Текст книги "Умершие в мире живых. Европейские исследования"

И почему стараешься купить именно этот самое – карамельки, потому что… вот цыгане подходят… Ты, извините, ну хотя бы перекреститесь! Посмотрите, вот сегодня мы идем, так вот маленькие цыганята с шапочкой и, главное: «Денежек, денежек!» (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 08).

В то время как женщина приносит угощение, которое имеет символическую ценность, цыгане со своей стороны ждут дар, имеющий понятную им ценность материальную. Такая разница в интерпретации обрядовой практики приводит к трансформации роли постороннего в поминальном ритуале из посредника, представителя «иного», во враждебного «чужого».

В интервью с местными жителями мы неоднократно сталкивались с негативной оценкой того, что другие люди забирают с могил оставленные приношения. В случае, описанном выше, осуждение вызывает именно поведение тех, кто собирает помин. Но иногда причиной недовольства может быть и тот факт, что человек не относится к группе, способной выступать символическим посредником в коммуникации с миром мертвых:

Мне вот погано глядеть, вот это – идёшь, только ты вот отошла… Вот побыла тута, пришла к этому, пришла сюда – уже здесь, уже всё собрали, унесли. Не нищие, свои же! Конечно! Какие нищие! Вот эти годы, вот эти, что-то вот так – года три, наверно, ну четыре – так. Стали вот эти собирать. Ходят эти собирать. Стали меньше ложить. Посыплют, вот, пшена или там семечек, или чего-нибудь для птичек, чтоб птички [поклевали] (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 28).

В этом случае проявляется различение «своих»-односельчан, недостаточно «чужих», чтобы выступать посредниками между миром живых и миром мертвых, и птиц, которые продолжают восприниматься как медиаторы между мирами (Алексеевский 2010: 291). Как мы видим, участие местного сообщества и «чужих» в похоронных и поминальных обрядах в разных формах по-прежнему допускается, но оценка такого участия может быть негативной. При этом наблюдается тенденция к отказу от вовлечения посторонних в похороны и поминальные практики, если они не являются специалистами, выполняющими конкретные ритуальные функции.

Сохранение и даже рост значимости поминальных дней можно связать с тем, что эти обычаи поддерживаются внутри семейно-родственного круга, который, как было отмечено выше, в современной ситуации является самой стабильной группой. В то же время, поскольку поминальные традиции транслируются внутри узкого семейного круга, а не широкого сообщества, локальные варианты обрядов трансформируются и приобретают новые версии. Социальные и демографические процессы приводят к смешению нескольких культурных традиций и возникновению новых форм поминовения. На формы поминальных практик могут оказывать влияние также различия, связанные с конфессиональной или этнической принадлежностью (Уразманова 2009: 18; Лепёшкина 2011а: 57–61; Листова 2015: 75–76). Русская православная церковь ведет активную работу по установлению единой нормы поминовения. Выбор главного поминального дня согласуется с запросом части общества на действующий механизм поддержания семейно-родственных связей, каким становится массовое посещение кладбищ в конкретную дату. Приуроченность к церковному празднику дополнительно способствует принятию церковных форм поминовения. В то же время такие персональные поминовения, как день рождения умершего, сохраняют бóльшую вариативность. Участие административных и коммерческих структур выражается в организации транспортного сообщения и обеспечении участников поминовений ритуальными и праздничными атрибутами. Коллективный характер поминовения на кладбище способствует обновлению и восстановлению ослабленных расстоянием социальных связей, служит актуализации утраченных коммуникаций между людьми. Это в значительной мере способствует поддержанию семейных ценностей и сохранности локальных особенностей культуры. Стремление членов семьи разделить праздник с умершими близкими, оставляя на могиле особые угощения или иные символы праздника, является, на наш взгляд, свидетельством сохранения включенности покойных в семейный круг.

