Текст книги "Человек. Образ и сущность 2017. Гуманитарные аспекты. № 1–2 (28–29): Социокультурные трансформации в условиях геополитических преобразований"

Между тем правом говорить на родном языке, правом на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества обладает любой гражданин России [Конституция, ст. 26.2], а право на сохранение родного языка и создание условий для его изучения и развития имеет каждый российский народ [Конституция, ст. 68.3]. И только сами носители способны сохранить свои языки, поскольку живого человеческого языка без носителей в природе не существует [Harrison, 2008, p. 10]. В непростых условиях фактического отсутствия собственной государственности (формирования бурятской нации в рамках российского государства) и усиливающихся процессов глобализации ответственность носителей языка за его жизнеспособность возрастает.

Беспрецедентные темпы исчезновения языков в современном мире беспокоят не только ученых. И если естественные процессы ведут к тому, что через 100 лет сохранится лишь половина языков планеты, то, значит, сегодня бурятский язык, наряду с другими языками, находящимися под угрозой исчезновения, нуждается в искусственном воссоздании языковой среды, в искусственной поддержке его престижа, т.е. в формировании условий для сохранения межпоколенной трансляции языка, позволяющей смотреть в будущее с надеждой.

Список литературы

1. 03 марта 1937 г. Вечернее заседание. Доклад т. Сталина // Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б) 1937 года. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://istmat.info/node/30245 (Дата обращения: 03.02.2017.)

2. Алпатов В.М. Николай-Николас Поппе. – М.: Восточная литература, 1996. – 144 с.

3. Буряты / Отв. ред. Л.Л. Абаева, Н.Л. Жуковская. – М.: Наука, 2004. – 633 с.

4. Декрет СНК о ликвидации безграмотности среди населения РСФСР, 26 декабря 1919 г. // Виртуальная выставка к 1150-летию зарождения российской государственности. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.rusarchives.ru/projects/statehood/08-41-dekret-bezgramotnost-1918.shtml (Дата обращения: 10.03.2017.)

5. Дондуков У.-Ж.Ш. К вопросу о развитии бурятского литературного языка // Проблемы истории и культурно-национального строительства в Республике Бурятия: (Материалы республиканской научно-практической конференции). – Улан-Удэ, 1998. – C. 145–149.

6. Доржиева Д.А. Субэтносы в процессе этнической консолидации бурят: Дисс. … канд. истор. наук. – Улан-Удэ, 2005. – 126 с.

7. Елаев А.А. Бурятский народ: становление, развитие, самоопределение. – М.: Вестком, 2000. – 352 с.

8. Жамьян Санжаа. Диалектный подход к языку – бесперспективный путь развития // Новости Монголии, Бурятии, Калмыкии, Тувы. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://asiarussia.ru/articles/2027 (Дата обращения: 19.02.2014.)

9. Изучаем бурятский язык. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.facebook.com/groups/1417794718470934/permalink/1860863967497 338/ (Дата обращения: 25.02.2017.)

10. Как вывести из кризиса родной язык? (Интервью с доктором филол. наук В.И. Рассадиным, доктором фил. наук И.Д. Бураевым, доктором ист. наук Ш.Б. Чимитдоржиевым) // Газета «Бурятия». – Улан-Удэ, 2001. – 01 августа.

11. Карр Э. История Советской России. – М.: Прогресс, 1990. – Кн. 1. – Т. 1–2. – 771 с.

12. Катунин Д.А. Статус бурятского языка в современном российском законодательстве // Вестник Томского гос. ун-та. – 2011. – № 353. – С. 17–21.

13. Катунин Д.А. Языковое законодательство в республиках Сибири // Язык и культура. – 2009. – № 4. – С. 13–24.

14. Козлов В.И. Национальности СССР: Этнодемографический обзор. – М.: Финансы и статистика, 1982. – 304 с.

15. Конституция Российской Федерации. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.constitution.ru (Дата обращения: 03.02.2017 г.).

16. Крадин Н.Н. Трансформация скотоводческого хозяйства у агинских бурят в начале XXI века: сравнительный анализ // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. – 2014. – № 3 (76). – С. 205–214.

