Текст книги "Политическая наука №3 / 2013. Между империей и современным государством: Трансформация политического порядка на постимперских пространствах"

• Теория политики;

• Преподавание (включает темы: «Ценностная позиция преподавателя в учебном процессе», «Гражданское образование», «Выборы», «Плагиат», «Введение в политическую науку», «Педагогика», «Подготовка студентами эссе и публикаций» и др.);

• Лекции лауреатов ежегодных премий Ассоциации за выдающийся вклад в политическую науку;

• Проблемы.

Индивидуальные члены Ассоциации с 1995 г. могут также за весьма умеренную дополнительную плату – 25 долл. в год – получить доступ к полному электронному архиву, содержащему, наряду с основными тремя журналами Ассоциации, также «Journal of Political Science», «American Journal of International Law», «Political Science Quarterly» (за период с 1886 по 2002 г.) и некоторые другие. Если принять во внимание, что доступ к одной журнальной статье на портале издательства CUP обходится обычному пользователю в 30 долл. / 20 евро, то стоимость годовой подписки на весь архив для членов Ассоциации выглядит более чем приемлемой. В начале каждого года с сайта «Cambridge Journals Online» в архив перемещаются журналы Ассоциации, вышедшие три года назад.

Изначально в 1995 г. целью проекта «Journal Storage Project» (JSTOR) по созданию электронного архива научных журналов было освобождение научных библиотек от проблем, связанных с необходимостью постоянного расширения площадей для хранения и с ростом расходов на содержание фондов. Сегодня участие библиотек в проекте позволяет им наращивать свои журнальные фонды и увеличивать доступ к ним за счет централизации хранения и доступа. JSTOR освобождает библиотеки от необходимости сохранения и архивирования журналов, обеспечивает им доступ к ряду изданий, который был бы невозможен для них в любой другой форме. Поисковик JSTOR позволяет пользователям находить определенный журнал или вести междисциплинарный поиск во множестве журналов из разных дисциплин. В JSTOR становятся легко доступными литература и материалы исследований, которые ранее отыскать было достаточно трудно.

Архив доступен 24 часа в сутки для студентов и преподавателей учебных заведений, участвующих в проекте, из любого места, будь то офис или общежитие, которое охватывается университетской сетью. Журналы всегда «на месте», и в них никогда не бывает вырванных страниц или статей, как это часто случается в библиотеке с физическими носителями. Статьи представлены в архиве отсканированными, т.е. в виде точной копии из оригинального журнала, и могут быть распечатаны с любого настольного компьютера.

Наряду с журналами Ассоциация выпускает ежемесячный новостной бюллетень «APSA Member Newsletter», который размещается на ее портале и рассылается ее членам.

Из 43 секций Ассоциации105105
  В Международной ассоциации политической науки, а также в РАПН аналогами являются исследовательские комитеты.


[Закрыть] 16 издают, самостоятельно или совместно с партнерами, собственные журналы либо тесно сотрудничают с профильными международными журналами, что обеспечивает их членам льготную подписку. Так, члены секции «Федерализм и отношения межу правительствами» («Federalism and Intergovernmental Relations») получают подписку на ведущий в мире журнал по проблемам федерализма «Publius: The Journal of Federalism» (http://publius.oxfordjournals.org); члены секции «Публичная политика» – журнал «Policy Studies Journal»; официальным журналом секции «Политические организации и партии» является с 2009 г. международный журнал «Party Politics» (www.partypolitics.org/), один из основателей и редакторов которого – К. Джанда, хорошо известный российским исследователям политических партий; секция «Информационные технологии и политика» издает журнал «Journal of Information Technology and Politics» (http://www.jitp.net/); секция «Политическая коммуникация» – одноименный журнал «Political Communication» (www.politicalcommunication.org/journal.html); секция «Политологическое образование» – «Journal of Political Science Education» (http://www.tandfonline.com/toc/upse20/current), секция «Новая политическая наука», провозгласившая своей целью сделать исследования политики более релевантными «борьбе за лучший мир», – «New Political Science» (http://www.tandfonline.com/toc/cnps20/current); секция «Методология политических исследований» – журнал «Political Analysis» (http://pan.oxfordjournals.org/), занимающий первое место в рейтинге 148 политологических журналов по импакт-фактору, рассчитанному Институтом научной информации (Institute for Scientific Information) за пять лет; секция «Выборы, общественное мнение и электоральное поведение» – журнал «Political Behavior»106106
  http://www.uky.edu/Journals/PolBeh/


[Закрыть]. Краткая характеристика этих журналов приведена на сайте Ассоциации.

