Текст книги "Екатерина II, Германия и немцы"

Каждый год, а впервые – в 1737 году, княгиня Иоганна Елизавета отправлялась со своей дочерью из Штеттина в Брауншвейг. Путь их пролегал либо через Берлин, где София Августа Фридерика была однажды представлена королю Фридриху, либо через княжество Цербст, где ее семья предпочитала жить в замке Дорнбурге на Эльбе, принадлежавшем ей по праву апанажа[200]200
  См.: [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 18, 24, 33 (см. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 21, 31. – Примеч. науч. ред.). О замке Дорнбурге на Эльбе, сгоревшем в 1750 году, о его восстановлении, которым занималась овдовевшая княгиня Иоганна Елизавета, см.: Dornburg // Zedler J.H. Universal-Lexikon. Bd. 7. 1734. Sp. 1314; Schwineköper B. Handbuch der historischen Stätten Deutschlands. Bd. 11. S. 87–89; Schicksale deutscher Baudenkmale im zweiten Weltkrieg. Eine Dokumentation der Schäden und Totalverluste auf dem Gebiet der Deutschen Demokratischen Republik / Hrsg. G. Eckardt. Bd. 1. Berlin, 1980. S. 213–214.


[Закрыть]. При берлинском дворе Екатерина завязала многолетнюю дружбу с принцем Генрихом и впоследствии утверждала, что нравилась ему[201]201
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 14, 22–24, 30, 442–443 (см. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 11, 469–470. – Примеч. науч. ред.); [Biester J.E.] Abriß des Lebens und der Regierung. S. 7. О Екатерине и принце Генрихе см.: Krauel R. Einleitung // Briefwechsel zwischen Heinrich Prinz von Preußen und Katharina II. von Rußland. Berlin, 1903.


[Закрыть]. В Гамбурге они постоянно навещали овдовевшую в 1726 году мать княгини Цербстской, Альбертину Фредерику, урожденную принцессу Баден-Дурлахскую, гостившую в свою очередь в Дорнбурге или сопровождавшую дочь и внучку во время их поездок в Голштинию. Когда в 1744 году они отправились в Россию, гамбургская бабка взяла на себя воспитание принца Фридриха Августа, пока в 1749 году его не отправили в Лозанну для получения образования[202]202
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 6, 19–20, 23, 27, 199, 441. См. также: Zerbst, Fürstliches Haus // Zedler J.H. Universal-Lexikon. Bd. 61. 1749. Sp. 1599; Siebigk F. Christian August. S. 158–159.


[Закрыть].

На примере одного эпизода, рассказанного Екатериной в двух версиях, видно, что не следует искать политические мотивы или ориентацию на разных читателей при каждом разночтении в редакциях ее мемуаров. Немецкая опера в Гамбурге запомнилась ей потому, что там она, будучи трех лет от роду, разразилась слезами и была вынуждена покинуть представление («я стала кричать, и меня унесли»). Хотя из более ранних фрагментов, записанных в 50-х годах, следует, что ее напугало сражение (une bataille), разыгравшееся на сцене: согласно записи, сделанной в 70-е годы, она плакала вместе с рыдающей на сцене певицей[203]203
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 6–7, 441 (здесь цит. по рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 3, 467. – Примеч. науч. ред.); см.: Корнилович О.Е. Записки императрицы Екатерины II. С. 52.


[Закрыть]. Не исключено, что впоследствии вторая версия просто показалась ей более забавной. Равным образом сохранились и две версии описания ее первой встречи с королем Фридрихом Вильгельмом I, которая, согласно варианту 1750‐х годов, происходила в Штеттине. Будучи четырех лет от роду, она хотела поцеловать край его одежды – son habit, – но не смогла дотянуться до него. Тогда она заявила своей матери, что камзол слишком короток. Король не захотел остаться в долгу и заметил в ответ: «Девочка умничает». В версии мемуаров, начатой в 1771 году, место действия перемещается в Брауншвейг, где присутствует еще и тетка ее матери. К своим собственным словам, приведенным выше, она прибавляет якобы сказанное ею далее, что король «достаточно богат, чтобы иметь костюм подлиннее», чему король «посмеялся, но это ему не понравилось». В этом примере смысл исправления более очевиден: король был скуп, а она уже в четырехлетнем возрасте отличалась незаурядным умом[204]204
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 7, 442 (здесь цит. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 3–4, 468–469; во французском оригинале слова прусского короля приводятся по-немецки: «Das Mädchen ist naseweis». – Примеч. науч. ред.); см.: Корнилович О.Е. Записки императрицы Екатерины II. С. 54–55.


[Закрыть]. О всеобщей радости, вызванной известием о смерти Фридриха Вильгельма, и энтузиазме по поводу вступления его наследника на престол она также упоминает лишь в более позднем варианте[205]205
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 18–20 (рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 16–18. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. Однако за двойственным образом обоих анекдотов из ее раннего детства скрывается еще один смысл, в котором автор не отдавала себе отчета: в семействе эти истории пересказывали снова и снова, поскольку они напоминали родителям и другим взрослым свидетелям этих сцен о склонности детей нарушать нормы этикета и хорошего воспитания.

Императрица сохранила в памяти и визиты к другим родственникам, например в Кведлинбург, где в монастырском приюте жили незамужние голштинские принцессы: тетка ее матери – аббатиса, представлявшая лично один из штатов Священной Римской империи, а также старшая сестра Иоганны Елизаветы. Посещали они и расположенный в Ольденбурге Йевер, принадлежавший цербстским князьям, – одну из тех мелких побочных земель, которые были так характерны для Северной Германии[206]206
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 16, 25–27 (см. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 23 ff. – Примеч. науч. ред.). См.: Jevern (Jever) // Zedler J.H. Universal-Lexikon. Bd. 14. 1735. Sp. 495–498; Scheer. Die Herrschaft Jever unter Anhalt-Zerbstischer Verwaltung; Rogowski H. Verfassung und Verwaltung der Herrschaft und Stadt Jever. О побочных землях на северо-западе Империи см.: Vierhaus R. Die Landstände in Nordwestdeutschland im späteren 18. Jahrhundert // Gerhard D. (Hrsg.) Ständische Vertretungen in Europa im 17. und 18. Jahrhundert. Göttingen, 1969. S. 72–93, здесь S. 74–78.


[Закрыть]. В 1739 году в эйтинской резиденции голштинских епископов юная София впервые встретилась с принцем Карлом Петром Ульрихом из Киля, сыном герцога Карла Фридриха Голштинского и внуком Петра I, рассматривавшимся в качестве претендента как на шведский, так и на российский престол. Впоследствии, ретроспективно, она относила его якобы уже тогда заметные дурные качества и манеры на счет слишком строгого воспитания[207]207
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 20, 199, 443 (см. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 17, 204, 463. – Примеч. науч. ред.); см. об этом: Bilbassoff В. von. Geschichte Katharina II. Bd. 1/1. S. 11 ff., 15 ff.; Мыльников А.С. Искушение чудом: «русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы. Л., 1991. С. 20–22.