17. Мастюгина Т.М., Перепелкин Л.С., Стельмах В.Г. Национальная политика в России: XVI – начало XXI века. – М.: ФОРУМ: ИНФРА-М, 2013. – 304 с.

18. Поппе Н.Н. Лингвистические проблемы Восточной Сибири. – М.; Иркутск, 1933. – 54 с.

19. Постановление СНК СССР, ЦК ВКП (б) от 13.03.1938 № 324 «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей» // Консультант Плюс. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=23269#0 (Дата обращения: 11.03.2017.)

20. Раднаева С.Б. История бурятской письменности и становление орфографических норм современного бурятского литературного языка: Дис. … канд. филол. наук. – Улан-Удэ, 2000. – 140 с.

21. Разговор в бистро CB2 // Сноб. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://snob.ru/profile/28033/blog/74640 (Дата обращения: 06.04.2014.)

22. Сталин И.В. Сочинения. – М.: Госполитиздат, 1952. – Т. 5. – 448 с.

23. Строганова Е.А. Бурятское национально-культурное возрождение (Конец 80-х – середина 90-х годов ХХ века, Республика Бурятия). – М.; Иркутск: Наталис, 2001. – 150 с.

24. Трофимов Е.Н. Россия многонациональная. Политико-правовые основы управления национальными процессами, (1906–1912 гг.). – 2-е изд., пересм. и дополн. – М.: Логос, 2013. – 373 с.

25. Указ Президента Российской Федерации № 1666 от 19 декабря 2012 г. «О стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 г.» – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://pravo.gov.ru/ proxy/ips/?docbody&link_id=0&nd=102161949 (Дата обращения: 10.03.2017.)

26. Черный Ю.Ю. Глобальная борьба за киберпространство и языки: (Доклад на Всемирной встрече экспертов по вопросам сохранения языков и их развития в киберпространстве, г. Ханты-Мансийск, 8 июля 2015 г.). – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://inion.ru/files/File/Chernyy_Yu_Yu_Global_ battle_for_ cyberspace_and_languages.pdf (Дата обращения: 27.01.2017.)

27. Чешко С.В. Распад Советского Союза: Этнополитический анализ. – М.: Наука, 1996. – 235 с.

28. Чимитдоржиев Ш.Б. Была ли цивилизация у бурят? Раздумья монголоведа. – Улан-Удэ: Бэлиг, 1996. – 82 с.

29. Harrison D.K. When languages die: The extinction of the world’s languages and the erosion of human knowledge. – Oxford univ. press, 2008. – 292 p.

References

1. 03 marta 1937 g. Vechernee zasedanie. Doklad t. Stalina // Materialy fevral'skomartovskogo plenuma CK VKP (b) 1937 goda. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://istmat.info/node/30245 (Data obrashhenija: 03.02.2017.)

2. Alpatov V.M. Nikolaj-Nikolas Poppe. – M.: Vostochnaja literatura, 1996. – 144 s.

3. Burjaty / Otv. red. L.L. Abaeva, N.L. Zhukovskaja. – M.: Nauka, 2004. – 633 s.

4. Dekret SNK o likvidacii bezgramotnosti sredi naselenija RSFSR, 26 dekabrja 1919 g. // Virtual'naja vystavka k 1150-letiju zarozhdenija rossijskoj gosudarstvennosti. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://www.rusarchives.ru/projects/statehood/08-41-dekret-bezgramotnost-1918.shtml (Data obrashhenija: 10.03.2017.)

5. Dondukov U.-Zh.Sh. K voprosu o razvitii burjatskogo literaturnogo jazyka // Problemy istorii i kul'turno-nacional'nogo stroitel'stva v Respublike Burjatija (Materialy respublikanskoj nauchno-prakticheskoj konferencii). – Ulan-Udje, 1998. – C. 145–149.

6. Dorzhieva D.A. Subjetnosy v processe jetnicheskoj konsolidacii burjat: Diss. … kand. istor. nauk. – Ulan-Udje, 2005. – 126 s.

