Текст книги "Розовая гавань"

Глава 14

На следующее утро они так и не отправились в Розовую гавань. Когда Гастингс допивала за завтраком молоко от козы Джильберты, в замок примчался гонец из Лэнгторна. Исчезла мать Северна.

– Как такое могло случиться? – с нарочитым спокойствием поинтересовался он. – Мою мать постоянно охраняли. Я сам выбрал женщин до отъезда в Оксборо. Что произошло?

Гонца явно смутил тон хозяина, и он промямлил:

– Одна из женщин заболела. Ваша матушка предложила ухаживать за ней, другая женщина согласилась, но когда зашла в комнату больной, вашей матушки там не оказалось. Простите, милорд. Сэр Роджер отправил на поиски верховых. А его оруженосец Тарстон послал меня к вам. Он ужасно встревожился. Сэр Роджер не хотел вас извещать, но Тарстон сказал, что вы должны знать. Когда я выехал из Лэнгторна, вашу матушку еще не нашли.

– Напои его элем, – крикнул Северн Алисе, – он хрипит от жажды.

Однако Гастингс не сомневалась, что бедняга охрип от страха.

– Придется мне ехать в Лэнгторн, Гастингс.

– Мы отправимся через час, Северн.

– Я скорее доберусь, если возьму одних мужчин, – недовольно возразил он.

– Я не стану тебе обузой. А когда мы найдем твою мать, может, ей удастся помочь какими-нибудь травами. В чем заключается ее болезнь?

– Она – сумасшедшая.

Сумасшедшая? Интересно, знал ли об этом отец. Наверняка не знал, иначе не сделал бы Северна наследником, продолжателем рода.

– Расскажи подробнее, что она делает, что говорит.

– Она кажется совершенно нормальной, можно подумать, что она по-прежнему хозяйка в замке. Но вдруг ее глаза становятся пустыми, она начинает болтать странные вещи и уже не знает, кто она есть и кто есть ты. Я видел, как она становилась на колени и пыталась сунуть голову между камнями в полу, чтобы спрятаться. Потом она надолго засыпает, а проснувшись, опять становится нормальной.

Гастингс все это показалось странным, не похожим на обычное помешательство.

– До отъезда мне нужно посоветоваться с Ведуньей. Ведь ты хочешь, чтобы я помогла твоей матери?

– Хорошо, но с тобой поедут Гвент и кто-нибудь из воинов. Я не желаю потерять еще и тебя.

Гастингс ничего не ответила. Она много раз ездила в лес одна, но теперь супругу угодно ее охранять. Да и оказаться под защитой человека, к которому испытываешь такие чувства, – не самая ужасная вещь на свете.

– Позволь мне отныне защищать тебя, Гастингс.

– Неужели, милорд, ты уже читаешь мои мысли?

– Иной раз твои мысли так же ясны, как мысли волкодава Эдгара.

Гастингс засмеялась и поцеловала мужа на виду у гонца, на виду у людей, толпившихся в зале.

– Я не возражаю. Будь осторожна и поскорее возвращайся ко мне.

– А почему твой сэр Роджер не хотел, чтобы ты узнал об исчезновении матери? – задумчиво спросила Гастингс.

– Очень хороший вопрос. И я непременно потребую на него ответа.

Гастингс не сомневалась, что Ведунья древнее корявых дубов, окружавших ее хижину, и чудесным образом появилась на свет еще в те времена, когда молодые побеги только пускали свои первые корни. Однако ее кожа оставалась упругой и нежной, а волосы – темными. Она совершенно не изменилась за годы знакомства с Гастингс.

Ведунья безучастно глядела на приближавшихся всадников. Не улыбнулась она и заметив среди мужчин Гастингс, лишь терпеливо дожидалась их.

– Ведунья, – обрадовалась Гастингс, соскакивая с Мареллы, – ты отлично выглядишь. А вот и Альфред.

Невероятных размеров полосатый кот вскочил к ней на руки, заставив ее слегка пошатнуться. Она услышала за спиной взволнованный шепот, наверное, мужчины тайком перекрестились, ведь Альфред наверняка был самым большим котом в Англии. Гастингс немного потискала его, погладила по массивной голове и спустила на землю.

