Текст книги "Песня огня"

– Моя дочь умеет писать, – сказал Морис, и голос его прервался. – Я научил ее.

Дело было сделано. Грэлэм слышал тихие хрипы в ее груди и знал, что конец девушки близок. Неторопливо снял он с пальца тяжелое золотое кольцо с ониксом и выгравированной на нем рельефной фигуркой волка и надел на безымянный палец Кассии. Потом сжал ее пальцы в кулачок, чтобы кольцо не соскользнуло, и осторожно вернул руку на место.

– Идемте, милорд, – позвал его Морис. – Нам еще многое предстоит сделать, прежде чем я начну ее оплакивать.

Де Моретон бросил прощальный взгляд на свою несчастную жену, потом вслед за Морисом вышел из комнаты.

– Скоро наступит утро, милорд. Вы должны немедленно отправиться в Сент-Пол-де-Леон. Это на северном побережье. Там находится замок герцога Бретонского, Вы скажете ему, что женились на Кассии де Лорис и предъявите брачный контракт.

– Герцог меня знает, – спокойно произнес Грэлэм.

Он помнил этого сильного и гордого человека, Шарля де Марсэ, и был уверен, что тот ценит его. Грэлэм одержал над ним победу на турнире и теперь думал, помнит ли об этом герцог.

Голос Мориса окреп.

– Вы должны присягнуть герцогу на верность. Надо как можно дольше скрывать от него смерть Кассии.

– Хорошо, Морис. Я вернусь…

– Нет! В этом нет надобности, милорд. Я похороню дочь, а вы продолжите свое путешествие.

На минуту он опустил глаза и посмотрел на свои узловатые руки.

– Я хочу предаться скорби в одиночестве. Я могу теперь не опасаться Жоффрея, потому что о вашей свадьбе будет известно всем. Благодарю вас, Грэлэм де Моретон.

Грэлэм разделял скорбь де Лориса, но не знал, как выразить свои чувства.

– Благодарю вас, – повторил Морис, откидываясь назад и расправляя плечи.

– А теперь вам пора в путь. С Богом, сын мой.

Рыцарь остановил свой небольшой отряд, чтобы оглянуться на Бельтер, купающийся в лучах рассвета. Замок был великолепен, и Грэлэм не мог сдержать охватившую его радость оттого, что однажды это владение будет принадлежать его сыновьям.

– Гай, – обратился он к своему спутнику. – Ты знаешь, что произошло. Я хочу, чтобы ты об этом не распространялся. И пусть твои люди тоже помалкивают.

– Да, милорд, – согласился Гай, который и без того был не очень разговорчив. – Мне… мне жаль, милорд.

– Мне тоже жаль, – отозвался Грэлэм. Он пришпорил Демона. Жеребец рванулся вперед, и скоро Бельтер исчез за их спинами в облаке пыли.

Глава 4

Шарль де Марсэ, герцог Бретонский, сидел развалившись на стуле. Мысли герцога были далеко от препирательства двоих рыцарей, спор которых ему предстояло решить. Он думал не о них, а о своей жене Алис и ее непомерных требованиях, продиктованных злобой и эгоизмом. Она всегда чего-нибудь требовала от него: новую драгоценность, новое платье – да вообще все, что только ей приходило в данный момент в голову! Черт бы побрал эту сучку, думал он с раждражением, ворочаясь на стуле. Она посмела выбранить его за то, что он приблизил к себе другую, когда эта холодная как лед стерва отказала ему в своем расположении.

Внезапный скрип стула заставил мгновенно умолкнуть рыцарей, и они выжидательно устремили взгляды на своего соверена.

Герцог махнул рукой.

– Продолжайте, – хмуро приказал он и добавил, обращаясь к своему писцу: – Ты, Симон, запиши суть… вопроса.

– Да, милорд, – отозвался Симон и снова сгорбился над небольшим столиком, на котором вел записи.

«Бедный Симон, – думал Шарль, – у меня на службе он скоро станет горбуном». Вздохнув, герцог подумал, насколько лучше было бы сейчас выехать на охоту. На дворе стоял прекрасный весенний день, воздух был чистым и свежим. Все было бы лучше, чем слушать препирательства о столь маленьком замке, что он, пожалуй, поместится у него под кольчугой. Оба молодых рыцаря нуждались в кровопускании, и герцог вяло размышлял, не стоит ли заставить их сразиться друг с другом. Но тут он заметил взгляд, брошенный на него Симоном – черт бы побрал наблюдательного старика! – и заставил себя снова переключить внимание на рыцарей.

