Текст книги "Истории иркутских охотоведов. 50 лет вместе. Том второй"

Хороший человек и мои воспоминания о нём

Жуков А. А.

Мы с Володей учились в институте в разных группах и пересекались с ним только в каких-то коллективных мероприятиях, событиях, моментах, поэтому из институтской жизни мои воспоминания носят крайне отрывочный и неполный характер. Соответственно, я и не буду о них тут рассказывать.

А вот после моего переезда в Красноярск мы с Володей стали встречаться достаточно регулярно и наши встречи не ограничивались обычными: «Привет! – Привет! – Как дела? – А у меня всё нормально».

Нет, мы встречались дома, как в те времена было принято. Кафешек-то не было, а без стопки чая друга не встретишь. Ну а после такого чаепития разговор мог закончиться далеко за полночь! Иногда у меня дома, иногда в доме Володиных родителей, которые жили недалеко от моей квартиры на Пашенном. Пешком минут 30–40, не больше. На автобусе к нему было не добраться. Жили его родители то ли на улице Цементников, то ли на Цементной. Не помню, но это и не важно.

Встречи у нас проходили по поводу и просто так, без всякого повода. После сезона охоты Володя всегда к нам приходил и до полуночи рассказывал нам о своих приключениях на охотничьей тропе. Охотился он в Тувинской АССР, там и жил, но после сезона приезжал навестить своих родителей.

Его охотничий участок был удалённый, поэтому выходил он к себе в деревню редко, один-два раза в сезон. В среднем добывал по 80 соболей в год, белка, как обычно, от сезона. Всё было размеренно, как и у каждого из нас во времена социализма.

На его свадьбе я не был. Сейчас не вспомню, по какой причине, но с его женой мы познакомились уже только в лихие девяностые, будь они не ладны. А начались они в национальных окраинах нашей страны намного раньше, чем в крупных городах.

Помню, перестройка только-только началась, совсем недавно приняли законы об аренде и кооперативах. Мы ещё их тогда толком-то и не изучили. Впрочем, достоверно я дату вспомнить не смогу. Однозначно. Но это и не имеет значения, потому обозначим время события, о котором я хочу рассказать, как начало лихих девяностых. Ну а год туда, год сюда – не принципиально.

И вот в один из последних зимних дней того периода ко мне пришёл в гости Володя. Причём не после сезона охоты, а во время капканного промысла. Я сразу понял по его лицу, поведению, что у него что-то случилось неординарное. Но сразу спрашивать не стал. Пока приветствие, пока стол накрыли, пока расселись и только после этого я и задал ему вопрос:

– Что случилось, что произошло?

– Понимаешь, – ответил он, – вышел я из тайги перед Новым Годом, к дому подхожу, а все подходы к нему снегом замело, ни следочка. Что за диво, перепугался. Дома жена, дети. Что с ними случилось? Рванул бегом во двор. Стучу в дверь, а сердце из груди вылететь готово. Слышу кто-то крадётся к двери, прислушивается. Ну крикнул, что это я пришёл. Супруга открыла и разрыдалась прямо на пороге. Плачет, еле-еле успокоил.

Потом выяснил. Я как ушёл на участок, к ней домой нагрянули молодчики хулиганского вида и без всяких стеснений предупредили – высунешь нос из дома, убьём и тебя, и детей. А муж вернётся, выматывайтесь из Тувы, и как можно быстрее.

Вот она и сидела в доме, не выходя из него даже в огород. Боялась. Ну а когда я пришёл, она сразу потребовала, чтобы мы уехали из деревни.

Вот после Нового Года я и привёз жену с детьми к родителям. Пока живём у них. Но бесконечно жить у них я не могу. Не знаешь, куда можно поехать штатным охотником? Но чтобы с квартирой.

Он ещё долго говорил, я молчал, понимая, что ему надо просто выговориться. Надо иметь в виду, что Тимофеев, Тимоха, как мы его звали в студенчестве, был немногословным и так долго, как в тот вечер, он до этого никогда не говорил. Видно было, что неординарная ситуация вывела его из обычного состояния достаточно мощно!