Хотя подписка на журналы платная, электронные версии некоторых статей из текущих номеров, а также самых цитируемых и наиболее часто скачиваемых статей выставляются в свободном доступе. Так, например, на сайте журнала «Journal of Information Technology and Politics» в 2012 г. представлены в свободном доступе пять статей, которые были чаще всего скопированы в 2011 г.107107
  Journal of information technology & politics read the 5 most downloaded articles in 2011 for free // Journal of information technology & politics. – 2012. – Mode of access: http://www.tandf.co.uk/journals/pdf/top10/WITPdown.pdf (Дата посещения: 27.11.2012.)


[Закрыть]

Кроме того, на сайте Американской ассоциации политической науки имеются отсылки к сайтам 25 англоязычных журналов, выпускаемых другими национальными, международными и региональными политологическими ассоциациями, а также выход на еженедельно пополняемую полнотекстовую базу данных Директория журналов в открытом доступe (DOAJ), где в разделе Политическая наука108108
  Directory of Open Access Journals. – Mode of access: http://www. doaj.org/doaj?func=subject&cpid=47&uiLanguage=en (Дата посещения: 24.05.2013.)


[Закрыть] размещены 188 профильных научных журналов.

Ассоциация придает первостепенное значение своей издательской программе. За нее отвечает исполнительный директор, который входит в состав руководства Ассоциации, назначается ее советом (избираемым управляющим органом) по рекомендации президента и отчитывается перед ним за редакционную политику и результаты издательской деятельности. Таким же образом назначается главный редактор (managing editor) «American Political Science Review». Совет определяет метод формирования редколлегии журнала, количество ее членов и срок их пребывания в этой должности.

Сегодня трудно говорить о существовании в России системы политологических журналов как множестве элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом и образующих определенную целостность. И насчитывающий около 120 лет опыт Американской ассоциации политической науки может оказаться весьма полезным для ее становления.

С книжной полки

Сравнительно-исторический анализ «постимперских демократий»

М.В. Масловский

Рецензия на кн.: Hanson S. Post-imperial democracies: ideology and party formation in Third republic France, Weimar Germany and Post-Soviet Russia. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2010. – 274 p

Американский политолог Стивен Хэнсон обратился к изучению политических процессов в постсоветской России с позиций сравнительно-исторического подхода. Этот исследователь неоднократно подчеркивал необходимость «вернуть историю» в анализ российской политики. Он отмечал, что закат советологии как междисциплинарной субдисциплины привел к разрыву связей между историками и политологами. В то же время в сравнительной политологии в целом наблюдался рост интереса к сравнительно-историческому подходу [Hanson, 2003, p. 145]. С точки зрения Хэнсона, данный подход наиболее адекватен для анализа российских политических трансформаций. В 2006 г. Хэнсон опубликовал статью, посвященную сравнительному анализу политических процессов во Франции периода Третьей республики, Веймарской Германии и постсоветской России [Hanson, 2006]. Вышедшая в 2010 г. монография Хэнсона развивает основные положения данной статьи.

В рецензируемой работе подробно рассмотрены ведущие теоретические направления в политологии и политической социологии. В их числе Хэнсон выделяет, прежде всего, теорию рационального выбора, теорию модернизации, марксизм и веберианство. По мнению американского политолога, все указанные парадигмы, за исключением веберианства, преуменьшают значение идеологий в политической жизни. Хэнсона привлекают веберовский методологический индивидуализм, анализ нерациональных форм социального действия, а также признание роли идей в социальной и политической жизни. Опираясь на теорию Вебера, этот исследователь стремится обосновать новый подход к анализу политического влияния идеологий. В центре внимания Хэнсона находится процесс формирования политических партий. В особенности его интересует возникновение партий в условиях политической нестабильности, которая следует за крушением институтов имперского государства. С точки зрения Хэнсона, именно в такой ситуации роль партийной идеологии оказывается чрезвычайно значимой.

