Текст книги "Империя Машин: Старый Свет"

Снова обрывки. Он будто разгадывал шифр, закодировавший воспоминания. Или то вторгался Другой? Утро. Группа парней мылась водой из колонки, обтираясь горячими полотенцами. Военные собрались у поливного шланга после чистки коптильни. Облокотившись на поручни, Дион наблюдал за приглушенным смехом товарищей. Эти совсем ничего не соображали. «Вас переодень, так армейский двор в пляж превратите», – подумал офицер. Тем не менее, он любил этих «благополучных бедняков» и не спешил прерывать воцарившийся идиллии и безмятежности. «Пусть ребята насладятся моментом, покуда живы». После – строевая подготовка, тысячи бритых голов на марше. Звенит колокольчик, солдаты расходятся по палаткам и помещениям. Его посылают в город. Навстречу плетутся разведчики. Довольные, но хмурые. Поймали группу диверсантов. Солдаты оторопело смотрят на то, как пустынников уводят в плен. «Сонтейвцы пленных не берут». Кто-то из сдавшихся кричит: «параноики, дорвавшиеся до власти!». Собрат крикуна тыкает его в спину: «тихо, или заночуешь в выгребной яме». В итоге – обоих бросают в трясину.

Диона с отрядом садят в механические контейнеры и тащат на подвесном монорельсе. Выжженная земля сменяется привычными железобетонными декорациями. Жилые кварталы напоминают уродливый муравейник, искореженный волнистой местностью. Каждый дом, вползающий в болотистый грунт, соединялся с соседними через лабиринт подвесных туннелей и откидных мостов. Строения перемешиваются настолько, что не различить границы одного и начала другого. Дион уже бывал в подобных «лабиринтах». Самое отвратное – общая вентиляция. Для оптимизации расходов городские власти обычно объединяли отводные отверстия промышленных объектов с внутренними каналами жилых домов. В итоге для горожан как бы получалось «бесплатное отопление», а заводы приобретали систему охлаждения. Однако в случае прорыва или разгерметизации труб, этажи буквально сгорали под действием горючих токсинов. Кажется, именно это и приключилось с местными домами. Опустошенные глазницы окон вселяли легкий трепет. Завывание ледяного ветра, виселицы на подступах… В этих жестяных гробах, когда-то селились обычные, ничем не примечательные люди.

Современный имперский город жил на самообеспечении. Но здесь, у границ империи, глядишь на обломки и видишь пугающие последствия, словно эти брошенные улицы с омертвевшими следами человека – расплата за блага цивилизации.

Диону хотелось, как можно скорее забыть неприятное впечатление, произведенное этим уродливым механическим трупом. «Древние инстинкты противятся эволюции, – произнес старший по званию, заметив выражение лица офицера, – Я так же колебался первое время, потом понял, и сразу оклемался, то бишь выздоровел. Бойцы! Сопротивляйтесь дурману навязчивых образов. Наш мир ступает в новую эпоху великих перемен. Заметь, солдат: развалины ужасают и притягивают, так как представляют собой тень былого величия, и ее мы возрождаем вновь. Взгляни на грядущее великолепие, оглянись на столицу – чего мы достигли! Цивилизация. Это сумерки языческих идолов и мертвых Богов. Мы добились вершины развития, однако на этом путь не кончается, и мы едем покорять новые горизонты. Так что торопись, товарищ, или опоздаешь и сам станешь чьим-то архивом». Удовлетворенный мозг Диона заклонило в сон от монотонной речи брата по оружию. Он услышал отражение собственных мыслей, аналогичное тому, что повторял рядовым и новобранцам. Эта простецкая тирада, оживленная чужой речью, вернула чувство общности, связи с другими людьми. Даровала уверенность в завтрашнем дне, незыблемую гарантию успеха и процветания. Вполне вероятно, они свернут горы. Чего там – Сонтейв с пограничьем!

