Текст книги "Навеки твоя Эмбер. Том 1"

Глава двадцать девятая

После описанного разговора отношения Джемаймы с мачехой совсем испортились, ибо Джемайма безошибочным женским чутьем сразу поняла, отчего отец внезапно и безотлагательно решил выдать ее замуж за Джозефа Каттла. То, что именно Эмбер настояла на этом браке, было, пожалуй, единственным ее поступком, заслужившим одобрение всех Дэнжерфилдов, потому как роман Джемаймы с кавалером их очень встревожил. Они видели в этом дурное влияние мадам и считали, что такого никогда бы не произошло, если бы Эмбер не подавала плохого примера. Брюс, однако, был немного удивлен, когда Эмбер сообщила ему о подписании брачного контракта и о том, что венчание назначено на тридцатое августа – через сорок дней после помолвки.

– Господь всемогущий! – воскликнул Брюс. – Замуж за этого неуклюжего колченогого типа! Ну зачем хорошенькой девушке выходить за него!

– А тебе-то какое дело, за кого она выходит? – спросила Эмбер.

– Да никакого, конечно. Но ты не считаешь, что довольно грубо вмешиваешься в дела семейства Дэнжерфилдов?

– Отнюдь! Сэмюэль все равно собирался выдать ее за Джозефа. Я только ускорила дело – для ее же пользы.

– Ну, если ты думаешь, что я намереваюсь совратить девушку, так знай: это не так. Я пригласил ее покататься, потому что она сама попросила об этом, и если бы я отказал, то отцу это не понравилось бы, – Брюс взглянул на Эмбер долгим внимательным взглядом. – Интересно, ты хоть представляешь себе, какой это прекрасный человек, Сэмюэль Дэнжерфилд? Скажи, каким дьявольским способом тебе удалось женить его на себе? Ведь Дэнжерфилды не из тех, кто примет в свой дом с распростертыми объятьями актрису.

Эмбер рассмеялась:

– Ты в самом деле хочешь это знать? – Но она так и не рассказала ему.

Вскоре Эмбер забыла об осторожности, о которой предупреждал ее Брюс, и по утрам стала открыто ездить в дом Элмсбери три-четыре раза в неделю. Сэмюэль уходил к себе в контору часов в семь и возвращался в одиннадцать или в полдень. И в момент его ухода, и ко времени возвращения Эмбер была дома. Но даже если бы ее и не оказалось рядом, Сэмюэль не встревожился бы: он полностью доверял жене, и если спрашивал, где она была, то не из подозрения, а просто, чтобы начать беседу, или потому, что его действительно интересовали ее мелкие дневные заботы. И какую бы историю она ни придумала на скорую руку, он всегда верил ей.

Тем временем Джемайма ходила мрачная и раздраженная. Она не проявляла ни малейшего интереса к свадебным приготовлениям. Портные и торговцы тканями весь день толпились в ее комнатах. Было решено, что на свадьбу невеста наденет платье из золотого шитья, а на обручальном кольце будет тридцать бриллиантов. Большой бальный зал в южном крыле дома, где предполагалось устроить свадебный пир и гулянье, превратится в цветущий сад с зелеными деревьями и настоящей травой под ногами. На церемонию бракосочетания пригласили пятьсот гостей и почти тысячу – на свадебный праздник. На свадебном балу наняли играть пятьдесят лучших музыкантов Лондона, а готовить угощение выписали повара-француза из Парижа. Сэмюэль очень хотел угодить дочери, поэтому его весьма огорчало ее сумрачное настроение.

Эмбер с притворным великодушием приняла сторону Джемаймы:

– Ничего страшного с ней не происходит, Сэмюэль. Ведь все девушки накануне свадьбы чувствуют себя ужасно. Она нервничает, вот и все. Подожди немного, после свадьбы она снова станет сама собой, я это точно знаю.

Сэмюэль покачал головой:

– Мне остается только уповать на силы небесные! Я просто не могу видеть ее несчастной. Иногда я сомневаюсь, правильно ли мы поступаем, настаивая на ее браке с Джозефом. Ведь в Лондоне найдется немало достойных женихов для нее, и если она…

– Ерунда, Сэмюэль! Где это видано, чтобы девушка сама выбирала себе мужа! Она еще слишком молода и сама не знает, чего хочет. А Джозеф – вполне подходящий молодой человек, он способен сделать ее счастливой.

