Текст книги "История суда и правосудия в России. Том 1: Законодательство и правосудие в Древней Руси (IX – середина XV века)"

Легализованный произвол кредиторов вызвал недовольство большей части населения, вынужденного соглашаться с грабительскими условиями кредиторов. После смерти Святополка Изяславича в 1113 г. в Киеве произошло восстание, направленное против как княжеской власти, узаконившей произвол кредиторов, так и ростовщиков. На княжение в Киев был приглашен Владимир Мономах. Чтобы успокоить население, он перед своим появлением в городе провел совещание с боярами в с. Берестове и принял ряд законодательных решений, направленных на ограничение произвола ростовщиков.

Прежде всего были ограничены проценты, взимаемые по долгосрочным договорам (годовым и трехмесячным). Было установлено, что величина процентов по займу не может превышать сумму, взятую в долг. Соответственно, кредитор, получивший с должника дважды 50% долга, терял право на дальнейшее получение процентов, но сохранял право на получение суммы, данной в долг. Если кредитор все же получил с должника 50% роста в третий раз, то должник считался свободным от долга. Несколько иной порядок уплаты долга устанавливался в отношении купцов. Купцам, оказавшимся банкротами не по своей вине, в силу независящих от них обстоятельств, предоставлялась возможность выплатить долг в рассрочку. Иным образом разрешалось возмещать долг с купца, промотавшего свой капитал на пиры и иные увеселительные мероприятия. Кредиторам предоставлялось право вернуть свой долг посредством продажи как купца-банкрота, так и его имущества.

Владимир Мономах законодательно определил правовой статус закупа, в том числе: 1) установил запрет на его продажу в качестве холопа; при нарушении этого запрета сделка признавалась недействительной, закуп получал свободу, тогда как господин наказывался высшей продажей в 12 гривен; 2) запретил получать с закупа плату больше той, которая была определена договором; 3) предписал господину строго соблюдать условия заключенного с закупом договора о размере предоставленных ему средств или земельного участка. В то же время закон не запрещал рукоприкладство господина в отношении закупа. И лишь в случаях злоупотребления этим правом закуп мог обратиться в суд. При доказанности жалобы суд должен был взыскать с господина как за преступление, сопряженное с избиением свободного и влекущее платеж в три гривны.

Заключительные статьи Пространной редакции Русской Правды посвящены вопросам семейного и наследственного права, а также правового статуса холопа, т. е. раба. Авторство этой части данного источника древнерусского права достоверно не установлено, бесспорным является лишь тот факт, что дополнения были приняты после смерти Владимира Мономаха. Они не были системными и сколько-нибудь полными, в весьма лапидарной и казуистической форме закрепляя весьма значимые для заинтересованных лиц субъективные права и юридические обязанности.

Итак, начальный опыт более чем 100-летнего законотворчества Древней Руси весьма убедительно показывает, что государство отнюдь не горело желанием перекраивать сложившуюся систему обычного права. Оно вынуждено было заниматься этим под влиянием народных восстаний, вызванных произволом княжеских дружинников, иных его служащих, ростовщиков и неспособностью обычного права защитить права и интересы простолюдинов, смердов и ремесленников от нарушений. Поэтому и законодательная деятельность сводилась скорее к латанию дыр на порядком поношенной системе обычного права, чем к целенаправленному и планомерному формированию нового позитивного права, исходящего от господствующего класса феодалов и их союзных сословий (духовенства и купцов). Заметим, что на демонтаж частного обычного права в России потребовалось еще несколько столетий интенсивной, порой драматичной законотворческой деятельности, которая так и не была завершена в условиях Древней Руси.

На протяжении последующих 250 лет в XIII—XV вв. Русская Правда играла роль ведущего регулятора общественных отношений, а основным источником развития, совершенствования законодательства стали договоры – как международные, так и внутригосударственные, заключаемые между князем и церковью либо между князем и боярами или дворянами.

