Текст книги "Истории иркутских охотоведов. 50 лет вместе. Том второй"

Впереди заиграл белым светом номер мотоцикла. Лужа встретила Лёху, как старого приятеля, восторженным рёвом. «Енота на вас нет», – не оценив лягушачьего гостеприимства, проворчал он, выкатывая мотоцикл на дорогу. Двухколёсный друг не подвёл, завёлся сразу. Всё-таки хорошую технику делали при Советах. Осторожно, ловя колею светом фары, поехал к дороге, идущей в посёлок. В голове шум и тупая боль, приходится постоянно поправлять сползающую повязку. Вокруг глаза с неприятной тугой пульсацией набухал огромный синяк. Зато прекратилось кровотечение из брови. Не доезжая с полкилометра до дороги, остановился. Заглушил мотоцикл, снял повязку. В зеркало смартфона, подсвечивая налобником, осмотрел рану. Неприятно впечатляет. Без швов не обойтись. Полностью убрал патроны из карабина. Завернул его в штормовку и засунул в рюкзак. Посмотрел время, почти полночь. В пятницу риск нарваться на егерей большой. Лето – время солонцов, и число любителей вечерних посиделок в нерабочие дни значительно возрастает. Естественно, и егеря не дремлют, устраивая засады в эти дни на выходах из леса. Ему было о чём беспокоиться. Дело в карабине. Этот ствол был левый. То есть незаконный, купленный в начале девяностых у немца пчеловода, уезжающего на историческую родину. Карабин со сбитым номером в идеальном состоянии, с неплохим прицельным боем вместе с двумя сотнями патронов к нему после обильного застолья с медовухой на пасеке был торжественно передан в надёжные Лёхины руки за символическую плату. Оружие хорошее для ходовой охоты, короткое, чуть больше метра, за кусты не цепляет. На его счету с десяток добытых изюбрей и столько же косуль. А вот для солонца лучше всё-таки гладкоствольное ружьё.

«Может, спрятать его здесь и спокойно ехать, не скрываясь, а в понедельник забрать?» – размышлял охотник. Но полученные телесные повреждения могли отсрочить скорое возвращение оружия домой. А вдруг дождь, поржавеет. «Нет, рискну. Поеду как есть». Повязку не стал надевать, постоянно съезжает, кровь не идёт, бросил в траву вместе с платком. Завёл мотоцикл, поехал. Перед выездом на дорогу выключил свет, осмотрелся, никого. Выехал. Дорога неплохая, хоть и грунтовая. Так без света и поехал, где-то километров тридцать в час. До посёлка километров пять. Тихо тарахтя, железный конь неспешно сокращал расстояние до дома. Вот за поворотом появились станционные огни. Посёлок, погружённый в темноту, кое-где поблескивая редкими огнями уличных фонарей, спал.

Ослепительный свет, крики, удар, и мир исчез. «Эй, мужик, очнись! Живой?» – невнятные испуганные голоса, вода в лицо, кто-то неприятно бьёт по щеке. Иголки по телу звон в голове. Мельтешение фонарей. Уже громче, кому-то команда: «Давай аптечку, бинт!» Приподнимают, прислонили к машине. Вытирают идущую кровь из носа, разбитая бровь опять обильно кровоточит. Кто-то пытается наложить повязку на голову, с трудом получилось. Болело правое плечо. В нос засунули комочки ваты. Намотали бинтов, как колпак. Идиоты. Полезли по карманам, нашли водительские права, три патрона к карабину, сняли нож с пояса, из рюкзака вытащили карабин, вытряхнули полиэтиленовый мешок, фонарик. Помогли подняться, затолкали в салон УАЗика-буханки. Там уже сидел егерь с нагрудной бляхой, рассматривая карабин. На столике лежали Лёхины права.

«Так, Алексей Иванович, документов на оружие у вас, конечно, нет. Номер забит. Вы знаете, что вам светит за левый ствол? Можете и на зону укатить года на два, а если ствол с криминалом, то поживёшь там ещё дольше. Сейчас вызовем полицию и оформим как положено», – молвил он.

