Текст книги "Во власти черных птиц"

Глава 19. Окровавленное небо

В тот вечер я взяла с собой в постель «Таинственный остров». В моей комнате стояла духота, совершенно немыслимая осенью для девушки из Орегона, и я надела летнюю ночную сорочку из батиста и вышитых кружев и вытянулась на кровати при свете масляной лампы.

«Часть первая, – прочитала я про себя. – Потерпевшие крушение».

Жюль Верн и его удивительная проза перенесли меня в корзину воздушного шара, увлекаемого чудовищной бурей к острову, расположенному в южной части Тихого океана. Чем дальше я погружалась в эту историю, тем меньше ощущала боль от прикосновений на руках. Тоска по Стивену и отцу отступала, стихая и становясь почти терпимой. По моим жилам, подобно расплавленному воску, струилось тепло.

Прочитав десять глав, я уснула с книгой Стивена, зажатой между моей щекой и подушкой.

Мне снился жуткий сон. У меня на груди сидела ворона размером с белоголового орлана. Я пыталась столкнуть ее с груди, потому что от ее веса не могла даже дышать, но она каркала, хлопала своими черными крыльями и острым клювом вспарывала мою кожу.

– Прекрати! – закричала я так громко, что проснулась от звука собственного голоса.

Я открыла глаза и ахнула.

На мне был Стивен, а не птица.

Придя в себя, я столкнула его и отползла назад, в угол кровати.

– Держись подальше. Не подходи ко мне.

Он бросился ко мне, поэтому я вскочила на постели, прижавшись спиной к стене.

– Назад, Стивен!

– Не отталкивай меня.

Он сжал мои бедра и потянул вниз.

– Отпусти меня! Ты не можешь быть со мной так близок, как прошлой ночью.

– Ты нужна мне, Шелл. – Он потянул сильнее, вынудив меня опуститься на колени. – Позволь мне прижаться к тебе.

– Нет. – Страх придал мне сил, и я оттолкнула его так резко, что он упал назад, на локти. – Когда приближаешься, ты затягиваешь меня в свою тьму.

Я встала.

– Если хочешь, чтобы я тебе помогла, ты должен держаться подальше.

Лежа на спине, он смотрел на меня черными, исполненными ужаса глазами. На нем снова была белая исподняя рубаха, и я видела нездоровую худобу его рук и впалый живот. С тех пор как я в последний раз видела его в апреле, его скулы были гораздо более резко очерчены.

– Я вижу на твоих руках красные отметины, – сказал он. – Они и тебя убивают.

– Стивен, я в порядке. Просто отойди немного, чтобы я могла мыслить ясно.

Он по-прежнему не сводил глаз с отпечатков Джулиуса на моих руках.

– Отойди назад, если хочешь оставаться со мной, – повторила я. – Ты должен слушать то, что я тебе говорю, чтобы мы не подвергали друг друга опасности. Понимаешь?

Он немного отступил.

– Ты обещаешь не подходить ближе? Смотри мне в глаза.

Он исполнил мою просьбу, и в его карих глазах на мгновение промелькнул прежний Стивен. Внутри этого изменившегося запуганного человека я по-прежнему видела красивого юношу, которого любила.

– Ты не сойдешь с этого места? – спросила я.

Он кивнул.

– Обещаешь?

Он снова кивнул.

– Поговори со мной, Стивен, чтобы мы смогли разобраться во всех этих ужасных вещах и избавиться от них. – Я сглотнула. – Расскажи мне о Франции.

Он опустил глаза, и его фотографии у него за спиной задрожали, пугающе стуча по стене: тук, тук, тук.

– Вчера вечером во время сеанса ты попросил меня помешать тебе вернуться туда или в твой дом, – произнесла я. – Какие эпизоды войны ты переживаешь?

– Я говорю не о Франции.

Я опустилась на колени.

– Необходимо, чтобы ты рассказал мне о том, что произошло, чтобы я помогла тебе успокоиться. Что ты видишь?

Рамки с фотографиями задрожали сильнее.

– Стивен, расскажи мне.

