Текст книги "И тогда я поняла"

Моя подруга Mary Jane

Аня Камрад

Тюмень

Химик

Весна 2013-го, я впервые в Америке. И все в этой стране для меня в новинку. Вот мы с друзьями едем на выходные в горы, разбиваем палатки, собираем дровишки для костра, темнеет, знакомая достает шоколадку. А шоколадка-то непростая… Уже тогда мне было известно, что в Америке каждый второй пробовал марихуану или регулярно ее курит.

В ту ночь я съела этот самый квадратик, один-единственный, и моя жизнь разделилась на «до» и «после». Вот уж реально magic chocolate. Я пыталась распилить бревно для костра, как вдруг почувствовала, что моя реальность пошатнулась. То была самая невероятная ночь в моей жизни.

Я даже вышла замуж за парня, который торговал травой. Он подарил мне мою первую стеклянную трубку для курения. Мне нравилось смотреть на себя в зеркало, держа в руке дымящуюся трубку, я носила ее в сумочке вместе с помадой и флакончиком духов и чувствовала себя такой взрослой и крутой.

Мне казалось, что трезвая я никогда не увижу то, что доступно мне, когда я high[28]28
  To get high (англ.) – накуриться, получить кайф.


[Закрыть]. Марихуана помогала мне во всем. С ней еда казалась вкуснее, окружающий мир – интереснее, мои чувства обострялись, я видела, слышала, чувствовала по-другому. Куча идей – только успевай записывать. Мне казалось, теперь я живу очень интересной, насыщенной и счастливой жизнью. В моменты скуки и апатии моя верная подруга Мэри Джейн была тут как тут, чтобы помочь мне погрузиться в любое занятие с высокой степенью увлеченности и концентрации.

Время замедлялось.

Пять лет пролетело, а я и не заметила, что курение марихуаны стало привычкой. Я спокойно жила с установкой, что «weed is not addictive»[29]29
  Weed is not addictive (англ.) – марихуана не вызывает привыкания.


[Закрыть] – так говорил муж. За последний год я не смогла вспомнить ни одного дня без подруги Мэри Джейн. По утрам на кухне меня ждал завтрак – тарелка с плотными пахучими соцветиями.

Со временем я перестала себе нравиться. Энтузиазм появлялся и заканчивался только с марихуаной, а энергии на реализацию чего-то грандиозного не было. Так проходили дни, а я оставалась со своими нереализованными планами. У меня появилось беспокойство, когда я выходила куда-нибудь накуренная: мне казалось, что все об этом знают, смотрят на меня и осуждают. На самом деле к тому времени я сама начала себя осуждать. Мои соседи успели родить второго ребенка и построить дом. А я сидела целыми днями на крыльце, курила, слышала детский смех, и мне становилось грустно. Грустно от того, что там, за забором, была настоящая жизнь… Я попробовала не курить, продержалась целую неделю! Это все, на что я была способна. Ведь я любила марихуану даже больше, чем себя. И тогда я поняла, что это такое – зависимость.

Я ничего не поняла

Ксюша Безрукова

Новосибирск – Питер

Режиссер или безработная

– Что будет, если ты сожрешь кусок сыра?

– Я умру от аллергической реакции.

– И че, таблеток нет? – нагло улыбался мужчина с белоснежной улыбкой, пытаясь дать мне какую-то лепешку с сыром.

Мне уже не раз приходилось врать про непереносимость лактозы, и обычно мне очень сочувствовали и переставали пытаться накормить тем, что я не ем. Но этот случай был особенный: напротив меня сидел типичный москвич, а за его спиной находился Кремль. Я ела холодный гаспачо за 3000 р. и удивлялась Москве. Вот так, значит, ты меня встречаешь? Загребаешь в свои колючие объятия?

«Типичный москвич», что вызвался нас подвезти и накормить, был полон злости и ненависти и был рад поделиться ими. Его лицемерная улыбка то и дело сменялась выражением гнева на лице, с которым он покрывал нас матом.

– Блять, да вы заебали.