Утренние слушания все тянулись и тянулись. Речи тяжущихся гудели у Шарля в ушах. Наконец он сообщил рыцарям, что рассмотрит все их вопросы, и, махнув рукой, отпустил.

– Милорд, – приблизившись, почтительно сказал друг и камергер Робер де Гро. – Здесь англичанин, он просит его принять, говорит, что дело неотложное.

Шарль, вопросительно подняв густые каштановые брови, перевел взгляд с Робера на дверь. И тут его словно подбросило.

– Грэлэм де Моретон! Какими судьбами! – взревел герцог, вскакивая со стула. – А я-то считал, что нам повезло и с тебя уже содрали шкуру в Святой Земле!

Грэлэм, отвесив насмешливый поклон, уверенно сделал шаг вперед, испытывая облегчение оттого, что Шарль его вспомнил и, судя по всему, был рад видеть.

– Сарацины не могут свалить англичанина, милорд! – расправив плечи, сказал он.

Шарль дружески обхватил его и похлопал по спине:

– Ты так никогда и не научишься выказывать почтение к тем, кто лучше тебя, а, Грэлэм?

– Эдуард, мой король, – заметил Грэлэм негромко, – не имел причины жаловаться на меня. Какой дьявол сообщил вам, что я был в Святой Земле?

Шарль рассмеялся и похлопал Грэлэма по плечу.

– У твоего короля Эдуарда есть писцы, которые пишут для него письма и, значит, в отличие от остальных его сподвижников грамотны. Я слышал, Грэлэм, что ты один из немногих, кто вернулся из Святой Земли богатым.

– Да, – согласился Грэлэм, – возможно, даже привез побрякушку, достойную украсить прекрасную шейку вашей супруги.

– Это, пожалуй, самая приятная новость за сегодняшний день. Идем, милорд, потолкуем без свидетелей, и я выслушаю, что у тебя за неотложное дело ко мне.

Грэлэм последовал за герцогом через пышно убранный зал, полный щебечущих дам и кавалеров, в маленькую комнатку с двумя стульями и столом. Разглядывая француза, рыцарь подумал, что от придворной жизни Шарль обрюзг и потерял форму. Хотя он был всего на пять лет старше Грэлэма, его красивые черты портили ранние морщины, а стан отяжелел и брюшко уже отвисало мешком. Но в густых каштановых волосах герцога еще не было седины, а темные глаза блестели умом, и теперь скуку в них сменил острый интерес. Он выглядит вполне процветающим, думал Грэлэм, оглядывая богатый малиновый плащ хозяина и рукава его камзола, опушенные мехом горностая.

Не теряя времени, Грэлэм вручил де Марсэ брачный контракт.

– Я повенчан с Кассией де Лорис из Бельтера и прибыл сюда засвидетельствовать вам свое почтение, принести вассальную клятву верности и получить от вас официальные полномочия.

К изумлению Грэлэма, Шарль откинул назад голову и разразился громоподобным смехом.

– Вот хитрая старая лиса, – задыхался он от смеха, похлопывая рукой по пергаменту. – Ах! Я мечтаю увидеть лицо Жоффрея, пожелтевшее от злости! Бедный Жоффрей!

– Жоффрей де Лэси здесь? – спросил Грэлэм, чувствуя, как его охватывает волнующее предвкушение встречи.

– Сядь, лорд Грэлэм, и я расскажу тебе об осином гнезде, которое ты разворошил.

Шарль громовым голосом потребовал вина, потом удобно расположился на стуле и сложил руки на животе.

– Как своевременно ты явился, милорд, и объявил о своем браке, – сказал он учтиво. – В моей казне как раз недостает денег.

– Их никогда не бывает достаточно, – спокойно заметил Грэлам. – К сожалению, все, что я привез из Святой Земли, должно быть потрачено на восстановление моего замка Вулфтон. Я предлагаю вам в ответ на признание моего брака законным крепкую руку, вооруженную мечом, и солдат, которые будут защищать ваши земли. Я отдаю себя в ваше распоряжение, скажем, на два месяца в году. И, разумеется, рубин для вашей жены.

