Текст книги "Розовая гавань"

Глава 20

Кто-то лизал ей щеку.

Не кто-то, а сам Альфред. Как она попала к Ведунье?

– Наконец-то. – Лицо Ведуньи было так близко, что Гастингс не смогла его толком различить. – Ты меня слышишь?

– И даже вижу.

– Хорошо. Сейчас я дам питье, это не такая уж отрава, поэтому не жалуйся.

Гастингс послушно выпила какой-то отвар с привкусом земляники.

– Чудесно, – прошептала она, и голову тут же пронзила острая боль.

– Хорошо, что ты не видела, какого оно цвета, – утешила Ведунья. – Зато снимет тошноту, уменьшит боль в голове и плече.

– А что ты смешала, Ведунья?

– Немного горечавки, чтобы привести в порядок твой желудок, и корень болотного ириса.

Гастингс удовлетворенно кивнула и снова застонала от боли. Как же приятно чувствовать на щеке шершавый язычок Альфреда. Она попыталась улыбнуться.

– Я пока оставлю ее здесь, – послышался мужской голос, – а вечером отвезу в замок. Сейчас у меня неотложные дела.

– Да, так будет лучше, милорд.

Милорд? Значит, это Северн. Она хотела приподнять голову, но боль не позволила.

– Не двигайся, Гастингс, это опасно.

– Я хотела взглянуть на Северна.

– Потом. Ты же слышала, у него дела. Мужчины вечно заняты делами. А что это за дела? Ну да, пьянство, девки, попытки разрубить друг друга на куски с помощью мечей и топоров. Северн ничем не отличается от других. Все они порочные создания. Я бы даже сказала, никчемные создания, хотя их участие необходимо для продления рода. Какая жалость, что мы не можем собрать их в одну кучу и спихнуть с самого высокого в мире утеса. Закрой глаза, Гастингс, и отдохни. Альфред будет лизать тебя, пока не заснешь.

Когда Гастингс очнулась, боль в голове превратилась в слабые толчки, плечо занемело.

Северн легонько пощупал ей лоб и щеки.

– На ощупь вроде прохладная. Ведунья говорит, что все будет в порядке. Как это случилось?

– Да, теперь вспомнила. Я ехала в деревню повидаться с Эллен, дочкой пекаря Томаса, собиралась оставить Мареллу у коновязи на боковой улице, и на меня из окна упало седло. Больше ничего не помню. Нет, еще помню, что свалилась в кучу нечистот и чуть не задохнулась от вони.

– Подозрительное совпадение. На тебя упало мое седло, Гвент недавно отнес его шорнику Роберту. Оно весьма большое, предназначено для боевого коня. Эллен прибежала в замок, вызвала меня, и я отнес тебя к Ведунье.

– Но почему именно твое седло упало мне на голову?

Северн выглядел озабоченным.

– Пока не знаю, но обязательно разберусь.

Внезапно раздалось дикое шипение. Альфред застыл, неистово колотя хвостом по бокам, шерсть встала дыбом. Запустив когти Северну в ногу, он не сводил с него горящих глаз. Однако его внимание было приковано к Тристу, который спокойно разглядывал огромного кота, понюхал воздух, покосился на Гастингс и вернулся под тунику.

– Не высовывайся, Трист, – с улыбкой посоветовал Северн, – этот котище запросто может тобой пообедать.

Это была первая улыбка с тех пор, как два дня назад в замке объявилась Марджори.

«Марджори».

– Я сейчас же возвращаюсь домой.

– Если позволит Ведунья.

Та не возражала, но велела оставаться в постели, не есть тяжелой пищи и больше спать.

– Будь терпеливой, Гастингс, – крикнула она вслед.

Гастингс поудобнее устроилась в объятиях мужа, сидевшего на громадном боевом коне, опустила голову ему на плечо и не заметила, как уснула. Первое, что она увидела, открыв глаза, была леди Марджори.

– Ах, милорд, вы уже привезли ее домой. Так скорее несите бедняжку в спальню. Вот так, осторожнее.

Гастингс, еще одурманенная лекарством, которое Ведунья дала ей перед отъездом, вяло понимала, что леди Марджори ведет себя как законная хозяйка Оксборо, и опять впала в забытье.

