Текст книги "Исторический сборник «Память». Исследования и материалы"

Идея независимого бесцензурного исторического сборника сильно увлекла Д[авида] М[ироновича]. Он с огромным интересом прочитал первый том «Памяти» и сделал ряд содержательных замечаний. А во втором и третьем томах он уже принял самое деятельное участие. Во втором томе он выступает как публикатор одного из центральных материалов сборника[300]300
  Короленко В.Г. Из дневников 1917 – 1921 гг. / Публикация Т. Тиля [Д.М. Бацера]. Коммент. Т. Тиля и В. Рыжова [А.Б. Рогинского] // Память. М., 1977 – Париж, 1979. Т. 2. С. 374 – 421.


[Закрыть] и автор двух небольших заметок[301]301
  Несколько штрихов к портрету Б.Л. Пастернака. Сообщение У. Д-да [Д.М. Бацера] // Там же. С. 442 – 447 (Фрагмент воспоминаний, посвященных переписке между Б.Л. Пастернаком и солагерницей Д.М., журналисткой и поэтессой Аллой Лебединской, заключенной Ивдельлага); Светлой памяти одного чекиста. Из воспоминаний Дм. Т-ского [Д.М. Бацера] // Там же. С. 525 – 533. История сокамерника Д.М. по Бутырской тюрьме 1923 года, уполномоченного Архангельского ГПУ Андрея Новикова: в знак протеста против политических репрессий он уволился из ГПУ, вышел из ВКП(б) и опубликовал в «Социалистическом вестнике» открытое письмо, в котором разъяснял смысл и мотивы своего поступка; был арестован и в начале 1924 года расстрелян в Архангельске.


[Закрыть]. В третьем – помимо уже названных выше трех публикаций – «Из воспоминаний юности: Пречистенские рабочие курсы – Пречистенский практический институт; А.Н. Потресов», «Социал-демократическое движение молодежи 1920-х годов» и «Еще о Политическом Красном Кресте», – он совершено определенно является автором одной мемуарной миниатюры[302]302
  Дм. Т-ский. Случай с Катаняном // Память. Исторический сборник. М., 1978 – Париж, 1980. Т. 3. С. 416 – 417. Рассказ о встрече в 1923 году в политической камере Таганской тюрьмы прокурора по надзору за органами ГПУ Р.П. Катаняна, пришедшего туда с инспекцией, и заключенного эсера А.Д. Высоцкого, до революции сидевших вместе в Бутырках.


[Закрыть] и, предположительно (за давностью лет мы не рискуем утверждать это категорически), еще двух публикаций[303]303
  В.Н. Фигнер и Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Сообщение И. Гарелина [Д.М. Бацера(?)]. Там же. С. 393 – 402.
  З.З. [Д.М. Бацер (?)]. Достоверное свидетельство. Там же. С. 474 – 475. Отзыв на книгу А.Т. Марченко «Мои показания».


[Закрыть].

Д.М. Бацер активно включился в редакционную работу. Не принимая участия в общих собраниях редколлегии лично, он просматривал и редактировал практически все материалы, предлагал правку и составлял комментарии.

Кроме того, как уже говорилось, из старшего поколения в редакционной работе с первого выпуска активно участвовал известный историк М.Я. Гефтер. Официально уволенный к тому моменту из АН СССР, он был связан с диссидентским движением. Многие материалы просматривал известный историк русского средневековья, сотрудник отдела древнерусской литературы ИРЛИ Я.С. Лурье[304]304
  Я.С. Лурье сотрудничал с тамиздатом. Для русских эмигрантских изданий он написал ряд статей; в Париже в издательстве, руководимом В.Е. Аллоем, опубликовал под псевдонимом биографию своего отца, известного антиковеда С.Я. Лурье с довольно резкой критикой процессов, протекавших в советской исторической науке, и, также под псевдонимом, книгу о произведениях И. Ильфа и Е. Петрова. См.: Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. Париж: Atheneum, 1987; Курдюмов А.А. В краю непуганых идиотов. Париж: La Presse Libre, 1983. См.: Интервью А.Б. Рогинского. С. 298 – 299.


[Закрыть]. За консультациями редакторы обращались к известному историку XIX века В.В. Пугачеву (1923 – 1998)[305]305
  Приезжая в Ленинград из Саратова, В.В. Пугачев был частым гостем в доме Рогинских. К нему обращались с отдельными вопросами и за консультациями, но в общий замысел сборника он не был посвящен. О контактах с В.В. Пугачевым см. Интервью А.Б. Рогинского. С. 287.


[Закрыть]; советовались («втемную», не информируя открыто о характере издания) с И.З. Серманом, А.В. Македоновым, Д.С. Лихачевым, Д.Е. Максимовым. По воспоминаниям К.М. Поповского, предложение сотрудничать было сделано Н.Я. Эйдельману, но тот отказался[306]306
  Письмо К.М. Поповского автору.


[Закрыть]. А.Б. Рогинский впоследствии говорил:

Работая над «Памятью», мы первоначально не имели контактов с историками старшего поколения. Исключение – Михаил Гефтер, который с самого начала очень загорелся идеей сборника, участвовал во всех обсуждениях и вообще стал почти что членом редакции (хотя как таковой редакции у нас и не было). Но постепенно возникли и другие профессиональные связи. К некоторым историкам мы обращались за сведениями и консультациями не говоря прямо, зачем они нужны, но они, мне кажется, и так догадывались, зачем и кому отвечают. Некоторые, как Яков Лурье, выдающийся специалист по древнерусским летописям, сознательно и активно с нами сотрудничали[307]307
  Из интервью Арсения Рогинского польскому журналу «Карта»…


[Закрыть].