Эти слова решили все. Эмбер подумала, что ей удалось уладить все очень ловко: теперь Джемайма перестанет быть для нее источником тревоги. «Глупая девчонка! – подумала она с презрением – Ей следовало бы понять, с кем она собирается скрестить шпаги!»

Не прошло и шести недель со дня приезда Брюса в Лондон, как Эмбер поняла, что беременна. Она сообщила Брюсу об этом и объяснила, почему она уверена, что ребенок именно от него.

– Надеюсь, что будет девочка, – сказала она. – Маленький Брюс такой красивый, значит, она тоже родится красавицей. Как мы ее назовем?

– Думаю, это должен решать Сэмюэль, разве не так?

– Фи, он-то здесь причем? Все равно он меня спросит. Так что скажи, какое имя тебе нравится, ну, пожалуйста, Брюс. Я хочу знать.

Секунду он подумал с серьезной миной, а потом на его губах мелькнула улыбка:

– Сьюзен, вот, пожалуй, приятное имя.

– А ты, случаем, не был когда-нибудь знаком с женщиной по имени Сьюзен?

– Нет. Ты спросила, какое имя мне нравится, я и сказал. Никаких тайн с этим именем у меня не связано.

– Я не сомневаюсь, что ты не раз давал имена своим незаконнорожденным отпрыскам, – настаивала Эмбер. – А что ты скажешь про некую Ли, или как там ее зовут? Элмсбери говорил, что у тебя от нее два ребенка.

В этот приезд Брюс оставался в Лондоне дольше обычного, и Эмбер виделась с ним так часто, что ревность и тревога, снедавшие ее, когда Брюс отсутствовал, начали теперь отравлять ей счастье находиться с ним рядом. Ее больше расстраивало то, чего она лишалась в его отсутствие, чем радовало то, что она имела сейчас.

Брюс спокойно ответил на ее обвинение:

– Ли умерла в прошлом году при родах. Эмбер быстро взглянула на него, увидела его сердитое и недовольное лицо.

– О, прости, я очень сожалею, – соврала она. Но тут же переменила тему разговора: – Интересно, где ты будешь, когда Сьюзен появится на свет?

– Надеюсь, что где-нибудь буду громить голландцев. Мы объявим им войну, как только Парламент проголосует за выделение денег на оружие и провиант. А пока ждем, я постараюсь сделать все, что могу, для поддержания того мира; которого желает его величество.

Англия и Голландия воевали повсюду, кроме «домашнего». Северного моря, и это длилось почти год, но за последние два месяца война разгорелась с новой силой и приблизилась вплотную. Дело оставалось лишь за официальным объявлением войны, но Карлу требовалось время на подготовку флота и согласие Парламента.

Брюс и Эмбер лежали полуодетые в постели. Брюс был без парика, коротко остриженные волосы он зачесал назад красивой волной. Эмбер перевернулась на живот и протянула руку к вазе на столе за гроздью темного лиссабонского винограда.

– Эй, у тебя, наверное, день потерян, если ты не сожжешь какой-нибудь город или не убьешь дюжину голландцев.

Он засмеялся, оторвал несколько ягод от грозди в руке Эмбер и начал забрасывать их в рот.

– Каким же кровожадным ты меня считаешь!

– О Брюс, – вздохнула Эмбер. – Если бы ты только послушался меня!

Она поднялась на колени и посмотрела ему в лицо, желая на этот раз заставить его выслушать ее до конца. Так или иначе, прежде он всегда уходил от серьезного разговора, но сейчас ему это не удастся.

– Если считаешь нужным, пожалуйста, поезжай на войну, Брюс! Но когда она кончится, продай свои корабли и останься в Лондоне. Твои сто тысяч да мои шестьдесят шесть – ведь мы были бы так богаты, что могли бы купить королевский Чейндж и сделать из него летний павильон. Мы могли бы купить самый большой дом в Лондоне, на наши балы и званые ужины приходили бы самые достойные люди города, мы имели бы десятки карет, тысячу слуг и яхту для плавания во Францию, если бы нам этого захотелось. Мы ходили бы в королевский дворец, ты стал бы великим человеком – канцлером или кем захочешь, а я – первой фрейлиной королевы. И во всей Англии не было бы прекрасней пары, чем мы, Брюс, дорогой мой, ты понимаешь меня? Мы были бы самые счастливые люди в мире!