– Мы можем уйти.

– Сидите.

Я хотела уйти, чтобы он остался со своей злостью, но в машине были мои вещи.

«Добрый вечер, вы приглашены на ужин с дураком, и сегодня этот дурак – вы».

Мы ели и слушали его истории про то, какая его любовница тварь и какие мы дерьмовые (потому что не надо было выпучивать глаза на цены в меню, идиоты и бомжи). Этот человек уже давно притворяется счастливым, но ни одна белоснежная улыбка не скроет его ненависти к жизни. Как только обед был закончен, нам предложили остаться на квартире (стоимость этой квартиры он сказал раньше, чем позвал к себе) на какую-то богемную тусовку, но в голове крутилось: «надо валить». Я не знаю, куда держала направление моя попутчица, но мне предстояло вписаться туда, где из еды только пуэр, и это радовало больше, чем гаспачо за 3000 р. и квартира на Тверской.

Дальше свое пребывание в столице я бы назвала «из конфетки в говно», хотя бы потому, что в +35 в московском метро ты сам становишься говном, и все вокруг тебя тоже. Именно в таком состоянии я вывалилась на станции «Кузьминки», которая была похожа на Новосибирск во всей красе.

– О, привет, – меня встретил кудрявый высокий парень.

– Привет.

– Мм…

Хозяин квартиры посмотрел на меня сквозь полуоткрытые веки, я посмотрела на его сланцы, перевязанные шнурками, и мы пошли.

Закатное солнце пробивалось сквозь кроны деревьев в абсолютно фиолетовую комнату. Оно освещало пустые стены и дверь с нарисованным Буддой. В комнате пахло сиренью, хотя сирень в июле не цветет.

Я стояла посреди всего этого и хлопала в ладоши. Ах, как хорошо в Москве. Ручка двери дернулась, и позади меня тяжело задышал хозяин квартиры.

– Чай пить будешь?

Не дождавшись ответа, он схватил гитару и ушел на кухню. Я попала сюда случайно, я не знала этого человека, все было слишком непонятно и странно для меня. Спустя минуту, с трудом скрывая детскую радость и широкую улыбку, я прошла по коридорам этой «творческой обители» на носочках за обещанным чаем. Я дергала за все ручки, которые видела. Казалось, что тут миллион дверей, но все почему-то заперты. Я заблудилась в чужой квартире, моей путеводной звездой был свист чайника.

Хозяин сидел на подоконнике и пристально вглядывался в стену. Когда я вошла, весь его холодный взгляд переместился на меня. «Так, ладно». Он истерично засмеялся. «Хорошо, просто достану телефон и сделаю вид, что мне пишут». Он смеялся как сумасшедший. Я старательно не замечала его, и тогда он резко затих и уперся взглядом в стену. Мы молчали.

– Ты дерево? – нарушил он тишину.

Я подумала и решила, что нет.

– Ты корни?

Ну и не корни уж точно.

Его руки коснулись моей шеи.

– Извини, женская кожа просто…

Он еще раз дотронулся, но тут же отдернул руку и снова истерично засмеялся. С ним явно было что-то не так, но я старалась сделать вид, что мне все равно (мне же еще тут ночевать), хотя красные щеки предательски выдавали меня. На кухню зашел другой парень, тоже покраснел и вышел.

Я была пьяна первой свободой, и все происходящее казалось мне нереальным. Наверное, я даже чувствовала бабочек в животе. Конечно, мне стоило дать несколько хороших оплеух и крикнуть в самое ухо: «Беги, дура», – ибо сама я до этого додумалась не сразу. О том, что это не сказка, а я не загадочная фея, я догадалась, только когда наступила ночь. Которая была отнюдь не волшебной.