– Окопы, залитые дождем. Грязь. Отвратительная грязь. Противогазы. – Он сел прямо и подтянул колени к груди. – Окровавленные тела висят на колючей проволоке. Свист и вой артиллерийских снарядов над головой. Ползающие по мне крысы размером с кошку. Вспышки света, привлекающие огромных темных птиц.

Во мне все похолодело.

– Расскажи мне еще о птицах.

– Я не знаю, откуда они берутся. – Он прижался лицом к коленям. – Но я еще никогда не видел таких существ. Не могу понять, сколько их. Они появляются, и я ожидаю, что они выклюют мне глаза, но они просто наблюдают за мной и убивают меня. Они никогда не исчезают.

– Как они тебя убивают?

Его тело содрогнулось, как будто ему стало холодно.

– Темно, все окутано туманом. Я изо всех сил пытаюсь разглядеть их сквозь дым и за вспышками света. Мои запястья к чему-то привязаны. Они суют мне в рот конец медной воронки, что-то в меня заливают, и я захлебываюсь.

– Тебя во Франции пытали? Ты попал в плен к немцам?

– Не знаю.

Я сделала глоток огненного воздуха.

– Каждый раз, когда ты ко мне приходишь, воздух начинает гореть. Какой запах ты ощущаешь, когда видишь этих птиц?

– Да, огонь. И эти проклятые вспышки света мигают снова и снова, снова и снова.

Его фотография молнии упала на пол, но уцелела благодаря плетеному коврику.

Я услышала движение в комнате тети Эвы дальше по коридору – скрипнула кровать. Я затаила дыхание, сосчитала до двадцати и снова переключила внимание на Стивена, понизив голос до едва слышного шепота.

– Что ты видишь, когда находишься в своей спальне?

Он поднял на меня затуманенный настороженный взгляд.

– Окровавленное небо.

– В своей спальне?

– Да. А еще закрытые двери и окна. Я не могу выбраться наружу.

– Значит, у себя в спальне ты чувствуешь себя, как в ловушке?

– Да.

– Твой брат там когда-нибудь появляется?

– Нет, только птицелюди, когда темнеет.

– Птицелюди? Они отчасти люди?

– Не знаю. Темно. У них есть руки и клювы.

– Ты видишь их в своей комнате? Не только на поле боя?

– Я не знаю, моя ли это комната. Из-за всех этих вспышек мне очень жарко.

Он прижал ладонь к левому виску.

– Стивен, ты в порядке?

Он поморщился:

– У меня от этого болит голова.

– От чего?

Рамка «Тело» ударилась о стену с такой силой, что там, наверное, осталась вмятина.

– О боже. – Он открыл глаза. – Я хочу их пристрелить.

– Пожалуйста, перестань стучать. Тетя Эва услышит.

– Защищай от них свои глаза.

– Стивен, здесь нет никаких птиц. Послушай, твой брат дал мне несколько твоих книг, и я чувствую тепло, которое ты чувствовал, когда читал их. Может быть, если я войду в твой дом и прикоснусь к чему-то, что осталось от твоего пребывания во Франции…

– Нет! Держись от этого дома подальше.

– Я не могу попасть во Францию, но я могу попасть в твою комнату.

– Нет. Не вздумай туда входить. Если они там, они выклюют твои красивые глаза.

– Как же мне тогда тебе помочь? – Я повысила голос. – Скажи мне. Что мне делать?

Я услышала, что тетя Эва подбежала к двери моей комнаты. Обернувшись к двери, я услышала, как вторая фотография с громким стуком тоже упала на пол. Я бросилась к фотографиям, чтобы поднять, но в ту же секунду Стивен исчез.

Тетя Эва вошла как раз тогда, когда я вешала обратно на гвоздь рамку со снимком молнии. Выражение ее лица, когда она увидела, что я держусь за его фотографию, – плечи ссутулились, уголки рта резко опустились. Благоговейный ужас, светившийся в ее глазах, когда я в первый раз сообщила, что общаюсь с призраком, теперь потух, сменившись глубоким беспокойством.

