Текст книги "Игра Богов"

Глава 7. Вендетта

Пока в номере продолжались распри, я схватил драгоценное ожерелье и ловко засунул в карман своего пиджака. Не я такой, жизнь такая – тут каждый сам за себя!

– Все доказательства против вас, Лепрэнто, – сказал капитан, открывая дверь номера; за ним обреченно плелся Федерико, закованный в наручники, – вы имеете право на адвоката.

Я вышел вслед за ними, стараясь не смотреть на бледного, как снег, Андрэ. Дальше все случилось совершенно не так, как было мной запланировано. В коридоре стояла толпа народа, в основном представители обоих итальянских семей. Тут же начались крики и споры по поводу наказания Федерико: кто-то требовал смертной казни, кто-то просил отпустить молодого парня. Я же просто хотел скорее смыться, совершенно не представляя, как мне спасти свою младшую сестру. Может быть, сторговать ожерелье Селесте? Но где теперь ее искать?

– Мама мия! – услышал я визг сзади, естественно на английском, чтобы все слышали. – Это тот самый нахал из 552 номера! Жюлли, фас его! Хватай мамочкиного обидчика!

На меня, злобно визжа и отчаянно виляя хвостом, набросился знакомый белый пудель. Он не нанес особого ущерба, лишь разодрал правый рукав моего и без того потрепанного костюма. Дальше было хуже. Пытаясь отпихнуть несносного пса, я вынул руки из карманов и принялся ими угрожающе размахивать. В коридоре раздались громкие женские визги и восклицания мужчин. Дело в том, что мои пальцы были по-прежнему измазаны в крови от черного лепестка, которая еще не высохла и была довольно липкой. Из-за чего к ней тут же пристало дорогое краденое ожерелье, вылетев из моего кармана прямо под ноги капитану Гофману.

– Так, так, – нахмурился немец, подбирая украшение, – хм, то самое, что минуту назад лежало на комоде в номере Лепрэнто. И каким таким образом оно оказалось в вашем кармане, молодой человек? Вы знаете, что грозит за кражу в таком крупном размере?

– Не только хам, но еще и вор! – визжала дама с пуделем на руках. – Не трогай такую каку, Жюлли! Фу!

Ну вот, теперь уж точно все кончено: все улики против меня. Я больше не увижу ни сестры, ни свободы. Зачем только я взял это проклятое ожерелье? Селеста была права: золото сгубило в сотни раз больше людей, чем все металлы вместе взятые.

– Следуйте за мной, – ко мне подошел высокий полицейский, щелкнули наручники.

– Нет! Стойте! – закричал Андреа, он стоял в дверях номера и прекрасно видел собственными глазами и то, как я спер его безделушку, и то, как ее обнаружил этот мерзкий пудель. – Отпустите его! Это я подарил ему колье!

Наступила неловкая пауза, все собравшиеся застыли, проверяя свой английский.

– Вы уверены, Сеньор Лепрэнто? – переспросил капитан Гофман, видя, как обильно я краснею.

– Абсолютно уверен! – заявил Андре, незаметно подмигнув мне. – Это подарок за добрую весть о том, что моя невеста Лиана жива!

Кругом раздались громкие восклицания, охи и вздохи. Белый пудель громко заскулил, а за моей спиной снова щелкнули наручники, освобождая мои запястья. Капитан Гофман протянул мне проклятое колье, я густо покраснел, качая головой:

– Нет, спасибо, – откуда-то донесся мой хриплый голос, – я не возьму его…

В коридоре температура словно резко подпрыгнула на двадцать градусов, стало трудно дышать. Этот худенький белобрысый мальчишка только что спас мою честь и свободу. Это только на карте Италия похожа на сапог, а на самом деле – на рай. Я собрался с силами, взглянул в эти бездонные печальные глаза и сказал, как можно уверенней и громче:

– Я знаю, почему так жарко в Италии! Вовсе не из-за солнца, а от горячей крови щедрых итальянцев! Милле грацие, Андреа!