Когда она проснулась, в спальне мерцали три свечки, а у кровати сидела Агнес, занятая шитьем.

– Очнулась, лапочка. Хорошо. Сейчас велю подать тебе хлеба. Макдир ужасно переживал, что ты не поела.

Проглотив куриный бульон, Гастингс как бы издалека услышала свой голос:

– Где милорд?

– В зале, со своими людьми.

– И с леди Марджори.

– Надо полагать, и с ней. Какая разница? Сейчас нужно думать о твоем здоровье.

– Почему его седло упало из окна мне на голову, Агнес? – Гастингс нехотя принялась за хлеб. Ее желудок как будто не возражал. Она должна есть, ей необходимо восстановить силы.

– Никто не знает, Гастингс. Лорд Северн допросил каждого. Окно, из которого упало седло, находится в доме шорника, оно никак не могло выпасть из дома пекаря Томаса, у него на том этаже спальня для подмастерьев и что-то вроде чулана для продуктов. Все уверены, что это произошло случайно. Милая Эллен со всех ног прибежала в замок. Очень хорошая девочка.

– Я должна сейчас же идти вниз, Агнес.

– Ты еще очень слаба.

Гастингс осторожно попробовала встать. Боль снова пронзила висок, но уже не так яростно, плечо опухло. Ничего, это можно вытерпеть.

– Помоги мне одеться. Я должна спуститься в зал. Понимаешь, должна.

Агнес молча кивнула.

С шестым ударом колокола Гастингс стояла у лестницы, осматривая зал. Она знала, что ее ждет, но вид леди Марджори, восседавшей справа от Северна, едва не свалил ее с ног. Люди ели, смеялись, шутили, болтали, никому не казалось, что за столом кого-то не хватает. Все шло своим порядком, если не считать того, что хозяйку замка удалили с ее законного места.

Там сидела Марджори.

Гастингс невольно покачнулась, и Агнес подхватила ее под руку.

– Она уселась на мое место.

– Нет, все было не так. Вроде стул, который ей подавали, сломался, и ее усадили в твое кресло. Это ничего не значит, Гастингс. Из-за болезни тебе все кажется таким мрачным.

– По-моему, я вообще с трудом соображаю. – Опять навалилась адская боль, Гастингс едва не упала. – Мне лучше вернуться в спальню.

Оглянувшись в последний раз, она увидала, что на нее смотрит муж. Вот он поднялся с места, но его отвлекла Марджори.

– Это выше моих сил, – выдохнула Гастингс, с трудом поднимаясь по лестнице.

На следующее утро она не смогла подняться. Северн не пришел, он наверняка спал с Марджори, в чем Гастингс не сомневалась.

Она подкрепилась теплым хлебом, щедро намазанным маслом, и чашкой куриного бульона, приправленного розмарином. Алиса усердно потчевала ее мягким сыром.

– Не переживай, Гастингс, – погладила она ее по руке. – Все идет, как надо. Люди знают свои обязанности и очень о тебе беспокоятся. По-моему, лорд Северн несколько раз ездил в деревню, чтобы расспросить подмастерьев шорника. Похоже на несчастный случай, хотя мне не понятно, как на тебя могло упасть седло лорда Северна. Гвент тоже беспокоится.

Гастингс-то знала, как оно могло упасть. Марджори кого-то подкупила, женщина, которая займет место хозяйки Оксборо, если Гастингс умрет. Правда, седло – все же не самый надежный способ убрать кого-то с дороги. И почему именно седло Северна? Может, он сам швырнул его.

Она вздохнула. Ничего не докажешь, ей придется весь день лежать в постели, разглядывая гобелен.

Когда в спальню вошел Северн, обветренный, пышущий здоровьем, стройный, как молодой дуб, она зажмурилась.

– Ты починил ножку у стула Марджори?

– Гастингс, тебе плохо? Какая еще ножка стула?

– Вчера она заняла мое кресло, мне сказали, что сломалась ножка ее стула.

– Никто об этом не говорил. Я бы хотел, чтобы ты поскорее встала. Тебе вредно лежать, ну же, встряхнись. И Ведунья говорила, что тебе нужно лишь отдохнуть, а не провести остаток дней на кровати.