Как утверждает Хэнсон, политический режим, сложившийся в России после крушения коммунистической системы, представлял собой один из весьма немногочисленных примеров «постимперской демократии». Автор монографии следующим образом определяет это понятие: «…ситуация, когда новый демократический режим возникает у основной нации формально имперского государства немедленно после его распада и когда сравнительно честные и открытые демократические выборы проводятся по меньшей мере в течение десятилетия после краха империи» (p. xxii). Вместе с тем сразу же возникает вопрос о том, насколько соответствует данному определению постсоветская Россия, если СССР формально никогда не был империей, а честность и открытость демократических выборов в России в первое десятилетие после его распада вызывает серьезные сомнения.

Американский политолог сопоставляет политическое положение в России 1990-х годов с ситуацией во французской Третьей республике, главным образом в 1870-е годы, а также в Веймарской республике. Сравнение постсоветской России с Веймарской Германией получило весьма широкое распространение в политологии к середине 1990-х годов. Хэнсон также обратился к данной аналогии в статье, написанной в соавторстве с Дж. Копстейном [Hanson, Kopstein, 1997]. Впоследствии Хэнсон отмечал, что основные гипотезы его исследования «постимперских демократий» были сформулированы в ходе сравнительного анализа Веймарской республики и постсоветской России, а пример Третьей республики во Франции был выбран из сугубо теоретических соображений.

Согласно Хэнсону, во всех трех рассмотренных случаях наследие имперских институтов налагало сходные ограничения на действия новых демократических элит. «Постимперские демократии» унаследовали недостаточно модернизированные экономики с большой долей государственного участия. Во всех этих странах за крушением империи последовал период политической нестабильности и сохранялась социальная база авторитаризма. Вместе с тем характер нового политического режима в указанных странах оказался различным: демократия во Франции, нацистская диктатура в Германии и «слабый авторитаризм» в России.

По мнению Хэнсона, решающее значение в каждом случае имело влияние политической идеологии. По его мнению, во Франции и Германии преобладали «идеологические партии», вокруг которых консолидировался новый режим, тогда как в постсоветской России партии в конечном итоге были подчинены авторитарному государству, не обладавшему какой-либо четко сформулированной идеологией. Хэнсон делает вывод, что влияние идеологии является важнейшим фактором, определяющим судьбу неустойчивых демократий. Но следует отметить, что предложенное им понимание идеологии как прежде всего партийной идеологии представляется недостаточно широким. Кроме того, сосредоточившись на проблеме идеологии, Хэнсон явно не уделяет должного внимания социальным слоям, которые могли бы выступать носителями того или иного идеологического проекта.

Сопоставляя Францию периода ранней Третьей республики, Веймарскую Германию и постсоветскую Россию, Хэнсон не видит принципиальных различий в характере политических институтов и особенностях политической культуры трех «постимперских демократий». По его мнению, антидемократическое имперское наследие было аналогичным во всех трех случаях. Однако необходимо учитывать, что российский политический режим рассматриваемого периода являлся не только постимперским, но и посткоммунистическим. Особенности политической культуры российского общества в значительной мере определялись этим фактом. В целом Хэнсон признает существование «общего неприятия “идеологии” в России, в стране, где марксизм-ленинизм превратился в фарс, фашизм ассоциируется с ужасами Второй мировой войны, а либерализм воспринимается многими как заговор Запада, направленный на разрушение страны» (p. xxv). Тем не менее характер политической культуры российского общества как одновременно постимперской и посткоммунистической заслуживает более тщательного анализа.