Просунулся в дверь ещё один егерь, доложил о потерях. Мотоциклом разбита правая фара автомобиля, помята немного правая сторона спереди. Ну, а многострадальная Лёхина голова снесла зеркало напрочь.

«Повезло тебе, мужик, что удар пришёлся по касательной. Если б в лоб, мог бы и откинуться в мир иной», – продолжал говорить егерь.

Хотя голова и болела, а соображать не перестала. «Вы меня чуть не убили», – буркнул Лёха, мысленно списывая раны, полученные на солонце, к дорожно-транспортному происшествию. Они же не видели, в каком он состоянии врезался в машину. «Я на вас в суд подам, везите в больницу, мне плохо, голова болит, тошнит».

Телесные повреждения средней тяжести налицо, а если ещё и гематома в голове?

«Вы спровоцировали ДТП, перегородили дорогу в тёмное время суток. А то, что я ехал без света, так у меня лампочка перегорела. У вас тоже будут проблемы», – пошёл он в наступление. Минутная тишина. Егеря, а их было трое, выйдя из машины, о чём-то негромко спорили. Старший забрался в салон, сел напротив: «Алексей Иванович! Давай так. Мы ничего не оформляем, про карабин забудь, забираем. Ты пострадал без нашего участия. Не справился с управлением, так сказать, кювет, дерево и всё такое. Мы ехали мимо и тебя нашли. Сейчас грузим мотоцикл и везём тебя в больничку, зашивать. Согласен?»

Лёха выдержал паузу, как бы размышляя, хотя условия сделки его более чем устраивали. Карабин, конечно, жалко, но попасть в маховик силовых структур крайне не хотелось. «Согласен!» – с тяжёлым вздохом кивнул он, втайне радуясь благополучному исходу.

Районная больница, ещё не до конца добитая оптимизацией, состояла из поликлиники, стационара с двумя отделениями, с рентген-кабинетом и скорой помощью. Роддом и морг уже исчезли из структуры лечебного заведения, как и целый ряд специалистов. Около часа ночи высадили пострадавшего у входа в приёмный покой. Мотоцикл прислонили к сосне у крыльца. Рюкзак, нож и документы тоже отдали. Сухо попрощавшись, егеря уехали. Лёха сунул рюкзак за мотоцикл, нажал кнопку вызова. Охранник провёл в кабинет медсестры, та вызвала дежурного врача из хирургического отделения. Доктор оказался хорошим знакомым. Снял бинты. Осмотрел рану, вытащил вату из ноздрей. Нос распух. На лбу лиловым шаром росла шишка, болело плечо после столкновения с шедевром российского автопрома. Хирург, слушая Лёхино вранье, накладывал швы на разбитую бровь. «Значит, говоришь, с крыши упал, в полночь, антенна сломалась, кино хотелось досмотреть. А это что там за ухом? Клещ. Тоже на крыше поймал?» – с подковырками проводил осмотр эскулап.

«Минуточку! – тонким кривым пинцетом ловко извлёк насекомое из Лёхиного тела, приподнял на свет, разглядывая кровососа. – Надо бы на исследование отправить, мало ли что?»

«Я привит, выбрось его», – проворчал пациент. Клещ был раздавлен, брошен в раковину и смыт. Доктор пшикнул в ранку антисептик. На зашитую бровь наложил пластырь.

«Завтра, то есть, уже сегодня до обеда на рентген. Посмотрим, что с головой, повреждения и удары серьёзные. Так что писать будем? Всё-таки с крыши упал?» – озвучил своё заключение хирург.

Лёха знал – больница обязана сообщать о пострадавших в ДТП в полицию. Ему крайне не хотелось тратить время на всякие там допросы, вопросы. Получив утвердительный кивок, доктор сделал в журнале запись в соответствии с желанием больного.

