Текст книги "Истории иркутских охотоведов. 50 лет вместе. Том второй"

Кретинин Василий Константинович

Кретинин Василий. Апрель 1973 года. Фото И. Вохрамеева

Поступил в ИСХИ в августе 1972 г. 2-я группа

Окончил ИСХИ в сентябре 1977 г.

Работал в Большемуртинской РЗК.

Воспоминания

Жуков А. А.

Встретился я с Василием в Красноярском крайпотребсоюзе случайно и незадолго до его трагической, случайной и нелепой смерти. В то время я собирал материалы по экономике северных промхозов Крайрыболовпотребсоюза в Красноярском крае. А Большемуртинский район относился как раз к Крайпотребсоюзу. Именно поэтому я появился в этой организации совершенно случайно. Сейчас я, конечно, не могу вспомнить конкретную причину но это в данном случае и не важно.

Поскольку встреча произошла неожиданно, а времени у нас было не так много, мы только высказали радость от встречи друг с другом, обменялись телефонами и разбежались каждый по своим делам.

Через какое-то время мы созвонились, поговорили о делах своих житейских, рабочих, о прочих заботах и договорились регулярно созваниваться. Василий пригласил меня к себе в район на охоту, но у меня по времени так и не получилось к нему приехать.

Мы ещё несколько раз пересекались с ним в Красноярске, но всё время на бегу. Ко мне домой он не приходил, всегда приезжал с оказией по делам и только на день.

Созванивались часто. Вот в один из таких телефонных звонков он и пригласил меня вместе со всей семьёй на свой день рождения, по-моему, был юбилей. Мы с удовольствием приняли приглашение и честно планировали приехать.

Но когда надо было покупать билеты, неожиданно заболели дети и супруга категорически отказалась ехать куда бы-то ни было. Ну, а один я тоже не поехал.

Я предупредил Василия, что мы не приедем, и мы договорились, что как только дети поправятся, то в любое удобное время мы к нему приедем в гости и отметим его день рождения позднее.

На следующий день после дня рождения я позвонил ему на работу чтобы передать поздравления по телефону но услышал историю о случившейся трагедии.

Более подробную информацию я получил из газетных сообщений. Произошло массовое отравление трупным ядом, ему залётные «рыбаки» продали двух снулых осетров.

Это всё, что мне удалось вспомнить.

г. Санкт-Петербург, 22 декабря 2021 г.

Крицкий Анатолий Дмитриевич

Фото автора

Родился 2 июля 1951 г. на станции Горхон в Заиграевском районе Бурятии.

Служба в СА с 13 ноября 1969 года по 20 ноября 1971 года в Центральной группе войск в Чехословакии.

В 1972 году поступил в ИСХИ на факультет охотоведения, в первую группу.

В 1977 году учёбу закончил.

С 1 ноября 1977 г. устроился на работу в госпромхоз «Чикойский» начальником Кяхтинского производственного участка и проработал в этой должности до 25 ноября 1982 г.

С 9 декабря 1982 года устроился на работу в Кабанский коопзверопромхоз инженером-технологом. 21 октября меня перевели на должность старшего охотоведа. В этой должности проработал до 30 июня 1998 года.

После увольнения из коопзверопромхоза, 27 июля 1998 года был поставлен на учёт в Центр занятости. Пробыл безработным до 27 июня 1999 года.

Вновь вернулся к трудовой деятельности 26 ноября 1999 года в должности Генерального директора ЗАО «Кубанский промысловик». На этом предприятии проработал до 20 июня 2011 года.

Ушёл на заслуженный отдых (пенсионер) со 2 августа 2011 года.

Женат. Две дочери, три внучки и два внука.