Я погрузилась в спальник и уже почти заснула, как вдруг… около моего уха тяжело задышали. Это было его дыхание. Он смотрел на меня стеклянными глазами, дышал и каждую секунду пододвигался еще ближе. Руки его потянулись к моим, и я, как червяк, отползала вместе со спальником все дальше и дальше, пока не уперлась в стенку. Это было похоже на плохую комедию, а для кого-то, наверное, на фильм ужасов. Я тяжело вздохнула и спряталась с головой в спальнике. Проехав 3000 км нон-стопом, человеку прежде всего хочется спать, а не вляпываться в истории, а уж тем более с налетом романтики. Да, бабочки в животе. Но я не хочу с ним трахаться. Это… Это не то.

Парень явно не собирался отступать, даже видя мои попытки уползти и слыша просьбы отстать. Он все так же тяжело дышал. Его кудри торчали во все стороны, глаза бегали, а на щеках проступали красные пятна. Около двух часов я упорно объясняла ему, что хочу спать и только. В конце концов стало понятно – так просто он не отстанет. Я заревела. Громко, протяжно, так как меня учили рыдать в драмкружке. Мое тело тряслось, я несла несуразный бред и громко всхлипывала. Я умело притворялась, и на парня это произвело эффект: он онемел. Я загнала его в угол, и теперь он не мог понять, что делать с плачущим ребенком, который еще пять минут назад вел себя так по-взрослому. Он стоял с открытым ртом, и от этого скорее хотелось смеяться, чем плакать. Но я держалась и отыгрывала по полной.

Парень стоял так минут 10, а затем схватил старую гитару, попытался зажать какие-то аккорды дрожащими пальцами, но не смог и ударил по струнам. На секунду я утихла.

– Однажды в большом замке жил маг… – вдруг раздался его низкий голос.

Я снова начала реветь.

– Он был так одинок! Он был так потерян… И была ведьма в соседнем лесу!

Его дрожащие пальцы перебирали струны и били по гитаре, его голос становился все громче и громче, потому что иначе бы я не услышала сквозь плачь эти сказки. Так мы сидели на полу еще час. Я выла и ревела, а он рассказывал на ходу сочиненные сказки. Через час я решила, что это закончилось и можно спать. Я вытерла слезы, злобно глянула на растерявшегося хозяина квартиры и легла в самый дальний угол комнаты.

Но это был не конец.

– Ты давно исповедовалась? – раздался хриплый голос.

– Только что.

– Тебе надо очистить душу от греха.

– Ну пиздец.

Вот так в 4 утра комната наполнилась молитвами. Не хватало запаха ладана и церковных свечей, хотя, останься я еще на один день, он бы устроил мне и это. Через час молитвы утихли. Он снова попытался меня уломать на что-то большее, чем я могла ему дать. В ход шли все способы манипуляции. И тяжелые болезни, и рассказы про то, как ему сложно найти девочку для любви (потому что все низкие и тощие, а ему неудобно – не спрашивайте), смерть родственников, обещание заплатить, снова сказки под гитару. Мы говорили, говорили, говорили, а потом все снова скатывалось в просьбы переспать. Я не могла никуда уйти. Наружность Москвы пугала меня больше, чем этот парень. Но еще через час я все-таки ушла «гулять». И тогда, стоя посреди пустой улицы, я поняла, что это хуйня какая-то, а в животе у меня не бабочки, а несварение из-за гаспачо за 3000 р. Я звоню ему и прошу вынести мои вещи.

Хрущевки. Светает. Я стою одна среди каменных джунглей, закрыв глаза.

– Пойдем в лес, – послышалось за моей спиной спустя пятнадцать минут.

– Нет, – я повернулась и увидела этого сумасшедшего в своих штанах.

– Там классно.

– Нет.

– Подаришь штаны?

– Нет.

Он снял их с себя и протянул.

– Пока, – парень сбросил с плеч мой рюкзак, развернулся и совершенно голый пошел куда-то в глубь дворов. Я смотрела на его уменьшающуюся фигуру и охуевала. Он уже давно исчез из поля зрения, а я все стояла и почти не моргала. И вот тогда я поняла, что не все, кто тебя нежно касается и смотрит в глаза, хотят любить тебя чистой и настоящей любовью. Мне было 18 лет. Я думала, что урок пройден, и уехала в Питер, а Питер, знаете… Это всегда странные бабочки в животе. Ну, в общем, все повторилось. Я ничего не поняла.

