Текст книги "Шелк"

Жанна чуть не поперхнулась. Может, она ослышалась? Неужели для него не существует ничего святого? На ее осуждающий взгляд Дион ответил безмятежной улыбкой:

– Все ирландцы балагуры.

Жанна слизнула с губ густую горькую пену. Глаза застилали слезы, кровь бурлила в жилах жарким потоком. И все это происходит на самом деле? Она стоит здесь голая рядом с Дионом и запивает утрату своей невинности пивом, прямо из горлышка! Нет, не может быть… И голова почему-то кружится, тело горит… Она заболела и бредит – вот в чем дело. У нее началась пневмония, наверное.

– У меня замерзли ноги.

– Ну конечно, – с легким укором сказал Дион. – Не надо было снимать носки.

Жанна опять поперхнулась, представив себя голую, но в огромных шерстяных носках. Интересно, что бы заявила по этому поводу Лиана?

– Я согрею тебя.

И Дион осторожно обхватил ее ноги своими ступнями. Какие же они красивые – узкие, с высоким подъемом и изящными пальцами! В это мгновение Жанна поняла, что ей было холодно всю жизнь. Сколько лет, не сознавая этого, она провела как во сне, зажмурив глаза и не видя утреннего солнца. И умирала с голода, подобно скупцу в подвале, набитом золотом.

– Спасибо. – Это слово не отражало ее истинных чувств, но Жанна не сумела придумать ничего другого.

– Эх, вы, англичане, – рассмеялся Дион. – В любую минуту ты сможешь попросить разрешения уйти.

Жанна покачала головой. На этот раз она зашла слишком далеко; бежать теперь поздно. Дион обнял ее. У Жанны перехватило дыхание, сердце билось так часто, что трудно было устоять на ногах. А потом она успокоилась, согретая теплом его рук. Как все оказалось просто: прикоснуться к телу другого человека – это все равно что войти в теплое, ласковое море. Она положила голову ему на плечо. Дион стоял неподвижно, и в гулкой тишине удары его сердца звучали, как далекая музыка. Его волосы пахли солью и скошенной травой. Жанна закрыла глаза, и перед ней отворились врата, ведущие в чудесную страну, о существовании которой она раньше не подозревала. Дион поднял ее и нежно уложил на мешковину. Она вдруг почувствовала себя свободной и легкой, как пушинка. Какие горячие у него руки! Под этими прикосновениями старая кожа сползла с нее, подобно кокону, и появилась новая – гладенькая, словно у младенца, и эластичная, – готовая вместить в себя новый мир. Прежняя Жанна – такая скованная, серьезная и скучная – исчезла навсегда.

Дион накрыл ее своим телом, сжал в объятиях, растворился в ней. Теперь она принадлежала ему полностью, безраздельно и уже не могла понять, где кончается его тело и начинается ее. Жанна дышала его дыханием, ощущала силу его желания и открывалась ему навстречу.

А потом… не было чувства одержанной победы или раскрытой тайны. Только вкус соли. Мед в чашечке цветка. Пульс времени – неуловимый и хрупкий. Соединение того, что некогда было раздельным. Тишина, ночной воздух и сладкая печаль заполнили ее душу. Маленькая речка пробила путь к морю.

– Мне хотелось бы познакомиться с твоей матерью.

– Зачем? – Жанна нежилась в его объятиях, как ребенок.

– Потому что меня интересует твоя родословная, маленькая скаковая лошадка. – Он провел рукой по ее бедру, прикрытому грубой попоной. – В тебе чувствуется порода.

– Господи, и как же ты намерен с ней общаться?

– Отведу ее в паб.

– В паб? Мою мать? Да она ни за что не пойдет.

– Как знать? А вдруг уговорю? Или она дала обет?

– Дион, ты пьян.

– Теперь ты говоришь, как твоя мать.

– Откуда ты знаешь? Вы же не знакомы.

– Все матери одинаковы. И ты будешь такой же.

– Никогда.

Он расхохотался и обнял ее покрепче.

– Все так думают. Будь благодарна ей за то, что родилась. Она подарила тебе этот воздух, и небо, и солнце – и меня. Понимаешь? Твоя мать подарила тебе меня.

– Ты опять превращаешься в ирландца.