– Ладно, это как раз то, чего я и ожидал, – отозвался Шарль, продолжая потягивать свое вино.

Углом глаза он заметил служанку, маячившую у двери, несомненно, это была одна из шпионок его жены. Герцог раздраженно прищурился, глядя на нее, и она тотчас же исчезла.

– Моя жена, – побормотал он, желает знать все. И я не удивлюсь, если окажется, что она знает даже, как работает мой кишечник.

Де Моретон недоверчиво поднял бровь.

– Неужто вы, милорд, попали под каблучок? Вы говорите мне такие вещи, от которых, как я чувствую, мое мужское естество съеживается.

– Зато свое естество я защищаю как могу! – Герцог издал печальный вздох. – Когда-то я находил ее красивой, нежной и невинной. Впрочем, и теперь ее тело еще привлекает меня.

– Но ведь тело вашей жены принадлежит вам! – Грэлэм сделал протестующий жест рукой. – Клянусь костями святого Петра, Шарль, поколотите ее! Мужчина не должен позволять женщине управлять собой! В противном случае он не мужчина!

– Ах, – сказал Шарль, ничуть не обидевшись, – так говорит человек, не испытавший нежных чувств. Хотя, – добавил он, хмуро глядя в чашу с вином, – святым угодникам известно, что чувства недолговечны. Трубадуры оказали нам, мужчинам, скверную услугу. Их стихи заставляют женщин думать о нежности, мечтать о любви; а мужчина, безмозглое создание, дудит в свою дуду, чтобы получить, что хочет.

– В Англии мужчины не такие глупцы.

– Да, они еще достаточно суровы, – вежливо согласился Шарль. – Скажем так, Грэлэм, – мужчина должен терпеть излишнее любопытство жены, если она терпит его похождения.

– Женщина не имеет права вмешиваться в дела мужчины, – заявил Грэлэм, и в голосе его прозвучало нетерпение, – если память мне не изменяет, вы в Англии были окружены дамами, которые ничего не желали так сильно, как попасть в вашу постель.

– Да, – ответил Шарль, и глаза его приняли мечтательное выражение, потому что эти воспоминания грели его душу. – Увы, когда мужчина становится старше, он должен обзавестись женой.

– Я поколочу любую женщину, которая осмелится покуситься на мою свободу или оспорить мои желания, будет она мне женой или нет. Женщина должна быть нежной и податливой. Ее обязанность – думать о том, как оставаться приятной мужчине, и рожать ему сыновей.

– А как же насчет вашей милой жены, друг мой? Она достаточно нежна и податлива, чтобы угодить вам?

С минуту Грэлэм молчал, вспоминая смертельную бледность, покрывшую лицо Кассии.

– Она такая, какая есть, – ответил он коротко.

– Я почти испытываю жалость к этой девушке, – сказал де Марсэ, притворно вздыхая. – В англичанах нет рыцарских чувств по отношению к дамам. Надеюсь, в брачную ночь вы не разорвали ее надвое своей огромной булавой?

– Морис де Лорис шлет вам свои наилучшие пожелания и привет, – Грэлэм решил, что пришла пора сменить тему, – а также свои уверения в преданности.

– Как и его любезный племянник Жоффрей де Лэси, – тихонько ответил Шарль. – До вашего прибытия Жоффрей уверял меня, что получит руку Кассии де Лорис… Он так же клялся в верности и многое обещал.

– В таком случае он лжет, – спокойно возразил Грэлэм. – Я был в его замке Бомэнуар. Его крепостные – оборванный сброд. Те мужчины, которых мне довелось увидеть, показались мне наглыми и чванливыми увальнями, а его мать…

– Чем меньше мы будем говорить о леди Фелис, тем лучше… – перебил Шарль.

– И я с радостью отправил бы Жоффрея де Лэси в ад, если бы встретил его, – добавил англичанин.