Дыхание смерти

Жанна Супик

станица Кущевская – Москва

Детский онколог

Стук колес поезда и мелькающий пейзаж за окном действуют успокаивающе. Дорога всегда заботится об идущем, и мое сердце она пеленает и укутывает теплом.

Я смотрю в окно, где заснеженные деревья постепенно сменяются осенней моросью и слякотью. Моя память возвращает меня в точку невозврата, в момент, определивший всю дальнейшую жизнь.

Осень 2012 года, двадцатидвухлетняя я, студентка 6-го курса медицинского университета, впервые переступаю порог детского онкологического отделения. Нашу группу проводят в палаты к детям, знакомят, дают возможность поговорить. Меня поражает не их внешний вид – бело-серая кожа с синяками под глазами, отсутствие волос, худоба, – то, что так часто впечатляет людей. Меня потрясает выражение их глаз, глубокомысленность слов. Передо мной – маленькие дети, пережившие столько боли, сколько некоторым не выпадает за всю жизнь. Прошедшие множество испытаний, не сломивших их, а сделавших преждевременно повзрослевшими.

Выходя из каждой палаты, мы наконец слышим вердикт от врача: «Остеогенная саркома, 4-я стадия – шансов нет», «рецидив нейробластомы – шансов нет». Иногда звучит что-то оптимистичное: «Саркома Юинга, 2-я стадия, 14 курсов химиотерапии, операция – есть надежда». Останавливаемся у входа в одну из палат.

– Сюда лучше не входить. Ребенку 5 лет, генерализованный рецидив ретинобластомы, ужасные боли. Девочка уходящая.

Здесь я впервые почувствовала странный холод, сжимающий мое сердце. И тут я поняла. Это было дыхание смерти. Я осознала это именно в тот момент, хоть мы и встречались уже с ней раньше. Но здесь все было иначе – смерть ждала. Стояла рядом с нами, под этой самой дверью, куда нам нельзя было входить. Заглядывала своими пустыми глазницами мне в глаза и усмехалась. Она знала, что ее время почти пришло.

Я вышла оттуда другим человеком. Земля уходила из-под ног, а я словно пробудилась от долгого сна. Картина привычного мира стала трескаться и крошиться, как зеркало после удара. Эти осколки продолжают сыпаться мне на лицо, не давая возможности забыть. Не давая возможности уйти, жить другой жизнью, не видеть. У меня больше нет на это права.

Мое подсознание подкидывает следующий слайд. Вот мне 23, и я в реанимационном зале, а за спиной – семнадцатилетняя девочка с опухолью мозга в терминальном состоянии. Аппарат дышит за нее, трубки пронизывают весь организм, и уже не первый день она не приходит в себя. Я пристально вглядываюсь в ее распухшее, искаженное болезнью и лечением лицо, пытаясь его запомнить и прочесть – какими были ее мечты? Успела ли она пережить те самые волшебные моменты, которые делают жизнь неповторимой? Что происходит с ее сознанием сейчас? Слышит ли она что-нибудь? Видит ли сны? А может быть, память подбрасывает ей обрывки воспоминаний, которые уже не вернуть? Но на ее лице я вижу только ту самую «маску смерти», которую в будущем научусь распознавать безошибочно. Я поворачиваюсь к окну, и мелкие капли, стучащие по стеклу, с издевкой напоминают, что реанимационные залы, подобные этому, держат место для каждого из нас. Я в Зазеркалье. Вижу людей за окном, бегущих по своим делам, торопящихся что-то там успеть. Мы же с этим ребенком – по другую сторону зеркала, невидимые миром. Я специальный гость, приглашенный прокатиться с ней на лодке до царства Аида. И тут я поняла – в смерти никогда не бывает ничего романтического. Она как мерзкий зловонный монстр, который питается жизнью и смакует каждый проглоченный кусок. Та девочка умрет следующим утром, и, конечно же, я вместе с ней.

