Текст книги "История суда и правосудия в России. Том 1: Законодательство и правосудие в Древней Руси (IX – середина XV века)"

Е. Н. Ярмонова признает, что в целом в древнерусском обществе женщина занимала равное положение с мужчиной, но в судебной практике ее права нередко нарушались. Древнерусское право, предоставляя женщине широкие права в личной, имущественной и процессуальной сферах, не разрабатывало механизмов защиты этих прав и отдавало это на откуп мужчинам. Женщина могла занять в обществе и в семье ведущее положение, если она выходила из-под власти мужчины и была правомочна реализовать себя как свободно волящую личность. Женщина-мать пользовалась большим уважением в древнерусском обществе, и ее личные и имущественные права по отношению к детям не были ограничены юридически ни в момент ее состояния в браке, ни после смерти супруга, кроме случая заключения повторного брака. В то же время, отмечает Е. Н. Ярмонова, церковь, действуя в соответствии с догматами христианства, стремилась лишить женщину возможности самореализоваться в общественной и политической жизни и в конечном счете не предоставила ей механизмов защиты своих прав от мужчин, во власть которых она отдавала женщин. Властные слои общества долгое время не признавали значение церковных таинств и в вопросах семьи и брака большей частью придерживались языческих традиций.

Характеризуя правовой статус женщины по древнерусскому законодательству, Т. Ю. Дементьева особо выделяет нормы права, закрепляющие раздельность имущества супругов в виде приданого жены и подарков, сделанных ей мужем. Приданое, которое давалось за невестой ее родителями, служило основой отдельного имущества жены. С появлением приданого началось юридическое оформление положения в семье дочери или сестры, ее правового отношения к семейному имуществу. Русская Правда установила первенство сыновей в наследовании. В случае отсутствия сыновей право наследования имущества переходило к дочерям, однако это касалось лишь представителей боярства. В целом же в нормах Русской Правды отчетливо просматриваются две тенденции: законодательное сохранение имущества в одной семье и классовый характер защиты права собственности в Древней Руси.

С. И. Карповым исследована динамика наследственного права в IX—XVI вв. Автор отмечает, что в Русской Правде отсутствовал институт наследования по завещанию в современном понимании. Право собственника имущества на передачу своих имущественных прав на случай смерти было жестко ограничено интересами общины и рода. Единственными полноправными наследниками умершего могли быть либо князь, либо дети с преимущественным правом лиц мужского пола. При этом согласно Русской Правде возможность наследования дочерьми имущества умершего отца зависела от сословия, к которому относился наследодатель.

Названный автор далее признает, что заметная демократизация наследственного права проводится в Псковской судной грамоте. В ней впервые закрепляются наследственные права восходящих и боковых родственников. Право завещать имущество теперь принадлежит не только вдове, но и жене. Наследодатель не ограничен в назначении своих наследников только узким кругом членов семьи. Псковская судная грамота предписывает составлять завещания только в письменной форме и хранить исключительно в псковском архиве, одновременно она устанавливает единый порядок наследования. При этом специальные нормы относительно наследования имущества изорника связаны не столько с наследственным правом, сколько с особенностями поземельных отношений и с необходимостью выплаты родственниками умершего изорника покруты господину.

Как признает Д. В. Мацнев, Древняя Русь в XI—XIII вв. была открыта для всех иностранцев, поэтому отсутствовала надобность в предоставлении купцам особенного, основанного на договорах права приезда. В договорах до XIV в. содержались лишь гарантии безопасного, удобного перемещения по русской территории иностранных купцов и ответственности властей за их личную и имущественную безопасность. В дошедших до нашего времени международных договорах важнейшими источниками изучения древнерусского права следует признать договоры с немцами. Обе договаривающиеся стороны стояли приблизительно на одном уровне культурного развития и правосознания. Нормы, определяющие порядок восстановления нарушенных прав, легко было согласовать, что, однако, не устраняет необходимости проведения системного анализа, чтобы определить, какое конкретно право – русское или немецкое – нашло большее отражение в той или другой статье договора.

