Текст книги "Розовая гавань"

Глава 28

Увидев Марджори, нетерпеливо ходившую взад-вперед у дверей хозяйской спальни, Алиса отступила в тень и притаилась. Что нужно здесь этой женщине? Вот дверь распахнулась, и в коридор вышел лорд Северн.

Значит, Марджори караулила хозяина. Алиса не удивилась, хотя считала ту более хитроумной особой. Ведь в любую минуту могла выглянуть Гастингс, и что тогда? Но у лживой бабы всегда найдется оправдание.

Алиса прижалась к каменной стене и замерла, обратившись в слух.

– Я ждала тебя, Северн.

– В такую рань? Что тебе нужно?

– Я бы хотела проехаться до залива. Утро чудесное и солнечное. Мы должны обсудить будущее.

Алиса едва сдержалась. Ну и сука, ее ничто не смущает. И какая уверенность. Марджори явно считает, что приворотное зелье оказало свое действие.

«Не поддавайся ей», – молила про себя Алиса.

Северн тяжело вздохнул:

– Хорошо.

Зашелестело платье, раздался приглушенный стон. Эта баба наверняка сейчас целует и ласкает его. Алиса принялась насвистывать, делая вид, что поднимается по лестнице.

Возня в коридоре стихла.

Потом она увидела, как лорд Северн, привалившись спиной к закрытой двери, старается отпихнуть от себя Марджори. Видно, в нем проснулся стыд. Или зелье оказалось не таким чудесным.

– Доброе утро, милорд, – радостно пропела Алиса, словно чайка, поймавшая рыбу. – Гастингс уже проснулась? Мне надо поговорить с ней.

– Она давно встала. И возится с травами.

– Тогда я пошла.

Оставив дверь приоткрытой, служанка задержалась на пороге, навострила уши и сделала Гастингс знак молчать.

– Мне нужно поговорить с тобой, Северн. Только не здесь. Подальше от нее.

Алиса затопала ногами, распахнула дверь и сообщила:

– Ах, простите, миледи хотела вам кое-что сказать, милорд. Ведунья дала ей настойку для куницы. Это должно окончательно вылечить Триста.

Гастингс с недоумением следила за происходящим, но заметив рядом с мужем соперницу, ледяным голосом осведомилась:

– Милорд, Трист с вами?

– Да, вот он. Я принес его с собой.

Едва Северн вышел, оставив зверька обнюхивать бесчисленные ящики с травами, Алиса зашептала:

– Она сама бросилась на него, Гастингс. Я видела собственными глазами. Она его преследует.

– Но ведь он ее не оттолкнул, верно?

– Не скули, как побитый пес. Ты веришь в силу приворотного зелья. А я не верю. Слушай хорошенько, Гастингс. Мать Северна, госпожа Агнес и я, мы долго толковали про это и решили, что пора отделаться от Марджори раз и навсегда.

– Убить ее? Я не могу. Хочу, но не могу. Да и король вряд ли обрадуется, если придется снова искать опекуна для Элизы.

– Отличная шутка, Гастингс, – засмеялась Алиса. – Похоже, к тебе возвращается твое чувство юмора. Нет, мы придумали нечто более основательное. Леди Морайна уверяет, что это самое простое, но и самое действенное средство. А теперь слушай внимательно.

На грядку водосбора упала тень.

– Я должен тебя наказать, Гастингс, – вкрадчиво сказал он.

Та обернулась столь резко, что, неловко взмахнув рукой, сломала примарозу.

– Ах, я не собиралась еще срывать ее. Ну ничего. – Гастингс начала ласкать свежие бутоны, и, глядя на ее пальцы, Северн ощутил тяжесть в паху. – Я не хочу, чтобы ты наказывал меня. Лучше уезжай отсюда и дерись с кем-нибудь из соседей. Или же помоги королю усмирять скоттов и валлийцев. Тогда сможешь поскорее меня забыть.

– Вряд ли сейчас удастся разыскать достойного врага. Но ты права, воину трудно слишком долго жить в мире. А ты не боишься, что я могу погибнуть?

– Нет, я не хочу, чтобы ты пострадал, ведь меня не будет рядом, кто же станет лечить твои раны.

– Приятно слышать, что ты не желаешь мне смерти.

– Ты и сам это знаешь.

