Текст книги "Ткачиха"

Глава 21

Бетти потребовалось время, чтобы внятно объяснить Артуру, что с ней произошло. Она торопилась и подгоняла саму себя, опасаясь, что связь между мирами может прерваться в любой момент, и путалась в словах, не зная, что сказать. Нужно было просить его о помощи, но какой именно эта помощь должна была быть?

На её счастье, в дело вмешался Рубашечник.

– Здравствуй, Артур Ним, – сказал он, присаживаясь рядом с Бетти у зеркального дерева. – Буду надеяться, что это и правда ты, а не хитроумная ловушка Ткачихи. Если я правильно понимаю сходство двух миров, неподалёку от того места, где ты сейчас стоишь и говоришь с нами, есть старые руины. Это правда?

– Так, – кивнул всё ещё мало что понимающий Артур. – Я в Центральном парке, здесь есть старая английская церковь. Точнее, то, что от неё осталось.

– Святилище! – закричала Бетти. – Это должно быть оно! В мире людей на месте Святилища стояла церковь. Должно быть, это место в обоих мирах казалось всем особенным…

– Верно, – обрадовался Рубашечник. – Послушай, Артур Ним. Отправляйся к руинам и жди там. Ждать, возможно, придётся долго: я не могу тебе сказать, с какой скоростью течёт время здесь и с какой у вас, поэтому запасись едой и тёплой одеждой. И жди нас. Мы дадим о себе знать.

– А вас там много? – деловито осведомился Артур.

– Пятеро, – ответила Бетти, оглядев свой отряд. – Пока пятеро, и я надеюсь, что меньше нас не станет.

– Пятеро. Хорошо, – серьёзно кивнул Артур. – Задание понял, отправляюсь к старой церкви и буду ждать сигнала.

– Пусть наберёт воду из того водоёма, в котором нас видит, – сказала Мэри. – Вдруг дело в воде?

– Ты гений! – отозвалась Бетти и закричала: – Артур! Артур, ты слышал? Набери куда-нибудь воду, в которой видишь сейчас меня! Мы думаем, что можем общаться благодаря ей! Вдруг ещё раз получится?

В смутном зеркальном отражении было видно, что Артур поправил очки.

– Я уже подумал об этом, – сказал он. – Не волнуйся, Бетти Бойл, я сделаю всё, чтобы вытащить тебя и твоих друзей оттуда, где вы сейчас застряли.

– Ох, Артур!

Изображение пошло рябью.

– Артур, связь теряется, – снова закричала Бетти, – вытащи нас, Артур!

– Сделаю всё, что в моих силах, – отозвался мальчик. – Береги себя!

Изображение исчезло. Некоторое время Бетти просто молча разглядывала зеркальную кору дерева, в которой теперь отражались только их с Рубашечником лица.

– Вот дела… – прошептала она.

На смену короткой вспышке бодрости пришла тоска. Казалось, она обрушилась тяжёлой мутной волной, и мир вокруг Бетти снова потерял краски. Что Артур? Чем он им поможет? Он никогда не был ей другом. Зачем ему ждать их с другой стороны? Это он так сказал, чтобы от него поскорее отстали.

Сказать остальным или… Как лишить их надежды? Бетти сморгнула слёзы. Она не сможет, она… Она снова всех подвела.

– Удивительно, – кивнул Рубашечник, не замечая её печали.

– Это всё ещё может быть ловушкой Ткачихи, – покачал головой Охотник, подходя ближе. Бетти увидела краем глаза, как он взял у Рубашечника топор и, размахнувшись, опустил его на зеркальную кору.

– Что ты делаешь?! – девочка вскочила на ноги, готовая его остановить.

– Но если это правда был твой друг из другого мира, нам надо постараться сохранить с ним связь, – сказал Охотник. – Эти зеркала – замёрзшая вода Болот, зачарованная Ткачихой. Получается, что она связана каким-то образом с той водой из настоящего озера. Нужно взять с собой осколок. Может быть, так мы сможем говорить с ним. И он с нами. Мэри не случайно велела ему набрать воды.