Как и в первом выпуске, самый объемный раздел второго, «Воспоминания», составили, как уже говорилось, материалы И.И. Вацетиса, В.В. Янова и Р.И. Пименова. В «Статьи и очерки» вошли тексты М.А. Поповского и Е.А. Гнедина. В разделы «Из истории культуры» и «Varia» – остальных названных выше авторов.

Очень любопытную заметку написал отец А.Ю. Даниэля Ю.М. Даниэль – о книге «Губерт в стране чудес». (Это единственная работа, опубликованная после известного процесса 1966 года под криптонимом тамиздатского псевдонима Ю.М. Даниэля.) Заметка посвящена судьбе немецкого мальчика Губерта Лосте, героя популярной детской книги, издававшейся в СССР огромными тиражами. Мальчик, попавший в 1933 году из Германии в СССР, восторгался советскими реалиями. Но в 1938 году его приемный отец, известный советский журналист М.Е. Кольцов был арестован. А в 1941 году была арестована гражданская жена Кольцова и мать Губерта (фактически автор книги), немецкая коммунистка Мария Остен. Дальнейшая жизнь самого мальчика сложилась очень непросто[308]308
  Н.А. Губерт в стране чудес // Память. Вып. 2. С. 545 – 547.


[Закрыть].

К началу работы над вторым выпуском удалось установить более или менее устойчивые каналы связи с Н.Е. Горбаневской, остававшейся официальным зарубежным представителем сборника. Некоторые письма, по словам С.В. Дедюлина, передавались через Т.А. Баеву[309]309
  Письмо С.В. Дедюлина автору.


[Закрыть], дочь известного советского биохимика академика А.А. Баева[310]310
  О нем см.: Баев А.А. Очерки. Переписка. Воспоминания. М., 1998.


[Закрыть], 17 лет проведшего в лагерях. В то время Баева активно участвовала в диссидентском движении и была на легендарной демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года – против ввода советских войск в Чехословакию. Она имела периодический доступ к дипломатической почте, и письма из Москвы в Париж и обратно пересылались через нее. Определенную помощь в пересылке оказывала Н.М. Ботвинник: она была тесно связана с диссидентским движением и участвовала в работе солженицынского Фонда помощи политзаключенным[311]311
  Письмо А.Ю. Даниэля автору.


[Закрыть]. Некоторые письма отправлялись через западных дипломатов, работавших в ленинградских консульствах и московских посольствах[312]312
  «На нас “работала” едва ли не половина французского представительства в Ленинграде, и даже генеральный консул Легрен чуть не ежемесячно приносил стопку книг, письма и деньги к одному из наших ближайших друзей – Валере Звереву, бывшему основным “почтовым ящиком”, и забирал от него рукописи и корреспонденции» (Аллой В.Е. Записки аутсайдера // Минувшее. Вып. 22. С. 157). По словам В.Н. Сажина, материалы передавались также через американского атташе по культуре (Интервью В.Н. Сажина. С. 244)


[Закрыть]. Многие зарубежные знакомые, в частности стажировавшийся в Москве американский историк Стивен Коэн, тоже были готовы взять на себя эту рискованную миссию[313]313
  «Нам очень помогали молодые иностранные стажеры: историки, филологи, которые приезжали – кто заниматься в архивах, кто на какие-нибудь курсы совершенствовать язык. Хорошо помню Лизу Вуд из Гарварда, Барбару Шмидт из Германии – она подружилась здесь с нашим близким другом Борисом Митяшиным, бывшим и будущим политзэком. Они не боялись получать для нас через свои консульства (как бы для себя) бандероли с книгами, письма и наши письма тоже отправляли ‹…› Еще помогали нам Магнус Люндгрен, шведский филолог, и его жена Казя. Сейчас как-то не всплывают в памяти другие имена, но благодарность всем им, кто не боялся. Они ведь не на шутку рисковали. У кого-то и были потом серьезные неприятности – не впускали в следующий раз в Союз. Между прочим, более взрослые западные историки, которые в ленинградских архивах писали свои монографии и которые в гостях у меня дома бывали не по разу, они этот риск хорошо осознавали и были более осторожными; впрочем, я к ним с такими просьбами старался не обращаться. Конечно, и тут были исключения: Дэниел Орловский, Роза Гликман, другие…» (Интервью А.Б. Рогинского).


[Закрыть]. Постоянный канал связи обеспечила молодой немецкий филолог из Тюбингена Гизела Райхерт (впоследствии Райхерт-Боровски)[314]314
  «Очень мы все полюбили Гизелу Райхерт-Боровски из Тюбингена. Помню, как выносит она из своего консульства на Петра Лаврова сразу целую груду бандеролей, еле тащит, а мы (с Сережей? с Сашей?) ждем ее неподалеку в подворотне, разгружаем и какими-то дворами вместе несем дальше» (Там же).


[Закрыть], которая приехала в Ленинградский университет на стажировку. С Рогинским ее познакомил Г. Левинтон, и с тех пор она регулярно помогала передавать материалы, письма и новости – от авторов «Памяти» за границу и обратно. Более того, Райхерт довольно близко подружилась с А. Рогинским и С. Дедюлиным и активно поддерживала их в различных непростых ситуациях.