[Закрыть]. Однако ни пьянство, ни отказ соответствовать требованиям, предъявляемым к наследным принцам, не помешали матери и дочери согласиться на брак именно с этим кузеном, когда несколько лет спустя императрица Елизавета избрала его наследником российского престола.

Если несчастный Петр Голштинский всю жизнь боролся с нормами придворной жизни самыми неподходящими средствами[208]208
  Fleischhacker H. Porträt Peters III // JGO. N.F. Bd. 5. 1957. S. 127–189.


[Закрыть], то Екатерина, как показывают ее автобиографические заметки, в полной мере усвоила устремления и честолюбие матери, поскольку они касались и ее собственного жизненного пути. Ее цель – через выгодное замужество добраться хотя бы до нижней ступеньки, ведущей к императорскому престолу, – была достигнута никак не по принуждению и отнюдь не благодаря неслыханному везению: за этим стоял упорный труд по поддержанию личных отношений с коронованными особами. И поэтому цена, которую ей пришлось заплатить за этот шанс, покинув Германию четырнадцатилетней, никогда не казалась Екатерине чрезмерной.

Напротив, возможная перспектива вынужденного возвращения в Германию, возникшая однажды во время Семилетней войны, стала для нее самым серьезным кризисом на пути к власти. Источником проблем стал прибывший в Петербург в 1755 году британский посол сэр Чарльз Уильямс. С одной стороны, ему было поручено добиться заключения нового договора с Россией, сократив при этом размеры получаемых ею от Лондона субсидий. С другой стороны, с помощью солидных сумм он пытался настроить ответственных за внешнюю политику сановников, прежде всего канцлера Бестужева, против Франции и – вплоть до неожиданного изменения в союзных отношениях – против Пруссии[209]209
  Goriainow S. (Ed.) Correspondance de Catherine Alexéievna, grandeduchesse de Russie, et de Sir Charles H. Wiliams, ambassadeur d’Angleterre, 1756 et 1757. Moscou, 1909; Ilchester, Earl of, Mrs. Langford-Brooke. (Ed.) Correspondence of Catherine the Great when Grand-Duchess, with Sir Charles Hanbury Williams and Letters from Count Poniatowski. London, 1928; См. об этом: Koser R. Preußen und Rußland im Jahrzehnt vor dem siebenjährigen Kriege // PJ. Bd. 47. 1881. S. 285–305, 466–493, здесь S. 487–489; Тарле Е.В. Английский посол и Екатерина в 1756–1757 гг. // Он же. Запад и Россия. Статьи и документы из истории XVIII–XIX вв. Пг., 1918. C. 150–159 (переизд.: Он же. Соч. В 12 т. Т. 4. М., 1958. С. 469–480); Чечулин Н.Д. Екатерина в борьбе за престол. По новым материалам. Л., 1924; Horn D.B. Sir Charles Hanbury Williams and European Diplomacy (1747–58). London; Bombay; Sidney, 1933. P. 178–192; Sacke G. Die Gesetzgebende Kommission Katharinas II: ein Beitrag zur Geschichte des Absolutismus in Rußland. Breslau, 1940. S. 46–50; Mediger W. Moskaus Weg nach Europa. Der Aufstieg Rußlands zum Europäischen Machtstaat im Zeitalter Friedrichs des Großen. Braunschweig, 1952. S. 669–671; Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 372–376; о предшествовавшей миссии английского посла – в Берлине – см.: Hase A. von. Kritische Zeugenschaft. Friedrich der Große und seine Umwelt im Urteil von Sir Charles Hanbury-Williams // JGMO. Bd. 39. 1990. S. 161–177.


[Закрыть]. Поскольку он считал, что именно Екатерина, «случись что, будет здесь править» («who in case of accidents will rule here»), а великая княгиня, любившая пожить на широкую ногу, накопила значительные долги, то они оба были заинтересованы в том, чтобы от английского правительства в ее пользу поступали денежные ассигнования. Уильямс, со времен своей учебы в Итоне друживший с Генри Филдингом и сам писавший сатирические произведения, в истории британской дипломатии считается дилетантом, сеявшим хаос на всех должностях, которые ему доводилось занимать. Великой княгине он импонировал своим «остроумием и познаниями», однако их личные взаимоотношения значительно окрепли благодаря началу любовной связи великой княгини и Станислава Понятовского, прибывшего после жизни в Вене, Гааге и Париже в Россию в составе свиты Уильямса по делам прорусского «семейства» Чарторыйских и лишь позднее утвержденного в качестве посланника дворянской республики – Речи Посполитой[210]210
  Об этих отношениях сохранились воспоминания обеих сторон: [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 361, 367–368, 371–372, 402–404 (см., например, в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 375–377, 387–388, 462–466, 571–572. – Примеч. науч. ред.); Mémoires du roi Stanislas-Auguste Poniatowski / Ed. S. Goriainow. Vol. 1. Sankt-Pétersbourg, 1914; Vol. 2. Varsovie, 1915; здесь использовано издание на нем. яз.: Die Memoiren des letzten Königs von Polen Stanislaw August Poniatowski. Bde. 1–2. Bd. 1. München, 1917. S. 205–252. Самый изящный литературный портрет Екатерины см.: Ibid. S. 217–219. См.: Herrmann E. Sächsisch-polnische Beziehungen während des siebenjährigen Krieges zum russischen Hof und insbesondere zum Großkanzler Bestuschew // PJ. Bd. 47. 1881. S. 558–589 (здесь прежде всего см. S. 573–580); Bd. 48. 1882. S. 1–23; Horn D.B. Sir Charles Hanbury Williams. P. 194–198; Fabre J. Stanislas-Auguste Poniatowski et l’Europe des Lumières. Paris, 1952. P. 215–225; Mediger W. Moskaus Weg nach Europa. S. 671–673; Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 375–376; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. London, 1981. P. 11–13; Gierowski J. Dyplomacja polska doby saskiej (1699–1763) // Wójcik Z. (Ed.) Historia dyplomacji polskiej. T. 2. Warszawa, 1982. S. 331–481, здесь S. 386–387; Alexander J.T. Catherine the Great: Life and Legend. Oxford, 1989. P. 47–49. О визитах Понятовского во Францию и Великобританию см.: Butterwick R. The Visit to England in 1754 of Stanisław August Poniatowski // OSP. 1992. Bd. 25. P. 61–83. За пересмотр биографии последнего польского короля уже в 1967 году вступил Клаус Цернак: Zernack K. Stanislaus August Poniatowski. Probleme einer politischen Biographie // JGO. N.F. Bd. 15. 1967. S. 371–392.


