Текст книги "Мама на нуле. Путеводитель по родительскому выгоранию"

Мы говорили о профессиональных хелперах. У этих людей риск развития СЭВ (синдрома эмоционального выгорания) – такой же профессиональный риск, как риск падения у монтажника-высотника или риск электротравмы у монтера. Нужно соблюдать технику безопасности, заботиться о себе, чтобы не «сгореть на работе». С хелперами это может быть несколько сложнее, потому что угрозы не столь очевидны и риски накапливаются постепенно. Риски хелперов больше похожи на риски стеклодувов и рентгенологов – там вредное воздействие не происходит явно и одномоментно, а накапливается незаметно, пока дело не станет плохо. Понадобились годы, прежде чем эти риски стали осознаваться (тогда как риск падения с высоты понятен сразу) и были выработаны меры предосторожности. Психические риски еще менее очевидны, поэтому техника безопасности для хелперов до сих пор не развита в достаточной мере, по крайней мере, в нашей стране.

Будучи по специальности как раз хелпером, я хорошо знакома с признаками выгорания, да и на себе не раз испытала многие «прелести» накопления рабочего стресса с погружением в состояние истощения. Работая с приемными родителями, я часто узнавала в их состоянии симптомы СЭВ. Ведь, по сути, они тоже работают хелперами, часто для нескольких серьезно травмированных жизнью детей, причем в режиме 24/7. Об этом мало писали и говорили, хотя постепенно осознание проблемы все же происходит.

Но сейчас, мне кажется, пора сделать следующий шаг и признать, что риску эмоционального выгорания подвержен и обычный родитель обычного ребенка. Поскольку он отвечает за слабое и зависимое существо, и у него в некоторых обстоятельствах тоже происходит накопление стресса.

Пройдемся еще раз по стадиям выгорания в применении уже к родителю. Важно знать эти признаки, чтобы вовремя позаботиться о себе.

Стадия мобилизации. Вау, у меня ребенок!

После рождения ребенка, если не случилось медицинских осложнений, если не накрыла послеродовая депрессия, многие сначала испытывают период подъема, эйфории, когда наконец-то беременность и роды позади, с ребенком всё хорошо, все живы-здоровы, вы вернулись домой… Еще все легко, пока не так сложно просыпаться ночью, усталость не накопилась – словом, все прекрасно.

Мы исполнены надежд, гордости, нежности, мы даем себе слово, что будем самыми лучшими родителями этому ребенку, не повторим ошибок своих родителей, все делать будем и правильно, и по науке и будем очень счастливы, потому что у нас самый прекрасный на свете ребенок.

Чудесное состояние, у которого, как мы помним, есть серьезный недостаток – оно заканчивается. Режим «турбо» не может быть вечным. Потом тоже будут случаться очень хорошие периоды, когда вы будете общаться с детьми помногу и с удовольствием, когда не придется брать себя в руки и не нужно будет напоминать себе о родительском долге. Но сейчас эйфория уходит. Что-то оказывается неприятным, что-то не получается и пугает, что-то утомляет, накапливается усталость, сказывается недосып.

Стадия выдерживания. Есть такое слово – «надо»

И тогда мы переходим в стеническую стадию. И заботимся о ребенке, потому что нужно это делать. Это уже не так вдохновляет, бывает тяжеловато, но, в общем, терпимо.

Если у вас, например, двое детей с разницей меньше 5 лет и в целом все благополучно, то почти всегда у вас будет стеническая стадия, потому что двое детей – это двое детей. Каждому все время что-то нужно. Один из них, скорее всего, младенец с большим количеством потребностей, которые постоянно требуется удовлетворять. В этой ситуации вы, как родитель, находитесь в роли хелпера. Вы постоянно удовлетворяете потребности других людей, находитесь в отношениях, когда от вас зависят более слабые люди, которые не могут сами о себе позаботиться.