Через Г. Райхерт-Боровски отправлял вопросы редакции в СССР и В. Аллой. 20 июля 1979 года он писал ей:

Есть, конечно, что передать. Во-первых, есть к ним дело по поводу Анциферова. Я написал С[ене], но он пока не ответил, видимо, из-за всей этой истории, а может быть, и письмо задержалось. Я спрашивал, что они имеют реально, ведется ли работа над рукописями воспоминаний, каков листаж рукописи, находящейся у них? Дело в том, что я связался с дочерью Анциферова и получил от нее рукопись общей сложностью 170 стр. (с отдельной пагинацией каждой главы), охватывающую период с 1919 до 1937 года. Я слышал, что есть еще довольно значительный кусок, что он есть у С., он над ним работает и готовит публикацию. Мне написали об этом из Штатов, где Н. Перлина пыталась устроить рукопись в «Ардис». Я связался с ней, сообщил, что мы собираемся книгу публиковать, и таким образом вопрос с «Ардисом» отпал. Но дело не движется. Тот кусок, что у меня есть, нуждается в комментировании, в обработке и т. д. Сам по себе на книгу не тянет. Я было пустил его в «Вестник», да жалко все-таки разбазаривать на журнальную публикацию, хоть и хорошую – книга могла бы получится гораздо лучше. Нина П[перлина] предлагает свою помощь в комментировании, но для ответа необходимо знать, что же есть у ребят, в каком виде и на что и как скоро я могу рассчитывать. Это крайне важно и спешно, поскольку, если они согласны, я отдаю Н. П[перлиной] копию своего текста для работы или жду получения текста от них. Это первое. Теперь меня интересует, в какой стадии работа над Мейером и как скоро можно будет рассчитывать на рукопись. Наконец, я так и не знаю о судьбе своих отправок ребятам. Получили ли? Все ли в порядке и т. д. Из сообщений от меня почти ничего интересного. Общее положение я им описал. (Надеюсь, что письмо уже ушло и достигнет их к моменту Вашего приезда.) Из интересующего их по поводу выхода: третья днями уходит в набор, выйдет в ноябре, может быть в начале декабря. Тогда же появится Гумилев. Получена рукопись четвертой (черновик) и рукопись о женщинах. ‹…› Хотелось бы по возвращении получить от них полные и точные просьбы о необходимом и самые подробные описания новостей. Мы здесь очень волнуемся все и переживаем. ‹…› Может быть, мне удастся добраться до Вас до отъезда в Союз, тогда еще поговорим более подробно. ‹…›

Володя Аллой[315]315
  FSO. F. 30.129. Фонд Г. Райхерт-Боровски.


[Закрыть].

Более или менее систематическая переписка, видимо, началась с марта 1977 года. Как правило, письма Горбаневской в Париж посылались от имени четырех членов редколлегии – Л.И. Богораз, А.И. Добкина, А.Б. Рогинского, С.В. Дедюлина – за подписью «С.С.С.Л.» (Сеня, Саня, Сережа, Лариса). Н.Е. Горбаневская в Париже также принимала участие в редактировании текстов. Сохранились черновые варианты с правкой, сделанной ее рукой. О характере редакционной работы свидетельствует, например, письмо от 24 декабря 1977 года:

Досылаем основные исправления и недостающее ко 2-й части. Больше пока ничего не предвидится, просим извинения, что все это идет частями (однако среди оправданий то, что по чекистам собраны такие библиографические – анкетные – сведения, которые до сих пор в исторической лит[ературе] отсутствовали). ‹…›.

Если будут встречаться расхождения нового оглавления с имеющимися обозначениями в основном корпусе текста, просим исправлять по оглавлению. Если будет возможность и желание, просим отредактировать аннотации, ибо они не смогли здесь получить общую визу, а были сделаны одним человеком[316]316
  FSO. F. 68/1. Фонд С.В. Дедюлина.


[Закрыть].

Впрочем, второй выпуск не очень устраивал членов редакции. В письме к Горбаневской они пишут: «О 2-м выпуске. Он получился гораздо слабее, чем мы ожидали. Потрясающие воспоминания толстовца Моргачева у нас отняли, пришлось заменить их средненьким Яновым. Рецензий и библиографий не получилось. Очень слабая вариа – если у тебя есть что-то получше – смело заменяй»[317]317
  Там же.


[Закрыть]. Для улучшения качества издания в переписке обсуждался вопрос о републикации в «Памяти» западных работ, уже выходивших за рубежом[318]318
  FSO. F. 68/1. Фонд С.В. Дедюлина.


[Закрыть].

Наиболее интенсивно работа над сборником велась в первую половину 1977 года. «Наши оптимисты надеются подготовить 2-й выпуск в феврале, а скептики и маловеры говорят: Дай Бог к маю. Он должен получиться гораздо менее ГУЛАГовским, чем первый»[319]319
  Там же.


[Закрыть], – сообщала редакция Н.Е. Горбаневской. В марте макет отправился в Париж. «Это мы шлем тебе сигнальный экземпляр. Через месяца два пришлем поправки, изменения и некоторые (небольшие) дополнения»[320]320
  Там же.


[Закрыть]. В целом работа над вторым выпуском была закончена в мае 1977 года.

Удалось установить прямые контакты и с издательством, хотя здесь возникли серьезные проблемы.

Смена издательства

Второй выпуск «Памяти», как и два последующих, был издан в парижском издательстве «YMСA-Press», последний, пятый, – в связанном с «Русской мыслью» издательстве «La Presse Libre», которым руководил В.Е. Аллой.