Он легонько провел губами по коже за ухом.

– А почему бы и нет? Ведь кто-то же из нас должен быть ирландцем?

Потом Дион поудобнее устроился на боку, его дыхание стало тихим и ровным, и Жанна поняла, что он уснул.

А она лежала с открытыми глазами и смотрела на облака, летевшие по темному небу, закрывая луну и звезды. Но время от времени их мерцание пробивалось сквозь причудливые тени. Вот так и в ее странной жизни: то тьма, то свет. Жанна не знала, что с ней происходит. Она чувствовала себя очень старой и совсем юной, опустошенной и исполненной новых сил, горстью праха и бесценным алмазом. Защищенной объятием мужских рук и свободной.

Глава 18

Рассвет окрасил небо в жемчужный цвет. Жанна присутствовала при рождении мира. Солнце еще не встало, но холодный, прозрачный утренний свет уже заливал все вокруг. Ветер стих. Птицы умолкли. В воздухе висела почти осязаемая тишина.

Рядом лежал Дион, и Жанна ощущала тепло его обнаженного тела. Она не шевелилась и затаила дыхание, боясь разрушить волшебные чары. Она была такой хрупкой, нежной, уязвимой… даже глаза, словно омытые живой водой, смотрели на мир иначе. Все краски вдруг стали ослепительно яркими. Каждый стебелек голубовато-зеленой травы, каждая молекула небесной синевы – казалось, все приобрело четкие очертания. «Как же я раньше ничего этого не замечала, – думала Жанна. – Неужели я была слепа?»

Дион пошевелился, и у нее екнуло сердце. Медленно, осторожно Жанна повернулась так, чтобы видеть его лицо. Сейчас, с закрытыми глазами, Дион казался таким по-детски беззащитным. Жанна разглядывала его и удивлялась самой себе. Почему она считала Диона безобразным? Какая у него белая кожа! И волосы так красиво вьются на затылке. А дышит он тихо и ровно, как озорной мальчишка, уставший под вечер от своих проделок.

– Я люблю тебя, – еле слышно прошептала Жанна.

Даже ресницы не дрогнули. И ее слова растворились в рассветной тишине.

Если бы можно было лежать вот так целую вечность, смотреть на спящего Диона, разглядывать его лицо и вспоминать о прошедшей ночи. Ведь это больше никогда не повторится. Если бы время можно было растянуть…

Жанна лежала неподвижно, боясь шевельнуться, стараясь удержать в памяти все: этот утренний свет, тишину, грубую попону, сплетение их тел. С дороги донесся шум мотора. Дион заворочался. Жанна быстро соскользнула с импровизированной постели. Расставаться с ним было нелегко, как будто резать по живому. Она торопливо оделась, поеживаясь от холода, и взглянула в окно. Рядом с тележкой стоял видавший виды «фольксваген». Одно его крыло было выкрашено синей краской, другое – оранжевой.

Загудел клаксон, из машины вылез человек, облаченный в какое-то длинное черное одеяние, и оглянулся по сторонам.

Священник! Ну конечно же! Кто еще может ехать по пустынной проселочной дороге в шесть утра в воскресенье, сообразила Жанна. Тем временем священник медленно двинулся по тропинке, ведущей к дому. Наверное, хотел найти владельца брошенной тележки. Жанна воспрянула духом. Дион был прав. Бог дал ей шанс добраться до Дина вовремя.

Обернувшись, она окинула взглядом постели, одна из которых так и осталась нетронутой, остывшие уголья в очаге, макушку Диона, торчавшую из-под мешковины, пустые бутылки… Что подумает священник, увидев все это? Разврат да и только. И разве сумеет понять, что она чувствует, вдыхая запах Диона и ощущая тепло, пробегающее по телу от каждого прикосновения? Разве ему дано постичь это чудо – проснуться на рассвете рядом с любимым человеком? И еще по одной причине священник не должен входить в дом. Приход здесь маленький, и вполне возможно, что этот уже немолодой человек и есть отец Диона.

Наскоро пригладив волосы, Жанна вышла на улицу и аккуратно закрыла за собой дверь. Встретившись со священником взглядом, она с облегчением заметила, что глаза у него карие.