Или, к примеру, ребенок, который часто болеет. Ничего такого особенного, это не тяжелая болезнь, но он только выздоровел после простуды – и через неделю опять заболел. Опять сбой режима, опять капризы, опять процедуры. На совсем счастливое безмятежное родительство не похоже. Или период, когда ребенок плохо спит по ночам и потому мама часто не высыпается. Или период возрастного кризиса 2–3 лет, когда ребенок скандалит и простейшие бытовые ситуации могут оборачиваться большими затратами родительского ресурса.

Все это само по себе терпимо и преодолимо. Но есть же и другие факторы. Например, непростые условия жизни: плохое жилье, тяжелый быт. Не хватает денег. Конфликт между двумя родителями, между родителями и старшим поколением. Родитель может заболеть. Вроде ничего страшного, просто сезонный вирус, но сил нет, дети капризничают, в доме бардак, и наша стеничность начинает поскрипывать и потрескивать, рискуя перейти в астению.

Когда стрессовых факторов становится слишком много, они превращаются в снежный ком. Это чаще всего обычные житейские события, без чего-то ужасного. Если нагрузки много, все эти обстоятельства действуют длительно, поддержки недостаточно, – начинает приближаться зловещая тень выгорания.

Если же хотя бы один из стрессовых факторов более серьезный: затяжная болезнь ребенка, острый конфликт в семье, большие долги, болезнь или смерть пожилых родителей, – все стадии могут развиваться быстрее и глубже.

Родитель начинает чувствовать, что ребенок его не радует, что нет удовольствия от общения с ним. Начинает раздражать любое отклонение от плана, любое лишнее требование, любая неожиданная проблема. Ребенок разлил молоко – в хорошем состоянии вы бы улыбнулись, ну, или чертыхнулись, вытерли и забыли. В состоянии стресса, усталости, недосыпа, спешки, конфликта с близкими вы можете почувствовать гнев или отчаяние, совершенно неадекватные причине.

Родитель замечает, что стал раздражительным, что не очень справляется, что уже не в первый раз срывается на ребенка. Включается ощущение своей вины: «Я плохая мать, я не справляюсь, не могу никак найти правильное решение; другие могут – а я не могу!» Приступы раздражения и агрессии перемежаются с периодами вины и мучительных переживаний. Самооценка родителя падает, уверенность в себе тает на глазах, и это сразу же отражается на ребенке и на отношениях с ним.

Ребенок чувствует, что родитель не уверен в себе, ему становится страшно, тревожно, он начинает себя хуже вести, у родителей усиливается раздражение – и ком увеличивается в размерах, начиная неуклонно катиться в сторону дна пропасти.

Стадия невыдерживания. Пристрелите меня, пожалуйста!

В какой-то момент вы ловите себя на желании лечь и помереть прямо сейчас. Все знают это состояние истощения, усталости, опустившихся рук, когда «больше ничего не могу, ничего не хочу, отвяжитесь все, сил нет».

Начинаются проблемы со сном. Иногда человек засыпает как мертвый. Упал и даже не помнит, как заснул. Или, наоборот, не может долго заснуть, лежит, крутится, в голове – рой мыслей. С одной стороны, постоянно хочется спать, с другой – заснуть невозможно. Казалось бы, вот сейчас есть возможность отдыхать, ребенок спит, лежи и расслабляйся, но расслабление не получается.

Один из характерных признаков стадии невыдерживания – это парадоксальная кривая усталости[3]3
  Кривая усталости или «кривая Велера»: в физической науке – графическое изображение способности материала сопротивляться усталостному разрушению.


[Закрыть]. Нормальная кривая усталости – это когда утром мы выспались, хорошо себя чувствуем, полны сил, весь день что-то делаем, много работаем, нагрузка копится, к вечеру мы хотим спать, за ночь высыпаемся, утром встаем снова в хорошем самочувствии.

При астении, при нервном истощении начинает проявляться перевернутая кривая усталости, когда все наоборот: утром человек встает, и ему кажется, что он вообще не спал, как будто он всю ночь грузил вагоны. Он с большим трудом переходит к какой-то деятельности, постепенно-постепенно, с трудом раскачивается, к концу дня возникает перевозбуждение. Вечером, когда можно лечь спать, наступает пик возбуждения, и спать вообще невозможно.