Проведенные исследования и полученные в ходе их результаты составляют важный, но отнюдь не завершающий этап научного познания истории государства и права Древней Руси. Д. А. Кочетков справедливо признает, что хотя «о Древнерусском государстве, которое отечественные источники XI—XIII вв. называют Русью или Русской землей, а историки – Киевской или Древней Русью, написаны сотни книг и на порядок большее количество статей, развитие древнерусской государственности остается без должного внимания. Основное внимание уделяется собственно древнерусской истории: экономической, политической. В то же время причины, хронология, основные этапы и обстоятельства образования государства в восточнославянском обществе поныне остаются малоизученными. Можно сказать, что вопрос о развитии государственных институтов власти, эволюции самого государственного строя Древней Руси до сего времени открыт»[143]143
  Кочетков Д. А. Указ. соч.


[Закрыть]. Сказанное в полной мере относится к исследованиям истории правосудия как части древнерусской государственности, а также истории законодательства.

В современной российской юридической литературе отсутствуют исследования, призванные дать комплексное, системное изложение проблемы правосудия Древней Руси с учетом новейших достижений правоведения и других социальных наук, подобно работам Д. Я. Самоквасова, Н. Л. Дювернуа, М. Ф. Владимирского-Буданова, обобщившим результаты исследований российских правоведов конца XIX в. По настоящее время остаются недостаточно изученными механизм и процесс становления княжеского суда взамен общинного, конкретно-исторические причины его развития и порядок деятельности, основные этапы, пройденные судом в своем развитии, генетическая связь правосудия времен Киевского государства с правосудием Новгородской и Псковской республик и Московского государства. Весьма важно также дать углубленный анализ соотношения церковного и светского судов, степени и форм воздействия церковного суда и церкви в целом на процессы формирования и деятельности княжеского и иных светских судов, выявить позитивные и негативные результаты этого взаимодействия.

Остаются заметные пробелы и в исследованиях законодательства Древней Руси. В публикациях и диссертационных работах, как правило, основной акцент делается на анализ источников права, раскрытие их смысла и содержания, в то же время практически не проводятся исследования, направленные на формирование целостных системных представлений о генезисе древнерусского права, механизмах и движущих силах его возникновения и функционирования. Более того, в современных исследованиях по-прежнему преобладает позитивистской подход к изучению права.

Исследования ограничиваются текстуальным анализом письменного источника, содержащихся в нем норм права, тогда как движущие социальные силы, определившие возникновение и динамику этих норм, не рассматриваются. При этом подвергается сомнению требование советских правоведов, вытекающее из марксистской методологии научного познания, исследовать право как юридическую форму экономических отношений в неразрывной связи и зависимости от этих отношений. Тот факт, что советские правоведы, стоящие больше на позициях юридического позитивизма, чем марксизма, не сумели раскрыть на уровне генетической связи соотношение общественных экономических отношений и права в своих исторических исследованиях, не свидетельствует о научной бесполезности постановки такого вопроса. В современных исторических исследованиях, авторы которых разделяют сугубо позитивистское правопонимание, анализ права и общественных отношений автоматически снимается, а основанные на нормативных фактах исследования еще дальше отстоят от изучения породивших их социальных явлений, чем работы советских правоведов.

Между тем позитивистская методология историко-правового исследования, ориентированная на анализ источников права и правоприменительной практики, полностью себя исчерпала, и надеяться на прирост качественно новых знаний подобным путем не представляется возможным. Все дошедшие до наших дней письменные источники древнерусского права давно известны, их содержание изучено весьма обстоятельно, возможности получения новых источников, способных пролить свет на спорные вопросы истории, весьма призрачны. В этих условиях правомерно предпринимаются попытки усовершенствовать методологию исторического исследования посредством привлечения достижений других социальных наук и правоведения. Однако эта работа ведется не столь интенсивно, и методология историко-политических и правовых исследований остается по-прежнему ахиллесовой пятой.

У историков государства и права отсутствует представление о методе исторических исследований как едином целостном образовании, способном обеспечивать получение теоретических знаний на том же уровне, что и логический метод, а также о составляющих этот метод компонентах. Практически у каждого историка-правоведа имеется собственное представление о методологии исследования.