Она ни единым словом не упомянула Стивена. Просто сказала, чтобы я возвращалась в постель, и вышла из комнаты.

Стрелка компаса снова следила за мной. Дым и отчаяние рассеялись. Я забралась под одеяло, но уснула лишь под утро, когда сверчки перестали петь и первые лучи света проникли сквозь мои кружевные шторы. Я просто лежала и думала о белом окровавленном небе и убежденности Стивена в том, что его преследуют жуткие темные птицы, которые его убивают.

Глава 20. Пол Шпиц

Утром, спустя час после того, как тетя Эва ушла на работу, я вернулась в Дом Красного Креста – в туго завязанной на затылке маске и крепко зашнурованных двойными узлами ботинках.

Выудив из корзины с пожертвованными книгами «Приключения Тома Сойера», я снова была среди раненых мужчин и заливающихся канареек, и меня безумно раздражали суетливые хаотические резкие птичьи движения последних.

– С тобой все в порядке? – услышала я женский голос.

С трудом отведя взгляд от клетки с желтыми птицами, я увидела рядом медсестру Красного Креста с желтыми кошачьими глазами.

– Да. А что?

– Ты не меньше двух минут смотрела на эту клетку. Один из мужчин, которому не терпится услышать окончание «Тома Сойера», подозвал меня и спросил, что ты делаешь.

– Ой. – Я заморгала, отгоняя туман, обволакивающий мой разум. – Простите. Я не очень хорошо спала прошлой ночью. Уверена, что как только сяду и снова начну читать, мне сразу станет лучше.

– Если тебе это слишком сложно…

– Все будет хорошо. Я очень рада снова быть здесь. Я хочу помогать.

Ее глаза как будто спрашивали: «Ты в этом уверена?» Я решительно кивнула, и она отошла.

Я перевела взгляд на ту часть комнаты, где днем ранее отдыхали Джонс и Карлос. Я не удивилась бы, если бы меня снова назвали тетей Герти.

Карлос сидел в том же кожаном кресле, читая очередной старый выпуск «Сэтердей ивнинг пост». Кресло рядом с ним пустовало.

От ужаса у меня свело все внутренности. Неужели Джонс покончил с собой?

Я направилась к Карлосу, темные глаза которого засияли над маской при виде меня.

– Доброе утро, querida. Ты к нам вернулась.

– Конечно, вернулась. – Я кивнула на пустое кресло. – Где Джонс?

– Джонс? – Он нахмурился, как будто не понял вопроса. – А, этот шутник. На самом деле я не знаю, как его зовут. Я просто его так называл, потому что среди вас, гринго, это самое распространенное имя.

– Ясно. – Я обвела взглядом комнату. – И все же где он? Он сегодня сидит в другом месте?

– Он в палате для больных гриппом. Посреди ночи у него поднялась высокая температура.

– Что?

– Мне сказала медсестра сегодня утром.

Я прижала к груди «Тома Сойера», впившись ногтями в обтянутую тканью обложку. Глаза защипало от слез.

– Не плачь о нем, querida. Он был немного негодяем.

– Я плачу не о нем. – Я вытерла пальцами глаза. – Не знаю. Может быть, о нем.

– Может, он не умрет. Не все умирают.

– Я знаю.

Между нами повисло ужасное молчание, от которого кресло Джонса показалось еще более пустым.

– Я вчера слышал, как ты что-то сказала о мертвом солдате. – Карлос протянул ко мне руку, опершись о подлокотник кресла. – Ты потеряла любимого?

Я кивнула.

– Его похоронили всего три дня назад. – Шмыгнув носом, я сжала пальцы Карлоса. – О, какой вздор. Это я должна вас тут утешать. Еще немного, и меня вообще отсюда вышвырнут.

– Тсс. Все хорошо. – Он сжал мою ладонь. – Я тоже потерял любимую. Она не умерла, но бросила всего один взгляд на мои отсутствующие ноги и убежала. Я не видел ее с тех пор, как в начале октября прибыл в Сан-Диего.

– Мне очень жаль. – Я снова всхлипнула. – Возможно, со временем она наберется мужества.