– Думаю, Жоффрей захочет отправить тебя по тому же адресу, как только увидит. Он храбр и неглуп. Но странно то, что ты говоришь о замке Бомэнуар, потому что Жоффрей богат. Господь свидетель, он меня подмазывает. Ладно, Грэлэм де Моретон, что сделано, то сделано. Я даю тебе официальную санкцию и принимаю твою клятву верности. Нарожай и вырасти как можно больше сыновей, потому что род Бельтер – древний и достойный. Грэлэм склонил голову, не произнося ни слова, и, если Шарлю угодно было счесть это признаком согласия, то было его правом. Единственным способом удержать за собой Бельтер после смерти Мориса было убить Жоффрея. Это Грэлэм понимал отлично. И эта мысль не оставляла ему передышки для того, чтобы сокрушаться.

– А теперь, милорд англичанин, расскажи мне о своих приключениях и о том, как ты заполучил свое богатство. Может быть, мне посчастливится освободить тебя от какой-то его части. Грэлэм не стал возражать и рассказал длинную историю о долгих и отчаянных месяцах, проведенных им в Святой Земле, об исходе из нее и о договоре при Кесарии.

– В Святой Земле полно глупцов, Шарль, алчных дураков, думающих только о том, как набить себе карманы. Им плевать на несчастья и смерть, которые их окружают. Договор, – он рассмеялся горьким смехом, – защитит глупцов на десять лет. Что касается моих богатств, то их я заполучил во время атаки на лагерь сарацин, милорд герцог.

Он загляделся на красное вино в своем кубке и покачал головой, не желая делить с Шарлем воспоминания о своем приключении.

Потом сказал отрывисто:

– А как насчет вашей семьи? Сколько сыновей будут носить ваше горделивое и достойное имя?

– Бог проклял меня – у меня три дочери и всего один сын. Ах, Грэлэм, какие приключения мы пережили вместе! Ты помнишь дочь купца из Лондона? Помнишь, какие черные волосы были у этой ведьмы?

– Да уж, эта маленькая шлюшка совсем меня доконала!

– Тебя? Ведь это я делил ее ложе и благосклонность!

– Ты переиначиваешь прошлое, чтобы польстить себе, господин герцог! – Грэлэм встал со стула и еще раз отвесил герцогу насмешливый поклон. – Но, раз уж вы теперь мой сюзерен, я не буду шутить с вашими причудливыми воспоминациями.

– Ты пес, Грэлэм, – усмехнулся де Марсэ. Затем он нахмурил густые брови и язвительно спросил: – Должен ли я считать, что как новоиспеченный муж ты хочешь храните целомудрие, пока останешься здесь?

Грэлэм не поддался на приманку и произнес с кривоватой улыбкой:

– Я не питаю пристрастия к дурным болезням. Думаю, мои телесные потребности могут подождать.

Герцог разразился громовым хохотом.

– Ах, Грэлэм, я жду не дождусь вечера, когда все любвеобильные дамы начнут делать тебе авансы! Как жаль, что моя плоть слаба! Иди, мой камергер покажет тебе твою комнату.

– Я должен покинуть ваш двор завтра, Шарль, но с радостью приму ваше гостеприимство на эту ночь.

– Рвешься назад, к своей юной цветущей жене?

Грэлэм колебался всего миг, потом сказал:

– Да, я должен вернуться.

Когда на следующее утро Грэлэм де Моретон покидал Сент-Пол-де-Леон в сопровождении своих людей, он был необычно молчалив. Побережье, безбожно потрепанное непрекращающимися безжалостными атаками моря и морских ветров, казалось пустынным и бесплодным. Над усеянными камнями и скалами отмелями возвышались зубчатые утесы во всей своей дикой красе. Здесь не было ни кустов, ни цветов, которые бы разнообразили и смягчали суровость пейзажа. Но Грэлэм в любом случае оставался нечувствителен к окружающей природе: мысли его были заняты встречей и знакомством с Жоффреем де Лэси прошлым вечером.

Огромный зал со столами на козлах был полон такого количества еды, что ее хватило бы по крайней мере на неделю, чтобы кормить всю армию Эдуарда в Святой Земле. Посреди этого великолепия герцог, испытывая огромное удовольствие, и представил Грэлэма Жоффрею де Лэси. Он наслаждался яростью молодого человека, которой Грэлэм не мог не заметить.

– Ты должен приветствовать вступление лорда Грэлэма де Моретона в свою семью, – весело увещевал Шарль, и в глазах его блеснула дьявольская усмешка. В этот момент Жоффрей, похоже, возбудился до того, что не мог думать ни о чем, кроме своего кинжала за поясом; его длинные пальцы неосознанно гладили костяную рукоять.