[Закрыть]. К моменту начала Семилетней войны летом 1756 года у британского посланника оказалась информация, не доступная ему иначе, чем через Екатерину: известия о настроениях при дворе и даже сведения из дипломатической переписки правительства[211]211
  Horn D.B. Sir Charles Hanbury Williams. P. 248–251; Mediger W. Moskaus Weg nach Europa. S. 670–671; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 13. (рус. пер. см.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 39–40. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. Правда, Бестужев пытался постепенно уклониться от влияния посланника, однако через Уильямса к прусскому королю продолжали доходить важные сведения о мобилизации в России и даже слухи о планах наступления, намеченного на весну 1757 года[212]212
  Bilbassoff В. von. Geschichte. Bd. 1/2. S. 23–33; Horn D.B. Sir Charles Hanbury Williams. Р. 270–273; Sacke G. Die Gesetzgebende Kommission Katharinas II. S. 48; Mediger W. Moskaus Weg nach Europa. S. 672–686; Müller M.G. Rußland und der Siebenjährige Krieg. Beitrag zu einer Kontroverse // JGO. N.F. Bd. 28. 1980. S. 198–219, здесь S. 216–217; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. Р. 13–15. (рус. пер. см.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 39–42. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. В изменнических связях с Фридрихом II зимой 1757–1758 годов императрица Елизавета Петровна заподозрила не только канцлера Бестужева, но и великую княгиню Екатерину. Однако, поскольку и Бестужев, и Екатерина успели, видимо, уничтожить порочащие их документы, степень обоснованности этих подозрений до сих пор неясна. Как бы то ни было, собравшись с духом и предложив императрице отправить ее к родственникам – отец к тому времени уже умер, а обнищавшая мать влачила жалкое существование в Париже, – Екатерина сумела выпутаться из этой некрасивой истории. Как и следовало ожидать, Елизавета Петровна не только отклонила хорошо продуманное прошение об отъезде, но и стала проявлять особую благосклонность к умной супруге недалекого и неотесанного наследника престола[213]213
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 387–391, 404–433 (см. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 433–434, 441–442. – Примеч. науч. ред.). См. об этом: Herrmann E. Sächsisch-polnische Beziehungen während des siebenjährigen Krieges. S. 582–589; Brückner A. Katharina die Zweite. Berlin, 1883. (Allgemeine Geschichte in Einzeldarstellungen, hrsg. von Wilhelm Oncken, Dritte Hauptabteilung, Tl. 10). S. 58–68; Bilbassoff В. von. Geschichte. Bd. 1/1. S. 415–449; Чечулин Н.Д. Екатерина в борьбе за престол; Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. Р. 374–386; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 14–16 (рус. пер. см.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 43–44. – Примеч. науч. ред.); Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII века. Борьба за наследие Петра. М., 1986. С. 217–221; Alexander J.T. Catherine the Great. P. 52–54.


[Закрыть]. Благодаря и собственной ловкости, и участившимся недомоганиям императрицы, Екатерина еще на шаг приблизилась к столь желанной власти. Возвращение же в Германию грозило ей жизнью в бедности и политической беспомощностью, чему она видела живые примеры, посещая с родителями одиноких чудаковатых тетушек, живших по монастырским приютам для незамужних дворянок в Северной Германии[214]214
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 16–17 (см. рус. пер.: [Екатерина II.] Записки императрицы. С. 13–14. – Примеч. науч. ред.). Так же интерпретирует екатерининские сообщения о незамужних дворянках и Петшауэр: Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. Р. 188–191.


[Закрыть]. Задаваясь вопросом о том, почему немецкая принцесса, став великой княгиней и будучи затем уже императрицей, всеми силами пыталась утвердиться в России, необходимо всегда помнить об этой альтернативе.

Германия не была специальной темой автобиографических записок Екатерины. О том, что помнила она больше, чем оставила в своих «воспоминаниях», говорят те сведения о Штеттине, которые удалось выведать у нее Гримму. Вообще, ее письма свидетельствуют, что она свободно ориентировалась в фактах своего прошлого, вспоминая о переживании и его обстоятельствах. Она прибегала к ним спонтанно, выборочно, интерпретируя их в зависимости от цели всякий раз, когда это представлялось ей уместным по литературным соображениям. Например, в 70-е годы она продолжала писать о людях, которых знала в юности.

Подводя итог, можно сказать, что та Германия, о которой шла речь начиная с 50-х годов в автобиографических записях великой княгини, а затем и императрицы Екатерины, практически без исключений сводится к воспоминаниям о воспитании, полученном ею в Штеттине, и к жизни правящих домов, наблюдавшейся ею в северогерманских столицах и резиденциях. С пространственной точки зрения ей были знакомы немецкие земли к югу от Балтийского и Северного морей до линии Цербст – Вольфенбюттель и те, что находились на протянувшейся с запада на восток линии от Восточной Фризии до Мемеля и далее до остзейских провинций Российской империи, где преобладало немецкое население. В политическом смысле эта северогерманская территория к западу от государственной границы с Россией находилась под гегемонией Пруссии, а в конфессиональном здесь доминировали лютеранство и кальвинизм. Посредством политических браков Гогенцоллерны связали себя крепкими родственными узами с герцогскими домами Брауншвейга[215]215
  См.: Zimmermann P. Brandenburg und Braunschweig // Hohenzollern-Jahrbuch. 1905. Bd. 9. S. 219–250.


[Закрыть] и Голштинии, и князь Христиан Август Ангальт-Цербстский, вступив в брак с представительницей голштинского дома, также вошел в эту семью, повысив тем самым значимость своей должности на прусской службе. Между тем родственные связи прусской клиентелы распространялись и на Южную Германию: как уже упоминалось, мать княгини Иоганны Елизаветы происходила из рода князей Баден-Дурлахских[216]216
  См. выше, с. 77.


[Закрыть]. А когда Христиан Август после смерти в 1742 году своего кузена Иоганна Августа переселился из Штеттина в Цербст и близлежащий Дорнбург, чтобы править там вместе со своим братом, с ними в доме оставалась жить Гедвига Фридерика – вдова покойного князя, дочь герцога Вюртемберг-Вейлтингенского[217]217
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 24 (см. рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 22. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. При прусском дворе принцесса София повстречалась и с юными принцами Вюртембергскими – Карлом Евгением, Фридрихом Евгением и Людвигом Евгением[218]218
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 22 (рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 19. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть].

Екатерина упоминает лишь о некоторых значительных политических событиях в Германии, пришедшихся на период ее юности. Нет оснований сомневаться в том, что речь идет о ее собственных воспоминаниях, поскольку эти события либо отражались на службе ее отца, либо касались семьи, – к примеру, смена монарха на прусском престоле в 1740 году[219]219
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 18–20 (рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 16–18. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть], первая Силезская война, на которую, невзирая на перенесенный незадолго до этого удар, был призван Христиан Август[220]220
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 22 и сл. (рус. пер: [Она же.] Записки императрицы Екатерины Второй. С. 20–21. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть], избрание ее дяди, любекского принца-епископа Адольфа Фридриха, наследником шведского престола[221]221
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 24 и сл., 27 (рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы Екатерины Второй. С. 22, 25. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть].

Не приходится сомневаться и в том, однако, что Екатерина умалчивает о каких-то фактах, например выходивших за рамки восприятия весьма юной особы, или о тех, которые, храня в памяти, она не смогла облечь в слова, или тех, которые не сочетались с центральной темой ее воспоминаний или же могли не понравиться русским читателям. Во всяком случае, за исключением отношений между северогерманскими княжескими домами, описания которых насыщены историческими анекдотами, воспоминания содержат весьма скудную информацию о стиле правления князей, об управлении и государственном устройстве территорий и совсем ничего не сообщают об их конфессиональной жизни, финансах, экономической и культурной жизни, о городах и строительстве, о деревнях и селах и о людях, не принадлежавших к придворному обществу.