В русской традиции поминальные обряды предполагают коммуникацию с умершим уже как с обитателем другого мира. Современные поминовения, в отличие от похорон, предполагают бóльшую долю участия семьи усопшего и ближайшего окружения – тех, кто был связан с умершим при жизни. Стремление сохранить эту связь становится важным мотивом совершать традиционные поминальные практики или создавать обновленные персонифицированные их версии. В этой ситуации государственные и коммерческие организации скорее следуют за теми потребностями, которые возникают у исполнителей поминальных обрядов. Так, муниципалитеты и предприниматели активно включаются в обеспечение жителей транспортом в поминальные дни, организуют продажу поминальных атрибутов. Эти услуги не только являются реакцией на определенный запрос, но и формируют представление о норме поминовения, становятся своего рода общественным признанием правильности таких практик, как посещение кладбища в определенный день или необходимость приносить на могилу искусственные цветы. Целенаправленное регулирование поминальных практик старается осуществлять церковь, и во многом этот процесс приводит к корректировке некоторых традиционных форм. Все больше людей воспринимают унификацию календарной приуроченности поминовения как норму, включают посещение храма или часовни в обязательный сценарий поминального дня, отказываются от трапезы на могиле или вообще от приношений. Но несмотря на наличие определенной традиционной схемы поминовений, в каждом конкретном случае мы видим разные варианты ее реализации. Большое влияние на это оказывают представления о норме внутри семейного круга или индивидуальные взгляды конкретного человека. Далее мы рассмотрим пространственный контекст коммуникации с умершим на примере кладбища, где этот фактор проявляется весьма наглядно.

Кладбище как локус коммуникации между живыми и умершими

Изменения, происходящие в похоронной обрядности, неодинаковы в своей динамике на разных уровнях и этапах. Выше мы говорили о том, что некоторые традиционные обрядовые локусы утратили свое значение. Дом, который воплощает собой центр мира живых, откуда традиционно начинает свой путь умерший, в современных похоронах фактически становится промежуточным пунктом либо совсем выпадает из похоронного обряда, так как все приготовления тела к погребению осуществляются преимущественно в моргах, а поминовения – в заведениях общественного питания. В традиционной похоронно-поминальной обрядности кладбище было основным местом коммуникации между живыми и умершими, и оно продолжает сохранять этот статус по сей день. Место погребения покойного – последняя точка концептуального пути в мир мертвых, находящаяся в мире живых. Укрепление функции поддержания социальных связей укрепляет и значение кладбища, позволяет зафиксировать его ключевое положение в пространственной структуре похоронно-поминальной обрядности. Располагаясь между миром живых и миром мертвых, кладбище одновременно принадлежит обоим мирам и приобретает, таким образом, сакральное значение. Такое положение, основанное на ощущении сопричастности живых с мертвыми и представлении о принадлежности их к одному общему кругу, является основой для использования кладбища как локуса коммуникации с умершими в современном контексте.

В структуре социокультурного пространства кладбище, с одной стороны, исключено из большинства повседневных взаимодействий, с другой – оно входит в границы освоенной и обжитой территории. Более того, оно может дольше оставаться «живой» территорией, когда остальные уже заброшены. В воспоминаниях московского учителя Б. В. Воздвиженского есть описание с. Порга Костромской обл., в котором он родился. К 70‑м гг. XX в. село было покинуто жителями, но кладбище продолжало существовать:

Единственно, что продолжало ещё жить, – это кладбище, на склоне горы, к реке, на котором хоронили со всех окружающих деревень. Правда, большинство крестов на могилах пришли в ветхость, но изредка попадались и недавние, совсем новые. Какой парадокс! Всё вокруг умерло, а живёт лишь кладбище! (Воздвиженский 2006).

Кладбище «включается» во время похоронного обряда на этапе погребения умершего. Здесь окончательно пресекается возможность привычных моделей коммуникации с умершим: как правило, на кладбище в последний раз прощаются с покойным, имея возможность прикоснуться к нему, в дальнейшем телесный контакт становится невозможен. Пожалуй, процесс погребения можно назвать самым материальным ритуальным выражением смерти (то же самое можно сказать о кремации). Тело мертвое и тело погребенное – различны, потому что второе уже не предполагает каких-либо манипуляций и само по себе лишается социальной роли (Hallam et al. 2005: 116). Вместо него выступают заместители и репрезентации, что во многом и определяет представления, связанные с кладбищем, и обусловливает формы и характер совершающихся здесь ритуальных практик.

