Текст книги "История суда и правосудия в России. Том 1: Законодательство и правосудие в Древней Руси (IX – середина XV века)"

И. А. Максимович подготовил магистерскую диссертацию на тему «О развитии понятия о преступлении в истории русского законодательства», которую успешно защитил в Киевском университете в 1845 г. Проблемам наказаний по российскому законодательству до царя Алексея Михайловича посвятил магистерскую диссертацию Ф. Ф. Депп, а проблемам развития понятия о преступлении и наказании в русском праве – магистерскую диссертацию А. М. Богдановский[57]57
  См.: Депп Ф. Ф. О наказаниях, существовавших в России до царя Алексея Михаиловича. СПб., 1849; Богдановский А. М. Развитие понятия о преступлении и наказании в русском праве до Петра Великого. М., 1857.


[Закрыть]. Н. С. Власьев в магистерской диссертации исследовал проблемы вменения по началам теории и древнего русского права[58]58
  См.: Власьев Н. С. О вменении по началам теории и древнего русского права. М., 1860.


[Закрыть], а А. П. Чебышев-Дмитриев – проблемы преступного действия по русскому допетровскому праву[59]59
  См.: Чебышев-Дмитриев А. П. О преступном действии по русскому доПетровскому праву. Казань, 1862.


[Закрыть].

В числе наиболее значимых монографических исследований, посвященных проблемам древнерусского уголовного права, опубликованных во второй половине XIX в., можно выделить монографии Н. И. Ланге «О наказаниях и взысканиях за бесчестье по древнему русскому праву» (СПб., 1859), «Исследования об уголовном праве Русской Правды» (СПб., 1863); Н. А. Максимейко «Мнимые архаизмы уголовного права Русской Правды» (СПб., 1905); А. П. Чебышева-Дмитриева «О преступном действии по русскому доПетровскому праву» (СПб., 1862); П. О. Бобровского «Преступления против чести по русским законам до начала XVIII в.» (СПб., 1889); Д. М. Мейчика «О древнейших источниках русского уголовного законодательства (период мести). Юридико-филологические заметки» (Воронеж, 1875). Обстоятельный обзор древнерусского уголовного права содержится в монографии М. Ф. Владимирского-Буданова «Обзор истории русского права» (М., 1915).

Характерно, что в монографических и диссертационных работах правоведы-криминалисты делали акцент на исследовании фундаментальных проблем науки уголовного права, связанных с пониманием древнерусскими законами природы преступления, его состава, а также с трактовкой ими целей и видов наказания. В исследованиях раскрывалась динамика перехода законодательной и судебной практики от понимания преступления как личной обиды к осознанию его общественной опасности как деяния, посягающего на устои государства, устанавливаемый им правовой порядок.

Первый исследователь проблем природы преступлений по Русской Правде А. М. Богдановский признавал, что в русском праве данное деяние первоначально имело характер личной обиды и наказание за него признавалось частным делом потерпевшего лица[60]60
  См.: Богдановский А. М. Развитие понятий о преступлении и наказании в русском праве до Петра Великого. М., 1850.


[Закрыть]. Лишь в судебниках 1497 и 1550 гг. преступлением признавалось посягательство на государство, деяние, препятствующее его деятельности, а произвольная расправа князя над преступником заменялась стройной системой запретов и строго определенной системой государственных наказаний за их нарушение. Соответственно, процесс развития идеи наказания характеризовался переходом от кровной мести к материальной (договорной) ответственности, а затем к публичному и персональному наказанию.

А. М. Богдановский обоснованно показал, что первоначально в русском праве единственным видом уголовной ответственности преступника перед потерпевшим были денежные выплаты за обиду. Русская Правда лишь закрепляет этот порядок и устанавливает величину вознаграждения за соответствующее преступление. Зародыш системы публичного наказания в Русской Правде проявляется в применении такой меры, как поток и разграбление, осуществляемой по произволу князя. В этих условиях казни, совершаемые над своими врагами, не вписывались в систему уголовного правосудия и, по мнению ученого, представляли собой вид княжеской мести. Аналогичным образом действовали и общины в отношении лиц, посягающих на их интересы и установленный порядок. После принятия судебников государственный произвол сохранялся в применении уголовной ответственности лишь за государственные преступления.