Глава II. Протестантская этика, немецкий язык и «благочиние»: плоды воспитания и самообразования в Германии

Из всех представителей недворянских сословий – тех, кого Софии Августе Фридерике довелось знать в ее юные годы в Германии, – императрица сочла достойными упоминания в автобиографических записках лишь своих воспитателей – прежде всего мадемуазель Кардель и господина Вагнера. Несмотря на то что рассказам о них присущи живость, обилие деталей, а порой и сентиментальность, Екатерина не ставила себе целью простое спасение имен учителей от забвения: поступив так, она наделила бы их самостоятельной литературно-исторической функцией. Напротив, они стали персонажами захватывающей истории ее личного жизненного успеха. Кроме того, размышления о собственном воспитании послужили для просвещенной – как она понимала свою должность – правительницы импульсом для создания новой системы образования в России[222]222
  См. об этом ниже. С. 136–153.


[Закрыть] и заставили взять на себя ответственность как за будущее всей империи, так и за достойное духа времени воспитание своих внуков. В воспоминаниях Екатерина сумела провести четкое и последовательное различие между воспитанием, полученным ею, и тем, что ретроспективно представлялось ей наиболее важной его составляющей: какие впечатления, по ее мнению, стали решающими для созревания ее личности, кому она действительно обязана формированием своего мировоззрения, как ей удавалось заниматься самообразованием. Помимо родителей, в судьбе императрицы можно обнаружить как минимум пять совершенно разных людей, чьи роли в истории ее жизни, сложно переплетаясь, образуют целый спектр противоречивых влияний на становление ее личности в ранний период.

В единственной записи, относящейся к автобиографическим текстам начала 1770-х годов, смешиваются сведения о воспитании принцессы и службе ее отца в Штеттине. Он, рассказывает Екатерина, регулярно совещался со своим вице-губернатором Больхагеном, ставшим ему «близким другом». Старый Больхаген жил в том же замке, что и губернатор («в нижнем этаже»), и ежедневно бывал в его семье («каждый вечер в пять часов поднимался в третий этаж, где мы жили»). Детям он рассказывал о своих странствиях, «пересыпая все назиданиями». Критически оценивая мир взрослых ее детства, Екатерина описывала Больхагена не только как хорошего рассказчика, человека остроумного и придававшего большое значение воспитанию, но и как человека, любившего детей губернатора «как своих». Однако он фигурирует в воспоминаниях императрицы только потому, что в 1736 году – первым из многих – пробудил в принцессе «первое движение честолюбия», убедив ее усердствовать в «благоразумии» и «христианских и нравственных добродетелях», чтобы в один прекрасный день она стала достойной носить корону, «если она когда-нибудь выпадет мне на долю». По всей видимости, Больхаген распоряжался губернаторской кассой наравне с самим губернатором, потому что императрица помнила, как Иоганна Елизавета, ссорясь с ним, неоднократно упрекала его в скупости[223]223
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 14–15 (здесь цит. в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 11–12: «…так как это был человек очень бережливый, то [мать] не всегда соглашалась с ним и находила, что этот старый слуга оказывал ей слишком много сопротивления…» – Примеч. науч. ред.). См. об этом: Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist: the Youth of Catherine the Great, 1729–1762. Ph. D. diss. / New York Univ. 1969. P. 186–187.


[Закрыть]. Однако тот факт, что в записи об этих ссорах Екатерина принципиально воздержалась от оценок, служит частичным прикрытием для императрицы, осуждавшей свою слывшую расточительницей мать. С другой стороны, например, она как автор присоединилась к распространенной критике «солдатского короля» за его скупость и лишь ретроспективно – уже после восшествия на престол Фридриха II – с похвалой отзывалась о пышности берлинского двора[224]224
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 18–20 (см. в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 18. – Примеч. науч. ред.). См. выше с. 78.


[Закрыть].

Доктор Давид Лаурентиус, или Лоренц Больхаген, – человек хорошо известный в литературе. Родом из Старгарда, он учился в университетах Йены и Грейфсвальда. В 1710 году Больхаген стал архидьяконом штеттинской церкви Святой Марии и преподавателем теологии и восточных языков в королевской академической гимназии (Gymnasium academicum Carolinum), а в 1721 году был назначен генеральным суперинтендантом прусской Померании, причем тогда же ему выпало читать проповедь по случаю присяги сословий новому правителю. Однако с середины 1720-х годов, когда при поддержке короля Фридриха Вильгельма в Померании стал активно распространяться пиетизм из Галле, а реформатским общинам, в первую очередь гугенотам, а также католикам в гарнизонах, была предоставлена свобода вероисповедания, Больхаген возглавил в Штеттине ортодоксальное лютеранство, имевшее прочную опору в значительной части духовенства, а также среди сословий Померании. Они настаивали на том, что при заключении Стокгольмского мира в 1720 году Фридрих Вильгельм I обещал защищать Аугсбургское исповедание[225]225
  Аугсбургское исповедание (Confessio Augustana, Augsburger Bekenntnis) – самый ранний из протестантских символов веры, являющийся вероучительной нормой для лютеран; его автор Филипп Меланхтон (1497–1560) в работе над текстом консультировался с Мартином Лютером. Исповедание было оглашено на Аугсбургском рейхстаге (Священной Римской империи германской нации) в апреле 1530 года. Оно состоит из двух частей, первая из которых представляет собой 21 короткую статью основных вероучительных положений, а вторая – 7 пространных статей – посвящена критике злоупотреблений в церкви. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], и демонстративно отметили 200-летие последнего в 1730 году. На протяжении некоторого времени принудительными мерами приходилось добиваться соблюдения даже такого традиционного церковного ритуала, как молитва за здравие короля, а пасторы с недоверием относились к общественным и образовательным устремлениям пиетистов, опиравшихся в 1730-е годы в Штеттине на поддержку Фридриха Вильгельма. Во всяком случае, наказанием для Больхагена было назначение к нему в 1727 году адъюнктом ученика Августа Франке, пиетиста, оставшегося с ним и в 1733 году, когда Больхаген получил должность генерал-суперинтенданта[226]226
  См. статью «Bollhagen» в: Zedler J.H. Universal-Lexikon. Supplement-Bd. 4. Sp. 133; а также в: ADB. Bd. 3. 1876. S. 105; Статью «Mayer, Johann Friedrich» см.: Zedler J.H. Universal-Lexikon. Bd. 19. 1739. Sp. 2336–2341; см. также: ADB. Bd. 21. 1885. S. 99–108; Lother H. Pietistische Streitigkeiten in Greifswald. Ein Beitrag zur Geschichte des Pietismus in der Provinz Pommern. Gütersloh, 1925; Wotschke T. Der Pietismus in Pommern // Blätter für Kirchengeschichte Pommerns. Heft 1. 1928. S. 12–57; Heft 2. 1929. S. 24–75 (цитаты см.: S. 32–33); Wehrmann M. Geschichte der Stadt Stettin. Stettin, 1911. S. 339–340, 367–370; Hinrichs C. Preußentum und Pietismus. Der Pietismus in Brandenburg-Preußen als religiös-soziale Reformbewegung. Göttingen, 1971. S. 267–268.


