное дело, он был рад, что она знает это. Ожидание становится менее тягостным, если рядом тот, кто разделяет твои чувства.

Он посмотрел туда, где у поручня стояла Виктория. Ночной бриз развевал ее волосы, от раскачивающегося на мачте фонаря по ним пробегали блики.

– Вы действительно не хотите укрыться в каюте? Уже поздно и очень сыро.

Она плотнее завернулась в шерстяной плащ.

– Мне не холодно, море спокойно. Я лучше побуду здесь.

Ему пришло в голову, что она не уходит с палубы из-за него, помогает скоротать бесконечно тянущееся время до появления лодки. У него никогда раньше не было женщины-друга. Если бы не вожделение, которое он испытывал к ней, он мог бы думать о Виктории как о друге.

– Смотрите! – Она показала вдаль. – От берега отделилась лодка!

Он глянул туда, куда показывала Тори, и тут же, тяжело ступая по надраенной палубе, к нему подошел Шеффилд.

– Похоже, к нам идет лодка. Корд впился глазами в темноту.

– Не могу понять, есть ли в ней Итан.

– В лодке двое. Это все, что я вижу.

Корд с волнением смотрел на человека на веслах, который изо всех сил греб к шхуне. Как только лодка пришвартовалась к судну, он перебросил через борт тяжелый веревочный трап и воззвал к Богу, надеясь вот-вот увидеть лицо Итана.

Разочарование охватило его, когда он разглядел оставшегося в лодке матроса – того, что был на веслах, – а второй, незнакомый, по веревке взобрался на палубу.

– Макс Брадли, – представился он. Гигант с суровым обветренным лицом и грубыми, ободранными пальцами. Густые темные волосы падали на воротник его темно-синего шерстяного плаща. – Боюсь, у меня плохие новости.

– Он… Неужели мертв?

– Я так не думаю. Похоже на то, что его перевели в другое место.

– Когда?

– Пару дней назад.

Свинцовая тяжесть легла на грудь. Они упустили шанс. Итан остается в тюрьме. Корд проглотил комок в горле, пытаясь справиться с отчаянием.

– Мы понимали, что все выглядит как-то слишком просто, – сказал Рейф. – Что ж, нам предстоит еще один поход.

Еще один поход. Корд вскинул голову. Слова Шеффилда давали надежду. Возвращали к жизни.

– Да… хорошо. Мы еще вернемся. Куда они его упрятали?

– Точно не знаю, – сказал Брадли, – но обязательно выясню. Милорд, еще не все потеряно. Капитан Шарп один из лучших наших людей. Мы почти так же сильно, как вы, хотим, чтобы он вернулся живой и невредимый.

Ну, совсем не так сильно, думал Корд, чувствуя, как напряжение последних нескольких дней покидает его, переходя в усталость.

Брадли бросил взгляд в открытое море.

– Вам надо уходить, пока темно. Как только я установлю местонахождение капитана Шарпа, я тем же способом извещу Пендлтона.

– Мы будем наготове, – сказал Корд. – Удачи.

– Спасибо. – Брадли перелез через борт, спустился по веревочному трапу с ловкостью, которая выдала в нем человека, не чуждого морю, и уселся в шлюпке.

Корд смотрел, как шлюпка постепенно уменьшалась в размерах, приближаясь к берегу, пока темнота не поглотила ее. Вокруг него, поднимая паруса, забегали матросы. Заскрипела якорная цепь, наматываемая на подъемный ворот, и через несколько минут шхуна сдвинулась с места, направляясь в открытое море. Корд пошел к своей каюте.

– Милорд? – Голос Виктории с трудом дошел до его сознания. Он забыл, что она здесь.

– Простите меня. Не знаю, о чем я думал.

– Вы думали о своем кузене, – мягко сказала она.

Взгляд Корда снова обратился к берегу, но шлюпки уже не было видно.

– Если бы мы оказались здесь несколькими днями раньше.

– Вы вызволите его в следующий раз.

Он кивнул:

– В следующий раз… да. Я все думаю: где-то он сейчас?

– Где бы он ни был, я молюсь, чтобы он остался невредим.

Корд вздохнул, отчаянно присоединяясь к ее молитве.

– Идемте. Я провожу вас до каюты. – Он положил руку ей на талию, в действительности не желая, чтобы она уходила. Виктория не сдвинулась с места, стояла и смотрела на него. Ее глаза обшаривали его лицо, и он гадал, прочитала ли она на нем всю меру его усталости и разочарования.