Н. С. Власьев находил, что конструкция состава преступления, которую он обозначал термином «вменение», присутствовала во всех периодах истории русского уголовного права и по мере развития уголовного законодательства развивалось и представление законодателя о вменении[61]61
  См.: Власьев Н. С. О вменении по началам теории и древнерусского права. М., 1860.


[Закрыть]. При этом он считал, что начала вменения в Русской

Правде представляются слабо развитыми. В ней также отсутствует понимание форм вины, злоумышленность выделяется лишь как необходимый элемент имущественных преступлений, прямо не говорится о взаимосвязи деяния и преступной воли, однако наказание за кражу назначается в случаях, когда имеются достаточные доказательства злого умысла. Менее ясно значение умысла в личных обидах. Покушение в Русской Правде не выделяется в качестве самостоятельного противоправного деяния. Как полагал названный ученый, наиболее значимое развитие институт вменения получает в судебниках, в которых вводится понятие «лихие люди» и устанавливается уголовная ответственность за угрозу общественной безопасности со стороны людей, склонных к совершению тяжких преступлений.

А. Н. Попов обосновывал вывод о том, что Русская Правда охватывает историю развития уголовного права на протяжении длительного периода от Ярослава Мудрого до Владимира Мономаха[62]62
  См.: Попов А. Н. Русская Правда в отношении к уголовному праву. М., 1841.


[Закрыть]. В процессе развития этого источника права был осуществлен переход от понимания преступления и наказания как частного дела самих конфликтующих лиц к осознанию необходимости участия государства в рассмотрении уголовных дел и наказании виновных лиц. Переход был трехступенчатым. Первоначально, на первой ступени, существовала семейная месть, а денежное вознаграждение имело характер дополнительного наказания. На второй ступени согласно установлениям Ярославичей основным видом наказания становится денежное вознаграждение, а месть устраняется. Однако денежное вознаграждение еще понимается как достойная компенсация за обиду потерпевшему, т. е. носит характер гражданско-правовой санкции. Третья ступень развития русского уголовного права характеризуется переходом к наказанию как прерогативе государства и введением новой санкции в виде потока и разграбления.

Из институтов и норм частного права, закрепленных законодательством Древней Руси, российскими правоведами во второй половине XIX в. наиболее интенсивно исследовались институты семейного и наследственного права. Нормы обязательственного права и другие институты гражданского права долгое время оставались мало исследованными. По проблемам наследования по русскому законодательству И. Д. Беляев в 1858 г. в Московском университете защитил магистерскую диссертацию на тему «О наследстве без завещания по древним законам до Уложения царя Алексея Михайловича»;

В. Н. Никольский в 1859 г. в Московском университете – магистерскую диссертацию на тему «О началах наследования в древнейшем русском праве. Исторические рассуждения»; П. П. Цитович в 1870 г. в Харьковском университете – магистерскую диссертацию на тему «Исходные моменты в истории русского права наследования»; И. Ф. Рождественский в 1838 г. в Санкт-Петербургском университете – докторскую диссертацию на тему «Историческое изложение русского законодательства о наследстве»; В. Г. Демченко в 1877 г. в Киевском университете – докторскую диссертацию на тему «Существо наследства и призвание к наследованию по русскому праву».

А. Г. Станиславский в 1851 г. в Казанском университете защитил докторскую диссертацию на тему «Исследование начал имущественных отношений в древнейших памятниках русского законодательства»; С. М. Шпилевский в 1866 г. в Московском университете – магистерскую диссертацию «Союз родственной защиты у древних германцев и славян», а в 1870 г. там же – докторскую диссертацию «Семейные власти у древних славян и германцев». В 1884 г. А. И. Загоровский в Московском университете защитил докторскую диссертацию на тему «О разводе по русскому праву».

В числе наиболее значимых монографий по проблемам частного древнерусского права можно выделить труды, посвященные отношениям собственности. Это работы Ф. Л. Морошкина «О владении по началам российского законодательства» (М., 1837); А. Г. Станиславского «О происхождении положительного права» (Харьков, 1856); О. Ф. Ланге «О правах собственников супругов по древнерусскому праву (СПб., 1886); А. С. Мулюкина « Об индивидуализме древнего русского гражданского права» (Одесса, 1911).