Когда он выговорился, стали думать, а чем я могу помочь? Договориться с хозяйством о выделении промыслового участка можно было без проблем, причём с выбором. А вот чтобы с предоставлением квартиры – проблематично. И дело не в профессии, а в том, что квартирный вопрос в те годы был самым главным, если не решающим. В тот день мы так и не нашли ни одного подходящего варианта. Сошлись на мнении, что Володя поедет в любой промхоз, на любой участок, но чтобы было хоть какое-то жильё.

На следующий день я стал обзванивать всех своих знакомых директоров. Но разговоры проходили примерно по одному сценарию. «Да, да, да» – а как доходило дело до квартиры, дома, сразу и категорично – «нет»!

В таких поисках прошло несколько дней, пока я не решился выйти на более высокий уровень, я обратился к своему хорошему знакомому в Крайпотребсоюзе с такой просьбой. Он тоже был из нашей охотоведческой братии, из более ранних выпусков, чем мы, и занимал важную должность в этой организации.

Вот он-то вопрос решил в течение пяти минут. Позвонил в Боготольскую РЗК, район хотя и относился к промысловым, но по факту таковым не являлся, и там дали согласие на приём Тимофеева с предоставлением дома. Правда, сразу предупредили – дом аварийный, чтобы предварительно посмотрели. И сказали, что сомневаются, что с детьми там можно жить.

Я сразу встретился с Володей, рассказал о состоянии дел по его вопросу и предупредил, что дом в аварийном состоянии.

Он съездил в хозяйство, пришёл ко мне и сказал, что выбора у него нет и он туда поедет. Но если вдруг мне повезёт и я смогу найти работу с более подходящими условиями, то чтобы сразу ему об этом и сообщил. Дом действительно был в ужасающем состоянии. А ведь была зима…

Он вскорости уехал в Боготольский район.

Вновь мы встретились только летом. Но он уже успокоился, опасность семье ликвидирована, зиму с Божьей помощью пережили, летом дом утеплит. Но всё это уже в обычной для Тимохи манере – односложных ответов на многословные наши вопросы. Супруга всегда принимала участие в таких наших встречах.

В тот год он ещё раз пришёл к нам в гости за советом. Причём вопрос был непростой. Он хотел по осени уехать в Туву, там же остался дом, имущество, и как-то с ним разобраться. Но был и ещё один вопрос. Так как реальных промысловых участков в РЗК не было, а семью кормить чем-то надо, он решил рискнуть и отправиться к себе на тувинский участок в предстоящий сезон охоты. Безусловно, по поводу имущества совет мог быть только один – ехать надо. А вот по поводу сезона охоты – я не профессиональный охотник, тут уж должен решать сам Володя. Он и решил задержаться на сезон.

В феврале он проездом домой заскочил к нам в гости. Конечно, мы задавали вопросы по всему спектру житейских проблем и промысла. Но на вопрос – а как сезон закончился? – Володя ответил долгим монологом.

Он рассказал, что сезон прошёл отлично. Он обычно с участка брал 80 соболей и на этом заканчивал промысел и запускал капканы, чтобы не подрывать поголовье. Но имея большую обиду, не видя перспектив охоты в своём новом месте обитания и считая, что, скорее всего, это его последний сезон на своём тувинском участке, он решил в этот раз сезон не ограничивать количеством пойманных соболей, а закончить его по правилам охоты. И добыл он в тот год не 80, а 120 соболей. Этот факт его не огорчал нисколько, наоборот, было какое-то удовлетворение, ведь на будущий сезон он точно туда не поедет. Да если бы и захотел, смысла ехать не было, соболей-то не будет. Он их на участке всех переловил, даже по границе с другими охотниками, куда ранее никогда не хаживал.

Я тогда прочитал ему маленькую лекцию – о численности соболей, о компенсаторных возможностях популяции и неверных методиках учёта численности и расчёта потенциальной плодовитости соболей. Но Володя со мной не согласился. Тогда, после того сезона, не согласился.

Летом ни я, ни Володя так и не смогли решить вопрос с переездом их семьи в более подходящий для промысла район. Квартирный вопрос по щелчку пальцев не решался в те времена.