7. Elaev A.A. Burjatskij narod: stanovlenie, razvitie, samoopredelenie. – M.: Vestkom, 2000. – 352 s.

8. Zham'jan Sanzhaa. Dialektnyj podhod k jazyku – besperspektivnyj put' razvitija // Novosti Mongolii, Burjatii, Kalmykii, Tuvy. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://asiarussia.ru/articles/2027 (Data obrashhenija: 19.02.2014.)

9. Izuchaem burjatskij jazyk. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: https://www.facebook.com/groups/1417794718470934/permalink/1860863967497 338/ (Data obrashhenija: 25.02.2017.)

10. Kak vyvesti iz krizisa rodnoj jazyk? (Interv'ju s doktorom filol. nauk V.I. Rassadinym, doktorom fil. nauk I.D. Buraevym, doktorom ist. nauk Sh.B. Chimitdorzhievym) // Gazeta «Burjatija». – Ulan-Ude, 2001. – 01 avgusta.

11. Karr Je. Istorija Sovetskoj Rossii. – M.: Progress, 1990. – Kn. 1. – T. 1–2. – 771 s.

12. Katunin D.A. Status burjatskogo jazyka v sovremennom rossijskom zakonodatel'stve // Vestnik Tomskogo gos. un-ta. – 2011. – N 353. – S. 17–21.

13. Katunin D.A. Jazykovoe zakonodatel'stvo v respublikah Sibiri // Jazyk i kul'tura.– 2009. – N 4. – S. 13–24.

14. Kozlov V.I. Nacional'nosti SSSR: Jetnodemograficheskij obzor. – M.: Finansy i statistika, 1982. – 304 s.

15. Konstitucija Rossijskoj Federacii. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://www.constitution.ru (Data obrashhenija: 03.02.2017.)

16. Kradin N.N. Transformacija skotovodcheskogo hozjajstva u aginskih burjat v nachale XXI veka: sravnitel'nyj analiz // Vestnik Rossijskogo gumanitarnogo nauchnogo fonda. – 2014. – N 3 (76). – S. 205–214.

17. Mastjugina T.M., Perepelkin L.S., Stel'mah V.G. Nacional'naja politika v Rossii: XVI – nachalo XXI veka. – M.: FORUM: INFRA-M, 2013. – 304 s.

18. Poppe N.N. Lingvisticheskie problemy Vostochnoj Sibiri. – M.; Irkutsk, 1933. – 54 s.

19. Postanovlenie SNK SSSR, CK VKP (b) ot 13.03.1938 N 324 «Ob objazatel'nom izuchenii russkogo jazyka v shkolah nacional'nyh respublik i oblastej» // Konsul'tant Pljus. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://www.consultant.ru/ cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=23269#0 (Data obrashhenija: 11.03.2017.)

20. Radnaeva S.B. Istorija burjatskoj pis'mennosti i stanovlenie orfograficheskih norm sovremennogo burjatskogo literaturnogo jazyka: Diss. … kand. filol. nauk. – Ulan-Udje, 2000. – 140 s.

21. Razgovor v bistro CB2 // Snob. – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: https://snob.ru/profile/28033/blog/74640 (Data obrashhenija: 06.04.2014.)

22. Stalin I.V. Sochinenija. – M.: Gospolitizdat, 1952. – T. 5. – 448 s.

23. Stroganova E.A. Burjatskoe nacional'no-kul'turnoe vozrozhdenie (Konec 80-h – seredina 90-h godov ХХ veka, Respublika Burjatija). – M.; Irkutsk: Natalis, 2001. – 150 s.

24. Trofimov E.N. Rossija mnogonacional'naja. Politiko-pravovye osnovy upravlenija nacional'nymi processami (1906–1912). – 2-e izd., peresm. i dopoln. – M.: Logos, 2013. – 373 s.

25. Ukaz Prezidenta Rossijskoj Federacii № 1666 ot 19 dekabrja 2012 g. «O strategii gosudarstvennoj nacional'noj politiki Rossijskoj Federacii na period do 2025 g.» – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/? docbody&link_id=0&nd=102161949 (Data obrashhenija: 10.03.2017.)