Когда цветёт папоротник…

В 80-х годах прошлого века я работал старшим охотоведом в Кабанском коопзверопромхозе в Бурятии. Среди прочего наше предприятие занималось заготовкой папоротника-орляка для экспорта в Японию, поэтому весь июнь я обычно проводил на заготовках. Но наступили девяностые – и всё стало разваливаться, так что в 1994 году заготовку папоротника отменили, и у меня неожиданно образовалось много свободного времени в начале лета. Нужно было сделать хоть что-то полезное – поэтому я взял лицензию на заготовку пантов изюбря.

Три раза мы с напарником ездили на солонец, но неудачно. Июнь выдался на редкость дождливым, срок окончания лицензии неумолимо приближался, а изюбри бегали где-то по лесам и к солонцу выходить не спешили.

Шестого июля мы решили в очередной раз попытать счастья. Поехали на ГАЗ-69 по реке Сухой, разбили лагерь и к вечеру пошли на солонцы. Я решил дойти до солонца на увале. Иду от лагеря и намётанным глазом замечаю заросли папоротника в небольшой лощинке у подошвы увала. Конечно, в начале июля папоротник уже перерос и для сбора не годился, но я всё равно машинально отметил, что мощные растения метровой высоты буквально заполонили собой лощинку.

Я дошёл до солонца – он был организован на увале, поэтому, в отличие от обычного лабаза на дереве, ждать зверя пришлось на сидьбе – в небольшой ямке, выкопанной у основания огромного кедра. Я сел и приготовился ждать.

Прошло около часа, и на солонец пришла молодая самочка косули. Неторопливо и осторожно подошла она к солонцу, полизала солонец и начала щипать траву. Я надеялся, что она не задержится надолго, и на солонец придёт самец изюбря: судя по хрусту веток, сверху по мысу ходил крупный зверь. Неожиданно налетел порыв ветра, и косуля, видимо, почуяла запах человека. Она встрепенулась, насторожилась и бросилась бежать. Отбежав на небольшое расстояние, косуля начала рявкать и «бякать», предупреждая сородичей об опасности. Я продолжал сидеть возле дерева, надеясь, что испуганное животное уйдёт, и я смогу-таки дождаться настоящей добычи. Однако упрямая косуля сделала большой круг и подошла к солонцу с другой стороны. Время близилось к полуночи, и я понял, что ждать больше нечего и пора возвращаться в лагерь.

Ругая про себя упрямую косулю, я начал медленно спускаться с увала к реке. Уже совсем стемнело, так что шёл я осторожно, на ощупь ступая по неровному склону. Вот и лощинка с папоротником, которую я заприметил вечером. Но что это?! Я не поверил своим глазам: в черноте папоротниковых листьев сияли тысячи, сотни тысяч ярких огоньков. Я машинально взглянул на часы – было начало первого. Сегодня же ночь на Ивана Купалу, когда, по преданиям, в лесах цветёт папоротник! Колдовская полночь, лес и море огненных цветков – и всё это я вижу перед собой. Я не особо верю во всякую чертовщину, но в тот миг в голове сами собой стали всплывать старые легенды о нечистой силе, которая всегда охраняет цветущий папоротник. Я прислушался – тишина, только сверху от солонца слышно «бяканье» бдительной косули. Знакомые звуки материального мира и никаких следов нечистой силы. Но цветущий папоротник – вот же он, переливается таинственными сполохами!

Я подошёл поближе и протянул руку к огоньку. Светящийся «цветок» сорвался с листа и упал мне на ладонь. Да это же светлячки! Мириады светлячков светились яркими огнями, переползая с листа на лист. И что особенно удивило меня – светлячки были только на папоротнике, вся остальная трава казалась чёрной, там не светилось ни одного живого огонька. Вот и разгадка таинственных огненных цветков папоротника, которые удаётся увидеть лишь немногим.