И осенью, на очередной встрече, Тимоха поведал мне грустную историю, что вновь придётся ехать в Туву на промысел. А что там ловить? Всё же в прошлом сезоне выдавил! На что я ему откровенно ответил: «В этом сезоне ты добудешь ещё больше соболей, чем в предыдущем!» Володя не поверил и уехал на промысел.

Вернулся он то ли в феврале, то ли марте, не помню, и по дороге домой традиционно заскочил к нам в гости. Лицо его сияло. И на вопрос: «Как сезон прошёл?» – лаконично ответил: «Отлично. 160 соболей».

Но откуда взялись эти соболя? Он никак не мог мне поверить, что это его же популяция. Он вновь не согласился со мной, ибо был уверен, что это проходной соболь. И мои доводы, что на соседних участках охотники не мышей ловят, а тоже люди серьёзные и участки у них не пустые, не помогли. Ну откуда у него на участке проходному соболю быть? Этот довод он понимал, но так и остался в своей уверенности, что это был проходной соболь, непонятно откуда пришедший, но проходной. Но в этом сезоне он уж точно уверен, его участок – это пустыня по соболю! В последнюю неделю при закрытии путиков он не увидел ни одного соболиного следа за целую неделю. И на этот раз данное обстоятельство его не особо огорчило. Он был уверен, это был последний сезон в Туве, больше он туда точно не поедет. Делать там будет нечего как минимум несколько сезонов, пока популяция не восстановит свою промысловую плотность.

Но мечтам о новом месте с хорошим промысловым участком и на следующий сезон не суждено было сбыться. И, как всегда, перед сезоном Володя зашёл к нам в гости. Он был расстроен, что опять придётся ехать в Туву. Но может, и добудет штук двадцать соболей, вдруг к нему с соседних участков забегут. Я ему тогда и сказал: «Снова добудешь не менее 160 голов. Твой это соболь был, что в прошлом сезоне, как и всегда. Никуда он не ушёл, ты его не выловил, и проходного тоже не было». Он уже в открытую мне не возражал. С осторожностью, с сомнениями, но поверил. Потому и подготовился сразу к такому количеству. 160 соболей в раз не вывезешь. Нужно было договариваться, вот он и проговорил возможность такого исхода событий.

Как я и предполагал, он и в тот сезон добыл 160 соболей. И мы долго с ним беседовали на эту тему после возвращения. И он согласился с теорией потенциальной плодовитости соболя, что я ему излагал три сезона ранее. Так получилось, что Володя на практике в неё не только поверил, но и проверил. Ибо до этого, по его же данным, более 80 соболей с участка брать было нельзя. Он и не брал. И тогда он даже во сне не мог предположить, что и 160 соболей с его участка – объём изъятия вовсе не критичный.

Но это был его последний сезон на тувинском участке. В конце концов он нашёл место в Кан-Оклере, что расположен в Саянском районе. Места там были неплохие. Нашёл сам, я тут ни при чём.

Семья Тимофеевых переехала в Кан-Оклер. И начались лихие девяностые. Я уже занимался вовсю бизнесом. В Красноярске практически не бывал, потом судьба бросила меня в Питер, и в один из дней брат Володи, Николай, сообщил мне трагическую весть…

Возможно, в моих воспоминаниях кто-то и обнаружит несоответствия, и даже вымысел, но прошу не обижаться – я так запомнил Володю, таким он со мной и останется.

Царство небесное тебе Володя! Ты будешь в наших сердцах всегда.

г. Санкт-Петербург, 21 апреля 2022 года

Финк Яков Александрович

Фото автора

Родился 22 апреля 1955 г. в селе Новый Васюган Каргасокского района Томской области.

В 1972 году окончил Ново-Васюганскую среднюю школу.

Поступил в ИСХИ в августе 1972 г. во 2-ю группу.

Окончил ИСХИ в сентябре 1977 г.

После военных сборов поехал на работу в оленеводческо-промысловый совхоз «Каларский» Читинской области.

С 24 октября 1977 года по 6 декабря 1978 г. работал в нём зоотехником.

С 1 июня 1978 г. по до декабря 1978 г. – там же главным зоотехником.