– Возможно. – Он пожал плечами. – Хотя на самом деле я так не думаю.

Он снова пожал мои пальцы, и это мягкое движение напомнило мне, что я в этом мире не одна.

– Откуда был твой парень, querida? Из этих мест?

– Коронадо. Прошлой весной он должен был окончить среднюю школу в Коронадо, но вместо этого добровольно пошел в армию.

– Понятно. Интересно, он был знаком с этим пареньком с Коронадо, который сейчас здесь восстанавливается?

– Что? Вы… – На несколько мгновений губы отказались меня слушаться. – Здесь… Здесь есть кто-то с Коронадо?

– Возможно, ты его видела – бедняга без левой половины тела. Я помню очередную ужасную шутку Джонса об этом мальчике. Всякий раз, когда его провозили мимо, он говорил: «Этот тип с Коронадо правее всех».

Я вспомнила этого паренька – того самого, с полностью забинтованной головой, который спал, когда я вчера к нему подошла. «Этот находится в объятиях морфина», – сказал мужчина с повязкой на глазу, прежде чем попросить дать ему печенье.

– Как вы… Как вы думаете… – мой язык с трудом поспевал за моими мыслями. – Он мог знать моего друга Стивена?

– Не знаю. – Карлос выпустил мою руку. – Пойди сама его спроси.

– Вы точно не возражаете, чтобы я пошла к нему прямо сейчас?

– Я не собираюсь за тобой гнаться.

Он усмехнулся и кивнул на свои отсутствующие ноги.

– Большое спасибо, что вы мне о нем рассказали. – Я стянула маску и поцеловала макушку Карлоса сквозь шапку густых черных волос. – Спасибо, спасибо.

– Не за что, querida. Спасибо тебе за то, что у тебя нет огромных бородавок и выпирающих зубов.

Я вернула маску на место и поспешила в другой конец зала. Однако при мысли о том, что своим громким топотом по кафельной плитке пола могу напугать спящего юношу, я замедлила шаги.

Я увидела его в том же кресле, что и накануне. Этот изуродованный паренек, вероятно, был сверстником Стивена. С одной стороны его голова обрела как будто вогнутую форму, и ее покрывали скрещивающиеся в разных направлениях бинты, скрывая и левый глаз, который мог как находиться на месте, так и отсутствовать. Левый рукав его застегнутой на все пуговицы рубашки был пуст, напоминая сдувшийся воздушный шар, как и левая штанина брюк. Все, что можно было увидеть, – это кисть руки, часть бледного лба и открытый правый глаз цвета зеленого чая.

Он сделал глубокий вдох под маской и пробормотал:

– Господи Иисусе. – Похоже, он мог говорить только правой стороной рта, и все произнесенные им «с» прозвучали с присвистом. – Я думал, что мне конец.

– Простите, я вас испугала.

– Я принял вас за ангела. – Он дышал часто и поверхностно. – И я не пытаюсь с вами заигрывать. Вы и в самом деле выглядели как золотой луч света. Я думал, вы пришли за мной.

Я покачала головой.

– Нет, я обычный человек. – Стул, на котором накануне сидел солдат с повязкой на глазу, пустовал, поэтому я подвинула его поближе к мальчику и опустилась на сиденье, скрипнув кожаной обивкой. – Вам очень больно?

– Меня держат на морфии. И когда я накачан им по самую макушку, мне уже не до боли. – Он слегка усмехнулся. – Хуже всего бывает по ночам. Когда все болит и кошмары становятся явью.

– Мне очень жаль. Другие солдаты тоже рассказывали мне о кошмарах. Это наверняка ужасно. – У меня задрожали руки. – Э-э-э… слушайте… Мне сказали, что вы с Коронадо.

– Да. – Он приподнялся, слегка выпрямив спину. – Я прожил там всю жизнь. Не считая времени, проведенного в армии, разумеется.

– Вы и в школу там ходили?

– Да. Старая добрая школа Коронадо.

– А вы знали Стивена Эмберса?