– Я хотела бы… – Она увидела, что священник удивленно взирает на ее изящное шелковое платье и резиновые сапоги, и слегка покраснела. – Не могли бы вы подбросить меня до ближайшего города?

– Разумеется, – улыбнулся священник. – И я сам туда еду, на утреннюю мессу.

Жанна забралась в «фольксваген» и в последний раз оглянулась на дом. Ей так хотелось остаться, увидеть лицо Диона, когда он откроет глаза… Но нет, она поступает правильно, разумно. А Дион, заметив, что ее одежда исчезла, все поймет сам. Сейчас поездка в Дин особенно важна, причем для них обоих. Беспокоиться о Дионе глупо: уж кто-кто, а он сумеет о себе позаботиться, и денег, чтобы добраться до Лондона, у него хватит.

Жанна с улыбкой откинулась на потертую спинку сиденья. Их дом. Она вернется туда скоро, очень скоро – как только закончатся съемки в Дине. Уж это точно. И Дион тоже вернется туда рано или поздно, ведь на чердаке остались все его картины.

Поздно вечером в воскресенье Жанна приехала в Дин. На станции ее никто не встречал. И слава Богу! Иначе пришлось бы объясняться по поводу сапог. Хорошо еще, что путешествие до Ливерпуля прошло без приключений: море было спокойным. Жанне с избытком хватило времени, чтобы вымыться и вынуть из волос травинки. На самолет денег не осталось. Она решила отправиться прямо в Дин, не заезжая домой.

И вот она снова идет по той же проселочной дороге, но чувствует себя совершенно другим человеком… Несмотря на усталость, Жанна сияла от счастья, как светлячок в ночи.

Дин тоже изменился, стал как будто меньше. Строгость его классических линий портила осветительная аппаратура; на подстриженных лужайках валялись мотки кабеля. А впрочем, человек, который ночь напролет провел на природе, под звездами, будет меньше всего ценить комфорт и роскошь.

Но при мысли о том, что она вернулась в Дин и скоро увидит Грея, у Жанны замирало сердце. Здесь все начиналось.

«До встречи в Дине». Последние слова Грея были многообещающими. Заметит ли он, как она изменилась? Ведь та, прежняя Жанна, ослепительная в своем взятом напрокат платье (и сама ослепленная им), осталась в прошлом, исчезла навсегда. Хотя… кто знает? Только встреча с Греем поможет ей разобраться в себе.

К счастью, в большом зале еще шла подготовка оборудования для утренних съемок. Все были так заняты, что не заметили, как Жанна тихонько прокралась мимо. На доске объявлений, прикрепленной к дверям, висел план размещения актеров и съемочной группы. Жанна обрадовалась, увидев, что их с Джули поселили по соседству.

Она поднялась по лестнице и вошла к себе в комнату. Ее чемодан стоял возле кровати.

Жанна улеглась на чистые холодные простыни и свернулась калачиком под одеялом. Последняя ее мысль была о Дионе.

Казалось, прошло всего несколько минут, когда кто-то забарабанил в дверь. Жанна, с трудом вырываясь из цепких объятий сна, посмотрела на часы. Шесть утра. В окно били яркие лучи солнца. Фернан разозлится, подумала она, вновь погружаясь в дремоту: свет мешает съемкам. А Диону понравилось бы. Может, и в Ирландии сейчас солнечно. Она стряхнула с себя сон. Столько дел впереди!

Спрыгнув с кровати, Жанна приняла душ, надела черные брюки и простую белую майку, подумав, добавила к своему туалету пояс. Черный с синим. Цвета Диона – его глаз и волос. Наверное, покупая синее платье и черные туфли, она, сама того не подозревая, думала о нем.

Жанна посмотрела в зеркало и поняла, что никогда еще не выглядела так хорошо. Одежда делала ее стройнее и выше. Глаза сияли, щеки порозовели, и пышные волосы не требовали укладки. Но, как ни странно, Жанну не заботила ее внешность. Главное, что на душе было легко и радостно.

Раздался стук, и в дверь просунулась головка, увенчанная копной белокурых волос.

– Джули! – Жанна подбежала к двери и расцеловала подругу в обе щеки.

– Привет, Жанна! – Джули улыбалась, но взгляд у нее (впервые за все время их знакомства) был какой-то неуверенный. – Что случилось?

