Текст книги "Империя Машин: Старый Свет"

Глава – 10 —

Дион никогда бы не подумал, что его направят в музей… Под аркой полузаброшенного города он разглядел приветственную надпись: «Велик понимающий историческую необходимость», но нигде ни души, лишь забвенный сумрак, разбросанный по покинутым улицам. Такова его новая «родина». «Располагайтесь», – сообщил металлический голос, приглашая гостя в ветхие хоромы. И в этой мертвецкой тиши звучал он поистине жутко.

Каждый день офицеру перед выступлением на редкую «публику», посетившую антиквариат, давали прослушивать дозу «полезной информации» для объяснения важной миссии изменения человеческой природы. Как это было связано с его рутиной работой он не понимал, но сопротивление бесполезно. «Преемственность – структурообразующая основа нашего народа, – гласила вводная брошюрка, которую он обнаружил под подушкой, – она обеспечивает целостность и независимое от случайностей автономное развитие. Самосознание и историческую память, стремление сохранить мир через традицию. Нацеленность на самовоспроизводство, устойчивость стереотипов, стабильные образцы социальной активности – вот залоги успеха и поддержания равновесия, защиты от инородных сведений из непроверенных источников, которые призваны затереть, нарушить единое информационное пространство прогресса. Вы находитесь близ пограничья, то есть на грани. Там, где чаще всего встречаются неопределившиеся индивиды. Те, над кем непрерывно висит угроза потери собственной идентичности. Вы – терапевт, заботящийся о преодолении их личностных кризисов». Едва Дион оторвался от «занимательного» чтения новой литературы, как его пробуждение встретил массивный, проницательный голос Директора: «Вы говорите об утрате естественных корней, но забываете, что в естественных условиях человеку грозила смерть, он вырождался, вымирал семьями и даже поселениями… до тех пор, пока не обеспечил себя машинами. До машин наш мир бы раздроблен: мелкие распри, народности, каждая отстаивает свою национальную самобытность. Чем не позиция современных „пограничных районов“? У них гипертрофированно чувство земли. Последнее сродни опухоли… Они не знакомы с мышлением и переживанием планетарного масштаба. Воинственные, дикие, варварские племена, отстаивающие свое исконное право на клочок суши. Пограничники не просто отрицают культуру, они не желают адаптировать свой язык на современный лад. „Назло врагу“ выражаются косноязычно, вводят жаргонизмы, чтобы их нельзя было понять другому. Человеку свойственно защищать свой дом… Но не ощетиниться на мир, всюду видя призрачный силуэт врага. Это паранойя, товарищ Дион. Более того, само существование иных государств, претендующих на обособление – параноидально» – сладко звучал голос Директора музея. Он всегда обращался к сотрудникам «лично». После «уточнения» диагноза аудиокассета в магнитофоне обрывалась. Иногда проигрыватель зажевывал пленку и голос Директора обретал зловещий оттенок. Так и сейчас звуковая дорожка заглохла, оставляя офицера наедине с собственными чувствами. «Я исполнил свою миссию, и теперь меня, как какую-то износившуюся шестерню – переквалифицировали в уборщика Пограничья».

Дион осмотрелся. «Надежное укрытие под бдительными очами предков» – вспомнилось ему с горечью. Он был словно замурован в стенах и распылен по коридорам вместе с былыми временами и их героями. Да так, чтобы проникновенная атмосфера вековой плоти и текста пропеклись в мировоззрении. Чтобы все они – и старые гости, и новые – стали подлинными элементами целого. Как недвижимые экспонаты. «Ваша принадлежность великой истории заставит посетителей воспылать душой под ярким описанием животрепещущих подвигов защитников отечества!». Ха! Редкие завсегдатаи подобных заведений да рискованные туристы, забредшие на окраину, лишь просили зафиксировать на фотосетчатую пленку момент, после чего спешили в иные места, попривлекательнее. Они приходили в музей, как на урок морального порядка. «Посторонись, господин офицер» – произнес под ухом зазевавшегося Диона с некоторой снисходительностью молодняк в беретах, занося очередной памятник и устанавливая его на подиум точно истукана.