Вернулся в Томскую область и до пенсии работал в ней:

– с 13 января 1979 г. по 16 марта 1981 года заведующим зверофермой серебристо-чёрных лисиц Верхнекетского КЗПХ Томской области;

– с 16 марта 1981 г. по 14 мая 1981 года заведующим Белоярского производственного участка Верхнекетского КЗПХ;

– с 14 мая 1981 года по 18 сентября 1984 г. – заместитель директора, охотовед Верхнекетского КЗПХ;

– с 18 сентября 1984 г. по 24 июня 1985 г. работал штатным охотником;

– с 26 июня 1985 г. по 25 апреля 1986 г. – рабочий-охотник Васюганского КЗПХ Томской области;

– с 25 апреля 1986 году по 31 октября 1986 г – егерь Кривошеенского приписного охотхозяйства РСУ ВАО «Томсклеспром»;

– с 31 октября 1086 г. по 30 марта 1987 г. – охотник-рабочий заготконторы Молчановского района Томской области;

– с 30 марта 1987 г. по 10 июня 1990 г. – Главный охотовед Суйгинского КОЛПХ ВЛО «Томсклеспром»;

– с 11 июня 1990 г. по 31 марта 1998 г. – промысловый охотник Верхнекетского КЗПХ Томской области;

– с 18 февраля 2008 г по 24 июля 2008 г. – изготовитель лыж Молчановского РООиР;

– с августа 2008 года на пенсии.

Женился в 33 года, имею взрослую дочь Марию. Ей 32 года, не замужем, детей не имеет, проживает в настоящее время в посёлке Молчаново и работает диспетчером скорой помощи в Кривошеинской ЦРБ.

В 40 лет крестился, когда чуть не потерял дочь. Православный христианин.

Я с 1987 года постоянно проживаю в пос. Суйга Молчановского района Томской обл.

Будни промыслового охотника

Было в нашей стране несколько категорий охотников, среди них особо выделялись охотники любители и профессионалы. Причём профессиональных охотников в разных регионах называли по-разному: штатный охотник, охотник-рабочий, промысловый охотник. Именно его будни, условия работы в советское время я попытаюсь описать.

Середина октября 1990 года. Мы с напарником Белокрыловым Дмитрием Константиновичем, или просто Константиновичем, как я звал его, были завезены на промысел на вертолёте МИ-8 вместе с другими штатными охотниками Верхнекетского КЗПХ Томского облпотребсоюза.

Залетели на речку Большой Киук, приток реки Лисица, которая в свою очередь впадает в реку Кеть. Нам предстоит до начала промысла построить охотничью избушку в центре нашего охотничьего участка. Место для избушки присмотрели прошлой зимой, когда я на период отпуска в качестве любителя залетал на капканный промысел в январе-феврале. Тогда промышляли с одной избушки и палатки, а это не очень удобно.

Выбрали место на высоком и светлом острове метров сто в диаметре, вокруг болото, до гривы тоже метров сто. Стройматериалы, в виде высоченных кедров и елей, рядом и в достатке, есть и сушняк на дрова. Недалеко от острова расчистили от редких сосёнок вертолётную площадку, приготовили настил из бревен для вещей, не класть же их в воду!

Первым делом перенесли вещи на остров, разобрали самое необходимое, установили мою эвенкийскую палатку с печкой, обустроились.

А на следующее утро занялись строительством избушки. Нам повезло с погодой, стояло бабье лето, хотя и крепко подмораживало по ночам.

Дней за пять мы построили добротную, тёплую и светлую избушку. В качестве оклада положили толстые сырые кедровые брёвна, а выше – сухие, только кору очистили. Крышу сделали односкатную, покрыли рубероидом и в два слоя плахами, которые кололи, а те, которые не кололись, пилили «Уралом». Из сухих плах сделали потолок, пол, нары и столик. Для себя делали, на совесть.

Из плах же сколотили на столбах лабаз. На краю болота – колодец с утеплённой крышкой, чтобы не замерзала вода. Срубили тёплые будки для собак. Наготовили дров на зиму, и я на охотничьей нарточке свёз их к избушке. В общем, переделали ещё кучу дел, которые необходимы при строительстве зимовья на новом месте. Каждый таёжник их знает.