– Может, позже. Я хочу спать.

– Мне это не нравится, Гастингс. – Он внимательно посмотрел ей в лицо и вышел из спальни. Но Трист остался с ней, забравшись на постель.

– Где был твой хозяин прошлой ночью? – спросила Гастингс, лаская пушистую шерстку. – Ты был с ним? А он был с ней?

Зверек сунул мордочку к ней под подбородок и легонько укусил.

– Значит, ты считаешь меня глупой, Трист? Ты ведь не мужчина, и блеск ее серебристых волос не разжигает в тебе страсть.

Трист снова укусил ее, на этот раз больно. Она засмеялась.

Гастингс проспала до вечера в обнимку с Тристом.

* * *

– Очнись, Гастингс. Слуги уже принесли воду для мытья. Ну же, веселее, хватит прикидываться изнеженной дамой.

Агнес вымыла ее, Гастингс послушно оделась и причесалась. Когда в спальню вошла Алиса, она ничуть не удивилась.

– Я принесла горшочек с румянами, – сказала девушка. – По-моему, губы тоже следует подкрасить.

Гастингс не возражала, даже когда они настояли, чтобы она вышла к столу в свадебном платье.

– Ты просто красавица. – Агнес отступила на шаг, чтобы окинуть взглядом ее фигуру, и довольно потерла руки. – Верно, Алиса?

– Да, самая прекрасная леди на земле.

– Ножку стула уже починили, Агнес?

– Да, я лично проследила за этим, – ответила та. – Кто-то нарочно подпилил. Но теперь все исправлено.

– Ножка стула и седло мужа, – пробормотала Гастингс. – Очень странно.

Она вошла в зал, когда Северн подавал Марджори хозяйское кресло.

– Добрый вечер, милорд! – громко сказала она.

Все повернулись в ее сторону, а рука Северна застыла на спинке кресла. Марджори что-то шепнула ему на ухо, мило улыбаясь Гастингс, и направилась к своему стулу.

Северну оставалось только подать кресло ей, своей жене. Он даже подвинул его поближе к столу, когда она села. Даже погладил ее по плечу.

– Неплохо выглядишь. Боже милостивый, почему у тебя красные щеки и губы? У тебя лихорадка?

– Нет, это Алиса постаралась, чтобы я не была слишком обыкновенной.

– Мне не нравится. Ты похожа на проститутку, – сказал он, отрывая уголок от чистой выглаженной скатерти. – Сотри.

Гастингс повиновалась.

– Ты стала немного бледнее, зато похожа на себя.

– Да. Похожа на себя.

– Я ужасно волновалась за вас, но ваши служанки не позволяли никому входить в спальню, – участливо произнесла Марджори. – Я была потрясена, когда Северн привез вас домой. Как и все в замке.

– Спасибо, Марджори. – Гастингс отломила кусочек вишневого пирога.

– Макдир испек его специально для вас. Я спросила его, какие кушанья вам нравятся больше всего. Этот милый человек даже позволил нам с Элизой прийти на кухню и помочь ему. Правда, он кричал на девочку, и бедняжка до смерти испугалась.

Все посмотрели на Элизу, которая опустила голову до самого стола. Гастингс не выдержала.

– Элиза! Разве ты забыла, что подружилась с Макдиром, когда жила здесь?

– Разве она могла подружиться с человеком, который так ее напугал? – торопливо вставила Марджори.

– Ты помогала ему готовить, даже сидела у него на коленях, а он рассказывал, как надо замешивать тесто для хлеба, – настаивала Гастингс.

– Но ведь девочка не спала от страха всю ночь, – возразила Марджори.

– Я не спала, потому что мне мешала Агнес, – прошептала Элиза.

– Агнес? Разве ты спишь не в одной комнате с Марджори? – опешила Гастингс.

– Нет, я спала с Агнес, она ужасно храпела, ворочалась, и утром у меня болела голова. Я хочу спать с Марджори, она милая, не храпит, и у нее не пахнет изо рта.