Ряд новелл российского законодательства содержится в Договоре Новгорода с Готским берегом и с немецкими городами 1189—1199 гг., в Договоре Смоленска с Ригою и Готским берегом (Смоленская Правда) 1229 г., в проекте Соглашения Смоленска с Ригою и Готским берегом 1230—1270 гг., закрепивших торговые отношения между договаривающимися сторонами, правовой статус купцов в период их нахождения в иноземном государстве, а также санкции за преступления и иные противоправные деяния, совершенные на территории этого государства. Позитивное воздействие международных договоров на формирование российского законодательства выразилось в рецепции российским законодательством ряда нормативных предписаний зарубежных государств.

В период распада Древней Руси на удельные княжества длительное время правотворческая деятельность, направленная на подготовку закона, способного заменить Русскую Правду, не проводилась. Основные новеллы в действующее законодательство вносились посредством принятия князьями жалованных и кормленных грамот и уставов. Исключение составляет памятник церковного права «Правосудие митрополичье», дата и место написания которого пока остаются неустановленными, но который вызывает большой исторический интерес , поскольку наряду с нормами Устава князя Ярослава Мудрого и Русской Правды содержит ряд оригинальных предписаний по вопросам уголовного и семейного права. Названный памятник, подготовленный в период второй половины XIII – первой четверти XIV в., «до некоторой степени заполняет тот провал, который существует в отношении источников права между Русской Правдой, с одной стороны, и Судебником 1497 г., Псковской и Новгородской судными грамотами, с другой… дает возможность изучить развитие ряда институтов Русской Правды»[390]390
  Юшков С. В. Правосудие митрополичье // Юшков С. В. Труды выдающихся юристов. М, 1989. С. 344.


[Закрыть].

Великий Псков стал одним из первых государств, принявших новый кодифицированный закон – Псковскую судную грамоту, вопрос о времени создания которой остается дискуссионным.

В тексте Грамоты стоит дата ее принятия, которая соответствует 1397 г. современного летоисчисления. Однако эта дата противоречит сведениям этого же акта о том, что он был одобрен «по благославлению отец своих попов всех пяти соборов, и священноиноков, и дияконов, и священников и всего Божиа священьства». Между тем известно, что пятый собор состоялся в Пскове только в 1462 г., а шестой – в 1471 г. Причину противоречия чаще всего объясняют ошибкой переписчика в написании даты принятия Грамоты, которая в действительности была принята в 1467 г. Вполне возможно, что именно так и обстояло дело. Однако подобное объяснение даты принятия Грамоты, в свою очередь, не соответствует ее положениям о том, что она «выписана из великого князя Александровы грамоты и из княж Констиновы грамоты», поскольку названные князья находились на княжении задолго до этой даты.

С Псковом связаны два князя по имени Александр: Александр Невский в 1242 г. и Александр Михайлович Тверской в 1327—1337 гг.

Большинство ученых склоняются к мнению, что автором Грамоты был Александр Невский. М. Ф. Владимирский-Буданов это мнение обосновывает тем, что «московское правительство относится к грамоте Александра с уважением, в котором оно, конечно, отказало бы своему врагу – Александру Тверскому»[391]391
  Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 97—98.


[Закрыть]. Последующие две попытки дополнения Псковской судной грамоты оказались неудачными. В 1382 г. архиепископ Дионисий внес определенные изменения и дополнения в Грамоту князя Александра, но московский митрополит Киприан признал подобные действия Дионисия лежащими за пределами его полномочий и отменил их. Князь Константин Дмитриевич, княживший в Пскове в 1407 и 1414 гг., предпринял еще одну попытку привести Грамоту в соответствие с новыми реалиями и также потерпел неудачу. Новеллы князя не понравились псковичам. По их просьбе митрополит Фотий в 1416 г. освободил псковичей от клятвы признавать эту Грамоту за закон.

В редакции Псковской судной грамоты, дошедшей до наших дней, все же присутствует часть новелл князя Константина Дмитриевича. Однако установить авторство норм – какие из них принадлежат Александру Невскому, а какие Константину Дмитриевичу, полагает М. Ф. Владимирский-Буданов, не представляется возможным[392]392
  Там же. Этот взгляд на историю принятия и действия Псковской судной грамоты разделяют и большинство советских и современных российских правоведов (см.: Российское законодательство X—XX веков. Т. 1. С. 328—331).


[Закрыть].