Смена издательства, нелегко давшаяся редакции, отчасти произошла в результате болезненного конфликта между В. Чалидзе и московской редакцией. После выхода из печати первого выпуска казалось, что взаимоотношения с издательством более или менее налажены. И в Нью-Йорк через Н. Горбаневскую был отправлен макет второго тома. Однако В. Чалидзе, параллельно получив непосредственно от автора заинтересовавшую его работу Е.А. Гнедина, которая была включена в данный выпуск «Памяти», совместно с П. Литвиновым принял решение издать ее отдельной книгой[321]321
  Там же.


[Закрыть]. Сам Е.А. Гнедин не возражал против реализации этого плана и был очень заинтересован в том, чтобы его работа вышла отдельным изданием как можно скорее. Это вызвало недовольство внутрисоюзной редакции и привело к долгой и сложной переписке между, с одной стороны, московско-ленинградской группой и Н. Горбаневской и Горбаневской и Чалидзе, с другой[322]322
  См.: Интервью С.В. Дедюлина. С. 224.


[Закрыть]. Прямой «диалог» с В. Чалидзе наладить не удалось: письма ему отправлялись, а ответа на них не было. В итоге Горбаневской из Москвы ушло объемистое письмо, датированное 1 января 1978 года (еще до выхода из печати первого выпуска); в нем обосновывалась необходимость сменить издательство. Письмо отпечатал Дедюлин под диктовку Рогинского с отдельными добавлениями Богораз и Даниэля. Поскольку это одно из немногих «программных» писем редколлегии «Памяти», есть смысл привести большой фрагмент из него.

Дорогая Н[аташа]. В начале дек[абря] получили Твое письмо от 16 августа («№ 3») и – недавно на 3 листочках без даты («№ 4»).

Постараемся сразу о главном.

Вопрос о Вал[ерии] Ник[олаевиче][323]323
  В.Н. Чалидзе.


[Закрыть].

Будем откровенны – по нашему общему мнению, все прошедшее время показало, что он ведет себя недопустимо.

Невыполнение своих обещаний. а) в письме к Люде, пришедшем в конце дек[абря 19]76, было – «пускаю в набор»; б) в газетном анонсе в фев[рале 19]77 «будет в июне»; в) в радиоинтервью в начале года – «приступил к изданию»; г) через Тебя весною [19]77 – «вытяну по два №№ в год».

Результат – прошло больше года – не вышел и первый №. Когда же будет – по-прежнему не сообщается. А всему свету – доложено, в том числе и «заинтересованным» лицам, надо полагать?

Игнорирование переписки. – Не отвечает нам на письма (второе и последнее наше от 19.4.77). Это – заурядное хамство, но – помимо этого момента – там содержались важные деловые вопросы, например о реакции на наши разнохарактерные материалы, о рыночной конъюнктуре, о фотографиях (по этим серьезным – особенно последний пунктам – мы не имеем ответа до сего дня).

Мягко говоря, неблагоразумные шаги: получив независимо от нас и несколько раньше статью Гн[едина][324]324
  Е.А. Гнедин.


[Закрыть], на титуле которой стояло «Вклад в банк памяти», – не мог он, издатель «П[амяти]», догадаться, что это значит. Ну что с того, даже если старик и просил отдельного издания. Получив и увидев № 2, Вал[ерий] Ник[олаевич] мог бы чуть-чуть обождать и издать в томе. Или если уж так было ему необходимо срочно угодить автору, то не мог ли он, что ли, издать по тексту «П[амяти]» – т. е. отредактированному, с исправлением ошибок, снабженному приличным комментарием, с биографической справкой – да и можно было бы в таком случае указать, что материал взят из (или идет в) «П[амяти]», – и это было бы хоть некоторой рекламой для «П[амяти]» (в крайнем случае, видя как бы двойную принадлежность, следовало бы просто обратиться в оба адреса за объяснениями, что было бы самым простым и логичным выходом). Но нет, не заглядывая в текст статьи, по-видимому, ни в первоначальный, ни в окончательный (в «П[амяти]»), он издает ее самым нелепым способом: неотредактированный, с неверным написанием некоторых фамилий и т. д., – словом, классическое некультурное провинциальное издание. Теперь этот материал вроде бы вычеркивается из № 2 – в результате стараний кого же? Самого нашего издателя?

Что же дальше можно ожидать?

По Твоим словам, уже сейчас, до выхода № 1 поговаривают, что, м[ожет] б[ыть,] вообще больше двух и не потянет.

Не будем уж обсуждать здесь, каким образом и в какой степени невыход своевременно тома торпедировал нашу работу и помешал ей.

Продолжим конкретно о деле.

Мы прекрасно представляем себе, что, м[ожет] б[ыть,] недостаточно конкретно понимаем отсюда все тамошние сложности и возникающие затруднения и неожиданности. Но мы отлично осознаем и отдаем себе отчет в том, что издание на русском языке – вещь трудная, дорогостоящая и неокупающаяся. Мы понимаем, что материал наш далеко не всегда добирается до уровня дельных «Ученых записок» и в большей части обитается лишь немного выше т[ак] н[азываемого] нормального Си (впрочем, теперь никакого вовсе нет). Мы понимаем, что материалы наши иногда могут быть скучны широкому читателю, тем более западному, объевшемуся русской мемуаристикой.

Одновременно с этим мы уверены, что для живущих здесь «П[амять]», выходящая отсюда, имеет достаточно большое культурное и нравственное значение, что и дает нам право и основание из этого исходить, и это обязывает, как нам кажется, строить отношения с Вал[ерием] Ник[олаевичем] не по принципу «бедные родственники – дядюшка-благодетель», а по-другому, так, как это и принято между ответственными людьми – между серьезным автором и серьезным издателем.