Он представил себе другого мужчину в роли ее мужа, и картина его отнюдь не обрадовала, тем более что сам он будет уже мертв.

– Ты прихватил веревку, Северн?

– Отец всегда говорил, что мужчина не должен повторяться. Страх перед наказанием уменьшается, если оно заранее известно. Черт побери, Гастингс. Не строй из себя жертву. Ты знаешь, что я лишь отложил наказание, пока не снимут швы. Ты сбежала из Оксборо, подвергнув опасности свою жизнь и заставив меня тратить время на поиски.

– В этом и заключается самая большая вина, не так ли?

– Оставь, Гастингс. Я не позволю разозлить себя, хотя бы сегодня.

– Почему именно сегодня? Потому что ты собрался на прогулку с Марджори? Может, ты хочешь прокатиться с ней до залива и потолковать о будущем? Хочешь убедиться, что она по-прежнему мила, прекрасна и ждет тебя?

Откуда ей это известно? Ну да, несомненно, Алиса их подслушала. Северн погладил руку жены.

– У меня не было времени. Я сказал, что она может попросить Гвента составить ей компанию, но Марджори отказалась. Тем не менее предстоит серьезный разговор с ней.

Он говорит совершенно не как человек, обезумевший от любви. Нет, он казался только встревоженным. Может, Алиса была права, и любовное зелье не столь уж всесильно. Может, их план удастся. Гастингс немного смущало то, что этот план составила мать Северна. Но почему бы не попытаться? Во всяком случае, эта попытка доставит ей удовольствие.

– Что за самодовольный вид, я еще не решил, как именно накажу тебя.

Гастингс легонько провела цветами по его щеке и, не поднимая глаз, шепнула:

– Мне понравилось, как ты целовал меня ночью, Северн.

Он остолбенел.

– Как ты вошел в меня, и я обхватила тебя ногами, заставляя погружаться все глубже и глубже. Я чуть не плакала от наслаждения, которым ты дарил меня.

Северн облизал пересохшие губы, жадно глядя на ее рот.

– Ты беременна.

– Конечно, иначе непременно забеременела бы прошлой ночью. То, что я чувствовала, заставляет меня прямо сейчас ласкать тебя, обнимать, самой помочь тебе войти в меня. Жаль только, что ты слишком занят и не можешь терять время.

– Клянусь носом святого Эггберта, твои фантазии убивают на месте. Нет-нет, продолжай фантазировать, хотя, возможно, не слишком мудро рассуждать об этом вслух. Что, ты говоришь, я мог бы для тебя сделать?

– Я не хочу, чтобы ты делал. Позволь мне ласкать тебя ртом, как ты ласкал меня прошлой ночью. Помнишь, однажды я уже…

– Помню, и я боялся потерять рассудок от страсти. Это было… – он проглотил комок в горле, – приятно.

Гастингс прижалась к мужу, опустила руку, нашла то, что давно стало тверже столбика, к которому был подвязан цветущий куст, и начала ласкать.

– Мне бы хотелось опять проделать все это, Северн. И поскорее.

Тот беспомощно переминался с ноги на ногу.

– Что именно, Гастингс?

– Ласкать тебя руками, ртом и все такое…

Но Северн отвел ее руку, Господь свидетель, против своего желания.

– Вся челядь наверняка следит за нами.

Привстав на цыпочки, Гастингс обняла его за шею и шепнула:

– Тогда увези меня в лес и накажи, как тебе хочется.

В темной синеве его глаз вспыхнуло неистовое пламя.

Стоя на крепостной стене, леди Морайна и Алиса глядели на выезжающих из замка.

– Они так усердно пришпоривают лошадей, словно боятся опоздать на поле битвы, – засмеялась Алиса.

– Ты недалека от истины. Наши надежды оправдались, они направляются к лесу. Гастингс все интересовалась, почему мы советуем ей одно и то же. Правда, сейчас она уже кое-чему обучена, но продолжает учиться. – Леди Морайна покачала головой. – Она еще слишком молода. Мне понравилось, как ты с ней говорила, Алиса.

– Еще бы, – самодовольно ответила та. – Желания мужчин просты до чрезвычайности. Овладеть женщиной – их первая мысль на рассвете и последняя при отходе ко сну. Когда Гастингс это усвоит, лорд Северн перестанет на нее сердиться.