Я достал из кармана коробок, высыпал спички в карман, поймал несколько светлячков и посадил в коробку. На ладони пойманные насекомые продолжали светиться, а в коробке (видимо, оскорблённые таким бесцеремонным обращением) медленно тускнели и превращались в обычных невзрачных насекомых. Когда я вернулся в лагерь, светлячки уже не светились. Они сердито копошились и шуршали в коробке. Я решил оставить их «в заточении» до следующей ночи – вдруг они снова начнут светиться. Тем временем я разжёг костёр, вскипятил чайник и стал ждать напарника. Он вернулся к утру – и тоже с пустыми руками.

Мы решили остаться в лагере до следующего вечера и снова сходить на солонцы. Однако после обеда погода испортилась, зарядил дождь, и нам пришлось выезжать домой. Светлячков я перед отъездом выпустил – пусть и дальше светятся в лесу живыми огоньками.

До середины июля так и не распогодилось, так что больше нам на солонец в то лето съездить не удалось, а лицензия наша пропала.

С тех пор прошло больше четверти века. За эти годы я ещё не раз охотился на солонцах. Иногда удача была на моей стороне, иногда больше везло зверю. Но именно та «неудачная» охота в ночь на Ивана Купалу вспоминается мне чаще всего. Закрою глаза – и перед глазами снова встают чёрные заросли папоротника, сияющие бесчисленными огненными «цветками»…

село Кабанск, 2022 г.

Леверьев Егор Алексеевич

Фото автора

Хроника моей маетности

По окончании учёбы, сборов военной кафедры, пришёл я в Минсельхоз Якутии, отдел охотничьего и рыбного промыслов.

Разумеется, мечтал быть направленным в северные районы, где наш брат охотовед имел, так сказать, общественно-социальное значение, как говорил Аркадий Райкин, относился к категории «уважаемых людей». Дело в том, что в центральной Якутии охотовед совхоза выполнял функции скорее только приёмщика пушнины, а в остальное время становился обычным рабочим совхоза, чаще всего попадал в распоряжение какого-нибудь бригадира полевых работ, а то и на ферму, коровам хвосты крутить.

Но в северные районы попадали или удачливые, или имеющие какие-то связи, знакомства. И был я направлен в Верхне-Вилюйский район, охотоведом совхоза «Верхне-Вилюйский», тогда довольно крупного предприятия.

Началась обычная скучная жизнь, так сказать маетность, летом мне было велено идти в распоряжение агронома, но я благополучно просачковал, а тут вдруг совхоз разделили надвое, и я решил перебраться во вновь образованный, благоразумно решив, что там мне будет лучше. Новый совхоз располагался далеко от большой реки Вилюй, в 100 км, и никакой агрономии там не было, охота же занимала важное место в его хозяйственной деятельности.

Ну, описывать все тамошние дела скучно, неинтересно, потому остановлюсь на некоторых…

Основным видом заготовок была ондатра, мы давали почти треть плана района по заготовкам пушнины, соболя было мало, да и по тем временам охотники не имели желания гоняться за ним, добудешь или нет, неизвестно, а тут надёжный заработок, да и ценилась тогда ондатра, не то, что сейчас.

Была звероферма с серебристо-чёрными лисами, небольшая, голов 100 основного поголовья, зверовод, Семён Ефимов, человек своеобразный, но честный трудяга. У него, кстати, во дворе стояли довольно дефицитные тогда мотоциклы, снегоход и что-то ещё, стояли в ящиках и, видимо, долго, поскольку резина уже полопалась, кое-где краска облупилась, но абсолютно нетронутые. На мой вопрос, почему не ездит, молчал, а почему не продаст, отвечал скупо – «пусть стоят».

До меня пушнину принимали по старинке, неторопливо сортировали, по рассказам, важно и очень долго щёлкали на счётах, в день пропускали от силы 2–3 человек. А меня сортировке научила старая приёмщица, Раиса Васильевна, которая, кстати, работала даже на Иркутской ПМБ, многих приёмщиц знала. Она показала, как быстро раскидывать ондатру по ящикам, по сортам, размерам, дефектам где-то больше десятка ящиков, потом просто пересчитывать их, и все дела. Кроме того, я ещё в Иркутске купил редкую по тем временам машинку, электронный калькулятор, и на глазах изумлённых охотников за считанные секунды начислял причитающиеся суммы.