[Закрыть]. Поскольку Больхаген умер в 1738 году, воспоминания Екатерины о нем и его дружбе с ее отцом приходятся как раз на ту пору, когда он уже утратил свою высшую церковную должность.

Рассматривая ранний период воспитания принцессы Софии, важно, безусловно, принять во внимание отношение цербстского князя и его супруги к религии, а также учесть ту позицию, которую они занимали в конфликте между ортодоксальным лютеранством и пиетизмом, патроном князя – королем Пруссии – и представителями сословий Померании. Сама Екатерина, если следовать ее автобиографическим запискам, не проявляла ни малейшего интереса к конфессиональным вопросам, тем более отчетливо сформулировав свои приоритеты. Итак, ее отец и мать были «непоколебимо-религиозны» («ils avoient un fond de religion inaltérable»)[227]227
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 12 (здесь цит. в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 9. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. Согласно суждению одного из лучших знатоков ангальтских архивов, пусть даже и не совсем точному, Христиан Август был «добрым христианином и стойким приверженцем лютеранской веры», а княгиня – «благочестивой христианкой»[228]228
  О князе Ангальт-Цербстском см. статью: Siebigk F. Christian August, Fürst zu Anhalt-Zerbst // ADB. Bd. 4. S. 157–159, здесь S. 158.


[Закрыть]. В конце XVI столетия ангальтские князья стали кальвинистами. Только в Цербсте в 1644 году было вновь введено лютеранство, однако параллельно, под давлением других ветвей княжеского рода и Фридриха Вильгельма, «Великого» курфюрста Бранденбургского[229]229
  Фридрих Вильгельм (1620–1688) – курфюрст Бранденбурга с 1644 года, принадлежал династии Гогенцоллернов; при нем к Бранденбургу было присоединено герцогство Пруссия, бывший лен Польши, однако попытки присоединить Штеттин – владение Швеции в устье Одера – были безуспешны. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], в 1679 году было подтверждено право жителей Цербста исповедовать кальвинизм. К началу XIX века две трети населения Ангальта придерживались реформатства, а одна треть – лютеранства. Пиетизму из Галле находившиеся по соседству дворы Кетена (Köthen) и Цербста, где Христиан Август начал править после 1742 года вместе со своим братом, открыли свои двери в начале XVIII века[230]230
  Близко отражающее суть источников изображение церковной истории Ангальт-Цербста со времен Реформации см. в статье «Zerbst, Stadt» в: Zedler J.H. Universal-Lexikon. Bd. 61. 1749. Sp. 1368–1585; о XVI–XVII вв. см.: Wäschke Н. Anhaltische Geschichte. Bd. 2–3. Cöthen, 1912–1913; также см. статью «Anhalt» в: RGG. Bd. 1. Sp. 386–389.


[Закрыть].

Итак, если в родном княжестве отца Екатерины – Ангальте – конкурировали между собой кальвинизм, ортодоксальное лютеранство и пиетизм, то княгиня Иоганна Елизавета выросла в однородной конфессиональной среде. И Гольштейн-Готторп, и Вольфенбюттель оставались центрами ортодоксального лютеранства, однако и здесь у него нашелся соперник, но вовсе не пиетизм в духе Филиппа Якоба Шпенера[231]231
  Шпенер, Филипп Якоб (Spener, Philipp Jacob, 1635–1705) – лютеранский богослов, основатель пиетизма; поэт. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], а позднегуманистический, экуменистски ориентированный, опиравшийся на аристотелевскую философию извод лютеранского учения, вышедший из-под пера профессора Георга Каликста[232]232
  Каликст, Георг (Calixt[us], Georg, 1586–1656), настоящая фамилия Каллизен, – лютеранский богослов, профессор в университете Гельмштета; допускал возможность объединения не только лютеран и реформатов, но и всех христианских церквей на основе учения первых пяти веков. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]. Решающую роль в укреплении позиций ортодоксального лютеранства в этих северогерманских дворах в конце XVII века сыграл лейпцигский гуманист, теолог и философ Иоганн Фридрих Майер[233]233
  Майер, Иоганн Фридрих (Mayer, Johann Friedrich, 1650–1712) – пастор, профессор богословия в Виттенберге, Киле, Грейфсвальде; старший церковный советник. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]. Уже в молодые годы из почитателя Шпенера и пиетизма он превратился в его противника. В 1684 году Майер стал преподавателем теологии в Виттенберге, в 1687 году – пастором церкви Св. Якова в Гамбурге и одновременно, по протекции герцога Христиана Альбрехта Гольштейн-Готторпского, преподавателем университета в Киле и членом правления лютеранской церкви в Голштинии; в 1691 году к его обязанностям прибавилась должность старшего советника по делам церкви в немецких провинциях, принадлежавших шведской короне, а в 1698 году он стал курировать и монастырский приют для представительниц высшей знати в Кведлинбурге. Еще в 1691 году шведский король Карл XI хотел переманить его в Дерпт; однако лишь в 1701 году он последовал приглашению, но уже Карла XII, и занял должности профессора университетa Грейфсвальда и генерального суперинтенданта города. Верность королю Швеции он сохранил даже во время Северной войны, когда в 1711–1712 годах датский король Фридрих IV и польский король, курфюрст Саксонский Фридрих Август I, в союзе с русскими войсками заняли город. Несмотря на все причиненные горожанам бедствия, монархи проявили интерес к знаменитой библиотеке уважаемого ученого. Вскоре, в апреле 1712 года, бежавший в Штеттин Майер умер, не дожив лишь нескольких месяцев до визита в Грейфсвальд самого царя Петра I, удостоившего своим посещением и университет, и дом Майера[234]234
  Stupperich R. Peters des Großen Aufenthalt in Greifswald im Jahre 1712 // ZOG. 1934. Bd. 8; N.F. Bd. 4. S. 392–401.


[Закрыть].

Майер был не просто признанным авторитетом ортодоксального лютеранства и решительным противником пиетизма, мистицизма и какого бы то ни было фанатизма – он много путешествовал и вел обширную переписку с огромным количеством ученых людей своего времени и многочисленными представителями правящих домов, причем не только немецких. Его корреспондентами были, например, шведские короли, голштинский герцог Христиан Альбрехт и его сыновья Фридрих и Христиан Август – отец Иоганны Елизаветы, герцог Август Вильгельм Брауншвейг-Вольфенбюттельский, третья жена которого была крестной матерью будущей княгини Ангальт-Цербстской, а также аббатиса Кведлинбургского монастыря Анна Доротея Саксен-Веймарская[235]235
  Ср. статью о Майере во Всеобщем лексиконе Цедлера (см. выше, примеч. 5); Lother H. Pietistische Streitigkeiten in Greifswald; Aland K. Bibel und Bibeltext bei August Hermann Francke und Johann Albrecht Bengel // Idem. (Hrsg.) Pietismus und Bibel. Witten, 1970. S. 89–147, здесь S. 109–113; Brecht M. u.a. (Hrsg.) Geschichte des Pietismus. Bd. 1. Göttingen, 1993. S. 344–351. Майер характеризуется как «человек, наводящий ужас на пиетистов», в работе: Marigold W.G. Der Hamburger Klerus gegen Ende des 17. Jahrhunderts: Gedanken zum Brauch und Mißbrauch der Gelehrsamkeit // Neumeister S., Wiedemann C. (Hrsg.) Res Publica Litteraria. Die Institutionen der Gelehrsamkeit in der frühen Neuzeit. Tl. 2. Wiesbaden, 1987. S. 485–496.