П. Н. Мрочек-Дроздовекий все же попытался проделать подобную работу. Характеризуя итоги выделения им текста Грамоты, И. И. Василев и Н. В. Кирпичников отмечают, что Грамота ученым «подразделена на три части: две княжьи грамоты с приписками к каждой из них и приписки, современные самой грамоте или всему своду. Содержанием Александровой грамоты он считает первые 35 статей, которые по своему частному содержанию подразделяются на семь отделов. С 36-й по 63-ю статью он считает сборником приписок к княже Александровой грамоте, составленных на вече. Статьи 63—80 составляют содержание Константиновой грамоты. Затем следуют приписки к Константиновой грамоте по 110-ю статью, за исключением статьи 81-й, которую автор относит к составу Александровой грамоты. Статьи со 111-й по 122-ю он относит на время составления самой грамоты, т. е. 1467 год»[393]393
  Василев И. ИКирпичников Н. В. Псковская судная грамота (1397—1467). Псков, 1896. С. 13.


[Закрыть].

Третьим источником Грамоты российские правоведы признают правовые обычаи.

Псковская судная грамота представляет собой второй после Русской Правды источник права, который наиболее полно и детально систематизировал нормы права, действовавшие в условиях Древней Руси, В нем закреплены нормы по основным вопросам в сфере гражданского, наследственного, уголовного и процессуального законодательства, причем имелось немало новелл, уточняющих и развивающих недостаточно ясные положения Русской Правды, а также восполняющих ее пробелы. Например, Грамота предусматривает различные формы закрепления гражданского договора, не требовавшие обязательного присутствия свидетелей (доска, запись, доклад), закрепляет основания недействительности сделки, обусловленные пороком воли (договоры, заключенные в пьяном виде, вследствие обмана, мошенничества и др.). В Грамоте преступление признается деянием, приносящим вред не только индивиду, частному лицу, как это имело место в Русской Правде, но и государству, а ранее существовавшее наказание в виде потока и разграбления заменяется смертной казнью. По ряду дел письменным доказательствам отдается предпочтение перед формальными.

Великий Новгород также принимает свою Судную грамоту, однако время ее составления пока что остается дискуссионным. Называются три даты ее принятия: 1440, 1446, 1456 гг.[394]394
  См.: Клеандрова В. М. Новгородская судная грамота: введение // Российское законодательство X—XX веков. Т. L С. 303.


[Закрыть] Новгородская судная грамота имеет заголовок «О суде и о закладе на наездщики и на грабещики». К сожалению, Грамота до наших дней полностью не сохранилась, дошли лишь ее первые 42 статьи, преимущественно по вопросам правосудия. В числе наиболее значимых новелл Новгородской судной грамоты можно отметить введение ответственности за государственные преступления (переветы, крамолы, покушения на православную веру), признание целью наказания не только возмещение вреда, причиненного потерпевшему, но и известную долю кары, возложение дополнительных невыгодных для осужденного последствий. Ряд статей содержит нормы по вопросам земельных споров, справедливому разрешению которых в Новгороде придавалось большое значение. Грамота обязывает суды вести протокол судебного заседания, стороны же должны были знакомиться с ним и в знак согласия прилагать свою печать.

Московское государство свой кодифицированный акт – Судебник, призванный заменить устарелые нормы Русской Правды, приняло в 1497 г. Он представлял собой кодифицированный источник, созданный для решения новых исторических задач в новых конкретно-исторических условиях, и потому был тематически связан с последующим развивающим и дополняющим его законодательством, анализ которого дается в т. 2 данного издания.

Таким образом, законодательство по вопросам организации суда и судопроизводства Древней Руси, возникшее из потребности обеспечить единство судебной практики различных судов, в своем развитии прошло длительный исторический период, характеризовалось сочетанием как позитивных, так и негативных признаков. Позитивные моменты выражаются в доступности суда для всех потерпевших, в определении порядка использования процедур, связанных со сбором и изучением доказательств, а также четко фиксированных размерах санкций, применяемых к лицам, признанным виновными в совершении преступлений.