– Я влюблена.

Джули обязательно должна узнать об этом, ведь она ее близкая подруга, доверенное лицо. Теперь, когда заветные слова произнесены, все, так сказать, обретет официальный статус.

– Я знаю, – смущенно отозвалась Джули.

– Знаешь?! – Жанна удивленно заморгала.

– Да, ты же сама говорила. Помнишь? В Нью-Йорке.

– А, ты об этом.

Жанна покраснела. Тогда она была без ума от Грея, а сейчас совершенно о нем забыла. Что это – легкомыслие? Нет. Ее чувство к Диону сильно, тут невозможно ошибиться.

– Я говорила о другом… С тем все покончено.

– Я рада. – Джули улыбнулась. – По-моему, тот, первый, был тебе не пара.

– Ты права, – кивнула Жанна. Да, Грей не подходит ей. И из-за него могла разрушиться их с Джули дружба.

– Но кто же это был? – В глазах Джули блеснуло любопытство.

Жанна покачала головой. Больше рисковать не стоит. Джули важна для нее гораздо больше, чем Грей. Теперь это совершенно ясно.

– Когда-нибудь расскажу.

Джули вздохнула:

– О своем новом увлечении ты тоже не будешь распространяться, если я правильно поняла?

– Верно. – Жанна с улыбкой взяла Джули под ручку, и они отправились завтракать. – Но если я захочу раскрыть тайну, ты узнаешь ее первой.

Несмотря на обретенную уверенность в себе, Жанну обрадовало, что Грей не вышел к столу. Когда с завтраком было покончено, актеры и съемочная группа разбрелись кто куда. Джули пошла в гримерную, чтобы подготовиться к съемкам эпизода в парке, а Жанна заглянула в комнату, где они с Греем должны были репетировать любовную сцену.

Она явилась сюда первой. Эту маленькую комнатушку, очевидно, использовали как кладовку. Три деревянных ящика в углу, составленные вместе, изображали кровать. Настоящие съемки, конечно, будут происходить не здесь, а в коттедже, расположенном в парке. Жанна улыбнулась. И как ловко Фернан ввел это небольшое зданьице XIX века, стилизованное под живописные руины, в свой сценарий! Отличный антураж для единственной сцены, где Дженни и Идеи остаются наедине. Поехав на охоту с Иденом и Джули, Дженни падает с лошади. Идеи возвращается и, увидев, что она сильно ушиблась, несет ее в ближайшее укрытие, а там…

Жанна с тревогой взглянула на ящики. Разумеется, на репетиции они с Греем будут не одни, и Фернан даст свои инструкции. И все же она нервничала. Неужели прикосновение Грея так же сильно взбудоражит ее кровь, как позавчера? Возможно, после стольких лет добровольного затворничества она не сумеет контролировать свои эмоции. И Фернан не случайно выбрал ее на роль Дженни – падшей женщины, слабой, чувственной и жадной?

Дверь отворилась. Жанна вздрогнула и резко обернулась, но это был всего-навсего Ким.

– А! – воскликнул режиссер, как обычно, не выказывая никаких эмоций по поводу встречи. Фернан окинул ее острым, как бритва, взглядом, как будто хотел прочитать самые потаенные мысли, и поманил рукой. – Жанна. Пожалуйста, запомни: в этой сцене все зависит от Дженни. Если она будет держаться слишком профессионально, холодно, ее проблемы не тронут зрителей. Они должны увидеть в Дженни не шлюху, а женщину. Для Дженни, которая столько раз отдавала свое тело равнодушным мужчинам, любовь Идена – как гром с ясного неба. Она понятия не имеет, что делать, как защитить себя от чувства, гораздо более сильного, чем похоть. Дженни неопытна: ведь любовь существует только для леди. Ее подстерегает и ужасная опасность, ибо, уступив Идену, она предаст не только Джулию, но и самое себя.

Жанна сглотнула комок, застрявший в горле. Фернан не спускал с нее глаз.

– Ты понимаешь?

– Да.

– И сделаешь все как надо?

– Да.