[Закрыть]. Здесь позволим себе сделать два вывода. Во-первых, в основе тесной связи готторпского и вольфенбюттельского дворов лежало ортодоксальное лютеранство. И, во-вторых, складывается впечатление, что мать Екатерины, молодая супруга цербстского князя, спорившая по поводу ведения домашнего хозяйства с ортодоксальным лютеранином Больхагеном, менее чем двадцатью годами ранее получила воспитание в духе его же наставника Майера при голштинском и брауншвейгском дворах.

Однако даже скудные свидетельства, дошедшие до нас, говорят о том, что политические и духовные перемены 20-х и 30-х годов оказали воздействие если не на саму веру, то на отношение родителей Екатерины к религиозным вопросам и воспитанию детей. Иоганна Елизавета, которая была на 22 года, то есть на целое поколение, моложе своего супруга, значительно сильнее, чем он, ощущала весьма существенное влияние со стороны наследника прусского престола Фридриха, своего ровесника, воспитанного в просвещенном духе естественного права, традиции гуманизма и французской классической литературы, покровительствовавшего наукам и искусствам и снискавшего известность в качестве писателя[236]236
  О кронпринце Фридрихе см.: Kathe H. Der „Soldatenkönig“ Friedrich Wilhelm I. 1688–1740. König in Preußen. Eine Biographie. 2. Aufl. Berlin, 1978. S. 131–140; Mittenzwei I. Friedrich II. von Preußen. Eine Biographie. S. 7–33; Schieder Th. Friedrich der Große. Ein Königtum der Widersprüche, Frankfurt a.M., 1983. S. 7–45; Aretin K.O. Freiherr von. Friedrich der Große. Größe und Grenzen des Preußenkönigs. Bilder und Gegenbilder. Freiburg; Basel; Wien, 1985. S. 8–42; Baumgart P. Kronprinzenopposition. Zum Verhältnis Friedrichs zu seinem Vater Friedrich Wilhelm I. // Duchhardt H. (Hrsg.) Friedrich der Große, Franken und das Reich. Köln; Wien, 1986. S. 5–23. Переработанный вариант статьи см.: Baumgart P. Kronprinzenopposition. Friedrich und Friedrich Wilhelm I. // Hauser O. (Hrsg.) Friedrich der Große in seiner Zeit. Köln; Wien, 1987. S. 1–16. См. также: Möller H. Friedrich der Große und der Geist seiner Zeit // Kunisch J. (Hrsg.) Analecta Fridericiana. Berlin, 1987. (ZHF; Beiheft 4). S. 55–74.


[Закрыть]. Эта близость и послужила пищей для всерьез выдвигавшегося время от времени предположения, что императрица России Екатерина была дочерью прусского короля[237]237
  Впервые это предположение высказал Самуэль Зугенхайм: Sugenheim S. Rußlands Einfluß auf und Beziehungen zu Deutschland, vom Beginn der Alleinregierung Peters I. bis zum Tode Nikolaus I. Bde. 1–2. Frankfurt a.M., 1856, здесь: Bd. 1. S. 319–332; затем, веком позже, оно прозвучало у Михаеля Таубе: Taube M. von. Das Geburtsgeheimnis Katharinas II. und seine politische Bedeutung // Familie und Volk. Bd. 5. 1956. H. 2. S. 41–52. Критика этой гипотезы содержится у авторов: Sybel H. von. Eine Tochter dreier Väter // HZ. 1893. Bd. 70. S. 233–242; Bilbassoff B. von. Katharina II. im Urtheile der Weltliteratur. Bde. 1–2. Berlin, 1897, здесь: Bd. 2. S. 405–408; Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. S. 107–127; Idem. Zur Aufklärung des Geburtsgeheimnisses Katharinas der Großen // Genealogie. Bd. 10 (Jg. 20). 1971. S. 545–558.


[Закрыть]. Слухи о романе наследного принца и юной цербстской княгини уже не один раз находили компетентное опровержение, поэтому здесь отметим лишь, что для Иоганны Елизаветы Фридрих всегда оставался примером человека живого ума, а он видел в ней в первую очередь мать принцессы с хорошими шансами на перспективное замужество. Позднее, когда дочь уже переехала в Россию, Иоганна Елизавета вступила в переписку с Христианом Фюрхтеготтом Геллертом[238]238
  Геллерт, Христиан Фюрхтеготт (Gellert, Christian Fürchtegott, 1715–1769) – поэт, баснописец и романист, историк литературы. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], общалась с Готтшедом[239]239
  Готтшед, Иоганн Христоф (Gottsched, Johann Christoph, 1700–1766) – поэт и писатель, переводчик французских классиков, критик, историк литературы; профессор Лейпцигского университета. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] – последователем Христиана Вольфа[240]240
  Вольф, Христиан, барон (Wolff, Christian, Freiherr von, 1679–1754) – математик, философ-рационалист, последователь Гуго Гроция и теории естественного права, систематизатор идей Готфрида Вильгельма Лейбница; автор трудов по международному публичному праву; профессор университетов Галле и Марбурга. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] и даже искала возможности завязать контакт с Вольтером[241]241
  Hosäus W. Chr. F. Gellert’s Briefe an die Fürstin Johanna Elisabeth von Anhalt-Zerbst // MVAGA. 1886. Bd. 4. S. 268–286 (reprint: Reynolds J.F. (Hrsg.) C.F. Gellerts Briefwechsel. Bde. 1–3. Berlin; N.Y., 1983–1991); Suchier W. Gottscheds Korrespondenten. Alphabetisches Absenderregister zur Gottschedschen Briefsammlung in der Universitätsbibliothek Leipzig (1910–1912). Leipzig, 1971 [reprint]. S. 24 (Elisabeth, Fürstin von Anhalt-Zerbst); Le Blond A. Charlotte Sophie Countess Bentinck. Her Life and Times, 1715–1800. Vol. 1. London, 1912. P. 64–90; Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 90–92. Вольтер несколько раз упоминал Иоганну Елизавету в своих письмах к Екатерине: от 24 июля и в ноябрьском 1765 году, см.: Voltaire. Correspondence. № 12809, 12973; англ. пер. см.: Lentin A. (Ed.) Voltaire and Catherine the Great. Selected Correspondence. P. 36, 38.