– Он совсем объел меня, – пожаловалась Ведунья, – и когда-нибудь сведет в могилу. Ну, Гастингс, входи, расскажи, зачем приехала.

От ароматов множества трав, наполнявших душную хижину, впору было потерять сознание. Через минуту Гастингс вообще лишилась способности различать запахи, глаза у нее заслезились.

Она села на низенькую скамеечку, дожидаясь, пока Ведунья приготовит для нее особенное зелье, сладковато-терпкое, бодрящее. Гастингс очень его любила, но, к сожалению, Ведунья ни за что не хотела дать ей рецепт и не разрешала выпить больше одного кубка. Ведунья налила зелья и в деревянную плошку Альфреда. Кот принялся шумно лакать угощение.

– Я хочу посоветоваться, – начала Гастингс и рассказала о матери Северна. – Он говорит, что после безумия приходит сон. По-моему, ненормально длительный сон некоторым образом прочищает ее разум. У тебя нет лекарства от этой необычной болезни?

Ведунья задумчиво глядела на дверь, за которой бестолково топтались воины, подмигнула одному из них. Тот разинул рот, а его лошадь отпрянула в чащу.

– Я всегда недолюбливала мужчин, – певуче сказала она. – Они топчут мои травы, никогда не видят дальше собственного носа, вечно рыгают, храпят по ночам, а в мозгах у них лишь похоть. Будь моя воля, я бы избавила мир от подобных животных.

– Мой муж не такой.

– Ты еще слишком мало его знаешь. Уверена, что до того, как ты получила от него удовольствие, он представлялся тебе дьявольским отродьем. Да, да, Гастингс, красней сколько угодно, но не лги себе. Твой отец был таким, и Ричард де Лючи тоже. Ну да, та свинья, он прикончил жену, чтобы завладеть тобой, и я рада, что у него это не вышло, Гастингс. Неплохо и то, что он убрал с этого света никчемную жену. Говорят, в Седжвике творятся недобрые дела, в игру вступили злые силы, поэтому может случиться несчастье.

– Ты говоришь об Элизе?

– Да. Несчастный ребенок.

– Ты знаешь, что леди Джоан мучила девочку?

– В наше время такое встречается сплошь и рядом, – пожала плечами Ведунья. – Остерегайся, Гастингс. Ничто не бывает тем, чем кажется на первый взгляд. Ничто. Помни об этом. А теперь давай приготовим кое-какие травы, чтобы лечить мать твоего лорда. Кстати, все шепчутся о твоей слабости к лорду Северну. С чего это ты в него влюбилась?

– Я всегда не любила ссоры. Но, плохо зная мужчин, я плохо обращалась с Северном. Агнес и моя служанка Алиса рассказали, что надо делать. И я решила просто хорошо к нему относиться, больше ничего.

– Он, наверное, хвастается теперь, что ты у него под каблуком.

– А мне кажется, он под каблуком у меня.

– Ты слишком простодушна, Гастингс, – едва заметно улыбнулась Ведунья. – Поэтому тебе надо быть осторожной. На-ка вот и ступай, у меня полно работы. Альфред, тебе больше ничего не достанется. Иди лучше попугай мужчин, помяукай, выгни спину. Они наверняка испугаются до смерти, наложат в штаны, понесутся в чащобу, пусть там заблудятся и достанутся на обед медведям, бестолковые забияки.

Гастингс погладила Ведунью по руке и распрощалась.

– Странная женщина, – бормотал Гвент, помогая хозяйке сесть на лошадь, – а котище у нее такой огромный, что может обедать с нами за одним столом.

– И ест за двоих, – заметила Гастингс, – пришлось бы давать ему две порции.

Едва они выехали из Оксборо, как зарядил дождь, нудный, мелкий, испортивший всем настроение. Двенадцать всадников понуро опустили головы. Гастингс немного утешало то, что она не поленилась захватить почти весь запас трав, ведь кто-то обязательно схватит простуду от такой ужасной погоды. Под вечер Северн приказал сделать остановку у Вигамского аббатства, которое в угасающем свете дня выглядело довольно зловещим.

Настоятель, отец Михаил, вежливо поздоровался с Северном, проводил в холодный зал и вел себя весьма учтиво, пока не заметил Гастингс.

– Милорд, вашей даме не подобает оставаться в этих стенах. Один из братьев отведет ее в другое помещение, где она сможет дождаться отъезда.