Так, Д. А. Грибанов в числе основных методов исследования государственной власти в период раннефеодальной монархии в Древней Руси наряду с общенаучными методами (анализ, синтез, дедукция, индукция) использовал также хронологический, конкретно-исторический, сравнительно-исторический методы, метод источниковедческого анализа. Из собственно юридических были использованы сравнительно-правовой, историко-правовой методы, метод юридической и политической антропологии, а также системный анализ и системный подход[144]144
  См.: Грибанов Д. А. Указ. соч.


[Закрыть]. И. Н. Фалалеева свою методологическую основу исследования представляет в ином ракурсе, избрав стержневыми методами исследования системный, логический, сравнительно-исторический, функциональный методы, а также методы юридической и политической антропологии, философские основы теории информации, теоретические разделы семиотики. При этом она использовала категории диалектики познания, выводы и заключения, содержащиеся в трудах отечественных и зарубежных ученых (историков государства и права, юристов, политологов, историков-медиевистов, этнологов, философов, культурологов, филологов)[145]145
  См.: Фалалеева И. Н. Указ. соч.


[Закрыть].

Отсутствие единства воззрений правоведов на структуру и состав метода историко-правовых исследований является прямым следствием недостаточного к ним внимания. По проблемам методологии исторического познания государства и права отсутствуют специальные монографические исследования, тогда как потребность в них весьма велика. Вне анализа методологии научных как исторических, так и теоретических исследований невозможно целенаправленно и системно использовать современные достижения научно-технического прогресса, правовых, иных социальных наук в познании истории права, государства и правосудия. Конечно, подобные результаты не могут быть достигнуты сразу, одним или двумя фундаментальными исследованиями, подобная работа должна вестись системно и постоянно, по мере развития логики исторических исследований и полученных по их итогам результатов. Новые теоретические исследования должны использоваться в качестве основы методов, а сами методологические правила, требования – как действенный инструментарий получения новых конкретно-исторических знаний.

Разработка методологии историко-правовых исследований должна идти в неразрывной связи с исследованием фундаментальных проблем закономерностей развития государства и права. Как от критиков марксистской теории социального развития, так и от ее сторонников требуется выявить действительные движущие силы исторического развития права, механизм их влияния на право и воздействия, в свою очередь, права на социальные явления и процессы. Не имея подобных данных, представители истории отечественного государства и права не могут верно определить основные этапы истории, в том числе на стадии Древнерусского государства, его права и правосудия.

Глава 5.
Историография русского церковного судоустройства и судопроизводства (X—XV века)

Исследование церковного судоустройства и судопроизводства имеет научную историографическую основу как дореволюционного, так и советского и современного периодов.

В дореволюционной историко-правовой литературе проблемы истории строительства и развития церковного судоустройства и судопроизводства периода Киевской Руси и феодальной раздробленности исследовались в рамках отдельных разделов истории Русской православной церкви, а также истории права и в качестве самостоятельного объекта изучения – церковного права.

Историки Русской православной церкви Е. Е. Голубинский, митрополит Макарий (Булгаков) и др. рассматривали церковный суд в этот период в непосредственной связи с каноническим судоустройством, принятым в Византии[146]146
  См.: Голубинский Е. Е. История Русской церкви.М, 1901—1911. Т. 1—2; Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской церкви. СПб., 1857—1859. Т. 1—5.


[Закрыть].

Вопросы церковного судоустройства и судопроизводства поднимались в монографических работах Е. Е. Голубинского, а его докторская диссертация, в которой он пытался доказать подложность уставов князей Владимира и Ярослава о церковных судах, вызвала большую полемику в научном сообществе и заметную критику со стороны многих ученых, например В. О. Ключевского.

Историки и теоретики церковного права в основном акцентировали исследовательское внимание на вопросах изучения истории светского и церковного византийского права у южных славян и в России [147]147
  См.: Павлов А. С. Курс церковного права. Сергиев Посад, 1902.


[Закрыть].

По мнению современного исследователя Л. П. Найденовой, уже к середине XIX в. русское каноническое право оформилось как самостоятельная научная отрасль гуманитарного знания[148]148
  См.: Найденова Л. И Тема церковного суда в канонической учебной литературе конца XIX – начала XX века// Исторический вестник. 2002. № 1 (16).