– Я много о вас слышал, – любезно произнес Грэлэм, тем временем внимательно изучая лицо Жоффрея, как обычно изучал врага. Де Моретон знал, что Жоффрей на пять лет моложе его; кроме того, тот был высок, широкоплеч и Господь одарил его приятным лицом. Волосы у него были темно-каштановыми, но особое внимание Грэлэма привлекли его глаза. Они были бледно-голубыми и смотрели с лица как голубые льдинки.

Грэлэм цинично размышлял, припоминая похотливость и смуглый цвет лица леди Фелис, от кого Жоффрей унаследовал внешность – от отца или от кого-нибудь другого.

Он наблюдал, как Жоффрей провел языком по нижней губе.

– Я и не знал, – сказал молодой рыцарь ледяным, под стать глазам, тоном, – что мой уважаемый дядюшка знаком с англичанами.

– Ах, – непринужденно заметил Грэлэм, понимая, как наслаждается их беседой герцог. – До последнего времени мы и не были знакомы. Дело в том, что я спас его в Аквитании от банды каких-то негодяев. – А предположения Мориса были верны, подумал он, заметив, как забегали, сразу потухнув, глазки Жоффрея – в них отразились страх и горечь поражения.

Жоффрей тут же сообразил, что должен взять себя в руки, потому что стоящий рядом герцог, уж конечно, не упустит ни одной детали разговора. Он уставился на англичанина, смотревшего на него с таким видом, будто Жоффрей внушал ему глубокое отвращение. Как ему хотелось перерезать горло этому английскому ублюдку!

– Ваш дядя подарил мне, – холодно и невозмутимо продолжал Грэлэм, – руку прекрасной Кассии и Бельтер. И впредь я буду лелеять все, что мне принадлежит.

– Кассия слишком молода, – сказал Жоффрей, и в голосе его прозвучали боль и отчаяние. – Она невинна и доверчива…

– Больше уже нет, – возразил герцог со смехом, и в его темных глазах зажглись злорадные огоньки. – Во всяком случае, она больше не невинна. Лорд Грэлэм – человек сильных страстей, и, я уверен, его молодая жена уже поняла это.

На миг Жоффрей представил себе Грэлэма обнаженным и сжимающим Кассию в своих могучих объятиях, представил его вторжение в ее юное тело, то, как он овладевает ею.

– Кассия должна была стать моей, – прорычал он, не в силах сдержать ярость.

– Я советую вам забыть и Кассию, и Бельтер, – без улыбки сказал Грэлэм. – Ваш собственный замок Бомэнуар требует вашего внимания. Конечно, я не видел большинства ваших людей. Возможно, их не было в замке, возможно, они были где-то в другом месте и выполняли ваши приказы.

– Вы клевещете, милорд, – вскипел Жоффрей, и рука его потянулась к кинжалу.

Но прежде чем он выхватил оружие, руку его сжало будто в тисках – хватка Грэлэма оказалась железной.

– Вы, мой щеночек, лучше забудьте о своих планах и попридержите свой пыл, а то мне придется свернуть вам шею. И если когда-нибудь вас снова будет искушать видение замка Бельтер, не оказаться бы вам валяющимся лицом в грязи.

Жоффрей ощутил во рту металлический привкус страха, но в нем продолжали кипеть ярость и ненависть, от которых дрожало все его тело.

– Вы пожалеете о содеянном, милорд! – срывающимся голосом выкрикнул молодой человек, выдернул свою руку из руки Грэлэма и выбежал из зала.

Начался мелкий дождь, и Грэлэм плотнее запахнул плащ. Он выругался, не в силах изгнать из памяти изможденное личико Кассии де Лорис. Рыцарь словно продолжал слышать ее затрудненное, хриплое дыхание. Сейчас она уже умерла и была погребена. Бедное дитя, какой страшной ценой она оказалась за пределами досягаемости Жоффрея и его низменных желании! Тут же вспомнив Мориса, Грэлэм понял, что скорбит и о нем, и подумал, уж не вернуться ли ему в Бельтер. Но нет, ведь Морис тверд как алмаз. Он желал предаться скорби в одиночестве, и Грэлэм знал, что следует уважать его желания. Он гадал, как долго удастся хранить в тайне смерть Кассии. Возможно, еще до истечения года ему придется вернуться в Бельтер, чтобы защитить замок от алчных поползновений Жоффрея. Рыцарь мрачно улыбнулся при мысли о том, с каким удовольствием он проткнет негодяя мечом.