Снизу очередной пеший отряд сопровождает военнопленных. «Откуда идете?» – выкрикивает Дион в сторону сослуживцев. Ему неопределенно махают рукой. Он смотрит на нашивки и не узнает батальона. «Что по потерям?». Солдаты вяло поднимают головы, сохраняя молчание. Затем объявляется командир, бодро подгоняя группу. Кажется, он единственный пропитан энергией жизни, в то время как другие – обескровлены. Дион оборачивается к товарищам, намереваясь убедиться, что его впечатление ошибочно, и встречает отсутствующие взгляды. Они будто исполняли какую-то нелепую карикатуру, навязанную кем-то свыше. Их действия были доведены до инструментальной четкости, тела пропитаны огненной радостью, лишь застывшие лица выражали подневольную скуку. Отчужденные от себя, разорванные с подлинными желаниями и мотивами, они рутинно выполняли принятые обязательства. «Перегорели, детишки» – подумал Дион и отвернулся, делая заметку в блокноте, чтобы не забыть обратиться с запросом в Бюро. Их осмотрят в Коррекционном Центре и передадут в Школу Развития… для надлежащего ухода и реабилитации. Ускоренные курсы психологического взросления помогут освоить новые навыки и компенсировать первичную ущербность, из-за которой они впали в публичную апатию. Уныние и анти-коллективизм заразительны, если они распространяются в массовом порядке больными особями – иначе ненормальных и не назовешь. Дион тоже временами проигрывал, покидал поле боя, но не выносил на всеобщее обозрение пораженческой установки. А «эти» были всецело поглощены собой.

Передвижное устройство резко заклинивает. Те, кто стоял у приоткрытой завесы, выпадают из наклонившегося контейнера и летят на землю. Дион ухватывается за перегородку, но его выталкивают навалившиеся сзади тела. Он срывается, и перекатившись по настилу, больно ударяется о бордюр. Хрустят сдавленные кости. В глазах плывут кучи железного мусора, раскиданного по округе и наплывшие по центру черные точки. На мгновение ему чудится будто он ослеп. Диону понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. «В рот ваших офицеров! – доносится слева, – посадили на рухлядь!».