С этими словами я развернулся и направился прочь по коридору своим самым широким шагом, сгорая со стыда и скрипя зубами от безысходности. Впрочем, я остановился за первым же поворотом, прижался спиной к холодной стене и осмотрелся вокруг: никого, тишина и покой. Лишь издалека слышались женские всхлипывания: Федерико успокаивал мать, как мог.

– Пока Элеонора не поцелует Дарио, – бормотал я себе под нос, доставая из кармана клочок белого пергамента, – что ж, пора бы уже!

Сжимая между пальцами остатки черного лепестка, я выдавил из него последние капли крови, написав корявые толстые буквы и тут же их замазав:

«Dario Volpone».

Благо, что я все-таки успел узнать, как это пишется, по гравировке на ожерелье. Хоть для чего-то оно пригодилось. А вдруг не сработает? Что если уже слишком поздно?

Спрятав листок в карман, я бегом бросился обратно и как раз успел к началу представления. Мать Федерико, седая пожилая женщина, все еще рыдала на шее у сына. Андреа что-то громко доказывал Элеоноре на итальянском, вокруг шумно, но без рукоприкладства спорила толпа. Капитан Гофман тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Видимо, уже в десятый раз за последние три минуты. Он был и сам не рад, но долг есть долг.

Вдруг дверь самого дальнего номера широко распахнулась, и в коридор вышел высокий мужчина с черными густыми волосами, кое-где тронутыми сединой. Часть шевелюры оказалась растрепана, а все, что осталось, было убрано в тугой конский хвост. Черный дорогой фрак, перепачканный в соусах, был порван в нескольких местах. Бабочка где-то потерялась, а расстегнутая, некогда белоснежная, рубашка сейчас была мокрой от крови. На его смуглой шее в области горла сияла глубокая рана от ножа, но каким-то чудом кровь смогла остановиться. Дарио Вольпонэ развернул к нам свое безжизненно-бледное лицо, и все застыли в немом оцепенении. Карие глаза стали совсем черными, внутри горел какой-то неестественный красноватый блеск. Мужчина поправил свою окровавленную рубашку и виновато улыбнулся, произнеся для всех на английском:

– О, Мадонна! Я, кажется, проспал свадьбу единственной дочери!

Кто-то вскрикнул, пара самых чувствительных дам завалилась в обморок, белый пудель задрал свою острую морду и противно завыл. С губ Элеоноры сорвался тихий стон, и она, путаясь в длинных полах своего бардового вечернего платья, мигом бросилась к мужу.

– Дарио! Ты живой? О, слава Богу!

Не обращая внимания ни на восклицающую толпу, ни на его окровавленную рубашку, Элеонора бросилась на шею любимому, и тому ничего не оставалось, как крепко поцеловать ее в губы. Толпа зааплодировала, пудель залаял, и невозможно было понять, кто из присутствующих Лепрэнто, а кто – Вольпонэ. Не верилось, что это две смертельно враждующих семьи.

Я посмотрел на растерянного Федерико, стоявшего с раскрытым ртом. Седая старушка-мать по-прежнему обнимала его шею. Парень плохо понимал, что происходит, его огромные серые глаза неотрывно смотрели на ожившего Дарио, как на привидение. Бок о бок с итальянским мачо стоял Андрэ с такими же безумными глазами, но только смотрел он не на Дарио, а на меня. Пользуясь случаем, я криво улыбнулся и подмигнул мальчишке, дабы поддержать свою репутацию самого могущественного демона на корабле.

Настал момент платить по счетам, и я подошел к Элеоноре, все еще сжимавшей в объятьях своего Дарио, словно тот мог исчезнуть:

– Сеньора Вольпонэ, – произнес я на своем самом лучшем английском, – вы сказали, что вендетте конец, если снова поцелуете Дарио. Жизнь за жизнь!