По вопросам семейного и наследственного права опубликовали монографии Р. М. Губе «История древнего наследственного права у славян» (Варшава, 1877); А. И. Стоянова «Зачатки семейного права у первобытных народов» (Харьков, 1884); В. И. Никольский «О началах наследования по древнему русскому праву» (М., 1859); А. Г. Смирнов «Очерки семейных отношений по обычному праву русского народа» (М., 1978); А. И. Загоровский «О разводе по русскому праву» (Харьков, 1884). Отношения, вытекающие из обязательств по русскому праву, исследованы в работах А. И. Загоровского «Исторический очерк займа по русскому праву до конца XIII ст.» (Киев, 1875); Л. В. Гантовера «О происхождении и сущности вечно чиншевого владения» (СПб., 1884); М. И. Ясинского «Закупы Русской Правды и памятников западно-русского права» (Киев, 1904).

Одна из характерных черт науки частного права тех лет состоит в наличии устойчивого представления у определенной части российских цивилистов о праве как важнейшем нормативном регуляторе славянских и иных народов Европы, который возникает раньше государства и выражает лучшие качества народного духа и его быта. Свою задачу российские цивилисты видели в справедливом, правдивом изображении исторического процесса возникновения права. Так,

С. М. Шпилевский, отстаивая тезис о самобытном развитии права, отрицает наличие в Русской Правде положений, заимствованных у варягов. Возможное сходство отдельных норм древнерусского права и варяжского он обосновывает сходством быта европейских народов. По его мнению, правильно понять Русскую Правду можно только в неразрывной связи с действовавшими русскими обычаями и церковными законами.

A. И. Загоровский также признавал решающую роль обычного права в Древней Руси. Свой вывод он обосновывал обычаями, которыми традиционно регулировались брачно-семейные отношения, допускавшие действительную свободу брака при сохранении мужского приоритета в этом вопросе. С появлением христианства и чужеземного законодательства возник острый конфликт между традиционными и новыми нормами по вопросам заключения и расторжения брака. Старые обычаи характеризовались простотой оформления разводов, тогда как новые практически запрещали эту свободу, расторжение брака становилось редким исключением и могло быть только с согласия церкви. Проблема разрешилась компромиссом: церковь не стала требовать столь строгого соблюдения ее канонов по вопросам брака, а народ обязывался постепенно менять свое обычное семейное право. Однако русский народ в своей основной массе не спешил переходить на чуждые его правосознанию нормы и утверждался во мнении, что развод – дело частное, а личная воля супругов и есть действительный закон для брака.

Помощь церкви пришла от государства, которое постепенно своими законами максимально ограничило число оснований для расторжения брака. Но, как отмечает А. И. Загоровский, реальная жизнь по-прежнему не могла похвастаться крепостью брака. Поэтому ученый пишет о неизбежности реформирования семейного права в сторону предоставления супругам большей свободы в вопросах развода.

B. Н. Никольский также признает решающую роль обычного права в регулировании общественных отношений. В работе «О началах наследования в древнейшем русском праве» он идет еще дальше и формулирует оригинальные, заслуживающие внимания выводы относительно статуса человека в условиях родового строя, предполагая отсутствие у человека той эпохи понятия прав и достоинства личности. По мнению этого ученого, индивид как часть известного целого, как член известной массы подобных людей не являлся самостоятельным лицом. Устройство первоначальной жизни наших предков, основанной на твердом сознании родового единства и крепости родственных уз, исключало возможность индивидуального владения недвижимым имуществом. Древнерусское право не знало института наследования по завещанию. Предсмертная воля древних не выходила за пределы распределения имущества между детьми. Умирающий в те времена не мог отказать свое имущество стороннему лицу, минуя прямых наследников[63]63
  См.: Егоров С. А. Никольский Владимир Николаевич // Правовая наука и юридическая идеология России. М., 2009. Т. 1. С. 496.


[Закрыть].

Сопоставляя византийские законы о наследовании с древнерусскими, В. Н. Никольский приходит к выводу, что принятие христианства и влияние Византии не смогли изменить ни начала древнерусского семейного быта, ни воззрения населения. Они только смягчили их до известной степени и придали им определенный юридический характер, которого древний юридический быт Руси до этого времени не имел. В. Н. Никольский, сохраняя верность пониманию права как объективно развивавшегося явления, твердо верил в неподвластность государственному регулированию исторически сложившегося обычного наследственного права[64]64
  Там же. С. 498.