[Закрыть]. Однако в период Семилетней войны жизнь ее неожиданно вышла из привычной колеи. У Фридриха II появился повод подозревать княгиню и ее сына в предательских сношениях с Францией, поэтому в 1758 году она решилась бежать сначала в Гамбург, а затем через Голландию в Париж, а король тем временем наложил разорительные контрибуции на формально остававшийся нейтральным Цербст. В Париже под вымышленным именем графини Ольденбургской Иоганна Елизавета вращалась в салонах и посещала театры – до тех пор, пока не погрязла в долгах, заболела, а затем и умерла в 1760 году в бедности и отчаянии, чувствуя себя обузой для дочери в Петербурге[242]242
  Княгиня Иоганна Елизавета в свои лучшие дни, проведенные в Париже, написала 28 писем к мсье Пуйлли (Pouilly), племяннику французского поверенного в делах Шампо. В этих письмах, впоследствии опубликованных, она, взяв на себя роль очень сведущего человека, не перестает сообщать ему сведения из истории России XVIII века и вскользь информирует его о своей жизни в Париже: Bilbassoff B. von. Geschichte Katharina II. Bd. 1, Tl. 2. Berlin, 1893. S. 74–154. О последних годах жизни княгини см.: Ibid. Bd. 1, Tl. 1. S. 450–483; Wäschke H. Anhaltische Geschichte. Bd. 3. S. 216–225; Arndt L. Friedrich der Große und die Askanier seiner Zeit // Anhaltische Geschichtsblätter. Bd. 13. 1937. S. 21–57, здесь S. 27–28, 42–45; Petschauer Р. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 98–100.


[Закрыть]. Здесь, однако, интересно, что привитая ей с детства связь с ортодоксальным лютеранством, по всей видимости, к концу ее жизни серьезно ослабла. Если бы мы располагали возможностью проверить это утверждение, тогда ее ничем не примечательная интеллектуальная биография могла бы послужить отражением такого важного процесса, как завершение периода конфессиональных распрей в Германии.

Что касается лютеранской ориентации цербстских князей, находившихся на прусской службе, то серьезный удар по ней уже в 20-е годы могло нанести правление Фридриха Вильгельма I[243]243
  Фридрих Вильгельм I (1688–1740) – король Пруссии с 1713 года, отец Фридриха II. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], насаждавшего, в том числе и в Померании, веротерпимость и поощрявшего пиетизм. Новое учение быстро приобретало влияние среди офицерского корпуса, а также распространялось среди солдат через назидательную литературу, и прежде всего – полковых проповедников, все чаще набиравшихся исключительно из числа выпускников университета Галле. Кроме того, экуменистский характер пиетизма помогал смягчить конфессиональные противоречия в Пруссии между представителями правящего дома – реформатами – и их подданными-лютеранами[244]244
  Hinrichs C. Preußentum und Pietismus. S. 126–173; Kathe H. Der „Soldatenkönig“ Friedrich Wilhelm I. S. 57–62; Deppermann K. Die politischen Voraussetzungen für die Etablierung des Pietismus in Brandenburg-Preußen // Pietismus und Neuzeit. Bd. 12. 1986. S. 38–53; Brecht M. u. a. (Hrsg.) Geschichte des Pietismus. Bd. 1. S. 496–502.


[Закрыть].

Таков конфессиональный контекст, в котором цербстский князь – человек, связанный узами дружбы с ортодоксальным лютеранином Больхагеном, пригласил в воспитатели для своей дочери французскую кальвинистку и полкового капеллана. Если король уже в 1734 году обратил внимание на смышленую принцессу, то ее родители – представители прусской клиентелы – и особенно отец, состоявший на прусской службе и возглавлявший зáмковый приход Штеттина, наверняка должны были тщательно выбирать, как и кому воспитывать их детей. Существование в 1732–1736 годах в Старгарде священника-пиетиста Фридриха Вагнера подтверждается документально[245]245
  Wotschke T. Der Pietismus in Pommern. H. 1. S. 26.


[Закрыть]. Поскольку Екатерина сообщает, что учитель религии появился у нее в семилетнем возрасте[246]246
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 18–20 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 6. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть], именно Вагнер вполне мог в 1736 году занять место капеллана в полку ее отца. Елизавета Кардель, родившаяся в 1712 году во Франкфурте-на-Одере, приступила к воспитанию принцессы в 1733 году. До этого в течение двух лет, до своего замужества, за принцессой Софией присматривала сестра Кардель – Мадлен. Их отец, Этьен Кардель, был родом из Руана и состоял советником на прусской службе во Франкфурте, судьей во французской колонии и учителем[247]247
  См.: Cardel Paul // DBF. T. 7. Col. 1125.


[Закрыть]. В Штеттине «Бабетта» Кардель была членом церковной общины гугенотов, повсюду помогавшей французским эмигрантам интегрироваться в прусское государство[248]248
  Birnstiel E. „Dieu protège nos souverains“. Zur Gruppenidentität der Hugenotten in Brandenburg-Preußen // Hartweg F., Jersch-Wenzel S. (Hrsg.) Die Hugenotten und das Refuge: Deutschland und Europa: Beiträge zu einer Tagung. Berlin, 1990. S. 107–128, особенно см. S. 117–122.


[Закрыть]. По воскресеньям она навещала своего друга и советчика Поля-Эмиля де Моклера, служившего с 1721 года реформатским проповедником в зáмковой церкви, с 1723 года возглавлявшего французскую колонию из 89 семей и являвшегося советником консистории и инспектором всех гугенотских общин Померании (то есть, если можно так сказать, по своему рангу в кальвинистской иерархии он был равен Больхагену в лютеранской). Моклер был сооснователем, а с 1728 года и соиздателем журнала Bibliothèque germanique и пришедшего ему на смену Journal littéraire de l’Allemagne, а в 1739 году стал членом королевской Академии наук. Таким образом, юная гувернантка была отнюдь не случайным выбором родителей принцессы[249]249
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 5–6, 441, 473; Екатерина II – Фридриху Мельхиору Гримму, 2.02.1778 г. // Сб. РИО. Т. 23. 1878. C. 78. О Елизавете Кардель см.: [Biester J.E.] Abriß des Lebens und der Regierung der Kaiserinn Katharina II. von Rußland. Berlin, 1797. S. 5–6; Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 173–178; Kämmerer J. Katharina II. im Rahmen hugenottischer Bildungsbemühungen // Amburger E., Cieśla M., Sziklay L. (Hrsg.) Wissenschaftspolitik in Mittel– und Osteuropa. Wissenschaftliche Gesellschaften, Akademien und Hochschulen im 18. und beginnenden 19. Jahrhundert. Berlin, 1976. S. 295–308, здесь S. 296–299. О Моклере см. cтатью «Mauclerc, Paul-Emile de» в: NBG. T. 33. 1860. Col. 342; Kämmerer J. Zur Rezeption von Russica und Polonica in einer Gelehrten-Zeitschrift des 18. Jahrhunderts // Göpfert H.G., Koziełek G., Wittmann R. (Hrsg.) Buch– und Verlagswesen im 18. und 19. Jahrhundert. Beiträge zur Geschichte der Kommunikation in Mittel– und Osteuropa. Berlin, 1977. S. 347–366; Grau C. Hugenotten in der Wissenschaft Brandenburg-Preußens Ende des 17. und im 18. Jahrhundert // ZfG. Bd. 34. 1986. S. 508–522, здесь S. 516–517. Кроме того, на немецкий язык была переведена автобиография его сына Фредерика (Фридриха): Sauer P. (Hrsg.) Im Dienst des Fürstenhauses und des Landes Württemberg. Die Lebenserinnerungen der Freiherren Friedrich und Eugen von Maucler (1735–1816). Stuttgart, 1985. S. 13–20. Из последних работ о гугенотской общине Штеттина можно назвать: Szultka Z. Kolonie francuskie na Pomorzu brandenbursko-pruskim od końca XVII do początków XIX wieku // Roczniki Historyczne. Т. 53. 1987. S. 5–100, здесь S. 33–75; Idem. Die französischen Kolonien in Pommern vom Ende des 17. bis zum Anfang des 19. Jahrhunderts // Hartweg F., Jersch-Wenzel S. (Hrsg.) Die Hugenotten und das Refuge. S. 129–139, здесь S. 134–135.