– Верно. Я рада, что она любит моего сына. Если бы не любовь, вряд ли ей помогли бы наши советы. Ну а что касается его, увидим. Мужчины отличаются от нас. Любовь не может довлеть над их чувствами постоянно, иногда они могут забыть о страсти и находить радость в творениях собственного разума. Теперь спускайся, Алиса, только осторожно.

– Господи, да я не сомневаюсь, что у Гастингс все получится. К тому же она и сама получит удовольствие.

– Слава богу, она приняла наш план, несмотря на уверенность, что Северн без ума от Марджори. Она ведь очень упряма, моя невестка.

– Но, как вы сказали, любит вашего сына. Наверняка они получают удовольствие от близости, когда не ссорятся. Зелье не превратило Северна в слепца. Держу пари, он и думать забыл про Марджори.

– Хотела бы я знать, как именно он накажет Гастингс.

Они вернулись перед самым обедом, но проскользнуть незамеченными им не удалось.

– Милорд, ветер утих, похолодало, – окликнул его Гвент, – наверное, будет шторм. Лошади и другая живность укрыты в стойлах. Все люди уже собрались в зале, и кто не слепой видит вас с Гастингс.

– И мы, конечно, стали объектом их дурацких шуток, милорд, – улыбнулась Гастингс.

– У тебя в волосах полно мусора, а правый рукав порван.

– Разве ты забыл, милорд, что втаскивал меня на дерево?

– Милорд, – крикнул Бимис, – не хотите ли помыться до того, как сесть за стол?

– Шутки становятся все более ехидными, – заметила Гастингс.

– Алиса, – приказал Северн, – подай всем элю. Он заткнет даже самых горластых.

Когда спустя час они вернулись в зал, там стоял ужасный гвалт. Люди пели, смеялись, волкодав Эдгар лаял на воина, дразнившего его здоровенной костью, по углам шептались парочки.

– Не удивлюсь, если в Оксборо не окажется ни капли эля, – с улыбкой заметила Гастингс.

– Я так и не наказал тебя, женщина, – напомнил Северн, погладив ее по щеке, и она поцеловала его ладонь.

– Может, ты подождешь до рождения ребенка.

– Гастингс, округлись хоть немножко, – взмолился он, коснувшись ее живота, – я хочу увидеть, что мой сын растет.

– Уже скоро.

Они заняли свои места, и Гастингс потянулась к блюду с едой, но муж ее остановил:

– Надо проверить. Возьми ее блюдо и отдай ей свое, – приказал он Марджори.

Марджори побледнела, на лице у нее застыло страдание, под которым таилась неукротимая злоба, но она не жаловалась. Элиза тоже помалкивала.

– Отдай и свой кубок.

Веселье затянулось до ночи, а тем временем шторм разгулялся не на шутку.

– Ты победила.

Гастингс не спеша допила вино и обернулась:

– Победила? Ты никогда не была мне соперницей, Марджори. Северн – мой супруг, а не твой. Украденное тобой приворотное зелье оказалось бессильно. Слушай, я хочу мира, хочу, чтобы муж оставался со мной. Я не желаю тебе смерти, я желаю, чтобы ты покинула Оксборо.

– Я тебя изучила, – с ненавистью сказала Марджори. – Ты смазлива, и не более того. А я намного красивее всех дам. Северн хотел меня, обожал меня, набрасывался с поцелуями и ласками. И хотя ты ненадолго умудрилась отвлечь его своим телом, это не поможет. О да, его сумасшедшая мамаша брызгала слюной от восторга, сообщая, что он повез тебя в лес. Он должен был повезти меня. Я этого не понимаю.

– Видимо, он ценит в женщине не только красоту и серебряные волосы. Может, ему нравятся чистосердечие и любовь. Может, он заглянул в твою душу, Марджори. Ты ведь пыталась меня отравить?

Та лишь недовольно пожала плечами.

– Завтра утром мы возвращаемся в Седжвик.

– Буду рада помахать тебе вслед.

– Хоть бы ты выпила тогда вино. Хоть бы эта куница подохла.

Гастингс, напевая, пропалывала грядки.

Слава богу, Марджори уехала. Подсаживая ее на лошадь, Северн что-то шепнул ей на ухо.

Что он ей сказал?

Гастингс отбросила сорняки, вбила в землю колышек, привязав к нему толстой шерстяной ниткой куст ириса. Рядом цвел водосбор. Скоро она соберет богатый урожай.