В его словах был смысл. Бетти кивнула и вместе с Рубашечником отошла в сторону – наблюдать за работой Охотника. Тот размашисто опускал топор на дерево, снова и снова, до тех пор, пока от его мерных движений зеркальная кора не пошла трещинами и довольно большой кусок не свалился прямо в вовремя подставленные ладони Рубашечника. Острые края оставили на его руках новые царапины, которые немедленно стали кровоточить.

– Надо бы завернуть это в какую-то тряпицу… Стекло острое, – поморщился Рубашечник.

– У нас всё ещё есть сумка, – сказала Мэри. – Чайник мы бросили в сражении с лебедями, верёвка осталась в Болоте, но сумка при нас. Она мягкая. В ней, правда, ничего уже нет, но сама сумка цела!

– Давайте её сюда!

Энн молча протянула ему сумку. Рубашечник бережно опустил кусок зеркальной коры внутрь и несколько раз сложил её, так, чтобы зеркало было тщательно защищено. Бетти заметила, что после этого он быстро вытер ладони о свою чёрно-красную рубашку. Девочка невольно подумала, что на такой ткани не видны следы крови.

Рубашечник перехватил её взгляд и вопросительно поднял брови. Бетти вспыхнула и отвела глаза, словно её застукали на чём-то неприличном, и немедленно упёрлась взглядом в Энн. Та стояла в стороне, наблюдая за происходящим отрешённым взглядом.

С момента перехода через Болота она сильно изменилась: стала тихой, не подавала голоса и послушно следовала за Мэри. Она не выглядела поглупевшей или вдруг потерявшей память – скорее сосредоточенной на том, что оставалось у неё внутри. Бетти впервые пришла в голову мысль, что окружающие её люди отдали ради её возвращения гораздо больше, чем она сама.

А ведь у неё когда-то были друзья… Задавака Клара Поул… И Энни Мораг… И рыжая Вивьен О’Брайен… Они же все были подругами когда-то… Только Бетти этого не ценила! Не ценила, вот и потеряла всё и стала никому не нужна.

Никому-никому.

Вроде бы у неё был повод быть на них в обиде, но теперь она почти ничего не помнила из прежней жизни.

– Друзья! – громко, с плохо скрываемым отчаянием сказала она, так, чтобы все услышали.

За её спиной раздался задумчивый хмык Охотника. Ну конечно, он не согласен, что они друзья. Так, попутчики.

– Идём вперёд… – пробормотала она, разом позабыв, что хотела сказать.

* * *

Первый отряд охотников промчался по следу беглецов и выехал на Зеркальные берега. Вот они… Они чуяли страх, чуяли отчаяние, слаще которого ничего не было в их жизни…

Предводитель отряда остановился, и остальные охотники, повинуясь его команде, остановились тоже.

Охотник повёл головой, словно принюхивался к чему-то.

– Они здесь, – выдохнул он, голос его был хриплый и густой, как дым.

Охотники продолжили путь.

Глава 22

Бетти и её спутники шагали вдоль Зеркальных берегов и старательно отводили глаза от любых отражений, попадавшихся им на пути. Всем было ясно: так, как в прошлые разы, им может больше не повезти, и мало ли кто посмотрит на них из зеркальной глубины. Погоня не останавливалась. Ткачиха наверняка следует за ними по пятам… И всё же то, что они продвинулись так далеко, внушало путникам оптимизм.

– Быть может, мы просто слишком безумны, и этот мир решил, что с нами уже ничего не поделаешь, – говорила Мэри, пританцовывая на каждом шагу. – Я бы хотела уже поскорее оказаться… Где-нибудь там, не здесь!

– А ты вообще думала, зачем ты туда идёшь? – спросил вдруг Рубашечник.

– Думать я буду потом. – Мэри показала ему язык. – Понимаешь, сейчас мы с Энн хотим уйти отсюда, а не попасть куда-то. А вот когда мы куда-то попадём… История будет совсем другая!

– Ну, значит, нам остаётся только дойти! – примирительно поднял руки Рубашечник.

– Я бы не надеялся на столь простой исход, – усмехнулся Охотник.

– Рубашечник, – обратилась к нему Бетти, – ты говорил, что узнал про Святилище из старинных легенд. Расскажешь их нам? Пора бы уже узнать, что нас ждёт там – мы ведь так ничего и не знаем!

– В самом деле, Рубашечник, расскажи! – загорелась Мэри.