Я вздрагиваю и просыпаюсь от скрипа останавливающегося поезда. За окном заснеженные деревья и поля. Дорога обычно бережет меня от таких воспоминаний, но, видимо, не сегодня. Люди любят подводить итоги. Похоже, это мой итог.

Санта-Клаус на пути Сантьяго[30]30
  Эль Камино де Сантьяго, Путь святого Иакова – паломническая дорога к предполагаемой могиле апостола Иакова. Путь проходит в испанском городе Сантьяго-де-Компостела.


[Закрыть]

Вероника Слугоцкая

Санкт-Петербург – Джорджия

Специалист по туризму

Когда мы с сестрой добрались до Леона, город уже спал. Продолжая идти по желтым стрелочкам пути Сантьяго, мы наконец добрались до хостела. Приветливый hospitaliero[31]31
  Hospitaliero (исп.) – тот, кто принимает гостей.


[Закрыть] рассказывал нам про режим работы, когда мы, с интересом смотря во все стороны, заметили одного мужчину с седой пышной бородой, невероятно похожего на Санта-Клауса. Он сидел в слабоосвещенной части кухни и увлеченно говорил с ребятами. В какой-то момент мы встретились взглядом.

– Welcome home![32]32
  Welcome home (англ.) – добро пожаловать домой.


[Закрыть] – поприветствовал он радушным голосом.

Когда ты приходишь в любой альберге[33]33
  Альберге (от исп. albergue) – хостел для паломников.


[Закрыть], – правда чувствуешь себя как дома. Забота пилигримов и желание помочь, искренний интерес узнать, как у тебя дела и что послужило причиной того, что ты здесь, витают в воздухе с самого начала пути. Эта магия дороги – того, что сотни национальностей идут рука об руку и можно пообщаться с любым человеком, – кружит голову!

Проходя Камино впервые, ты неизбежно будешь наблюдать за собственной трансформацией. Сколько бы тебе ни было лет, выходя из Сен-Жана[34]34
  Сен-Жан-Пье-де-Пор – французский город и коммуна в департаменте Атлантических Пиренеев. Точка на Пути святого Иакова.


[Закрыть] совсем юным, ты не знаешь, чего ожидать. Впереди больше месяца пути по северу Испании, и кто знает, какие за это время соберутся истории. Каждый день все будет меняться. Спина все меньше будет болеть от рюкзака, мышцы ног окрепнут, а ходьба в 25–30 километров в день будет казаться абсолютно нормальным делом. Тело найдет собственный ритм. Останется только погружаться в истории меняющихся попутчиков и поражаться тому, какие разные сценарии судьба приготовила для каждого человека. Совсем не похожие друг на друга, они все равно имеют кое-что общее. Все идут по пути в надежде что-то изменить.

Мы встретились с Дэнисом позже утром, в общей гостиной. Оказалось, он из Флориды и ведет свой блог о путешествиях на Facebook, потому что однажды ему надоело отвечать на вопрос соседей: «Where are you again, Denis?»[35]35
  «Where are you again, Denis?» (англ.) – можно перевести как «Так где ты сейчас, Дэнис?».


[Закрыть] – длинными историями, пересказывая одно и то же. Разговаривая с ним, я не могла отделаться от мысли, что я провела мало времени в городе, недостаточно пообщалась с местными, а времени осталось так мало. Но разговор с Дэнисом заполнил все пробелы. Беседы с незнакомцами всегда полны откровений, ведь человек чувствует себя свободным в изложении любых грехов.

Мы болтали о Гражданской войне, неоднозначности Декларации независимости, о жизни в Америке. А потом он вдруг заговорил о себе:

– У меня трое детей и жена, которую я люблю больше всего на свете. Моя младшая дочь вышла замуж за хорошего человека, у нее большой дом, она счастлива. У второго сына, приемного, тоже хорошая работа, он успешный и богатый человек. А вот мой старший, родной… – он замолчал и посмотрел в окно. На его добродушном лице появились следы грусти. – Мой старший сын никогда меня не простит. Я был несправедлив к нему все его детство, как будто недодал любви, и был всегда чересчур требовательным. Он встречался с девушкой, но разошелся и во всем винил меня. Сказал, что это я его таким воспитал. Я чувствую себя несчастным, виноватым перед ним, но он об этом даже не знает.