Он отряхивается. Головы устремлены на него, ожидая дальнейших указаний. Дион глянул на говорившего. Тот агрессивно отвел глаза. Следом встает Старший офицер. Его потрепало сильнее. «Чего расселись? Ждете пока покроетесь плесенью? От ваших унылых рож блевать тянет». Солдаты нехотя поднялись на ноги. «Дион, подойди». Тот слушается. «Ребро, кажется, сломал, – говорит Старший шепотом, прощупывая грудную клетку, – Ты это… доведи ребят, пусть пообедают. Устали красавцы, чересчур мы их гоняем». «Без вопросов». «И…». «Выглядишь так, словно схоронил себя до смерти». «У меня раны почти не заживают после…». «Господа офицеры! – окрикнули солдаты, – вы как там – забыли о нас?!». Они бодро переглянулись и неторопливо засеменили под стальные покровы городских улочек. Заглянули в брошенный госпиталь. Там дежурила пара фельдшеров. Старшего быстро подлатали и выдали обезболивающие. «Просрочены, надо же». «У нас тут не приемный покой». «Еще бы!» – засмеялись они на пару, направляясь к полуразрушенному зданию, где рядовые организовывали ночлег. Быстро смеркалось. Первым в ночную смену вызвался Старший офицер. Когда большая часть ребят улеглась, он позвал Диона в караул. Навесив на плечо винтовку, он выглянул из-за порога. Под крыльцом смутно шевелились ночные тени, качаясь по ветру. Впереди, слева и справа протянулись руины. От смыкающегося с землей горизонта до истертых сапог. Город, вернее то, что от него осталось, обливало морозное сияние. Вялая голубовато-белая кожа, обтягивающая сломанный скелет. Повсюду мерцали полунамеки, следы насильственного вмешательства… «врага?». Слова напрашивались автоматически, заскакивая на язык. «Видишь, товарищ, – обратился Старший, – это Сонтейв сотворил. Торгашеская гнилая натура. Будешь?» – он предложил закурить. Дион не отказался, и они вместе пыхнули на звезды. «Зависаешь по бабам? Я сам то приземист, вот, ищу под стать себе страхолюдину. Встретил одну – зад до пяток свешивается, груди в бока, и лицо – поленом. Думал, обстругаю… Спать с ней тошно, зато все сделает, как полагается. Иной раз воротишься после пьянки, а она ждет, рыдает, дура. А ты?». Дион молчал. «Ладно, в душу не лезу». «Получается, мы отпетые негодяи?» – спросил он после продолжительной паузы. Старший придавил окурок ботинком. «Не армия, а проходной двор. Глянь на вышку – гуляют». Они присели на бетонные ступеньки. «Совесть душит? А я раздавил гадину. Жизнь и без нее жестокая штука, чтобы тратить понапрасну энергию. Помни – расточительство – порок!» – проговорил Старший торжественно. «Правду говорят, послезавтра выдвигаемся?». «А ты сомневаешься, солдат?». «Обойдемся без оскорблений. Мне кажется, новобранцев рано ведут на убой». «Ты слишком усердно ищешь обоснования. Я пожалел их из чувства боевого запаса. Наша дивизия принадлежит резервному подразделению. Задача – обеспечить безопасность маршрута для развертывания крупного военного лагеря». «То есть тебе сообщили другую информацию?». «Напряженная работа в тылу подточила твой дух. Ручаюсь, ты веришь в собственную искренность, но заблуждаешься. Надо делать так, словно тебе не навязывают приказы свыше, а ты сам воплощаешь собственную идею, нашу идею. В этом двуединстве кроется проблема. Ты считаешь правильно, но не являешься самостоятельным источником общей воли. Надо не просто считать, а жить им. Мнение можно поколебать, оно невротически болезненно, зависимо, пока его не укрепит сталь. Не та, что возникает сама собой, как следствие, а та, могучая сила, лежащая в основе мнения. Его первоисточник. Железный характер. То, что я вижу, что видит командование – похвально, но этого недостаточно». Дион потерял терпение. «Они же наши коллеги по цеху! Братья по оружию. Неужели, воспитание вторично?». «Я скажу товарищ, для человека, защищающего родину, у вас поскудный настрой. Исполнишь, как надо: схлопотаешь пулю или повышение. Большего не требуется». Они поднялись. Окурки полетели на землю. Дион смотрел, как маленькое пламя охватило ближайший сухой куст. Как оно дрогнуло, испытав ветер, и скоротечно погасло. Старший незаметно положил под язык наркотическую палочку и встал напротив. «Пограничники, называющие себя сонтейвцами тоже подданные империи, позабывшие свои корни. Наша задача – не допустить раскола общества. Переживем его, и все наладится». «Да, знаю» – раздраженно ответил Дион. «Не разочаруй нас». От возмущения у офицера вытянулось лицо. Неужели этот лицемер считал себя выше его? Того, чьи заслуги давно обошли скромное воинское звание? Его поступки всегда соответствовали генеральной линии коллективизации, в отличие от Старшего Офицера, постоянно совершающего «досадные промахи». Выручал лишь подвешенный язык, которым тот умело маскировал «разовые оплошности» под недоразумения. До начала «экспедиции» в город ему подготовили отчет. Рейтинги Старшего серьезно просели. Дион знал, что он превосходил конкурента. Совсем скоро его назначат «НАД» ним. И он станет командовать старшими чинами, распоряжаться их будущим во имя будущего Севергарда. Однако, Диона не покидало чувство неустойчивости. Вопросы Старшего офицера вынуждали его думать о застое. Невзначай брошенная фраза, шутка, понарошку задевающая достоинство, пристальное внимание сослуживцев – все эти факты в совокупности терзали его изнутри, желая выпытать причину его неподвижности и окаменелой твердости. «Товарищ офицер, вы чересчур зациклены на мелочах». «Господин офицер, командование просило