По ее ноге взобрался Трист, потерся головой о живот.

– У тебя будут дети, Трист? Северн говорил, что ты куда-то убегал, наверное, опять в лес. Нашел себе подружку? А если нашел, то почему бросил ее одну? Ты опять стал толстым. Если бы ты умер, мы были бы ужасно несчастны, Трист.

На грядку упала тень. Она знала, что это Северн. Он опять пришел за нею.

– Хочешь предложить новую прогулку в лес? Снова прижмешь меня к дереву и поднимешь юбку, как в прошлый раз? А потом захочешь, чтобы я обхватила ногами твои бедра, и войдешь в меня?

Северн споткнулся и едва не упал на грядку с цветущими маргаритками. Трист замахал на него лапой.

– Опять в лес, Гастингс? А ты не желала бы совершить нечто большее, чем обычная прогулка?

– Я желала бы, – шепнула она, – избавить тебя от всей одежды, уложить на мягкий зеленый мох, а потом, может, прочесть тебе стихи. Очень любопытно поглядеть, какое действие окажут мои слова.

– А когда ты подаришь мне свои лучшие слова, я посажу тебя верхом и позволю овладеть мной. Тебе это нравится? Руки у меня будут свободны, чтобы ласкать тебя.

– Ты останешься со мной, Северн? – Ее лицо вдруг застыло.

– О да, навеки. Ты – моя жена.

Если бы еще и любовь, но с этим можно обождать.

И они снова отправились в лес.

– Может, это войдет у них в привычку, – заметил Гвент.

– Ну да, если хозяин опять не положит этому конец, – проворчал Бимис. – Слава богу, хоть девка убралась восвояси, и лорд Северн не будет за нее цепляться. Не станет же он ездить к ней в Седжвик. Я знаю, когда мужчина принимает решение.

– Я думаю так же и очень рад. Мальчик наконец-то образумился. Но образумится ли она, – засмеялся Гвент. – У нее ведь тоже характер не шелковый.

А в это время леди Морайна говорила Алисе, полировавшей серебряную вазу:

– Всем пришлось по душе, что мой дорогой сын каждый день уединяется с Гастингс в лесу.

– Конечно, – ответила Алиса. – Хотелось бы только знать, доводилось ли Бимису хоть раз в жизни уединиться в лесу?

За вечерней трапезой Северн уже не требовал, чтобы проверяли еду жены. Никто не удивился. В зале царила удивительно спокойная атмосфера. Не было Марджори, издевавшейся над хозяйкой замка и соблазнявшей их лорда, не было ребенка, которому хватило ума обвинить Гастингс. Никто не скучал по малютке Элизе.

В этот вечер говорили в основном о Розовой гавани. Загадка интересовала всех до единого.

Глава 29

– Ты будешь опять встречаться с Марджори?

Он повернулся к ней, стараясь не разворошить уютное гнездо, сооруженное им из одеял. Ночь выдалась холодной, мрачный небосвод грозил штормом. Уже двое суток они в пути и завтра к вечеру, если ничего не случится, будут в Кентербери.

– Нет, – ответил Северн, дотрагиваясь до ее живота. – Повернись на спину, чтобы я мог подержать руку на своем ребенке.

– Я не хотела спрашивать, просто сорвалось с языка, – вздохнула Гастингс. – Никогда в жизни не чувствовала такой безумной ревности и абсолютной беспомощности. Ужасные ощущения. Временами я ненавидела себя больше, чем Марджори.

– Знаю, мне тоже было нелегко, Гастингс. Она стала еще краше, я смотрел на нее сквозь пелену мальчишеских фантазий. Когда мне пришлось с ней расстаться, я еле оправился от горя, и вдруг мы снова встретились. Это было сильнее меня… Не надо отодвигаться, Гастингс. Мне нелегко говорить об этом, но я перед тобой в долгу. Я не сумел справиться с прошлым и разрушил чудо.

– Ты… что? Какое чудо?..

– Не важно, – засмеялся он. – Но даже в своем ослеплении я понял, что она представляет опасность для тебя. Годы сильно изменили ее. Клянусь, Гастингс, в юности она не была вероломной.

Гастингс не возражала, хотя не сомневалась, что Марджори была подлой даже в юные годы.