Выйдя из больницы, Алексей осмотрел мотоцикл. Его железный конь тоже серьёзно пострадал. Фара разбита, переднее крыло плотно легло на колесо, исчез и левый поворотник. На его месте сиротливо болтались два тонких провода. Как-то надо докатить его до дома. Слегка напрягшись, оторвал крыло от колеса. Потянул на себя. Цепляя за переднюю вилку, крыло со скрежетом отделилось от мотоцикла. Сунул его в рюкзак, всё прикрепил к багажнику. Колесо освободил, можно ехать. Неуверенно надавил кик-стартер. Толчок, ещё толчок, мотоцикл завёлся. В очередной раз, восхитившись живучести советского агрегата, сел и осторожно поехал. Редкие поселковые фонари подсвечивали дорогу к дому.

Собака встретила хозяина восторженным лаем, тыкая носом в его одежду и с наслаждением вдыхая запах леса. Прыгал и вертелся, насколько позволяла цепь. Лаячья кровь требовала волю.

«Ладно, отстань. Поправлюсь, свожу тебя в тайгу», – бросил в сторону собаки Лёха.

На веранде горел свет. Скинул верхнюю одежду. В трико и рубашке зашёл в дом. Включил свет. Вышла Катька из спальни. Спросонья не разглядев, проворчала: «Что так долго? С козлом бодался?» Картина почти та, что и представлял. Присмотревшись, всплеснула руками: «Что случилось, Алексей?» Вот сейчас она настоящая, в голосе тревога и боль. «Ещё любит, наверное», – с теплотой подумал он и ответил: «С мотоцикла упал. Нагрей воды, помыться надо». Глянул в зеркало, криво усмехнулся: «Как будто мордой гвозди забивали». Придётся больничный брать. За две недели не пройдёт. Да и в коллектив вливаться после отпуска с пятном под глазом не хотелось. Через полчаса он сидел за столом, прикладывая к лицу пакет со льдом. Катя подогрела борщ, налила ему и себе коньяку в рюмашки. Выпили.

«Лёш! Может, хватит по лесу ночами шастать. Скоро тебе шестьдесят, а ты всё по деревьям лазаешь. Угомонись», – но, встретив взгляд мужа, замолчала.

«Ладно, пойду спать», – приобняв его, удалилась в комнату. Лёха потрогал затылок, обнаружил ещё одну шишку: «Карабин попрощался». Заорал петух. «Ишь ты! Выжил!» – по-доброму проворчал он, посмотрел на часы – три сорок пять. Бледно-голубое небо на востоке тихо гасило звёзды, и только Венера, сияя алмазным светом, встречала восход. Рождался новый день, полон забот и приключений.

14 марта 2022 г.

Медвежий гон

В соавторстве с Бочкарёвым А. Н.

Июль. Дальний Восток. Я иду к своему приятелю пчеловоду на пасеку помогать качать мёд. Путь в семь километров от деревни, где я оставил машину до пасеки представлял собой старую лесную дорогу с лужами, небольшими перевалами меж трёх ключей, летом проходимой лишь для трактора с телегой или на коне. Почти полдень, дикая духота. На мне двойная оранжевая сетка лесоруба, защита от кровососов, летние защитные штаны, на ногах короткие резиновые сапоги. Рюкзак с продуктами и 10-литровая пластиковая ёмкость под мёд. Меня сопровождает рой разных по величине и скорости полёта паутов с намерением откушать моей кровушки. Гул стоит, как на пасеке, особенно в сырых низинах около ключей. По краям дорожных луж, на глине сидят сотни белых бабочек, при подходе взлетающих большим облаком и создающих беспорядочный хоровод, как метель. Проходишь лужу, бабочки опять собираются на влажной глине. Интересное зрелище.