передать вам, что оно намеренно ускорять темпы коллективизации». «Товарищ Дион, в столице стало известно об организационных беспорядках. Просим вас немедленно пересмотреть дисциплинарную ответственность», а следом – приложена почетная грамота и в мягком, тканевом футляре – именной револьвер. «За значительный вклад в приемную комиссию по набору перспективных солдат». «Где-то я уже видел подобное письмо… Может, они ошиблись и отправили не туда? Странно, дата составления грамоты – позапрошлая неделя». Он получал противоположные по смыслу послания с одного адреса, и не понимал, когда поступает правильно, а когда преступает общественный закон. Но более всего его задел финальный аккорд. Краткое: «вы выбиваетесь из графика», потрясло солдата до глубины души. Миг, и разорванная телеграмма упала на пол, а Дион сполз рядом, уткнув голову в колени. Он всегда стремился добиться положительного результата, жертвовал частным интересом ради завоевания враждебной человеку природы. Его помыслы были чисты, а цель – социально оправдана. И, все же, ему казалось, будто его усилия остаются незамеченными. Требовались весомые аргументы, препятствующие продвижению по службе. Какого хрена он до сих пор в офицерском звании? Дион не находил на то веских причин, его товарищи тоже пребывали в недоумении. Они выпытывали: «чего застрял, разминуться с друзьями боишься? Большой шишкой станешь, позабудешь работяг. Эх, завидуем тебе, зараза!». Вечерами они частенько усаживались вокруг костра и ненароком интересовались его будущим. Дион отмалчивался или неловко отшучивался, меняя тему. Ему льстили панибратские беседы, неподдельная озабоченность завтрашним днем каждого члена военного коллектива. Он практически не вспоминал о семье. Раз в месяц отправлял письмо в почтовый вагон. Обыкновенно, передачи принимали в полдень. Ребята резво выстраивались на солнцепеке, обсуждая в каких позах они займутся любовью по приезду, где встретят детей или в какой кофейне повидаются с родителями. «Дураки, пишите скромнее! Вашу переписку читают». «Да кому нужна семейная драма?». «Знаешь, я работал в сортировке, почитывал. Блевать тянет от однообразия». «Так придумай свою позицию, уникальный ты наш!». «Эй, Дион, как там твоя?» «Все еще дуется». «Чего с них взять, бабы!». Когда заканчивался обеденный перерыв, солдаты расходились по палаткам, а командиры созывали офицерский состав. «Все не могу смириться со жратвой, – жаловались офицеры, – пихают траву, куда не лень. Лепешки сварганили наполовину из хвороста. Потом дристаешь по углам». «Привыкай» – ответил смуглый товарищ. «Надо вынести эту проблему на обсуждение, – произнес Дион тоном, не допускающим возражений, – Заказчик халтурит. Видели пакеты? Присылает просрочку». «Повара готовят из имеющегося и неплохо справляются» – парировал Старший Офицер, чем поразил Диона в самое сердце. Несмотря на особое положение, он использовал должностные преимущества исключительно в целях выполнения поставленного плана. Но его простецкая манера общения сыграла злую шутку. Дион поставил на искренность и не прогадал. Инициативу поддержали. Заявление признали «существенным», а недостатки продуктов – недопустимыми. Было принято решение послать заявку с требованием замены ненадлежащего исполнителя. Уважение к офицерскому корпусу среди рядовых росло. В немалой степени благодаря упорству Диона, Старшего офицера и третьего – Хула, с которым они перекидывались в карты. Однако, уже спустя неделю он ощутил удручающие перемены. Нагрудные знаки отличия перестали вызывать эмоции, бойцы менее охотно выполняли приказы. Постепенно, среди солдат закрадывались подозрения. Они проявляли большую настороженность в отношениях с «вечным офицером». Его авторитет неуклонно падал. Сам Дион начал страдать кожными заболеваниями. Контакты не ладились. Списывал все на нервы. Одновременно пришло замечание из Бюро: «Бежит вперед поезда». Адресовано в командный пункт, но Дион моментально сообразил, о ком идет речь. Он припрятал послание за пазухой и постарался незаметно покинуть помещение, но его увидели. «Сойдемся на мысли, что мы совершенно одинаковые, а я-то думал – ты из иного теста» – произнес любитель выпить, дежуривший на проходной. «Все всё знают, кроме меня!» – поразился Дион. Однажды ему встретился лагерный сумасшедший: «Ха! – рассмеялся он офицеру в лицо, – так они расправляются с конкуренцией». Кто «они» – непонятно, хотя звучало… вполне объяснимо для контуженного калеки. Безучастные бесцеремонные формуляры точно перебивали ему хребет. Дион направлял в Бюро запросы, чтобы выяснить наверняка: почему его держат на скамье запасных? Но, вместо конкретики, получал довольно уклончивые ответы, которые не отрицали его потенциала. Однако, и не предлагали альтернативы, оставляя офицера в неведении. Что это за барьер, лишающий его заслуженной награды? Злые махинации? Быть может, бюрократическая волокита? Проверка послужного списка родни? Вопросы подрывали его чувство собственного достоинства. «Был бы я потомственным военным…». Достоин ли он новой роли? Неужели его намеренно расшатывали, обделяя материальными поощрениями или же просачивающееся внутрь сомнения – лишь нездоровые домыслы? Так он метался из крайности в крайность, будто уязвленный нечистой совестью. Спорил, ругался, доказывал. Его полезность падала пропорционально затраченным усилиям. Казалось, он и сам уже не знал, чего хотел, и от того – буйствовал на подчиненных.