Дион опустил взгляд и заметил, что и сам стоит на аналогичном постаменте. Это мимолетное наблюдение едва не выбило его из колеи. Товарищи полегли на войне, а он сослан в галерею древностей, где навсегда застрял в прошлом, которое он не мог, и которое ныне уже не хотело его отпускать. Какой толк от свободы воли, когда она ведет человека в никуда? До сих пор его мир был заполнен жизненным смыслом, он ориентировался на ближних, знал, ради чего все это, а теперь – заброшен, как тот странный и жуткий Архив. Забытое кладбище памяти и жизни. Раз в неделю Дион под присмотром наведывался на памятное место… Там, где они проводили вместе лето… Ныне разместили стройплощадку, а любимые цветы Катрин укатали в бетон. От дома остался булыжник – нетесаный камень, к которому он каждый визит приносил горсточку горных цветов – «чтобы птицы пели… для твоих ушей, любимая, свободно».

Для Севергарда наступили стабильные времена… Объединяющая война потихоньку становилась предысторией, большинство ее прямых свидетелей погибло от болезней, множественных стрессов или солнечного облучения. Однако, если экономика и внешняя политика, в целом, справлялись с возложенными задачами, то культура переживала не лучшие времена. Старые идеалы рушились на глазах, падал авторитет государственной идеологии, страну заполонили приезжие, а в западных регионах крепчали морозы. Безумствование природных катаклизмов подтолкнуло жителей к поиску новых духовных основ… Подавляющая часть населения искала покровительства в спиритуализме и общении с мертвыми. Возник целый культ архивных записей, переговоров с предками. А Диона, как и многих неопределившихся маргиналов, потянуло к подернутой паутиной религии. «Человек перестал считаться с миром, и был покаран. Сгинут потомки ваши, и сами утеряетесь во тьме» – поминалось в Ветхом Доме после молений. Обществу срочно требовалась реформация, ибо империи грозил духовный раскол с новым витком религиозных войн. Правительство всеми силами пресекало «собрания фанатиков». Их разгоняли, бросали в тюрьмы, отправляли на рудники, расстреливали, но указанных мер оказывалось недостаточно, ибо насилию не совладать с верой. Казалось, дни Севергарда как единого центра – сочтены и ему суждено распасться на множество независимых городов. Коли не внешний враг, так покончит с империализмом внутренняя вражда.

И в этот момент, как по заказу, появилась группа чудотворцев – избранников вселенной, наделенных сверхъестественной силой, примиривших людей с цивилизацией. Когда Дион навестил столицу, то впервые увидел подозрительные сооружения, напоминающие религиозные памятники древности. Он посчитал их чьей-то детской причудой и оставил без надлежащего внимания. Пока однажды не совпала череда из событий, которая и привела его в одно из Святилищ.

«Катрин…».

Как-то раз, после нескольких лет службы в музее, он заговорил с приезжими. К своему удивлению, офицер встретил описание женщины, крайне напоминавшей его покойную жену. Дион сделал соответствующий запрос в Бюро, и ему передали, что перед смертью она посещала Святилище протекторов. И, хотя, сам ответ носил резко отрицательный характер, офицер воодушевился и, отпросившись в город, посетил ближайшее каменное убежище потерянных богов.

Он недоверчиво приоткрыл вход в гигантские чертоги, озираясь по сторонам, словно боялся: «как бы кто не подумал, что я ударился в религию». Это сумасшедшее товарищество на вере, покорившее древних людей. Но, все же, перешагнул порог. Орден нищих мечников – так называли в простонародье протекторов, ведь они в период своего расцвета не имели ни транспорта, ни средств к передвижению. Все на своих двоих. Обыкновенно защитникам полагался казенный билет на судно либо дирижабль. Протекторы отправлялись в вольные странствия, либо с поручениями ордена: распространять по миру аскетизм и безмятежность. Учение защитников было пронизано идеями о терпимости, дипломатии, смирении и добродетели. Однако низкий социальный статус и бедность вынуждали протекторов соглашаться на любой оплачиваемый труд. Кто-то из защитников обеспечивал себя, оказывая посреднические услуги местному банкиру, кто-то нанимался в охрану торгового каравана либо промышлял охотой за головами, хотя последнее не поощрялось. Но все это – перипетии, не имеющие отношения к делу всеобщего мира. Ибо основная работа братьев состояла в проведении без происшествий верующих странников по «Следам Богов», а, так же, личное паломничество по местам веры. Защитникам воспрещалось богатство. Хлеб и соль они зарабатывали, помогая крестьянам в сельских работах или изгоняя чудовищ, снимая наваждения и неурожаи с деревень. Накопленные суммы жертвовались ими на восстановление страны. Дион слышал, что немало Протекторов облюбовало местные просторы. А еще, поговаривали, будто сам император снизошел до «проповедников старой религии». Вероятно, датой основания ордена можно считать день, когда Защитники отразили нападение на важный морской путь от троекратно превышающей числом армии наемников. Торговая Гильдия оценила мужество протекторов и заступилась за орден на имперском совете. В качестве награды под нужды ордена отвели крупнейшую заброшенную крепость, а их деятельность признали соответствующей законам империи. Вскоре Защитники смогли перебраться за границы скромных владений и расселились по городам. Таков краткий рассказ, повествующий о нелегкой дороге, избранной этими необычными людьми.