Для связи с большой землёй всем штатным охотникам выдавались радиостанции «Карат». Для неё Константинович установил на высоченную ель антенну типа «Наклонный луч», сначала забросив почти на самую её вершину посадочную капроновую нитку, и затем за неё затянул проволоку для антенны. При этом нитку он забросил хитроумным способом – в гладкий ствол 32-го калибра своей «Белки» зарядил патрон с примерно половинным зарядом пороха, на него пару войлочных пыжей, на них в ствол вставил прут с привязанной ниткой, нитку аккуратно разложил на снегу. Бах! И первая попытка оказалась удачной. С такой антенной мы прекрасно слышали не только своих охотников, но и вообще почти всех охотников Томской области.

Все дни, пока мы были заняты стройкой, собаки до хрипоты облаивали белок, которых было в этом сезоне много, так как удался богатый урожай кедрового ореха. Все гривы были усыпаны сухими шишками с вкуснейшими орешками. Мы набрали себе крупных, отборных шишек, заполнив ими все освободившиеся мешки, чтобы щёлкать долгими вечерами. Глядя на нас, собаки быстро научились разгрызать шишки, доставая из них вкусные орехи. Щёлкать орехи, как мы, они не научились, но разжёвывали их со скорлупой, при этом смачно причмокивая.

В конце концов стройка и благоустройство в избушке и около неё были завершены, ну а мы переключились на промысел. У напарника две собаки – кобель Цыган и сука Белка, обе взрослые и рабочие. Белку искали, но до тех пор, пока не попадался следок соболя. Если уж они взяли след, то обязательно отыщут его, работая в паре.

У меня одна собачка – Жучка. Была рабочей, но четыре года просидела в вольере и почти всё забыла. Однако при таком обилии белок то она находила их, то я замечал либо саму белочку, либо посыпавшуюся кухту. Вот так вместе и добывали, причём неплохо добывали.

Мы с напарником выходили на промысел с рассветом, возвращались с фонариками, а уйти удавалось от избушки 4–5 км, не более. Белки много, но она жирная, тайкая, и приходилось, чтобы не терять много времени на её обнаружение, стрелять из мелкашки по середине ствола, пулька рикошетила и выпугивала белку, следующий выстрел был по головке, чтобы шкурка была без дефекта. Острым ножичком быстро снимали шкурку, первые 2–3 тушки отдавали собакам, а остальные приносили в избушку на корм собакам и на приманки для соболей.

Так продолжалось дней пять, пока не произошло ЧП. 26 октября я с мелкашкой вернулся в избушку раньше напарника. Разжёг костёр, повесил над ним ведро с тушками белок для собак. Вот появился чёрный кобель Константиновича, значит и хозяин недалеко. Цыган подошёл к своей будке, облизал шерсть и свернулся калачиком, ожидая заслуженный ужин.

С края гривы напарник крикнул: «Кобель там?»

Меня насторожил его голос, какой-то необычный, хриплый, я в ответ спросил: «Что случилось?»

«Сейчас болотце перейду, расскажу», – ответил он.

Но, подойдя к избушке, Константинович молча скинул рюкзак, поставил к стенке ружьё «Белка», снял с гвоздя под навесом длинную цепочку для собаки, связанную из нескольких цепочек от капканов, сложил цепь вдвое, сгрёб за шиворот своего кобеля и со всей силушки начал охаживать его. По спине, по заднице, куда попадал. А отсутствием силушки напарник не страдал – высокий, широкоплечий, стройный, ничего лишнего, одни мышцы.

От страшной боли кобель орал на всю округу, извивался, даже обкакался, но не посмел укусить держащую его руку хозяина. Видя, что так недолго и рёбра псу переломать, я вмешался и кое-как остановил разбушевавшегося напарника.

«За что ты его так?» – спросил я.

«Он меня чуть не скормил медведю, знает, за что!» – последовал ответ.