Эмбер говорила страстно и убежденно, она была уверена, что ей удалось убедить его. Поэтому ответ Карлтона больно ударил ее.

– Да, это было бы прекрасно. Для женщины.

– О, вы, мужчины! – гневно вскричала она. —Так чего же ты хочешь в таком случае?

– Ну хорошо, я скажу тебе, Эмбер. – Брюс сел и посмотрел ей в глаза. – Я хочу большего, чем провести ближайшие двадцать пять лет на лестнице, когда стоящий на верхней ступеньке наступает мне каблуком на пальцы, а я – на пальцы стоящего ниже. Я хочу делать что-то иное, чем плести заговоры и строить интриги в компании с мерзавцами и дураками, которых презираю. Меня не устраивает жизнь между театром и петушиными боями, между Гайд-парком и Пэлл-Мэлл, и так каждый Божий день. Карточные игры, шулерство, и в конечном счете – карьера сводника для спальни короля… – он брезгливо сморщился. – А потом – смерть от перепоя и любовных излишеств.

– Ты думаешь, Америка спасет тебя от смерти из-за вина и женщин?

– Может быть, и не спасет, но одно я знаю наверняка – я умру не от скуки.

– Ну, конечно, – саркастически усмехнулась Эмбер. – Там, в Америке, у тебя прелестная компания: чернокожие, пираты, уголовники из Ньюгейта и бандиты всех мастей!

– Народ там гораздо более цивилизованный, чем ты себе представляешь, и среди них – прекрасные люди из хороших семей, которые выехали из Англии во времена Кромвеля. И сейчас уезжают по той же причине, что и я. И дело не в том, что люди в Америке лучше, чем в Англии, нет, они такие же. Но Америка еще очень молодая и многообещающая страна, какой Англия не была и тысячу лет назад. Это страна, которая ждет, чтобы ее создали те, кто решится на это, и я хочу там быть, пока я в состоянии сделать все по-своему. Во время Гражданской войны мой отец потерял все, что принадлежало нашей семье в течение семи веков. Я хочу, чтобы мои дети имели что-то, чего они никогда не потеряют.

– Тогда зачем тебе сражаться за Англию, раз ты так не любишь ее?

– Ах, Эмбер, – тихо произнес он. – Дорогая моя, я надеюсь, когда-нибудь ты узнаешь об очень многом, что сейчас тебе неведомо.

– А я надеюсь, что когда-нибудь ты потонешь в своем проклятом океане!

– Сомневаюсь, что это возможно: по древней легенде, отпетые негодяи не тонут, море их не принимает в свою пучину.

Эмбер в ярости соскочила с кровати, но вдруг остановилась, обернулась и взглянула на Брюса. Тот лежал, подперев голову локтем, и внимательно наблюдал за ней. Эмбер вернулась, села рядом с ним, взяла его ладонь и обхватила ее обеими руками.

– Ох, Брюс, ты ведь знаешь, я не это имела в виду! Но я так сильно люблю тебя, я готова умереть ради тебя, а ты… ты как будто не очень во мне нуждаешься. Я для тебя просто подружка, шлюха, а я хочу быть твоей женой, понимаешь, настоящей женой! Я хочу следовать за тобой по всюду, делить с тобой трудности, строить вместе с тобой планы, рожать тебе детей – я хочу стать частью тебя! О, пожалуйста, дорогой мой, возьми меня с собой в Америку! Мне все равно, что там и как, клянусь тебе, я все выдержу, я готова жить в любых условиях! Я буду делать все-все, стану помогать тебе валить деревья, выращивать табак, я буду готовить тебе еду… О Брюс! Я буду делать все, только возьми меня с собой!

Еще секунду он глядел на нее, прищурившись, но как раз в тот момент, когда Эмбер решила, что убедила его, Брюс покачал головой и встал.

– Нет, этому никогда не суждено сбыться, Эмбер. Это не твой образ жизни, и через несколько недель или месяцев тебе все надоест и ты возненавидишь меня за то, что я привез тебя в Америку.

Она бросилась к нему, отчаянно пытаясь ухватиться за счастье, ускользавшее от нее сквозь пальцы; она еще надеялась удержать его.

– Нет, Брюс, нет, такого никогда не будет! Клянусь тебе! Обещаю, я полюблю все, если только ты будешь рядом!