[Закрыть].

Наиболее обстоятельные работы по церковному праву профессоров М. И. Богословского, П. С. Бердникова, Н. С. Суворова, Н. К. Соколова, М. А. Остроумова, Н. А. Заозерского и др.[149]149
  См.: Богословский М. И. Курс общего церковного права. М., 1885; Бердников П. С. Краткий курс церковного права Православной греко-российской церкви с указанием главнейших особенностей католического и протестантского церковного права. Казань, 1888; Суворов Н С. Курс церковного права. Ярославль, 1889; Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1; и др.


[Закрыть] включали в том или ином объеме разделы об истории церковного суда.

В конце XIX – начале XX в. появляются первые монографические исследования, посвященные отдельным проблемам в рамках церковного судебного правоприменения, например истории становления и развития религиозных преступлений в русском праве [150]150
  См.: Есипов В. В. Святотатство в истории русского законодательства. Варшава, 1893; Ширяев В. Н. Религиозные преступления: историко-догматический очерк. Ярославль, 1909.


[Закрыть], истории функционирования института церковных наказаний[151]151
  См.: Попов А. Суд и наказание за преступления против религии и нравственности по русскому праву. Казань, 1904; Суворов Н. С. О церковных наказаниях: опьн исследования по церковному праву. СПб., 1876.


[Закрыть].

Огромный вклад в изучение истории русского церковного права, и в частности темы церковного суда, внес историк права Н. С. Суворов, который в своих работах исследовал вопросы влияния южнорусского и западноевропейского права на становление церковного суда в средневековой Руси[152]152
  См.: Суворов Н. С. Следы западно-католического церковного права в памятниках древнего русского права. Ярославль, 1888.


[Закрыть]. Вместе с тем в его «Курсе церковного права» одна из глав посвящена истории церковного суда на Руси.

Крупнейшим исследователем русского церковного права, первооткрывателем и публикатором архивных источников по церковному судоустройству и судопроизводству, значение которых до сих пор трудно переоценить, является профессор Московского университета А. С. Павлов. Он опубликовал значительный по объему труд по вопросу секуляризации церковных земель, затронув вопрос о взаимосвязи судебных полномочий церкви и ее имущественного статуса, а также фундаментальное исследование по вопросам русского брачного права, нормы которого оказали непосредственное влияние на развитие церковного судоустройства и судопроизводства[153]153
  См.: Павлов А. С. 50-я глава Кормчей книги, как исторический и практический источник русского брачного права. М., 1887.


[Закрыть].

Интересной и глубокой работой дореволюционного периода является монография видного церковного историка и деятеля митрополита Николая (Ярушевича) «Церковный суд в России до издания Соборного Уложения Алексея Михайловича (1649 г.)», в которой автор подробно рассматривает источники церковного права на Руси, их связь с византийской традицией и влияние на становление и развитие судопроизводства и судоустройства[154]154
  См.: Иеромонах Николай (Ярушевич). Церковный суд в России до издания Соборного Уложения Алексея Михаиловича 1649 г. Пг., 1917.


[Закрыть]. Первое издание труда митрополита Николая вышло уже в революционный год, 1917-й, и, к сожалению, в силу последовавших за этим исторических событий не привело к широкой научной полемике по затронутым в данной книге проблемам.

Источником этой работы стали сохранившиеся акты русского церковного и гражданского законодательства за период от становления государственности Киевской Руси до 1649 г., данные церковно-судебной практики и светского – гражданского и уголовного – судопроизводства.

В рамках исследования истории судопроизводства церковных судов автором были выявлены и подробно рассмотрены все судебные доказательства, их виды – личное признание подсудимого, свидетельские показания, улики, очная ставка, присяга, обыск, письменные документы, жребий и поединок, пытка.

Н. Ярушевич подробно исследовал вопрос «о круге ведомства церковного суда», т. е. о круге лиц, подсудных церковной власти, и круге подведомственных церкви дел.