– И еще эта девочка. Я не совсем уверен, но мне кажется, Марджори намеренно разжигает в ней темные чувства. Ведь Элиза оболгала тебя.

Ей хотелось закричать, что да, Марджори губит душу ребенка, но она молчала. Не теперь. Впервые муж снизошел до задушевной беседы. Кроме того, ее отвлекала горячая рука, лежавшая на животе.

– Что же теперь будет, Северн?

– Ты про нас?

– Да, про нас.

– Ну, ты будешь рожать мне сыновей и дочерей, мы положим начало сильной династии, и наше имя сохранится в веках, окруженное почетом и славой.

– Увы, это совсем не то, что я хотела бы услышать.

– Вот как? – Северн поцеловал ее. – Тогда мне придется отвести тебя подальше в лес и укладывать на каждой лужайке под дубами. Нет, Гастингс, обожди, пока мы вернемся в Оксборо.

– Вот оно, маленькое сокровище под названием Розовая гавань, – воскликнул Гвент, показывая на замок, стоявший в конце длинного мыса, который, словно палец, рассекал Глин-Ривер. Стены цитадели отливали золотом.

– Лорд Бренфаверн говорил, что замок принадлежит эрлу Оксборо. Он не знал о смерти прежнего хозяина. Его охраняют люди, нанятые во многих окрестных селениях. Отряды сменяют друг друга, и, поскольку каждый из них раз или два в год заступает на стражу, никому не приходило в голову напасть на замок. Интересная стратегия, – заметил Северн.

– А кто здесь живет?

– Скоро узнаем. Лорду Бренфаверну это неизвестно. – И Северн тронул боевого коня.

– Подними штандарт Оксборо повыше, – велел Гвент воину. – Зачем нам сюрпризы в виде града стрел с крепостных стен замка.

Но сюрпризов не последовало.

Стража, узнав цвета Оксборо, встретила гостей приветственными криками. Не дожидаясь приказа, часовой распахнул ворота, которые вели в тесный дворик, где их ждал отряд из десятка всадников во главе с рыцарем, поспешно надевавшим шлем. Раздался громкий клич, однако никто не хватался за оружие. Северн жестом приказал своим людям оставаться на месте, а сам с женой проехал во внутренний двор и тут услышал восторженный крик Гастингс.

Под защитой стены раскинулся чудесный сад, полный великолепных цветов. Стену оплетали роскошные ярко-алые розы, в центре искусно сделанных цветников красовались фонтаны. Для прогулок по саду были устроены аллеи. Северн едва не оглох от веселого щебета птиц.

– В подобном замке может жить только принцесса! – воскликнула Гастингс. – Только взгляни на это чудо.

– Или любовница твоего отца. Приготовься к этому. Он ничего для нее не жалел, именно для нее создал такое необычное убежище.

Они услышали детские голоса. По аллее бежали четыре девочки, которые весело кричали и смеялись, две женщины безуспешно призывали их вести себя потише.

Старшей девочке на вид было лет десять, младшей – года четыре. Увидев незнакомых людей, они застыли от неожиданности.

Внебрачные дети отца? Гастингс вдруг стало неловко, и она засомневалась, стоило ли вообще приезжать. Отец совершенно открыто третировал ее на протяжении многих лет, после смерти жены он сразу поспешил обзавестись любовницей, которая и нарожала ему столько детей.

– Вам нужно спешиться! – крикнула старшая девочка. – Мама очень сердится, когда вытаптывают ее сад. Разве Герген вас не предупредил? Нужно было оставить лошадей во внешнем дворе. Вы огорчите маму, если помнете цветы.

Северн молча соскочил на землю и помог Гастингс.

– Как тебя зовут?

– Марелла.

– Так зовут мою лошадь.

– Чудесная лошадка, – засмеялась девочка. – Мне совсем не обидно, что нас одинаково назвали. Кроме того, так звали лошадь Вильгельма Завоевателя. Говорят, когда она умерла, Вильгельм оплакивал ее целую неделю и велел похоронить под окнами своей опочивальни.

– Правильно, – ответила Гастингс. – У лошади Вильгельма были такие же белые чулки, как у моей Мареллы.

– Да, папа нам рассказывал.

Младшая девочка, белокурая и самая изящная, совсем близко подошла к Северну. Она ничего не боялась в отличие от присматривавших за детьми женщин.

– А ты кто? – поинтересовался Северн, присев на корточки.