– Я не могу пойти на это, Эмбер, и давай оставим разговор.

– Тогда, значит, у тебя есть на то другая причина! Ну, скажи, есть? И что это за причина?

У Брюса кончилось терпение, и он рассердился.

– Ради Господа Бога, Эмбер, перестань говорить об этом! Я не пойду на это – и все тут!

Долгую минуту Эмбер пристально смотрела на него.

– Я знаю, почему, – медленно произнесла она, наконец. – Я знаю, почему ты не хочешь взять меня с собой и почему ты не женишься на мне. Причина в том, что я – фермерская дочь, а ты – из благородных. Мой отец был только йоменом, а твой сидел в Палате лордов. Моя мать была простой женщиной, а твоя произошла не меньше, как от рода Моисеева. Мои родичи – фермеры, а в жилах твоих родственников, если хорошенько поискать, наверняка течет кровь самих Стюартов.

Эмбер говорила зло, с горечью, ее лицо некрасиво искажалось от гнева.

Она сердито отвернулась и стала одеваться. Брюс смотрел на нее, и его лицо светилось нежностью к ней; казалось, он старался придумать какие-то слова, которые смогли бы облегчить унижение, мучившее Эмбер. Но та не дала ему возможности что-либо сказать. Не прошло и двух-трех минут, как она оделась, подхватила плащ и крикнула:

– Вот в этом и причина, не так ли?

Брюс поглядел ей в глаза:

– О Эмбер, зачем ты всегда придумываешь хуже, чем есть на самом деле? Ведь ты сама знаешь, что я не смог бы жениться на тебе, даже если бы захотел. Я не могу жениться только ради себя самого. Я ведь не один в мире, как пылинка, летящая в воздухе. У меня есть родственники, с которыми нельзя не считаться, у меня есть ответственность перед моими покойными родителями и родителями моих родителей. Слова «Брюс» и «Карлтон» ничего не значат для тебя, и это вполне естественно, но эти слова чертовски много значат для Брюсов и для Карлтонов.

– Ты меня этим не возьмешь! Ты заявил, что не стал бы жениться на мне, даже если бы мог! Так в чем дело? Смоги!

Теперь они мерили друг друга взглядами. Ответ Брюса прозвучал резко и неожиданно, как выстрел из пистолета:

– Нет!

Эмбер продолжала еще мгновение смотреть на него, но ее лицо густо покраснело, на лбу и на шее напряглись жилы, в которых пульсировала кровь.

– О-о! – ее почти истерический вопль наполняла ярость и боль. – Я ненавижу тебя, Брюс Карлтон! Ненавижу! Я… – она повернулась и бросилась вон из комнаты, громко хлопнув дверью. – Надеюсь, я никогда больше не увижу тебя!

Эмбер зарыдала и стремглав побежала вниз по лестнице. «Все! – говорила она себе. – Это последнее оскорбление, которое он наносит мне, последний раз он вот так обращается со мной!..»

Эмбер выбежала из дома Элмсбери прямо к своей карете.

– Погоняй! – крикнула она Темпесту. – Домой!

Она откинулась на сиденье кареты и зарыдала горько и отчаянно, кусая пальцы в перчатках.

Эмбер была так сильно расстроена, что не обратила внимания на другую карету, стоявшую у ворот дома с опущенными шторами на окошках. Эта вторая карета тронулась сразу после отъезда кареты Эмбер и не отставала от нее, поворачивая точно на те же улицы, останавливаясь в то же самое время и не допуская, чтобы какая-нибудь другая коляска вклинилась между ними. Они уже почти подъехали к дому, когда Эмбер заметила, что два ее лакея на запятках все время оборачиваются и обмениваются знаками, любопытные и озадаченные. Эмбер повернулась, взглянула через заднее окошко и поняла, что коляска наемная, но особого значения этому не придала.

И вот когда они свернули к большим южным воротам дома Дэнжерфилдов, несносная коляска тоже свернула. Эмбер вышла из кареты, все еще сердитая, хотя и пытаясь не выказать на лице своего настроения, и тут она столкнулась с Джемаймой, выходившей из наемной коляски. Картер в это время расплачивалась с возницей.

– Доброе утро, мадам, – поздоровалась Джемайма.

Эмбер пошла к подъезду, бросив падчерице небрежное приветствие. Но сердце ее тревожно стучало от ощущения близкой опасности. Эта чертова девица шпионила за ней! И более того, выследила!