– Я так не думаю, – бросил Северн.

Гастингс ничего не понимала, но видела, что муж сердится. Женщинам нельзя находиться вместе с монахами? Ну и пусть. Зачем приходить в ярость?

– Таков обычай нашего ордена, милорд. Ее накормят, однако не позволят быть вместе с мужчинами. Это равносильно святотатству. Всевышний лишит нас своей милости за нарушение святого устава.

Гастингс хотела сказать мужу, что она нисколько не обижается, ей нужно только переодеться в сухое, но тут Северн выхватил кинжал и приставил его к горлу настоятеля.

– Мне известно, как вы обращаетесь с женщинами, святой отец. И я не желаю, чтобы моя жена всю ночь стучала зубами от холода на мокром соломенном тюфяке. Я не желаю, чтобы ей подали холодную похлебку, которую ей сунет в каморку один из ваших братьев, когда она отвернется. Моя жена останется здесь. Со мной, моими людьми и твоими святыми братьями.

Отец Михаил открыл было рот, чтобы возмутиться, и Северн тут же слегка нажал на клинок.

– Будет так, как я сказал, отец. Уверяю тебя, она не введет монахов в грех неудовлетворенного желания. Она не отойдет от меня ни на шаг. Считай, что это еще один мужчина, новый послушник.

Настоятеля можно было обвинить в чем угодно, только не в глупости. Судя по всему, серый рыцарь не боится попасть в ад, если перережет горло ему, настоятелю древнего оплота бенедиктинцев, посланцу Господа Бога. Отец Михаил выполнит требование, но не смирится. Все люди милорда промокли до костей, валятся с ног от усталости, не в пример этой женщине, которая держится особняком и гордо задирает нос, откинув на плечи мокрые волосы. Да, она устала не меньше остальных, а какими глазами смотрит на него и его беспомощных братьев. Отец Михаил не сомневался, что серый рыцарь действует по ее наущению. Она – порождение дьявола. Все женщины такие. Блудницы, совращающие с пути истинного честных мужчин. Ей надлежит быть подальше отсюда, подальше от святых мужей, полных благолепия, надлежит…

– Мы все промокли, устали и голодны. Позаботься об этом, святой отец.

Настоятель кивнул, брезгливо поджав тонкие губы, и обратился к топтавшимся в стороне братьям. Его постная физиономия налилась кровью, и он дал затрещину одному из монахов. Дивясь на святошу, так легко избивавшего другого человека, Гастингс спросила:

– Неужели правда, Северн? Женщин держат отдельно? И плохо к ним относятся?

– Это не столь важно при теплой и солнечной погоде. Но при такой сырости ты можешь заболеть, я хочу, чтобы ты скорее переоделась. Давай поищем какой-нибудь угол.

– Но зачем такие правила, Северн?

– Насколько мне известно, церковь до сих пор всерьез обсуждает вопрос, есть ли у женщины душа. Ведь, если у тебя, Гастингс, нет души, ты оскверняешь своим присутствием совершенные Господние творения мужского пола. Ты не лучше домашней скотины, по крайней мере в глазах Всевышнего.

– Странно, отец Каррег никогда подобного не говорил.

– Отец Каррег не дурак. Может, он верит, что ты заставишь его мучиться от водянки, если он заговорит о подобных вещах в Оксборо. Но такой взгляд – отнюдь не редкость. Мне говорила об этом мать. Святые обители гостеприимно распахивают двери перед странниками, но женщины не должны находиться рядом с мужчинами, ибо считается, что иначе они отравят святой воздух.

Гастингс растерялась, но тут же лукаво улыбнулась мужу и шепнула:

– Я постараюсь, чтобы мое дыхание не отравило никого, кроме тебя.

Северн взял ее за руку и повел вслед за монахом. Оставив жену в келье, он сказал, уходя:

– Я переоденусь с мужчинами. Закутайся потеплее, Гастингс.

Вернувшись в зал, она увидела накрытый стол, почувствовала аромат подогретого эля, свежего хлеба и жареных цыплят.