Чистому действию, прямому влиянию на других мешали изъяны пресловутой «обывательщины». В имперцах глубоко засела дефективная идея, согласно которой заслуги измерялись уровнем экономического благополучия. Конечно, ряд современных реформ исправил эти несуразные пережитки прошлого, но Диона все еще задевало мнение отсталых жителей, полагающих имущество корнем и решением всех проблем. И его «напарник» – закоренелый неудачник, вырвавшийся болтовней из петли, был из их числа.

– Я тебя не критикую – примирительно сказал Старший, почуяв неладное, – кстати, ребята нас приглашают.

– Когда успел выяснить?

– По запаху, – он поманил Диона за собой.

– Предлагаешь оставить караул? Из-за жареной рыбы?

– Погоди, – Старший ввалился в барак и прогорланил имена. Когда пара сонных часовых заменила офицеров, тот заговорщицки произнес: «потолкуем», и они отправились в дом неподалеку. «Он падал и не скрывал этого» – подумал Дион с ноткой превосходства, разглядывая косолапую походку своего спутника. Из утрамбованной земли торчали ржавые гвозди. Ступишь неудачно – проникнет налет в рану, и пора в ящик! А коли сдохнуть не хочешь – так отпилят ногу. Однажды он и сам участвовал в ампутации конечностей. Ошметки мяса, вопли, вонища… «Отвратительная работенка. Спасаешь человека, а тот клянет тебя и Бездной грозится».

Бледные силуэты построек вырисовывались на медном покрывале ночи. Дион поморщился, испытывая непреодолимое беспокойство. Они выглядели посторонними, привлеченными откуда-то извне. Другого измерения, времени и места, чего-то «настоящего». Потустороннее сквозило морозным холодом, разрушая цепкие грани архитектуры, а под сердцем ощущалось зияние темного мрака могилы. Дыхание, отчетливые признаки сокращения легочных мышц… Как медленно тянулось время, оно почти застыло в голой неподвижности. «Я не здесь?! Я мертв?!». Он сжал кулаки, разгоняя кровь, и повторял это упражнение, пока тепло тела не развеяло туманный образ. Дион был уверен: «я не сумасшедший». Он знал, кто он есть, куда идет, почему существует, и чем готов поступиться. Его не одурачить случайным приступом… «Что это было?». Мир молчал. Периодически они останавливались, чтобы Старший подтянул развязывающийся бинты. «Чертова дыхалка. Как выпрямишь спину, сразу душит костями». Дион помог ему справиться со швами, и они зашли в мощеный двор.

– Я прознал о твоих запросах в Бюро, – сказал Старший, опираясь на забор, – понимаешь, командование видит твою эффективную работу. В рядах Севергарда первоклассные менеджеры. Ты должен радоваться тому, что находишься на своем месте, помнить об этом и быть благодарным за сотрудничество по совершенствованию нашего мира. Командование заботится о твоих перспективах, пусть тебе и кажется иначе. За время на службе ты лучше всего проявил себя на офицерском посту. Поэтому, оно полагает, что на настоящее время причины, свидетельствующие о необходимости изменения идеально отлаженной работы, отсутствуют, – заметив тень на лице Диона, Старший протараторил, – не бойся, тебя не забыли. Квота давно выделена…

– Сам придумал?

– Узнаешь, когда вернешься с войны. Я лично знакомился со списками кандидатов.

– То есть они сообщили тебе, не уведомив меня?

– Не доверяешь товарищу по окопу?

– Думаешь, ты откупишься нашей дружбой? Я добьюсь ответов чего бы это мне ни стоило.

– Осторожнее, товарищ Дион, – нехорошо улыбнулся Старший, – вы заходите слишком далеко.

Офицер повернулся с вызовом к говорившему, но Старший продолжил гнуть свою линию терпеливым, вкрадчивым голосом, – на кону – война. Дома вас ждет не дождется жена. Коли вы, товарищ Дион, не уверены в нас, почему я, мы, армия должны терпеть и оказывать поддержку человеку, не знакомому с порядочностью?

– Не говори за всех.

Дверь напротив отворилась.

– Глянь Сольняк: опять мелят! – произнес рядовой, разливая на штаны выпивку.

– Проходите уже, господа офицеры, – подвинулся добродушный мужичок в клетчатой униформе, – застоялись!