Постепенно авторитет мой, или по нонешним выражениям рейтинг, рос, а потом я провернул одну операцию, которая в глазах и охотников, и населения мой рейтинг подняла ещё выше.

А дело было так. В то лето выпало необычно много осадков, все луга и покосы затопило, и на вертолёте прилетела внушительная правительственная комиссия во главе с председателем Правительства Якутии Петровым Иваном Ивановичем. Ну, разумеется, воду они куда-нибудь скачать не могли, но отчёты, конечно, сделали, потом собрали работников совхоза, и Петров попросил задавать вопросы, просьбы… Народ оробел, все молчали, и, когда они начали собираться завершать собрание, я нагло вскочил и попросил слова.

Районное руководство и секретарь парткома совхоза напряглись, но я обратил внимание председателя правительства на природные условия, сравнил их с северными, особенно Колымскими, и попросил выделить десяток снегоходов «Буран» для промысла ондатры. Дело в том, что, если помните, в те годы всё было по разнарядке, распределению, лимитам, квотам и т. п., а снегоходы полагались только северным совхозам.

Видя, что важный начальник утвердительно кивнул, попросил занести мою просьбу в протокол, что и было сделано.

Зимой, во время командировки в Якутск, я зашёл в Дом правительства и попёрся в кабинет председателя правительства, но был решительно отметён секретаршей. Всё же я дождался обеденного перерыва и, когда товарищ Петров вышел из кабинета, несмотря на яростные наскоки секретарши, напомнил о себе и о злосчастном совхозе. На моё счастье, у него как раз был руководитель республиканской сельхозтехники Белослудцев. Петров тут же повелел ему выделить совхозу десять снегоходов, тот возразил, что в наличии только шесть, но и этого было с избытком. Я погрузил их на самосвалы и благополучно привёз, один сразу забрал себе (я его потом угробил по глупости), а остальные пять раздал лучшим охотникам бесплатно, как рабочий инвентарь.

Население Вилюйских районов отличается одной особенностью: они не очень охотно воспринимают чужаков, то есть не только приезжих из других регионов, но и якутов из других районов не считают своими, поэтому круг общения у меня был не велик. Охотники, как правило, были людьми, в основном, старшего возраста, а остальные вообще со мной не общались, поэтому я сблизился с Колей Московкиным, из кубанских казаков. Он тоже страдал от одиночества, хотя был женат на местной женщине, ну и были там ещё несколько человек, приезжих.

Развлечений практически не было, крутили старые фильмы в клубе, телевидения не было. Потом меня командировали в Якутск для доставки телетранслятора, с чем я успешно справился, привёз на Ан-2, причём мачту для неё пришлось пилить ножовкой, т. к. не помещалась в салон самолёта.

В конце концов я решил переехать куда-нибудь, потому обратился в Охотуправление республики, и в 1982 году поступило предложение на перевод к ним. На мою удачу старший охотовед Управления Девяткин, охотовед выпуска начала 60-х, уволился из-за конфликта с руководством Управления. Начальником Управления был тогда Упхолов П. М., один из лучших руководителей на моей памяти, бурят, до этого он занимал должность заместителя Председателя Правительства Якутии.

Жилья не было, и я жил у сестры, а как руководство решило проблему моего трудоустройства, я не знаю, хотя догадываюсь, что дело было в особом положении ведомства, в Якутии охота имеет несравнимо большее значение, чем в других регионах страны. Кстати, и с квартирой через год решили таким же образом – я получил освободившуюся трёхкомнатную, правда, в деревянном, частично благоустроенном доме.