Мы с самого начала у него не просили ничего, он сам с рвением взялся, он сам просил отдать ему, он сам обещал сделать быстро и вообще справиться, – и он не только не выполняет ничего обещанного, но и не считает нужным хоть как-то объясниться с нами ни по этому кардинальному, ни по какому другому частному поводу.

К аргументам его мы бы, естественно, отнеслись с максимальным вниманием, но для этого они должны были бы выставлены быть – и своевременно.

(Кстати говоря, аргументам типа «денег не оказалось» или «реклама показала (кстати, была ли она? какая? где? полный молчок), что сие мало кому интересно», можно было бы противопоставить другие, связанные уже с теми условиями, в которых работаем мы. Тут все на самом деле просто, как полагаем мы: взялся работать – выполняй.)

Мы бы хотели иметь со своим издателем простые, ясные, точные и корректные отношения. Таких отношений с данным издателем не сложилось. Вина в этом не наша.

Ставить под постоянно возможный удар это дело (подвергшееся уже за истекший год последовательному подрыву) мы права не имеем. Значит, необходимо менять издателя.

Поговорим об этих возможностях

II. О В. А[ллое].

Мы его любим и уважаем; мы считаем его деловым и обязательным человеком, мы уверены в его серьезном отношении к нашей работе. Своим поведением в отношении нас в последний год он все это более чем доказал (достаточно сказать, что он единственный, кто старался реально помочь нам, – и ему это вполне удавалось).

Он близко от Тебя. Т[ак] ч[то] очень многое облегчится вследствие этого.

Он сможет, мы в это верим, находить пути к нам.

Итак, все за него. Но: их и[здательст]во достаточно «идеологически выдержанно». Мы никак не укладываемся в их рамки. Например, самый крайний случай: сейчас у нас пойдет большой материал о социалистах в [19]20-е годы. Там имеется, среди прочего, и достаточно резкая полемика с А[лександром] И[саевичем], и вообще та мысль, что социализм не есть порождение. Как же быть в таком случае их и[здательст]ву? И вообще, Тебе же известен наш принцип: никакая идеология не пугает – лишь бы основательно и факты были. Или же еще: у нас есть сейчас шанс получить приличные воспоминания троцкиста и одного левого с[оциалиста] – р[еволюционера]. Как же они смогут уложиться в их издательскую работу? Конечно, мы имеем в виду крайние случаи – множество материалов их могут устроить, а некоторые даже вполне в их русле; но все равно, это существенный вопрос, который должен быть предварительно с ними оговорен – ибо если нам принимать партийность, то мы превратимся в полную противоположность своему названию. Итак, принцип нашей свободы должен быть предварительно обговорен наверняка.

Нам представляется (возможно, несправедливо), что В. А[ллой] готов взяться именно из-за понимания важности работы, но не вполне точно представляя себе, что именно это такое, т. е. для него «П[амять]» – в большой степени «кот в мешке».

Следует обязательно и немедленно возможно полнее показать ему № 2. М[ожет] б[ыть], мы даже вышлем вам предварительно вариант статьи о социалистах из № 3, чтобы он конкретно понял вероятные «крайние случаи». И если Н[икита] А[лексеевич][325]325
  Н.А. Струве.


[Закрыть] не пошлет его подальше с этим проектом, то все прекрасно.

В таком случае срочно встает вопрос о № 2 – именно о № 2, – потому что, судя по Твоему последнему письму, все равно пришлось бы после № 2 разыскивать что-то новое. Тем лучше сейчас, пока есть № 2 – с Вавиловым, толстовцами, Ухтомским, Короленко – с материалами, которые особенно устроят их издательство (надо помнить и их положение – начинать с «социалистического аккорда» м[ожет] б[ыть] неловко и нелогично).

Не зная в полном объеме степень корректности этого вынужденного шага, понимаем степень неприятности сложившейся ситуации для Тебя и известную психологическую трудность сообщения самому В[алерию] Н[иколаевичу]. Но, в свете всего изложенного хотя бы в п[ункте] 1, считаем это вполне возможным и – по-видимому – неизбежным.

Учитывая Твое сообщение, что первый раздел № 2 отправился в набор к Вал[ерию] Ник[олаевичу], и допускаем, что может встать вопрос о неустойке (кстати, если таковой возникнет: а имел ли кроме прав и какие-либо обязанности наш издатель по договору? или таковых вообще не требовалось? Сочувствуя искренне его затратам как возможно пустым затратам полезного, необходимого, дружественного (и по смыслу своему, как казалось бы некоторым из нас, наиболее близкого к нам) и[здательст]ва, мы с некоторым недоумением хотим напомнить, что, с ходу берясь за неизвестно кому принадлежащий сб[орник] и тут же пуская его в набор не глядя на особенности указанных шрифтов (хоть, м[ожет] б[ыть], специально ему не расшифрованных в том случайном экземпляре), он сам поспешил пойти на риск и, вероятно, мог потерпеть куда большие убытки, если ему вовсе не пошли бы навстречу и не согласились издавать [ «]П[амять»] у него). Продолжаем о возможной неустойке за первые страницы № 2 – в таком случае, конечно, готовы вести себя как принято = корректно и возместить его запоздалые траты (именно: в середине ноября [19]77 Эткинду было передано распоряжение снять со счета Юр. Дик[ова] 500 долл. – и перевести Тебе – в фонд «П[амяти]» – т. е. в точных и подробных выражениях. Если нет, уточни, пожалуйста, скорее у Этк[инда]. Если не хватит этой суммы, сообщи, сколько надо еще. Но вот второй вариант: Н[икита] А[лексеевич] не найдет никакой возможности заняться «П[амятью]». Что делать тогда? Тут мы не все можем себе представить в деталях. Все же вряд ли лучше находиться в унизительном по отношению к В[алерию] Н[иколаевичу] положении и подвергаться постоянной неуверенности, но надеяться, что «раньше или позже»… М[ожет] б[ыть], тогда стоит все же обратиться в Амстердам? Он представляется нам настоящим и[здательст]вом, где уж не пришлось бы тебе выправлять элементарные ошибки и формы шрифта. Или какие-нибудь солидные университеты? Решать это или, во всяком случае, представить нам окружающую картину придется уже Тебе. Или в крайнем случае все-таки вынуждены будем оставить № 2 у В[алерия] Н[иколаевича] на это время, пока искать издателя для № 3?