– Ах, да! – тут же вспомнила счастливая женщина и повернулась к капитану Гофману. – Освободите парня и снимите с него все обвинения по просьбе потерпевших. Жизнь за жизнь!

Капитан Гофман облегченно вздохнул и улыбаясь пожал Дарио руку, словно удостоверяясь, что тот настоящий, и только потом освободил запястья Федерико от наручников.

Собственно, уже было около двенадцати ночи – как раз самое время, чтобы уйти с вечеринки и заняться своими делами. Я последний раз взглянул на толпу и быстро отправился восвояси уже знакомым путем, голодный желудок протяжно заурчал, требуя продолжения банкета. Глаза закрывались, ноги заплетались от усталости, зато на сердце почему-то стало тепло-тепло, прямо как в Италии вечером.

Но вдруг сон и голод как рукой сняло. Краем глаза я заметил, как за мной мелькнула чья-то тень, послышались тяжелые шаги. Недолго думая, я рванул с места в неизвестном направлении, которое привело меня в неожиданный тупик. Набрав в легкие побольше воздуха, а в сердце – смелости я круто развернулся, столкнувшись нос к носу с запыхавшимся Федерико.

– Сеньор… Демон! – выдохнул парень, смущенно глядя на меня своими серо-голубыми глазами, от пробежки и волнения его жесткие темные волосы торчали в разные стороны, он зачем-то дополнительно взлохматил их рукой. – Мистер Демон! Извините, я не хотел вас напугать!

– Я же вернул это дурацкое колье! – оправдывался я, боясь увидеть за его широкими плечами капитана Гофмана, но там было пусто. – Меня отпустили!

– Сеньор Демон, у меня к вам один вопрос, – Рико опустил свои большие глаза и густо покраснел, – там, в ресторане с вами была прекрасная белокурая подруга. Она… она ваша девушка?

– Кто? Селеста? – выпалил я, вспоминая последние события. – Ни за что!

– Отлично! – улыбнулся парень, расплываясь в довольной широкой улыбке, словно только что выиграл миллион долларов. – Ты… не ее парень?

– Нет! – ответил я, подозревая неладное: уж очень радостно этот мачо реагирует на все мои отрицательные ответы. – И ни за что в жизни не стану с ней встречаться!

Рико нахмурился, внимательно оглядев меня с головы до ног:

– Ты… гей? – тихо спросил он.

– НЕТ! – я приготовился вдарить по его уже кем-то свернутому носу. – Что тебе надо?

– Просто она… она самая чудесная девушка в мире, – объяснил Рико, его глаза радостно заблестели, став почти такими же ярко-голубыми, как и у его младшего брата, – я таких даже во сне не видел! Она – настоящий ангел!

– С черными крыльями, – пробормотал я, закатывая глаза на лоб, – это все? Ты закончил?

– Нет, амиго! – возразил он, краснея, как девушка на первом свидании, и набрал в легкие побольше воздуха. – У нее даже подруга классная! Можешь сделать мне одолжение? Скажи этой Селесте, что…

– …у нее классная подруга! – закончил я, разворачиваясь. – О'кей, передам!

– О, Мадонна! Нет! – Рико схватил меня за плечи, едва не опрокинув. – Нет! Не смей ничего говорить ей про рыжую! Просто познакомь меня с Селестой, амиго, и я сделаю все, что захочешь!

Взгляд его серо-голубых глаз, обрамленных черными ресницами, обжигал, словно пламя. Я уставился на крепкие бицепсы парня, широкие плечи, загорелые скулы и отколотый верхний зуб. Мне до этого мачо, как котенку до льва. Внезапно в моей груди вспыхнул маленький, но жгучий огонек ревности. А что, если Селеста покажет ему свой клинок и все расскажет? Вдруг теперь она предпочтет спасать Рико, а не меня? И… перестанет мне улыбаться?