– Обычно путешественникам не готовят такой роскошный ужин, – пояснил Северн. – Просто я не жалел денег. Для хозяев будет лучше, если еда окажется такой же вкусной, какой выглядит. Я предупредил настоятеля, что если угощение не понравится моей жене, я буду очень недоволен. И поиграл кинжалом. Он так забавно побледнел. – Северн пощупал ей лоб. – Что-то ты слишком горячая. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. – Она тоже дотронулась до его лба. – А ты, милорд?

– Кажется, – произнес он, не спуская с нее загоревшегося взгляда, – ты все-таки обречешь святых братьев на вечные муки за плотское вожделение. А ведь я сказал настоятелю, что он может видеть в тебе нового послушника, этакого кастрата.

Гастингс усмехнулась и ответила тонким голосом:

– Значит, мне придется распевать псалмы в уплату за еду. И я не стану целовать тебя, Северн, хотя мне этого ужасно хочется.

– Перестань, Гастингс. А вот и наш ужин.

– Можешь забыть о кинжале, все приготовленное достаточно вкусно, – заметила она, вгрызаясь в цыпленка.

Покончив с трапезой, Гастингс осмотрела воинов. Дружинник из Оксборо по имени Табар жаловался на жар и тяжесть в груди, поэтому она тут же приготовила ему горячее молоко с горечавкой.

– А теперь пожуй листья водосбора и держись поближе к огню, Табар. Спать ляжешь вместе с остальными. Их тела согреют тебя.

Затем к ней подошел монах, невысокий тощий человек с измученным лицом:

– Миледи, у меня ужасно болит зуб. Может, вы найдете что-нибудь для меня?

– Конечно, отец. Возьмите эти семена дельфиниума и добавьте в эль или вино. Это облегчит ваши страдания. Но зуб придется вырвать. Если он так болит, то скоро измучит вас до смерти.

– Да-да, знаю, но я боюсь. Лучше дождусь, пока упаду в обморок от боли, тогда его вырвет один из братьев.

– Кто приблизился к этой женщине? – раздался окрик настоятеля. – Ты разговаривал с ней? Ты принял от нее дьявольское зелье? – Дельфиниум полетел на пол.

Монах едва не плакал от обиды, глядя на рассыпанные под ногами семена.

– Отец Михаил, – прошептал несчастный, – это же ничтожная помощь от зубной боли. У леди не было никаких дьявольских мыслей.

– То, что она тебе дала, отравит дьявольскими видениями твой сон, брат мой. Ты взалкаешь женской плоти, и сие развратит тебя.

Гастингс с большим трудом удержалась, чтобы не прибить настоятеля. Если бы он сам корчился от зубной боли, снес бы он ее безропотно или бы рискнул принять от нее лекарство, обрекая себя на дьявольские видения?

– Идем отсюда, – позвал ее Северн, – ты ничем не поможешь этому брату. Не спорь. Брат – член ордена и обязан выполнять устав.

Он потащил жену за собой, а Гастингс все оглядывалась на несчастного, прижимавшего к щеке ладонь.

– Я не хочу будоражить несчастных братьев. Давай полежим рядом, как брат с сестрой.

Они начали устраиваться на ложе в отведенной для них келье, но не успели еще завернуться в одеяла, как из зала донесся вопль.

Северн, только собравшийся погладить жену по груди, вскочил и с мечом в руке бросился на крик.

Гастингс, закутанная в одеяло, вышла следом и увидала несчастного монаха, скрючившегося на каменном полу. Он громко стонал, зажимая рот окровавленными руками. Над ним склонился настоятель, который держал выдранный зуб и злорадно увещевал:

– Ну, вот и все. Перестань ныть!

– Я могла бы остановить кровотечение, – прошептала Гастингс мужу на ухо.

– Нельзя. Если ты попытаешься что-то сделать, настоятель впадет в религиозное исступление. Идем спать. Теперь светает рано. Хорошо бы кончился дождь, а то противно здесь оставаться.

На рассвете Северн разбудил ее поцелуем в висок. Гастингс нежно погладила мужа по лицу, прошептав:

– Я рада, что ты оставил меня с собой.

– Только у нас, к сожалению, нет времени для должной благодарности.

Спустя час они покинули аббатство Вигама, и Гастингс в последний раз оглянулась на мрачное сооружение. Даже при дневном свете оно выглядело не менее зловещим.

– Интересно, а в монастыре еще более неуютно?

– Бенедиктинцы находят удовольствие в умерщвлении плоти, – заметил Гвент.