Следует отметить, что Хэнсон не принимает цивилизационный подход к изучению российской политики и культуры. По его мнению, данный подход не позволяет объяснить динамику социальных изменений. Этот исследователь допускал возможность того, что советская система могла представлять собой «совершенно иной тип модерна – отдельную и в конечном итоге саморазрушительную цивилизацию (как это сформулировал Стивен Коткин)» [Hanson, 2003, p. 147]. Но при этом Хэнсон не ссылается на труды таких представителей цивилизационного анализа в исторической социологии, как Ш. Эйзенштадт и Й. Арнасон, которые рассматривают динамику различных типов общества модерна. В настоящее время концепция множественных модернов, опирающаяся на идеи этих ученых, получает распространение в политической социологии [Spohn, 2010], а ее значение для анализа политических процессов в постсоветской России подчеркнул недавно Ричард Саква [Sakwa, 2012]. Вместе с тем концепция Хэнсона, безусловно, является шагом вперед по сравнению с внеисторичным подходом, характерным для значительной части транзитологических исследований.

Литература

Hanson S. Sovietology, post-sovietology and the study of post-communist democratization // Demokratizatsiya. – Wash. D.C., 2003. – Vol. 14, N 1. – P. 142–149.

Hanson S. Postimperial democracies: ideology and party formation in Third Republic France, Weimar Germany and Post-Soviet Russia // East European politics and societies. – L., 2006. – Vol. 20, N 2. – P. 343–372.

Hanson S., Kopstein J. The Weimar/Russia comparison // Post-Soviet affairs. – Berkeley, 1997. – Vol. 13, N 3. – P. 252–283.

Sakwa R. Modernization, neo-modernization and comparative democratization in Russia // East European politics. – L., 2012. – Vol. 28, N 1. – P. 43–57.

Spohn W. Political sociology: Between civilizations and modernities. A multiple modernities perspective // European journal of social theory. – L., 2010. – Vol. 13, N 1. – P. 49–66.

История Веймарской Республики

В.П. Любин

Рецензия на кн.: Винклер Г.А. Веймар, 1918–1933: История первой немецкой демократии. – М.: РОССПЭН, 2013. – 878 с

(Реферат)

Генрих Аугуст Винклер – ведущий историк современной Германии, именно он стал автором раздела по германской истории в справочнике МИД ФРГ «Германия. Факты». После воссоединения страны Винклер на протяжении многих лет – с 1991 по 2007 г. – профессор Берлинского Гумбольд-университета. Он – автор крупной двухтомной монографии по немецкой истории XX в. с многозначительным названием: «Долгий путь на Запад». В разделившем немецкую историческую науку на два лагеря знаменитом «споре историков», а на самом деле всех обществоведов, начатом в 1986 г. Э. Нольте и Ю. Хабермасом, Винклер принадлежит к сторонникам Хабермаса.

В 1993 г. вышла монография «Веймар 1918–1933: История первой немецкой демократии», получившая широкий резонанс в немецких общественных дискуссиях. Спустя 20 лет книга вышла на русском языке. В ней автор пытается дать ответ на важнейший вопрос германской истории ХХ в.: почему был допущен приход Гитлера к власти в 1933 г.? Книга, отсчет времени в которой начинается с краха «Второй» Германской империи – Германского рейха 1871–1918 гг., посвящена истории образовавшегося на ее развалах первого немецкого демократического государства – Веймарской республики. В центре исследования находятся такие категории одновременно исторической и политической наук, как возможности и пределы действий властных элит, роль политических партий и поведение народных масс, альтернативы исторического развития.

Немногие главы немецкой истории вызывают столь бурные дискуссии, как 14 лет между Германской империей и «Третьим рейхом», замечает Винклер. То, что последовало вслед за Веймаром, было столь ужасно, что мы должны причислить падение первой немецкой республики к «величайшим катастрофам ХХ века», – считает автор.

Вопрос о причинах крушения республики неразрывно связан с проблемой свободы действий и альтернатив: насколько открытыми были в прошлом ситуации выбора? Ответ можно найти, если только мы подойдем к изучению нашей темы, максимально опираясь на источники, – настолько, насколько это вообще возможно. Данная книга задумана не в качестве энциклопедии, а как история определенной проблемы. Веймар был не только предысторией «Третьего рейха», но и продолжением истории Германской империи. Они неотделимы друг от друга, но Веймар не растворяется в них. Веймар был для немцев шансом учиться парламентской демократии, и он стал предысторией для «старой» ФРГ (имеется в виду «Боннская республика». – В.Л.) – второго периода ученичества немцев демократии (с. 11).