26. Chernyj Ju.Ju. Global'naja bor'ba za kiberprostranstvo i jazyki: (Doklad na Vsemirnoj vstreche jekspertov po voprosam sohranenija jazykov i ih razvitija v kiberprostranstve, g. Hanty-Mansijsk, 8 ijulja 2015 g.). – [Jelektronnyj resurs]. – Mode of access: http://inion.ru/files/File/Chernyy_Yu_Yu_Global_battle_for_ cyberspace_and_languages.pdf (Data obrashhenija: 27.01.2017.)

27. Cheshko S.V. Raspad Sovetskogo Sojuza: Jetnopoliticheskij analiz. – M.: Nauka, 1996. – 235 s.

28. Chimitdorzhiev Sh.B. Byla li civilizacija u burjat? Razdum'ja mongoloveda. – Ulan-Udje: Bjelig, 1996. – 82 s.

29. Harrison D.K. When languages die: The extinction of the world’s languages and the erosion of human knowledge. – Oxford univ. press, 2008. – 292 p.

Стилевая система культуры и публичный дискурс в условиях социокультурной трансформации общества

Н.Н. Трошина

УДК 81’42

Институт научной информации по общественным наукам РАН

Москва, Россия, [email protected]

Публичный дискурс стилистически изменяется под влиянием инноваций в культурной парадигме. С этих изменений начинается процесс трансформации всей стилевой системы лингвокультурного сообщества, так как именно данный вид дискурса свидетельствует о степени коммуникативной свободы субъекта культурной парадигмы. Проблема рассматривается на материале публичного немецкого дискурса эпохи коренных геополитических трансформаций в конце ХХ – начале XXI в.

Ключевые слова: стилевая система лингвокультуры / культуры; культурная парадигма; публичный дискурс; моностилистическая / полистилистическая культура; языковая / социокультурная ситуация.

Поступила: 16.04.2017

Принята к печати: 03.05.2017

N.N. Troshina

Stylistic system of languaculture and public discourse in the conditions of social and cultural transformation of the society

Institute of scientific information for social sciences of Russian academy of sciences

Moscow, Russia, [email protected]

Public discourse changes stylistically under the impact of innovation in the cultural paradigm. With these changes the process of stylistic transformation of the entire system of the language and cultural community is initiated, because this kind of discourse is indicative of the degree of communicative freedom of the subject of the cultural paradigm. The problem is considered on the basis of the German public discourse during the period of the indigenous geopolitical transformations in the late XX – early XXI^st centuries.

Keywords: stylistic system of languaculture / culture; cultural paradigm; public discourse; monostylistic / polystylistic culture; language / socio-cultural situation; communicative order.

Received: 16.04.2017

Accepted: 03.05.2017

Под стилевой системой лингвокультуры понимается совокупность лингвопрагматических требований, предъявляемых в данном лингвокультурном сообществе к коммуникации в различных сферах. Наиболее четкие требования к речевому поведению, соответствующие устоявшимся культурным стандартам, предъявляются к коммуникации в публичной сфере. Однако в условиях масштабных геополитических трансформаций, происходящих не только в политической, экономической и социальной сферах, но и в культурной, эти требования пересматриваются и изменяются. Наступающие изменения проникают в культурную парадигму, определяющую общую (а не только лингвокультурную) стилевую систему общества.

Дефиницию культурной парадигмы как культурного кода, определяющего мировоззрение, мышление и поведение людей, дает в своей диссертации Н.Б. Бакач, выделяя следующие структурные элементы этой парадигмы.

«1. Субъект – творец и носитель культурной парадигмы. Это конкретные люди, объединенные общей социокультурной эпохой, одним временем, в котором они живут и осуществляют свою культуротворческую деятельность3434
  Ср. точное замечание Л.В. Скворцова: «В зависимости от того, как народ формирует смысловую семантику своей жизни, он выносит приговор самому себе» [Скворцов, 2016, с. 270]. Таким образом, в культурной парадигме сформулированы смысловые приоритеты данного культурного / лингвокультурного сообщества.