– Я тут подумала, что если… Я подумала, что сегодня ночью могла бы составить вам компанию.

Последовало долгое молчание. Много ударов сердца. Корд смотрел на нее, не веря тому, что услышал.

– Вы понимаете, что говорите… что неизбежно произойдет, если вы придете в мою каюту?

– Я знаю, что я говорю. – Она приложила ладонь к его щеке. – Я прошу вас, чтобы вы любили меня.

Его ноги словно приросли к палубе. Он чувствовал себя зеленым юнцом, которому впервые предстоит любовное свидание.

– Виктория… вы уверены? Вы уверены, что хотите этого?

– Я пыталась убедить себя в обратном, но это неправда. Я хочу вашей любви, милорд. Я совершенно уверена.

Тогда он придвинулся к ней ближе, так близко, чтобы ощущать ее, и взял ее лицо в свои ладони.

– Я позабочусь о вас. О вас обеих. Обещаю, что вам не придется раскаяться…

Она заставила Корда замолчать, приложив палец к его губам.

– Не говорите ничего. Пожалуйста. Мы не знаем, что ждет впереди, какие беды могут подстерегать нас уже завтра. Сегодняшняя ночь – все, что у нас есть, но она наша. Если это то, чего вы хотите.

Боже, он никогда не хотел чего-нибудь так сильно. Корд притянул Викторию к себе и поймал ее губы в отчаянно страстном поцелуе. Она пахла розой и медом, и его тело содрогалось от желания.

Он молча поднял ее на руки и понес к ступеням, ведущим в каюту.

К тому времени, когда граф, пронеся Тори по коридору, открыл дверь и поставил ее на ноги, она вся дрожала. Неистовое желание толкнуло ее на безумный поступок, но вот она здесь, и пути назад нет. Этой ночью она почувствовала его отчаянную нужду в ней и не могла не отозваться. Она сказала ему правду. Она хотела, чтобы граф любил ее. Хотела этого так, как никогда в своей жизни ничего не хотела.

В темноте каюты он закрыл дверь, снял с нее плащ, сбросил с себя куртку, подошел к столику и зажег маленькую латунную лампу, прикрепленную к крышке.

Свет лампы падал на его лицо, подчеркивая линии и углубления. Он казался таким сильным, таким невыразимо красивым, но когда он подошел к ней, в глубине ореховых с золотом глаз мелькнула неуверенность.

– Вы делаете это не для того, чтобы заручиться моей помощью, когда мы вернемся в Лондон? Вы не считаете это платой?

Гнев в ней боролся с болью. Так он подумал, что она могла бы продать свое тело, чтобы спасти себя и Клер? Она бы повернулась и ушла, если бы не желание, которое она прочитала на его лице.

– Все равно, поможете вы мне или не поможете. Одно не имеет никакого отношения к другому.

Облегчение, которое он испытал, было настолько очевидным, что смягчило ее. Невозможно, но, кажется, не только она была уязвима.

– Меня зовут Корд. Произнесите мое имя.

Ее щеки слегка порозовели. Так она называла его в своих мечтах.

– Это очень красивое имя… Корд…

Он наклонился и коснулся ее губ нежнейшим поцелуем.

– А как же ваша сестра? Она спохватится, если вы не вернетесь.

– Как только шхуна вышла в открытое море, Клер снова стало укачивать. Мистер Дженкинз дал ей дозу опия. Он сказал, она будет спать весь обратный путь до Лондона.

Граф провел пальцем по ее щеке.

– Тогда на эту ночь вы моя.

Когда он обнял ее и поцеловал, Тори закрыла глаза. Это был уже не нежный и осторожный поцелуй, а горячий, требовательный, опустошающий, наполнивший ее желанием и жаром. Колени у нее ослабли, она обхватила его за шею, чтобы не растечься лужицей у его ног.

– Произнесите мое имя.

– Корд…

Следующий поцелуй был влажным, яростным, необузданным. Она дрожала, голова у нее шла кругом.

– Я знаю, мне не надо спешить, – сказал он. – У меня много времени.

Она улыбнулась, приподнялась на цыпочках и поцеловала его. Ответом были безудержные поцелуи. Он впечатал свои губы в местечко пониже уха, целовал ее шею, снова поймал ее губы. Он расстегнул пуговицы на ее платье, и оно раскрылось, обнажив мягкие холмики.