Энн кивнула, Охотник бросил одобрительный взгляд через плечо, и Рубашечник смирился.

– Хорошо, я расскажу вам эту легенду. Через мои руки прошло множество блуждающих воспоминаний, и среди них было одно, звучащее как песня. Она о том, как много лет назад жила одна девушка, и жила она в доме у Холмов фей. Вот что я имел в виду, когда говорил, что баллады принадлежат обоим мирам, – это наверняка те же самые, наши Холмы! Её дом окном выходил на реку…

Рубашечник вздохнул и тихо запел:

 
Жила Дженни Ли у Холмов, у далёких
                            зелёных Холмов,
В доме том, что окном выходил на искристую
                                быструю реку,
Рыбы было в ней много, так много, что сама
                      она шла прямо в руки,
В доме том не было места горю и грусти,
                            тоске или скуке.
Раз Дженни Ли увлеклась пришедшим
                            в их дом человеком,
Пришёл он в тот дом у далёких
                            зелёных Холмов…
 

Голос у Рубашечника был красивый, глубокий, и песня лилась серебристыми переливами, как будто и в самом деле была соткана из нитей воспоминаний.

 
…пошла Дженни Ли за Холмы, за далёкие
                            эти Холмы,
Увёл человек Дженни Ли за собой, ничего
                            не сказав никому,
И травы поникли, увяли цветы, и птицы
                            кричали в тиши,
И кончился смех, и пропало веселье, и в доме
                            том нет ни души,
И кто бы сказал, отчего-отчего, и кто бы
                            сказал, почему
Пошла Дженни Ли с человеком за дальние
                            эти Холмы…
 

Бетти никогда раньше не слышала эту песню. История и в самом деле получалась грустная. Дальше в песне было про то, что человек увёл Дженни Ли за Холмы, и там она должна была пропасть, потому что свет мира людей погас для неё, а человек этот разлюбил её вскоре и оставил. Но Дженни Ли не потеряла надежду и вернулась обратно тем же путём, которым человек её увёл, старые развалины на вершине холма обошла против часовой стрелки три раза, и открылась ей дверь в мир живых людей. Так на хорошей ноте песня и закончилась: Дженни Ли вернулась домой, и счастье вернулось вместе с ней.

Бетти грустно вздохнула. Она, в отличие от Дженни Ли, совсем не была уверена, что вернётся домой. Она даже не помнила уже, зачем так стремится туда. Что такого её ждёт дома? Холодность матери? Равнодушие отца? Насмешки одноклассников? Что бы она ни делала – её успехи в учёбе и бунтарское поведение в равной степени не были замечены, словно она была невидимкой.

– А как она догадалась пойти против часовой стрелки?

– В давние времена движение в таком направлении считалось возможностью отогнать любое колдовство, – сказал Рубашечник. – И в очень многих сказках и легендах об украденных в Холмы людях, в сказках об эльфах встречался именно этот способ.

– Очень часто что-то, описываемое в одной легенде, а потом повторяющееся в других, имело под собой реальное основание, – подала голос Энн.

– Значит, у нас и в самом деле есть надежда, – улыбнулся Охотник. – Смотрите. А ведь пока мы слушали песню, Зеркальные берега почти подошли к концу. Мы приближаемся к цели.

– Надежда… – Бетти вдруг всхлипнула. – На что?

Она уже совсем не понимала, куда и зачем они идут. Ноги словно налились свинцом, хотелось сесть на землю и уткнуться лицом в траву…

Зеркальные топи и в самом деле остались позади. Бетти огляделась по сторонам и увидела, что они стоят на зелёной поляне и окружающий пейзаж больше напоминает Лес, чем Болота. Неужели они вернулись туда, откуда начали? Но нет… Ощущение было другое, в воздухе витал сладковатый аромат – Бетти только сейчас поняла, что не ощущала запахов раньше.

Как странно… Возможно, это запах свободы? Но от вида более зелёной, чем прежде, травы, от этого слабого аромата у неё ещё больше потяжелело на сердце. А ведь должно было бы наступить облегчение… Тем более что трава не пыталась схватить её за ногу или немедленно сожрать. Бетти осмотрела себя с ног до головы и удручённо вздохнула: её красивая некогда одежда полностью пришла в негодность. Но ей было так тошно, что страдать по джинсам как-то не получалось.