Цитируя в первой главе высказывания Э. Бернштейна о современной ему Германии 1921 г. (основной тезис Бернштейна: Германия не была готова к радикальному обновлению, поскольку, с одной стороны, была слишком развита индустриально, а с другой – слишком демократична), Винклер обращается и к мнениям других современников. В том же духе, пишет он, высказывался в 1920 г. Х. Штрёбель, представитель правого крыла независимых социал-демократов: «Диктатура советов и немедленная полная социализация были в Германии абсолютно исключены» (с. 14).

Факт принадлежности Германии к высокоразвитым промышленным странам с самого начала очертил границы революции. Вместе с тем именно индустриализация стала предпосылкой для революции, состоявшейся в 1918–1919 гг. Противоречие между прогрессивным общественным состоянием и отсталой политической системой погрузило страну в долгосрочный кризис задолго до 1914 г. Не будь этого противоречия, дело никогда не дошло бы до попытки революционного разрешения кризиса (с. 15).

Книга состоит из предисловия к русскому изданию, предисловия к немецкому изданию, 18 глав и заключения. Автор анализирует главные события истории Веймарской республики, проблемы при ее создании в 1919 г., борьбу с противниками в первой половине 20-х годов, ее угасание и закат в начале 30-х годов. Рассмотрена особая роль Пруссии в данный период.

В написанном автором в 2011 г. для русского издания предисловии «Учиться на опыте Веймара» автор, может быть, и сам того не подозревая, включается в острую полемику, звучавшую в российском общественном дискурсе на рубеже XX–XXI вв. Тогда многие обществоведы, начиная с давно эмигрировавшего в США выпускника МГУ, историка А. Янова, предупреждали, что Россия вот-вот впадет в ту полосу развития, которая в Германии обозначала крах Веймарской республики и приход к власти нацизма. Подобными выдвинутыми Яновым и его сторонниками наукообразными аргументами, по сути дела, был спровоцирован и «спор» ученых теперь уже в России. Звучали самые разнообразные мнения и точки зрения на историю, настоящее и будущее России: от обозначенной цитатой из Пастернака пессимистической «полной гибели всерьез» до успокоительных заявлений, что страна на правильном пути и черты авторитаризма, все более приобретаемые в начале XXI в. новым российским государством, вполне сравнимы с тем, что происходило в ходе становления молодых демократий где-нибудь в Южной Корее, Сингапуре и т.п., что России надо сначала пройти подобный путь консолидации, прежде чем она встанет на уровень развивавшихся несравнимо более длительное время западных демократий. Об этом же в последние десятилетия не прекращались дискуссии в Италии и Германии, но политики и ученые, участвовавшие в них, признают, что в этих странах демократия не развивалась с уровня tabula rasa, после 1945 г. демократия там получила новое развитие и укрепилась так, что нет никакой угрозы ее ликвидации. Рецензируемая книга Винклера вносит свой заметный вклад в эту научную дискуссию на Западе.

Винклер подчеркивает, что в его книге речь идет о «предыстории катастрофы всемирно-исторического масштаба: о гибели первой немецкой демократии, Веймарской республики, и ее смене диктатурой Гитлера». «Хотя 30 января 1933 г. – день, в который Адольф Гитлер был назначен канцлером, выступает финалом повествования, это еще не означает, что такой конец истории Веймарской республики был предопределен» (с. 6).

«Веймарской республике, – продолжает автор, – так никогда и не удалось выйти из тени поражения Германии в Первой мировой войне, которому она была обязана своим возникновением. Когда Германская империя в октябре 1918 г. трансформировалась из конституционной монархии в парламентскую, это была ее далеко не первая, но последняя уступка идее демократии». Далее следует комплимент предыдущему германскому рейху: «С момента образования империи в 1871 г. все ее взрослое мужское население при выборах депутатов рейхстага пользовалось всеобщим и равным избирательным правом». Но все же «до октября 1918 г. в Германии не было правительства, ответственного перед парламентом». И переходя к периоду Веймарской республики, Винклер замечает: «Запоздалая конституционная реформа должна была смягчить западные демократии, победившие в войне, по отношению к побежденной Германии. Это ожидание так и не оправдалось, в том числе и потому, что Германия упорно отказывалась признать свою главную роль в развязывании Первой мировой войны».