– Пусть себе гниют на корню. Вряд ли это угодно Господу, хотя кто знает?

Табару стало легче, он даже насвистывал и рассыпался в благодарностях перед Гастингс.

– Мальчишка, – пробурчал Северн. – Такие быстро разгораются и кричат о своей любви, чтобы так же быстро остыть. Нужно прижать его, как следует, чтобы не заглядывался на тебя. А если окажется упрямым, займись им всерьез.

Гастингс засмеялась и похлопала мужа по руке.

– Слава богу, он не разрушил чудо, – тихо произнес Гвент.

Ему не доводилось видеть, чтобы хозяин так просто вел себя с женщиной. Он и с мужчинами-то всегда разговаривал отрывисто и сурово, а теперь то и дело смеялся, что уже казалось чудом. И его люди несказанно этому радовались.

Глава 15

На пятый день они добрались до Йоркшира и от Лидса направились на восток, к городу Хоуксмеру, расположенному на побережье, возле которого стоял Лэнгторн. Гастингс радовалась, что скоро увидит замок мужа, и беспокоилась о матери Северна. Бедняжка. Недуг, поразивший рассудок, ужасен тем, что при нем нет ни ран, ни лихорадки, ни сломанных костей. Для Гастингс он оставался тайной и оттого внушал ей страх и опасения.

Замок Лэнгторн, построенный на невысоком взгорье в устье реки, выглядел ужасно старым, а черные валуны стен казались беспорядочной кучей, некогда сваленной посреди поля. В стенах сияли громадные дыры, поля были убогими и запущенными, а люди – голодными и заморенными. Гастингс знала, что Северн женился на ней, чтобы восстановить родовое гнездо, но такого она не ожидала и радовалась, что приехала сюда раньше намеченного срока. Ведь предстоит длительная работа, прежде чем Лэнгторн обретет былой вид. Когда-нибудь он перейдет к их детям, и ей не хотелось, чтобы им достались руины.

Свекровь оказалась в замке. Люди, посланные сэром Роджером, разыскали ее на дереве. Она болтала в воздухе голыми ногами и, хохоча, махала им.

– Простите, милорд, что нам потребовалось целых три дня, – бубнил сэр Роджер, чрезвычайно довольный собою.

Он поразил Гастингс своим ростом и худобой, его ноги казались тоньше ножек обеденного стола в зале Лэнгторна, руки постоянно находились в движении. То ли он всегда такой нервный, то ли нервничает из-за Северна? Ведь еще неизвестно, как хозяин отнесется к его нерасторопности.

– Она сейчас нормальна?

– Вроде бы. Как я уже сказал, она хохотала и махала руками, потому нам и удалось ее обнаружить. Кому бы пришло в голову обшаривать все деревья в округе?

– Северн, я могу повидаться с ней?

– Да. Сэр Роджер, эта дама – моя жена. Миледи Гастингс.

– Миледи, у вас странное имя.

– Зато отличное, сэр Роджер. И когда вы его произносите, то можете не сомневаться, что обратились именно ко мне.

– Вполне согласен с вашим утверждением, однако не понял, что вы хотели этим сказать.

– Она всегда так, – заметил Северн, похлопав жену по руке.

– Я что-то не вижу Триста, милорд, – сказал сэр Роджер. – У него все хорошо?

– Когда мы уезжали, эту чертову куницу не смогли разыскать. Наверняка бегает по лесу, может, нашел себе подружку.

Вслед за мужем Гастингс поднялась по узенькой лестнице, ведущей туда, где сэр Роджер поместил больную. Он сам якобы нуждался в более просторной комнате и не постеснялся занять хозяйскую спальню. Сэр Роджер утверждал, что новое помещение очень уютное и вполне ей подходит.

«Подходит, как бы не так», – изумилась Гастингс, оказавшись в узкой темной каморке. Здесь воняло мочой и прогнившей соломой, на полу валялись остатки еды и экскременты. От растерянности она не сразу заметила фигуру женщины, прижавшейся к каменной стене.

– Мама, – произнес Северн, не двигаясь с места.

Женщина лишь тряхнула головой.

– Кто это? – спросила она, указывая на Гастингс. – Зачем ты пришел сюда с этой девушкой?

– Это моя жена. Ее зовут Гастингс.