Трист, сидевший рядом с хозяином, подскочил к Гастингс, громко вереща. Он задел хвостом кубок Марджори, и та отдернула руку, чтобы вино не испортило рукав платья. И тут до Гастингс дошло, что Марджори надела ее платье, одно из лучших. Схватив Триста, она выскочила из-за стола.

Через несколько минут в дверь спальни постучали, и вошла Марджори.

– Гастингс! В чем дело? Северн послал меня за вами, он удивлен и рассержен.

– Представьте, я тоже удивилась и рассердилась, когда увидала, что вы носите мои платья и сидите в моем кресле, – выпалила Гастингс.

– Боже, я не думала, что вы придаете значение такой чепухе. Вы знаете, при каких обстоятельствах мы покидали Седжвик. Я не могла взять много вещей и, естественно, прежде всего заботилась об Элизе. А сама осталась лишь с двумя платьями, да и те совершенно истрепались. Северн предложил мне вашу одежду. Если хотите, я ее немедленно сниму.

– Да, хочу. Вы снимете ее здесь или у себя, раз Элиза теперь спит у Агнес?

– Ах, – Марджори нервно провела по знаменитым серебристым локонам, – так вот почему вы убежали из зала. Дело в том, что я кашляю и не даю Элизе заснуть. А я хочу, чтобы ребенок спал.

Гастингс разглядывала вышитый матерью гобелен, сохранивший яркость красок, и не удостоила Марджори ответом.

– Я сейчас же вернусь к себе и надену старое платье. Простите, что не догадалась спросить у вас разрешения. Вы спали весь день, и Северн настоял, чтобы я надела ваше платье. Мне и в голову не могло прийти, что вы придаете этому такое значение.

– Придаю.

– Позвольте мне удалиться. Я как можно скорее пришлю платье назад. Надеюсь, завтра вы оправитесь и станете рассуждать более здраво, Гастингс.

– Я тоже надеюсь. Почему-то я ни разу не слышала, как вы кашляете, Марджори.

– Да, сегодня мне полегчало.

– Марджори! Что ты здесь делаешь?

Северн, огромный, угрожающий, вызвал у Гастингс еще большую ненависть, чем в ту ночь, когда взял ее силой.

– Я зашла поболтать с Гастингс, а теперь хочу пойти и снять платье. Я сейчас же его верну.

– О чем вы болтали?

Но Марджори лишь с улыбкой покачала головой. Северн проводил ее глазами и обернулся к жене:

– Почему ты не стала обедать? Зачем утащила с собой Триста? Я звал его, но ты не отпускала. О каком платье она толковала? А, Гастингс?

Глава 21

Как бы ей хотелось иметь сейчас в руке кинжал, но у нее был лишь Трист.

– Стул починили. Тебе известно, что кто-то подпилил ножку? Ты не находишь это странным? И почему ты опять собирался подать ей мое кресло?

– Чушь какая-то. – Он казался смущенным, однако тут же разозлился. – Да что с тобой случилось?

– Я чувствую себя вполне сносно. А ты успел разузнать про седло? Твое седло?

– Ну да, это было мое седло. По-твоему, я сам велел его сбросить?

– Нет, это слишком хлопотно. Если бы ты захотел отделаться от меня, то придушил бы, и все.

– Вот именно.

Северн начал раздеваться. Она повернулась к нему спиной и вскоре почувствовала, как под его тяжестью прогнулась кровать. Он задул свечи.

– Так что случилось с платьем Марджори?

– Это мое платье, и она должна его вернуть. Она сказала, что его дал ты.

– Да, пусть носит. Агнес тоже не видит ничего предосудительного в том, чтобы одолжить ей твое платье. С чего ты взбесилась, Гастингс?

– Я не желаю, чтобы она завладела моей собственностью.

– Это же всего лишь тряпка.

Гастингс не ответила, прислушиваясь к его дыханию, которое становилось ровным и глубоким.

– Настоящее проклятие, Трист, – прошептала она. – И что мне делать?

Она не способна терпеть и выжидать, как советует Агнес, сразу выкладывает свои обиды, а Северн потом смотрит на нее так же, как смотрел когда-то на свою безумную мать.