– Одну минутку, мадам. Уделите мне немного времени, мне надо сказать вам пару слов. Вы с удовольствием дружили со мной, пока не приехал лорд Карлтон.

Эмбер застыла на месте, потом обернулась и посмотрела в глаза Джемайме. Ей ничего не оставалось, кроме как все начисто отрицать.

Какое отношение имеет к этому лорд Карлтон?

Лорд Карлтон остановился в доме Элмсбери, вот почему вы только что там были, так же, как и вчера, и позавчера и еще двадцать раз за этот месяц, я знаю это точно!

– Знаешь что, Джемайма, не лезь не в свое дело! Я здесь не в тюрьме и хожу туда, куда мне заблагорассудится. Леди Элмсбери, между прочим, моя близкая подруга, и я часто навещаю ее.

– Пока лорд Карлтон не приехал, вы не наносили ей визитов.

– Ее здесь не было! Она жила в деревне. Вот что, Джемайма, я прекрасно понимаю, зачем ты следишь за мной, и считаю нужным поговорить об этом с твоим отцом. Обещаю, он задаст тебе жару!

– Вы скажете отцу! А что, если я расскажу ему кое-что насчет вас и лорда Карлтона?

– Ты ничего не знаешь! И если бы не была ревнивой, как бесплодная жена, у тебя не возникло бы никаких подозрений! – Взгляд Эмбер метнулся от Джемаймы к Картер и обратно. – Да кто тебе насплетничал? Эта старая перечница? – виноватый взгляд опущенных глаз Картер подтвердил, что догадка была верной, и Эмбер, сделав последнее предупреждение, с видом торжествующей благодетели гордо удалилась в дом.

– И чтобы я больше не слышала этой твоей чепухи, Джемайма, иначе придется проверить, кому из нас двоих поверит твой отец!

Джемайма, очевидно, не имела желания проверять, поэтому в доме Дэнжерфилдов воцарилось спокойствие. Эмбер сказалась больной, чтобы у ее падчерицы не возник вопрос, отчего она перестала навещать леди Элмсбери. Время свадьбы Джемаймы неотвратимо приближалось, хотя дату и отложили на несколько дней после истеричного требования невесты. Эмбер же нетерпеливо ждала этого бракосочетания, чтобы убрать, наконец, со своего пути эту несносную соперницу.

Через несколько дней после ссоры с Брюсом Сэмюэль сказал ей, что лорд Карлтон заходил утром к нему в контору.

– Завтра он отплывает, – рассказывал Сэмюэль, – если установится попутный ветер. Надеюсь, когда он покинет Англию, Джемайма…

Но Эмбер уже не слушала. «Завтра! – думала она. – Боже мой, он уплывает завтра! О, я должна, должна увидеться с ним, непременно должна, еще хоть один раз…»

Его корабли стояли у пристани Ботолф, и Эмбер ожидала в карете, пока Иеремия ходил искать Брюса. Она нервничала, боясь, что Брюс все еще сердится на нее, но когда он подошел и увидел, кто его ждет, он улыбнулся. В тот день стояла жара, и Брюс был без парика, одетый только в бриджи и белую сорочку с широкими рукавами, загорелое лицо блестело от пота.

Эмбер наклонилась вперед и взяла его за руку нежно и призывно.

– Я должна была увидеться с тобой до твоего отплытия, Брюс, – быстро и тихо произнесла она.

– Мы заняты погрузкой такелажа, Эмбер, и я не могу уйти.

– Но мы можем подняться на борт, а? Только на одну минутку?

Он отступил на шаг и подал ей руку, помогая выйти из кареты.

Повсюду вокруг них кипела работа. У причалов тихо покачивались на воде корабли с высокими мачтами, с искусной резьбой и позолотой. Пристань была запружена людьми. Среди них сразу можно было узнать моряков по их походке враскачку из-за долгого пребывания в море. Сновали грузчики с тяжелыми бочками или большими деревянными сундуками и ящиками. Там и сям мелькали хорошо одетые купцы, от которых не отставали нищие – старые моряки-инвалиды, отдавшие ногу, руку или глаз за Англию. Шныряли мальчишки с вороватыми глазками, не спеша прогуливались престарелые джентльмены и вертелись ярко и вульгарно одетые дешевые проститутки – шумная разношерстная толпа.