– Я не так глупа и помню. Богатая невеста, на которой тебе пришлось жениться, чтобы спасти нас.

– Верно. Я рад, что ты не забыла. Как ты себя чувствуешь?

– Я? Чувствую? Ты ослеп? Взгляни на мои ноги. Они ужасно болят. Сучка, с которой живет сэр Роджер, вынудила меня бежать из замка, и я неделю пряталась в лесу, пока не решилась привлечь внимание людей, отправленных на поиски. Пришлось влезть на дерево, чтобы не растерзали дикие звери. Люди сказали, что ищут меня. Видно, сучка испугалась, что я умру, и тогда сэр Роджер на нее разозлится. Взгляни на мои ноги. Никому здесь нет дела до моих ног!

– Мне есть дело, мадам, – вмешалась Гастингс и обернулась к мужу. – Пусть кто-нибудь принесет ящик с травами. Можно поговорить с твоей матерью, Северн?

Тот колебался, не сводя глаз с больной.

– Если начнется припадок, я сумею с ней управиться, – сказала Гастингс и приказала толстой женщине, стоявшей у них за спиной: – Принеси горячей воды, ванну для купания и много полотенец.

– Да, миледи.

– Одна из тех женщин, которых ты назначил присматривать за матерью, Северн?

– Ну да. Невероятно, как ей удалось разжиреть за столь короткий срок. Если что-нибудь понадобится, крикни, я буду в зале, хочу потолковать с сэром Роджером и во всем разобраться. – Северн огляделся. – Не нравится мне эта каморка. Тут и здоровому недолго свихнуться.

– Безусловно, мы обсудим это позже, милорд.

Гастингс уговорила свекровь сесть на грязную лежанку с дырявыми, отвратительно пахнущими одеялами. Увидев ноги больной, она едва не расплакалась от жалости, потом взглянула женщине в лицо, закрытое космами нечесаных волос, и с чувством прошептала:

– Мадам, разрешите о вас позаботиться.

– Когда-то я была такой же миленькой, – сказала женщина, погладив Гастингс по щеке. – Давно это было, тогда был человек, которого я любила. Он похож на того мужчину, который стоял рядом с тобою. Он умер, очень смешно. Ехал пьяный и свалился в канаву с водой. Воды было совсем немного, а он упал в нее лицом и захлебнулся. Разве не смешно?

– Да, наверное. Мужчина, который приходил со мной, – ваш сын. Северн.

– Северн? Почему его назвали Северном? Лучше бы Вильгельмом, в честь великого завоевателя. Я помню Северна. Послушный мальчик, только сильный, ужасно сильный. Однажды поднял меня над головой одной рукой. А потом он уехал. Ах, как болят ноги!

Гастингс сама ухаживала за свекровью, не доверив это гнусной жирной служанке. Вторую женщину она до сих пор не видела.

– Как ваше имя, мадам? – спросила Гастингс.

– Морайна. Когда-то я была такой же милой, как ты.

– Вы не изменились, – прерывающимся от жалости голосом ответила та, держа кровоточащую, израненную ногу.

– Сэр Роджер утверждает, что мать сбежала, когда заболела одна из приставленных к ней женщин. Он крайне сожалеет. Но ведь сэр Роджер отыскал ее, и она жива, стало быть, нечего возмущаться. Он не отправил гонца сразу, потому что не желал попусту тревожить меня, и клянется наказать того, кто ездил в Оксборо. Я приказал ему не трогать того человека. Сэр Роджер говорит, что его любовница Гленда всегда заботилась о моей матери, рыдала от горя, когда с той случался припадок и она никого не узнавала. Он утверждает, что во время просветления мать питала к Гленде самые нежные чувства. Сэр Роджер просто лопается от самодовольства, поскольку разыскал мать живой, и не видит ничего предосудительного в том, что запихал ее в ту каморку. Она же сумасшедшая и вообще не понимает, где очутилась, так с какой стати должна пропадать чудесная комната?

– Ты убил сэра Роджера, Северн?