Два дня спустя Гастингс опять поехала в деревню. На сей раз она не свернула в боковую улицу, а оставила Мареллу напротив лавки Томаса. Выскочившая навстречу Эллен прижала Гастингс к груди, причитая, что ужасно испугалась, приняв ее сначала за мертвую.

– Я совсем растерялась, а папаша отнес тебя в дом. Потом я бросилась в замок, и лорд Северн мигом помчался сюда, он даже позволил мне ехать с ним на его лошади.

– Спасибо, Эллен. Ты знаешь, что на меня упало седло лорда Северна?

Эллен знала. Наверняка об этом известно всей деревне, и люди вовсю судачат. Еще бы: лорд по расчету женился на богатой невесте, теперь в замке объявилась несравненная красавица, а под ногами путается жена, в которой отпала всякая нужда. Гастингс представила разговоры, которые ходили по деревне, и ей сделалось дурно.

– Я желаю во всем разобраться. Почему вдруг седла начали падать из окон, как спелые груши?

Эллен заметила мать, следившую за ними из дальнего угла лавки, и спросила шепотом:

– По-твоему, кто-то все подстроил? Чтобы тебя убить? Огромным седлом? Ну, Гастингс, люди не верят, что такое возможно. Хотя некоторые еще сомневаются, но таких мало. Это простая случайность.

Простая случайность. Или все подстроено. Однако не с целью ее убить. Тогда с какой целью? Напугать? Зачем?

– То есть кто-то случайно оказался возле окна, на котором лежало седло, именно в тот момент, когда я проезжала внизу, и, пожалуйста, седло валится мне на голову. Слишком уж глупо. Я хочу расспросить подмастерьев.

– Хорошо, я пойду с тобой.

В лавке шорника пахло красками, дублеными кожами и потом. У мастера работали приказчик и трое подмастерьев. Роберт, плотный коротышка в засаленном фартуке, низко поклонился:

– Леди Гастингс, счастлив видеть вас в добром здравии. Подумать только, именно седло вашего лорда натворило столько бед. Какой ужас, что оно выпало из окна моей лавки. Я все сделаю для вас, милая леди. Только намекните, и я – ваш раб.

Зная мастера Роберта не один год, Гастингс лишь небрежно кивнула. Это хотя бы ненадолго остудит его словесный пыл.

– Мне угодно поговорить с вашими людьми, мастер Роберт.

Часом позже она ела миндальное пирожное, которое только что вынул из духовки мастер Томас.

– Никто ничего не знает. Похоже, в тот день у шорника побывало не меньше пяти человек из замка. Видимо, стоит поговорить с Гвентом.

– Да-да, это добрый малый, – подхватил Томас. – Возьмите еще одно пирожное, Гастингс. Вы тоньше ручки на печной заслонке!

Подъезжая к замку, она столкнулась с мужем, который направлялся куда-то вместе с Марджори.

По крайней мере та уже не красовалась в чужом платье. Неужели удосужилась постирать свое? Гастингс захотелось помчаться следом, но она сдержалась. У нее много неотложных дел. Настоящих дел, а не любовных интрижек. К тому же она торопилась поговорить с Гвентом, но тот не смог рассказать ей ничего нового.

– Северн уже допросил всех, кто был тогда у шорника. Никто не заметил ничего подозрительного. Произошел несчастный случай, не иначе.

– Гвент, ведь седло свалилось почему-то именно на меня.

– Да, верно. – Гвент помахал рукой Алисе. – Однако факт остается фактом, Гастингс. Забудьте об этом.

Следующий час Гастингс провела в обществе свекрови. Волкодав Эдгар развалился на полу, положив мохнатую голову на ноги леди Морайны.

– Я шью тебе новое платье, Гастингс, из чудесной бледно-зеленой ткани. В нем ты будешь очень красивой. Вчера Северн говорил правду, тебе не следует румянить щеки и красить губы. Ты изуродуешь этим свое лицо. Тебе нравится платье? Завтра к вечеру оно будет готово.

– Простите, леди Морайна, но лорд Северн обещал это платье леди Марджори, – сказала притаившаяся в уголке Элиза.

– Ты слышала это своими ушами, Элиза? – удивилась леди Морайна. – Когда мой сын говорил об этом?