Следует добавить, что общая картина законодательства, регламентировавшего правовые конструкции в сфере церковного правосудия в эпоху Средневековья, излагалась в трудах таких видных светских историков и теоретиков права, как И. Д. Беляев, М. Ф. Владимирский-Буданов, В. И. Сергеевич, Н. С. Таганцев и др.[155]155
  См.: Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1879; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. СПб., 1907; Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. 3-е изд. СПб., 1903; Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб., 1871; Таганцев Н. С. Русское уголовное право: часть Общая. СПб., 1902. Т. 1—2.


[Закрыть]

В советской историографии специальных исследований на тему церковного суда практически не было, поскольку духовные учебные заведения оказались закрыты, а церковное право не становилось предметом специальных исследований. Таким образом, отечественная наука церковного права в советский период практически прекратила свое существование. Вместе с тем в этот период были опубликованы новые источники в области церковного права и составлены к ним юридические комментарии крупными учеными-правоведами – Т. Е. Новицкой, С. И. Штаммом, В. М. Клеандровой, С. М. Казанцевым[156]156
  См.: Российское законодательство X—XX веков. Т. 1.


[Закрыть]. Важнейшим по значению в историко-правовой науке является исследование Я. Н. Щапова «Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. X—XIV вв.» (М., 1972).

Современные исследователи Е. В. Белякова, М. Ю. Варьяс, А. А. Дорская, И. А Исаев, А. Г. Маньков, Р. Г. Скрынников, И. Я. Фроянов, В. А. Цыпин и др.[157]157
  См., например: Варьяс М. Ю. Церковное право как корпоративная правовая система: опыт теоретико-правового исследования // Правоведение. 1995. № 6. С. 76—85; Белякова Е. В. Церковный суд: нерешенные проблемы // HГ-Религия. 2005. С. 19; Дорская А. А. Церковное и уголовное право Российской Империи: проблемы взаимодействия и взаимовлияния // История государства и права. 2005. № 3. С. 55—58.


[Закрыть] значительно обогатили своими научными трудами изучение истории русского церковного суда. Так, в 1994 г. вышла монография профессора Московской духовной академии протоиерея В. А. Цыпина «Церковное право» (а также впоследствии учебное пособие). В ней он исследовал связи церковного права Византии и Российской Империи, непосредственно касаясь вопросов особенностей судопроизводства и судоустройства в Русской православной церкви.

М. Ю. Варьяс защитил кандидатскую диссертацию на тему «Церковное право в романо-германской правовой семье», в которой рассмотрел такие вопросы, как возникновение и развитие церковного права в Западной Европе и отчасти в России, а также теоретико-правовые критерии для выделения церковного права в континентальной правовой системе.

Интересной работой, специализированной по проблематике истории церковного суда, является кандидатская диссертация А. Ю. Гаращенко[158]158
  См.: Гаращенко А. Ю. Юрисдикция и устройство церковных судов в допетровский период российской истории: дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2006.


[Закрыть]. В ней автор ставил задачу определить точный перечень преступлений, подсудных церковному суду, и установить компетенцию церковного суда по гражданским делам, а также систему церковно-судебных инстанций и должностных лиц, выполнявших судебные функции в этот период российской истории.

Вместе с тем до настоящего времени в связи со слабой изученностью архивных материалов многие вопросы церковной юрисдикции, а также судоустройства и судопроизводства остаются неисследованными, несмотря на то, что система церковных правовых норм играла существенную роль в истории как уголовного, так и гражданского права.

Среди опубликованных источников следует выделить издание археографической комиссии памятников древнерусского канонического права под редакцией В. Н. Бенешевича и В. Г. Дружинина. В этот сборник вошли важнейшие акты и постановления русских соборов, грамоты константинопольских патриархов и российских митрополитов о юрисдикции Русской церкви и компетенции митрополичьего суда, послания, поучения и официальная переписка иерархов Русской церкви по вопросам судоустройства и судопроизводства. Кроме того, огромное значение для исследования истории церковного суда имеют опубликованные средневековые источники по истории государства и права России, содержащие основные элементы системы церковного суда[159]159
  См., например: Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографическою экспедициею императорской Академии наук. СПб., 1836. Т. 1—4; Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841—1842. Т. 1—5; Акты, относящиеся до юридического быта древней России, изданные Археографическою комиссиею / под ред. Н. Калачова. СПб., 1857—1884. Т. 1—3; Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Т. VI. СПб., 1880; Федотов-Чеховский А. А. Акты, относящиеся до гражданской расправы древней России. Киев, 1860—1863. Т. 1—2; Бенешевич В. Сборник памятников по истории церковного права, преимущественно Русской Церкви до эпохи Петра Великого. Пг., 1915; Стоглав // Российское законодательство X—XX веков. Т. 2; Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное уложение 1649 года. М., 1961.