– Хорошо. – Фернан искоса глянул на ящики. – Никаких обнаженных тел, конечно, не будет. Ставить точки над i ни к чему. Пусть зрители гадают, отдалась ли Дженни Идену. Тогда известие о ее беременности будет настоящим… откровением. – Он обернулся, скривив губы в знакомой усмешке. – Отличная идея, n'est-ce-pas? Ты узнала бы обо всем еще вчера, но тебя не было дома, когда я звонил.

– Извините. – Жанна виновато улыбнулась. – Я была… занята. Очень, очень занята.

– Репетировала, надеюсь? – сурово отозвался Фернан.

– Да. – Жанна покраснела до корней волос. – В каком-то смысле.

Она даже обрадовалась, услышав, как открылась дверь. Грей! Его красота вновь ошеломила ее. От этого человека исходило некое сияние, как от картин Рембрандта. Он вызывал острое, мучительное волнение. Его нежная, как замша, слегка загорелая после Ниццы кожа великолепно оттеняла белокурые, чуть отросшие волосы. Теперь Грей зачесывал их назад. Бледно-голубой кашемировый свитер идеально подходил к цвету глаз. Но какой он высокий! Как же с ним целоваться?

– Здравствуй, Жанна.

При первых же звуках его голоса у нее часто забилось сердце. Неужели даже поцелуи не нарушат этого мраморного спокойствия? А ведь Фернан заставит их повторять сцену до тех пор, пока не доведет ее до совершенства. Жанна украдкой взглянула на Грея и увидела в его глазах нечто такое, от чего по спине пробежала сладкая дрожь.

– Здравствуй, Грей.

Она отвернулась, стараясь скрыть волнение, но каждой клеточкой тела чувствовала взгляд Грея. И вдруг Жанна впервые в жизни ощутила в себе некую особую силу. Казалось, одно только слово – и Грей будет принадлежать ей. Лиана права.

– Очень хорошо, mes enfants, – тихо произнес Фернан, внимательно наблюдавший за выражением лица Жанны. – Сценарий вы знаете. Грей, вы пройдете здесь. – Он вынул из кармана брюк мелок, с которым никогда не расставался, и нарисовал на полу два крестика. – Отнесете Жанну на кровать, возьмете ее за руки. Потом ваша реплика, потом… – Фернан сделал выразительный жест. – Жанна?

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Помни, на тебе костюм для верховой езды. Шляпа слетела, волосы распустились. Итак, теперь вы знаете все, что нужно. Allez-y[34]34
  Начали (фр.).


[Закрыть].

Фернан, нахмурившись, встал возле единственного окошка. Грей и Жанна переглянулись. Потом Грей осторожно взял из ее рук сценарий и положил на свою копию. Жанна вспыхнула. Этот простой жест вдруг показался необыкновенно интимным. Он шагнул вперед, обнял ее за плечи и поднял легко, как перышко. Вспомнив, что героиня ранена, Жанна уронила голову ему на грудь, коснувшись щекой мягкого кашемирового свитера. В объятиях Грея она чувствовала себя совсем не так, как с Дионом. Грей был выше ростом и сильнее, но ощущение защищенности почему-то не появлялось. Жанна испытала облегчение, когда он бережно положил ее на ящики.

Грей опустился на колени и начал произносить свой монолог, держа ее за руку. Жанна почти не слышала, что он говорит. Позабыв обо всем, она всматривалась в его лицо. Впервые Грей был так близко. Безукоризненно гладкий подбородок, чистая, без единого пятнышка кожа. Классические черты лица. Но взгляду не за что было зацепиться, он скользил, как по зеркальной поверхности. Монолог закончился. Жанна закрыла глаза, погрузившись в полуобморочное состояние. И открыла их, услышав хриплый от страсти голос Грея:

– Дженни!

Он склонился над ней, загораживая скудный свет от окошка. Их губы слились. Жанну омыла волна радости, только сейчас она поняла, как боялась этой минуты. Ей понравились губы Грея – теплые, мягкие и умелые, понравился их вкус… но и только. Никакого волшебства. Может быть, его способны сотворить лишь Дион и Ирландия?

Жанна ответила на этот поцелуй с удовольствием, чуть ли не улыбаясь от благодарности и облегчения. Как просто! Значит, и дальше все пойдет хорошо.

– Прекрасно, – сказал Фернан, когда они оторвались друг от друга. – А теперь еще раз.