Дион пропустил Старшего, и они вместе вошли в помещение, прикрыв скрипучую дверь. Сбросили задубевшие сапоги и окунулись ногами в теплый ковровый настил. «М-м-м, поджаристая!», «соли досыпай!» – доносилось из столовой. В здании пахло мясом и каленым железом. Густой воздух концентрировался на уровне глаз. Офицер зажмурился, чтобы остановить образовавшиеся слезы. Старший вдохнул аромат жареной рыбы, задирая голову. «Потрясающе. Товарищи, где выудили-то? – доложить!». «Никак нет, господин офицер» – хором ответили солдаты. «Молодчины!». Дион поздоровался с поварами, и они вместе уселись подле жаровни, протягивая к ней промерзлые пальцы. Дион бегло осмотрелся. Окна заколочены и обтянуты резиной, двери сняты с петель и порублены на дрова. Подавляющее число плавильных печей разобрали мусорщики на металлолом, те что уцелели – пахали на полную мощность, выбрасывая тонны сажи наружу. У всех присутствующих на коже оседал тонкий слой копоти из-за чего солдаты выглядели смуглыми и загоревшими. То и дело кто-то нетерпеливо вставал и помешивал кипящее варево. Когда суп был приготовлен, пузатый Улоф наполнил черпак и облизал пальцы, причмокнув языком. «Ну рыбка, с посвящением!». По часовой раздали горячие порции, щедро наливая до краев. Горячие жестяные банки заменяли солдатам тарелки. Кое-где встречались маслянистые куски рыбин. «Хорошо шпарит!». «Пече-е-е-т». Дион прикоснулся голодными губами к кромке металлической чаши и отпил глоток, обжигая горло. Желудок довольно заурчал. От печи шло теплое волнистое трепыхание. Перемерзшие солдаты завернулись в старые, поеденные молью, одеяла. Всех присутствующих окутывала уютная, домашняя обстановка. Разве что блохи… «Не переживайте, товарищ офицер, ткань обработана!». Он накинул на плечи плотный, жестковатый полумешок. «Я находился среди своих. Как дома». «Верно подмечено». Когда с основным блюдом было покончено, из соседнего помещения прикатили железную цистерну. «Ну же, офицеры, выпейте с лихими ребятами! Поучаствуйте в нашем…». «Совсем охренели?! – закричал Старший, – а если вас поймают с этой…». «А, не – ухмыльнулся повар, – она вместо стульев. Свое готовим в надежном месте». Скрипнула дверь, Дион поднялся и выглянул в проем. «Вон что учудили! – проговорил Хул, пригибаясь у порога, – а я вас искал!». «Поговори мне тут, – шикнул Дион, – кто еще знает?». «Да вся округа догадывается. Когда эти молодчики сливали с дохлых двигателей соляру и взялись за ржаные поля, только дурак не сообразит, что к чему, – он сбросил с плеч потрепанный китель, – угощайте гостя!». Скромный гардероб достался ему от отца, и он берег свое наследство как зеницу ока. Ухаживал за тканью, собственноручно устранял малейшие дефекты. Он даже устроился работать портным, чтобы овладеть мастерством в совершенстве. Хул отряхнул китель и аккуратно накинул его на вешалку. В этих неровных складках, да грубых швах с кожаными заплатками точно была выписана линия жизни. «Не увидал отец расцвета империи. Может, хоть мне достанется краюшка ее славы». Ребенком он навсегда запомнил его улыбчивым усатым высоколобым молодым человеком, от которого исходила аура силы. Казалось, ничто не прервет его жизненного порыва. Энергия, бьющая через край, постоянная жажда деятельности. Зима ли, лето – он что-то ремонтировал, строил, украшал. Ни дня без передыха. «Глава семьи – это не привилегия, а ответственность» – говорил отец Хула. А потом он внезапно надорвался на стройке, отказала спина, затем ноги, и до весны скоропостижно скончался. Зону производственной аварии оцепили, там же и похоронили тела. Родственников не пустили за ограждение, пока весь объект незавершенного строительства не растаскали по кирпичикам, а фундамент – сравняли с землей.