Глава 5

Кассия была опутана мраком, будто попала в ловушку. Она понимала, что глаза ее закрыты, но у нее не было сил открыть их. Вдруг девушка услышала хриплый стон.

– Тише, моя крошка, – прозвучал рядом нежный, воркующий голос Итты. Затем к ее губам прижали какой-то предмет.

– Открой рот. Кассия. Это крепкий говяжий бульон.

Она повиновалась. В горло ей полилась восхитительная жидкость.

– Папа, – прошептала она.

– Я здесь, я здесь. Еще немного бульона, и ты уснешь снова.

Морис нежно отер бульон с ее податливых губ и поднял беспокойные глаза на Итту.

– Время, милорд, все требует времени. Девочка будет жить. Недаром она из рода де Лорис.

– Да, – подтвердил Морис, и в голосе его прозвучала безмерная усталость, – да, она – де Лорис.

Но ведь Жан, его сын, тоже был де Лорис, однако он умер. Он был таким юным, таким невинным и беспомощным.

Морис снова сел на стул, не сводя глаз с измученного личика дочери. Он праздно размышлял, поможет ли ей отпущение грехов, данное священником, когда и вправду придет ее смертный час.

– Дурак, – выбранил он себя. – Твой мозг превращается в корм для скота.

Он подумал о Грэлэме де Моретоне и почувствовал, как тело его содрогнулось будто от озноба. Ему не следовало думать о Грэлэме сейчас, не следовало думать и о том, какие мысли придут в голову этому гордому воину, а также о том, что он сделает, когда узнает, что его жена жива.

– Папа?

– Да, мой цветочек.

– Дождь идет. Какой чудесный звук.

Морис нежно поцеловал ее. Взгляд дочери снова искрился, а лицо больше не было серым и изможденным.

– Ты выглядишь усталым, – сказала Кассия. Ее прищуренные глаза пытливо изучали лицо отца.

– Ты должна думать о себе. Кассия, и оставить в покое старика. Клянусь всеми святыми, дитя, я молился, стоя на коленях, пока колени не окоченели и не покрылись шишками.

Он сжал ее тонкие пальцы и нежно погладил руку. Внезапно Мориса охватило такое ощущение счастья, что ему показалось, будто он сейчас лопнет от радости. Конечно, на пальцах ее не было кольца. Он спрятал кольцо Грэлэма в кожаный мешочек в своей комнате.

– Мне снятся странные сны, папа, – сказала Кассия. – Я вспоминаю твой голос, но там был кто-то еще. Голос, который я не узнаю. И говорил он так нежно.

– Возможно, это был голос одной из служанок, – сказал Морис.

– Нет, то был мужской голос, низкий и глубокий.

– Сон, – ответил Морис.

«Она еще слишком слаба, – уговаривал он себя, – чтобы узнать правду». Морис не мог поверить, что дочь запомнила Грэлэма.

– Да, – согласилась Кассия, и ее ресницы затрепетали, – да, это был всего лишь сон.

Текли дни. Кассия спала, просыпалась, обменивалась краткими репликами с Иттой и отцом, ела и снова засыпала. К концу недели она настолько набралась сил, что смогла уже поднять руку, чтобы пригладить волосы. Пальцы ее нащупали простой льняной платок, забрались под него и прикоснулись к коротким жестким волосам.

Морис, войдя в комнату, увидел, как по лицу дочери струятся слезы.

Он бросился к ней, но тут же догадался о причине ее печали, заметив на кровати снятый ею платок.

– Но, Кассия, – сказал он, – это ведь только волосы. Я и не знал, что ты так тщеславна.

Девушка перестала плакать и шмыгнула носом.

– Через месяц у тебя будут мягкие кудряшки и ты будешь похожа на хорошенького мальчика-хориста. Внезапно Кассия улыбнулась.

– Может быть, ты прямо сейчас пригласишь Жоффрея полюбоваться на меня, и тогда у него наконец отпадет охота жениться.