– По-моему, нынче утром, мадам. Он сказал, что в этом платье она станет настоящей богиней. Она и вправду богиня, красивее всех. Она заслужила лучшие платья. – Элиза, не отрываясь, смотрела на Гастингс.

– То, что ты слышала, меня не волнует, – сухо возразила леди Морайна. – Я шью платье для Гастингс. А теперь, деточка, не хотела бы ты вместе с нами заняться шитьем?

Но та лишь упрямо качнула головкой и ушла.

– Странно, – пробормотала леди Морайна, глядя ей вслед. – Я никому не показывала эту ткань. Несомненно, девчонка врет. Но почему?

– Она влюблена в Марджори. Видимо, она понимает, что Марджори стремится занять мое место, и на свой лад пытается ей помочь.

– Злословие в устах ребенка крайне неприятно, оно язвит сильнее, чем злословие взрослых. Над этим стоит подумать. Ах да, мне же надо съездить к Ведунье. Лекарство вот-вот кончится.

Вечером Марджори появилась в чудесном платье, которое Гастингс видела на ней впервые, радостно улыбаясь сидящим в зале. Ее волосы, схваченные золотой лобной повязкой, серебряным водопадом накрывали спину.

В самый разгар трапезы прелестный нос Марджори вдруг покраснел и начал распухать.

Гастингс растерянно заморгала, не веря своим глазам и даже приоткрыв от удивления рот. За столом раздались смешки, Северн, кормивший Триста, поднял глаза, увидал Марджори и расхохотался. В следующий миг хохотал уже весь зал.

Элиза ударилась в слезы. Когда хохот постепенно затих, в наступившей тишине прозвучал недоуменный голос Марджори:

– Почему ты плачешь, милая? Что случилось, Элиза?

– Они смеются над тобой, Марджори. Из-за твоего носа.

Та моментально поднесла руку к лицу.

– Ох, не может быть! В чем дело?

– Ваш нос покраснел и ужасно распух, – ответила Гастингс. – Идемте со мной, Марджори, я постараюсь что-нибудь сделать.

Гастингс никогда не замечала в сопернице такой прыти. Всем в зале стало ясно, какому унижению подверглась несравненная леди Марджори.

– Отчего это случилось? – бормотала красавица, без сил рухнув на низенькую скамеечку.

Пока Гастингс смешивала травы с тремя ложками слабого уксуса, Марджори глядела в ручное зеркальце, которое отец Гастингс когда-то преподнес своей жене.

Гастингс знала, отчего это случилось, но лишь недоуменно покачала головой.

– Похоже на отравление какой-то пищей.

– Какой же пищей я могла отравиться? Такого со мной прежде не случалось.

Гастингс молча занималась своим делом, хотя и без особого желания. Да, обязанности целителя порой бывают весьма обременительными.

– Может, виновата какая-то из трав, которыми Макдир приправляет жаркое. Лучше вам отказаться от его стряпни, – посоветовала Гастингс и протянула ей чашку с густой жидкостью. Марджори проглотила все единым духом, побледнела и схватилась за живот. – Нет, держите лекарство в себе, иначе придется все начинать сначала. Тошнота скоро пройдет.

Спустя час нос Марджори принял обычную форму, но в зал она больше не вернулась.

Гастингс проводила Элизу в ее комнату, а затем пошла к себе, весело напевая.

Конечно, она обошлась с Марджори не совсем по-христиански. Впрочем, не только она. Ведь ее свекровь оказалась не лучше.

Ощутив новый приступ тошноты, Гастингс с недоумением пощупала живот, легонько сжала руками грудь. Больно. И месячные задержались уже не на одну неделю.

Значит, она ждет ребенка. Ребенка от Северна.

А что будет, если вскоре от него забеременеет и Марджори?

Упрямо тряхнув головой, она поспешила в конюшню и велела Тагглу оседлать Мареллу.

Подъезжая к хижине, Гастингс увидела, что знахарка копается в земле, насвистывая за работой, неподалеку растянулся Альфред.