На режим функционирования кладбища и формы коммуникаций с умершими влияют не только концептуальное осмысление, но и акторы, вовлеченные в эти процессы. Как и в ситуации с похоронами, в современной поминальной обрядности состав и роли участников отличаются от тех, что были характерны для прошлого века. Сегодня административные органы регулируют структуру и планировку кладбища, определяют принципы выбора места захоронения и его размеры. Степень контроля зависит от уровня развития административных институтов на конкретной территории. Формально кладбище может находиться под управлением местной администрации, но фактически контроль за этой территорией часто осуществляют коммерческие организации (Мохов 2016а) или локальное сообщество. В сельской местности, в крупных селах и поселках муниципалитет выделяет новые участки под захоронения на территории уже существующих кладбищ, опираясь на государственные нормативы. Как следствие, новая часть погоста отличается планировкой, свойственной больше городским кладбищам – с прямыми рядами и проездами. Старая часть сохраняет свой режим упорядочивания, который остается востребованным и продолжает воспроизводиться, если позволяет территория. Нормативная планировка предполагает ограничение размеров места захоронения. Обычно выделяется участок под две могилы. С одной стороны, это отвечает стремлению многих хоронить родственников рядом друг с другом. С другой – такая территория может считаться недостаточной, так как актуализация семейных связей – одна из современных тенденций, о чем мы говорили выше, – предполагает более широкий семейный круг. На сельских кладбищах нередко можно увидеть внутри одной ограды погребения несколько поколений, братьев и сестер с их семьями. Одним из мотивов обустройства больших семейных захоронений выступают представления о возможности общения покойников на кладбище, из-за чего родственников лучше хоронить рядом. Другой мотив более практичный, он связан с соображениями удобства при посещении и уходе за могилами, которые находятся в одном месте. Некоторые стараются найти место погребения на «старой» части кладбища, возможно, на уже имеющемся семейном захоронении, расширяя его. Городские жители также стремятся избежать административных ограничений и ищут участок на сельском кладбище:

Папа у меня ходил, когда у меня погибла бабушка, он выбрал самое большое место [на кладбище], которое было в деревне, и сразу по-максимальному огородил, чтобы потом… ну, чтоб все рядом были, чтоб не было такого, что там тот-то, тот-то (ПМ5 Чесноковой Е. Г.: 02).

Кладбища, сведения о которых мы используем, не являются конфессиональными, но религиозные объекты и атрибуты встречаются на них все чаще. Сегодня почти на каждом кладбище есть действующий храм или часовня, а религиозная символика становится неотъемлемым атрибутом оформления места захоронения (см. илл. 3). На надгробии обязательно присутствует изображение креста, если умерший был православным, также иногда изображают икону или православный храм, чаще это делается на обратной стороне плиты (см. илл. 4). Аналогично на надгробии изображают символику других конфессий, например, мечеть или полумесяц на могилах мусульман.

Русская православная церковь стремится установить главный поминальный день в рамках праздничного цикла, когда люди посещают кладбище для поминовения. Многие наши собеседники отмечают, а наши наблюдения подтверждают, что посещение кладбища в календарный поминальный день приобретает все бóльшие масштабы. Возрастающая роль кладбища в поддержании разрушающихся в результате процессов интенсивных социально-экономических преобразований семейных и соседских связей со своей стороны требует особой даты, когда широкая сеть социальных связей может быть сконцентрирована в данном локусе. Таким образом, у разрозненных в обычное время участников поминовений есть потребность в «синхронизации» календаря. Инициатива церкви по установлению единого поминального дня отвечает этому запросу, но выбор конкретного дня создает определенный конфликт. Главным поминальным днем позиционируется Радоница, будний день в светском календаре, из-за чего происходит пересечение режима праздника и повседневной рабочей рутины.