Друзья выглядели не лучше. Мэри-Энн потеряли свой фарфоровый лоск ещё на подходе к Болотам, а по Рубашечнику можно было сказать, что в своей знаменитой рубашке он путешествовал по Болотам по шею в воде. Один Охотник в кожаной одежде и с туго заплетённой косой выглядел почти так же опрятно и внушительно, как во время первой их встречи.

Шампунь, подумала Бетти, вот чего мне так сильно здесь не хватает. Шампуня… И душистого мыла, и любимой зелёной мочалки, и бомбочки для ванны, чтобы наполнить воду светло-розовой пеной с запахом яблока. И залечь в неё часа на три. Может быть, тогда удалось бы прогнать навсегда этот тошнотворный запах, преследовавший их ещё с Холмов. Запах могильной земли и мёртвых лебедей.

– Надо передохнуть. Хотя бы пару минут… – умоляюще сказал Рубашечник.

Сам он даже не пытался отряхнуться, только заплёл свисающие сосульками волосы в косу, и она болталась теперь по спине.

Охотник нервно провёл носом и резко обернулся.

– Всё. Погоня закончилась.

– В каком смысле? – напряжённо спросила Бетти. Она не слышала ничего.

– Они уже здесь.

* * *

Ткачиха медленно поднялась на ноги. Её брюхо с густым слякотным звуком оторвалось от Болот и повисло в воздухе. Жвалы клацали в ярости, и тысячи глаз смотрели по сторонам – девчонка! Как она посмела! Сейчас, когда она наконец пьёт её, пьёт уже не радость, но воспоминания о радости. Мерзавка продолжает попытки сбежать!

Ткачиха двинулась вперёд, движимая голодом и яростью от того, что желанная добыча хочет ускользнуть, хочет нарушить её законы. Никто не уходил от неё. Никто и никогда.

Она неумолимо шла вперёд, надвигаясь могущественной тенью, застилающей всё вокруг. Зеркала гасли и переставали отражать при виде её, потому что даже они не могли поглотить столько тьмы.

Совсем недалеко впереди маячили тени – её слуги.

Ткачиха шла.

Глава 23

Вдали стал виден подвесной мост. Но не успела Бетти сделать и нескольких шагов в его сторону, как в воздухе вокруг неё вспыхнули, засияв, серебряные нити. Они выглядели точно так же, как те, что она видела в Холмах, но теперь они не дрейфовали по ветру. Нити преградили им путь, как колышущаяся стена, и пройти вперёд или сойти с тропы не вышло бы: паутина поджидала их в двух шагах, точно зазевавшихся мух. Нити сплелись в сеть, которая оплела их со всех сторон, отрезая дорогу к мосту. Оставался только путь назад – прямо в лапы охотников.

– Что же делать? – в отчаянии прошептала Бетти.

– Мы… должны сдаться? – полувопросительно сказала Энн. – Дороги нет.

Мэри вдруг разозлилась.

– Глупости! Дорога есть всегда! Энн, сестрёнка, мы столько прошли… – Она сурово посмотрела на тени вдали. – Не дождётесь.

Никто не успел ничего ответить, а Мэри уже выхватила у Рубашечника из рук топор и бросилась на паутину. Она рубила сеть направо и налево, и топор проходил сквозь них, как сквозь податливое масло. И это Мэри – пугливая и осторожная Мэри, которая вовсе не хотела приключений! Вот уж правда, путь через Тени либо сломит тебя, либо выкует из стали.

Рубашечник первым бросился бежать – одной рукой прижимая к себе сумку с зеркалом, другой он подхватил обессилевшую Мэри, победившую сеть из нитей. Он поставил её на ноги и забрал топор.

– Вперёд!

Чёрные тени наплывали со всех сторон, и постепенно из сумрака появились высокие силуэты. Существа эти были закутаны в чёрные плащи, высокие сапоги их неслышно ступали по земле, а лица… Их лица Бетти увидела один раз и предпочла бы забыть навсегда.

Она-то думала, что у Охотника лицо плохо выражало эмоции и было точно высечено из камня! Она ошибалась.