Понятно, что цели правосудия, выражаемые в обеспечении защиты прав всех свободных лиц, не были реализованы прежде всего потому, что законодательство было архаичным как по своему содержанию, так и по технике изложения. Оно было ориентировано на формальные доказательства, сбор и представление доказательств возлагались на потерпевшего, также предусматривались высокие штрафы и судебные пошлины в пользу князя и иных лиц, участвующих в отправлении правосудия. В результате начиная с XI в. правосудие тяжким бременем легло на малоимущие слои населения, не имеющие достаточных средств для оплаты судебных издержек и штрафов, налагаемых на них судом. Суд из органа защиты превратился в свою противоположность – орган экономического закабаления лично свободных смердов и иных лиц. Отмеченные недостатки в деятельности судов заметно усиливались широким распространением в судебной системе коррупции и практики принятия неправосудных решений.

Правосудие, будучи неотъемлемой частью деятельности Древнерусского государства, было вызвано к жизни теми же потребностями, что и государство в целом, и в своем развитии прошло те же стадии становления, укрепления и достижения зрелости, что и государство. Однако история правосудия как относительно автономного компонента государства имела свою логику становления, которая не в полной мере совпадала с этапами развития государства в целом. На процессы развития правосудия интенсивное влияние оказывало законодательство, определяющее структуру судебных органов и порядок их деятельности. Значительные изменения законодательства по вопросам правосудия неизменно обусловливали переход правосудия в качественно новое состояние, на новый этап его истории.

С учетом этапов развития государства и законодательства историю правосудия Древней Руси с IX до середины XV в. можно подразделить на пять периодов: 1) догосударственный, 2) единоличного суда князя, 3) княжеских судов, 4) правосудия удельных княжеств, 5) правосудия по обновленному законодательству.

Догосударственный период правосудия приходится на стадии разложения родового строя, связанного с возникновением частной собственности и выделением из общины ее членов. Частная собственность и порожденная ею психология личной наживы за счет ближнего, нарушения его прав неизбежно порождают не только обычное право, но и орган, способный разрешать спор по поводу нарушения этого права, – общинное правосудие. Хотя данный вид правосудия существовал весьма длительное время в государственный период наряду с княжеским судом, достоверных норм и сведений о нем практически не сохранилось. Можно лишь предполагать, что такой суд состоял из уважаемых людей общины, а его решения носили рекомендательный характер. В конечном счете желание общества навести устойчивый правопорядок и привело к наделению князя правом осуществлять правосудие и обеспечивать принимаемые решения с применением силы в случаях нежелания ответчика добровольно исполнять возложенные на него обязанности.

Догосударственный период российского правосудия завершается в конце IX в. с формированием Древнерусского государства, начало которому было положено объединением варяжским конунгом Олегом северных и южных земель восточных славян под властью единого правителя, осуществлявшего власть из Киева. За князьями постепенно закрепляется функция осуществления правосудия, организации деятельности общества на правовых началах. Стадия княжеского суда приходится на IX – начало XI в., когда государственное правосудие было представлено судами веча и князя. В этот и последующие периоды существовало также общинное правосудие, а после принятия христианства – церковное правосудие.

С появлением Русской Правды правосудие вступает в следующую стадию развития – период обретения зрелости, превращения суда князя в суд княжеский, состоящий из развитой системы постоянно действующих судов в городах и иных населенных пунктах.

С первой половины XII в, правосудие вступает в четвертый этап развития – правосудия удельных княжеств в связи с распадом единого государства на ряд государственных образований.

Княжества, лишенные опеки великого князя и силы, требующей непременного следования Русской Правде, пытаются приспособить, модифицировать общие нормы применительно к особым условиям их непосредственного бытия и личным амбициям власть имущих. Наиболее интенсивно в этом направлении действовали Псков, Новгород и Московское государство, создавшие во второй половине XV в. собственные законодательные акты по вопросам правосудия. С принятием Псковской и Новгородской судных грамот открывается новый, более яркий, хотя и весьма краткий период российского правосудия, характеризуемый наиболее полным развитым регулированием отношений в данной сфере и устранением значительной части пробелов, присущих Русской Правде.

На стадии становления правосудия Древней Руси в X – начале XI в. можно говорить об одновременном действии трех видов судов: общинного, вечевого и княжеского. После введения христианства и формирования церковных отношений на Руси появляется четвертый вид – церковный суд, подсудность которого была определена Владимиром Святославичем в его Уставе о десятинах, судах и людях церковных, принятом в начале XI в.