Новая немецкая демократия безоговорочно признала темные пятна германской истории. Она осудила античеловеческие преступления нацистского режима и истово старается привнести в сознание новых поколений чувство вины и покаяния, с тем чтобы не допустить повторения таких ошибок. Этот процесс получил в общественном дискурсе обозначение, едва ли известное и употребляемое где-либо еще, – «преодоление прошлого» (Vergangenheitsbewältigung).

Историческое исследование Винклера, безупречно выполненное по всем канонам передовой современной историографии, призвано дать ответы на звучащие в этой полемике на национальном и выходящем за его пределы мировом уровне вопросы. Достаточно вспомнить, что только в немецкой историографии помимо книги Винклера в самое последнее время на ту же тему – история веймарского периода – созданы и другие фундаментальные труды. Назовем хотя бы два из них: монография известного историка, директора немецкого Института современной истории, профессора Хорста Мёллера, долгое время являющегося сопредседателем Российско-германской исторической комиссии (так как его книга недавно также опубликована на русском языке, наш читатель без труда может составить себе представление о его подходах, которые по сути близки к подходам автора рецензируемой монографии); и монография старейшего немецкого историка, или, скорее, как и сам он считает, философа истории Эрнста Нольте, взгляды которого разнятся с теми, что высказаны авторами двух других книг о Веймарской республике. Работа Винклера отличается от двух названных тем, что автор опирается на максимально помещающееся в подобной монографии число исторических источников и постоянно сопоставляет собственные взгляды со взглядами ученых и политиков, своих современников и предшественников.

Разновременная демократизация Германии – раннее введение демократического избирательного права, поздняя парламентаризация – наложила отпечаток на ход немецкой истории после 1918 г., пишет Винклер. Поскольку Германия к концу Первой мировой войны уже была частично демократической страной, в 1918–1919 гг. речь могла идти только о бóльшей степени демократии: о введении избирательного права для женщин, демократизации избирательного права в федеральных землях, округах, городах и общинах в интересах полного осуществления принципа парламентской ответственности власть имущих. Именно по этой причине немецкая революция 1918–1919 гг. не относится к великим или «классическим» революциям мировой истории.

Политика «tabula rasa» – радикального общественного переворота, который пережили Франция после 1789 г. и, в высшей степени иным образом, Россия после 1917 г., отнюдь не была реальной и уж ни в коем случае ответственной альтернативой той политике, которую немецкая социал-демократия (заметим здесь, что в 2013 г. партии немецких социал-демократов СДПГ исполняется 150 лет. – В.Л.) осуществляла с момента падения монархии в ноябре 1918 г. Без готовности к «классовому компромиссу», договоренности между умеренными силами рабочего класса и буржуазии парламентская демократия Веймара вообще не могла бы существовать. Социал-демократы действовали так, чтобы уберечь Германию от всеобщего хаоса и кровавой гражданской войны по образу и подобию России. Подавляющее большинство немцев придерживались того же мнения, что и влиятельные политики СДПГ Ф. Эберт и Ф. Шейдеман.

Общественная поддержка политики компромисса была сильна в 1918–1919 гг., однако в июне 1920 г. в ходе первых выборов в рейхстаг три партии, которые в 1919 г. совместными усилиями добились принятия Веймарской имперской конституции, утратили большинство в парламенте. Еще одним судьбоносным следствием поражения «Веймарских партий» стали первые прямые выборы рейхспрезидента весной 1925 г., результаты которых ознаменовали начало консервативной трансформации Веймарской республики. Спустя пять лет, в марте 1930 г., прекратило свое существование последнее правительство парламентского большинства – кабинет Большой коалиции с представителями партий широкого спектра.

Поражение парламентской демократии дало мощный импульс наиболее радикальным противникам Веймарской системы справа и слева: национал-социалистам даже в еще большей мере, чем коммунистам. Гитлер стал главным благоприобретателем разновременности немецкого процесса демократизации. С одной стороны, он мог апеллировать к узаконенному еще со времен Бисмарка притязанию народа на участие в управлении государством в форме всеобщего избирательного права, поскольку в полуавторитарной системе президентских правительств позднего Веймара это право все больше сводилось к фикции. С другой стороны, он использовал широко распространенную неприязнь в отношении западной демократии, якобы «ненемецкой» формы государственного устройства, которую страны-победительницы навязали побежденным немцам в 1918 г., чтобы воспрепятствовать их возрождению.