– Я, милорд? Матильда.

– Славное имя.

– Да, – важно подтвердила малышка, вскинув головку. Почему-то этот жест показался Северну знакомым. – Матильдой звали супругу Вильгельма. Она была невелика ростом, может, слегка толстовата, зато очень храбрая и преданная, и вообще лучше всех норманнских женщин. Я – такая же, но родилась в Англии и хотела бы остаться здесь на всю жизнь. Мама говорит, что я тоже буду маленькой. А ты кто, милорд?

– Я – эрл Оксборо. А это моя жена Гастингс.

– Я очень хотела, чтобы меня так называли, – вмешалась девочка, которой на вид было лет семь, – но папа сказал, что это невозможно. Имя Гастингс уже носит другая девочка. Меня зовут Нормандия. Это родина Вильгельма.

– Ты не можешь быть эрлом Оксборо, – воскликнула Марелла, пытаясь оттащить Матильду. – Мой папа – эрл Оксборо. Ты врешь!

– О господи, – вырвалось у Гастингс.

– Он придет и выгонит тебя, – пригрозила Матильда. – Папа не даст нас в обиду.

– Кто вы такой, сэр? – раздался мелодичный женский голос. – Что вам здесь нужно? И почему мои люди пропустили вас в замок?

Гастингс, не веря своим ушам, обернулась. В потоке солнечных лучей стояла высокая стройная женщина с великолепными каштановыми волосами безо всякого намека на седину. Зеленые глаза – внимательные и живые. Хотя годы наложили отпечаток на ее лицо, она все еще была прекрасна, а зеленое платье из тонкой шерсти подчеркивало изящество фигуры.

Гастингс шагнула навстречу, протянув к ней руки:

– Мама?

Женщина на миг замерла. А потом кинулась к Гастингс и схватила ее руки:

– Неужели это возможно? Гастингс, девочка моя! О боже, ты здесь?

– Что-то я ничего не понимаю, – заметил подошедший Гвент.

– Я тоже, – отозвалась Марелла.

– Поди сюда, Харлетт, – позвала одна из служанок девочку, которая не могла оторвать глаз от фигуры Гвента.

– Кто такая Харлетт? – поинтересовался тот.

– Так звали матушку Вильгельма, – объяснила малышка. – Она была самой красивой женщиной в Нормандии, еще до Матильды. А кто она такая?

– Она, – произнес Северн, глядя на Гастингс, – моя жена. И графиня Оксборо.

– Но ведь это мама – графиня Оксборо, – возразила Нормандия.

– Я не понимаю, – недоумевала Марелла. – Это разные женщины.

Сходство двух женщин было столь разительным, что никто уже не сомневался: перед ними мать и дочь.

– Но ведь тебя забили до смерти. Отец не желал, чтобы я это видела, и меня увели прочь, но мадам Агнес говорила, что ты умерла. Она утешала меня, когда я плакала, и всю жизнь заботилась обо мне.

– Ах, Агнес, я так по ней скучаю. Да, твой отец избил меня, а когда я потеряла сознание от боли, увез прочь и спрятал в лесу, у Ведуньи. Когда я поправилась, он решил, что мне нельзя возвращаться в Оксборо. Если бы все узнали, что он простил мне измену, то покрыл бы себя несмываемым позором. Но он признался, что не может жить без меня, плакал и умолял о прощении. Однако я сказала, что он хуже любого животного и я никогда его не прощу. Он привез меня в этот маленький замок, который был тогда жалкой грудой камней. Но я посадила здесь сад и назвала это место Розовой гаванью, ибо тут нашла убежище истинная красота. Я покажу тебе мои розы. Один куст я назвала в твою честь. – Мать замолкла, всматриваясь в лицо дочери. – Ты настоящая красавица, Гастингс, и намного прекраснее той розы. В своих дочках я старалась найти сходство с тобой, и каждая из них чем-то напоминала мне тебя. Как же я по тебе скучала, беспокоилась, гадала, думаешь ли ты обо мне, а если думаешь, то что именно? Я молила его разрешить мне взглянуть на тебя, но он не позволял, говорил, что тогда его тайна раскроется.

– Но почему же он ничего не сказал нам даже на смертном одре? – недоумевал Северн.

– Угрызения совести всегда были для моего мужа пустым звуком, – ответила мать Гастингс. – Значит, он умер.