Первоначально княжеский суд осуществлялся непосредственно князем на его княжеском дворе. Действовал он на основе обычного права, определяющего порядок деятельности общинных судов, его демократичных принципов: независимости судебной власти, публичности, открытости, доступности, состязательности и равноправия сторон.

Независимость княжеского и иных судов Древней Руси выражалась в их праве по своему усмотрению осуществлять правосудие, сбор и оценку доказательств и самостоятельно принимать решение по конкретному делу на основе собственного правосознания, действующих норм закона или обычного права применительно к данным, полученным в ходе судебного следствия. Князь, равно как и общинные суды, суд веча, обладал реальной самостоятельностью в рассмотрении конкретных дел и принятии по ним решений. При этом принятое названными судами решение признавалось окончательным и обжалованию не подлежало. Суд князя не обладал правом апелляционной инстанции, в редких случаях князь мог повторно рассмотреть дело, по которому ранее выносилось решение другими судами.

Публичность и открытость судебной власти состояли в том, что княжеский суд, как и другие суды, проводился публично, каждый желающий мог присутствовать на нем, судебных процедур, закрытых от общественности, не предусматривалось. Княжеский суд был доступен для всех лично свободных лиц независимо от их материального положения и удаленности их места проживания от княжеского двора. Всякий, кто пришел лично на княжеский двор и подал устное заявление-просьбу восстановить нарушенное право, достойно покарать виновных, мог быть услышан княжеским судом. Как признавался князь Владимир Мономах, он своим судом «и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным». Для принятия заявления требовалось лишь два условия: обеспечить доставку в суд ответчика и представить необходимые доказательства его вины.

Стороны в суде – как истец, так и ответчик – обладали равными правами, они даже обозначались одним и тем же термином – «истцы», «суперники» или «сутяжники». Праву подачи заявления истца соответствовало право ответчика приводить необходимые свидетельства своей невиновности. Социальное положение истца или ответчика никаких преимуществ в суде не предполагало. То, что разрешалось делать истцу-боярину, мог делать истец-смерд, поскольку их право на правосудие имело единое для всех основание – их личную свободу, правомочие выражать и обосновывать правовые требования к другим лицам. Холоп, раб не мог выступать в суде не только в качестве ответчика, но даже в качестве свидетеля. Как поясняет ст. 46 Пространной Правды, «зане суть не свободны», т. е. не обладали свободной волей, а в силу своей экономической зависимости могли выражать лишь волю их господина. Господин же мог беспрепятственно представлять свою волю самостоятельно, без холопской интерпретации.

Равноправие сторон в суде проявлялось также в принципе состязательности, обязывающем стороны самостоятельно представлять доказательства обоснованности своих правовых притязаний и опровергать представленные доказательства другой стороны. На долю суда оставалась лишь обязанность уяснить суть конфликта, определить его правовую природу и вынести справедливое, основанное на праве решение, соответствующее установленным судом фактам, обстоятельствам дела.

Основанный на изложенных принципах суд князя тем самым продолжал демократические принципы общинного правосудия и действовал в интересах всего общества, а не какой-либо его части, состоящей из представителей экономически господствующего класса. Это

был действительно демократический суд. В условиях, когда право выбора суда лежало на истце, а решение любого из них имело общеобязательное значение, княжеский суд мог сохраниться в качестве реально действующего, лишь осуществляя правосудие по тем же принципам и нормам, что и общинные суды. Кроме того, следует учесть, что иных процессуальных норм, кроме норм обычного права, применяемых общинным судом, в тот период еще не существовало.

Если князь по каким-либо причинам покидал столицу, например оправляясь в полюдье, то осуществлял правосудие по месту своего нахождения. Впоследствии, по мере увеличения числа дел, отправление правосудия князь стал поручать собственным сыновьям, братьям, иным родственникам, а затем и своим приближенным боярам, которые могли осуществлять правосудие по месту поданной жалобы. Замена князя другим лицом не меняла сути суда – решение, даже если оно выносилось лицом, временно замещающим князя по его поручению, выносилось от имени князя. Однако суд князя, несмотря на его высокий авторитет, имел один существенный недостаток – обращение в него вызывало определенные затруднения у окраинных жителей княжества, вынужденных совершать поездки на значительные расстояния.