Молодые мамы часто рассказывают, как, с одной стороны, мучительно хочется спать, и вроде просто ждешь, когда же, наконец, можно будет лечь спать; а к вечеру, когда ребенок уснул, она садится за компьютер и до 2–3 часов ночи сидит, потому что уснуть не может. От перевозбуждения и желания потусить, хотя бы виртуально, раз не получается реально. И все это еще больше ухудшает ее состояние. Если это повторяется день за днем, если регулярно человек спит не более 5–6 часов, то, каким бы молодым и сильным ни был организм, через какое-то время наступает нервное истощение.

Часто на астеничной стадии начинаются сложности с едой. Либо кусок в горло не лезет, либо мама забывает поесть: ловит себя на том, что не было крошки во рту, а она даже не вспомнила о том, что надо поесть. Кто-то, наоборот, пытается компенсировать недостаток сна и переутомление большим количеством еды: человек ест непрерывно, постоянно что-то жует, его тянет на сладкое, жирное, калорийное и т. д.

Еще одним неприятным моментом эмоционального истощения становится понижение либидо. Секса не хочется. Женщине может быть неприятно, когда муж ее обнимает или целует с эротическими намерениями, потому что ей кажется, что это какая-то избыточная трата энергии. Когда организм чувствует, что истощен, то одна из первых функций, которая урезается, – это как раз сексуальность, либидо. Организм получает сигнал: «Нечего размножаться, если все так плохо и ты еле ноги таскаешь». Соответственно, утрачивается еще и эта возможность получить положительные эмоции, разрядку, удовольствие. Эти отражается на семейных отношениях, начинаются трения, конфликты, обиды, что тоже не добавляет сил.

Постепенно астения нарастает. Женщина перестает справляться со своими чувствами, ее не хватает ни на ребенка, ни на хозяйство – ни на что, и если ее оставить одну, то она сядет и будет смотреть в одну точку.

У меня было такое состояние с первым ребенком, когда он заболел тяжелым дисбактериозом. 91-й год. Никаких памперсов, никакой автоматической стиральной машинки, так что приходилось стирать по 20 грязных пеленок в день. Ребенок худел, таял на глазах, никаких нормализующих флору лекарств невозможно было достать. Страх и тревога росли в геометрической прогрессии. Помню состояние, до которого продвинулась за два месяца: ребенок просыпается ночью, начинает плакать, и единственное, что я чувствую, – это отчаяние и желание плакать вместе с ним. И желание просто умереть. Потому что никаких сил вставать и перепеленывать нет.

Стадия деформации. Это не дети, это паразиты!

Кто-то глубоко, на годы может увязнуть в астении, сопровождающейся психосоматическими болезнями. А кто-то движется дальше. В сторону личностной деформации. Наступает очерствение чувств. «Да вы все просто сволочи и издеваетесь!», «Ребенок сам виноват, он меня довел!», «Да идите вы все лесом, живите как знаете, на меня не рассчитывайте!»

Тот ребенок, которого мы когда-то мечтали растить в уважении, заботе, любви, кажется нам неблагодарной скотиной. Мы начинаем думать: «Глаза бы мои тебя не видели, всё из-за тебя!» Начинают искажаться сами отношения. Именно на этой стадии люди делают иногда крайне нехорошие вещи. Поступают черство, безжалостно, жестоко по отношению к другому человеку – и даже не замечают этого, потому что от постоянного стресса и перенапряжения всей психики, всей нервной системы притупляется способность к эмпатии, сочувствию, способность делать выводы, гибко реагировать на ситуацию.

«Я все делаю для него, а он ведет себя как последний мерзавец». Не хватает критичности, чтобы осознать, что это неправда, преувеличение. Не хватает юмора, чтобы посмотреть на ситуацию проще. Не хватает сочувствия, чтобы увидеть, что ребенку самому тяжело. Общение с ребенком уже совсем не теплое, совсем не человеческое, а только контролирующее, часто унижающее, обижающее, агрессивное.