Я слушала Дэниса и почувствовала, что его историю еще можно изменить. Он может заслужить прощение сына, улучшить отношения с ним прямо сейчас.

– Дэнис, вы очень счастливый человек. У вас есть семья, любимая жена, работа и возможность путешествовать. Вы достигли, если отбросить все предрассудки, того, к чему стремятся очень многие люди. И вы можете еще изменить ситуацию с сыном. Просто искренне расскажите ему все, что у вас внутри. Почему же вы чувствуете несчастье, когда на самом деле так счастливы?

Пару минут он просидел молча, переводя взгляд то на сестру, то на меня.

– Знаешь, думаю, ради этих твоих слов я и проделал весь путь Сантьяго. Спасибо, – его глаза были влажными от слез.

У меня побежали мурашки по телу. И тогда я поняла, что даже самые простые истины, сказанные незнакомцем, имеют для нас огромную силу. С того момента мы чувствовали, что Леон точно не останется в нашей памяти незаметным. Ведь города – это то, что мы в них пережили.

Балкон

Мира Ри

Тольятти – Москва

Дизайнер

Однажды я проснулась в своей квартире в небольшом городе России, солнце освещало мою комнату через листья деревьев. Красота.

Я встала, пошла на кухню ставить чайник, умылась, заварила кофе, прихватила пару плюшек, села на балконе слушать музыку, чтобы написать сюда какую-нибудь интересную историю, и тогда я поняла, какой же хороший сегодня день.

Самая смелая девочка

НАСТЯ Эрднеева

Пятигорск – Барселона

Фотожурналист

Долго думала, писать тебе или нет… О таком обычно молчат, но, мне кажется, ты поймешь все, что я смогу рассказать.

День рождения я встретила на карантине, и это стало одним из самых запоминающихся в жизни событий. Никто не пришел с цветами, никто не кричал под балконом мое имя, только бесконечные видеозвонки.

История про Регину Тодоренко[36]36
  Крупный скандал, причиной которого стали неосторожные слова телеведущей о домашнем насилии: «Что ты сделала, чтобы муж тебя не бил?»


[Закрыть] только прогремела, и, естественно, все мои знакомые, друзья, подруги говорили об этом. Бесконечные высказывания мнений под бокал вина. На третьем бокале (бутылке) подруги перешли к личным историям, а я слушала их с открытым ртом. Столько историй изнасилований…

Почему Катя, Наташа, Света, Таня не говорили об этом раньше? Почему мама об этом не рассказывала, почему об этом умолчала сестра? А почему я сама об этом молчу?

Ответ приходит сразу: страх. Страх быть осужденной, отвергнутой, страх, что не поверят.

Моя бабушка пыталась задушить свою дочь, мою маму, после того как она была изнасилована, потому что это ведь «позор какой, на всю деревню!». Так мы и росли, страшась поделиться этим с кем-то.

Весь вечер я была в состоянии шока. Пришел бывший парень, тот самый, за которым я бы на край света пошла. Мы расстались четыре месяца назад, потому что ему хотелось разобраться в себе. Я отнеслась к этому с пониманием.

Так вот, этот парень поздравил меня и вдруг заявил, что уже два месяца с новой девушкой.

Несколько часов спустя я совершенно случайно наткнулась на профиль его новой девушки в тиктоке, и вот тогда я поняла…

Я поняла, что он просто мудак. Я смотрела на нее как на себя: такая же неуверенная в себе девочка, которая ищет защиты. Хэштег «А что ты сделала, чтобы тебя не били» вертелся в голове. А что сделала я?

Задав себе этот вопрос, я поняла, что совершенно ничего не сделала: не любила себя, не уважала себя, не слушала себя, не верила себе, не находила в себе покой, не давала себе то, что необходимо. В течение всей жизни я позволяла собой пользоваться, позволяла себе врать, позволяла себя унижать.