Дион поежился. Увесистые ворота утопают в безмолвной расщелине. Теснота сменяется обширным холодным пространством, сдержанным на впечатления. Ни тебе высоких статуй, ни оригинального убранства. Одни обломки, старье и обветшавшие изображения религиозных мифов на стенах. Однако, что-то в них сквозит знакомое и теплое, будто это замершие образы из твоего детства. Будто они тебя помнят тебя, и ты помнишь их. Сам не понимая как, Дион оказывается напротив монаха. Он увлечен аскетизмом говорящего. Делится с ним своим впечатлениями о мире, утратившем путеводные идеи. «Мы ведь не знаем нашей предыстории… погляди назад, друг. Сплошное недоразумение!». Его часто перебрасывает с темы на тему, колбасит эмоциональными волнами, он пытается что-то доказать… Защитник вежливо слушает. Кажется, сами стены склонились над страждущим отпрыском человеческого рода, стесненного временем, и внимают его откровениям, обвинениям и мольбам. Ничто не прерывает его душевных излияний и забот о будущем. После – офицер возвращается домой и крепко засыпает, а поутру получает телеграмму. В профилактических целях его отправляют в Институт Фильтрации и коррекции. Как он узнает из примечания: «чтобы не заражать здоровое общество патогенными установками».

Глава – 10 – Сеанс

Он сидит в точно такой же белой комнате.

– Вы снова пропитаны противоречиями» – диагностирует корректор, характеризуя его поведение как застой психической энергии. Вы акцентированы на прошлом.

– Прошлом? Там мои…

– Остановить навязчивое мышление! Пора мобилизовать адаптационные склонности. Достраивать себя самого! Взять курс на эмоциональную грамотность!

Дион смущается, понимает: ему бросили кость и заткнули, как собаку, но упрямо ставится в корректора. Длительная битва взглядов, кажется, он… выигрывает? Корректор сдается:

– Ваша преданность эволюции будет вознаграждена, – записывает он на бланке, а на оборотной стороне невидимыми чернилами: «проинформировать о негативном отношении к дисциплине».

– Конечно, вы засиживаетесь на месте, сбивая ритм жизни, – продолжает корректор, – Смысл в движении, активность и жизнь – синонимы. Выбор за вами – жить в полную силу, охватить страну, найти новое место. Место где вы будете наиболее востребованными. Всем полезным гражданам выдают жилье, обозначая их качества. Чем больше пользы – тем больше благ. Если десятки лет торчать на диване, ваша перспектива сократится к нулю. Я занимаюсь своим делом – получаю вознаграждение, вам следует заниматься своим, и не лезть туда, где вас не ждут. Без нарциссической зависти, без подавленной агрессии, без недовольства, с почетом и уважением к власти и социальной иерархии. Ведь общество вас неспроста отталкивает – вы, как младенец, не исполняете, а жадно требуете. Визжите! Пора взяться за ум или… сгинуть в архиве, – корректор замолк, «ожидая реакции».

Дион признался, что ощущает себя ответственным за гибель друга.

– Вас терзает жёсткая, бескомпромиссная тирания внутреннего долженствования. Это ошибочное понимание реальности. От комплекса превосходства, проявляющегося в контроле над сиюминутной нуждой, постоянных идей героического спасения мира, вам надлежит свершить сдвиг к более зрелому жизненному сценарию – интеграции с другими. Теми, кто существует здесь и сейчас!