Это очень грустная история. Многие родители рассказывают о подобных ситуациях в собственном детстве, и чаще всего речь идет не о плохих изначально родителях, а о людях, которые выгорели эмоционально, настолько, что у них началась личностная деформация и они не в состоянии были сочувствовать своим детям, понимать их, заботиться о них. В таком состоянии ребенок становится просто постоянной досадной помехой, которую нужно удерживать в рамках.

Не надо доводить себя до этого состояния никогда и на дно пропасти лучше не спускаться. Важно заботиться о себе заранее.

В чем разница между родительским и профессиональным выгоранием?

С работы можно уйти. Восстановиться во время отпуска или выходных, а в совсем крайнем случае, когда вы понимаете, что эта работа вас истощает, можно просто ее покинуть или уйти в другое место. С родительством так не получится. Из родителей вы не можете уволиться, вы даже в отпуск уйти не можете. Если вы оставите ребенка на время, может быть, вы, конечно, немного отдохнете, но когда вы возвращаетесь, то он вцепляется в вас еще больше, и сразу после отдыха на вас наваливается новая усталость. Поэтому, с одной стороны, родителем быть как будто более естественно, чем, например, работать социальным работником или медсестрой в тяжелом отделении, и в этом смысле у родителей должен быть меньше риск выгорания. С другой стороны, за счет того, что нет такой простой возможности перестать это делать, родители оказываются в ловушке. Если не происходит осознания того, что случилось, и вокруг никакой поддержки, то ситуация может далеко зайти.

Поэтому родителю особенно важно уметь заботиться о себе, ведь сценария бегства для него нет. Нужно уметь преодолевать выгорание, «не отходя от станка».

Хорошая новость в том, что природа во многом уберегает нас от полного истощения от родительских забот. Ребенок оснащен таким прекрасным качеством, как мимимишность: его хочется тискать, целовать, обнимать, любоваться им, радоваться его улыбке, забавным словам, проделкам. Все это вызывает выделение гормона окситоцина, который словно теплой волной смывает стрессовое напряжение. За счет этого, даже если мы находимся на стадии «Надо!», мы имеем возможность много раз за день испытывать временные состояния счастливого расслабления, а после – подъема и воодушевления. Собственно, благодаря этому все-таки человечество до сих пор и не вымерло. В целом, все родители справляются, даже те, кому сложно с детьми.

Лучший вариант – оставаться на этой стадии, а если стресса стало многовато и вас «потянуло» вниз, вовремя спохватиться и попросить о помощи близких, снизить нагрузку, переключиться, выспаться, а может быть, и поработать со специалистом.

Ниже мы поговорим о способах «скорой помощи». Если синдром родительского выгорания (СЭВ) уже случился, то сначала имеет смысл подумать о том, что нас подталкивает в пропасть. Какие личные качества или обстоятельства провоцируют «движение вниз», повышают риски выгорания.

Сколько времени в день вы думаете о проблемах с ребенком? В течение всего дня, когда не спите? Сколько времени вас беспокоит, что с ребенком что-то не так, что нужно для него что-то сделать?

Как часто вы обсуждаете с мужем, родными, друзьями, в интернете проблемы детей? Как часто вы говорите о детях? Это может быть не обязательно тревожное обсуждение. Просто что-то рассказываете про детей, говорите про них, беспокоитесь, советуете и так далее. Насколько это поглощает ваше общение со взрослыми людьми?

Насколько часто вы, как родители, не знаете, как поступить в той или иной ситуации? Сожалеете о своем поведении или решении? Что-то сказали ребенку, наказали, запретили или, наоборот, разрешили, а потом думаете: «Как же это я так зря… Надо было не так… Я неправильно поступил…» Думаете об этом долго, переживаете и расстраиваетесь.

Насколько часто вы, как родитель, испытываете тревогу и вину? Как часто крутятся мысли: «Я плохой родитель, я сделал что-то не так, я не справляюсь»?