[Закрыть].

Убежденность российских правоведов в роли обычаев как основных источников древнерусского права в общем виде весьма точно выразил Н. Л. Дювернуа: «Если право гражданское, как мы его себе представляем, есть существенным образом объективированный организм свободы лица, то прежде, нежели образовались все диспозитивные положения, которые составляют его содержание, в гражданском обороте, в юридических сделках лицо само устанавливает те нормы, по которым должно быть обсуждаемое его юридическое правоотношение… Свободная воля лица и частные акты составляют для законодательной эпохи самый могущественный двигатель развития юридической жизни»[65]65
  Дювернуа Н. Указ. соч. С. 11—12.


[Закрыть].

Свобода воли индивида в сфере частного права, в свою очередь, определялась условиями экономического, политического быта, в котором он жил и действовал. С учетом этого обстоятельства названный ученый делал заслуживающий внимания вывод, позволивший научно доказать несостоятельность воззрения относительно заметного варяжского следа в древнерусском праве. Как признавал И. Д. Беляев, «самостоятельное общество, пока оно самостоятельно, не может подчиняться чуждым законам, привнесенным со стороны; подчинение чуждым законам есть уже явный признак падения общества. Законы должны вытекать из исторической жизни народа. Связь между законом и внутренней исторической жизнью народа так неразрывна, что ни изучение законодательства не может быть вполне понято без изучения внутренней жизни народа, ни изучение внутренней жизни народа – без изучения законодательства»[66]66
  Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. С. 22.


[Закрыть].

Итак, в изложенном можно услышать далекое эхо материалистической теории права, требующей исследовать право в тесной неразрывной связи с конкретно-историческими условиями его существования, в которых материальные, в частности экономические, отношения играют в конечном счете решающую роль. Однако неопределенность термина «внутренняя жизнь народа», отсутствие ясных представлений о ее движущей силе, равно как и об источнике развития, самодвижения права, привели к тому, что верно констатируемый исторический факт был интерпретирован упрощенно и односторонне. В лучшем случае дело свелось к описанию истории борьбы мнений в процессе подготовки и принятия соответствующего законодательного источника и последующему догматическому изложению его содержания.

История права и правосудия в работах российских правоведов не смогла подняться выше эмпирического описания исследуемых процессов и формулирования отдельных весьма точных положений о действительных исторических причинах того или иного правового явления без какой-либо надежды на осознание и верное изложение его внутренних и внешних движущих сил. Методология исторических исследований в этот период довольствовалась, по признанию М. Ф. Владимирского-Буданова, догматическим, философским (принципы теории естественного права), историческим и историко-сравнительным методами[67]67
  См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 2.


[Закрыть]. Основные результаты исследований древнерусского права и правосудия, проведенных российскими правоведами во второй половине XIX – начале XX в., свелись к достаточно полному при имеющихся исторических источниках воссозданию процессов формирования исследуемых явлений, догматическому толкованию Русской Правды, иных юридических текстов, а также к раскрытию практики действия законодательства и его последующего развития.

Глава 3.
Историография древнерусского правосудия и законодательства (1917—1991 годы)

Историография древнерусского правосудия и законодательства, проводимая в условиях Советского государства, подразделяется на два периода: сталинский (1924—1964 гг.) и общенародного государства (1965—1991 гг.). Историографии присущи четыре особенности:

1) крайне незначительное число публикаций, посвященных исследованиям проблем древнерусского правосудия и законодательства;

2) неудачная попытка использовать марксистскую методологию в познании закономерностей становления и развития Древнерусского государства, права и правосудия; 3) проведение в 1970—1980-х гг. большой источниковедческой работы, благодаря которой тексты древнерусских законов и иные правовые акты стали доступными для широкого круга юристов и историков; 4) появление в 1980-х гг. устойчивой оппозиции марксистской концепции древнерусской истории общества, государства и права.