– Гастингс, – окликнула ее Ведунья, – посмотри, это новый сорт маргариток. Я не один год выводила его, зато теперь могу сказать наверняка: если из них приготовить микстуру, она поможет леди Морайне всегда сохранять голову ясной. А еще она сводит бородавки. Я опробовала ее на мальчишках в деревне. От этих цветов бородавки пропадали уже на третий день. Мальчишки расскажут своим матерям и сестрам, а те натащат столько еды, сколько мне и за год не съесть. Мы живем среди чрезвычайно бородавчатого народа. Я – лучшая целительница в Британии. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что беременна.

Ведунья обтерла руки о подол и встала. Она внимательно поглядела на Гастингс, пощупала живот, осмотрела язык, поцарапала кожу на тыльной стороне рук, проверила ногти.

Альфред потянулся, вопросительно мяукнул, собираясь прыгнуть Гастингс на руки.

– Нельзя, – резко приказала Ведунья.

Кот сердито взглянул на хозяйку. Гастингс никогда не видела, чтобы коты хмурились, но Альфред проделал именно это, недовольно махнул хвостом и направился к ближайшему дубу, моментально скрывшись в его кроне.

– Тебя рвет?

– Иногда подташнивает, – ответила Гастингс, – но не в какое-то определенное время.

– Да, ты носишь его ребенка. Он плодовитый. Многие негодяи бывают плодовиты, и женщинам приходится вынашивать эти плоды, хотят они того или нет. Да, мужчины – настоящая для нас погибель. Если бы я могла перетравить их всех до единого, но, боюсь, такие, как ты, не очень-то обрадуются, если их мужья обратятся в прах.

– А в этом я как раз не уверена, Ведунья.

– Стало быть, он уже растерял весь пыл? – улыбнулась знахарка, показав белоснежные зубы. – Приведи ко мне эту Марджори, хочу на нее поглядеть.

– Она всегда со мной обходительна, – проворчала Гастингс, с досады пнув камень, – невероятно красива, правда, вчера у нее распух и покраснел нос. Я дала ей питье.

– Может, тебе не стоило торопиться, Гастингс. Опухоль прошла бы сама по себе.

– Знаю, но мне стало очень неловко. Только я подмешала ей в питье козьей мочи. И она выпила.

– Хорошо сделала, – засмеялась Ведунья, потрепав ее по щеке. – Ты превратилась в славную женщину, Гастингс. А теперь не хочешь ли послушать, что рассказал монах, который недавно забрел сюда? Если растереть вместе листья водосбора и пестики шафрана, то можно лечить разлитие желчи. Как тебе это нравится?

– Покажи скорее, как ты это делаешь, – обрадовалась Гастингс.

– Если бы ты прожила с мужем больше года и не забеременела, – снова засмеялась Ведунья, – я бы дала тебе настойку из желтофиолей. К несчастью, лорд Северн не отличается от других мужчин, без конца вспахивает твое лоно, и его семя падает на плодородную почву. Какая жалость. Идем со мной, Гастингс, я угощу тебя своей микстурой. Нет, я не открою рецепт. Но тошнота пройдет, и на твоем лице засияет улыбка.

Северн с грохотом распахнул дверь. Все тело у него в напряжении, в паху тяжесть, а жене угодно третий день с ним не разговаривать. Он был в ярости.

Гастингс, смешивая травы, лишь мельком взглянула на него и тут же опустила глаза.

– Я говорила тебе, что перед подачей на стол Макдир посыпает мясо водосбором? По его мнению, кушанье тогда становится более аппетитным. Он предпочитает красный водосбор, в нем есть…

– Мне тошно от этого, Гастингс! Ты снова превратилась в ту женщину, на которой мне пришлось жениться. Ты плохо обращаешься со мной, не замечаешь меня. Наше чудо уничтожено. И сделал это не я. Не знаю, почему ты изменилась, но ты опять стала мегерой. Тем не менее ты обязана заботиться обо мне, удовлетворять мои мужские потребности. И я намерен получить это сию минуту.

– Ты возьмешь меня силой?

– Если потребуется, то да.

– Что-то неладно с Марджори? У нее начались месячные или она устала от тебя? Считает, что ты слишком нерасторопен, раз до сих пор не удалил меня из Оксборо, чтобы взять в жены ее?