Ну на Паску ходят все, многие тоже ходят. Потому что Радоница – это всегда по вторникам. Вторник – это не тот день. С работы кто [пойдет]? У нас очередь на кладбище – два часа надо, как это всё выстоять? Потому что едут все на машинах. Вся Нерехта выезжает! У нас пробка, как в Москве. И получается, с работы кто отпустит? (ПМ4 Чесноковой Е. Г.: 24).

Таким образом, хотя по инициативе церкви формируется обновленная традиция, очевидно, что расширенный функционал коллективного поминовения на кладбище в том виде, в каком он успел сложиться к настоящему времени, либо потребует перевода буднего дня в статус праздничного, что уже сделано в некоторых российских регионах (В восьми регионах 2012), либо сохранит наряду с новой старую временную привязку.

Перемещение кладбища за пределы городской черты не означает его удаления из городского социокультурного пространства. Кладбище сохраняет значение в обрядовой, повседневной и праздничной жизни. Сегодня основным способом добраться до большинства кладбищ является использование общественного или личного транспорта. Последний дает возможность не просто доехать до нужного места, но и составлять маршруты поездки по нескольким точкам. Объезды различных мест захоронения, как и обходы могил на одном кладбище, являются важной частью календарного поминального дня:

У нас просто родственники разбросаны. Муськовское кладбище, старое Плющиха кладбище, новое кладбище Горбатское, на Спас-Железино родственники. У нас очень много. На машине объезжаем. Ну мы с утра, поскольку у нас очень много народу идёт на новое Быковское кладбище – там не пробиться, мы объезжаем вот эти все окраины, а потом спокойно мы подъезжаем к нашему уже кладбищу (ПМ5 Чесноковой Е. Г.: 05).

Использование транспорта делает кладбище доступным для поминальных практик, не только регулярных, но и окказиональных:

Потому что, я говорю, я же на машине – я не помню точно вот, когда я приезжала, когда я не приезжала. Вот я к отцу и к брату гоняла [на кладбище] специально. Сначала к отцу, потом к брату… И был момент, когда я однажды чисто к нему приехала. Опять же, ну я те говорю, опять же по ощущениям – вот мне нужно было с ним побыть, [и я поехала] (ПМ6 Чесноковой Е. Г.: 01).

Таким образом, возможность использовать транспорт позволяет кладбищу, физически удаленному от жилого пространства, остаться включенным в «живое» пространство.

Поминальные практики составляют собой тот фундамент, который позволяет кладбищу сохранять свою целостность и актуальность в социокультурном пространстве на протяжении времени. Если погребение останков человека всегда подразумевает какое-либо физическое пространство, регламентированное обычаем или законом, то поминовения могут осуществляться в различных локусах как реального (Андрюнина 2008; Разумова 2011; Соколова, Юдкина 2012), так и виртуального пространства (Walter 2015; Dilmaç 2018). Особенность места захоронения как места памяти в том, что оно допускает переживание контактного опыта при коммуникации с умершим. По этой причине мы рассматриваем основные изменения, происходящие в структуре кладбища, восприятии его положения в социокультурном пространстве, в выборе форм обустройства мест захоронений, именно в связи с функцией сохранения памяти. На этом основании даже закрытые для новых захоронений кладбища можно считать действующими, пока они сохраняют эту функцию как приоритетную.

После погребения коммуникация с покойным изменяется, ее материальное измерение связано теперь с надгробными конструкциями и другими сооружениями, установленными на могиле. Вместе они составляют отдельный комплекс места захоронения и являются неотъемлемым и структурообразующим элементом кладбища. Территория этого комплекса участниками поминовений воспринимается как «частная» с коннотациями «частной собственности» и «закрытой территории». Предполагается, что круг людей, которые участвуют в создании места захоронения и осуществляют поминальные практики, ограничен. То есть здесь «частное» определяется через противопоставление «общему»: каждая могила – обособленное приватное пространство социальных взаимодействий в общем публичном «пространстве мертвых». В этом проявляется совмещение индивидуального и коллективного характера коммеморации на кладбище.