Тори застонала, когда он взял грудь в ладонь и начал ласкать ее, трогая пальцем сосок. Сосок увеличился и затвердел, что-то в нем запульсировало.

Непонятным образом платье совершенно раскрылось, и Корд спустил его с ее плеч, потом дальше – до бедер, и оно кучкой упало у ее ног. За ним последовала нижняя рубашка, и Тори осталась в одних подвязках и чулках. Она боролась с желанием прикрыться от его горячего львиного взгляда.

– Я мечтал об этом, – сказал он, лаская ее грудь, заставляя сосок пульсировать от наслаждения. Она часто задышала, ошеломленная, не зная, как себя вести. Когда он наклонился и припал губами к мягкой выпуклости ее груди, она приникла к нему.

– О, мой…

Тори запустила пальцы в его волосы, сама не понимая, хочет оттолкнуть его или притянуть крепче. Его язык кругами двигался вокруг ее соска, пробовал на вкус, тянул за кончик, отчего по всему телу начали распространяться теплые волны.

Его рука заскользила по ее животу. Он сосал ее грудь, а пальцы раздвинули нежные складки и осторожно скользнули внутрь.

Тори припала к его плечам, задрожав так сильно, что он стал покачивать ее в своих руках.

– Не пугайтесь. Я совсем не хочу сделать вам больно.

– Я не… не боюсь. – Она была как в огне. Она хотела больше страстных поцелуев и смелых ласк. Она хотела, чтобы он ласкал ее, и сама хотела ласкать его, ощущать, прикасаться к его коже, вдыхать его запах.

Когда он поставил ее на ноги у койки, она склонилась к нему и стала вытаскивать рубашку из брюк. Корд помог ей в этом, а потом стянул рубашку через голову. Он нагнулся, снял сапоги и начал расстегивать панталоны.

Он остановился, взглянул на нее снизу вверх и увидел, что она смотрит на его широкую грудь. Тори потянулась к нему, а он поймал ее кисть, повернул ладонью вверх и поцеловал, а потом положил ладонь к себе на грудь, туда, где стучало сердце. Теперь она ощущала неистовое биение, такое неистовое, такое полное жизни.

Она познавала его, исследуя гладкость кожи, упругость мышц, плоский живот. Он не делал никаких попыток остановить ее, но она чувствовала, как напрягалось его тело.

Она тронула нижнюю пуговицу его панталон, и он, задохнувшись, глотнул воздух.

– Моя бесстрашная Виктория. – Кажется, он одобрял ее поведение, даже когда она отступила назад, давая ему раздеться. Он снял панталоны, и она восхитилась его поджарым телом, мощным торсом и длинными ногами.

Когда ее глаза остановились на тяжелой плоти, к любопытству присоединилась нервическая дрожь неуверенности.

– Все хорошо. Нам не надо спешить. Мы сделаем это медленно, это не будет больно. – Он поцеловал ее долгим, ласкающим, размягчающим поцелуем, убедившим, что она может довериться ему.

Желание вернулось, поглотило ее, как туман шхуну. Он уложил ее на койку, удерживая свой вес на локтях, и покрыл поцелуями. Его руки были везде – гладили кожу, ласкали груди, перемещались вниз, раздвигали ее ноги и проникали внутрь, посылая волны наслаждения, прокапывающиеся по ней.

Она ощутила всю мощь его возбуждения, но не испугалась, напротив, исступленное ожидание наполнило ее. Она хотела этого, хотела его. Что будет дальше, не имело значения.

Там, куда он вошел, было горячо и скользко. Корд сделал движение, стараясь не нажимать сильно, готовя ее к тому, чтобы принять его. Он целовал ее долго и крепко, ласкал и дразнил, пока она не начала извиваться под ним, шепча его имя, стараясь плотнее прижаться к нему. Тогда он глубоко вошел в нее.

На мгновение острая боль пронзила ее. Он лишил ее девственности. С этого дня она никогда не станет прежней. Но эта мысль быстро исчезла, а вместе с ней и боль. Он наполнял ее всю, он соединился с ней так, как она не могла и вообразить.

– Прости, – сказал он, неподвижно удерживаясь над ней. – Я старался не сделать больно. – Но в его глазах был триумф, триумф полного обладания. На самом деле он хотел признания. Он хотел знать, что хорошо сделал свое дело.