– Видишь ли, – Морис смутился, – в каждой вещи есть две стороны. Что же касается Жоффрея, этот ублюдок не осмеливается показаться здесь. А теперь, Кассия, я принес тебе кубок славного сладкого вина из Аквитании.

– Думаю, я выпила уже бочонок, папа! Если я буду продолжать хлестать вино, у меня будет красный нос с прожилками!

Она пила мелкими глотками вино, наслаждаясь его сладостью, теплотой и мягким вкусом.

– Папа, – сказала она, – мне нужно принять ванну. Я не могу вечно терпеть эту грязь. А потом я хочу полежать в саду и почувствовать тепло солнечного света на лице.

Морис улыбнулся ей, чувствуя, как радость наполняет его сердце.

– Ты получишь все, что пожелаешь, мой цветочек. И, конечно, ты права насчет ванны. Это будет первое, что мы сделаем.

В Корнуолле наступил золотистый день. Жарко сверкало солнце. Оно стояло высоко над головой и было ослепительно ярким, а ветер с моря приносил аромат полевых цветов, которыми пестрели соседние холмы.

Остановив своего Демона у самого края утеса и глядя вниз на покрытые белыми барашками волны, разбивавшиеся о выступающий, как палец, край суши, Грэлэм ощущал безотчетную радость. С мыса Сент-Эгнис он мог обозревать побережье, уходящее на север, не меньше чем на тридцать миль. Суровые утесы придавали этой земле столь дикий и заброшенный вид, что покалеченные и искореженные бурями деревья казались неживыми. За мысом Сент-Эгнис располагалась маленькая рыбацкая деревушка, носившая то же имя, и она казалась такой же пустынной и заброшенной, такой же суровой, не имеющей возраста, как крутые уступы утесов, которые обступали ее.

Грэлэм отлично помнил свои прогулки по извилистой тропинке мыса Сент-Эгнис. Тогда он был еще мальчиком и изучал пещеры и бухты, изрезавшие морской берег. Именно в то время почувствовал, как дикая красота Корнуолла проникла в самую его душу и воспламенила ее любовью к этому краю. Рыцарь повернулся в седле. Подальше от берега, за зубчатыми скалами, он увидел ряды покатых холмов, где паслись овцы и крупный скот, а ниже фермеры возделывали землю.

Это была его земля. Его дом. Его народ.

За спиной Грэлэма, как грубо вытесанный монолит, вздымался Вулфтон, бывший крепостью де Моретонов со времен Вильгельма Завоевателя, пожаловавшего эти земли Альберу де Моретону после битвы при Гастингсе[1]1
  Битва при Гастингсе – победоносная битва Вильгельма Завоевателя с англичанами 14 октября 10 66 года


[Закрыть] более двухсот лет назад. Альбер снес с лица земли деревянную саксонскую крепость и воздвиг каменный замок, чтобы оборонять северное побережье Корнуолла от мародеров-датчан и алчных французов. В штормовые ночи зажигались фонари на двух башнях, обращенных к морю, упреждая моряков, чтобы те не налетели на усеянное смертоносными скалами побережье.

Издали рыцарь видел каменщиков, приводивших в порядок обветшавшую обращенную к морю стену замка, немало претерпевшую от ярости морских штормов, обрушивавшихся на нее уже в течение двух веков. Сокровища, вывезенные им из Святой Земли, были проданы за приличную цену, что дало возможность восстановить стены Вулфтона, починить надворные постройки, казармы, где размещались его солдаты, и купить овец и коров, а также с полдюжины лошадей. Что же касалось большого зала и верхних комнат, то их вид не особенно изменился со времен Альбера. Прежде это особенно не беспокоило Грэлэма, но по возвращении в Вулфтон с месяц назад он стал подумывать о том, чтобы обставить замок получше. Высокие стены большого зала под закопченными балками стали казаться ему убогими и голыми. Грубо вытесанные и покрытые столь же грубой резьбой столы на козлах и деревянные стулья, включая и его более пышно отделанный стул, казались теперь вызывающе бедными. Камыш, нарезанный и разбросанный по каменному полу, не издавал столь свежего и сладкого запаха, как в Бельтер, и здесь не было ни одного ковра, который бы заглушал звук шагов, производимых ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Комфорта и уюта, грустно думал хозяин замка, нет даже в его огромной спальне. Давно усопшая первая жена Грэлэма Мари, кажется, не придавала этому особого значения, как и ее сестра Бланш де Кормон. Но, может быть он просто размяк и изнежился, раз хочет такой роскоши, к какой привык в экзотической восточной стране?