[Закрыть].

2. Общность жизни, судьбы, культурно-исторической миссии данного субъекта, которые находят свое выражение в ведущем типе отношений при решении общих смысложизненных задач.

3. Наличие общей социокультурной эмоции, общего жизненного настроения.

4. Самосознание субъекта культурной парадигмы, связанное с обретением самоидентичности, истинных смыслов своего социокультурного бытия.

5. Особая ценностная иерархия, система значимостей базовых ценностей для решения жизненных задач субъекта культурной парадигмы.

6. “Духовные лидеры” эпохи, так называемые великие люди своего времени, процесс самоидентификации которых изоморфен такому процессу в отношении всей эпохи. Это люди, которые дают эпохе возможность осознания себя, дают слова для самоназвания эпохи, формулируют и декларируют те смысложизненные задачи, способы решения которых являются стержнем культурной парадигмы.

7. Культурный герой эпохи – не столько реальный живой человек, именующий собой эпоху, сколько образ-идеал, выступающий для эпохи образцом стиля жизни.

8. Единый, общий для всей эпохи символический ряд – набор “паролей” эпохи, набор ключевых слов и вещей, общий тип семиотических отношений.

9. Парадигмальные (прецедентные, или репрезентативные) тексты, выступающие ведущим мифом эпохи» [Бакач, 1998, с. 11–12].

В этом перечне отражены характеристики социокультурной ситуации, определяющие особенности речи в данном лингвокультурном сообществе в данное время. Содержание восьмого и девятого элементов, подчеркивающих значимость языкового воплощения культурной парадигмы, предполагает не только анализ главных лозунгов эпохи и ее ключевых слов, но и учет того, какие типы смыслов выводятся на первый план общения, как они вербализуются и воспринимаются членами общества в плане соответствия / несоответствия языковой норме. В связи с этим важно, какая норма оказывается актуальной для данного лингвокультурного сообщества в данное время, какие явления в речевой практике постепенно получают статус нормативных в данной социокультурной ситуации, одним из важных параметров которой является коммуникативный уклад жизни общества [Мечковская, 2009, с. 516].

Под этим укладом имеется в виду соотношение коммуникационных сил, представленных основными каналами информации (радио, телевидением, печатной прессой, Интернетом, видеопродукцией), оказывающих интенсивное воздействие на все структурные элементы культурной парадигмы. Иными словами, коммуникативный уклад жизни общества является механизмом реализации культурной парадигмы общества, языковую ситуацию в котором он также в значительной степени обусловливает и формирует. Языковая ситуация – это «совокупность форм существования (а также стилей) одного языка или совокупность языков в их территориально-социальном взаимоотношении и функциональном взаимодействии в границах определенных географических регионов или административно-территориальных образований, а также социальные установки, которых придерживается в отношении указанных систем население, проживающее на описываемых территориях» [Язык и общество, 2016, с. 636]. Значимость общественного контекста для понимания языковой ситуации подчеркивается в определении, которое предлагает немецкий социолингвист Ю. Шарнхорст: «Языковая ситуация – это та общественная ситуация, в которой находится язык в определенной стране или на определенной территории в течение определенного хронологического периода при определенных политических, социальных, экономических и, особенно, культурных условиях» [Scharnhorst, 1995, S. 19].