В те года штаты не были так раздуты как сейчас, и я фактически справлялся один с работой, которую в настоящее время исполняют целые Департаменты… На мне были: все учётные работы, вся заготовка продукции охотничьего промысла, все отчёты, текущая переписка, я курировал 11 районов по деятельности охотничьего надзора, начисления премий и вознаграждений за вскрытие нарушений Правил охоты, вопросы охотничьего собаководства. Кроме того, мне, как молодому, приходилось постоянно бывать в командировках по разборкам и другим вопросам. В иные годы у меня авианалёт составлял более 200 часов. Это и авиаучёты копытных, и авиаотстрел волков, и контроль за авиаотстрелом диких северных оленей, и т. п.

Вся работа выполнялась при отсутствии компьютеров, вычислительной техники, а главное при отвратительной связи. Проводной связи с дальними районами нет и поныне, а в те года это было сущим наказанием. А ведь надо было представлять отчёты в срок, если помните, за искажение статистической отчётности могли и привлечь. Иной раз целыми днями сидел за телефоном, стараясь через коммутатор связаться с северными районами, а я ведь был не один, аппарат был нужен всем, в общем как вспомнишь, так вздрогнешь. Но ничего, справлялся.

Помимо настоящих отчётов, Обком КПСС требовал еженедельно ожидаемое выполнение плана заготовок, что приводило меня в полное недоумение, при этом приходилось долго ожидать разрешения на то, чтоб пропустили для предоставления столь «необходимой» информации.

Помню, как-то инструктор Обкома куда-то отлучился, и я взглянул на единственную бумагу, что лежала под стеклом у него на столе, так там был только график отоварки ответственных работников Обкома в спецмагазине для снабжения дефицитными продуктами. Я потом как-то зашёл в этот магазин, он находился за кинотеатром, старое одноэтажное здание, где сидели две скучающие тётки. На полках не было ничего, несколько дешёвых банок рыбных консервов, соль и что-то ещё такое. А закрома Родины, видимо, были надёжно упрятаны от народа в подсобках, но ведь народ и партия тогда, судя по лозунгам, были едины. Может, потому в конце 80-х, когда у партии был кризис, народ не кинулся её спасать?

Особо отмечу проведение Зимнего маршрутного учёта, который достаёт нас и по сию пору. Эти работы у нас должны были проводить совхозы, а они относились к ним абсолютно наплевательски, ведь никто не мог лишать их за это квот, лимитов – выполнение планов было делом священным. Мер воздействия за непроведение учётных работ не было никаких, потому то, что поступало, причём всегда с опозданием, качеством не отличалось. К тому же начальник Якутского отделения ВНИИОЗа, товарищ Поляков, тоже, между прочим, охотовед образца начала 60-х, всегда подводил, так как обработку и предоставление материалов обеспечивал только к июню, а Главохота требовала данные к концу февраля. Года два я получал выговора, лишение премий, и мне это надоело.

Один из старых охотоведов, покойный ныне Гурьев, со смехом сказал мне, что всё это туфта, надо просто взять стат. бюллетень и тупо умножить данные по заготовкам на 3, вот и всё. Но ведь надо было ещё и данные этих злосчастных учётов подогнать. Я обратился к заместителю начальника Управления Сантаеву В. Г. с просьбой дать мне возможность дома за две недели подготовить отчёт по ЗМУ для Главка. Он, конечно, согласился, за отчёты он тоже нёс ответственность, и я начал выдавать абсолютные цифры, например, что в Якутии на момент учётов 668983 горностая. И так по всем видам. Сантаев с изумлением спрашивал – откуда столь точные сведения? На что я невозмутимо отвечал, что всё точно, всё подсчитано. А насчёт того, что могут проверить, отвечал в духе Ходжи Насреддина, что к тому времени или осёл подохнет, или Падишах умрёт. Лето может быть удачным, и звери расплодились, или было большое наводнение или большой лесной пожар, что повлияло на снижение численности. И что характерно, из Главка посыпались благодарственные письма за своевременное и точное проведение учётных работ.