– Это почему я должен тебя с ней знакомить? – сорвалось с моих губ быстрее, чем я успел обдумать фразу.

– А почему это нет? – его темные брови поползли на высокий загорелый лоб.

– Потому что… она моя сестра! Родная! – соврал я так, словно это была правда. – Мы… близнецы. Да!

Рико удивлённо захлопал своими длинными ресницами, забавно склонив голову на бок, словно щенок. Как бы пристально меня ни рассматривал парень, он не смог найти ни единого сходства. Я пригладил свои растрепанные темные волосы, совершенно не надеясь, что от этого они станут белокурыми и шелковистыми. Пришлось усиленно выпятить глаза, чтобы они выглядели больше. Подумаешь, что карие, а не голубые.

– Хвала небесам, что вы не похожи, – вздохнул Рико, хлопая меня по плечу, – но брата Селесты я буду уважать, как ее отца! Итак, какие парни ей нравятся?

– Ей? Те, которые ладят с ее братом, конечно, – не растерялся я, понимающе кивая, – не волнуйся, она узнает о тебе, амиго!

Последнее предложение было откровенной ложью: я собирался сделать все, чтобы Селеста и не подозревала о существовании этого знойного мачо. Все-таки, как-никак, она первым заметила меня и даже спустила в бассейн с лестницы от избытка чувств. Пожав горячую ладонь парня, я круто развернулся, чтобы покинуть место незапланированной встречи, но тут же столкнулся нос к носу со своей новоиспеченной сестрой.

Ее светло-карие глаза-хамелеоны отливали золотом в свете коридорных люстр, мокрые волосы были зачесаны назад, некогда свободное ярко-голубое платье на греческий манер теперь элегантно облегало ее стройную фигуру, за темным кожаным ремнем на талии торчала знакомая рукоять витого клинка. Все-таки она достала его с морского дна.

– Рада тебя видеть! – процедила она сквозь плотно сжатые зубы, замахиваясь на меня рукой, дабы отвесить звонкую заслуженную пощечину. – Это мной должок! Эй!

Но Рико, как истинный джентльмен, ловко поймал ее тонкое запястье и галантно поцеловал ее руку, словно галантный рыцарь – даму своего сердца. На секунду Селеста даже растерялась и передумала угощать меня затрещиной, по ее щекам пробежал едва заметный румянец. Между тем Федерико что-то горячо продекламировал ей на итальянском, при этом фразы «Amore» и «Ti amo» прозвучали в достаточном количестве. Селеста широко заулыбалась, а ее зеленые глаза хитро заблестели.

– Это еще кто? – спросила она меня на русском, дабы не растаивать парня раньше времени.

– Это Федя! У него был тяжелый день, – пробормотал я, не желая называть его имя целиком и тем самым выдавать ему тему нашего разговора, – что он тебе сказал? Чего вы ржете?

Чтобы не выглядеть полными идиотом, я тоже улыбнулся, и тут же им стал.

– Федя говорит, что готов ударить тебя сам, дабы я не отбила свою нежную руку! – захихикала Селеста. – Как романтично! А можно два раза?

– Да чтоб вас! – выругался я, поворачиваясь к сияющему Федерико. – Эй, амиго, моя сестра разбирается в твоем итальянском, как свинья в апельсинах! Она даже в английском ни бум-бум!

Дальше стало хуже, Рико с досады прикусил губу и нетерпеливо обернулся ко мне, умоляя на английском:

– Помоги мне! Скажи ей, что она – самое прекрасное создание на Земле! Что я живу ради ее улыбки и умру за ее поцелуй!

– Ээ… я тоже очень рад, что ты не утонула, – перевел я, желая тут же перейти к главной теме, – Селеста, ты должна мне помочь! Моя младшая сестра…

– О, Лео! – девушка закатила глаза, измученно вздыхая. – Прекрати строить из себя героя! Ты только все испортишь! Списки изменить нельзя! Платой за жизнь может стать только другая жизнь! Забрать придется столько же лет, сколько ты кому-то подарил! Это закон!