Выбор того, как будет выглядеть место захоронения и что именно будет установлено на этой «частной» территории, является одновременно прерогативой и обязанностью близких умершего, как правило, членов его семьи. Поскольку в концептуальном плане могила представляется местом, где продолжает свое «существование» покойный, родственники прилагают немало усилий, чтобы ее достойно оформить. Выбор обустройства места захоронения определяется двумя типами ментальных установок. С одной стороны, оказывают влияние представления в отношении престижа, норм почитания умерших и способов коммуникации с ними внутри того сообщества, которому принадлежал умерший или принадлежат его близкие. С другой – играет роль то, какие черты личности покойного его близкие считают важным отразить в оформлении могилы и в практиках поминовения. Размывание традиционных предписаний или полное отсутствие знаний о них способствует тому, что личные представления родственников о покойном и том, как должно выглядеть место погребения, начинают доминировать. Назовем это «внутренними» рамками. Кроме них, существуют и «внешние», которые предполагают ограничения материального характера и зависят от доступных ресурсов. Важно, что соотношение и границы этих рамок варьируют, поэтому в итоге отдельные конкретные комплексы мест захоронений могут значительно различаться между собой.

Центральным объектом комплекса места захоронения выступает надгробие, которое представляет собой в большинстве случаев вертикально стоящую каменную плиту. Центральным его можно назвать, поскольку оно выступает в качестве репрезентации покойного. Вместе с оградой, установленной по периметру участка, надгробие утверждает особый режим социального взаимодействия на конкретной территории. В характеристике места захоронения ведущую позицию занимает функция места памяти, позволяющая связать умерших и живущих членов одной семьи. Связь умерших между собой находит воплощение в погребении родственников рядом друг с другом и последующем объединении их в одно родовое место захоронения, а также в оформлении общего надгробия, на котором иногда помещают даже имена тех, кто еще жив. Главными функциями надгробия являются маркирование места захоронения и символическое замещение умершего. Они обуславливают стремление родственников сделать надгробие более долговечным и наполнить его информацией об индивидуальных чертах покойного (Громов 2010; Шерстобитов 2015). Наибольшее распространение на современных кладбищах уже давно получили каменные памятники, которые соответствуют обоим этим требованиям. Надгробия, установленные на захоронениях второй половины XX в., как правило, содержат только основную информацию о покойном. Более современные типы надгробий учитывают сведения об индивидуальных чертах усопшего: внешность, увлечения, профессиональная принадлежность. Отдельно стоит отметить значение изображения покойного – практически неотъемлемый элемент надгробия на современном кладбище, который, как и любой фотопортрет, становится формой презентации этого человека. Как отмечает В. В. Нуркова, «вступление в контакт с фотоизображением является аналогом непосредственного контакта… При невозможности реальной коммуникации с близким человеком фотографический след выполняет функцию его замещения – материализация прототипа» (Нуркова 2006: 39). В основном изображение умершего размещается на стороне памятника, обращенной к могиле и внутренней территории места захоронения. Стоит отметить, что встречаются захоронения, где изображения умерших нанесены на оборотную сторону надгробной плиты или установлены отдельно и обращены в обратную от могилы сторону – всегда к пешеходной дорожке или проезду. Таким же образом часто устанавливаются отдельные таблички с именем покойного. Данная практика возникла в ответ на необходимость найти нужную могилу в ряду похожих надгробий, которые «отвернуты» от прохода или дороги. Все это подчеркивает, что для рядовых захоронений становится все более актуальной узнаваемость – свойство, ранее характерное для могил выдающихся людей. Отбор значимой информации и форма ее представления определяются родственниками, которые непосредственно занимаются обустройством могилы, и иногда итогом становится необычный по размеру и форме памятник или какое-либо иное сооружение:

А он говорит: «Бате должны сделать памятник». Я говорю: «Дак ты в Костроме заказал? Какой ты – мраморный, гранитный?» А он говорит: «Чугунный! В Иванове». Я говорю: «Вов, как чугунный?» А он грит: «Эксклюзив у меня будет. …Он на паровозе работал машинистом – так вот я ему…» (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 08).