Надо отметить, как я ранее упоминал, что Охотуправление было на особом счету в республике, и работали рядом со мной непростые парни. Я имею в виду молодых, из так называемой «золотой молодёжи», образование у них было не специальное, один зоотехник, другой со среднеспециальным по лесу, третий с чем-то подобным. Был сын директора мясокомбината, знаковая должность в советское время, был сын председателя пригородного совхоза, женщины, орденоносца, бессменного депутата Верховного Совета, племянники секретарей Обкома. Само собой разумеется, нужна при этом рабочая лошадка, а у меня, к моему сожалению, не было ни влиятельных родственников, ни других важных связей. До сих пор удивляюсь, как это мне удалось пролезть сквозь игольное ушко блата, сквозь столь тщательное сито отбора и сохраниться в блатной сфере.

Один из сынков даже умудрился во время браконьерской охоты на лося попасть в крупную неприятность: случайно, приняв на сильном морозе в тумане машину за лося, застрелил водителя насмерть, и его отмазали, отделался условным сроком. Посадили водителя Медкова, который был с ними и которого уговорили принять всё на себя. Впрочем, он отсидел где-то года 3–4 и вышел по УД О. А если бы это был я?

Поскольку я был специалистом, старшим охотоведом Охотуправления, мне улыбались и старались водить знакомство и сотрудники МВД, и прокуроры, и судьи и т. п., но друзья у меня были все простые люди, водители, строители. Проблем с разрешительной системой, медициной, ГАИ у меня не было, вот я и помогал им в решении всяких житейских проблем.

Помню, как-то был командировке, провёл лето в оленеводческой бригаде, в горной тундре, со мной был студент практикант-зоолог, кстати, он сейчас крупная величина, учёный-секретарь или директор Института биологических проблем криолитозоны, по-простому института биологии Якутии.

Когда я представился тогда председателю райисполкома Кайгасову и попросил его помочь с продуктами на лето, то он заявил, что ничего не надо, надо только побольше водки, но при этом предупредил, чтобы сразу не давать, иначе будут неприятности. Я купил канистру на 10 литров и наполнил её, сверх взял ещё пару бутылок, и на вертолёте мы сели в голой тундре.

Оленеводы, эвены, жили, кочевали по этим голым землям сотни, тысячи лет, и с тех пор практически в их укладе жизни мало что изменилось, разве что вместо жилищ из шкур стали использовать палатки, железную утварь. Советская власть помогала с ветеринарной обработкой, да дрова на вертолётах разбрасывала по пути запланированных маршрутов стада. Иногда, во время выборов, кое-что выпадало и им.

В общем, бесхитростные люди, живущие своей жизнью. Кстати, зная о том, что у меня в палатке полно водки, они ни разу не покусились на неё, хотя по вечерам, когда я понемножку выдавал им, с радостью выпивали.

Среди них был один даже беглый уголовник, дюжий мужик, тоже такой же работяга, по-видимому, севший по пьянке. Но там, в тундре, никому до него не было дела.

Командировок было много, все их и не упомнишь. Несколько лет подряд почти всё лето проводил в Арктике, на побережье, во время проведения авиаучёта диких северных оленей в качестве представителя Охотуправления. Основной моей заботой было обеспечение работы самолёта. Всё зависело от погоды.

Квартировали мы в гостинице посёлка Тикси. Население там жило, в общем, неплохо, снабжение в те годы было прямое из Питера, т. е. из Ленинграда, по северному морскому пути. Даже сено для коров завозили, кажется, из Мурманской области. Работал морской порт союзного подчинения, действовала военная авиация плюс пограничная служба. Сейчас, благодаря военно-стратегическому значению северного морского пути, порт опять возрождается.

В те годы заработок человека сильно зависел от того, в какой отрасли народного хозяйства он трудился. Порой бывало так, люди сидят в одном кабинете, а северные коэффициенты к заработной плате получают разные. Если ты работаешь в сельском хозяйстве – коэффициент 60 процентов, если в ЖКХ и т. п. прочих отраслях, то 80 процентов, а если в морском порту или связан с военными, начисления составляли 100 процентов.