Эмбер и Брюс шли по пристани, и взгляды всех людей устремлялись на них, ибо ее наряд, прическа, сверкавшие украшения не могли не привлекать внимания. Она была красива и выглядела аристократкой, к присутствию которых в порту местная публика не привыкла. Проститутки оглядывали Брюса не только с профессиональным интересом.

– Почему ты не пришел увидеться со мной? – спросила она вполголоса. Потом, минуя ограждение, двинулась по трапу на один из кораблей Брюса.

Идя следом, он ответил:

– Я решил, что моя компания будет тебе неприятна.

Он обернулся, сказал несколько слов кому-то из команды. Потом провел ее по палубе, затем вниз по лестнице, и они очутились в маленькой каюте. Комната выглядела уютной, хотя и не была роскошной. Здесь стояли широкая кровать, письменный стол и три стула. К темным дубовым стенам каюты были прибиты навигационные карты, на полу – стопки книг в кожаных переплетах.

– Я не собираюсь ссориться с тобой, Брюс, я не хочу сейчас разговаривать, только поцелуй меня…

Не успел Брюс обнять ее, как послышался резкий стук в дверь:

– Лорд Карлтон! К вам леди, сэр!

Эмбер с негодованием взглянула на него, он выпустил ее из объятий и тихо выругался. Но прежде, чем подойти к двери, он сделал ей знак спрятаться. Эмбер схватила плащ, муфту и торопливо прошла в соседнюю каюту. Когда Брюс отворил входную дверь, Эмбер услышала стук высоких каблучков по лестнице и звонкий голос Джемаймы:

– Лорд Карлтон! Слава Богу, что я нашла вас! У меня для вас поручение от отца…

Эмбер слышала, как Джемайма вошла в каюту и закрыла за собой дверь. Эмбер прижала ухо к двери, чтобы слышать каждое сказанное слово. Ее сердце бешено колотилось от возбуждения и от страха быть пойманной за подслушиванием.

– О Брюс! Я узнала, что вы завтра отплываете! Я просто не могла не прийти к вам!

– Не надо было приходить, Джемайма. Тебя могли увидеть, к тому же я так занят, что у меня нет ни одной свободной минуты. Я зашел сюда в каюту, только чтобы взять кое-какие бумаги. А, вот они. Пошли, я провожу тебя до кареты.

– Но Брюс! Ведь вы завтра уплываете! Я должна была увидеться с вами еще раз! Где угодно! Я буду в таверне «Краун» сегодня в восемь вечера. В нашей комнате, той же самой.

– Извини меня, Джемайма, я не смогу прийти. Клянусь, я слишком занят – мне надо посетить Уайтхолл, и мы отплываем до восхода солнца.

– Ну тогда сейчас. О Брюс, прошу вас! Только один разок…

– Тише, Джемайма! В любой момент сюда могут прийти Сэм и Роберт. Ведь ты не хочешь, чтобы они застали тебя здесь со мной.

Наступила пауза, Эмбер слышала, как Брюс подошел к двери, открыл ее, потом сказал:

– О, извини, я не видел, что ты уронила перчатку.

Джемайма не ответила, они вышли.

Эмбер подождала, чтобы убедиться, что они ушли, потом вернулась в каюту Брюса.

Ощущение собственной безопасности мгновенно растворилось в яростной ревности. Значит, он все-таки спал с ней! Грязный негодяй! А какова эта дрянь, Джемайма! Соплячка! Да чтоб ты сгорела!

Когда Брюс вернулся, он застал Эмбер, сидевшей на письменном столе, уперев ноги в кровать и подбоченясь. Она взглянула на него так, будто ожидала, что он должен опустить глаза долу и покраснеть от стыда.

– Ну! – грозно сказала она.

Брюс пожал плечами и закрыл дверь.

– Вот, значит, чем ты был занят всю прошлую неделю! – Она неожиданно встала, прошла через комнату и повернулась к нему спиной. – А говорил, что не собираешься совращать ее!

– Я и не собирался.

– Ах, он не собирался! Да ведь она только что сказала… – Эмбер резко повернулась к нему.

– Я не собирался ее совращать. Послушай, Эмбер, у меня нет времени на ссоры. Недели две назад, как-то утром Джемайма явилась в дом Элмсбери и велела доложить о себе как об Эмбер. Ты, конечно, считаешь, что я должен был с негодованием выгнать ее из своей спальни, но я не сделал этого. Бедное дитя, она была так несчастна, что ее выдают замуж за Джозефа Каттла. Она была уверена, что влюбилась в меня. Вот и все.