Понятна малоприятность создавшейся ситуации для Тебя, поскольку примешивается тактика (т. е. сначала выяснить, берут ли В[алерий] Н[иколаевич]и Н[икита] А[лексеевич], и лишь потом информировать об окончательном отказе В[алерия] Н[николаевича], а если не берут, то и не отказывать пока в № 2). Но не видим иного рационального выхода. Если Тебе видно – мы все внимание[326]326
  FSO. F. 68/1. Фонд С.В. Дедюлина.


[Закрыть].

Вопреки всем опасениям «ИМКА-Пресс» взялось за издание «Памяти»[327]327
  По словам В.Е. Аллоя, издательство существовало с первую очередь за счет американских субсидий (См.: Аллой В.Е. Записки аутсайдера // Минувшее. Вып. 21. С. 111).


[Закрыть]. Во многом это удалось благодаря усилиям занимавшего пост директора издательства Владимира Аллоя, знакомого еще до эмиграции ленинградской части редакции, в первую очередь лично Дедюлина и Рогинского. Идею печатать сборник поддержал и Н.А. Струве[328]328
  См.: Интервью С.В. Дедюлина. С. 224.


[Закрыть]. Корректурой занималась Н.Е. Горбаневская; В.Е. Аллой принимал также участие в редактировании. Кроме того, здесь был найден окончательный вариант оформления обложки издания, которое станет серийным[329]329
  Внутрисоюзная редакция также пыталась найти художника, чтобы подготовить макет обложки, но полученные варианты ее не устроили.


[Закрыть]. Художник Аркадий Мошнягер[330]330
  Аллой В.Е. Записки аутсайдера // Минувшее. Вып. 22. С. 155.


[Закрыть] подготовил макет, и формирование внешнего облика «Памяти» завершилось. Печатался сборник в «украинской типографии на рю дю Сабо»[331]331
  Там же.


[Закрыть].

Впрочем, нельзя сказать, что со сменой издательства разрешились все проблемы. В. Аллой вел себя довольно решительно, не всегда информируя о своих действиях московско-ленинградскую редакцию[332]332
  Интервью С.В. Дедюлина. С. 225. То же см.: «Память». Исторический сборник // Библиограф. 2010. Вып. 1. С. 12.


[Закрыть]. Так, он все-таки снял из второго номера материал Гнедина, а также один из материалов блока по истории религии, подготовленный М. и К. Поповскими[333]333
  Еп. Андрей (князь А.А. Ухтомский) о путях послереволюционной церкви / Публ. М. Поповского. Послесл. В. Лазарева. Впрочем, в «книжном» варианте выпуска была пометка, что статья Гнедина «по согласованию с московской редакцией “Памяти” ‹…› не включена в настоящее издание» (Память. Вып. 2. С. 262); сама внутрисоюзная редакция узнала об этом, только получив данный экземпляр непосредственно в руки.


[Закрыть]. В результате издательский вариант второго выпуска сборника получился наиболее бедным, особенно в своей «исследовательской» части[334]334
  При этом сам В.Е. Аллой оценивает второй выпуск, в противоположность первому, очень высоко: «В результате книга получилось отличной, и выход ее вызвал очень сильный резонанс. По существу, “Память” сразу же сделалась единственным самиздатовским сборником, воспринятым научными кругами на Западе как полноценное академическое издание, без ссылок на которое отныне считалась невозможной ни одна серьезная работа по советской тематике. Ребята были счастливы, написав несколько восторженных писем…» (Аллой В.Е. Записки аутсайдера // Минувшее. Вып. 22. С. 156).


[Закрыть].

Кроме того, перейдя в «ИМКА-Пресс», редакция «Памяти» против своей воли оказалась включена в ту политическую борьбу, которая шла между различными лагерями русской эмиграции. Косвенным показателем этого стал такой факт: если первый номер удостоился большого количества рецензий в эмигрантской прессе, то на все последующие номера выходило лишь по одной-две рецензии, заказанные самим В.Е. Аллоем[335]335
  Письмо С.В. Дедюлина автору.


[Закрыть].

Третий выпуск

Сотрудничество с новым издательством придало уверенности, и работа пошла более динамично: «Надеемся весной представить Вам сигнальный 3-й, а до конца года – окончательный 3-й и сигнальный 4-й в конце декабря»[336]336
  FSO. F. 68/1. Фонд С.В. Дедюлина.


[Закрыть].