Так вот, летали мы там подолгу, «Аннушка» без посадки могла болтаться 8–9 часов, а вот по закону подлости, как только возьмёшь с собой еду и питьё – нелётная погода, и так постоянно. Один раз с нами напросились две женщины, художницы из Прибалтики, по-моему, из Эстонии, но они горько об этом пожалели, наверно, до сих пор кошмары снятся. Только взлетели, им стало дурно, так они весь день просидели в полуобморочном состоянии, открыв рты и опустивши руки долу. А я любил спать под рёв моторов, честно предупредив учётчиков, что моя обязанность в обеспечении полётов и никак иначе.

Основными специалистами были: прекраснейший человек, Борис Михайлович Павлов, учёный из Норильска, представитель Главохоты – Размахнин, обладавший невероятным басом, два брата Блохины, орнитологи из Центро-учёта, кажется, забыл точное название ведомства, но оно относилось к Главохоте, и я ещё подключал охотинспектора района, вместо себя.

Был один комичный случай, связанный с салом. Купили мы в складчину большой кусок шпика венгерского, в Тикси довольно прохладно даже летом, поэтому мы его положили в номере за окно на улицу. Размахнин тогда вежливо спросил, как я отношусь к салу, нет ли каких-либо предубеждений, на что я ответил, что вообще не ем его.

По вечерам все ходили в кино, ну или ещё куда, а я, сославшись на необходимость составления заявок по указанным Павловым маршрутам, оставался в номере и нагло жрал сало с хлебом. Мужики заметили, что сало странно усыхает, и подкараулили меня с поличным, когда я, отрезав шмат, устроился поедать его. Особенно возмущался Размахнин, гудел как орган на всю гостиницу: «Нахал! Наглец!» Ну и всё в таком же духе. Потом, успокоившись, рассказал, что купил и спрятал сало из-за предыдущей его командировки. Потому и спрашивал про моё к нему отношение, а до этого он был в командировке в Дагестане. Егеря там были превосходные люди, но после того, когда он с другими командировочными добыл и съел кабана, они как-то стали сдержаннее и перестали пользоваться общими вещами, даже к дверной ручке привязали верёвку, чтоб не осквернить свои руки прикосновением к «грязным» предметам.

Когда началась перестройка, якуты, как обычно, стараясь быть впереди паровоза, быстро преобразовали Охотуправление в ПО «Якутпромохота», организовав при этом, из 4 районов Центральной Якутии госпромхоз «Головной». Туда меня направили в качестве главного охотоведа. Директором назначили по протекции папаши, директора мясокомбината, его сынка, пустого человека, без образования, но гениального подхалима. Он на дню десятки раз ездил к отцу советоваться, что подписывать, как оформлять и так далее.

Как-то раз, после очередного полёта на отстрел волков, я увидел за водительским рулём человека, очень похожего на Петьку Гамзина. Возможности переговорить не было, я потом навёл справки и узнал, что действительно это он. Нашёл его и спросил, не хочет ли он вернуться к охотоведению, на что Петя с радостью согласился. Устроил я его охотоведом Центрального участка.

Если помните, тогда была установка партии и правительства на самоокупаемость и извлечение прибыли. Так вот, наши экономисты считали, считали и насчитали, что всё охотничье хозяйство убыточно, что прибыль может дать только заготовка леса или грибов. Поскольку рядом с Якутском делового леса не было, а заготовка дров прочно занята другими, оставались только грибы…