Лица настоящих охотников только отдалённо напоминали человеческие. Они были равнодушными, и во взгляде была лишь пустота. И ещё жестокость, и Бетти понимала: эти существа пойдут на всё, чтобы выполнить приказ.

За их спинами клубилась непроглядная тьма.

Развернувшись лицом к врагам, Бетти начала медленно отступать. Охотник достал лук. Рубашечник встал рядом с ним, сжав древко топора и всем своим видом показывая, что собирается помочь Охотнику сражаться. Мэри-Энн крепко прижимались друг к другу и старались держаться как можно ближе к Бетти.

– Бегите, не стойте на месте! – крикнул Охотник.

Он начал отступать, держа лук натянутым. Рубашечник поднял топор. Бетти было ясно, что один этот топор ничем не сможет им помочь. Равно как и лук, и всё прочее, чем владели их друзья. Охотники обнажили оружие и двинулись на них – все как один, мрачной волной, от которой не было спасения.

– Всё, что нам надо, – успеть добежать до моста… – безнадёжно застонал Рубашечник через плечо.

Он, кажется, не верил, что им позволят это сделать.

Охотники чувствовали свою власть над беглецами, упивались их страхом. Казалось, страх заставлял нити светиться ярче, впитывать безнадёжный ужас, охватывающий любого при виде неподвижных лиц.

За ними не было видно ничего – только тьма, без единого блика света, матовая чернота, и Бетти вспомнила, что уже встречалась с такой чернотой. И сбежала от неё.

Сотни глаз Ткачихи наблюдали за ними со всех сторон. Ткачиха была здесь. Как огромный паук, который никогда не отпустит свою добычу, и чем больше жалкая муха будет биться в надежде спастись, тем крепче будет затягиваться паутина вокруг неё.

Но Бетти больше не было страшно. Ей было никак.

Силы покинули её.

Зачем бежать, если никто не ждёт?

Зачем…

Ткачиха пришла за ними.

Они проиграли.

Бетти медленно опустилась на колени, безжизненно глядя перед собой. Её, кажется, звали… Какие-то голоса… Она не слышала.

– Бетти! – Послышался вдруг голос, который девочка никогда уже не ждала услышать. – Бетти, ты слышишь меня?

– Артур? – вяло спросила девочка.

Рубашечник поскорее достал зеркало из сумки.

– Бетти, это я, – отражение Артура в куске зеркальной коры было размытым и тусклым, но угадывалось довольно отчётливо. – Ты в порядке? Это словно не ты, а кто-то другой… Как вы, идёте? Я дошёл до развалин в парке, тут, кстати, довольно живописно – и руины, и холмики повсюду, и мостик этот…

– Мостик?! Там есть мост? – Рубашечник вклинился в разговор, поняв, что Бетти не может сейчас ничего делать. – Говори!

Мэри-Энн подбежали к Бетти, подняли её с земли и встали по обеим сторонам от неё, не пытаясь закрыть от всевидящих глаз Ткачихи, но демонстрируя ей, что будут защищать до последнего Бетти и их единственную связь с реальным миром.

Погоня мчалась прямо на них – и, кажется, не собиралась снижать темп. Но внезапно что-то преградило им путь. Бетти не сразу поняла, что это – точнее, кто…

Таобсьер! Дорогой друг ветер примчался на помощь. А ведь они расстались, кажется, целую вечность назад.

Бетти отстранённо подумала, что должна радоваться его появлению, но даже слабую улыбку не смогла изобразить.

Охотники притормозили. Таобсьер задержал их, но на сколько могло хватить сил маленького ветра?

– Здесь есть мост, – тем временем обстоятельно отвечал Артур Ним. – Старенький такой, почти развалившийся, дерево рассохлось. Похоже, его строили чуть ли не в то же время, что и эту церковь.

– Тут тоже есть мост! Мы спешим к нему, кажется, Святилище должно быть на другом берегу, – сказал Охотник.

– Да какая уже разница, – пробормотала Бетти. – Можно идти, можно не идти…

– Если этот мир – отражение настоящего, то, скорее всего, ты прав, Охотник! – улыбнулся Рубашечник. – И это значит, что нам надо рискнуть.

Рискнуть… Бетти поняла, что значение этого слова начинает от неё ускользать. Она сделала шаг вперёд, и нога, поскользнувшись на чём-то, поехала вперёд. Бетти, потеряв равновесие, взмахнула руками и, ойкнув, упала на землю.