После Октябрьской революции Советскому государству, занятому переводом народного хозяйства на социалистические рельсы, борьбой с контрреволюционными выступлениями, охраной общественного порядка, было не до исторических исследований, и уж тем более до проблем древности – Древнерусского государства, его законов и правосудия. Тем не менее одна из первых работ по данной проблематике вышла в 1925 г. С. В. Юшков в Саратове опубликовал монографию «Феодальные отношения и Киевская Русь». В 1927 г. М. К. Рожкова издала в Ленинграде работу, посвященную Псковской судной грамоте «К вопросу о происхождении и составе Псковской судной грамоты», а в 1929 г. С. Г. Струмилин в Москве – работу «Договор займа в древнерусском праве». Последующих публикаций пришлось ждать около восьми лет. В 1937 г. Б. Д. Греков опубликовал монографию «Феодальные отношения в Киевском государстве», а в 1939 г. С. В. Юшков на аналогичную тему издал работу «Очерки по истории феодализма в Киевской Руси». М. Н. Тихомиров предпринял попытку исследовать историю происхождения Русской Правды, ее текстов[68]68
  См.: Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов. М.;Л., 1941.


[Закрыть], а коллектив авторов под редакцией Б. Д. Кедрова издал первый том Русской Правды, в котором были помещены ее 15 основных списков [69]69
  См.: Русская Правда. Т. 1 / под ред. Б.Д. Грекова. М.; Л., 1940.


[Закрыть].

Ряд статей по проблемам Древнерусского государства и его права был помещен в ученых записках высших учебных или научных заведений[70]70
  См.: Аргунов П. А. Крестьянин и землевладелец в эпоху Псковской судной грамоты. К истории сеньерьяльных отношений на Руси // Учен. зап. Саратовский гос. ун-т. Саратов, 1925. Т. IV. Выл. 4; Богословский М. М. К вопросу об отношении крестьянина к землевладельцу по Псковской судной грамоте // Летопись занятий Археологической комиссии за 1926 г. Выл. 1. Л., 1927; Кофенгауз Б. Б. Псковские «изорники» //Учен. зап. Московского гос. пед. ин-та. Сер. историческая. Выл. II. М., 1939; Кочаков Б. М. Новгородская судная грамота // Ученые записки Ленинградского педагогического института. Т. 1. Выл. 1.Л., 1940.


[Закрыть].

Среди публикаций особый интерес вызывает новый перевод и комментарий Псковской судной грамоты, подготовленный Л. В. Черепниным и А. И. Яковлевым[71]71
  См.: Псковская судная грамота. Новый перевод и комментарий Л. В. Черепнина и А. И. Яковлева // Исторические записки. Т. IV. М., 1940.


[Закрыть]. Данный авторами обширный постатейный комментарий к Грамоте содержит не только их личное понимание смысла и содержания статей, но и ссылки на иные их толкования, данные другими исследователями. В результате читателю предоставляется возможность самому определить, какое из суждений наиболее точно соответствует смыслу законодателя и содержанию нормативного предписания. В комментариях справедливо признается, что Псковская судная грамота представляет собой одну из форм кристаллизации общеновгородского, или, вернее, северо-западного и северного, права, только приспособленного к псковским условиям. Характерные особенности Грамоты – отсутствие в ней норм о холопах, для которых Псковская земля служила убежищем при их бегстве от господ из других районов, и мягкое по сравнению с другими районами Русской земли отношение к задолжавшему крестьянину-арендатору[72]72
  Там же.


[Закрыть].

Вновь возникший интерес советских правоведов и историков к истории Древнерусского государства, его права и правосудия в конце 1940-х гг. был обусловлен принятием 5 октября 1946 г. специального постановления ЦК ВКП(б) «О расширении и улучшении юридического образования в стране». В постановлении осуждались ведущие юридические вузы страны – Институт права АН СССР и Всесоюзный институт юридических наук Минюста РСФСР, которые «не подготовили и не выпустили в свет за последние годы серьезных работ по юриспруденции, в особенности по теории государства и права, советскому государственному праву, международному праву и истории Советского государства».

Историки и юристы довольно быстро подготовили к изданию требуемую постановлением ЦК В КП (б) литературу, в том числе работы, посвященные древнерусской истории. Однако специальных исследований проблем законодательства и правосудия в этот период по-прежнему не проводилось. Названные проблемы ставились и рассматривались в монографиях, иных публикациях наряду с другими, посвященными экономическим, политическим, культурным аспектам древнерусского общества и государства, и потому с точки зрения новизны, дальнейшего углубления и развития публикации были малопродуктивны, рассматривали преимущественно уже известные факты и обобщения.