– Это бред! – закричал я, готовый вытащить ее клинок и разодрать в клочья глупый свиток на его рукояти. – Так ты спасла меня! Замазала имя кровью!

– Так-так! – нахмурилась Селеста, прикусив нижнюю губу, и делая шаг в мою сторону. – Что еще ты уже знаешь?

Но между нами тут же очутился взволнованный Федерико, совершенно не понимающий, почему вдруг наш разговор перешел на повышенные тона.

– Она обижена? – спросил он с таким обреченным лицом, словно перепутал кнопку на ядерном реакторе. – Что она говорит? Переведи! Пожалуйста!

Селеста подняла вверх правую бровь, сканируя меня насквозь своим зелено-карим взглядом. Сейчас она перевернет меня вверх ногами и вытрясет из моего кармана заветный клочок таинственного пергамента, а заодно и монетку из пустого желудка. Но я кое-как спас положение.

– Федерико! – обратился я к парню, тот застыл весь во внимании. – Мы с сестрой сейчас долго спорили, и она победила. Так что поцелуй ее хорошенько!

С этими словами я кинулся наутек, а влюбленный парень, не помня себя от счастья, схватил Селесту на руки, но до поцелуев дело не дошло.

– Вернись, гаденыш! Я скормлю тебя гарпиям! – закричала Селеста на чистом английском, а затем добавила что-то на итальянском.

Впрочем, последнюю фразу она так и не закончила: совершенно растерявшийся Федерико уронил свою «Чику» на пол. Селеста немного пошумела, но, кажется, ни один Федя при этом не пострадал.

Я летел по пустынному коридору, на каждом повороте благословляя ночь, потому что сейчас все спали. Ну, или почти все…

Как угорелый, я выбежал на пожарную лестницу, закрыл за собой дверь и прислонился спиной к стене, дабы перевести дыхание. От одиноких неоновых ламп на широкие серые ступени падал тусклый свет. Иногда он зловеще мерцал, словно в фильмах ужасов. В моей голове надоедливой пчелой носилась единственная фраза Селесты:

«Платой за жизнь может стать только другая жизнь!»

Я вспомнил, как в ресторане Каллисто умоляла пощадить Андреа. Тогда Селеста предложила ей выбрать другую жертву – того, кто умрет вместо скрипача. Предполагалось, что им станет именно убийца, что послал к столу отравленную бутылку вина. Но, увы, я зачем-то решил «спасти мир», и теперь Лиана лежит без сознания, а ее несчастный жених льет над ней слезы.

«Забрать придется столько же лет, сколько ты кому-то подарил! Это закон!»

И что значит этот бред? Я спас старика, исправил цифру в свитке и тем самым отсрочил его смерть на шестьдесят лет, но моя родная младшая сестра из-за этого угодила в черный список. А ведь ей только восемь, и она вполне могла бы дожить до семидесяти. Получается, что я отдал ее жизнь старику? Каждый раз, чтобы продлить жизнь одного, я забираю столько же лет у другого? Ради чьего-то отца, я пожертвовал родной сестрой? Жестокий рок!

Я достал из кармана скомканный клочок белоснежного пергамента. От надписи «Дарио Вольпонэ» не осталось и следа, так же испарилась и кровь, которой я ее замазывал. Как звали того старика, что я спас от падения с балкона? Имя вроде Феликс, а вот его фамилия напрочь вылетела из моей головы. Все равно, у меня не было никакой уверенности, что произойдет, если я снова напишу его имя на пергаменте с первоначальной датой. Спасет ли это жизнь моей младшей сестры? Или просто убьет старика? А ведь он нужен своей старушке, детям и внукам!