Они снова встали возле крестиков, нарисованных на полу. Жанна улыбнулась, глядя Грею в глаза. Грей снова поднял ее, но прижал к себе крепче. Когда сцена закончилась, он улыбнулся ей той особой улыбкой, которая обычно предназначалась только Джули.

– Ну, Жанна. – Грей слегка усмехнулся. – Я и не подозревал, что ты настолько очаровательна.

Он флиртует, подумала Жанна. К удивлению подмешивалось удовлетворенное самолюбие. Благодаря Джули ей была хорошо известна эта игра.

– Я думала, ты никогда этого не заметишь.

– Достаточно, дети мои. – Голос Фернана спустил их с небес на землю. – Пора заняться делом.

Сцена была отснята поразительно легко и быстро. Свет не резал глаза, Фернан не кричал и не ругался. И когда раздались слова: «Конец съемки», – Жанна впервые не сомневалась, что все получилось хорошо. И еще она чувствовала, что Грей стал ей ближе, хотя по-прежнему не понимала этого загадочного человека. Но сегодня они создали что-то вместе, и это связывало их крепкими узами.

Остальную часть дня Жанна была свободна, как ветер. У нее хватило времени отдать в чистку синее платье, зашить колготки, изучить план завтрашних съемок, вывешенный на доске объявлений, и даже застать хвостик сцены в саду, где участвовала Джули. В окружении розовых кустов Джули и сама была похожа на розу. Да, ее ждет большой успех. Жанна немного позавидовала ее прекрасной длинной шее. Или Диону нравятся короткие?

Промаявшись до семи вечера, она позвонила домой. Там, естественно, никто не ответил. Даже если Дион уже вернулся, вряд ли он услышит с чердака телефонный звонок. Следующие два часа прошли довольно приятно: Жанна написала ему открытку и ухитрилась всучить ее посыльному, который вез в Лондон пленки для проявки. Почта работает слишком медленно, а ей хотелось, чтобы Дион как можно быстрее получил весточку. Жаль, что она сама не сможет встретить его на пороге № 3.

Но если все будет нормально, завтра она уедет из Дина. Жанне осталось сняться только в сцене свадьбы, где занято столько народу, что Фернан решил покончить с ней за один раз.

Проснувшись задолго до завтрака, Жанна уложила чемодан, хотя съемки были назначены на вторую половину дня. Для сцены в часовне Фернану требовался свет закатного солнца – очевидно, из-за витражей.

После завтрака Джули и Грей отправились репетировать, все остальные тоже разошлись по делам. Только Жанне было абсолютно нечем заняться. Но ее это нисколько не беспокоило: мысленно она уже перенеслась домой. И все же, бродя по комнатам и стараясь никому не попадаться на глаза, Жанна чувствовала, что взволнована, как настоящая невеста, перед которой открывается новая жизнь.

Она так погрузилась в свои мысли, что позабыла про ленч и чуть не опоздала на примерку. Вместо Лизы ей дали какую-то новую, незнакомую костюмершу.

«Все меняется, – подумала Жанна. – Неделю назад я бы расстроилась, а сейчас мне это совершенно безразлично».

Она терпеливо ждала, пока ее облачат в платье из старинных кружев, пышное и легкое, точно облако, в подвенечную фату, расшитую цветами, и туфельки из белого шелка. Потом взглянула на себя в зеркало и увидела невесту среди невест, в великолепном белоснежном наряде, хрупкую, как стеклянная статуэтка или бабочка в прозрачном коконе. Костюмерша с озабоченным видом поправила вуаль и предупредила, что старинные кружева легко рвутся и поэтому нельзя делать никаких резких движений.

Но чем же заняться, чтобы при этом не запачкать туфли, не измять платье и не испортить тугой корсаж со сложным рисунком швов? На подготовку съемок в часовне уйдет масса времени; пока-то еще под руководством Фернана наладят свет и звукозапись, разместят статистов… Если бы удалось отыскать Джули…

Осторожно приподняв тяжелую юбку, Жанна отправилась на поиски подруги. Но ни в часовне, ни в трейлере, ни на съемочной площадке Джули не оказалось.