«Тебя никогда не было рядом, строил светлое будущее» – пронеслись в голове слова жены… Дион проговаривается вслух, будто свет, истекающий с люминесцентных ламп, пробивает заградительные барьеры, вытаскивая на всеобщее обозрение внутреннюю разобщенность. Его охватывает неконтролируемый приступ стыда, словно внутри ему нажали на переключатель, снимая сознательную защиту. Тем временем корректор ведет дневник: «мы описали первичный терапевтический этап – высвобождение контейнированных нарсциссических обид на государство. Вполне типичное для психических расстройств. Как правило, реальные отношения замещаются разросшейся фантазией», – он ставит точку и продолжает:

– Вы переросли ваши неудачные отношения. Вступаете во вторую половину жизни… буквальный возраст зрелости. Уже прошли те годы, чтобы думать о войнушках. Ваша жена… Я поясню реальные факторы, в которых она представляется вам сверхценным объектом… Как у навязчивых больных. Оптимальное развитие происходит тогда, когда периоды удовлетворенности, беспроблемной жизни сменяются моментами недостатка эмпатии, сочувствия и понимания. Ее смерть учит вас правильному подходу к действительности. Через смерть вы обучаетесь обеспечивать себе самоподдержку. Тогда смягчаются нарсциссические травматические притязания, детские тенденции эгоизма, развивается зрелое самоуважение, трудовые амбиции, напористость, здоровый оптимизм. Вам знакомы эти слова? Помните курсы коррекции? В вашей фантазии ваша жена – не реальный субъект, а объект. Религиозно-фанатический господь Бог, богиня, которая успокаивает, сопровождает, заботится, удовлетворяет… Вы идеализировали ее и потом – обесценивали. Помните скандалы? Мы все видим. Однако, если… Я повторюсь, ЕСЛИ вы вырастите, вам больше не потребуются псевдозамещения и прочие детские комплексы.

– Но она умерла…

– Времена поменялись, а с ними – ушли на покой и старые ценности, – резонно отвечает корректор.

– А мои ближние… братья по оружию… Я в ответе за…

– Сейчас вы – офицер в отставке, и не отвечаете за подчиненных. Не отклоняйтесь от темы. Напоминаю вашу проблему: вы изолированы от общества и страдаете от вымышленных фантазий. Достижение реабилитации я вижу в восстановлении нарушенной коммуникации между вашим сознанием и подсознанием. Интеграция, воссоединение ваших комплексов со взрослой частью личности произойдет тогда, когда вы позволите выслушать себя от начала до конца без толики утаения и ложных аналогий. Разве вы хотите на самом деле умереть сейчас от удушья, ранения в печень или переломов? Нет, вы ищите возможность избежать реальности! Смерть ближних позволила тебе вырасти, Дион. Ты должен преобразовать подавление внутреннего конфликта, закоренелую агрессивность и неприятие общих ценностей в благодарность за совершеннолетие. Это противоречие развивает чувство принадлежности к чему-то большему, нежели частные родственные связи и примитивная инстинктуальная потребность в созерцании размножения своей плоти и крови. После преодоления первой полосы… препятствий на пути к полноценности, вам следует внимательнейше принять следующее требование, а именно: развитие творческих способностей, интеллекта. Ныне от работника требуется умение думать, а не просто следовать инструкции. Тот, кто является хорошим исполнителем и этим ограничивает свою деятельность, еще не вправе надеяться на коренное улучшение своего морального, а, следовательно, и психического положения. Способность к инновациям, преодолению устаревших паттернов поведения, к риску и самоотверженности – с каждым днем выше ценятся в работнике, последователе общего дела. Смущение ума, которое вы демонстрируете на нашем сеансе возникает из-за бездумного поведения. Как вы помните с курсов коррекции, когда мозг воспитанника ничем не занят, он начинает работать вхолостую. Активизируется фантазия, а она – как мы знаем, приводит к качественным извращениям памяти, потому граничит с патологией. Поэтому мы и прибегаем к трудотерапии, дабы вернуть фантазию в русло действительности. Однако, важна не только занятость. Ключевым требованием, выдвигаемым к личности самой историей является ее зрелая способность к ускоренной адаптации в рамках нарастающих перемен. На наших сеансах я подготавливаю вас к самостоятельной работе. Чтобы вы выработали двигательный и мыслительный навыки постоянного обновления своих знаний, которые, к превеликому вашему сожалению, устаревают с поразительной скоростью. Поэтому я предпочитаю обновить вашу личность, товарищ, исправить устаревшие и закрепившиеся в подсознании образцы реагирования. Привести их в согласие с современными стандартами и репертуарами поведения.