– Стивена? – Он кивнул. – Да, конечно. Когда он приехал на остров, мы сразу подружились.

Мое сердце забилось сильнее.

– В-вы в-в-видели его во Франции?

– Да, мы и другие парни из нашей школы призвались одновременно. – Он склонил голову, разглядывая меня, и приподнял свою видимую бровь, как будто внезапно меня узнав, несмотря на закрывающую большую часть моего лица маску. – Скажи… как тебя зовут?

Все мое имя означало слишком много, чтобы скрывать какие-то его части.

– Мэри Шелли Блэк.

– А-а-а… – Взгляд солдата оживился. – Так вот почему ты показалась мне знакомой. Стивен все время доставал твою фотографию.

– Правда?

– Я был рядом, когда он получил ее по почте, и, бог мой, глядя на его реакцию, можно было подумать, что ты прислала ему гору золота.

Он прижал ладонь к груди и помолчал, пытаясь отдышаться.

– Вы в порядке? – спросила я.

– Прости. Иногда бывает тяжело… говорить. – Судя по тому, как медленно он говорил, речь давалась ему с трудом, и каждая следующая «с» свистела еще сильнее предыдущей, но он продолжил: – Я только хотел добавить, что, когда мы были в окопах, Стивен держал твое фото в каске. И, когда чувствовал себя хорошо, не мог на него наглядеться. Он всем рассказывал, что ты самая красивая и умная девушка в мире.

– Так и говорил?

– Я даже… – видимая часть лба юноши порозовела, – немного его ревновал.

Я тоже покраснела и улыбнулась так широко, что завязки маски натянулись, болезненно врезаясь в кожу. Мои глаза защипало от слез, но я шмыгнула носом и взяла себя в руки, чтобы не расстраивать друга Стивена.

– Как у него дела? – спросил юноша.

Кровь отхлынула от моего лица.

– Что вы имеете в виду?

– Ты его уже видела? Или его сначала отправили в госпиталь на Восточном побережье? Такой вариант тоже не исключали.

Я растерянно прищурилась:

– Вас что, там не было, когда это произошло? В начале октября Стивен погиб в бою.

– Октября? – Он покачал головой. – Нет, это невозможно. В октябре его даже не было во Франции.

Я стиснула подлокотник кресла:

– Что вы сказали?

– Его пришлось отправить домой.

– Живым?

– Да.

– Когда? Почему?

Он ответил так тихо, что мне пришлось повиснуть на самом краешке стула, чтобы его понять.

– Это было ужасно. Мне очень не хотелось бы тебе об этом рассказывать.

– Пожалуйста, просто расскажи.

Юноша сглотнул.

– Стивен вроде как… ну… он сошел с ума там, в окопах. Дошло до того, что он не мог сдвинуться с места. Просто сидел, съежившись, в грязи, и дрожал всем телом. Ему пытались помочь в одном из полевых госпиталей – осматривали его, чтобы понять, не притворяется ли он. А потом его просто снова отправили в бой… и ему стало еще хуже.

Я сжала руки, чтобы скрыть, как сильно они дрожат.

– И что было потом?

– Его демобилизовали и отправили домой. Он был не один такой. Черт… прости, что ругаюсь, но, черт возьми, мы почти все там отчасти съехали с катушек. Это было неизбежно. А у некоторых и тела, и мозги вообще не слушались. Это было безумно страшно. – Солдат потер правую часть лба и засипел. – Стивен был в таком ужасном состоянии, что мне казалось, ему уже ничто не поможет. Казалось, в нем что-то сломалось.

Он перевел на меня взгляд единственного глаза и посмотрел, как потерявшийся щенок.

– Значит, ты не знаешь, куда его отправили, когда он вернулся в Штаты?

Я покачала головой:

– Я ничего не знаю. Его брат сказал мне, что он погиб геройской смертью во Франции. Он даже не упоминал о его возвращении.

– Возможно, он умер по дороге домой? Возможно, его убил грипп? Семье могли ничего не рассказать. Армейские начинают юлить, когда речь идет о солдатах, утративших рассудок.