Указание «особой» информации в оформлении могилы может принимать разные формы. Так, род деятельности покойного можно узнать по профессиональным атрибутам, оставленным у могилы, особому оформлению ограды (см. илл. 5).

Обращаясь к практикам, которые поддерживают место захоронения в «рабочем» состоянии, имеет смысл разделить их на те, что являются прерогативой ограниченного круга близких умершего, и те, что доступны всем желающим почтить его память. В первом случае речь идет об обустройстве места захоронения, как было сказано выше. Во втором случае – о практиках, не подразумевающих существенных изменений обстановки: уборке, поминальных приношениях, украшении цветами, игрушками и т. п. Для функционирования места захоронения как места памяти важны не столько конкретные представления, стоящие за этими практиками, сколько их реализация. Наличие поминальных приношений, оставленных на могиле, воспринимается окружающими как свидетельство посещаемости и, следовательно, сохранения функции места памяти, при этом не так важно, кому они были адресованы – умершим или живым. Ухоженность территории требует определенных усилий со стороны близких умершего, поэтому порядок на месте погребения свидетельствуют о том, что оно включено в их зону ответственности. Наведение порядка может быть частью поминального посещения могилы, а может быть основной целью прихода на кладбище:

Как правило, мы приезжаем [после зимы] – что-то надо делать. Ну, как говорю, у нас деревья же там – много веток. Мы сразу просто начинаем там убираться (ПМ5 Чесноковой Е. Г.: 39).

Масштабная уборка на могилах происходит накануне значимых календарных поминальных периодов – пасхального или троицкого, что, конечно же, не исключает возможности ее проведения и непосредственно в поминальные дни. Летом, когда необходимо регулярно скашивать траву, наиболее часто можно встретить людей, посещающих кладбище только с такой задачей. Так, например, во время наблюдений у г. Нерехта, г. Владимира и пгт. Красная Горбатка мы видели примерно схожую картину: мужчина приезжает на кладбище, часто в рабочей одежде, и обходит несколько мест захоронений, скашивая выросшую там траву триммером или косой. Если в поминальном посещении могилы участвуют обычно несколько человек, то навести порядок на кладбище может приехать один. Некоторые люди настолько буквально воспринимают место захоронения родственников как часть своего пространства, что «обживают» его таким же образом, как и приусадебный участок. На кладбище можно увидеть могилы, около которых обустроены пышные цветники, огороженные каменной кладкой или декоративным заборчиком, установлены клумбы из старых покрышек и другие декоративные элементы, которые встречаются в той же местности около жилых домов. Такое обустройство требует еще больших затрат времени и сил, чем простое поддержание, и тем не менее некоторые считают это необходимым.

Возможен и противоположный вариант, когда на уход за территорией погребения выделяется очень ограниченный ресурс. В таком случае при выборе форм обустройства предпочтение отдается конструкциям, которым можно «делегировать» (Latour 1992) работу по поддержанию порядка вокруг могилы. Этим, в частности, объясняется популярность на современных кладбищах покрытий, которые не позволяют расти траве:

Вот и я решила – в камень. А знаешь, тоже я вот подумала, я не хотела бы вроде никогда. Она [сотрудница ритуального салона] предложила плиты – две плиты, на них цветочница и памятник. Я говорю: «Зачем плиты?» <…> Я не хотела, я и там сопротивлялась, чтобы класть плиты. Но она говорит: «Придёшь с веничком, пометёшь, уйдёшь». А я подумала, а кто будет эту траву драть, если мы тут чуть не раз в год, может, приедем (ПМ5 Чесноковой Е. Г.: 04).