[Закрыть].

Раздел II
Становление и развитие государства, законодательства и правосудия Древней Руси

Глава 6.
Становление системы социального регулирования у восточных славян в предгосударственный период

Возникновению Древнерусского государства предшествовала эпоха раннего Средневековья европейской истории (V– IX вв.). Это было время складывания феодальной системы в Европе, которая еще не представляла собой однородной в политическом, социально-экономическом и духовном отношениях общности.

Средиземноморское побережье и прилегающие к нему территории составляли основу античной цивилизации римлян и греков. Рабовладельческий строй, находившийся в стадии кризиса, развитые государственно-правовые институты и духовная культура, христианство, уже завоевавшее господствующие позиции, были характерны для античной цивилизации на завершающем этапе ее существования.

В то же время основная часть населения Центральной, Северной и Восточной Европы в начале этого периода составляла так называемый Барбарикум (варварский мир) и находилась на стадии родоплеменной организации общества, язычества, существенно отставая в цивилизационном развитии.

В раннее Средневековье взаимодействие данных разнородных по своему составу и уровню развития миров привело к коренному изменению всей Европы. Среди ее народов начали формироваться самостоятельные политические силы. К числу важнейших событий, оказавших влияние на становление европейских государств в этот период, относится Великое переселение народов II—VII вв. Выделяют три его этапа: первый – германский (II—IV вв.), второй – гуннский (IV—V вв.), третий – славянский (VI—VII вв.)[160]160
  См.: Буданова В. П. О некоторых перспективах исследования Великого переселения народов//Средние века. М., 2000. Выл. 61. С. 142, 143.


[Закрыть]. Славянский этап был завершающим в

Великом переселении народов. К середине 1-го тыс. н. э. славяне обитали в центре Европы, занимая район с запада на восток между Вислой и Десной, а с севера на юг – от Западной Двины до Припяти.

Поводом для «великой славянской миграции» послужили сначала нашествие гуннов, а затем резкое похолодание в Европе в конце IV в. и в течение всего V в. Отмечаются значительное понижение температур и резкий рост увлажненности почвы, что было обусловлено и увеличением осадков, и трансгрессией Балтийского моря. Повысился уровень рек и озер, поднялись грунтовые воды, разрослись болота. Многие поселения римского времени оказались затопленными или подтопленными, а пахотные земли – непригодными для земледелия. Значительные массы населения вынуждены были покинуть Висло-Одерский регион[161]161
  См.: Седов В. В. Этногенез ранних славян // Вестник Российской академии наук. 2003. Т. 73. №7. С. 594-605.


[Закрыть].

Передвижения славян произошли в Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европе. С конца VI и в VII столетии шло массовое заселение славянами Македонии, Фракии, Мезии, Греции, Пелопоннеса. Области со славянским населением в Северной Фракии, Македонии, Фессалии стали в византийских источниках называться «славинии»[162]162
  См.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 44, 45, 50, 51, 107-109.


[Закрыть]. Усилившийся натиск славян на Византийскую империю отвлекал ее от западных областей Барбарикума и одновременно прикрывал европейские народы от очередных миграций с Востока (протоболгары и авары)[163]163
  См.: Буданова В. П. Указ. соч. С. 142, 143.


[Закрыть]. Продвижение славян содействовало ускорению цивилизационного развития народов Центральной и Западной Европы.

А. А. Горский пришел к выводу о том, что под своим именем славяне появляются в письменных источниках в VI в. Достоверные славянские археологические памятники датируются концом V – началом VI в. В середине VI в. славяне выступали главным образом под двумя именами – словене и анты[164]164
  См.: Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 9, 10.