Дион вспомнил товарищей. Постоянно в переездах, в новом доме. Не успеваешь обвыкнуться, как наступает пора прощаться и предавать забвению любые знакомые очертания. И солдатские семьи вновь несутся по железной дороге необъятной страны куда-то за черту известности. Он знал, что едва произнесет это вслух, как корректор задаст наводящий вопрос об эволюции и динамизме…

– Вы меня не слышите! – взорвался корректор, – хватит цепляться за историю! Даже незрелые протестанты общественного режима понимают важность эволюции, уж если вам там близки болезненные сомнения в авторитете. Скажите мне на милость, где ныне вы найдете хоть одного «единственного»? То есть замкнутого на своих целях и потребностях, самодостаточного индивида, разве что не в доме умалишенных?! – он бы выразил еще немало негодования, но быстро взял себя в руки, «совладав с аффектом». Он следовал завету маэстро коррекции. Ни в коем случае нельзя открыто и пронзительно обличать социальную болезнь, все должно быть изложено косвенно и одними намеками без прямых обвинений, которых Пограничники заслужили. Иначе эти озабоченные собой гордецы, подавленные гордыней «Я», займутся тщеславными самоповреждениями, поддадутся деструктивными мотивами, а это, в свою очередь означает и умышленное причинение вреда общественному благополучию. Ведь другим придется созерцать их ненормальность, подвергаться эмоциональному заражению в виде сопереживания, сочувствия, «понимания» и. т. д. А это, в конечном итоге, грозит рассогласованием производства и нарушением общественного устройства. И играй потом в детскую шараду оправдывающихся Пограничников: «это не мы сознательно мечемся, пытаем других своим неудовлетворенным отношением к жизни. Беспокойством, возникшим на почве поиска выгоды через „болезнь“, а общество и государство, как репрессивные машины – виновники нашего торжества»!

Пока корректор разбирался со внутренними установками, в сознании офицера зрел внутренний бунт. «Сплавили в музей! Власть, прикрываясь победой народа в войне, пускает по ветру тонны золота, устраивает показательные шествия, празднования, церемонии и богатые процессии… Знаете, мне не нужны подобные бряцания оружием и пересохшие глотки, орущие гимн, чтобы помнить подвиги моих ближних». Кроме того, недавно Дион узнал, что всех товарищей, отправленных с ним на поезде, перевели в разряд Пограничников, поскольку они – «отклонились от нормального развития». Но что за дела? Кажется, он вновь пробалтывается вслух, движимый невообразимым желанием «поделиться переживаниями». Разум бастовал, но никак не мог повлиять на его речь, раскрывающую все запрятанные карты. «Соберись, твою мать! Дион, соберись!» – тщетно. Офицер был не в силах перекричать повелительного «хочу». Он не понимал, куда угодил. Белая Комната дезориентировала, переворачивала все вверх дном, как бы выдавливая наружу доказательства его внутриродовой измены. Он ощущал, как слова рвутся сквозь кожу, и казалось, что даже сомкнутые челюсти надолго их не удержат. Слова сами выжгутся на его плоти и станут метками, физическими свидетельствами внутреннего упрямства. Наконец, офицера вывернуло наизнанку и вырвало. Наступила разрядка. Пелена спала, Дион вновь различал предметы. Он неловко выпрямляется на кресле. Корректор записывает: потенциальная опасность непредсказуемого поведения. Наблюдается фрагментированное преодоление негативных последствий инакомыслия, возникшего вследствие внутренней раздробленности. Вдобавок к перечисленному замечено плоское чёрно-белое деление на «правильно» и «неправильно». Предположительно, так сказывается задержка в развитии. Пассивность субъекта исследования. Триггер: напомнить подопечному о триединстве: взаимопроникновения, согласования и объединения противоречивых позиций расстроенного рассудка.

Внезапно корректор заявляет: «вы бросали товарищей в беде!». Дион мечется: это вопрос или утверждение? Он пытается предугадать дальнейший шаг, точно застрял на минном поле. «Каковы ваши анархистские переживания?». Офицер вгляделся в неприступное лицо анализатора. Он знает? Подозревает? Догадывается? «Боги, они видят меня насквозь!». Солдата обуревает паника, он еле сидит на кресле, пока безумный проблеск белой комнаты впивается в мозг. Долг зовет, чистосердечное признание, раскаяние, соучастие… И тут, невзначай, налаженную постановку обрубает крик, издавшийся всего на мгновение, позади непроницаемых светоотражающих стен. Едва различимый, спасительный стон другого… Он едва не сознался!