– Боль проходит. – А наслаждение оставалось, сладкое нетерпение возвращалось, оно пульсировало и было недосягаемо. Пробуя, она подняла бедра, позволив ему проникнуть глубже, и услышала, как он застонал. Затем он начал двигаться, сначала медленно, разжигая желание и заставляя ее дрожать.

Тори уловила ритм, начала двигаться согласно с ним, а он ускорял движения, входил в нее глубже, брал ее все жестче. Что-то нарастало внутри ее, что-то жаркое и неуправляемое.

Оно вдруг пронзило ее с такой силой, что она вскрикнула, произнеся его имя. Выгнувшись, вцепившись пальцами в его плечи, она вдруг почувствовала, что весь мир рассыпается на части.

Корд напрягся. Он застонал, вслед за ней завершая освобождение.

Стало слышно тиканье часов. Все еще слившиеся воедино, они начали приходить в себя, мягкое пульсирующее наслаждение постепенно затихало. Тори еще несколько секунд лежала неподвижно, погруженная в ощущения.

– Это было что-то особенное, – сказала она и почувствовала, как его грудь сотрясается от скрытого смеха.

– Конечно же, совершенно особенное.

Она повернулась на бок, чтобы взглянуть на него, и увидела ленивое удовлетворение в его глазах.

– Никогда не думала…

– Вот за это я бесконечно благодарен.

Она не была уверена, что поняла его слова, но прежде чем смогла бы спросить, он уже снова целовал ее. Тепло вернулось, и он снова вошел в нее, на этот раз легче. Она и представить себе не могла, как замечательно было делить с ним любовь.

И что бы ни ждало ее наутро, она знала, что никогда не станет раскаиваться в этом.

Глава 10

Корд хотел судить непредвзято. Он должен был быть уверен, что Виктория сказала ему правду, всю правду. Не то чтобы он не верил ей. Ну, по большей части верил.

Думая о ней теперь, когда они вернулись домой, он вспоминал часы, проведенные с ней на шхуне, и чувствовал, как губы сами собой складываются в улыбку. Она оказалась страстной, как он и предполагал, и даже превзошла его ожидания. Как ни жаль ему было будить ее, когда «Соловей» приблизился к порту, он не хотел, чтобы сестра обнаружила ее отсутствие и поняла, где она провела ночь.

Вскоре Клер все равно предстоит смириться с жизненными обстоятельствами – когда Тори займет место его любовницы, – но это произойдет не раньше, чем с обеих сестер будет снято выдвинутое против них обвинение. Чтобы добиться этого, ему необходимо знать, что сумел разузнать Джонас Макфи о Харвуде и двух его строптивых служанках.

Конечно, Макфи получил задание всего несколько дней назад. У него было мало времени. Однако кое-что он мог успеть. Когда Корд вооружится фактами, он пойдет к барону. Деньги за ожерелье, а также угроза скандала скорее всего смогут убедить барона снять обвинение.

Что должно вернуть Викторию в постель Корда.

Выходя из дома, он улыбался, представляя, как она хлопочет по хозяйству, делая вид, что между ними ничего не произошло, но не может скрыть краску смущения, когда обнаруживает, что он смотрит в ее направлении.

Хотя это редко случалось за последние несколько дней.

Виктория избегала его, не зная, как себя вести. Он обещал найти способ замять дело с бароном, но, кажется, это еще больше заставляло ее нервничать. Ему начинало казаться, что было что-то еще, в чем она хотела бы признаться ему, но не решалась.

Возможно, Макфи сумеет заполнить пробелы.

Корд надеялся на это. Он думал о Виктории, и жаркая волна желания вдруг прокатилась по нему, когда он открыл дверь конторы на Боу-стрит, где его встретил очень серьезный Джонас Макфи.

– Тори, ты должна рассказать ему и все остальное.

Тори призналась сестре, что в ту ночь, когда они спрятались в трюме, она была вынуждена рассказать графу большую часть их злоключений.

– Я знаю.

– Граф обещал помочь нам, разве не так?

Они наводили порядок в одной из спален наверху: Тори протирала мебель красного дерева, а Клер подметала пол.

– Он сказал, что поможет, и я совершенно уверена – он сделает все, что в его силах, но…

– Но ты умолчала о самом главном. Ты не сказала ему, что лорд Харвуд – наш отчим, наш опекун по завещанию.

– Потому что не представляю, что будет, когда он узнает. – В любом случае Корду это не понравится. Его вовсе не обрадует, что она, Виктория Темпл Уайтинг, дочь барона Харвуда, принадлежит к аристократическим кругам общества.