Электронные СМИ, получившие в эпоху глобализации и коренных геополитических перемен широкое распространение, сделали возможным появление в публичной сфере людей различного культурного уровня и, следовательно, различного уровня языковой и дискурсивной компетенции, высказывающихся по самому широкому кругу проблем. Это не могло не привести к изменению социокультурных характеристик публичного дискурса, с чего начинаются изменения в стилевой системе лингвокультуры. В этом процессе вербально проявляется демократизация публичного дискурса, что весьма остро ощущается членами лингвокультурного сообщества, вызывая, однако, различное отношение к дискурсивным ииновациям. Последнее связано с языковой рефлексией, т.е. с неосознанным уровнем знаний человека о своей речи и ее единицах. Нередко этот феномен определяется как «языковое чутье», т.е. как оценка своего владения языком в определенной коммуникативной ситуации [Трошина, 2010, с. 15], как «сумма знаний о языке, полученная в результате бессознательного обобщения многочисленных фактов речи. Но как только возникает препятствие в речевом механизме и механизм начинает осуществлять контроль и регуляцию речевой деятельности, эти знания о языке получают вербальную экспликацию. <…> Эта осознанная экспликация языкового чутья <…> присуща всем без исключения говорящим; различие лишь в качественном и количественном отношениях» [Вепрева, 2002, с. 53].

Речевое поведение человека и целых социальных групп, прежде всего в публичной сфере, в значительной степени определяется стилевой системой культуры во всех ее аспектах, т.е. «типом организации субъектности в рамках данного культурного целого, детерминированным социально-исторической основой его бытия» [Устюгова, 2006, с. 192]. Основными в такой трактовке стилевой модели культуры являются субъект / индивид и степень его подчиненности определенной системе коммуникативных правил. «Стилевая система выражает меру смысловой альтернативности, присущей определенному типу культуры, ее диалогичности, указывающей на субъектов диалога, общение которых обеспечивается стилевой самоорганизацией культуры» [Устюгова, 2006, с. 193]. В общении субъектов в рамках данной культуры выявляется, какой степенью коммуникативной свободы они реально располагают, т.е. насколько они свободны в следовании своим ценностям и в возможности демонстрировать их окружающим. В монографии Л.Г. Ионина «Социология культуры» [Ионин, 1996] доказывается, что именно степень прескриптивности стилевых параметров общения определяет степень коммуникативной свободы членов культурного сообщества во всех сферах его жизни. В этом плане большой интерес представляет социокультурная концепция стиля, разработанная названным автором и связавшая понятие коммуникативной / дискурсивной свободы личности с понятиями моно– и полистилизма культурной парадигмы общества.

О моностилистическом характере культуры, по Л.Г. Ионину, можно говорить в том случае, если ее элементы обладают связностью и активно разделяются либо пассивно принимаются всеми членами общества. Такая культурная схема предписывает универсальную модель интерпретации всех общественных феноменов, исключает определенные феномены из поля зрения членов общества как неаутентичные для данной культуры. Другие феномены она предписывает воспринимать как чуждые и подает их упрощенно, чтобы они были «понятны» членам общества. «Такие культурные системы служат схемой интерпретации всех событий и фактов человеческой истории и одновременно инструментом легитимации существующего социального порядка» [Ионин, 1996, с. 181–182]. Для моностилистической культуры характерны строгая иерархия жанровых и стилистических норм коммуникации во всех сферах жизни общества, требование их неукоснительного соблюдения всеми его членами.

Полистилистическая культура формируется вследствие экономической дифференциации общества, появления в нем различных субкультур, каждая из которых обладает своими образцами поведения, символами, ценностями, нормами и равными правами с другими субкультурами [Дубинина, 2012], т.е. «полистилизм характеризует разобщенную и специализированную ментальность современного общества» [Дубинина, 2012, с. 84]. Цитированные авторы, однако, отмечают, что разделение культур на моно– и полистилистические не означает их жесткого противопоставления, так как в реальности речь может идти лишь о превалировании какого-либо типа на данном хронологическом этапе в жизни данного культурного сообщества или о постепенном смещении стилевой системы культуры в сторону моно– или полистилизма [Troschina, 1995].

В таком случае возникает вопрос о том, как долго может существовать / превалировать одна и та же культурная парадигма. Автор «метода поколений» Х. Отрега-и-Гассет отвечает на этот вопрос, обращаясь к периодичности смены поколений [цит. по: Бакач, 1998, с. 15]. Он пишет, что поколения как активно действующие и реально творящие культуру субъекты сменяют друг друга каждые 15 лет. Однако следует, по мнению Н.Б. Бакач, учитывать инерцию культуры, ее консервативность, что замедляет скорость смены культурных парадигм. Поэтому Н.Б. Бакач оценивает продолжительность сохранения одной и той же культурной парадигмы в два поколения, т.е. в 30 лет [Бакач, 1998, с. 15–16].