[Закрыть].

В VI—IX вв. славяне заселили территорию от Эльбы и Дуная до Волги и Дона, от Балтийского до Средиземного и Черного морей. Названия племен и союзов племен, которые дошли до нас, связаны с местом их обитания. Это, по мнению А. А. Горского, говорит о том, что в период переселения в силу перемешивания племенных групп возникли новообразования, которые можно характеризовать уже в большей степени не как этнические общности, а как территориально-политические. Поэтому А. А. Горский предлагает в данном случае отказаться от употребления терминов «племя» и «союз племен» как не соответствующих фактически сложившимся обстоятельствам. Для обозначения небольших славянских территориально-политических общностей, имевших самоназвания, он вводит термин «племенные княжества», а для их объединений – «союзы племенных княжеств»[165]165
  См.: Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 12, 13; Он же. Феодализация на Руси: основное содержание процесса // Вопросы истории. 1986. № 8. С. 82, 83.


[Закрыть]. В качестве названия таких общностей можно, по его мнению, применять термин «славинии», которым в византийских источниках обозначались славянские образования[166]166
  См.: Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 14; Литаврин Г. Г. Славинии VII—IX вв. – социально-политические организации славян // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984.


[Закрыть]. Эти образования носили предгосударственный характер, и именно они, а не племенная организация стали основой для последующего формирования государства у славян[167]167
  См.: Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 14.


[Закрыть].

В процессе переселения у славян возникали межэтнические контакты с самыми разными народами, в том числе с баллами, сарматами, германцами, некоторыми тюркскими племенами. В ходе их взаимодействия прежние племенные образования распадались, возникали новые, создавались новые союзы племен с разными наименованиями. Но, воспринимая культуру других народов, славяне сохранили этническую принадлежность.

В «Повести временных лет», составленной в XII столетии, упоминаются до 17 этнонимов для обозначения славянских общностей, заселивших Восточную Европу: поляне, древляне, дреговичи, полочане, словене, север, радимичи, вятичи, кривичи, дулебы, волыняне, бужане, новгородцы, хорваты, ляхи, уличи и тиверцы[168]168
  ПСРЛ.Т. 1. Стб. 6, 10-14.


[Закрыть]. При этом территории одних общностей занимали другие славенские объединения, они распадались либо меняли наименование. Например, волыняне заселили земли дулебов, вятичи и кривичи – производные из ляхов, новгородцы заменили словен, полочане были составной частью кривичей и т. д. Это говорит о неустойчивости данных образований накануне появления государства у восточных славян.

В сочинении византийского императора Константина Багрянородного и «Баварском географе» (Восточнофранкская таблица племен, IX в.) упоминается еще одно славянское объединение – лендзяне. Здесь же встречаются термины «pos» (Константин Багрянородный) и «ruzzi» («Баварский географ»), т. е. Русь. В «Баварском географе» упоминаются также ситтичи, стадичи, неруяне, знеталичи, атурезане, форсдеры, лиуды, фрезиты, серавичи и луколяне, которые могут ассоциироваться с ранее названными образованиями либо представлять собой отдельные общности[169]169
  См.: Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 24, 25; Он же. Баварский географ и этнополитическая структура восточного славянства. С. 274—278; Назаренко А. В. Немецкие латиноязычные источники ГХ– XI веков: тексты, перевод, комментарий. М., 1993. С. 13—15, 25—28, 36—40, 42.


[Закрыть].

К середине IX в., по утверждению А. А. Горского, «несомненно сложились общности бужан, лендзян, волынян, хорватов, уличей, вероятно – древлян, дреговичей, полян и тиверцев. Не позднее второй половины ЕХ столетия уже существовали «славинии» под названиями север, радимичи, кривичи и словене, вероятно – и вятичи» [170]170
  Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 35—36.


[Закрыть].