Внезапно у меня в глазах потемнело от боли, я схватился за свое сердце и опустился на пол в изнеможении. Передо мною почему-то поплыли огромные зеленые глаза Селесты, яркие и прекрасные, хоть и пылающие от гнева. Рядом с ней был сияющий Федерико, его щеки, покрытые трехдневной щетиной, покраснели. Интересно, чем они сейчас заняты? Ищут меня или она до сих пор слушает его признания?

Странно, но сейчас я не чувствовал ни ревности, ни обиды. Пустота, словно маленькая черная дыра, все поглощала в моей груди, а в ушах почему-то зазвенели слова Каллисто:

«Ты больше никого не полюбишь до конца своих дней! Так и знай!»

Что это – проклятье или благословение? Если я и правда никого не полюблю, то… я буду абсолютно и бесповоротно свободен. Ни ревности, ни бессонных ночей, ни горести разлук, ни мук неразделенного чувства. И в то же время не будет ни радости встреч, ни сладости поцелуев, ни бабочек в животе. Кстати, насчет последних. Меня опять согнуло пополам, словно ежи устроили вечеринку у меня в животе. Держась за свой желудок, я тут же вспомнил о проглоченной монетке, которая, кажется, оказалась совершенно непригодной для переваривания.

«Пусть катятся со своей любовью! – кряхтя подумал я и расстелил на холодном полу клочок белоснежного пергамента, – Все, что мне нужно, – это написать имя того, кто уже мертв, замазать кровью и дождаться, пока он оживет. Затем просто внести его в список снова и надеяться, что он отойдет в мир иной вместо моей младшей сестры. Но вот кого именно писать? Дарио? Пожалуй, нет. Иначе эти Лепрэнто и Вольпонэ перебьют друг друга!»

Тут мне в голову пришла другая отличная идея, я порылся в кармане и вытащил оттуда остатки черного, некогда бархатного, лепестка розы. Они были почти сухие, но все-таки мне удалось выжать пару капель свежей крови. Я вывел корявыми буквами, пожалуй, самое ненавистное для меня имя в мире:

«Вадим Степкин»

Мгновенно перед глазами предстал сероглазый рыжеволосый парень, смазливый и избалованный. Его отец, Степкин-старший, ежегодно жертвовал кучу денег на нужды школы, в то время как его единственный сын колотил одноклассников и издевался над другими учениками. Преимущественно надо мной. Но я пережил своего врага и переживу его снова. С клочком волшебного пергамента я стал едва ли не могущественней самого капитана: теперь у меня есть власть отнимать и возвращать жизни. А это куда важнее, нужнее и выгоднее какой-то там любви.

Я быстро замазал, как мог, полностью написанное имя и задумчиво уставился в пространство. Точнее, мой растерянный взгляд уперся в небольшой круглый иллюминатор в стене. Я узнал о его существовании, как только в него заглянула полная серебряная луна, разбросав по ступеням свой яркий свет. Внезапно меня озарило:

– Мне нужно больше свободных лет! Этому Степкину семнадцать, как и мне, но вряд ли он протянет до семидесяти семи. Срочно нужно кого-то еще. Но чье же имя мне написать?

Я тяжело вздохнул, вспоминая недавнюю сцену в машинном отсеке, а именно – как мне пришлось уворачиваться от тяжелого гаечного ключа. Времени не было, кровь из черного лепестка высыхала, и мне пришлось нацарапать нижеследующее:

«Анатолий Орлов»

Как бы я ни старался, но замазать имя этого болвана, самого верного дружка Вадима, у меня не хватило крови. Лепесток просто высох, рассыпавшись черной пылью в моих руках. С досады я просто плюнул на пергамент и бесцеремонно растер слюну пальцем, надеясь, что это сработает не хуже. Как только я закончил, корабль вдруг сильно тряхнуло, на мгновение все лампы погасли, оставив на полу лишь узкую серебряную полоску лунного света. Надеюсь, Селеста никогда не узнает, что я тут натворил.