В общем, обыкновенный летний день в дальневосточный тайге. Довольно часто встречаются следы косуль. Дважды на дорогу выходил медведь, судя по отпечаткам лап, средний такой мишка. Июль – время гона у косолапых, ощущается их активность. Месяц назад на этой дороге следов медведя не было. Ну, днём, по жаре, они не шляются, лежат где-то в тенёчке, ждут сумерек и ночь. Вот так, оглядываясь вокруг, без опаски и приключений я добрался до пасеки приятеля.

Пасека Володи – это большая, аккуратно выкошенная поляна на границе леса и открытой луговой поймы таёжной речки. На поляне точек с сотней ульев. С краю в тени лип и берёз – рубленый небольшой дом, чуть в стороне – бревенчатый омшаник, пара сараев для инвентаря и небольшая избушка, где поставлена медогонка, чтобы во время качки пчёлы не мешали. Далее в осиннике навес для коня. Раньше эта пасека принадлежала пчелосовхозу, и таких, как эта, было разбросано по тайге штук тридцать. В начале двухтысячных пчелосовхоз развалился, и многие пчеловоды забрали пасеки как паи и ещё с доплатой. Володя как работал здесь во времена СССР, так и остался, теперь на правах хозяина. Сейчас на пасеке, кроме Володи, жил его родственник, выполняющий роль помощника. Надо сказать, что лето на пасеке – это каждодневная тяжёлая работа.

Я не буду перечислять, чем занимаются пчеловоды и их помощники, рассказ здесь не о том. Главное и неприятное известие Володя донёс до меня в виде показа рамок с запечатанным мёдом только на треть. В этом году лето оказалось дождливое, и медосбор сдвинулся где-то на неделю. Предупредить он меня не мог ввиду отсутствия связи, она и в деревне-то крайне неустойчива, а здесь ловит иногда, но почему-то зимой. Делать нечего, надо возвращаться, но завтра с утра. Володя уговорил, коня, мол, уведи в деревню, заели его здесь кровососы, хоть и стоит под навесом днём в лесочке, укрытый лёгким одеялом, но всё равно жрут нещадно. Конь стал нервный и худеет. Хорошо, без проблем, тем более верхом на коне давненько не ездил, вспомню молодость заповедную. Выезжать решил рано поутру, когда эта летающая кусачая рать ещё не активна. Канистру оставил на пасеке, всё равно через неделю возвращаться качать мёд.

Утречком, часов в шесть, Володя привёл коня, познакомились, зовут его Орлик. Конь принял меня недоверчиво, но кусочек хлеба, поглаживание и дружелюбный спокойный разговор провожающих и его спутника в моём лице растопил лёд лёгкого отчуждения коняги. Сев на коня с пустым рюкзаком за спиной, ноги вставил в стремена не полностью, а на уровне носка, поминая тяжёлый случай с моим коллегой по заповедному делу, когда его понёс конь, укушенный барсуком. Тогда при падении с седла с застрявшей ногой в стремени он получил довольно сильное увечье.