«Может оно и к лучшему. Не каждому запомнился родитель в прекрасной поре молодости». «Знаешь Дион, хотел переодеться, но иной формы не имею, решил – уж ладно, не буду перед командованием позориться». «И то верно. Отец бы гордился тобой». Он проводил друга в коптильню, где их вдоволь накормили. «Товарищ Улоф, мы теперь так оборванцами останемся до победного?». «Не на парад идем, господа. Новую одежду получите после…». Чего? Бюро реагировало только на изменения патриотических настроений и тактическую расстановку вражеских сил. Солдаты рассержено замолчали, ведь никто не знал, как себя вести в схожей ситуации. Высказаться, не оскорбив честь предков, беспрекословно отдавших жизнь за будущее колеблющихся юнцов. «Они же просто следовали эволюции. Так говорится в книгах» – высказался вслух крупный парень и отхватил по лицу. «Нечего молоть языком» – сказали соседи строго. «Поднимем тост?» – донеслось из подпола. Любопытные взоры повернулись к трещине под дощатым настилом. Дион и Улоф отогнули ковер. Ближайший солдат посветил вниз фонариком. «Сава! Вон ты куда запропастился!». «Ура, товарищи!» – крикнул Сава, волоча полный бидон. Ребята побросали чаши и спустились в погреб – чтобы скорее вытащить наружу долгожданное угощение. Изъеденные плесенью стенки глянцевой емкости не внушали доверия, однако Дион одним из первых опробовал едкий напиток с ароматом ржаного хлеба. Он отлил из горлышка сосуда в чашу и поднес Старшему: «продегустируйте, товарищ офицер». «Отменная кислятина! Забыли подсластить, умники!». Посмеиваясь, солдаты начали разливать забродивший квас, разбавляя его спиртом. Голова слегка кружилась, мир преобразился. Стал ярче, что ли? Один весельчак как бы в шутку расстегнул ширинку, – «где котелок, подолью ка маслица!». Старший добродушно смеялся. «А! Ерунда, сколько глотаю, не пьянею. Скорее от сока пронесет, чем с пива вырублюсь!». Улоф попивал осторожно. «Странноватый привкус… Ах, – он выплюнул остатки, – скотина!». Схватил доску и побежал за весельчаком. Борьба превратилось в пьяную возню. Другие зрители помогли завернуть их в ковер и вынесли наружу – дескать пусть проветрятся дурни. Дион еле сдерживал хохот. Он давно так не веселился. Однако, чашу из рук не выпускал. Один солдат перекинул ногу на ногу и достал гитару. Настроил струны. Заиграла томная песня:

Ухожу я на войну, заберу с собой жену

Встречу в поле торгаша, сдам малую – хороша!

Получу взамен другую – покрупнее, не малую!

И теперь меня вперед, гонит стерва, и не ждет!

Ко второй жене вернусь, фамильярно обернусь,

Торгаша лишаю права, ствол к груди – моя управа!

Вальс станцуем с диким гадом, после режем палашом!

Свалим труп перед парадом, пленных гоним голышом.

И по самую столицу им бежать, сверкая задом,

Реет ввысь имперский флаг, «пусть земля вам будет адом!»

Окопаются в пустыне, никуда не лезут вновь, отсекаю Злу я бровь,

И столицу изменяю – там создам себе гарем, не Сонтейв, букет проблем!

Я, десницею закона, прогоняю старых ведьм.

Новых в жены наберу, и, как человек, живу!