Если вы на все эти вопросы отвечаете, что думаете о проблемах ребенка большую часть времени, обсуждаете его очень часто и очень много, сожалеете и постоянно грызете себя, испытываете тревогу и чувство вины, – это как раз говорит о том, что родительство для вас стало занятием утомительным, выматывающим, нервным, больше доставляет тревог и нервотрепки, чем радости и удовлетворения. А значит, риск выгореть выше.

И что же делать? Глупо просто начать себя ругать: «Мало того, что я плохой родитель, так еще и родитель-невротик!» Это совершенно точно не поможет и даже ухудшит дело. Лучше подумать: что именно лишает вас уверенности, заставляет так нервничать?

Одна из больших и толстых причин родительского невроза – это перфекционизм, стремление сделать все наилучшим образом. При этом под наилучшим подразумевается то, что нам кажется правильным.

Когда мы себе представляем портрет идеального родителя – терпеливого, любящего, ресурсного, его на все и всех хватает, дети у него чудесные во всех смыслах и так далее, – то понимаем, что он, конечно, абсолютно прекрасен. У него есть только один недостаток. Его не существует в природе.

Все эти качества – очень нужные и замечательные, но если мы представим себе, что запихиваем их в одного человека, то очень скоро увидим несоответствие. Он должен быть терпеливым, всегда находить время для детей, при этом быть развивающейся и самодостаточной личностью, быть веселым и жизнерадостным и всегда открытым к нуждам ребенка, поддерживать, но не баловать, уметь держать границы…

Огромное количество противоречивых требований, соответствовать которым совершенно невозможно без риска заработать тяжелый невроз.

Более того, если бы мы представили себе, что все эти качества у нас есть, то очень скоро обнаружили бы, что элементарнейшие родительские действия, такие как велеть ребенку пойти почистить зубы, вызывают у нас полный ступор. Мы бы сломали голову, раздумывая о том, что именно мы совершаем в отношении ребенка своей просьбой: «Когда я прошу его почистить зубы, достаточно ли я при этом чуткий, достаточно ли я при этом любящий, радостный, терпеливый, не травмирую ли я его своей просьбой почистить зубы?»

Проблема образа идеального родителя еще и в том, что он вредный. Он гипнотизирует своей красотой и не позволяет реальному родителю быть в контакте с самим собой – уникальным, особенным, таким, какой есть; обесценивает все то, что мы делаем для детей. Когда так высоко ставится планка, мы обречены снизу смотреть на эту сияющую красоту и понимать, что мы никогда там не будем. Любое наше действие будет недостаточно правильным.

При этом образ идеального родителя – это такой удобный способ для того, чтобы держать реальных родителей в состоянии обвиняемых, чем иногда пользуется социум. Ведь так удобно все проблемы объяснить «косяками» родителей: мало уделяют внимания – совсем задушили вниманием, много чего запрещают – не ставят границы, не занимаются развитием – замучили ребенка занятиями. Всегда можно найти удобную формулу.

Впрочем, если бы обвинял только социум, то это полбеды. От внешних голосов всегда можно отгородиться. Но, к сожалению, эти критики сидят внутри нас и говорят громче любой бабушкиной скамейки, любой учительницы и любого педиатра. Это голоса, которые мы услышали и некритически восприняли в самом нежном возрасте, когда еще ничего не могли противопоставить им.

В некоторых семьях девочек с рождения воспитывают в духе перфекционизма. «Ты должна быть отличницей, ты должна быть хорошей девочкой». Что такое хорошая девочка? Это та, которая никогда не имеет пятен на платье, двоек в дневнике, «плохих» чувств и мыслей, она никогда не доставляет проблем родителям, всегда со всем справляется на «отлично». Если с самого детства ребенку дают понять, что только в таком качестве он устраивает родителей, то формируется ощущение «если ты ошибаешься – ты нам не ребенок». Тут уж будешь стараться изо всех сил. Хорошие девочки, становясь родителями, оказываются в западне. Их воспитывали не ошибаться, не пачкать платье, слушаться старших и стремиться к идеалу. И никто им никогда не рассказывал, что перфекционизм – это ловушка, которая гарантирует эмоциональное выгорание.