Третий выпуск в какой-то степени содержательно продолжал предшествующий. В него вошли окончание воспоминаний Р.И. Пименова (больше 100 страниц в «книжной» версии»)[337]337
  Пименов Р.И. Воспоминания. Часть 1. Один политический процесс (окончание) // Память. М., 1978 – Париж, 1980. Вып. 3. С. 7 – 19.


[Закрыть]; воспоминания Д.М. Бацера и М. Велицкого; статья, воспоминания и заметки Д.М. Бацера; подготовленные Д.И. Зубаревым фрагменты воспоминаний Л. Пантелеева и Е. Шварца о К. Чуковском[338]338
  Воспоминания Е. Шварца и Л. Пантелеева о К. Чуковском / Предисловие Р. Михайлова, примеч. В. Воронина // Там же. С. 287 – 328.


[Закрыть], рисующие явно не канонический образ известного советского писателя. Ф.Ф. Перченок в статье-рецензии на «Биобиблиографический словарь советских востоковедов» С.Д. Милибанд поднял вопрос о репрессиях и политических преследованиях ученых со стороны советской власти, по понятным причинам в словаре не освещенный[339]339
  Вознесенский И. Только востоковеды // Там же. С. 429 – 465.


[Закрыть]. К.М. Поповский подготовил материал об обер-прокуроре Святейшего Синода А.Д. Самарине[340]340
  Лазарев К. Александр Дмитриевич Самарин (1868 – 1932) в воспоминаниях его дочери Е.А. Самариной-Чернышевой // Там же. С. 329 – 376.


[Закрыть]. Под названием «Письмо в редакцию» была опубликована вторая часть статьи Ю.А. Гастева о «деле нищих сибаритов»[341]341
  Гастев Ю.А. Письмо в редакцию // Там же. С. 539 – 557.


[Закрыть], подписанная уже собственной фамилией автора. В начале текста автор обещал дать лишь конспект второй части работы, но в итоге этот «конспект» получился гораздо более объемным, чем первая часть. А.Б. Рогинский и А.И. Добкин подготовили вполне содержательные «Varia»[342]342
  Максимов Г. Суд над Я. Блюмкиным в 1919 г. Деньги для партии // Там же. С. 377 – 384; Из записок троцкиста Н.Н. Гаврилова // Там же. С. 385 – 392; В.Н Фигнер и общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Сообщение И. Горелина. Приложение. Заявление старых революционеров в Президиум ЦИК СССР // Там же. С. 393 – 402; К падению Постышева. Из стенограммы пленума ЦК ВКП(б) // Там же. С. 403 – 405; Кусков П.П. История летчика Щ. // Там же. С. 406 – 413.


[Закрыть].

Несколько расширяя привычные рамки, редакция включила во второй выпуск подборку отзывов (А. Сахарова, К. Любарского, В. Иофе, Р. Пименова, Ю.М. Даниэля[343]343
  О том, какую реакцию Ю.М. Даниэля вызвали взгляды его солагерника А.Т. Марченко на лагерную жизнь, см. в: Даниэль Ю. «Я все сбиваюсь на литературу…» Письма из заключения. Стихи. М.: Общество «Мемориал»; Звенья, 2000. С. 775 – 776.


[Закрыть]) на книгу А.Т. Марченко[344]344
  О нем см.: ХТС. Вып. 3; Вессье С. За вашу и нашу свободу. С. 475 – 476.


[Закрыть] (мужа Л.И. Богораз) «Мои показания», сопровождаемых ответом автора и главами из его новой книги «Живи как все», а также редакционное Заявление, посвященное десятилетию «Хроники текущих событий» (его автором был А.Ю. Даниэль[345]345
  По словам самого А.Ю. Даниэля, «инициатором» был А. Рогинский (Письмо А.Ю. Даниэля).


[Закрыть]).

Безусловно, центральное место в этом выпуске занимает статья Д.М. Бацера. Автор, опираясь на свой опыт и на услышанные в тюрьме рассказы, предлагает обзор деятельности молодежных социал-демократических (меньшевистских) кружков в России в первой половине 1920-х годов. Помимо описания собственно московских кружков, известных ему не понаслышке, он пытается реконструировать численность и деятельность молодых социал-демократических организаций в других городах. Бацер, в частности, полемизирует с А.И. Солженицыным относительно поведения социалистов в тюрьмах. К статье добавлены в качестве приложения фрагменты биографического словаря «Меньшевики после Октября», составленного А.Б. Рогинским исключительно на основании устных источников. Безусловно, Бацер далек от принятой в традиционной советской историографии оценки меньшевиков как контрреволюционеров и «мелкобуржуазных предателей дела революции». Он пишет, что молодежные социалистические кружки, насчитывающие несколько сотен человек, стихийно возникали в условиях кризиса старого меньшевизма начала 1920-х годов. Это были искренние поиски альтернативы белому и красному террору, и автор сочувствует юношам и девушкам, поплатившимся за свои поиски и революционную романтику годами тюрем и лагерей. В целом статья написана явно с социалистических позиций:

Социализм основан на концепции социальной справедливости и политической свободы, возникшей на почве европейской цивилизации и с большим или меньшим успехом развивающейся и в Западной Европе, и в других странах, этой цивилизацией затронутых. Убеждение, что человечество рано или поздно придет к так понимаемому социализму, думается, позволяло русским социал-демократам считать, что их жизнь не была «заблуждением роковым»… Физическое поражение, хотя и не скоро, оборачивается иногда моральной и общественно-политической победой[346]346
  Тиль Т.И. [Бацер Д.М.] Социал-демократическое движение молодежи 1920-х годов. С. 225 – 254; 258 – 280.