Терапевт злобно задышал, его рука нащупала что-то под столом, и в помещении возобладала безупречная тишина. «Я их не имею!» – солгал Дион и ощутил сладостное торжество от мелкой победы. «Он не знает». Это собственническое чувство отвоевания уголка сознания придало уверенности. Он реально влиял на протекание беседы, а не просто был сторонним наблюдателем самоличного распятия. «Я соблюдаю протокол». «Мы видим результаты твоей деятельности. Сегодня ты зациклен на негативном полюсе проблемы, я же показываю ориентир в будущее. Благодаря твоим действиям, оно стало возможным. Твое будущее, наше будущее. Будущее, таково, как оно есть. Поскольку у нас обнаружились некоторого рода… разногласия, я запишу тебя на сеансы переключения с отрицательных эмоций». «Да нет же, я несомненно чувствую…». «Интуиция – это расхожий штамп. На самом деле перед нами принципиально иная точка зрения на вещи. В твоем случае – неверная и ошибочная, антинаучная. Преобразуй природное в полезное. Стань культурным, наконец!».

Дион рискнул отгородиться от диалога, воссоздавая в памяти сцены кровавых побоищ. Раз одержал верх, значит и второй ему по плечу. Он уяснил принцип противодействия, и теперь им не смогут вертеть, точно безвольным мешком мяса. «Я вам покажу, ироды!» – подумал офицер, размахивая в воображении кулаком. Как выяснилось минутой позже, он себя переоценил. Дион крепко сопротивлялся внушению, но что-то неестественное и могущественное блокировало направление его мыслей, отсекая и изолируя фрагменты прошлого от настоящего. Оно срезало «ложные» ветвления его фантазии и замещало их «правильными убеждениями». В голове Диона возник образ перегородки, увеличенной до масштабов небесной стены, сбивающей неверные идеи и исключающей «самомнение». Он ощущал себя клопом, запертым в собственном внутреннем мире, в котором хозяйничают посторонние силы. Собственные побуждения, отражаясь назад, били, оставляя следы… на теле?! В ярости и презрении к себе он наносил увечья своей плоти, шарахаясь от стены к стене и повсеместно оставляя кровавые разводы. Он лупил кулаком в приплюснутую сдавленным дыханием грудь, неистовствовал и плакал. Дион вновь беззащитный маленький человек, барахтающийся в неудобном кресле перед многократно превосходящим соперником, излучающим абсолют. Никто и ничто. Корректор зафиксировал положение офицера и смягчил натиск белой комнаты. Сжатый горизонт отступил, и Дион снова обрел право распоряжаться собственным телом. Все его опухшее от синяков лицо саднило. Тупая боль перетекала от висков по спине и спускалась до пальцев ног. Волнообразные приступы окутывали сознание, словно прощупывая Диона на скрытую измену. Он нервно повернулся вбок, посмотрел на нетронутые стены и подумал: «быть может, я схожу с ума».

– Причина твоего недовольства кроется в отсутствии взаимопонимания других людей. – заявил корректор. – Не стоит подкармливать собственное эго и его ненасытные требования против мира. Ты знаешь: надо принять ситуацию. Твое неоднозначное истолкование военного конфликта необоснованно. Из-за эмоциональной неприемлемости противоречивых, то есть расщепленных представлений о реальности, ты делаешь вывод, словно мир перевернулся. Ты проецируешь внутренний разлад на вселенную, потому видишь в ней разложение. Ты несвободен от самого «себя», от душевных мук, вызванных эгоизмом. Прямо сейчас мы задействуем рефлекс свободы. Интенсивное упражнение, нацеленное на великий отказ. Внимание на тело! Я говорю тебе, встать! Живо! Сидеть! Разворот! Наклон! Встал! Быстрее! Прыжок! На место! Встал! Лег! Облизал пол! Двести приседаний! Молчать! Товарищ Дион, общими усилиями мы удовлетворим твою потребность в коммуникации, вернув в обычный режим здорового функционирования. Бюро научит вас переключаться, изменив фон мозговой активности. Вернет вкус к работе. Ценность трудолюбия, прививаемого с детства. Помните главную формулу выхода из младенчества: «я есть то – чему научен!». Пора отрепетировать забытые навыки.