Майлс Уайтинг, унаследовавший титул, появился в Харвуд-Холле через несколько недель после убийства их отца. Он милостиво разрешил им остаться в доме и следующие двенадцать месяцев обхаживал их безутешную мать, убеждая, что он ее спаситель. В конце концов она согласилась выйти за него замуж. Никчемный человек, который жил на щедроты своей матери, он возвысился, унаследовав титул и вместе с титулом положение в обществе и умеренное состояние, а также замечательное родовое гнездо леди Харвуд, имение Уиндмер.

Уайтинг получил все, что хотел. Тори не покидала уверенность, что он не остановился бы ни перед чем, чтобы добиться этого.

Включая убийство.

– Граф может поговорить с бароном, – предположила Клер, – убедить его, что мы найдем способ выплатить ему стоимость ожерелья.

– Харвуду нужны не только деньги. Он хочет тебя, Клер. – Как лорд Брант хотел Тори. И граф будет в ярости, узнав, что она дочь пэра и что его намерениям сделать ее своей любовницей не суждено осуществиться.

– Как бы там ни было, ты должна рассказать ему все. Это будет честно.

Тори перестала тереть пятно на столике работы Шератона и повернулась к сестре:

– Хорошо. Я расскажу ему сегодня, после ужина. Ей было страшно даже думать об этом. Прошедшие два дня она избегала его, о чем он, кажется, знал и, наверное, находил забавным. Когда изредка она все же натыкалась на него, было ясно, о чем он думает. Она не могла не заметить жар в его глазах, чувственный изгиб губ. Она помнила, какие ощущения вызывали эти губы, когда касались ее кожи, и по телу разливалось тепло. Клер повернулась к двери.

– Что это?

– Ты о чем? – Тори тоже посмотрела на дверь.

– Мне показалось, что тебя зовут. – Клер оглядела Тори, глаза у нее стали большими и круглыми. – Кажется, это граф.

Тори тоже услышала. Она узнала разгневанный голос, и ее охватил озноб.

– Похоже, он очень рассержен. Ты ведь не думаешь…

– Именно это я и думаю. Тебе лучше остаться здесь. – Стараясь унять застучавшее сердце, Тори взялась за свою хрустящую черную юбку и вышла за дверь, направляясь к лестнице, ведущей в прихожую.

На нижней площадке лестницы стоял лорд Брант. Его губы были крепко сжаты, на щеках расцветал румянец.

– В мой кабинет, – произнес он, когда Тори спустилась. – Немедленно!

Она еще больше занервничала. В такой ярости Тори еще его не видела. О Боже, ей следовало рассказать ему все раньше! Опустив голову, она прошла через холл в его кабинет. Граф вошел следом и шумно захлопнул дверь.

– Вы лгали мне, – сказал он жестко, едва сдерживаясь.

Она заставила себя встретить его взгляд.

– Я только опустила кое-что. Остальное было правдой.

– Почему? Почему вы просто не сказали мне, кто вы?

– Потому что вы граф, а Харвуд барон. Потому что существуют определенные правила поведения для пэров, и я не была уверена, что вы захотите их нарушить.

Одна его ладонь сжалась в кулак.

– Так вы считали, что я отправлю вас к Харвуду?

– Я учитывала такую возможность, да. Его губы сжались еще сильнее.

– Могу сказать, что есть только одна вещь, которую я бы не сделал. Я не провел бы с вами ночь.

Она поморщилась. Возможно. Возможно, он отказался бы от прелестей ее тела. Не послужило ли еще и это причиной, по которой она не открыла ему свое имя?

– Я не сожалею о том, что произошло между нами. А вы?

– О Боже, конечно, я сожалею! Вы дочь барона! Вы отдаете себе отчет в последствиях того, что мы наделали?

Она открыла рот, чтобы ответить, чтобы уверить его – она никогда не скажет ни слова об этом, но в этот момент раздался резкий стук в дверь. Корд, недовольный чьим-то вмешательством, пошел к двери. Как только он открыл ее, в кабинет ввалились два стражника в униформах, а вслед за ними вошел высокий и костлявый черноволосый человек, которого Тори надеялась никогда больше не увидеть.

Внутри у нее все похолодело. Должно быть, Корд послал за бароном. Разве можно было довериться графу? Почему она не прислушалась к своим опасениям? Почему не схватила Клер за руку и не скрылась с ней, когда они вернулись в Лондон?