В 1946—1947 гг. выходят работы, в которых предпринимается попытка дать системное описание истории становления и развития основных городов Древней Руси: Москвы, Смоленска, древнего Новгорода, древнего Пскова, их социального состава, экономического, политического строя, культуры. Это, в частности, работа С. А. Таракановой, посвященная древнему Пскову, Н. Г. Порфиридова – древнему Новгороду, М. Н. Тихомирова – древней Москве, Д. П. Маковского – Смоленскому княжеству[73]73
  См.: Тараканова С. А. Древний Псков. Л.; М., 1946; Порфиридов Н. Г. Древний Новгород: очерки из истории русской культуры XI—XV вв. М.; Л., 1947; Тихомиров М. Н. Древняя Москва, XII—XV вв. М., 1947; Он же. Древнерусские города. М., 1946; Маковский Д. П. Смоленское княжество. Смоленск, 1948.


[Закрыть]. Наряду с ними издаются работы Б. Д. Грекова, В. В. Мавродина, Б. А. Романова[74]74
  См.: Греков Б. Д. Культура Киевской Руси. М.; Л., 1944; Он же. Борьба Руси за создание своего государства. М.; Л., 1945; Он же. История культуры Древней Руси. Т. 1. Домонгольский период. М.; Л., 1948; Мавродин Б. Древняя Русь: происхождение русского народа и образование Киевского государства. М., 1946; Греков Б. Д. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949; Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси: историко-бытовые очерки XI—XIII вв. Л., 1947.


[Закрыть], предметом исследования которых выступают история и культура населения Древней Руси либо отдельных социальных слоев ее общества.

Наиболее полно были исследованы Б. Д. Грековым процессы формирования такого социального слоя, как крестьяне, с древнейших времен до XVII в.[75]75
  См.: Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в. М.; Л., 1946.


[Закрыть], а также генезис возникновения и развития Киевского государства[76]76
  См.: Греков Б. Д. Славяне: возникновение и развитие Киевского государства. М., 1946.


[Закрыть]. В этот период выходят в свет инкорпорированный сборник грамот Новгорода и Пскова[77]77
  См.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова / под ред. С. Н. Валка. М., 1949.


[Закрыть], академическое издание второго тома Русской Правды под редакцией Б. Д. Грекова. В этом томе были даны комментарии к тексту Русской Правды, списки которой были опубликованы отдельным томом в 1940 г.[78]78
  См.: Русская Правда: в 3 т. / под ред. Б.Д. Грекова. М., 1940—1963.


[Закрыть]

Специальное исследование общественно-политического строя и законодательства Киевской Руси провел С. В. Юшков[79]79
  См.: Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949.


[Закрыть]. Руководствуясь сталинским положением о взаимоотношении базиса и надстройки, он в истории Киевского государства выделяет два периода: формирования феодальных отношений, продолжавшегося до конца X в., и развития феодализма с конца X в., когда феодальный уклад становится господствующим способом производства, а затем происходит становление раннефеодальной монархии и более или менее развитой системы феодального права. С. В. Юшков также подготовил и опубликовал работу, в которой предпринял попытку исследовать такие дискуссионные вопросы истории права, как происхождение и источники Русской Правды[80]80
  См.: Юшков С. В. Русская Правда. Происхождение, источники, значение. М., 1950.


[Закрыть].

Один из основных недостатков исследований Русской Правды советскими правоведами С. В. Юшков видел в том, что они не учитывали феодальной сущности Киевской Руси, тогда как этот фактор прямо и непосредственно воздействует на сущность права. Если Киевская Русь – феодальное государство, то и Русская Правда не может быть не чем иным, как источником феодального права. Соответственно, нормы Правды нельзя рассматривать как сборники старых обычаев, они представляют собой нормы возникающего и развивающегося феодального права, а их основным источником являются постановления и судебные решения князей. Все, в том числе древнейшие, редакции Русской Правды имеют официальное происхождение[81]81
  Там же. С. 6, 7.


[Закрыть].