Наверное, она где-то в доме. Жанна вошла в крытую галерею, соединявшую часовню с основным зданием. В большом зале ее сердце, как всегда, забилось сильнее. Сейчас, в своем роскошном подвенечном наряде, она вполне могла представить, что ей – будущей жене владельца Дина – все это принадлежит по праву. Целая свита слуг провожает свою госпожу в покои невесты, усыпая перед ней путь лепестками роз, а впереди идет мальчик с горящим факелом. Потом ее выкупают в молоке и напудрят порошком из фиалкового корня. И она будет поститься, дабы к свадьбе стать изящной и легкой, как цветок.

Жанна медленно поднималась по мраморной лестнице. Вокруг не было ни души, ничто не мешало ей предаваться своим мечтам, чувствовать себя хозяйкой дома. Что ж… это всего лишь безобидная фантазия, своего рода репетиция. Стараясь продлить чудесные мгновения, Жанна в сопровождении своей тени прошествовала по тускло освещенному коридору, ведущему в королевские апартаменты, на ходу кивая потемневшим от времени портретам. Теперь они уже не вызывали у нее страха. Ведь это самые обыкновенные люди, они давно умерли, и вместе с ними ушли в прошлое их тревоги и надежды. Прощайте, прощайте. Завтра о Дине останутся лишь воспоминания. Жанна распахнула белые с позолотой двери, увенчанные фигурками херувимов, и оказалась перед большой кроватью.

Где же Джули? За окном расстилалось бескрайнее море зелени. Краски здесь были мягче, чем в Ирландии, теплее, но и беднее. Мысленно Жанна попрощалась с холмами, вековыми дубами у озера, сторожкой привратника, горгульями[35]35
  В готической архитектуре – выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры.


[Закрыть] на крыше, похожими на драконов, и белой, красиво изогнутой подъездной дорожкой. Все это – мир мечты, и он останется здесь навсегда. Реальной Жанне Браун нет места в сложных узорах ею же созданных фантазий. Она уедет… уедет туда, где под светом звезд шепчутся высокие травы.

– Жанна! Не ожидал тебя здесь встретить.

Грей. Жанна вздрогнула от неожиданности. Возвращение к реальности было таким резким, что пестрые нити иллюзий еще держали в плену ее сознание. Что ему ответить? Что делать? Она чувствовала себя виноватой, как браконьер, вторгшийся в чужие владения. Может, потому, что Грей был одет в строгий, даже мрачноватый костюм.

– Ты… красавица. – Его голос звучал очень нежно, глаза заволокло дымкой. Жанна вдруг обрадовалась, что ее лицо закрыто вуалью. – Ты похожа на маленькую фарфоровую куколку.

И Жанна действительно почувствовала себя хрупкой фарфоровой статуэткой, тронь – и она разлетится на миллион крошечных осколков. Девушка с трудом взяла себя в руки.

– Итак… сегодня наша свадьба. – Это было произнесено так легко и без всякого подтекста, что она не сразу поняла, о чем речь.

– Да, – ответила Жанна, подхватывая игру. – Жду с нетерпением.

Но слова казались незначительными по сравнению с тем настоящим разговором, который шел между ними, и тяжкой, темной страстью, пульсирующей в жилах, как барабанный бой.

Грей молча шагнул к ней. Его движения были невыносимо медленными. У Жанны оборвалось сердце. По спине поползли мурашки, как будто он коснулся ее тела, оставив на нем огненные знаки. Она не могла шелохнуться. Время превратилось в туго натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть. Грей был уже совсем близко. Жанна отпрянула, но пошатнулась, ударившись спиной об острый край подоконника.

– Осторожно! – Грей властно притянул ее к себе.

Жанна закрыла глаза. Сердце билось так часто, что она едва не потеряла сознание. И все-таки она попыталась сбросить его руку. Но Грей не отпускал ее и пристально вглядывался в лицо, скрытое вуалью. Почувствовав, как горят щеки, Жанна отвернулась. Она не хотела, чтобы Грей увидел в ее глазах Диона. И вдруг ощутила себя преступницей. Грей не смог бы понять такого.

– Знаешь, – его голос стал хриплым, – я ведь долго мечтал об этом, Жанна.