Больше я не лез с расспросами, зная, что он расскажет сам, когда немного успокоится. Так и получилось. В избушке Константинович переоделся, развесил сырую одежду вокруг печки, выпил горячего крепкого чая и стал рассказывать. Собаки находили белок одну за другой, и до обеда он смог обойти около трёх километров. Быстро вскипятил чай, попил его и пошёл белковать дальше. В кедраче и днём-то сумеречно, а к вечеру стало темнеть. Собаки облаивают очередную белку, она затаилась, нужно спешить. Константинович вынул из гладкого ствола «Белки» пулевой патрон, положил в карман суконной куртки, вложил патрон с дробью «девяткой», поднял ружьё, чтобы из мелкашки выпугнуть белку, выстрелив по стволу дерева, а дробовым зарядом добыть её.

Вдруг справа сзади послышалось какое-то сопение. Оборачивается, на него метрах в десяти бежит медведь. Представьте себя на его месте. Охотник стоит спиной к зверю, ружьё поднято вверх. Говорит, что в голове мгновенно пронеслось: «Вот и всё, конец пришёл». В стволе патрон с «девяткой» и беличьим зарядом, пулевой патрон в кармане, перезарядить не успевает. Нож с патронташем под курткой, хотя я советовал ему осенью носить нож сверху, но напарник отшучивался, дескать, до сих пор медведь не съел за столько лет, и теперь не съест, не съедобный он для него.

Перехватив левой рукой «Белку» с цевья за ствол, Константинович, развернувшись с полуоборота, выставил его перед собой горизонтально, защищаясь от медведя, и закричал, что было силы. Зверь, нападая молчком сзади, рассчитывал на внезапность, а увидев и услышав, что он обнаружен и жертва не собирается сдаваться, растерялся и остановился в прыжке от охотника, сорвав при торможении мох под лапами. Оскалился, глядя исподлобья, и глухо зарычал.

Не успев придумать в этой ситуации ничего лучшего, Константинович решил выстрелить беличьим зарядом медведю по глазам, а там будь, что будет. Но произошла осечка! После громкого щелчка у зверя сдали нервы, и, развернувшись в прыжке, он побежал обратно по своему следу. А Цыган за ним сзади, молча и мирно проводил его метров пятьдесят и как ни в чём не бывало подбежал к кедру, на котором сидела белка. Хозяин сгоряча хотел там же пристрелить кобеля, но вовремя удержался, так как сука одна, без кобеля, не работала по соболю, только вместе. Поэтому смертная казнь за предательство была заменена на порку цепью. И кобель долго ещё ощущал боль во всём теле, с трудом поднимаясь по утрам.

На следующее утро мы с Константиновичем, вооружившись двуствольными ружьями крупных калибров, у меня 12-й, а у него 16-й, оба «ижевки», пошли разбираться с медведем. Вот он ровно, как по компасу, вышел к тому месту, где Константинович разводил костёр и пил чай. Я научил его использовать для костра сухую кору осины, её и рубить не нужно, о колено наломал, сложил колодцем, поджёг берестянку, и за считанные минуты чай готов. Горит кора жарко, её вполне хватает, чтобы согреться, вскипятить чай и немного передохнуть. Константиновичу так это понравилось, что он стал специально искать только кору осины, причём при этом ставил ружьё у тропы, а сам ходил в сторону метров за 30–40 и там разводил костёр. На его счастье, медведь вышел к кострищу чуть позже чаепития. А если бы в тот момент, когда ружьё стояло у тропы?! Пришлось бы просить зверя, чтобы кинул ружьё охотнику! Осознав, чем бы всё могло закончиться уже здесь, Константинович пообещал клятвенно, что впредь будет ставить ружьё только у костра.

Прошли до места вчерашнего нападения. Вот, укрываясь за выворотнем, медведь потоптался, встал на дыбы, оставив на снежной шапке выворотня следы передних лап, осмотрел, обнюхал человека, оценил ситуацию и сознательно напал на него. У зверя была возможность тихонько и незаметно уйти, удовлетворив своё любопытство, если бы им двигало только оно. Или рявкнуть, пугнуть охотника, чтобы убирался с его участка. Странно, что же при таком обилии корма заставило зверя напасть на человека? И напал умно, неожиданно, сзади и накоротке, имея все шансы на успех. Да, не на того напал!!!

Следы некрупные, правильные, опирался на все четыре лапы, не прихрамывал, значит, лапы были целые. Проваливался в снег средне, не очень жирный и не худой, иногда останавливался, чтобы перекусить шишками. Причём ел только крупные, самые вкусные.