С учетом поставленных задач С. В. Юшков предпринял попытку восстановить первоначальный текст исторического источника, а затем дать ему историко-правовое толкование. При этом исследование текстов он начинает с анализа позднейших источников, полагая, что подобный путь позволит «с наибольшей легкостью очистить первоначальный текст от позднейших наслоений», тогда как для уяснения содержания норм права Русской Правды он первоначально исследует общественно-экономический, политический и правовой строй Киевской Руси, чтобы уяснить условия, при которых эти нормы могли появиться[82]82
  Там же. С. 9.


[Закрыть].

В 1950-е гг. продолжается публикация правовых актов Древней Руси и иных исторических документов. Под редакцией К. В. Сивкова публикуется Псковская судная грамота; М. Н. Тихомиров и М. В. Щепкина издают памятники новгородской письменности, а Л. М. Марасинова – псковские грамоты XIV—XV вв.[83]83
  См.: Псковская Судная грамота [фотокопия и транскрипция] / под ред. К. В. Сивкова. М, 1952; Тихомиров М. К, Щепкина М. В. Два памятника новгородской письменности: духовная Климента-новгородца и Устав Святослава Ольговича. М., 1952; Марасинова Л. М. Новые псковские грамоты XIV—XV вв. / под ред. А. М. Сахарова. М., 1966.


[Закрыть] В серии «Литературные памятники» выходит «Повесть временных лет» как один из письменных источников, описывающих многовековую историю славян, их быт, обычаи, формы правления, события, связанные с переходом от общинного строя к государственному, с формированием и укреплением княжеской власти[84]84
  См.: Повесть временных лет. М.; Л., 1950.


[Закрыть].

Публикуется хрестоматия по истории СССР, содержащая текст Русской Правды по Академическому и Троицкому спискам[85]85
  См.: Хрестоматия по истории СССР. Т. I. С древнейших времен до конца XVII в. / сост. В. И. Лебедев, М. Н. Тихомиров, В. Е. Сыроечковский. 3-е изд. М., 1949.


[Закрыть]. Русская Правда стала доступной широкой читательской аудитории после выхода сборника «Памятники права Киевского государства X—XII вв.», составленного А. А. Зиминым и снабженного обстоятельными комментариями к тексту основного источника русского права[86]86
  См.: Памятники права Киевского государства X—XII вв. / сост. А. А. Зимин. М., 1952.


[Закрыть]. Помимо Краткой, Пространной и Сокращенной редакций Русской Правды, в сборнике помещены договоры Руси с Византией 911, 941 и 971 гг., Устав князя Владимира Святославича и Устав князя Ярослава Владимировича. Таким образом, в сборнике помещены тексты основополагающих правовых актов Древнерусского государства, которые составляли основу официальной законодательной системы того времени и действовали в качестве главных регуляторов общественных отношений несколько столетий.

Сборник примечателен не только своим содержанием, но и богатейшим справочным, вспомогательным материалом. Как отмечал С. В. Юшков, при подготовке сборника ставилась задача издания таких памятников, в которых наблюдалось бы развитие правовых институтов, вызванных общественно-экономическим развитием Русского государства. Редактор и составитель весьма успешно справились с поставленной задачей[87]87
  См.: Юшков С. В. Предисловие // Памятники права Киевского государствах– XII вв. С. VI.


[Закрыть].

Составитель А. А. Зимин каждый из нормативных актов, вошедших в сборник, снабдил: 1) исторической справкой об условиях и процессе возникновения источника, его динамике, сфере применения в практической деятельности; 2) переводом на современный литературный язык с применением современной правовой терминологии; 3) постатейными комментариями, в которых разъяснил смысл статьи, имеющиеся в юридической литературе варианты ее толкования, а также пояснениями терминов древнерусского языка, которые отражают явления, объекты, процессы, не присущие современному бытию; 4) текстологическими комментариями к положениям, присутствующим в других списках Русской Правды. В результате сборник использовался в качестве надежного источника изучения древнерусского права не одним поколением студентов, равно как и специалистов, интересующихся проблемами древнерусской истории, не утратил он значения и до настоящего времени.