С губ Жанны уже готовы были сорваться страстные возражения и протесты. Но как солгать, глядя ему в лицо? Она знала. Разумеется, знала. Потому что тоже мечтала об этом – давно и часто. Но теперь эти мечты лежали у нее на душе тяжким грузом. Как объяснить ему, что все изменилось?

– Пожалуйста, отпусти меня. – Жанна снова попыталась освободиться, но он держал ее крепко.

На губах Грея появилась слабая, чуть насмешливая улыбка. Так улыбаются взрослые в ответ на капризы непослушного ребенка.

– Ни за что.

Жанна оказалась в ловушке. Вспомнив, как легко он поднял ее вчера на руки, она вздрогнула. И сейчас его сила перетекала в ее тело холодным, леденящим потоком. Она перестала вырываться, затихла. Грей привлек ее к себе.

– Пожалуйста, Грей. Мое платье… – Страх за тонкие кружева на мгновение придал ей сил.

Жанна рванулась и, почувствовав, что его хватка ослабла, с облегчением закрыла глаза. Слава Богу, это всего лишь игра. Он отпустит ее.

Но она ошиблась. Его ловкие пальцы уже скользили по ее спине, расстегивая платье.

– Нет!

Слишком поздно. Ее плечи оголились, и накрахмаленная жесткая вуаль царапала кожу. Жанна отчаянно пыталась прикрыться, снова натянуть на себя платье, но тонкая ткань начала рваться. Она тихо застонала, осознав свою беспомощность.

А он ослепительно улыбался, не желая ничего замечать. И это был не сон. Грей подталкивал ее к большой кровати.

– Нет! – Позабыв о кружевах, она боролась с ним из последних сил. – Я не хочу!

Но Грей не слушал. С таким же успехом можно было попытаться остановить ураган. Платье упало к ее ногам грудой кружев. Несмотря на вуаль, она чувствовала себя совсем обнаженной. Грей прижимался все теснее. Пуговицы его черного фрака больно врезались в ее кожу.

– Ты очень изменилась, Жанна, – прошептал он.

Она замерла, словно изобличенная преступница. В голове мелькнула дикая мысль: «Он понял, он все понял. Это моя вина. Только моя».

Грей слегка отстранился, грубовато лаская ее через кисею. Его лицо было непроницаемым, почти суровым.

«Это сон, – сказала себе Жанна. – Такого не может быть. Сейчас я открою глаза, и все исчезнет».

Но сон продолжался. Она ощущала запах гвоздичного мыла и одеколона, которым душился Грей. Его тяжелое, налитое желанием тело пригвоздило ее к постели, но они не стали ближе. Жанна была где-то далеко, в ее душе царил холод. Поцелуев не было. Грей смотрел на нее, но не видел. Жанна беспомощно отвернулась. Что бы она ни делала, Грей ничего не заметит. Она для него не существует.

И это было хуже всего. Резкая боль пронзила ее тело и проникла в самое сердце. Слезы бежали по щекам. Мучительная тоска разливалась внутри, как огромный синяк. Жанне казалось, что Грей – прежний Грей, благородный рыцарь и учтивый кавалер – умер и теперь она оплакивает его в одиночестве. Да, никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Странно: они совсем рядом друг с другом, но каждый существует в своем мире…

Жанна смотрела на розовый балдахин, чтобы не замечать того, что Грей делает с ее телом, и думала о тех женщинах, которые из века в век лежали здесь с мужчинами – охваченными похотью и не желавшими принимать их в расчет. Она оплакивала их и себя, свое детство и мечты, которым не суждено было сбыться.

Жанна поняла, что больше не может выносить эту муку, но тут Грей наконец отстранился от нее, тяжело дыша. Она лежала неподвижно. Слезы иссякли. Тело, холодное и бесчувственное, казалось чужим.

– Жанна, ты чудо, – ласково прошептал ей Грей на ухо.

Господи, да может ли такое быть? Неужели даже сейчас он ничего не видит и не понимает? Ей вдруг стало невыносимо душно под этим пыльным розовым балдахином.

«Надо бежать отсюда, – подумала Жанна. – Я хочу увидеть небо. Хочу, чтобы Фернан закричал: „Конец съемки“. Это всего лишь очередная репетиция. На самом деле ничего не произошло».