Самой распространенной и заметной практикой, подтверждающей актуальный статус могилы как места памяти, является принесение на нее цветов. Считается, что она связана с «отражением древнейших обычаев украшать могилы цветами и поминать покойников. Изначально подобные ритуалы были календарно фиксированы, но сегодня время года не имеет значения – на кладбище приходят по мере возможности» (Троцук, Морозова 2017). Традиционно венки и букеты располагаются на могильном холмике или заменяющей его цветочнице, иногда рядом с могилой устанавливаются специальные вазоны для цветов. Стремясь украсить место захоронения близкого, некоторые приспосабливают для цветов те элементы обустройства, которые такое использование изначально не предполагали. Так, цветы вставляются в ажурные или полые элементы металлических крестов, привязываются к памятникам, обвивают ими оградку. Выше мы отмечали, что наличие цветника является одной из форм «обживания» места захоронения, а следовательно, маркирования его как частной территории (см. илл. 6). При этом любое такое маркирование (цветы на могиле, приношения и пр.) сохраняет свое значение для внешнего наблюдателя даже в ситуации отсутствия конкретной семейной группы, которая заявляла бы свои права на данную территорию:

Даже вот у меня сын приехал из Москвы и говорит: «Мама, там кто-то ухаживает вот [за соседней могилкой]. Кто-то цветы, – говорит, – ставит». «Это я». Он говорит: «Как?» Я говорю: «Сережа, у меня выгорают цветы на моих могилах, и я их не на мусорку несу, а просто облагораживаю всю территорию, туда втыкаю». Почему? Потому что мне жалко – по той могиле стали ходить [пока она стояла пустой] (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 08).

Таким образом, поддержание порядка на месте захоронения и исправного состояния элементов обустройства является демонстрацией актуальности функции места памяти и подсказывает порядок взаимодействий на этой территории.

Структура и обустройство кладбища в целом также являются фактором, определяющим особенности различных форм коммуникаций. В общем пространстве кладбища выделяются центр и периферия, а также точки или зоны, наделенные особым значением. В традиционной структуре кладбища та часть, что находилась на периферии, за оградой, около оврага, предназначалась для погребения умерших, которые должны быть отделены от остальных (самоубийцы, утопленники). В материалах «Этнографического бюро», собранных в Ветлужском уезде, сообщается, что «прежде самоубийц хороняли на том самом месте, где его найдут, а ныне – на общем кладбище, погребение такое же, как и прочим, разницы нет» (Русские крестьяне 2004: 92). Д. К. Зеленин отмечал, что погребение самоубийцы на месте его смерти является лишь одним из вариантов выбора места захоронения. Подобная практика ограничивалась к тому же тем, что «законоположения требуют обычного погребения их [заложных покойников] на общих кладбищах» (Зеленин 1995: 89). К настоящему времени эта практика прекращена, хотя она существовала в отделенных населенных пунктах еще в середине XX в. Такими воспоминаниями с нами поделилась женщина родом из с. Подвигалиха в Мантуровском р-не:

Старое здесь очень кладбище. Внизу там [около оврага] только утопленников и удавленников хоронили. Ну, в шестидесятые годы-то отдельно хоронили. Я помню, когда в детстве-то, мы вот там боялись бегать на реку. А щас-то уж теперь все вместе, щас не обращают внимания (ПМ1 Чесноковой Е. Г.: 02).

В пространственной структуре кладбища часто реализуется социальная иерархия современного ему общества, на что обращали внимание многие исследователи, как российские, так и зарубежные (Разумова 2013; Francaviglia 1971; Miller, Rivera 2006). В частности, она проявляется в расположении могилы относительно сакральных центров, формировании на кладбище зон для определенных социальных групп, в особенностях оформления конкретного места захоронения. Могилы людей, имеющих заслуги перед обществом, состоятельных людей, могилы священнослужителей и местночтимых святых отличаются близким расположением к храму, мемориалу, главному входу на кладбище или центральной аллее. Такие «особенные» могилы часто сопровождаются особыми ритуальными практиками, нехарактерными для других захоронений. В качестве примера можно указать на обычай использования в лечебных целях земли с могилы известного костромского просветителя и художника Ефима Честнякова, которого многие местные жители почитают святым (Громов, Соколова 2016). Специфическим локусом на кладбище являются также военные мемориалы и воинские захоронения. Там проводятся как светские мемориальные мероприятия, так и религиозные ритуалы (см. илл. 7).