И. Д. Мартысевич справедливо признал, что интерес к Псковской судной грамоте советских правоведов ограничивался социально-экономическими отношениями и статусом их субъектов, тогда как юридическому анализу Грамоты не уделялось должного внимания. Лишь в учебнике С. В. Юшкова «История государства и права СССР» имеется краткий юридический анализ Псковской судной грамоты. Кроме того, анализ норм уголовного права, содержащихся в Грамоте, дан в статье М. М. Исаева «Уголовное право Новгорода и Пскова XIII– XV вв.». Между тем Псковская грамота, этот важнейший памятник русского права, справедливо приравненный по своему значению к Русской Правде и судебникам, должен был привлечь внимание советских исследователей[88]88
  См.: Мартысевич И. Д. Псковская судная грамота: историко-юридическое исследование. М., 1951.


[Закрыть].

И. Д. Мартысевичем дан обзор основных итогов изучения Псковской судной грамоты за 100 лет с момента ее первого издания и обстоятельный системный анализ как условий ее создания и действия, так и непосредственного правового содержания. В частности, исследованы нормы Грамоты, закрепляющие право собственности, обязательственные правоотношения, наследственное право, понятие и виды преступлений, а также наказаний за них. Особое внимание уделяется вопросам судоустройства и судопроизводства.

Следует, однако, признать, что, несмотря на отдельные успехи в исследовании источников древнерусского права, системный, углубленный анализ содержания источников Русской Правды, иных нормативных правовых актов Древней Руси практически не проводился. Признание И. Д. Мартысевича об отсутствии в этот период специальных самостоятельных исследований Псковской судной грамоты полностью относится и к Русской Правде, и к Новгородской судной грамоте. Между тем углубленный анализ гражданского права, которым закреплялись экономические отношения и правовой статус его участников, мог дать необходимые аргументы относительно формационной стадийности древнерусского общества, экономических связей, которые преобладали между феодалами, свободными и холопами. Советские правоведы не уделяли должного внимания проблемам правосудия и его правоприменительной практики. Вне их поля зрения оставались такие актуальные проблемы, как организация и деятельность судебной системы, сбор и оценка доказательств, правовой статус участников процесса, принятие и исполнение судебных решений.

Следует признать, что советским исследователям не было присуще творческое применение диалектико-материалистического метода в исторической и правовой науке. Понятно, что сталинский период не был самым благоприятным для подобного рода экспериментов. Догматизм, культивируемый в ту эпоху и насаждавшийся в науке и практике административными, а то и уголовными методами, в исследованиях Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова, их единомышленников, равно как и их оппонентов, действовал безраздельно. Диалектическое мышление в их работах и не могло возникнуть, как его не существовало в экономике, социологии и даже в философии. Поэтому попытки нынешних историков-либералов поставить в вину марксизму ошибки и заблуждения, допущенные сторонниками феодального пути развития Древнерусского государства, являются несостоятельными. Об этом весьма убедительно свидетельствует, в частности, полемика между Б. Д. Грековым и Б. И. Сыромятниковым о формационной принадлежности Русского государства с периода его становления и до XIII в., которую достаточно подробно изложил В. В. Тихонов[89]89
  См.: Тихонов В. В. Забытые страницы советской историографии: дискуссия Б. Д. Грекова и Б. И. Сыромятникова о характере социально-экономического строя Киевской Руси // Исторический ежегодник. Институт истории СО PAH. М., 2012.


[Закрыть].

Как констатирует В. В. Тихонов, полемика достигла апогея 9 января 1940 г., когда Б. И. Сыромятников прочитал доклад в Институте права АН СССР «Проблема рабства в Древней Руси» в присутствии Б. Д. Грекова. Вначале докладчик подверг резкой критике мнение Б. Д. Грекова (с опорой последнего на Ф. Энгельса) о том, что славяне сразу, минуя стадию рабовладения, через стадию дофеодального периода перешли в феодализм. Докладчик также со ссылками на работы классиков марксизма-ленинизма утверждал, что «с точки зрения марксистской теории никакого особого «дофеодального периода» не существовало, кроме периода рабовладельческого»[90]90
  Цит. по: Тихонов В. В. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]. Он признавал абсолютную универсальность схемы мировой истории, предложенной марксизмом. Следуя этой логике, Русь просто обязана была пройти через эпоху рабовладельческой формации. Сделав ряд обязательных ссылок на классиков марксизма-ленинизма и «Историю ВКП(б)». что придавало его мнению основательность и служило защитой от выпадов оппонентов, Б. И. Сыромятников перешел к критике взглядов Б. Д. Грекова по существу.