Гитлер пришел к власти не в результате триумфальной победы на выборах, но без его больших электоральных успехов он никогда бы не стал рейхсканцлером. Решающую роль в назначении лидера самой большой политической партии рейхсканцлером сыграло влияние «старых властных элит». Гитлер должен был в качестве младшего партнера консерваторов, старого властного слоя кайзеровской империи, обеспечить им поддержку «национально» настроенных масс и гарантировать их господство. Однако новый канцлер и не думал о том, чтобы оправдать возложенные на него ожидания. В январе 1933 г. закончилась не только короткая история первой немецкой демократии. Национал-социалисты после своего прихода к власти последовательно порвали и со старыми традициями немецкого правового государства. Диктатура Гитлера знаменовала собой апогей отторжения немцами нормативного проекта Запада – идей Американской революции 1776 г. и Французской революции 1789 г.

В культурном плане Германия всегда была частью Запада. Однако традиционные элиты Германии остались невосприимчивы к политическим следствиям Просвещения: представления о неотъемлемых правах человека, идеи народного суверенитета и представительной демократии не укоренились здесь до 1918 г. Когда же они с опозданием утвердились в Германии, это произошло под знаком военной катастрофы, дискредитировавшей эти ценности в глазах многих немцев.

Потребовалось еще более тяжелое поражение – крушение Германского рейха в 1945 г., – чтобы начался процесс глубокого изменения взглядов. В западной части Германии, где оккупационные силы дали немцам возможность самостоятельно извлечь урок демократии из гибели Веймара, этот шанс был использован: Конституция ФРГ 1949 г. представляет собой ответ на все то, что в Конституции 1919 г. невольно внесло свой вклад в крушение первой немецкой демократии.

1918–1933 гг. преподали политический урок не только немцам. На конкретном примере они показывают, что демократия – это больше, чем просто господство большинства. Во времена кризисов демократия может отстоять свои позиции, только если она располагает работоспособными институтами. Их задача в том, чтобы воспрепятствовать политическому злоупотреблению властью, в том числе большинством граждан. Однако прежде всего демократия предполагает наличие широкого и глубокого конституционного консенсуса, «конституционного патриотизма», включающего убеждение, что основные ценности демократической конституции, во главе с идеями неотъемлемых прав человека, господства закона, разделения властей и представительной демократии, стоят того, чтобы их защищать. Там, где элиты и большинство населения не разделяют это убеждение, даже самая демократическая конституция не в силах оказать позитивное воздействие. Тот, кто хочет учиться на опыте Веймара, должен принять этот вывод в расчет, заключает Винклер (с. 7–9).

В заключении «Место Веймара в немецкой истории» автор пишет, что 30 января 1933 г. стало поворотным моментом мировой истории. С приходом Гитлера к власти закончился не только период существования первой немецкой республики. Германия перестала быть тем, чем она была уже задолго до 1918 г., – правовым и конституционным государством. Ему наследовала система бесправия, разрушительная политика которой с неумолимой внутренней логикой завершилась самоуничтожением. Так как немцам не удалось самим освободиться от господства Гитлера, его гибель означала также конец первого, созданного Бисмарком, национального немецкого государства. «Третий рейх», приводит автор слова Ф. Майнеке, стал «немецкой катастрофой» (здесь повторен вывод, прозвучавший в начале книги) (с. 754).

Впоследствии Веймар продолжал служить политической системой координат обоим немецким государствам, причем и ФРГ, и ГДР подчеркивали отсутствие преемственности. Между тем историческая наука Запада установила, что у первой республики были также и достижения, главным образом в сферах социальной политики, новой жилищной культуры и реформы образования, определив и позитивные линии преемственности. Однако перед лицом краха республики нельзя написать историю успеха, можно дать лишь более взвешенный, но в целом негативный исторический приговор.