На повестку дня встала задача создания судов в городах княжества, максимально приближенных к населению. Успешному решению этой задачи во многом способствовало принятие Ярославом Мудрым в начале XI в. первого письменного источника русского права – Русской Правды. Первоначально она состояла из предписаний, преимущественно закрепляющих санкции за совершение преступных деяний – убийства, кражи, нанесения телесных повреждений. Имелись также процессуальные нормы, в том числе по вопросам применения такого ведущего способа получения доказательств, как свод, и порядка возврата господину бежавшего от него челядина (холопа). Затем сыновьями Ярослава Мудрого Правда была доведена до 43 статей (согласно членению источника на статьи, проведенному историками-правоведами), а в конечном варианте – до 121 статьи, которыми были определены важнейшие нормы как материального, так и процессуального права.

Позитивное влияние Русской Правды на формирование региональных государственных органов правосудия состояло в том, что она закрепила единый для всех судов стандарт, единую меру решения рассматриваемых дел. Правосудие, осуществляемое многими судами, является таковым при условии единообразия принимаемых ими решений по сходным делам. Одно и то же дело независимо от рассматриваемого суда должно получать одинаковое решение, основанное на действующем законе. Суды, применяющие только обычное право, такого единообразия обеспечить не могли как в силу несходства применяемых ими обычаев, так и из-за отсутствия единых процессуальных норм. Русская Правда, таким образом, выступила в качестве основы единой нормативной базы формируемой системы региональных судов из назначаемых князем волостелей и посадников.

Достоверных данных о времени формирования системы местных судов не имеется, но, основываясь на текстах уставов Владимира Святославича и Ярослава Мудрого, можно предположить, что этот процесс шел одновременно с изданием Русской Правды или после этого. Если в Уставе Владимира Всеволодовича (третьей редакции), принятом в начале XI в., в числе лиц, которым запрещается вмешиваться в судебную деятельность церкви, называются наместник, тиун или судья, то в Уставе Ярослава Мудрого, принятом примерно в период 1051—1054 гг., по аналогичному поводу упоминаются уже «княжи волостели». Следовательно, если первых наместников назначал Владимир Святославич из числа своих сыновей в конце X в., то институт волостелей для управления пригородами и осуществления правосудия возник не позднее первой половины XI в.

Созданием волостельских судов завершается процесс формирования системы государственного княжеского суда. Соответственно, правосудие Древней Руси вступило в третий этап своего развития, характеризуемый тем, что в целях доступности правосудия для всех слоев населения княжество покрывается развитой сетью судебных органов, а единым стандартом их деятельности выступает письменный источник – Русская Правда, имеющая общеобязательное значение. Княжеский суд, призванный осуществлять функцию правосудия на началах справедливости и правообоснованности, дополняется еще двумя функциями: 1) обеспечения бюджета князя и лиц, участвующих в отправлении правосудия, постоянными и устойчивыми поступлениями; 2) закабаления лично свободных лиц вследствие их материальной несостоятельности оплатить штраф, возместить убытки потерпевшему и уплатить расходы, связанные с участием в суде в качестве истца или ответчика.

Русская Правда законодательно закрепляет сферу правосудия в качестве источника постоянных доходов князя, тиунов и иных должностных лиц, участвующих в отправлении правосудия. С лица, признанного виновным в совершении противоправных деяний, в доход князя взыскиваются вира и штраф (продажа) в строго определенной законом сумме. При этом денежные обязательства виновного лица в пользу князя и потерпевшего формулируются тремя способами: 1) указываются суммы денежных взысканий в пользу потерпевшего (согласно ст. 11 Краткой Правды если варяг или колбяг, укрывшие челядина, в течение трех дней не вернут его бывшему господину, то платят последнему три гривны вознаграждения); 2) определяются суммы взысканий в пользу князя и потерпевшего (например, ст. 28 Пространной Правды обязывает лицо, виновное в отсечении пальца другому лицу, выплатить три гривны штрафа и потерпевшему гривну); 3) называются лишь суммы денежных обязательств виновного лица (например, «а в усе 12 гривне, а в бороде 12 гривне» – ст. 8 Краткой Правды, «а в княжи тивуне 80 гривен» – ст. 22 Краткой Правды).