Почему?

Моя тетя, психолог-шаманка, тут же предложила провести со мной сеансы погружения в подсознание.

Погружение…

Мне восемь лет, майская жара, на улице никого нет. Я иду домой после школы. Рядом с ней заброшенная стройка, там обычно бухает молодежь, но сегодня никого нет.

Из ниоткуда появляется мужчина и просит прикурить. Не каждый день у восьмилетнего ребенка спрашивают прикурить, я отвечаю, что не курю, и прибавляю шаг. Он перекрывает мне путь. Меня уже потрясывает от страха. «А мелочь есть?» Я что-то говорю про два рубля на пирожок, и тут он меня хватает – даже пискнуть не успела. Все произошло буквально за секунды, в следующий миг мы лежим на полу подвала среди мусора, битого стекла и чьей-то блевотины. Он сверху, бьет меня бутылкой по голове и продолжает спрашивать мелочь, зажимая мне рот. После говорит мне не кричать и ослабляет хватку. Когда он убирает руку с моего рта, я говорю про то, что он может забрать те два рубля и все учебники. Но он уже не хочет мои рубли. Он переворачивает меня на живот.

Я не знаю, как это описать…

Что писать…

Мое тело до сих пор вздрагивает от воспоминаний, хотя прошло более 20 лет…

Я лежала под ним вся в крови, задыхалась от боли, сердце бешено билось в груди. В какой-то момент произошел щелчок, и тогда я поняла, что умираю – но не от боли. Все мы начинаем умирать, когда наши сердца совершают первый удар. Вся наша жизнь – дорога к смерти.

И в тот момент я вспомнила все. Как я зародилась, как развивался каждый орган моего тела; вспомнила тепло и розовый свет плаценты; как первый глоток воздуха разрезал горло, вспомнила вкус молока мамы, первые шаги, колючую папину бороду, первый одуванчик, нежность в груди от объятий с мамой, горечь в горле от расставания с папой.

Мужчина оказался любителем анала, поэтому разрывы и травмы я получила только в одном месте. Закончив, он перевернул меня обратно на спину. Я смотрела в его блестящие глаза и знала, что скоро он меня убьет.

За его левым плечом возникла тень – я приняла ее за ангела смерти. Психологи сказали бы, что это галлюцинации, вызванные сильным стрессом. Возможно, так и есть. Но тогда призрачная тень указала мне направо, где в нескольких сантиметрах от меня лежал обломок кирпича. Тень смотрела на меня с улыбкой. Она пришла забрать чью-то жизнь: либо я, либо он…

Я взяла кирпич и несколько раз ударила мужчину по голове. Последний блеск в его глазах выражал удивление и, как мне показалось, благодарность. Несколько секунд спустя он потерял сознание.

Я не помню, сколько там просидела и как шла домой. Помню, что мама не заметила ничего, кроме грязной одежды. Помню, что вечером, когда вернулся папа, я села к нему на коленки и все рассказала. Папа обнимал, говорил, что все хорошо и что он все уладит. Папа спросил, где лежал этот мертвый дядя, и ушел, а когда вернулся, руки его были в крови.

Папа взял с меня обещание никому никогда ничего не рассказывать и забыть все это, что я и сделала.

Возвращение…

Я открыла глаза и посмотрела сквозь слезы на свою светлую квартиру в центре одного из самых красивых европейских городов. О такой жизни я и мечтала: рисую, пою, творю, живу. Но гармонии внутри нет, я продолжаю без оглядки бежать куда-то, в поисках кого-то…

И тогда я поняла… Почему я выбирала тех парней, почему позволяла им так с собой обращаться. Я никогда не залечу эту рану, ведь я умерла с тем мужчиной, на той стройке, в тот жаркий майский день…

Спасибо, Даша!

Извини, но также вынуждена написать следующее, надеюсь, ты поймешь почему.

Все герои и события вымышленны.

Любое совпадение с реальными личностями случайны.