– Он где-то как-то умер. Я была на его похоронах.

Друг Стивена притих.

Опомнившись от шока, я осознала, что только что сообщила искалеченному юноше, что его близкий друг умер.

– Мне очень жаль, что я сообщила вам эту новость, – произнесла я.

– Он был хорошим парнем. – Слезы затуманили его глаз. – Очень хорошим парнем.

– Да. – Я кивнула. – Он хороший. Был хороший.

– У меня были проблемы с некоторыми солдатами из-за того, что мой отец родился в Германии и моя фамилия Шпиц. Они меня обзывали немчурой и фрицем. Но Стивен… – Глаз юноши на мгновение засветился. – Он говорил им, чтобы они закрыли свои чертовы рты. Ой… прости… Я снова сквернословлю.

Он опустил голову.

– Все нормально. Мне приходилось слышать слова и похуже. Иногда от Стивена.

Солдат вытер слезу и шмыгнул носом.

– Боже, как жаль. – Он покачал головой и зажмурил глаз. – Как жаль. Я надеюсь, он ушел быстро и ему больше не пришлось страдать.

Он оперся на подлокотник кресла и положил голову на кулак. Еще одна слеза скатилась из его глаза и заблестела на маске.

– Как тебя зовут? – Я положила ладонь на его руку выше локтя и почувствовала шелковистую мягкость его рукава и исхудавшую плоть под ним.

Его хилые мышцы расслабились под моими пальцами.

– Пол.

– Я надеюсь, что ты скоро выздоровеешь, Пол. Надеюсь, что кошмары перестанут тебя преследовать, а твои раны затянутся и боль уйдет.

Я сделала движение, отнимая руку от его плеча, но он снова напрягся и произнес:

– Ты не могла бы подержать свою ладонь на мне чуть подольше? Опять-таки, это не попытка заигрывать, особенно теперь, когда я знаю, что ты девушка Стивена. Но… ты напоминаешь мне кое-что, что я испытал после того, как этот снаряд разорвался совсем рядом со мной.

– Правда?

Он кивнул.

– Какое-то время я думал, что умер и оказался в каком-то мирном и тихом месте. Я совсем забыл, как это было, пока ты ко мне не прикоснулась.

Я снова коснулась пальцами его руки и увидела, что его веко опустилось.

– Пол, можно я задам тебе последний вопрос?

– Да.

– Когда вы там были, тебе не показалось, что Стивен боится птиц?

Какое-то время Пол молчал, и я подумала, что он уснул. Я перестала ожидать ответа и вытянула ноги, садясь поудобнее, но он вдруг заговорил:

– Никому из нас не нравились вороны. Они клевали нас, когда мы умирали. Они всегда сидели на краю окопов и следили за нами, ожидая, пока мы умрем от пули или осколков. Иногда нам приходилось сражаться с ними, сгоняя их с парней, которые еще были живы.

У меня свело живот.

– О боже, какой ужас.

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто мне часто снится странный сон. Прости, что я затронула такую неприятную тему. Пожалуйста, отдыхай и выздоравливай.

– Спасибо. Прости за прямоту. Думаю… Я разучился… общаться вежливо…

Пол говорил все медленнее, как будто его язык стал таким тяжелым, что он уже не мог им ворочать. Он опустил подбородок на грудь и задремал.

Мы сидели так не меньше четверти часа, окруженные беспокойным щебетанием порывисто перепархивающих с жердочки на жердочку канареек, позвякиванием чайных чашек на подносах дам и тихим шелестом карт на столе, за которым играли в покер неподалеку от нас. Тело Пола расслабилось еще сильнее, и по ровному глубокому дыханию я поняла, что он крепко спит. Из-под его маски слышалось тихое похрапывание.

Я оставалась рядом с ним, касаясь его, будто части жизни Стивена, не в силах забыть то, что сказал мне этот юноша. И даже после того, как я отошла к другим солдатам и закончила читать им «Тома Сойера», перед моим внутренним взором был теряющий рассудок Стивен, съежившийся под жадными взглядами черных птиц, и больше ни о чем я думать не могла.