Поехали, красота, трава на дороге блестела утренней росой с переливами радуги на кругах паутин, не жарко и тихо. Ни ветерка. Только постукивание костяшек возле копыт моего друга. Конь шёл ладно и ходко, понимая, что идёт домой, где его ждёт настоящая прохладная конюшня и доброе общение с обитателями деревенского двора. В таком благодушном настроении мы проехали около километра. Впереди показалась развилка дорог. Наша прямо, а другая, сильно заросшая леспедецей по краям, под прямым углом уходила к пойме речки. Мы вместе с Орликом повернули головы на этот свороток. И время остановилось… Метрах в тридцати по этой дороге на нас смотрели два медведя. Один медведь, поменьше, сидел в собачьей позе боком к нам. Я полагаю, что это была самка, а второй стоял возле неё так же боком и был довольно крупный. Этот здоровый мишка сделал шаг в нашу сторону и… Понеслось. Я лишь увидел прыжок медведя, мой Орлик издал какой-то непонятный звук – то ли храп, то ли стон – и взлетел в верх. Я прилип к спине коня, вцепившись руками в бока, даже не чувствуя боли в животе от изгиба седла. Конь раза три изобразил прыжок тушканчика и лишь затем понёс как лошадь. Я, как клещ, вися на нём, оглянулся. Медведь, выскочив на нашу дорогу, колыхаясь тушей как будто без костей, забрасывая правую лапу вперёд, догонял нас. Через секунд пять-десять он уже был в пяти метрах, и я заорал с матами, отвернулся от преследователя, прижал голову к коню, и так мы неслись. Сколько мы мчались, я не помню, но недолго. Наверное, метров четыреста-пятьсот проскакали, и мой конь с ходу влетает в лужу, спотыкается и падает на передние ноги. Я лечу через его голову, шлёпаюсь в лужу, конь поднялся, поводья у меня в руке намертво зажаты, пустой рюкзак из-за спины перелетел мне на голову, мешает, толком ничего не видно. Орлик, пятясь и храпя, больно наступил мне на ногу, вытянул меня из лужи, я и конь облеплены подавленными бабочками, а вокруг нас вьётся белоснежная вьюга из живых насекомых. Смотрю назад, дорога просматривается метров на двести из-за изгиба. Медведя нет. Конь трясётся, всхрапывает, оглядываясь назад, тащит меня по дороге, еле успеваю переставлять ноги. Меня тоже потряхивает. Тихо матерясь, я постоянно оглядываюсь назад на дорогу, ожидая появление медведя. Он наверняка слышал наше барахтанье в этой чёртовой луже, да и подруга его скорее всего подтянулась. Короче, надо рвать когти отсюда и как можно скорее, пока мишка не предпринял вторую атаку. Потихоньку успокаиваю Орлика, тянуть меня перестал, я весь в грязи, четыре ногтя на руках обломаны. Пытаюсь забраться в седло, конь крутится, всё скользко, не получается. Пошли пешком, почти бегом, насколько позволяет растоптанная нога. Другая беда. Орлик шарахается от каждого тёмного пня. Руки болят, большое желание отпустить его на все четыре стороны. Но тогда нужно снять седло, узду, так он может запутаться в тайге, да и тащить упряжь удовольствие так себе. Боль в ноге усиливается. Нет уж, дорогой спаситель, вместе ушли, вместе и придём. Возле последнего ручья остановились, попили водички. Кровососы начали донимать, нога распухла. Решил ехать верхом. Забрался в седло, наломанными ветками отгоняю паутов от лошадки.

Уже показалась деревенская водонапорная башня. И тут по дороге навстречу выбегают две довольно крупные деревенские собаки. Опять взлёт коня, разворот и понеслось. Пролетели метров четыреста, пока Орлик поверил мне, успокоился. Остановил его, спешился и, хромая, потянул скакуна в деревню. Псы исчезли, и мы благополучно добрались домой. Я себя ощущаю раздавленной лепёшкой из-под танка. Утром не мог встать, болели все мышцы, даже те, о которых и не подозревал, что они у меня есть. Нога оказалась целой, но сильно ушибленной, через неделю всё прошло, и я вновь собрался к приятелю за мёдом. Вот так насыщенно состоялось моё возвращение с пасеки.

20 июня 2021 г.

Чемезов Касьян Егорович

Фото автора

Я, Чемезов Касьян Егорович, родился 23 ноября 1952 года в селе Амга Амгинского района Якутской АССР.

Отец, Чемезов Егор Васильевич, 45 лет отработал в Госбанке управляющим, главным бухгалтером. Был удостоен почётных званий «Заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР», «Отличник Госбанка», «Лучший бухгалтер», награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», медалью «Ветеран труда» и многими юбилейными медалями.

Мать, Чемезова Дария Касьяновна, учительница начальных классов, стаж работы 25 лет, удостоена почётного звания «Отличник народного просвещения РСФСР», награждена Почётной грамотой Президиума Верховного Совета ЯАССР, медалью «Ветеран труда» и многими юбилейными медалями.