Очень медленно лицо его разгладилось, он перестал яростно метаться из угла в угол и с улыбкой взглянул на жену:

– Я уже готовился сделать это, но сдержался. Похоже, он и заслужил смерть, хотя я еще не уверен. И что удивительно, Гастингс: он искренне убежден в своей правоте. По-моему, даже рассчитывает получить от меня награду за поиски матери, а когда я собрался продолжить допрос, он, улучив момент, исчез из зала. Черт побери, даже эль, который он мне наливал, отдавал мочой.

– Позволь, я сама убью его. Клянусь, он это заслужил.

– Ты, совсем еще девочка, говоришь такие вещи? – Северн застыл на месте от удивления.

– Да, я хочу пронзить кинжалом его черное сердце. Теперь о любовнице. Ты слышал, что сказала твоя мать. Сучка вынудила ее бежать из Лэнгторна, но сэр Роджер, как видишь, это отрицает. Я бы хотела знать правду. И если любовница виновата, ее следует привязать вечером к позорному столбу и продержать так недели три.

– А почему бы нам не привязать обоих голыми, спиной к спине?

– Мне нравится твое умение выбирать наказания, – усмехнулась Гастингс. – Значит, сэр Роджер не видит ничего предосудительного в том, как поступил с твоей матерью? По-моему, именно оттого, что он относился к ней с таким небрежением, эти две женщины тоже начали своевольничать. Не знаю, куда делась вторая служанка. Твоя мать ужасно исхудала, Северн, ноги изранены, ведь она скиталась по лесу босиком. Я сделала все возможное, дала ей одно из лекарств, приготовленных Ведуньей. Сейчас она спит в моей ночной рубашке. Ее одежда совершенно непригодна. А толстая женщина наверняка съедала все, что предназначалось для твоей матери.

– Где ты ее уложила?

– В комнате, из которой ее выгнал сэр Роджер, – с ехидной улыбкой ответила Гастингс. – В хозяйской спальне. Она лежит вымытая, на чистой постели. Ты не обидишься, если нам придется спать с ней в одной комнате? Ах да, еще я приказала отнести пожитки сэра Роджера и его любовницы в ту каморку, куда он поместил твою мать.

– Мне нравится твое умение справляться с делами, Гастингс. Превосходно. Я хотел бы еще расспросить сэра Роджера. Кажется, его любовница где-то в деревне, но должна скоро вернуться. Перед тем как исчезнуть, он намекнул, что присланных мною денег ни на что не хватило. Он смог лишь купить продовольствие, чтобы люди не умерли от голода. Наглая ложь. – Северн разразился проклятиями.

– Тебе не кажется странным, – заметила Гастингс, оглянувшись по сторонам, – что сэра Роджера все нет, а мы почти одни в зале. В чем дело?

– Не знаю. Гвент с людьми отправился поглядеть, в каком состоянии казарма и можно ли там устроиться или придется искать ночлег в деревне. Все так запущено, Гастингс.

– Ничего страшного, ты это исправишь. Скорее бы негодяй вернулся.

– Наверняка он испугался моего гнева и скрылся, чтобы обговорить с любовницей, как лучше себя вести. Да, я непременно привяжу их вместе.

Гастингс засмеялась. Этот смех и услышал сэр Роджер, появившийся в зале со своей любовницей по имени Гленда. Значит, все идет отлично. На сердце у него полегчало, а то он не на шутку испугался, поняв, что лорду Северну отнюдь не понравились жалобы на недостаток денег. К тому же возле замка он наткнулся на Гвента, и тот наградил его взглядом, от которого у сэра Роджера душа ушла в пятки. И Тарстон совсем помрачнел. Трусливый ублюдок выдал его, отправил гонца к хозяину. Сэр Роджер имеет право ему приказывать, а вот избить не может. Тарстон – человек лорда Северна. Проклятие!

Да, он испугался, заметив, в какой ярости хозяин вышел от матери. А с чего бы? Она жива, и ладно. И нашел ее он, сэр Роджер, хотя выжившая из ума старуха не стоит даже плевка. Лорд Северн должен вознаградить его за то, что он не поленился изловить старую ведьму. Да, его ждет вознаграждение. Тем не менее у дверей зала сэр Роджер помолился.

– Милорд, миледи, – с наивной почтительностью изрек он, – рад приветствовать вас в Лэнгторне. Ваша матушка в отличном состоянии, как я и говорил. Женщины, которых вы назначили, преданно за ней ухаживали, но одна из них скончалась.

– Та, что пожирнее, – вставила Гастингс.