– Да, несколько месяцев назад. Он сделал наследником Северна, мы обручились перед его смертью. Мне очень жаль, мама.

Леди Жанет долго молчала, глядя на молоденькую лиственницу, росшую неподалеку.

– Он был неплохим человеком, любил своих дочерей и позаботился о том, чтобы никто из соседей не зарился на Розовую гавань. Значит, он ничего тебе не сказал. Наверное, не хотел отвечать на твои вопросы, Гастингс. А теперь идемте в замок. Я велю подать сладкое вино и бисквиты.

Зал Розовой гавани не отличался громадными размерами и больше подходил бы для роскошного дворца, нежели для укрепленного замка. Стены, облицованные розовым камнем, были украшены чудесными гобеленами, на полу лежала ароматная солома, в небольшом очаге не видно и следа копоти. Да, в таком замке могли жить лишь принцессы.

Угощая гостей вином и бисквитами, леди Жанет сказала:

– Эти гобелены твой отец выписал для нас из Фландрии.

– Очень красивые, – похвалила Гастингс. – И наверняка защищают от сквозняков.

– Не совсем, но они радуют взор.

Когда из-под туники выглянул Трист, Матильда ахнула, а Харлетт закричала:

– Глядите, лорд Северн носит под туникой зверя!

– Его зовут Трист, – сказала Гастингс, окидывая взглядом сестер. – Это куница. Если вы будете вести себя хорошо и не напугаете его, он вылезет и поиграет с вами.

Трист прыгнул на стол, настороженно следя за девочками, затем протянул лапку Нормандии. Та взвизгнула. Трист заверещал, опрокинулся на спину и замахал своим великолепным хвостом.

– Как зовут твою мать? – спросил вполголоса Северн, наблюдая, как девочки все ближе подбираются к Тристу, который устроил для них целое представление.

– Жанет. Дочь эрла Монмаута. Он умер за два года до того, как мой отец якобы убил ее за измену.

– И, значит, он мог не бояться возмездия.

– Титул эрла унаследовал младший брат матери, но он был слишком молод, чтобы думать о возмездии. Я никогда не видела своего дядю.

– Это вино понравится вам больше, – сказала леди Жанет, наполняя кубок зятя. – Оно не такое сладкое, его привезли из Нормандии, хотя я не представляю, как в таком суровом климате может расти виноград.

– Отец тебя обманул, – засмеялась Гастингс. – Его доставили из Аквитании. Отец хотел, чтобы все имело хоть какое-то отношение к Вильгельму Завоевателю. Даже наши имена.

– Это давняя традиция, – заметила леди Жанет. – Может, в Оксборо хранится об этом запись, и в один прекрасный день вы ее найдете. Теперь пора обедать. Надеюсь, вам понравится стряпня нашего повара, Гастингс. Это, конечно, не Макдир, но я обучила его как могла.

Люди из Оксборо вели себя довольно чинно. Никто не плевал на пол, не пинал собаку, дремавшую у очага, не рыгал за обедом, который оказался вкусным. Но застольная беседа не вязалась, и Гастингс почувствовала облегчение, когда трапеза подошла к концу.

Девочки были рады уступить свою комнату старшей сестре с мужем, надеясь воспользоваться редким поводом спать с матерью.

– Все это кажется мне чрезвычайно странным, – признался Северн, раздеваясь.

Спальня была довольно тесной, но очень уютной. Здесь стояли четыре сундука, накрытые покрывалами с вышитыми на них именами сестер, ванна в углу за ширмой и узкая кровать, застланная роскошной медвежьей шкурой.

Гастингс наблюдала за ловкими движениями мужа. А ведь многие рыцари не обходились без услуг пажей и оруженосцев.

– Да, странно, – задумчиво сказала она. – У меня теперь четыре сестры.

– Почему он не сказал об этом мне?

– Не хотел опозориться? Или думал, что его сочтут безвольным, раз он не убил неверную жену.

– Эта мысль не дает мне покоя, Гастингс. Ведь он должен был понимать, что рано или поздно я все узнаю.

– Значит, решил, что мертвые сраму не имут, им безразлично, хвалят их или ругают.

Северн лег на благоухавшую свежестью кровать.

– Где Трист?

– Остался с девочками. Надеюсь, ему не станет дурно от водопада их нежностей. – И Гастингс скользнула под одеяло.