Женщина начинает готовиться к рождению ребенка так, как положено у отличницы. Все по плану: пропили фолиевую кислоту, пролечились от всех болезней, убедились, что есть деньги на хорошую детскую страховку. Будущая мама слушает Моцарта, смотрит на красивое, пьет витамины: «Я все сделаю безупречно, мой ребенок будет супер по всем пунктам!» Наверное, у всех бывают такого рода мечты во время ожидания ребенка, но для человека с перфекционизмом это не просто «хорошо бы», это единственно приемлемый вариант развития событий. Ведь он сделал всё на «пять».

Дальше ребенок появляется, и начинается жизнь.

Ребенок может оказаться не того пола и не так выглядеть, как мама себе намечтала. Ребенок не так себя ведет. Плачет – и она не может его успокоить. В мечтах она была чуткая, внимательная, заботливая, она знала к нему подход. А в реальности он орет три часа. Какает не фиалками. Плевать хотел на дизайн детской и грызет развивающие карточки. Не дай бог, еще особенности развития. Не тогда говорит, не тогда ходит. Мечта разбилась о реальность. Все это превращается в пугающее послание: «У меня не получается! Я вовсе не счастливая, жизнерадостная, спокойная мама, я иногда хочу его об стенку головой стукнуть. И вовсе у меня не получается прекрасный уютный дом, в котором мы вместе с ребенком лучезарно встречаем папу с работы, а получается у меня какой-то свинарник, чумазый несчастный ребенок, я не помню, когда в последний раз причесывалась».

Если все это происходит какое-то продолжительное время, то дальше наступают резкое падение настроения и общий провал эмоционального состояния: «Я никуда не годная мать, все плохо и будет еще хуже». Начинается полоса истощения, может развиться депрессия.

Но сколько человек может самоуничижаться? Наше «я» требует защиты, требует объяснения. И другое объяснение находится, оно звучит так: «Это не я плохая мать, это у меня ребенок неправильный, ребенок, который меня разочаровал». В результате ставится крест на ребенке и происходит очередной виток утверждения модели перфекционизма. Мама транслирует ребенку то, с чего начиналось ее собственное детство: «Если ты не соответствуешь моим ожиданиям, то ты мне не ребенок».

Дальше могут быть разные сценарии. Например, можно решить, что это не тот ребенок, а вот с другим все получится. Разочароваться в старшем и начать строить идеалистические планы в отношении младшего, уже родившегося или только запланированного. Если младшего нет под рукой, можно сравнивать своего с какими-то другими детьми.

«Если бы у меня был такой чудесный ребенок, про которого пишут мои френдессы в интернете, который выиграл то и то, успел там и там, мое материнство могло бы быть счастливым, но у меня, к сожалению, не такой ребенок».

Наконец, можно самому ребенку предъявить: «Я оставлю тебя в своих детях, буду тебя любить, но ты уж постарайся, вылези из кожи вон и стань вот этим самым сияющим ребенком. Если я тебя придумала – стань таким, как я хочу!» Какие-то дети протестуют, какие-то стараются – как сама мама в свое время.

Если вы заметили, этот процесс повторяет развитие стадий выгорания:

– стадия мобилизации – прилив сил, сияние мечты, все получится;

– стадия выдерживания – намерения бьются о реальность, все сложно, но если очень постараться, то есть шанс;

– стадия невыдерживания – «все ужасно, ничего не получилось, больше не могу, я плохая и меня отменят»,

– стадия выхода через деформацию, через отказ от ребенка, через отречение от него.

Очень грустная история.

Но хорошо лечится в психотерапии, особенно когнитивно-поведенческой. Это несложно и недолго, и лучше позаботиться о себе, чем всю жизнь скакать между идеалом и провалом в отчаяние.

На самом деле ребенку не нужна идеальная мать. Для него самое главное качество родителя – в том, что родитель у него просто есть. Если родитель рядом, приходит на зов, помогает, то все остальное для ребенка – это детали. Перфекционизм обесценивает все то действительно ценное, что есть между нами и ребенком: «Если не все прекрасно – значит, все зря».