Упала – и не поднялась, потому что зачем вставать? Над головой клубилась серая безысходность, мысли путались…

Ей казалось, что она слышит, как друзья зовут её, но их голоса доносились до неё словно сквозь вату.

Она же им не нужна. Они сами дойдут. Они её не любят. Она только обуза. Как и для родителей… Как и для всех…

В затуманившемся сознании стали возникать картины из той далёкой, словно и не существовавшей жизни.

Всю жизнь мама наряжала Бетти в кукольные платья. Девочка взрослела, а платья нет. Она менялась, а требования окружающих оставались прежними. И эта разница… Она была заметна. Подружки смеялись сначала вместе с ней, но настал момент, когда они начали смеяться над ней.

Особенно тяжело стало, когда в классе появилась Ариана Смит. Ариана приехала издалека, у неё были манеры заводилы, она одевалась в дешёвые джинсы и заразительно хохотала, сверкая белыми зубами. Почему-то она выбрала Бетти как объект для насмешек и принялась её изводить.

Конечно, Ариана никогда не стала бы ей подружкой – мать Бетти просто не допустила бы этого, ведь Ариана не соответствовала их статусу, и вообще неясно, как попала в школу. И Ариана это знала. Поэтому её подколки и издевательства с каждым днём становились всё менее безобидными.

А потом случился Тот День. Мисс Сюзи Гвинн заранее предупредила всех, что надо прийти нарядными, ведь она пригласила лучшего фотографа города, чтобы запечатлеть учеников. Мама, конечно, купила для Бетти лучшее платье (как же Бетти хотела надеть джинсы!!!), завила ей волосы в красивые кудри и украсила бантиками. Ариана восприняла это как вызов.

Тот стакан томатного сока в лицо («Ой, прости, я случайно, – с милой улыбочкой. – Как неловко!») Бетти запомнила навсегда. Она стояла посреди столовой, полной детей, которые и раньше-то хихикали у неё за спиной, а теперь смеялись во весь голос. Целый хор голосов, целый лес пальцев, указывающих на неё. С волос стекали противные капли, красные, как кровь, и солёные, как её слёзы. Платье было безнадёжно испорчено, как и настроение, как и день. Никаких ей фотографий, никакого веселья.

Бетти вспомнила, как поругалась с Артуром Нимом («Дурак или придуриваешься?» – кричала она ему, не понимающему, что за беда), бежала домой через весь город, а мама только отругала её, потому что платье было очень дорогое, и можно же было просто замыть пятно.

Просто замыть пятно!

Как будто дело было в пятне, а не в растоптанной гордости.

А папа и вовсе ничего не услышал.

Бетти тогда стянула платье через голову и зашвырнула в угол через всю комнату.

Нет, только джинсы, только чёрная одежда, только, только…

А что только? Бетти задумалась, а стоила ли Ариана вообще её грусти и гнева?

Им же было так весело с подружками. Она смутно вспомнила, что Клара Поул пыталась помочь ей оттереть пятно. Почему же Бетти так не хотела, чтобы она и Вивьен приходили на день рождения? Может быть, на самом деле она была бы рада снова поесть с ними пирожных. Может быть, может быть… Но уже вряд ли.

До Бетти снова донеслись голоса: «Бетти! Бетти!», «Вы что же, не видите? Её почти расплели!», «Бетти, вернись!..»

Спину жгло огнём. Она попыталась подняться и увидела – как сквозь туман – ужас на лицах друзей.

«Нити! Это нити Ткачихи!»

«Сколько же их?!»

«Рубашечник, сделай же что-нибудь!»

«Я не могу!!! Их слишком много!»

Бетти села на земле и ошарашенно огляделась. Нити были повсюду – они пронзали её насквозь. Казалось, ещё немного – и Ткачиха потянет за все ниточки сразу и окончательно расплетёт её, и ничего, ничегошеньки от неё не останется!

Вокруг сгущалась тьма, забирая с собой остатки того, что в Тенях можно было назвать относительно безопасным – твёрдую землю, дорогу, путь вперёд и, в конце концов, надежду.