Социально-экономический строй жизни восточных славян. Сведения о жизни восточнославянского населения в предгосударственный период содержатся в летописных сводах и сочинениях современников восточных славян. Источником фактических данных об экономическом строе, быте и социальных отношениях восточнославянских племен являются археологические находки, а также этнографические наблюдения, материалы фольклора и данные языка[171]171
  См.: Третьяков П. Н. Восточнославянские племена. 2-е изд. М., 1953. С. 136.


[Закрыть].

В первые века нашей эры в культуре славянских племен Среднего Поднепровья и Поднестровья, занимавшихся преимущественно земледелием, появились новые черты, свидетельствовавшие о развитии в их среде ремесленных форм производства, о возросших экономических связях с югом и о поглощении славянской средой иноплеменных скифских и сарматских элементов. Глиняная посуда изготавливалась в основном на гончарном круге. Характер ремесленной продукции приобрели предметы убора и украшения из бронзы или серебра. Начиная со II в. н. э. в Среднем Поднепровье были в ходу римские монеты, найденные в наше время в тысячах экземпляров, нередко в виде кладов. Появилась привезенная с юга стеклянная посуда[172]172
  Там же. С. 116.


[Закрыть].

В это же время в Верхнем Поволжье, около Рыбинска в городище у д. Березняки благодаря раскопкам была найдена картина, изображающая, несомненно, патриархальное гнездо, поселок «большой семьи» численностью 50—60 человек, ведшей свое хозяйство на общинных началах и имевшей общие запасы. Земледельческие орудия, найденные в городище, примитивны и указывают на то, что местные жители занимались подсечным земледелием и оно еще не стало абсолютно преобладающей отраслью хозяйства. Стадо домашних животных состояло из лошадей, свинеи, крупного и мелкого рогатого скота. Лошади служили для верховой езды. Обитатели поселка занимались также охотой и рыбной ловлей. Они сами выплавляли железо из местных руд и выковывали из него орудия труда – топоры, серпы, ножи и предметы вооружения, в частности большие однолезвийные мечи. Из привозной меди они изготовляли различные украшения. Некоторые предметы убора и украшения, найденные при раскопках, происходили с Оки и Среднего Поднепровья. Глиняная посуда производилась вручную, без помощи гончарного круга[173]173
  См.: Третьяков П. Н. Восточнославянские племена. С. 120.


[Закрыть].

В конце IV в. развитие славянских культур прервалось нашествием гуннов. Северное Причерноморье и области к северу от Карпат были разорены. Перестали функционировать ремесленные центры, восстановить прежнее производство было невозможно. Продолжали работать лишь «странствующие ремесленники», сохранившие некоторые навыки. Кроме того, в V в. в результате резкого ухудшения природно-климатических условий осложнились условия для сельскохозяйственной деятельности, что вынудило славянское население искать более благоприятные земли для земледелия. Произошел резкий упадок материальной культуры и экономики – его уровень оказался намного ниже предыдущего, провинциально-римского, периода[174]174
  См.: Седов В. В. Этногенез ранних славян. С. 594—605.


[Закрыть].

В VI—IX вв. восточные славяне жили соседскими, территориальными общинами (вервь, мир). У них преобладал эволюционный тип общественного развития. «Военная демократия» разлагалась, и шел процесс формирования протогосударственных образований. А. А. Горский ставит под сомнение существование племенной знати у восточных славян в предгосударственный период. В то же время он отмечает наличие князей, служилой знати, входившей в княжеское окружение, и жречества. С его точки зрения, существование родовых и племенных старейшин источниками не подтверждается.

Племенная знать к этому времени уступила место служилой знати, которая не была связана с родовыми и племенными институтами и формировалась по принципу личной верности предводителю, князю. Именно служилая знать занимала господствующее положение в территориально-политических общностях и сыграла инициирующую роль в образовании славянских государств[175]175
  См.: Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 14-19.


[Закрыть]. Таким образом, в период «великой славянской миграции происходили постепенный распад родоплеменных отношений и формирование соседской (территориальной) общины, а также аппарата управления новыми славянскими общностями, появившимися в результате смешения различных этнических образований. Вместе с тем системообразующим фактором был восточнославянский социальный генотип и индоевропейский языческий культурный архетип»[176]176
  Горский А. А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. С. 14.


[Закрыть].