Гитарист, после тройного припева, отложил инструмент. «Скучаю по охоте». «На кого, дуралей? Корешки ловить-выслеживать? Мотыги достаточно, всю дичь перестреляли или выперли в океан, а ту что пережила наше нашествие – сожрали». «Но чем-то же мы питаемся» – спросил он хитро. «Травой, рыбой, свининой и комбикормом. Забыл? Две трети территории нашей необъятной родины погружены в вечную непроглядную ночь. Туда не то, что с фонариком, на поезде не сунешься. Мало того, что видимость нулевая, так и холодина несусветная. Это ничейные земли… Наши лишь по паспорту. А какие твари там обитают…». «И одна из них завелась в твоей семейке», – бодро добавил сосед. «Эй, стоп, – замахал второй, – обойдемся без подробностей! Мне еще…». «А правда, что туда всех тещ ссылают?» – спросил третий, и загоготали разом. «Да ну вас… к чертям собачим». «Мы, друг, не со зла. Плохо ты с юмором ладишь, ну и… с чудищами» – подмигнул он, и снова раздался смех. «Ничего! Застервеет, сразу обращайся к товарищам: мы тебя вытащим из беды!». «Главное – не перепутай с кем спишь!». Налили еще по одной. Разбавили кипятком. «Из кустов не вылезете» – снисходительно проговорил Старший с усмешкой. «Никак нет, товарищ офицер. Вся растительность уничтожена до нашего прибытия». «То есть, нас ждет представление от культа нагих, вонючих телес? Умойтесь и приведите себя в порядок. Послезавтра марш-бросок». Ребята уныло загудели, и Старший махнул: «чтобы к обеду были, как огурчики». Гитарист взялся играть, и через какие-то минуты офицер позабыл о токе времени, присоединяясь к поглощению «народных рецептов». Проявил авторитет, утихомирился… пора и отвлечься. Бренчала гитара. Над конусообразной печью жарилась подгоревшая рыба. Вьющиеся пепельные столбики вытекали из дырявых труб. По рукам стекал жир, слегка слезились глаза. Время от времени поддавали жару. Люди болтали о работе, друзьях, отношениях, намерениях. Их жизнь сгрудилась здесь и сейчас, откинув ненастоящее «завтра». В сознании минутной силы, в забвении печальной смерти, они творили историю. Фантазия рисовала им не свершившиеся события, оставленные дороги, будущее устройство. Дивные мечтатели: художественные мастера слова, грандиозные выдумщики и докучливые скряги – все болтали без умолку, созидая мир. У Диона слипались глаза. Все чаще раздавались зевки. «Как-то нехорошо получается, мы развлекаемся, а другие ребята чего?» – спросил обстриженный на лысо рядовой. «Они на посту, в почетном карауле! Бдят врага!» – поучительно ответил полупьяный Старший. Дион вскочил, вернее, так ему показалось. Скорее, поплыл вбок, параллельно уронив стол. Ребята засмеялись, но мигом додумались ахнуть. «Хватит поощрять разгульный образ жизни. Что у вас тут осталось? Надо поделиться, иначе выходит несправедливо». «Не-е-е-с-п-р-а-в-е-д-л-и-и-и-и-в-о-о!» – затянули солдаты. Дион растолкал опьяневших товарищей, продвигаясь к воде. «Г-г-госпадин афитсер… меня стошнит» – сказал заторможено седой, и сплюнул ему под ноги. Дион подошел к треснутому чану, собрал уставшими ладонями жидкость – и освежился ледяной водой. По коже прокатился заряд бодрости. «Так, все. Сворачиваемся, – вернулся он в столовую, – выньте головы из задницы. Мы не одни на свете». Растормошив бригаду, офицеры добились подчинения. Минут за двадцать зазевавшиеся солдаты наполнили мешки едой. «Идешь с нами? – спросил Улоф Старшего, – проведаем остальных». «Я – все, – ответил тот, сползая на ступени, – До завтра». Затянули мешки, Дион попрощался с товарищами. На удивление, никто из присутствующих не отказался пожать ему руку. Все выражали крайнюю любезность и солидарность. Значит, то были – ложные сигналы? Ему мерещились тайные послания… быть может на самом деле он сталкивается с личными комплексами? Бумаги не врут, но и ничего не доказывают. Нельзя опровергнуть предубеждения заочно. Дион планировал покрасоваться парадным револьвером. Так он узнает настоящую реакцию подопечных. Им будет некогда выдумывать легенду, и обман вскроется, как нарыв. Едва он вытащил оружие из кобуры, как ощутил восторженные взгляды. «Смотри, Сидор, модель того года!». «Антиквариант!». «Оно хоть пуляет? – недоуменно спросил лысый, – по виду старше моей бабки». «Дай боже, как!». Офицер сразу смекнул, что к чему. Солдаты выпрашивали оружие. «По мишеням прикинуть». Он отмахивался. Мол, куда вам раритеты, испортите! А про себя торжествовал. Вот, сборы окончили. Улоф позвал Диона с крыльца. Вдвоем они разнесли еду по другим постам, пока мешки не опустили. «Дразнишь ребят парадным ширпотребом?» – улыбнулся Улоф. «Ты и сам, вижу, глаз не отводишь». «Неужто начальство прислало? Впервой вижу такую щедрость». Они подволокли мешки к забору и трижды постучали в ворота. «Где достали, товарищи офицеры?» – поинтересовались часовые на первой остановке, разгружая «подарки». «А об этом молчком. Еще будет – поделимся». Благодарные солдаты отчитались по дозору и скрылись в подворотне.