«Вот и всё, – грустно подумала Бетти. – Вот так вот всё и закончится? Как… обидно».

Вдруг Мэри – вернее, её силуэт, который расплывался перед глазами от навернувшихся слёз, – встала во весь небольшой рост и твёрдо сказала:

– Нет!

Её «нет» прозвучало подобно удару колокола – даже Тьма, казалось, на мгновение отступила, испугавшись её решительности.

– Ну уж нет! – повторила Мэри. – Никого я этой твари не отдам! Я уже однажды дала ей отпор – что же, всё то, через что мы с Энн прошли, было зря? Бетти, вставай! Ты столько преодолела! Надо только чуть-чуть потерпеть, совсем немного! Однажды я видела картинку в книжке – человек, который копал землю в поисках алмазов, устал и повернул обратно – а до желанных алмазов ему оставалось копнуть всего один раз! Самое тёмное время – за час до рассвета. Вставай, Бетти! Один час, одно движение лопатой, один шаг – и мы уже у цели. Ты столько прошла! Мы столько прошли – все вместе, ты, я, Энн, Рубашечник, Охотник… Разве только для того, чтобы погибнуть здесь? Я не допущу! Вот что, Рубашечник, дай топор!

– Что? – удивился тот, но Мэри так решительно протянула руку, что он вложил топорище в кукольную ладошку.

– Не бойся, Бетти, – упрямо сказала она. – Ты, главное, ничего не бойся!

Топор опустился на нити, и они стали опадать, словно порванные струны. Маленькая хрупкая девочка рубила нити, и лицо её при этом горело такой решимостью, таким азартом, что Бетти невольно начала улыбаться.

Все говорят – одна соломинка ломает спину верблюду. Но почему-то забывают и обратное – иногда хватает лишь одной хрупкой девушки, одной соломинки, чтобы вернуть надежду и позволить верблюду встать. Бетти, уподобляясь верблюду, села на колени – и Мэри срубила последние нити с её спины. А потом она поднялась на ноги.

Ей дышалось легко и хорошо.

Тьма в душе начала отступать.

Ткачиха осталась ни с чем, а Бетти… снова была собой.

И словно другими глазами посмотрела на Тот День.

Она вспомнила, что родители вовсе не бросили её наедине с её бедой – они вдвоём пошли в школу и долго говорили с директрисой, а ведь они оба очень занятые люди, и им пришлось отпрашиваться с работы и откладывать все дела. И Артур тоже не оставил её – он приходил извиняться, стучался к ней в комнату, даже пролез в сад и кидался камушками в окно, чтобы привлечь её внимание, а потом взял прутик и написал прямо на клумбе с мамиными розами среди цветков «Прости!»

Но Бетти уже ничего не слышала и не видела. Она закрылась в себе и не хотела никого пускать.

И только теперь поняла, что все подарки от родителей были их способом сказать «прости», а вовсе не откупиться, чтобы не мешалась под ногами. Просто они жили в мире вещей и денег и не умели по-другому проявлять беспокойство и заботу.

И получается, что мама выбрала гостей на день рождения не потому, что они были из хорошего общества (хотя это и имело некий вес), а для того, чтобы Бетти снова стала общаться с прежними друзьями.

Друзья. Рядом её друзья! Новые!

Бетти вспомнила.

Вот Рубашечник приносит ей гроздь свежих ягод, собранных на границе с Сердцем Теней, на границе с самым чёрным отчаянием. И слаще этих ягод ничего нет.

Вот Мэри хлопает её по плечу и подливает своё самое лучшее воспоминание о чае, чтобы Бетти улыбнулась.

Вот Энн шутит о чём-то, отряхивая подол юбки, а потом помогает Бетти вылезти из особо хитрой ямки. И жертвует ради неё самым ценным.

Вот Охотник смотрит своими тёмными глазами, и в них нет злобы, только грусть, и говорит, что хочет помочь.

Вот мама падает на колени прямо в грязь, забыв про свой дорогой наряд, потому что маленькая Бетти оцарапала коленку и теперь плачет от боли.

Вот папа откладывает трубку и сочувственно спрашивает, почему она грустная и как прошёл день. Ведь когда-то это было! Как она могла позабыть?..

Её любят.

О ней заботятся.

Её ждут.

Лёгкость этого понимания охватила её сердце.