Вся система оценки себя как родителя, своих отношений с ребенком у отличника фактически сводится к бинарной системе: пан или пропал, идеал или ничтожество.

Реальность состоит в том, что нет никакого «пан или пропал», есть огромное количество плюсов и минусов, можно совершить много ошибок – и в конце концов все наладится. Когда-то психотерапевт Дональд Винникотт[4]4
  Дональд Вудс Винникотт (1989–1971) – британский педиатр и психоаналитик.


[Закрыть] сказал, что ребенку не нужна идеальная мать, ребенку нужна «достаточно хорошая мать». Первым делом важно уяснить, что для того, чтобы быть достаточно хорошей матерью, ничего особенного не нужно: обычная забота и защита, просто быть рядом. Наоборот, чтобы перестать быть достаточно хорошей матерью, надо очень постараться, надо ребенка обижать, оставлять, отвергать. Иногда это делают как раз в погоне за идеалом.

У детей есть определенный запас прочности. Если мама сорвалась и накричала, если мама много работает и не может с ним проводить все время, если мама не любит играть в машинки – ничего с ребенком не произойдет, он рассчитан на то, чтобы проживать какие-то огорчения. Проблемы начинаются, когда мама так хочет быть идеальной, что огорчение ребенка воспринимает как обвинение себе. Когда ее ребенок плачет, недоволен, расстроен – она не может быть в контакте с ним, не может помочь ему прожить его чувства, пожалеть его, обнять. Она в это время занимается самозащитой. Он рушит ее представление о себе как о суперматери. Когда мы очень сильно держимся за свой сияющий образ матери, то вместо того чтобы помочь ребенку пережить наше несовершенство, пытаемся делать вид, что мы таки совершенны, и обижаемся на него за то, что он указывает на наши недостатки.

Как говорил тот же Винникотт, в самом лучшем положении оказываются те матери, которые сдались с самого начала. С самого начала сказали себе, что они несовершенны. Это очень правильная установка, внутреннее согласие: что бы мы ни делали – всегда будут ошибки. Если мы заставляли ребенка учиться играть на пианино, он потом будет предъявлять претензии, что его заставили. Если не заставлять – припомнит нам, что мы этого не сделали. Чем раньше мы согласимся на формулу «неидеального родительства», тем меньше сил и энергии будем тратить на защиту собственного «я», на защиту выдуманной картинки; тем больше мы сможем быть в контакте с ребенком, которому придется пережить, что мы несовершенны.

Правда в том, что ребенку надо это пережить. Что мы не всегда добрые, терпеливые и прекрасные. Что мы не всегда будем рядом. Что мы смертны – это самая большая подлость с нашей стороны, но и это ребенку придется пережить. Мы постареем, будем слабы и не сможем о нем заботиться. Это очень большое несовершенство, и у нас нет ни малейших шансов его избежать. Каждый из нас, родителей, должен подготовить ребенка к проживанию всего этого нашего несовершенства. Это и есть забота.

Два упражнения, которые помогут не проваливаться в пучину обесценивания

Упражнение первое

В 5–6 лет и позднее у ребенка можно напрямую спрашивать о тех качествах, которые ему нравятся в вас. Это хорошее лекарство от обесценивания. Важно понимать, что мы все равно уникальны, все равно хороши в чем-то. Если вы взглянете на себя глазами ребенка, то увидите, что он смотрит на вас с любовью, готов прощать вам недостатки и срывы, у него большой запас доверия и симпатии, и нужно очень постараться, чтобы это разрушить.

Упражнение второе

Представьте себе, что вы смотрите на себя со стороны прапрабабушки. С высокого и далекого облачка смотрите на праправнучку, уставшую, истощенную, которая едва справляется. Возможно, не в лучшей своей форме, только что сорвалась, накричала… но как бы вы сами смотрели на себя? Это был бы теплый взгляд, полный участия. Пусть этот взгляд будет вашей точкой равновесия. Сам по себе эмоциональный срыв не страшен. Страшно, когда, спасая свой идеал, вы зачеркиваете ребенка.