[Закрыть].

Пожалуй, именно здесь интерес части редакции к социалистической альтернативе большевизму и связанной с ней социалистической оппозицией проявился в наибольшей мере. Очевидным было тематическое новаторство статьи, обозначившей новое проблемное поле. Да и весь третий выпуск, продолжающий уже намеченные тенденции, тематически наиболее близок к диссидентской литературе.

К июню 1977 года выпуск был подготовлен и отправлен через Н.Е. Горбаневскую в издательство.

Финансирование

Подготовка сборника требовала определенных финансовых затрат: на бумагу, разъезды и т. д. Изначально члены редколлегии вкладывали собственные средства[347]347
  «По моему ощущению нынешнему, мы в целом за свой счет “Память” выпускали. Но тут надо иметь в виду, что вся наша работа стоила довольно мало. Какие возникали расходы? Перепечатки – это ж копейки, 35 – 40 копеек страница. И поездки в Москву или для москвичей – в Ленинград, то есть деньги на билеты, которые стоили тогда дешево. Дешевый дневной поезд – 7 – 8 рублей, а “Стрела” ночная – 13» (Интервью А.Б. Рогинского).


[Закрыть], а сами, конечно, работали бесплатно. На первом этапе привлекались машинистки (иногда и они тоже работали бесплатно). Финансовые трудности росли с увеличением объема работы. 17 августа 1977 года Л.И. Богораз пишет Н.Е. Горбаневской:

Мы уже исчерпали все свои личные денежные возможности, нам (сборнику) не на что существовать. Траты большие: поездки, печатанье (мы подсчитали, что каждый текст перепечатывается в среднем три раза – итого около 2,5 тыс. страниц перепечатки); самая элементарная необходимая техника (диктофон, машинки, пересъемки материалов). Подготовка одного выпуска обходится в общем в сумму около 1000 р. Кроме того, необходимо тиражировать готовые выпуски; без этого невозможна дальнейшая работа с информантами и вообще работа. Значит – снова перепечатки, и на это нас уже может не хватить ни в коем случае (правда, проблема тиражирования разрешилась бы, если бы мы получили от Валерия 40 – 50 готовых экз., но ведь время идет, остановить работу мы не имеем права, мы торопимся сделать сколько успеем). Нам очень трудно. Пожалуйста, постарайся нам помочь, исходя из сказанного. Как? Трудно посоветовать тебе отсюда. Поищи меценатов (может быть, тут тебе поможет Игорь Мельчук – поговори с ним об этом, а письмо ему на эту тему я написала и прилагаю). Попроси в каком-нибудь фонде. Мы понимаем, что этот последний вариант имеет свои сложности – кто даст денег неизвестно кому и безо всякой отчетности. Но ведь ты для них – не неизвестно кто, так что попытайся и так. Здесь дорого то, что у вас, может быть, дешево, и эта пара тысяч в год могла бы быть не столь значительной суммой при системе «деньги – товар – деньги»[348]348
  FSO. F. 68/1. Фонд С.В. Дедюлина.


[Закрыть].

Одна из машинисток, перепечатывавших материалы для «Памяти», Т. Притыкина, вспоминала: «Страница обычной машинописи стоила 30 копеек. Страница рукописи для сборника “П” (так мы называли “Память”) – 40 копеек. Таким образом, страх оценивался в 10 копеек. Поскольку страха не было ни в одном глазу, а тексты, как правило, шли очень интересные, – работа представлялась чрезвычайно выгодной»[349]349
  Притыкина Т. О них ничего знать не следовало // Воскреси – свое дожить хочу… С. 246.


[Закрыть].

За границей в распоряжение Н.Е. Горбаневской был открыт банковский счет, куда в том числе перечислялись различные суммы, пожертвованные знакомыми для поддержки издания. Из этих средств, например, предполагалось, как уже говорилось, выплатить неустойку издательству В.Н. Чалидзе при переходе в «ИМКА-Пресс». Знакомые также оказывали финансовую поддержку внутрисоюзной редакции[350]350
  «…Сабина Брейяр и ее муж Жан – оба французские слависты, довольно регулярно присылали мне художественные альбомы, по несколько штук в пару месяцев; там они стоили, кажется, по 5 франков, а тут в букинистическом магазине их принимали по 10 – 12 рублей. Конечно, это была помощь» (Интервью А.Б. Рогинского). Еще один подобный случай, связанный уже с прямой передачей денег, вспоминает А.С. Коротаев: «…вдруг звонок. Какой-то иностранец. Звонит он мне чуть ли не на работу – и открытым текстом: “Вот деньги”… Потом я с ним встретился где-то возле Октябрьской площади. Он мне деньги сует, я с неким холодком в пятках и лопатках схватил – и деру дал!» (Интервью А.С. Коротаева).


[Закрыть].

Конспирация

Нельзя сказать, что, занимаясь подобной «антисоветской» деятельностью, редакция не осознавала возможности преследования со стороны государственных органов. Изучая историю репрессий, молодые авторы вполне представляли себе положение дел. С.В. Дедюлин вспоминал, как А.Б. Рогинский, обсуждая при первой встрече с Ф.Ф. Перченком вопрос о соавторстве, сказал, что делить придется не гонорар, а срок[351]351
  Интервью С.В. Дедюлина. С. 215.


[Закрыть]. Но на первых порах эта угроза воспринималась как что-то абстрактное: ощущения близкой опасности, «ощущения противостояния системе не было»[352]352
  Равдин Б.В. Исторический сборник «Память»…


[Закрыть].