[Закрыть]. Затем для Софии были наняты еще несколько учителей из французской колонии: так, письму и рисованию ее обучал месье Лоран, франкоговорящий швейцарец («un velche»), имевший очень смутное представление о немецком языке. Однако если Екатерине-мемуаристке роль месье Лорана в ее воспитании представлялась незначительной, то это не означает, что она с пренебрежением относилась к его личности: после ее восшествия на российский престол бывший учитель получил от императрицы подарки, и даже тридцать лет спустя после переезда в Россию ей было известно, что он еще жив[250]250
  Екатерина II – Гримму, 22.06.1775 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 30, 42–43, 50–51; [Biester J.E.] Abriß des Lebens. S. 6.


[Закрыть].

Однако «в историю» мадемуазель Кардель и господин Вагнер вошли уже лишь потому, что Екатерина, всегда остававшаяся прилежной ученицей, придавала им – в основном в своих письмах к Гримму – черты типических персонажей, используя их для изложения своих представлений о воспитании. У немецкого брюзги, строгого полкового пастора Вагнера, без конца читавшего длинные проповеди и истязавшего свою овечку педантичными экзаменами, в отличие от темпераментной гугенотки, практичной и дававшей пищу для ума француженки, у которой «наряду с другими познаниями всегда были наготове всевозможные комедии и трагедии», не было шансов пробудить симпатию у своей воспитанницы. Если Бабет Кардель сумела найти подход к строптивой порой принцессе убеждением и любовью, да еще и оказалась верной подругой и советчицей в первом эротическом опыте Софии[251]251
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 10–11, 28 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 7–8, 26. – Примеч. науч. ред.); Müsebeck E. Fünf Briefe der Kaiserin Katharina II. von Rußland an ihre Erzieherin Elisabeth Cardel aus den Jahren 1744–1749 // MVAGA. Bd. 7, Tl. 8. 1898. S. 663–669; Екатерина II – Гримму, 21 декабря 1774 г., 27.02.1775 г., 16 мая 1778 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 12, 18, 88 (цит. с. 18); Екатерина II – принцу де Линю, август 1790 г. // Les lettres de Catherine au prince de Ligne (1780–1796). Bruxelles, 1924. Р. 126–130, здесь p. 128. См. также: Petschauer Р. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 177–182; Alexander J.T. Catherine the Great. Life and Legend. N.Y.; Oxford, 1989. P. 21–22.


[Закрыть], то господин капеллан своими заклинаниями о Страшном суде, а иногда и угрозой неминуемого наказания зачастую провоцировал лишь открытый протест или молчаливое сопротивление[252]252
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 10–11 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 7–8. – Примеч. науч. ред.); Екатерина II – Гримму, 20.01.1776 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 41.


[Закрыть]. Тем не менее обучение у обоих педагогов в значительной степени состояло из заучивания наизусть: по заданию мадемуазель Кардель – басен Лафонтена, по заданию господина Вагнера – библейских текстов и, как Екатерина выражалась впоследствии, «нарочно сочиненных вещиц», по всей вероятности – Mалого катехизиса и отрывков из Застольных речей Лютера. Записывая в 1771 году свои воспоминания, императрица еще имела при себе немецкоязычную Библию с подчеркнутыми местами, выученными ею наизусть[253]253
  [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 10–11 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 6. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть].

Итак, в автобиографических записях, создававшихся десятилетия спустя, в той их части, где идет речь о ее обучении, императрица не сочла нужным сообщить многое о содержании уроков Закона Божьего. Однако из ее воспоминаний о пасторе Вагнере видно, что пиетистское образование фокусировалось на Библии и текстах Лютера[254]254
  Aland K. (Hrsg.) Pietismus und Bibel; Köster B. Die Lutherbibel im frühen Pietismus. Bielefeld, 1984. О лютеровской традиции в пиетизме Галле см.: Peschke Е. Die frühen Katechismuspredigten August Hermann Franckes 1693–1695. Göttingen, 1992; Geschichte des Pietismus. Bd. 1. S. 467–470.


[Закрыть], и князь Христиан Август наверняка придавал этому большое значение. Тем не менее, идя в ногу со временем, под одной крышей – крышей собственного дома – он собрал миниатюрную экуменистскую общину. Все конфессиональные различия времен юности стерлись в памяти просвещенной писательницы, а личность воспитателя, напротив, оказалась для нее более значимой, чем содержание занятий. Если Екатерина и поведала однажды, что была ученицей обоих учителей наполовину[255]255
  Екатерина II – Гримму, 29.11.1775 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 38.


[Закрыть], нельзя недооценивать роль Вагнера в ее воспитании несмотря на иронию, присущую изложению мемуаристки. Его влияние на императрицу узнается впоследствии в трех сферах: насмехавшаяся над изнуряющими экзаменами, она, во-первых, все же испытывала слабость к отчетам, подведению итогов и контролю за результатами, что было созвучно как ее стремлению – оправдать императорское достоинство конкретными достижениями, – так и ее политической цели – рационализации власти и государственного управления[256]256
  C начала 1778 и до начала 1782 года секретарь Екатерины II Александр Андреевич Безбородко, впоследствии – канцлер, по поручению императрицы составлял баланс расходов и доходов в ее правление. О том, как продвигалась эта работа, каковы были ее результаты, до нас дошли лишь фрагментарные сведения, однако Гримм получал от императрицы текущую информацию – см.: Екатерина II – Гримму, 2., 3., 4.03., постскриптум от 24.03.1778 г., 24.08. и 17.12.1778 г., 24.07.1779 г., 7.09.1780 г., 11.07.1781 г., 1.04.1782 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 85, 100–101, 118, 148, 186, 216, 233. См. также: Григорович Н.И. Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени. Т. 1–2 // Сб. РИО. Т. 26. 1879; Т. 29. 1881, здесь: Т. 26. С. 49–51. Дошедшие до нас документы см.: Сб. РИО. Т. 27. 1880. C. 162, примеч. 3. Одновременно императрица приступила к составлению финансовых отчетов на русском языке. См.: Там же. С. 161–166; [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 517–525. См. об этом также: Корнилович О.Е. Записки императрицы Екатерины II: Внешний анализ текста // ЖМНП. Т. 37. 1912. № 1. Отдел наук. С. 37–74, здесь с. 48–50.


[Закрыть].