Его доверенный управляющий Рольф, поддерживавший порядок в Вулфтоне, пока Грэлэм воевал в Святой Земле, был безупречен, но ему пришлось столкнуться с серьезными вопросами, ожидавшими возвращения хозяина и порожденными его отсутствием. Грэлэму предстояло вынести суждение в некоторых спорных случаях, примирить вступивших в распри подданных, вышколить отвыкших от настоящей работы слуг. Дворецкий Блаунт хорошо справлялся со своими обязанностями, но даже он не мог заставить работников производить больше ткани или приструнить прислуживавших в замке бабенок, чтобы они содержали дом в большем порядке. Однако заботы позволили Грэлэму окунуться в приятное для него дело – управление своим замком и землями. Большинство людей, живших в замке Вулфтон, зависели от него и только от него.

Грэлэм снова вспомнил о Бланш де Кормон. Он вернулся в Корнуолл и нашел ее проливающей обильные слезы. Это было месяц назад. Он сперва даже не узнал эту женщину, пока она не напомнила ему, что приходится единокровной сестрой его покойной жены Мари. Да, это была та самая робкая, тихая Бланш, теперь овдовевшая и не имевшая в мире ни одной близкой души, кроме него. Она приехала в Вулфтон за три месяца до него. Блаунт не знал, как с ней поступить, и потому она осталась в замке до возвращения Грэлэма. Бланш была еще не стара, лет двадцати восьми, но тонкие линии, порожденные скорбью, уже пролегли у нее вокруг рта и карих глаз, взиравших теперь на Грэлэма с благодарностью. Двое ее детей, девочка и мальчик, рассказывала она – и при этом ее нежные губы дрожали, – находились в Нормандии, у ее кузена Робера, который принял их на воспитание. Саму Бланш там не привечали, потому что молодая жена Робера Элиза была очень ревнивой и не поощряла его сторонних привязанностей.

Ладно, решил Грэлэм, ему не будет вреда от ее пребывания в Вулфтоне. Она ухаживала за ним, сама подавала обед, чинила его одежду. Странно, думал рыцарь, почему слуги, живущие в замке, ее не любят. Хотелось бы ему знать причину – ведь женщина держалась так скромно и ненавязчиво.

Мыслями Грэлэм снова вернулся к предстоящему визиту в его замок герцога Корнуоллского. Дядя короля Эдуарда был ему все равно что второй отец и даже, пожалуй, заботился о нем больше, чем первый. Но несмотря на то что их связывали глубокие и нежные узы привязанности, Грэлэм ревностно молился, чтобы герцог не потребовал от него каких-либо услуг. Года жизни, проведенного в Святой Земле в непрестанных битвах с сарацинами, было, он считал, вполне достаточно для любого воина.

С этими мыслями Грэлэм повернул своего Демона от края утеса и поскакал по дороге на север, к замку Вулфтон.

Заслышав звук копыт приближающегося коня, Бланш де Кормон отдернула кожаную занавеску на окне своей комнаты и теперь наблюдала за Грэлэмом, галопом проскакавшим во внутренний двор замка. Она в который раз отметила грациозную посадку его мощного тела, и ее охватило возбуждение. Пальцы Бланш изогнулись – она представила, как проводит ими по его густым черным волосам. Как похож он был на ее мужа и как в то же время отличался от него! Черт бы побрал ее Рауля и его низкое сердце! Она надеялась, что он наконец истлел и теперь пребывает в преисподней. Грэлэм, как и Рауль, считал само собой разумеющимся, что она прислуживала ему, как любая служанка, но в отличие от Рауля Грэлэм был красивым и мужественным, и женщина знала, что любая служанка в Вулфтоне с радостью и охотой разделила бы его ложе. И уж конечно, Грэлэм ни разу не поднял на нее руку. Но, цинично подумала Бланш, она ведь еще не жена ему. А жена, как ей было известно по собственному горькому опыту, – такое же достояние мужа, как и все остальные его владения, подданные и имущество. Пока она знала свое место и ублажала мужа, он обращался с ней не хуже, чем с охотничьей собакой или боевым конем.