– Ты сошла с ума. – Северн разорвал ей платье от шеи до пояса. – Я не могу обладать Марджори, наша судьба решена уже много лет назад. А с тобой я поступлю так, как сочту нужным, Гастингс. – Он бросил ее на кровать и начал расстегивать штаны.

– Не боишься навредить своему ребенку? – испуганно спросила она.

– Ты беременна? Очередная ложь, Гастингс, притом неудачная. Я не прикасался к тебе целую вечность.

– И виновата в этом, конечно, я.

– Я был занят другими вещами, а теперь мое тело требует разрядки.

Гастингс брыкалась, отталкивала изо всех сил, попыталась укусить его, когда он хотел ее поцеловать.

– Скотина! – кричала она, не заботясь о том, что ее могут услышать в коридоре. – Ненавижу тебя! Хоть бы это седло упало тебе на голову! Может, тогда все было бы иначе, может… – А когда Северн облегченно замер, она с ненавистью произнесла: – Ты настоящая скотина. Ты меня предал. Отныне не смей ко мне прикасаться, возвращайся к своей Марджори.

– Вот именно, – подхватил он, трясясь от ярости, – лучше вернуться к ней. Она-то встречает меня с улыбкой, всегда мне рада. Зачем ты ее унизила?

– О чем ты?

– Об истории с носом!

– Я только вылечила ее божественный носик, вот и все.

– Тебе ничего не стоит солгать. Почему ты не хочешь меня любить? Почему вынуждаешь брать тебя силой? Почему ни разу не улыбнулась? Почему не разрешаешь целовать и ласкать тебя? Почему не хочешь получать со мной удовольствие?

– Я улыбалась тебе непрерывно, пока не объявилась она и не превратила тебя во влюбленного щенка. Тебе безразлично, улыбаюсь я или плачу. Тебе нужно лишь не сводить с нее глаз, разъезжать с ней верхом, усаживать ее в мое кресло.

Северн отпихнул жену и, вскочив с кровати, начал застегивать штаны.

– Я ношу твоего ребенка. И не будь я целительницей, то наверняка постаралась бы от него избавиться, потому что не желаю иметь с тобой ничего общего. Ничего.

– Хватит! – Он схватил ее за горло. – Хватит святотатствовать! Любой суд оправдает мужа, который прикончит жену за то, что она убила их ребенка. Да и ребенка-то у тебя нет, не так ли? Не ври мне больше, Гастингс. Я буду добрым, если ты перестанешь меня злить, и я могу взять тебя в любой момент, когда захочу. Так уж заведено. Лучше улыбайся мне, ласкай, целуй у всех на виду. У тебя нет причин вести себя по-иному.

– Куда вы ездили с Марджори?

– Я показывал ей болото в устье реки. Ну же, Гастингс, перестань ревновать. Тебе это не к лицу. Ты дарила мне радость, и сама кричала от радости вместе со мною. Хватит глупостей. Я же сказал, что наша с Марджори судьба решена давным-давно. Все кончено. И возврата нет.

«Где Марджори взяла новое платье? Проклятие на эту женщину, проклятие на Северна!»

– Значит, ты имеешь право меня предавать? И содержать двух женщин в одном замке? Или мне на голову свалится еще одно седло? – Он остолбенело смотрел на нее, не зная, что сказать, потом открыл было рот, но Гастингс махнула рукой. – Нет, Северн, хватит лжи!

Она видела, что муж разъярен, как в первые дни после свадьбы. Он снова грубо взял ее, а когда получил то, что хотел, невнятно, еще не отдышавшись, заговорил:

– Ты просто жалкая истеричка, лжешь на каждом шагу, пышешь ненавистью, которую я не заслужил. Ты уничтожила наше чудо, и я этого не потерплю. Черт побери, стань такой, какой была две недели назад. Взгляни на Марджори, она словно ангел, на которого льется солнечный свет, даже когда на дворе ночь. Да, постарайся вести себя так, как ведет себя Марджори.

С этими словами он направился к двери, и Гастингс крикнула ему вслед:

– Хоть бы это седло упало на тебя! Все, что было между нами, – сплошная ложь. Тебе нужно только мое приданое. Лучше мне превратиться в сатану, чем в Марджори.

И тогда Гастингс приняла решение.