За последние 30 лет, т.е. с конца 80-х годов XX в., в мире произошли серьезные геополитические изменения, существенно повлиявшие на культурную парадигму, прежде всего в тех странах, которые оказались в наибольшей степени затронуты этими изменениями, – в России и в странах Центральной и Восточной Европы, в том числе – и даже прежде всего – в Восточной Германии. Уход с политической сцены целого государства – ГДР – и объединение его с ФРГ «стало самым неожиданным и неподготовленным эпизодом крушения социалистической системы в Европе и поворота к рыночной экономике и демократическому обществу. Не только в дискуссиях российских исследователей, но и в высказываниях западных экспертов в конце 80-х звучала мысль: объединение неизбежно, но оно не стоит в сегодняшней повестке дня» [Гутник, 2001, с. 38]. Однако это объединение произошло после того, как осенью 1989 г. на улицах Берлина, Лейпцига, Магдебурга, Ростока и Эрфурта появился лозунг Wir sind das Volk! (Мы – народ!3535
  Здесь и далее перевод мой. – Прим. авт.


[Закрыть]), Wir sind ein Volk! (Мы – единый народ!).

Использование этнического понятия «народ» привело к разрушению рамок публичного дискурса ГДР и к переходу к общегерманскому дискурсу. Это было краткое время революционного обновления, которое, как заявила в своей речи 4 ноября 1989 г. в Берлине на Александерплатц известная писательница Криста Вольф, «должно было поставить социалистическое общество с головы на ноги» [Wolf, 1989 – эл. ресурс; Wolf, 2008, S. 297]. Это революционное движение было связано, как подчеркнула Криста Вольф, с освобождением языка: Jede revolutionäre Bewegung befreit auch die Sprache. Was bisher so schwer auszusprechen war, geht uns einmal frei über die Lippen (Каждое революционное движение освобождает и язык. То, что до сих пор было немыслимо произнести, вдруг стало говориться совершенно свободно) [Wolf, 1989 – эл. ресурс; Wolf, 2008, S. 297].

Начиная с осени 1989 г. в Восточной Германии стали меняться коммуникативный уклад и стилевая система культуры – от моностилистической культуры (с ее жестко прескриптивными требованиями к выбору обсуждаемых тем, к жанру таких обсуждений, к выбору лексики в ходе обсуждений) к полистилистической культуре, для которой характерна бóльшая личная свобода в публичной коммуникации. Резко изменился стиль таких жанров публичного дискурса, как лозунги и речевки, которые обнаружили невероятную креативность в использовании языка. При этом «саркастический язык протеста» [Klein, 2014, S. 27] можно было адекватно истолковать только на фоне синхронных им исторических изменений и на фоне речевых штампов, принятых в ГДР. Например, лозунг времен ГДР So wie wir heute arbeiten, werden wir morgen leben! (Как мы сегодня работаем, так мы будем жить завтра!) был переформулирован в лозунг So wie wir heute demonstrieren, werden wir morgen leben! (Как мы сегодня ходим на демонстрации, так мы будем жить завтра). Знаменитый призыв Карла Маркса Proletarier aller Länder, vereinigt euch! (Пролетарии всех стран, соединяйтесь!) зазвучал как Proletarier aller Länder, verzeiht mir!! (Пролетарии всех стран, простите меня!). Демократическая оппозиция создавала новый публичный дискурс, в котором активно использовался фразеологический материал устного народного творчества и речевого наследия эпохи социализма.