Диона пинали, им играли, приказывали, обладали, угрожали, воспитывали, поощряли при «верных» ассоциациях. Одним словом – дисциплинировали.

– Вам кажется, будто наблюдение за вами – тайное вмешательство в житейскую обитель, пространство, которое должно быть отвоевано у мира и присвоено себе. Понимаете, вы все еще не вернулись с войны. Ваши чувства застряли на полях сражения, поэтому вам мерещится угроза от государства, предательство общества и измена родины. Особенно я хочу подключить тот факт, что вы негативно высказались о присоединении города. Вы правда желали пролить больше крови, чтобы взять его силой, но не мудростью? Мысленно осмеивали приобретение территории с приличным дисконтом? Вы осудили решение власти! И все почему? Потому что вас притеснил более успешный товарищ по роте! Не перечьте, – пресек корректор едва открывшийся рот Диона, – мы знаем. Основной темой настоящего периода будет активное участие в делах государственных, то есть принятие новой социально значимой роли. Через преодоление гордыни, то есть смирение, вы, товарищ, познаете ценность экскурсовода музея. Когда вы освоите новую профессию, то тем самым – подтвердите свою квалификацию. То есть, докажете самому себе наличие силы и вытекающей из нее ответственности. В первую очередь успешная переподготовка – это дело самосовершенствования. Вы уже прочувствовали, как резкие перемены и сопутствующее им недовольство собственной неполноценностью, порождают ощущение неопределенности. Поэтому вы неспособны выбрать карьеру, отринуть старую должность. Зрелый человек имеет куда более последовательное и устойчивое самовосприятие. Взрослея, мы проявляем бескорыстие. В нас зарождается и углубляется чувство ответственности за мир, который мы построим. Однако, этого не достичь, если потворствовать желаниям протеста, фиксации на собственных идеях, самопоглощенности. Так происходит оскудение жизни. Вслед за ним человек теряет продуктивность, обесценивается для общества, и как следствие – для самого себя. Кстати! – встрепенулся корректор, – когда вы сбежали из Архива, вы думали о павших товарищах? Брошенных вами друзей! Ну да ладно! – снисходительно прервал он офицера, – поговаривают, в музее вы не очень-то и прилежны. Директор отчитался нам о сниженной трудоспособности, скрытой апатии. Мы видим. Размытая индивидуальность, своеобразная ущербность провоцируют в психике сумятицу. Переживания безысходности, отчаяния… жизнь не сложилось, как нужно. Начинать с нуля – поздно, а умирать – пока рано. Существование становится неотделимым от страха, выливающегося в страх смерти. И вы – хотите пережить все заново, исправить отношения с женой? Свернуть историю в послушный лист? Избежать ответственности за страну и бросить отечество ради эгоизма двоих? Институт фильтрации попустил проникновение анархистских переживаний в вашу память, чтобы провести испытание свободой… – корректор взял паузу, – как теперь очевидно – вы не созрели. Однако общество и государство надеется на ваше искупление. Ваши подозрения беспочвенны, сомнения – надуманны, а заблуждения – опасны. Все они в совокупности подрывают функциональное здоровье. Вы избрали… – корректор решил изменить тактику воздействия на подопечного, – вернее, расстройство восприятия приняло за вас ненадежный путь самосуда над обществом и историей. Вы ставите себя в оппозицию, на должность заместителя бога. Это чрезвычайная нелепость. Особенно для бывшего блюстителя правопорядка.

Прозвучал будильник, сигнализируя о завершении сеанса. Корректор раздраженно опустил ладонь на клавишу «стоп», а Дион испытал неподдельное облегчение. Еще пару минут длилась пронзительная битва взглядов, в которой офицер капитулировал первым. Он был обессилен и выжат как лимон. Казалось, вся кровь утекла по жилам в пол. И когда «анализатор» дал добро на завершение процедуры, Дион, покачиваясь, встал, боясь потерять равновесие, а наблюдатель незамедлительно подчеркнул, что его физическая неустойчивость – последствие неустойчивости психической.

– Вы должны признать, что запутались в комплексах, иначе – вам не видать позитивного эффекта, здоровой организации характера, – подытожил корректор, отпирая выходную дверь, – в следующий раз вас ждет нестандартная форма исправления.

Офицер второпях поблагодарил терапевта за благоприятную обстановку, надежный фундамент общественного развития и проведенное время, обогатившее его индивидуальный опыт и открывшие пути для переосмысления.