В это лето в районе как раз недалеко от нашего охотничьего участка работала геофизическая партия, туда часто летал вертолёт, может, они ранили зверя?

Вот мы вышли на свежие, утренние следы медведя. Собаки Константиновича не обращают на них никакого внимания, словно их нет вообще. Бегают недалеко от нас, что-то нюхают, делают вид, что ищут белок, но почему-то не находят их, видимо, понимают, что сейчас мы пришли не белковать. И моя собачка Жучка, которая четыре года назад, будучи первогодкой, загоняла на деревья двух росомах, тоже оказалась безразлична к следам медведя. Не боялась, не жалась к нам, но держалась постоянно в поле зрения.

Да, дела… Как же нам добыть шатуна? Отпускать всё на самотёк нельзя, если позволить медведю ходить по участку, то в другой раз он может напасть изощрённее и по одиночке переловить нас. Значит, без вариантов, надо добывать. Но как? Это не глупый заяц, которого легко подстрелить. Хоть бы собаки как-то помогали, но они вообще никак.

Делать что-то надо, решили спровоцировать медведя на нападение на живца – по переменке то я, то Константинович идём впереди в качестве живой приманки, а второй метрах в десяти сзади. У обоих ружья наизготовку, с пулями в стволах, на предохранителях, только двинул вперёд и стреляй.

Быть живцом, скажу вам, не очень приятно, хотя не обязательно зверь решит напасть на переднего, может, снова рванёт сзади?

Поэтому нам обоим, идя по свежайшим следам медведя, приходилось соблюдать предельную осторожность, особенно когда впереди завалы, выворотни, чаща, обращать внимание на любую мелочь, чтобы успеть среагировать на нападение.

Вот мы выходим на наши следы, затоптанные шатуном, он начал кружить, чтобы рассмотреть, обнюхать нас и оценить степень опасности для себя. Одного круга ему показалось мало, сделал ещё пару кругов, поняв, что охотников двое и они осторожничают, на них напасть неожиданно не получится, боязно. Но он понял и другое, что эти два настырных человека не отстанут от него, и решил оторваться от нас, уходя на северо-восток ровно, почти по прямой. Иногда останавливался, слушал, идём ли мы следом. Охота на живца не увенчалась успехом.

Мы развели костёр, попили чай и продолжили тропление. Дело к вечеру, начинает темнеть, а медведь завёл нас в такой густой пихтач, что ничего не видно и в двух метрах, стало опасно идти дальше. Пришлось бросить преследование и возвращаться к зимовью. Благо, что второе находилось примерно в трёх километрах. В нём было оставлено всё необходимое для ночёвки, да и мы с собой взяли продукты в достатке. Заночевали уставшими, злыми и растерянными. Да ещё погода изменилась кардинально – небо капитально затянуло, пошёл снег. И его может сразу навалить столько, что собаки «поплывут» и не смогут работать по соболю.

Долго думали, что делать. Мы штатные охотники, нам дан план по добыче пушнины, и его нужно выполнять. А поэтому хочешь-не-хочешь, а придётся продолжать промысел, и пороша вовремя: прикроет сплошную сетку следов, завтра будут только свежие.

Напарник согласился, не на прогулку приехали, нужно работать. И что, будем ходить вдвоём? Что тогда добудем? Любой промысловик понимает, что тогда добыча будет вдвое меньше, да и что это за охота? Только любители могут позволить себе ходить вместе, а нам надо зарабатывать что-то, дома ждут семьи, их нужно кормить.

Решили ходить по одному, как и начинали промышлять, каждый по своим путикам. Но соблюдать предельную осторожность, быть внимательным ко всему, приглядываться, прислушиваться. Часто кедровки, таёжные сплетницы, предупреждают своих подруг по птичьему телеграфу о бегущем соболе или идущем звере и этим помогают охотникам.

Договорились о сигналах. Если один выстрел, а через 3–4 секунды второй, то это вызов напарника. Времени между выстрелами вполне достаточно для того, чтобы сориентироваться. В таком случае нужно бросать всё и немедленно идти к напарнику на помощь.