Неясно, кому предназначались суммы, взыскиваемые с виновного лица, адресат получения в Русской Правде прямо не назван: князь, потерпевший или князь и потерпевший. Кто, например, получает 40 гривен за убитого, у которого не осталось родственников, обладающих правом кровной мести, закрепленной ст. 1 Краткой Правды: князь или родственники убитого? Также неясно, кому поступает вира за убийство русина, гридина, купца, ябедника, мечника или же изгоя и словенина.

По этому поводу в юридической литературе существует два мнения: одни авторы полагают, что в ст. 1 Краткой Правды и других аналогичных случаях определены размеры выплат (продаж), взыскиваемых в пользу князя; другие, наоборот, видят в этом размеры компенсаций потерпевшему или его родственникам за ущерб, причиненный противоправными деяниями виновного лица[395]395
  См.: Памятники русского права. Выл. 1. М., 1952. С. 85, 86.


[Закрыть].

Анализ Русской Правды свидетельствует о том, что предусмотренные ею размеры взысканий с виновного лица без указания адресата их получения представляют собой не что иное, как штрафы (виру или продажи), уплачиваемые в пользу князя.

Во-первых, в Пространной Правде в ряде статей конкретизируются положения Краткой Правды, из которых следует, что безадресные выплаты, предусмотренные последней, являются продажами. В ст. 8 Краткой Правды за повреждение бороды или усов предписывается лишь взыскивать с виновного 12 гривен. В ст. 67 Пространной Правды прямо говорится, что названная сумма представляет собой штраф, уплачиваемый при наличии у потерпевшего свидетелей: «Если свидетелей не будет, а будет только (одна) жалоба, то князю штрафа не платить».

Во-вторых, указанные суммы не соответствуют размерам ущерба, причиненного потерпевшему. Статья 26 Краткой Правды обязывает виновное лицо платить за убийство пашенного холопа 5 гривен. Между тем ст. 29 этой же редакции устанавливает взыскание за увод «холопа или робы» в размере 12 гривен – такую цену должно уплатить потерпевшему лицо, которое их уведет без его согласия. Установленная санкция в данном случае носит компенсационный характер. Одним из правовых оснований для приобретения права собственности на холопа или «робу» является договор купли-продажи. Однако в случае увода отсутствует согласие господина. Поэтому на лицо, уведшее холопа или «робу» без согласия господина, возлагается обязанность уплатить сумму сверх возмещения стоимости холопа. Следовательно, суммы, указанные в Русской Правде без уточнения их адресата, нельзя рассматривать в качестве компенсаций потерпевшему.

Если признать, что виновное лицо обязано платить потерпевшему значительно меньше стоимости похищенного, то получается, что Русская Правда не борется с преступлениями, а потворствует им. Далеко не всякий удержится от соблазна завладеть чужим имуществом преступным путем, заведомо зная, что закон твердо гарантирует лишь частичное возмещение причиненного вреда потерпевшим. Однако Русская Правда действительно борется с преступлениями тем, что возлагает на виновных лиц дополнительные и обременительные обязанности: предусматривает уплату ими штрафа в пользу князя в размерах, установленных законом, а помимо этого, возмещение ущерба, причиненного потерпевшему в заявленных им и признанных судом размерах.

В-третьих, Русская Правда в ряде статей прямо закрепляет право потерпевшего предъявить иск о возмещении ущерба, причиненного преступлением, помимо и независимого от выплат виновным лицом штрафов, указанных в статьях данного закона. «Если кто злонамеренно зарежет коня или скотину, – предписывается ст. 84 Пространной Правды, – (платить) штрафа 12 гривен, а господину платить вознаграждение за ущерб». Статья 77 освобождает от обязанности платить убытки за воровство и штраф; ст. 89 возлагает обязанность на лицо, совершившее убийство холопа или рабыни, возместить убытки их господину и штраф 12 гривен в пользу князя. При этом закон не устанавливает размеры убытков, которые может взыскать потерпевший, этот вопрос он решает самостоятельно, исходя из оценки реального ущерба.