Следует отметить, что публичный дискурс после ухода ГДР изменился не только в вербальном, но и в общесемиотическом плане, что проявилось, например, в новых трактовках праздничных мероприятий, т.е. в их де-ритуализации (Deritualisierung) [Hoffmann, 2010]. Например, если в официальном дискурсе ГДР праздник «1 Мая» интерпретировался как «день борьбы» (Kampftag), то после основополагающих политических и экономических преобразований (Wende) он стал государственным праздником (Staatsfeiertag). Это, однако, не привело к полной смене сценария этого праздника: «Сценарий, в основном, сохранился, так как его культурный код связан с традициями немецкого рабочего движения» [Hoffmann, 2010, S. 133]. На этом фоне были особенно заметны инновации в языковом оформлении первомайских шествий – в отказе от ритуальных текстов эпохи ГДР, что позволяет говорить о языковой деритуализации праздника «1 Мая» [Hoffmann, 2010, S. 195]. Сравним тексты, опубликованные в газете «Neues Deutschland» накануне первого мая:

Креативность публичного дискурса ярко проявлялась также в использовании пословичного фонда немецкого языка: Was Hänschen nicht gelernt, lernt Hans nimmermehr (соответствует русской пословице «Чего не знал Ванюша, того не будет знать Иван») > Was Krenzchen nicht gelernt, lernt Krenz nimmermehr (Чего не знал Кренцхен, того не будет знать Кренц). Эгон Кренц был последним председателем Государственного совета ГДР.

Коренные преобразования в жизни страны проходили далеко не безболезненно в плане самоидентификации граждан бывшей ГДР.

В. Вайденфельд охарактеризовал эту ситуацию следующими словами: «Восточные немцы хотели стать западными, не отрекаясь от собственного ‘Я’» [Вайденфельд, 1998, с. 257; цит. по: Орлов, 2012, с. 20]. Это предполагало и сохранение своих речевых особенностей, т.е. особенностей лингвокультуры в ГДР3636
  В ГДР и в ФРГ за 40 лет сформировались два разных вида коммуникативного сознания и, соответственно, различная практика речевой коммуникации (см. об этом подробнее: [Трошина, 2015]).


[Закрыть]. Они, однако, часто «выдавали географическое происхождение» человека. Эти речевые различия были весьма явными, так что их замечали не только лингвисты, но и обычные носители немецкого языка. Появилось даже выражение gespaltene Zunge (разделенный язык).

В этой языковой ситуации при поддержке Германского научно-исследовательского общества (Deutsche Forschungsgemeinschaft, DFG) был выполнен проект «Отчуждение в родном языке: Изменения в речевой практике и языковая лояльность в новых федеральных землях», результаты которого были представлены в книге руководителей проекта У. Фикс и Д. Барт «Языковые биографии: Язык и речевая практика до и после перемен 1989 года в воспоминаниях современников из ГДР: Содержание и анализ нарративно-дискурсивных интервью» [Fix, Barth, 2000]. Интервью рассматривается как звено, соединяющее историю речевой практики (Sprachgebrauchsgeschichte) и отдельные истории использования языка в конкретных жизненных ситуациях (Sprachgebrauchsge-schichten). Зафиксированные новые языковые факты свидетельствуют об инновациях в языковом сознании восточных немцев, обусловивших у них (немцев) чувство культурной отчужденности в новой коммуникативной реальности. Это, с одной стороны, заставляло их быть особенно острожными в своем речевом поведении, а с другой – стимулировало интерес к использованию родного языка, т.е. развивало языковую рефлексию. По наблюдениям У. Фикс, наиболее охотно информанты обсуждали следующие темы: 1) жестко предписанный властью официальный язык в ГДР; 2) языковое приспособленчество граждан, т.е. смену ими языкового кода в зависимости от ситуации. Из проведенных интервью со всей очевидностью следует, что «обсуждение коммуникативно-речевого самочувствия воспринимается людьми как обсуждение общественно-политической ситуации» [Fix, 2000, S. 29].

Вербальные и общесемиотические изменения публичного дискурса в восточногерманских землях в конце 80-х – начале 90-х годов были наиболее ярким проявлением инноваций в стилевой системе немецкой лингвокультуры, обусловленных масштабными геополитическим трансформациями в ХХ в. В заключение можно констатировать, что к настоящему времени, т.е. за 30 лет (за время жизни двух поколений), сложился новый общегерманский публичный дискурс.