– Тогда как насчет таверны «Краун» и «нашей комнаты»? – последние слова Эмбер с издевкой произнесла голосом Джемаймы.

– Мы встречались там три-четыре раза после того эпизода. Если хочешь знать подробности, спроси у Джемаймы. А у меня нет на это времени. Пошли, мне надо на палубу.

Когда он повернулся к двери, Эмбер бросилась к нему, схватила за руки.

– Брюс! Прошу тебя, дорогой, не уходи так, не попрощавшись…

Полчаса спустя они вернулись к ее карете, он помог ей подняться.

– Когда ты снова будешь в Лондоне? – спросила она.

– Не знаю. Через несколько месяцев. Я найду тебя, когда вернусь.

– Я буду ждать тебя, Брюс. О, дорогой мой, будь осторожен! Береги себя. И думай иногда обо мне…

– Да, конечно.

Он отступил на шаг, закрыл дверцу кареты и велел кучеру трогать. Карета покатилась, он улыбнулся Эмбер, когда та высунула голову из окошка.

– Потопи тысячу голландцев! – крикнула она. Он засмеялся:

– Постараюсь!

Он помахал ей рукой, повернулся и пошел обратно на корабль. Толпа на пристани сомкнулась, и Брюс исчез из виду.

Эмбер вошла в свои апартаменты, все еще наполненная теплотой и расслабленная после минут любви, после нежного прощания с Брюсом, и отнюдь не собиралась вспоминать о Джемайме. Поэтому для нее было неприятной неожиданностью застать падчерицу в своей комнате. Джемайма поджидала ее.

– Могу ли я поговорить с вами наедине, мадам? – напряженно и взволнованно спросила Джемайма.

Эмбер же чувствовала себя торжествующей победительницей.

– Да, конечно, Джемайма.

Нэн выпроводила из комнаты всех слуг, кроме Теней, который остался сидеть на полу по-турецки и решать китайскую головоломку, подаренную ему Сэмюэлем на прошлой неделе. Служанка приняла у Эмбер муфту, веер и перчатки, одну из которых Эмбер где-то выронила. Она вообще относилась к своим вещам беспечно – потери так легко восполнялись. И если чего-нибудь недоставало, это давало повод купить новое.

Эмбер обернулась.

– Итак, – произнесла она небрежно, подняв руки, чтобы поправить прическу, – чего ты хотела?

Обе женщины были красивы и прекрасно одеты, но при этом отличались поразительно. Одна, что было очевидно, проста и наивна, другая представляла собой полную противоположность. Но дело было не во внешнем виде и не в поведении. Какая-то необыкновенная аура окружала Эмбер словно облако привораживающих духов, в аромате которых таилась страсть, безрассудность и жажда жизни.

Джемайма была слишком подавлена, слишком разочарована и несчастна, она не могла говорить спокойно.

– Где вы были? – то был не вопрос, а обвинение.

Эмбер удивленно вскинула брови и повернулась, чтобы поправить шов на чулке.

– Не твое дело.

– Я сама знаю – мое дело или не мое! Посмотрите – ваша? – она держала в руках перчатку.

Эмбер взглянула, у нее сузились глаза. Она выхватила перчатку у Джемаймы.

– Где ты это взяла?

– Сами знаете – где! Эта перчатка лежала на полу в каюте капитана корабля «Дракон»!

– И что из того? Надеюсь, мне не запрещается нанести визит мужчине, который отплывает сражаться с голландцами!

– Нанести ему визит! Не дурите мне голову! Знаю я, что это за визит. Да, теперь я знаю – кто вы! Вы шлюха!.. Вы наставляете рога моему отцу!

Эмбер стояла и в упор глядела на Джемайму, при этом все ее существо стало наливаться ненавистью и презрением.

– Ах ты, маленькая визгливая дрянь, – медленно произнесла она. – Ты ревнуешь, да? Ты ревнуешь, потому что я получила то, чего хотелось тебе.

И Эмбер начала передразнивать Джемайму, точно повторяя ее слова и интонацию, ибо слышала все это не больше часа назад, но сейчас эти слова звучали насмешливо, издевательски и жестоко:

– «Тогда прямо сейчас! О Брюс, ну, пожалуйста! Только один разок…» – Эмбер рассмеялась, наслаждаясь ужасом и унижением Джемаймы.