– Она должна хорошо есть, чтобы иметь силы управиться с сумасшедшей.

Гастингс нестерпимо захотелось собственными руками свернуть ему шею, но Северн накрыл ее руки ладонью. Тут она обратила внимание на девушку, жавшуюся к сэру Роджеру, совсем молоденькую, смазливую и пухлую. Наверное, тоже объедает мать Северна. Пышные волосы убраны под золотую сетку, на круглом личике написано такое самодовольство, что Гастингс задохнулась от возмущения. Ну и дурак же этот сэр Роджер.

– Гленда, – сказал тот, – подай лорду и леди нашего лучшего вина, хлеба и сыра.

Девушка нехотя кивнула и вышла, неся впереди себя необъятную грудь.

Потирая руки, сэр Роджер направился к хозяину, сидевшему в кресле, когда-то покрытом чудесной резьбой, а теперь обезображенном и заросшем грязью.

– Вы можете постоять возле кресла милорда, – заявил он Гастингс.

– Разве не найдется второго кресла? – поинтересовался Северн.

– Оно находится в спальне.

– Тогда миледи будет сидеть вот здесь, – Северн похлопал себя по колену, – пока ты не подашь ей кресло, сэр Роджер.

– Конечно, милорд.

Он пошептался с оборванным мальчишкой и взглянул на Гленду, которая появилась в сопровождении двух слуг, несших подносы с вином, кубками, хлебом и сыром. Гастингс встала с коленей мужа, и тот приказал:

– Сэр Роджер, придвинь мое кресло к обеденному столу.

– Милорд!

Ведь он был рыцарем, а разве можно заставлять рыцаря делать работу простого слуги? Однако сэр Роджер поволок тяжеленное кресло к столу.

Гастингс заняла место на скамейке по правую руку от мужа, и в полном молчании они принялись за еду.

– Ты сказал, что я присылал тебе недостаточно денег, – вдруг небрежно заметил Северн.

– Да, милорд, наверное, мне не следовало говорить об этом в первые минуты вашего пребывания здесь, но денег, несомненно, мало. Я мудро распорядился ими, однако нужно гораздо больше, чтобы Лэнгторн приобрел былое величие.

Гастингс, сдерживая гнев, поддела ногой солому на полу.

– Ты прав, сэр Роджер, чтобы вымести грязь и принести чистую солому, нужно целое состояние.

– Здесь мало слуг, да и те лентяи, – снисходительно буркнул сэр Роджер. – Кое-кто сбежал из Лэнгторна, когда он подвергся нашествию мародеров. У меня не хватает ни людей, ни времени. Милая Гленда старается, но ей очень трудно.

– Да, да, милорд, – подхватила та. – Эти слуги – настоящие свиньи.

Такой приятный голосок, белые и ровные зубки. Гленда без стеснения потерлась о руку сэра Роджера, и глаза у того сразу затуманились. Он, оказывается, еще больший дурак.

– Ты ничего не сделал для восстановления стен, – произнес Северн, отодвигая блюдо. – Почему?

– У меня нет людей, милорд.

– Гвент сказал, что у тебя есть девятнадцать человек. Чем они занимаются?

– Охраняют замок и упражняются в ратном деле.

– Завтра ты разделишь их на три группы. Одна группа упражняется, другая охраняет замок, а третья начинает восстанавливать стены.

Сэр Роджер пискнул что-то невразумительное.

– Моих денег было вполне достаточно, чтобы нанять людей в деревне. Что ты сделал с этими деньгами, сэр Роджер?

– Я уже докладывал, милорд, денег едва хватило на еду и одежду.

– Здешние слуги грязные и оборванные, моя собственная мать одета в лохмотья. Если ты тратил деньги на одежду, то кто ее носит?

– Милорд, какой смысл наряжать вашу матушку? Ей все равно, новое на ней платье или старая дерюга.

– А куда делись платья леди Морайны? – вкрадчиво спросила Гастингс. – В ее сундуке я нашла одни лохмотья.

– Кто такая леди Морайна? – услышала Гастингс вопрос Гленды, с которым та обратилась к сэру Роджеру.

– Женщина, к которой ты была столь добра, – ответила за него Гастингс. – Сумасшедшая, за которой ты столь нежно и преданно ухаживала.