Начались напряжённые промысловые будни. Труд охотника сам по себе никогда не считался лёгким. Чтобы добывать, нужно выкладываться. Устаёшь физически, но в нашей обстановке больше выматывало постоянное напряжение от ожидания нападения шатуна. Если впереди у тропы выворотень или большая валежина, а в тайге много и тех, и других, то приходится брать ружьё наизготовку, а в сумеречное время ещё и обходить за 4–5 метров: вдруг зверь затаился там.

Когда стреляешь из ружья белку или птицу, то из левого ствола вынимаешь пулю и после выстрела вставляешь пулевой патрон. В правом же стволе пулевой находится всегда. Вдруг медведь придёт на лай собаки и выстрел и нападёт сзади?

Кстати, частая стрельба только из левого ствола чуть не сыграла со мной злую шутку – пуля в правом стволе от отдачи раскачала оплавленный край самозарядной полиэтиленовой гильзы, вышла из патрона и стала продвигаться по стволу всё ближе и ближе к его срезу. Мне повезло, что после снегопада я решил продуть стволы от попавшего в них снега, а из правого ствола снег не выпал. Глянул в ствол, а там темно, а в патроне нет пули. Пулю выбил из ствола, помучился, конечно, но выбил. Вот тогда мне по-настоящему стало страшно. Если бы медведь напал на меня в тот момент, то выстрел из правого ствола в лучшем случае оказался бы затяжной, неудавшийся. В худшем – к этому бы добавился разрыв ствола, и я встречал бы разъярённого зверя цветочком, получившимся из ружья. Что последовало бы дальше, нетрудно представить – далеко не дружеские объятия с непредсказуемым результатом.

С тех пор я навсегда научился каждый вечер продувать каналы стволов и проверять пулевые патроны, перед каждым сезоном заряжать свежие патроны.

В эту осень ружья нам стали роднее жены. Одно ружьё всегда стояло у двери, протяни руку и достанешь. По нужде ли выходишь, за дровами, по воду – с ружьём на плече. На ночь заносили его в избушку и клали на нары под рукой, а то окошко сделали немаленькое, затянули полиэтиленовой плёнкой, и в него запросто может пролезть голова медведя или лапа, чтобы поздороваться. И это не трусость, а предусмотрительность, она в тайге никогда не лишняя.

Хочу поделиться своим опытом, как я решил вопрос с оружием. Ходить без ружья, когда где-то рядом бродит шатун, бесспорно, верх безумия и равно самоубийству, хочешь жить – носи его и молись, чтобы не подвело в нужный момент. Но и без мелкашки тяжело, часто белка сидит рядом, и её бы из тозовки щёлкнуть, а её нет. Приходится отходить, чтобы не разбить белку из ружья, она, испугавшись, взлетает на вершину дерева и затаивается, тратишь время, патроны на её выпугивание и добычу. Ружейных патронов мы брали всего по сотне, рассчитывали не на экстремальную, а на обычную охоту, и пришлось каждый вечер заряжать патроны, а это неудобно и большой расход боеприпасов, 12-й калибр не 32-й.

И ходить с двумя ружьями на плече тоже морока, они бьются друг о друга, оттягивают плечо. Носить мел кашку за спиной с ремнём через плечо тоже неудобно.

Поэтому после первого же дня ношения двух ружей вечером в избушке из запасного топорища я смастерил самодельное цевьё для мелкашки с откидывающимся в сторону прикладом. Благо такой опыт у меня уже был, я делал такой раньше, поэтому взял с собой форточный шарнир, за шейкой приклад перепилил поперёк и соединил с помощью шарнира. Фиксировался такой приклад с помощью крючка на тугой резинке. Для переноски, как у десантного автомата, складывал у мелкашки приклад и ставил её в рюкзак, там она не мешала при ходьбе. При необходимости приходилось всякий раз снимать рюкзак и вынимать её, но это мелочи, зато она намного облегчила промысел и улучшила качество шкурок, а также сократила расход дробовых патронов. Кстати, тозовка с этим откидным прикладом так понравилась мне, что я проходил с ним все последующие семь сезонов, пока наш Верхнекетский КЗПХ, в 1995 году переименованный в акционерное общество, в 1998 году не прекратил своё существование.