– О! – тихо ахнула Джемайма – Я и не знала раньше, какая вы…

– Ну, теперь знаешь, но ничего хорошего тебе это не даст. – Эмбер говорила быстро и уверенно, думая, что сейчас решит проблему с Джемаймой раз и навсегда. – Потому что, если тебе захочется сказать отцу то, что ты узнала обо мне, то подумай сначала, что он скажет, если ему станет известно, как его дочь тайком уезжает из дома и встречается с мужчиной в таверне! Да он просто с ума сойдет.

– Откуда вам это известно?

– Мне рассказал лорд Карлтон.

– Вы не докажете…

– Не докажу? Я могу позвать повитуху и тебя проверят, ты об этом не подумала?

Эмбер уже собралась выставить Джемайму вон из комнаты, но та произнесла слова, поразившие Эмбер, как удар грома:

– Можете позвать кого угодно! Мне все равно! Но я вот что вам скажу: либо вы заставите отца остановить мою свадьбу с Джозефом Каттлом, либо я расскажу ему о вас и лорде Карлтоне!

– Не осмелишься! Это… это может убить его!

– Может убить? Да вам-то разве не все равно? Вы только этого и ждете! О, как были правы все наши родственники! И какой я была дурой, что не понимала очевидного. Но сейчас я знаю, кто вы такая, – вы просто шлюха.

– Ты – тоже. Единственная разница – я получила то, ради чего пошла на это, а ты – нет.

Джемайма ахнула, размахнулась и ударила Эмбер по щеке, на что Эмбер мгновенно дала пощечину в ответ, а другой рукой схватила Джемайму за волосы и дернула так, что голова падчерицы откинулась назад, как у курицы. Джемайма закричала от страха и боли, Эмбер жестоко ударила ее еще раз, она потеряла всякий контроль над собой, едва ли осознавая, что делает. Джемайма стала биться, стараясь вырваться, она стала звать на помощь.

Вид ее испуганных глаз и крики только разъярили Эмбер, у нее вдруг возникло желание убить Джемайму. От серьезных увечий Джемайму спасла Нэн, которая ворвалась в комнату и разняла их.

– Мэм, – закричала служанка, – мэм! Господи, что же это! Вы с ума сошли!

Эмбер опустила руки и сердито встряхнула головой, чтобы убрать волосы с глаз.

– Убирайся отсюда! – крикнула она Джемайме. – Убирайся и не смей мне больше досаждать, слышишь? – последние слова были уже просто истерическим визгом, Джемайма торопливо убежала в слезах и рыданиях.

Убедить Сэмюэля в необходимости отложить бракосочетание Джемаймы было нелегко. Но Эмбер добилась этого, и свадьбу отложили еще на несколько недель, чтобы бедная девочка оправилась от горя разлуки с лордом Карлтоном. Эмбер, и без того издерганная, встревоженная и тоскующая по Брюсу, стала еще более раздражительной из-за беременности. Но ей приходилось скрывать свое состояние от всех, кроме Нэн, которая терпеливо выслушивала и даже выражала сочувствие постоянному ворчанию и недовольству хозяйки.

– Мне так осточертела эта добродетельная жизнь, – устало заявила однажды Эмбер, возвратившись после визитов.

Она часто навещала жен и дочерей многочисленных друзей Сэмюэля, сидела в гостиных и вела нескончаемые светские беседы о детях, слугах и о болезнях – хоть криком кричи! Эмбер изо всех сил старалась быть респектабельной дамой. И сейчас изобразила на лице любезную улыбочку и начала пародировать пожилую тетушку, которую только что навещала. Никто, даже ближайшие родственники не догадывались, что Эмбер беременна, хотя Сэмюэль знал об этом и, как ни глупо, пребывал в полном восторге.

– Дорогая моя, у тебя скоро будет ребенок. Поверь мне, ни одна женщина не знает, что такое настоящее счастье, пока не возьмет на руки своего первенца и не ощутит его маленький ротик у своей груди. – Эмбер скорчила гримасу отвращения и громко фыркнула: брр-р, черт подери, где он нашел счастье, когда встаешь по утрам и видишь себя раздутой, как фаршированный поросенок, и пыхтишь, как старуха, которая тащится в Сноу Хилл!