Нарисовали планы по заготовкам грибов по 5 тонн на каждый участок. Делать нечего, пришлось давать задание всем участкам по заготовке грибов. Беда в том, что якуты никогда грибами не занимались, никто не знал, как это делается, да и в грибах-то они разбирались, как я в музыкальных нотах, поэтому вся затея с треском провалилась. С горя я пытался организовать заготовку гаммаруса, бормаша, но и это не увенчалось успехом. Начальство рвало и метало, планы не выполняются, премий не видать, и пришлось опять пуститься на хитрость: я велел всем начальникам участков заготавливать ягель для животноводческих ферм. При этом, конечно, заготовить 5 тонн ягеля очень сложно, он ведь почти невесом, потому управляющие совхозных отделений за лицензии на лося подписывали справки о сдаче необходимого количества ягеля. На вопрос генерального директора, где грибы, отвечал, что сданы на фермы. В конце концов, ягель ведь симбиоз грибов с водорослями, нарушений не было, план по грибам был выполнен, хотя ожидаемой прибыли не было.

Года через три произошла очередная перестройка охотничьей отрасли, и мы преобразовались в ПО «Якутпромохота», генеральным директором которого назначили бывшего председателя горисполкома Коркина Ю. С. Хороший хозяйственник, он старался держать разваливающуюся систему на плаву. Используя былые связи, начал строить дома, впервые обеспечив работников хозяйства благоустроенными квартирами, неслыханное по тем временам дело.

Я при нём дорос до заместителя генерального директора, но грянули очередные пертурбации во власти страны, и, как всегда, начали преобразовывать охотничью отрасль.

В 1992 году президент республики Николаев решил организовать концерн, в функции которого входило практически всё: надзор и промысел. Даже лично от руки вписал в функции слово «монопольно», потом под давлением правоохранительных органов слово это замылили. Генеральным директором назначил своего любимца Петрова, директора совхоза из Средне-Колымского района.

Я был членом правительственной комиссии по организации концерна, но, когда стали делить портфели, назначили чуть ли не сторожем, на самую низкую должность. В национальных окраинах всё решает кумовство, клановость, родственные связи, которыми я, увы, не обладал.

Надо мной было 6 начальников, но, когда возникали сложные вопросы, обращались ко мне, на дню поступал десяток записок от разных начальников с требованием решить. Высокопоставленные посетители, снисходительно усмехаясь говорили: «Давай, давай, учи молодых».

Помню, командировал меня гендиректор в Москву, закупать оружие, сказав, что всё решено, договор подписан. Получил я огромную по тем временам сумму, 17 миллионов наличными, и полетел в Первопрестольную.

Оружие я должен был получить у военных, 100 СКСов и 50 боевых карабинов. Одновременно со мной получали оружие работники охраны природы из Ростова, несколько дюжих мужиков на специально оборудованном автобусе, в касках, бронежилетах. Причём получали они всего около двух десятков стволов. Вояки услужливо метались перед ними, предлагая то или иное дополнительное снаряжение, а я стоял как бедный родственник, никто на меня не обращал внимания, ну стоит мужичок, чёрт с ним. Потом, когда они, наконец, удосужились до моей персоны, увидев договор, начали требовать оплату. Когда я молча вывалил из авоськи свои миллионы, они ахнули: «Какая гениальная маскировка!» Время-то было лихое, а я и не думал маскироваться, просто иной возможности не было. Расписку в получении денег дали только на девять с половиной миллионов, на мои претензии возразили, что оружие-то они поставили сполна, как указано в договоре, намекнув, что договорённость с нашим гендиректором была именно такой. Распиливали, конечно, тогда никто не боялся разоблачений, всё делалось в открытую, не зря ведь тогда целые военные округа растащили, к примеру Западную группу войск.

На следующий день я получал это оружие, машины у меня не было, хорошо, что выручили ребята ростовчане, довезли мои ящики до Главохоты, где я их с большим трудом и устроил.

По возвращении, увидев расписку военных, гендиректор Петров начал было предъявлять претензии. Ну, тут я рассердился, схватил расписку и сказал, что иду в РУБОП МВД или КГБ, и разберусь со всеми. Петров тут же начал успокаивать, мол, всё нормально.