Боли не было. И чёрная тоска тоже отступила. Жизнь больше не была чёрной и тоскливой, бессмысленной, похожей на вязкий туман, отнимавший желание что-либо делать и как-то пытаться жить. Наваждение исчезло.

– Я… Я могу идти, спасибо, – слабо улыбнулась она.

С каждым новым вздохом для Бетти открывалась непреложная истина: всё иллюзия. Это всё – всё! – была Ткачиха.

Бетти совсем не одинока. Никогда не была.

Родители всегда любили её и поддерживали, пусть и выражали в такой специфической форме, что Бетти не всегда могла это понять и принять. Что ж, ей тоже было над чем поработать!

И друзья у неё были! Не только Артур Ним, но и зануда Клара Поул, и Энни Мораг, и рыжая Вивьен О’Брайен – они все общались не только потому, что общались их родители. Они были очень разные, и, конечно, лучшими подружками их не назовёшь, но в школе им было по-настоящему весело! Особенно до Того Дня, будь он неладен!

А здесь… Рубашечник, который, конечно, едва её не подставил, и преследует свои интересы, и совершенно подозрительный тип… И всё же он – Бетти почувствовала это своей посветлевшей душой – друг.

И Охотник, пристально наблюдающий своими тёмными глазами, тоже друг, большой и надёжный. А от таких подруг, как Мэри-Энн, Бетти сама никогда в жизни бы не отказалась.

Вот бы удалось всем вместе выбраться отсюда и вернуться на улицу Высоких Осин! Что это была бы за жизнь!..

– Спасибо вам, – со слезами на глазах сказала она – только теперь это были слёзы счастья. – Спасибо! Я вас так люблю. Мэри… Ты спасла меня. Вы все спасли! Нам надо идти. Мы обгоним Ткачиху и выберемся отсюда, обязательно выберемся. Я теперь вас не подведу. Я знаю, что делать!

И она в самом деле знала – идти вперёд, быть для них путеводной звездой – настолько же, насколько для неё самой они были верными ориентирами.

– Так что, – подмигнул ей бледный, но счастливый Рубашечник, – время рискнуть?

– По-настоящему рискнуть, – кивнула Бетти. – Посмотри вокруг – терять нам уже нечего.

– Человек, который ничего не теряет, держит в руках весь мир. – Рубашечник бережно забрал зеркало и убрал обратно в сумку, которую надёжно закрепил на себе. – Ты готова бороться, Бетти Бойл?

– Я готова… И… – Бетти тяжело вздохнула, переводя дух. – Я прошу вас… Прошу вас не падать духом. Мы много пережили, пока шли через Болота, и сейчас мы все готовы сдаться. Каждый из нас. Но нельзя, совсем нельзя отчаиваться! Наоборот, мы должны помнить о пройденном пути. Где мы начали и где мы теперь. Мы с Рубашечником, – Бетти протянула руку и сжала некрепко его пострадавшую ладонь в своей, – вышли из Леса, ещё не зная даже, куда именно лежит наш путь. Мы попали в Холмы и встретили там Мэри и Энн, и это знакомство не только помогло нам найти дорогу, но и сделало чуть больше… Мы нашли друг друга, и это мы с Рубашечником заразили Мэри и Энн идеей, что Холмы можно покинуть. Потом мы позвали с нами Охотника, который также устал от тирании Ткачихи. Этот мир вокруг нас – серый, душный и неживой, но ведь мы всё ещё помним, что он соткан из наших страхов и страданий? Наших! И нам выбирать, жить среди них или двинуться к свету. Выше нос, друзья. Мы почти у цели. Святилище так близко. Вместе мы покинем это место и выйдем в Центральном парке. А там, знаете… – голос Бетти дрогнул. – Там солнце.

Воцарилась тишина. Все стояли, не шевелясь, и пристально смотрели на Бетти. Наконец Рубашечник улыбнулся – светло и просто, так, как улыбался ей давным-давно в солнечном Лесу.

– Замечательные слова, Бетти Бойл, – сказал он. – Мне их не хватало.

– И правда чудесные слова, Бетти, – прошептала Мэри.

– Они вдохновляют, – сдержанно кивнула Энн, словно боялась расплескать переполнявшие её слова.