Я в 1970 году закончил Амгинскую среднюю школу имени В. Г. Короленко. С 15 июля этого года устроился на работу в Амгинский мясомолочный комбинат рабочим. Летом работал на сенокосе, зимой кочегаром. С 1 марта 1972 года учился на 3-месячном подготовительном курсе для поступления в вуз. Летом 1972 года стал абитуриентом ИСХИ, успешно сдал экзамены и 1 сентября стал студентом факультета охотоведения третьей группы. Все 5 лет обучения жил в общежитии на Подаптечной, д. 11. Окончил институт 6 июля 1977 года.

7 октября этого же года женился, свадьба была в Амге. Жена, Наумова Светлана Дмитриевна, – выпускница Института культуры города Улан-Удэ по специальности хоровое дирижирование. Она работала преподавателем в Детской школе искусств до 2020 года.

Через неделю после свадьбы, 15 октября 1977 года, приступил к работе в ордена Ленина совхозе «Эльгяйский» Сунтарского района в должности старший зоотехник-охотовед. Направление на работу давал министр сельского хозяйства Николаев Михаил Ефимович, будущий первый президент Якутии. Совхоз «Эльгяйский» был большим хозяйством, имел 6 отделений. В моём ведении были три зверофермы по содержанию серебристо-чёрных лисиц, маточное поголовье 250 лисиц, заготовка пушнины кадровыми охотниками совхоза. Ежегодно отправлял на Иркутскую пушно-меховую базу около 600 лисьих шкур, промысловую пушнину: белка, ондатра, колонок, горностай.

Отработав в совхозе положенные по договору три года, перевёлся в госпромхоз «Усть-Майский» начальником Центрального производственного участка. У истоков создания и становления госпромхоза стояли выпускники факультета охотоведения ИСХИ Томтосов Владимир Александрович и Барышев Рудольф Григорьевич. К моему приезду директором госпромхоза работал Барышев Р. Г.

В посёлок Усть-Мая я приехал летом 1980 года, перед самым началом Московской олимпиады. На этот раз у нас со Светланой была уже полная семья, двое детей, сын и дочь. Здесь в Усть-Мае в 1984 году родился второй сын. В должности начальника участка я отработал почти 12 лет, Центральный участок госпромхоза всегда был передовым в деле выполнения государственного плана по всем показателям работы.

13 декабря 1991 года я перевёлся на работу заместителем начальника Усть-Майского отделения № 3 АС ООН.

С 14 сентября 1992 года и по 11 апреля 1994 года работал главой родовой охотничьей общины «Промысловик». В апреле этого же года переехал в родной Амгинский район и устроился на работу в Амгинский комитет охраны природы, старшим государственным инспектором. На этой должности я отработал 21 год. За заслуги в деле охраны природы Республики Саха и добросовестный труд дважды удостоен звания «Отличник охраны природы» и дважды награждён нагрудным знаком «Ветеран охраны природы». Награждён нагрудным знаком «Заслуженный работник охотничьего хозяйства ассоциации «Росохотрыболовсоюз».

Старший сын, Чемезов Дмитрий Касьянович, имеет специальность – монтажник оборудования связи. В настоящее время индивидуальный предприниматель, имеет дочь.

Дочь, Чемезова Дария Касьяновна, в 1997 году закончила Амгинскую гимназию с серебряной медалью. В 2002 году окончила Байкальский государственный университет экономики и права города Иркутска. Квалификация – экономист. Работает в Сбербанке города Якутск. Закончила институт управления при президенте Республики Саха (Якутия).

Младший сын, Чемезов Григорий Касьянович, в 2004 году окончил Якутский сельскохозяйственный техникум. Квалификация – техник-рыбовод. В 2009 году окончил Якутский государственный университет имени М. К. Аммосова, по специальности «историк», преподаватель истории.

В настоящее время работает в Амгинском лицее преподавателем истории и обществознания.

С 31 января 2015 г. уволен в связи с истечением срока действия срочного служебного контракта, по возрасту.