Слезы подступили к ее глазам, но она не разрешила им пролиться. Она не желала обнаруживать слабость перед отчимом. Тори выпрямилась, ожидая, что ее схватят стражники, но раньше, чем они приблизились к ней, перед ними оказался граф.

– Ни шагу дальше, – сказал он, замораживая их взглядом. Потом тяжело посмотрел на барона: – Полагаю, вы Харвуд.

Тот заносчиво осклабился.

– К вашим услугам, милорд. – Он был высоким и тощим, как хлыст, с лицом, прорезанным глубокими складками. Будучи самолюбивым и жестоким, он в течение года, пока обольщал их мать, притворялся добрым, почти великодушным. Он относился к тому сорту людей, которые готовы на все, чтобы заполучить желаемое, и Тори ненавидела его за это.

– Прежде чем вы что-либо предпримете, – сказал граф, – я хочу предупредить вас, что мисс Уайтинг и ее сестра находятся под моей защитой.

– В самом деле?

– Я только нынешним утром узнал о вашем родстве. Я собирался связаться с вами и попытаться уладить все недоразумения.

Харвуд продолжал надменно улыбаться:

– Нечего улаживать. Мои непокорные дочери вернутся домой и будут возмещать убытки, понесенные мной из-за кражи ожерелья, вот и все. Лорд Брант, я приношу свои извинения за принесенные неудобства. Если есть что-либо, что я могу сделать…

– Вы можете оставить их на мое попечение, пока дело не будет улажено. Моя кузина и ее муж, лорд и леди Эймз, возьмут их под свое покровительство. Виктория и Клер могли бы пожить у них в Форест-Глен, их имении в Бакингемшире.

Для Тори забрезжил слабый лучик надежды. Корд не предал их. Он пытался помочь им, как и обещал.

– Вы, кажется, не понимаете, – с нажимом сказал барон. – Ничего не надо делать. Девушки возвращаются домой со мной, их опекуном по завещанию.

Во всем облике графа начало проявляться какое-то разочарование, близкое к безысходности. Он не мог помочь им, чего она и боялась. Кровь отхлынула от ее лица, колени подкашивались. Боже, Тори могла представить себе, какое наказание изобретет барон за то, что она сделала.

Но это ничего не значило по сравнению с тем, что барон уготовил Клер.

Тори слышала, как плачет сестра, которую один из стражников привел в кабинет. Клер смотрела на графа, совершенно упав духом, уверенная, что он виновник происходящего.

– Благодарю вас за то, что вы дали им пристанище, – продолжил Харвуд. – Но поскольку пребывание в холостяцком доме в течение долгого времени может пагубно сказаться на репутации моих дочерей, я надеюсь, вы будете хранить молчание.

– Никто не услышит от меня ни слова. Теперь Харвуд перенес внимание на Клер.

– Идите, моя милочка. Время вернуться домой. Корд вонзил в него предупреждающий взгляд.

– Повторяю, эти женщины находятся под моей защитой. Если с ними будут плохо обходиться, вы лично ответите мне за это.

Барон ничего не сказал, только губы у него вытянулись в ниточку, выдавая внутреннюю борьбу, – он не хотел срываться.

– А если я узнаю, что им был нанесен какой-либо урон во время их пребывания здесь, вы, сэр, ответите мне!

Как будто это его заботит, подумала Тори. Хотя он мог забеспокоиться, не похитил ли граф невинность Клер, ведь он сам рассчитывал сделать это. Вот что на самом деле могло расстроить его. И он, несомненно, был бы очень удивлен, узнав, что добычей графа стала старшая падчерица.

Харвуд вывел Клер из кабинета, Тори поплелась за ними, но граф схватил ее за руку.

– Я не оставлю вас. Я приду за вами. Я найду способ помочь Клер.

Наверное, он будет пытаться. Он сделает все, что может. Но суды очень строги в делах такого рода, и у него нет ни малейшего шанса на успех.

– Со мной все будет хорошо. Это Клер нуждается в помощи.

– Я вас не оставлю, – сказал граф с еще большей горячностью, глаза у него были темными и суровыми. Тревога сжимала его скулы, когда он протянул руку и коснулся ее щеки.

Тори еще раз взглянула на него, запоминая черты красивого лица, думая о проведенной вместе ночи, в первый раз признаваясь себе, как много он стал значить для нее. Она поняла, что по-настоящему любит его.

И если Харвуд добьется своего, она никогда больше не увидит графа.