– Почему ты не сняла рубашку?

– Твои мысли далеки от любви, Северн. Я не хотела тебя дразнить.

Он засмеялся, помог ей раздеться и швырнул рубашку на пол. Он всегда так аккуратен со своей одеждой, а вот с ее…

– Что нам теперь делать? – Гастингс поцеловала мужа в плечо.

– Розовая гавань, – задумчиво сказал он, начиная ласки. – Твоя мать назвала это место Розовой гаванью в честь цветов. Она передала тебе свою любовь к растениям и способность их понимать.

– Да. Завтра она покажет розу, названную в мою честь.

– Не сомневаюсь, что на ней окажется множество шипов.

– Я бы не хотела, чтобы меня сравнивали с каким-нибудь колючим цветком.

– Но кое-какие шипы не дают мне покоя. Твоя мать прожила здесь десять лет. Этот замок – ее дом, он надежно защищен. И я понятия не имею, что мне с ним делать, Гастингс.

– Давай спросим ее. Мама не пролила ни одной слезы, узнав о смерти отца. Видимо, ее это совсем не огорчило.

– Ты не можешь этого знать. Пройдет еще немало времени, пока вы снова узнаете друг друга. Не надо печалиться, Гастингс, лучше покрепче люби своего мужа.

И она выполнила приказ с величайшим усердием.

– У меня теперь четыре сестры, – пробормотала Гастингс, засыпая.

«И всем им нужно хорошее приданое». Северн улыбался. У него не было сестер, и вот он одним махом обзавелся сразу четырьмя. Хорошо бы вернуть их в Оксборо, жить в окружении большой семьи. Он стал бы им защитой и опорой. Да, ему нравилось иметь четырех сестер.

– Здесь мой дом, я люблю Розовую гавань. – Леди Жанет была спокойна и невозмутима.

– Матушка, мы не можем оставить тебя здесь. Я нашла тебя после десяти лет разлуки, нашла сестер. Тебе необходимо вернуться в Оксборо, ведь там прежде был твой дом.

– Я не желаю ворошить дурные воспоминания.

– Больше нет дурных воспоминаний. Северн прогнал их.

Тот глядел на женщин. Теперь он мог представить, как будет выглядеть с годами его жена, и остался весьма доволен. Только бы она не превратилась в спокойную особу, как леди Жанет. Нет, ему нужны ее страстность, непредсказуемость, вопли в те моменты, когда она готова его убить. И ему нужны дети от нее.

Северн молил небеса, чтобы они оградили его от встреч с Марджори. Он никогда не признается Гастингс, но однажды чуть не поддался желанию обладать ею. Во вторую ночь, когда привязал жену к злосчастному Эдгару. Но он не пошел к Марджори, заставил себя глядеть на жену, заснувшую рядом с волкодавом, и овладел собою. А потом Гастингс соблазнила его.

Жена, соблазнившая мужа. Вряд ли такое часто случается. А с ним случилось.

– Я знаю! – прервал его мысли крик Харлетт. – Мама не желает оставлять свой сад.

– Но мы хотим, чтобы она оставила, – добавила Марелла, щекоча Триста.

– Да, – подтвердила Матильда, бочком подбираясь к Северну. – Мама все свое время отдает цветам да цветам, а мы хотим, чтобы она отдавала его нам.

Нормандия скрестила руки на груди. Со временем девочка обещала стать настоящей красавицей, и Северн решил, что она будет очень похожа на Гастингс, когда вырастет.

– Мама, я согласна с девочками, – рассудительно сказала Нормандия, и Северн тут же решил, что она полная противоположность Гастингс. – Ты слишком много возишься с цветами. Иногда нам кажется, что ты вспоминаешь про нас только зимой. Это нехорошо. Мы обо всем поговорили и решили, что хотели бы вернуться в Оксборо. А наш брат, – она уверенно кивнула на Северна, – согласен, чтобы ты устроила сад во внутреннем дворе Оксборо.

Он ни с чем подобным не соглашался, однако без колебаний подтвердил:

– Да, миледи. Ваши цветы придутся по душе и Гастингс, ей предстоит еще многое перенять от вас. Мне кажется, ее водосбор выглядит довольно чахлым, а люпин не идет ни в какое сравнение с вашим.

Леди Жанет по очереди взглянула на дочерей и обратилась к Гастингс: