Текст книги "Умершие в мире живых. Европейские исследования"

В 2016 г. в Троицкую родительскую субботу на кладбище г. Мантурово люди приходили к мемориалу, Братской могиле, и совершали те же действия, что и на могилах своих родственников: оставляли цветы, пирожки, конфеты, рассыпали крупы. По словам местных жителей, в памятные даты, связанные с Великой Отечественной войной, здесь же проводятся мемориальные митинги и литургии. Особый статус приобретает и могила личности, известной внутри локального сообщества. Таким примером может служить место захоронения героя соцтруда, председателя колхоза в с. Саметь под Костромой Прасковьи Малининой (Под Костромой 2018). Спустя 35 лет после ее смерти по инициативе приходского совета местной церкви было реконструировано надгробие – первоначально выполненный в «советском» стиле памятник был обновлен и приобрел актуальные в настоящее время христианские символы.

Во время календарных поминальных дней кладбищенское пространство меняет свое положение в социокультурном пространстве. Оно перемещается с периферии и становится на время одним из центров социокультурных коммуникаций (Чеснокова 2018). Коммерческие предприятия накануне Пасхи или Троицы (в зависимости от того, какой из праздничных периодов является в конкретной местности более почитаемым) разворачивают дополнительные торговые точки, где продают праздничную и поминальную атрибутику (букеты искусственных цветов, венки, подсвечники и т. п.), предназначенную как приношение и украшение могил. Мы наблюдали несколько точек торговли искусственными цветами в г. Мантурово, которые были закрыты после празднования Троицы. Во Владимирской обл. накануне Пасхи искусственные цветы заменяют привычный ассортимент некоторых торговых лавок на стационарных и передвижных рынках. Пример последнего нам удалось наблюдать в пгт. Красная Горбатка в 2019 г. Местные жители подтверждают, что такая смена товара происходит ежегодно:

Они начинают вот где-то в течение месяца, даже за месяц здесь. Уже у них [цветы] – это сезонный товар. Ну уже торговцев-то всех в принципе знаем, кто чем торгует. И многие из них уже, вот которые мелочевкой торгуют, они на этот момент переквалифицируются, только чисто с цветами стоят, с коробками цветов. Тут всё в цветах! (ПМ5 Чесноковой Е. Г.: 06).

На время пасхального периода расширяется торговая площадка с цветами на действующем кладбище г. Владимира около пос. Улыбышево. В последние годы во Владимирской обл. даже магазины федеральных торговых сетей включают букеты искусственных цветов в набор праздничной атрибутики в пасхальный период. В с. Парфеньево Костромской обл. сотрудники ритуальных служб отмечали, что большая часть работ по обустройству захоронений, установке памятников и цветников проводится до Троицы. Подобные примеры можно увидеть и в соседних регионах (см. илл. 8).

При том, что в содержательном плане посещение кладбища в поминальный день направлено на коммуникацию с покойными, пришедшие на кладбище люди активно общаются между собой, тем самым восстанавливая коммуникативный баланс данного сообщества. В обеспечение проведения необходимых ритуалов включаются административные, коммерческие и религиозные организации, о чем мы уже говорили выше. Ситуативная концентрация людей в пространстве кладбища во время подобных праздников актуализирует и способствует восстановлению ослабленных или утраченных социальных (семейных и земляческих) связей. Перечисленные выше поминальные практики направлены на поддержание символической связи покойного и родственников («семейного круга») и саморегуляцию на уровне социальной приемлемости и социального одобрения совершаемых действий.

Подводя итог, отметим, что тенденция к локализации всех обрядовых действий в пространстве кладбища, которая наблюдается сегодня в России, укладывается в логику вытеснения смерти из коллективного сознания, о чем писал Ф. Арьес применительно к странам Западной Европы (Арьес 1992: 454–472). Мы видим, что на современном российском кладбище возможно провести все ключевые похоронные и поминальные ритуалы, в которых участвуют только близкие умершего. Храм, или часовня, на кладбище, как и остальное кладбищенское пространство, включается в общую систему коммуникаций, поддерживающих связь живых со «своими» мертвыми, и эта функция в данном локусе является доминирующей. Трансформация отношения к смерти в обществе – вовсе не единственная причина локализации обряда на кладбище. Решение об отпевании в часовне на кладбище может быть принято из соображений экономии и удобства, поскольку не требует перемещения всех участников похорон от одного места к другому. Таким образом, на многих современных кладбищах складывается замкнутый комплекс ритуальных локусов в рамках похоронно-поминальной обрядности.

Кладбище сохраняет свое значение в похоронно-поминальной обрядности несмотря на то, что на современном этапе происходит сокращение количества мест осуществления ритуала. Более того, значение кладбища возрастает не только в рамках ритуала, оно также играет важную роль в поддержании социальных связей. Сложившаяся за долгое время традиция коллективного поминовения в определенный день позволяет кладбищу оказаться в центре социокультурного пространства и стать площадкой для коммуникаций, нетипичных для кладбища в повседневное время, но характерных для повседневных взаимодействий в других социокультурных локусах. На месте захоронения реализуются различные тактики, позволяющие репрезентировать общую связь умерших и живых членов родственного круга. Эта связь опирается на то, что кладбище и место захоронения исполняют функцию места памяти. Она поддерживает возможность символического общения между живыми и умершими. Особенностью кладбища, отличающей его от иных мест такой коммуникации, является возможность создавать и корректировать ее материальное измерение. Отделенность кладбища от других локусов позволяет создать особый режим взаимодействия. То же происходит на территории места захоронения, где выстраивается целый комплекс, включающий материальную репрезентацию умершего.

В заключение

В этой главе показан традиционный контекст коммуникации между живыми и умершими, сложившийся в Верхнем Поволжье. Составляющий его комплекс похоронно-поминальной обрядности в начале XXI в. существенно трансформировался. Социальные процессы, изменение бытовых условий и включение нового актора, обеспечивающего «технические» процессы похорон, привели к тому, что близкие умершего и сообщество, в которое он был включен при жизни, отстраняются от многих этапов похорон, в которых они традиционно принимали участие.

Мы видим две разнонаправленные тенденции: к унификации похоронных и поминальных обрядов и к росту степени вариативности отдельных эпизодов. С одной стороны, исчезают локальные особенности, представленные на определенных территориях. С другой – на уровне семьи умершего можно наблюдать разнообразие вариантов обрядовых практик. На наш взгляд, такое сочетание свидетельствует о том, что механизм традиции продолжает поддерживать похоронно-поминальную обрядность. Воспроизводимость названных выше эпизодов сегодня продолжают обеспечивать религиозный институт и профильные коммерческие учреждения, которым эту задачу уступили локальное сообщество и семейно-родственный круг. Вместе с тем близкие умершего в отдельном случае могут формировать свои уникальные способы коммуникации с умершими, выбирая подходящий вариант из ряда «стандартных» форм или привнося в поминальный контекст новые практики, например, заимствованные из повседневности. Все это позволяет постоянно адаптировать обряд под меняющиеся условия и поддерживать его актуальность.

Глава 3
Способы коммуникации с умершими в Европе

 
Всё кончено. А это значит —
Ни музыки, ни волшебства.
Большие мальчики не плачут,
А удивляются сперва.
Потом спокойно, терпеливо
Налив два пальца дижестива,
Садятся бездны на краю
И наблюдают смерть свою.
 

Г. Чернецкий

В последние десятилетия практически повсеместно растет темп трансформаций не только повседневных практик, но и основных ритуалов, сопровождающих и оформляющих жизненный цикл (рождение, наступление совершеннолетия, вступление в брак, смерть и похороны). Из этого ряда наиболее консервативным всегда представлялся комплекс похоронно-поминальной обрядности, который на протяжении длительного времени успешно противостоял напору культурных трансформаций даже в периоды коренных преобразований. Однако за последнее столетие, как показывают многочисленные исследования (ср.: Barley 1997; Feldmann 2004; Harris 2007; Boret 2014; Kelly 2015; Fournier 2018), эта область ритуалистики также подвергается серьезным изменениям даже в культурных ареалах, которые считались оплотом консерватизма. Понятно, что для этого существуют вполне объективные предпосылки, в том числе обозначившиеся на мировом уровне тренды, связанные с охраной окружающей среды и рациональным использованием природных ресурсов.

Именно в этом контексте наше внимание привлекли распространившиеся в последние десятилетия лесные (зеленые или экологические) кладбища и водные захоронения в европейских странах. Только в одной Германии, по разным источникам, в настоящее время насчитывается от 45 до 150 мест, где совершаются нетрадиционные погребения различного типа (FriedWald‑2 n. d.; Bestattungsorte 2019). Конечно, в масштабах всей страны это ничтожно мало, но необходимо учитывать тенденцию к их экспоненциальному росту, причем не только в Германии (ср.: Sheepdrove 2019), но и соседних странах (Австрия, Швейцария, Нидерланды, Бельгия, Великобритания). При этом на данный момент наблюдается существенная разница в территориальном распределении мест захоронения подобного рода. В Германии наибольшее их количество находится в северных и северо-восточных землях, в то время как на территориях с преобладанием католического населения, например в Баварии, их число минимально. Последнее можно утверждать и в отношении подавляющего большинства стран Южной Европы, хотя небольшие участки с «зелеными» захоронениями появляются и на традиционных кладбищах даже в консервативно настроенных регионах. Изменения наблюдаются и в культуре захоронений в целом: в соотношении трупоположений и захоронений праха в урнах, типов и форм намогильных памятников, в практиках коммеморации и в представлениях о способах коммуникации с умершими. Развеять прах над морем разрешено только по законодательству Швейцарии, Австрии и Франции. В Германии урна с прахом, сделанная из специального материала, быстро растворяющегося в соленой воде, просто сбрасывается в море.

Основной задачей нашего исследования являлся обзор как практик, так и идеологии биопогребений на фоне других трансформационных процессов в погребальной обрядности и в традициях коммеморации на примере Германии и некоторых других европейских стран (ср.: Centre for Death and Society 2019). Мы также затрагиваем социально-психологические, экономические и юридические аспекты, связанные с продвижением новых погребальных традиций как в официальном, так и в неофициальном дискурсах (СМИ, социальная реклама, социальные сети и др.). Использовались как материалы собственных полевых исследований (фото– и видеофиксации, интервью), так и широкий круг источников и публикаций по данной проблематике.

Немного истории

Необходим небольшой экскурс в историю, который позволяет провести сопоставительный анализ происходящих на наших глазах изменений в европейской погребальной культуре. Большинство исследователей сходятся в том, что современная европейская концепция кладбища сложилась в последние 250 лет (Fischer 2003: 23). Если первоначально погребения концентрировались в центрах поселений, обычно вокруг храмов, то с середины XVIII в. они начали перемещаться на периферию городских территорий. Кладбища постепенно вытеснялись из сакрального, а затем и из публичного пространства, превращаясь в инфернальное место «обитания мертвецов». Одним из основных факторов, помимо возникшего дефицита городского пространства, стали санитарно-гигиенические требования, возникшие в результате борьбы с регулярными эпидемиями холеры и чумы. Как отмечает М. Фуко, «именно в эту эпоху возникает кладбище, где каждого умершего клали в индивидуальный гроб, делали надгробие, предназначенное для членов семьи, куда вписывали имена каждого из них» (Фуко 2006: 94).

За последние столетия отношение к индивидуальным захоронениям неоднократно обновлялось вслед за изменениями как в практиках похорон, так и в оформляющей их идеологии. Смерть и умершие, а также непосредственно связанные с ними реалии и понятия (кладбище, гроб, могила, склеп) могли приобретать разные коннотации в зависимости от системы социальных отношений, в которую они оказывались вписанными. В одних случаях смерть могла оказаться героической, а умершие – почитаемыми героями и даже святыми, в других они оценивались как бедствие и угроза (если, например, речь шла о жертвах эпидемии, либо о смерти ведьмы или колдуна/вампира). Внезапная смерть могла истолковываться как наказание за прегрешение и сулить бедствия окружающим (например, засуху или наводнение), либо быть свидетельством избранности, как иногда оценивалась смерть от молнии. Порядок почитания умерших и их регулярного поминовения во многом определялись как регламентациями в рамках господствующих идеологий (в Европе до последнего времени жестко определявшихся господствующими в том или ином регионе религиозными течениями христианства, иудаизма и ислама), так и семейно-родственными традициями в рамках обычного права.

Инновационные процессы в погребальной культуре Германии

В современной Германии существует весьма строгая регламентация похоронного обряда, закрепленная на законодательном уровне. Согласно закону, умерший должен быть захоронен в земле, на одном из 36 тысяч кладбищ, или кремирован на восьмой день после смерти. Исключение составляют только те случаи, когда речь идет о преступлении или подозрении, что совершено преступление, и с телом приходится работать криминалистам. Сроки захоронения урн с прахом ограничены тремя месяцами со дня кремации. Хранить дома урны с прахом запрещено, они обязательно должны быть захоронены на городских кладбищах с надгробной плитой или памятником. Урны с прахом умершего и тела умерших не выдаются родственникам, их отправляют из медицинских инстанций по адресу кладбища, на котором умерший будет захоронен. На кладбище во время похорон урна все время находится в руках служителя кладбища или под его надзором, а после прощания помещается в землю или на полку колумбария (см. илл. 1). Развеивать прах умерших в нерегламентированных законом местах в Германии также запрещено. В этом смысле способы постмортального сопровождения здесь существенно отличаются от тех, которые приняты, например, в США (Harris 2007; Kelly 2015; Fournier 2018).

В начале 1990‑х гг. произошла постиндустриальная революция культуры погребения и памяти – переход от стандартных традиционных похорон к индивидуальным, сознательно определяемым семьей усопшего обрядам, и постепенная передача всех операций соответствующим ритуальным учреждениям. Можно сказать, что начинает доминировать культура погребения постмодерна с ее стремлением к индивидуализации, миниатюризации, анонимизации захоронений. Ухаживать за могилами в другом городе или даже другой части страны трудно и дорого, поэтому больше половины немцев в последние годы выбирают кремацию. Это намного дешевле, поскольку урна занимает меньше места на кладбище и может быть установлена в колумбарии. Если раньше могила считалась здесь показателем социального статуса человека, то сегодня немцы стараются все меньше тратить на погребение. Больше всего приходится платить за традиционное захоронение в землю и последующий уход за такой могилой, поэтому популярность таких захоронений год за годом падает. «Для меня самое дорогое место на земле – это трава на могиле моих родителей», – пелось в немецкой песне XIX века. Но сейчас общество стало мобильнее, и люди менее связаны друг с другом. Они часто живут вдалеке от своих родственников, и семейные захоронения встречаются все реже.

Представим теперь результаты наших полевых исследований на городских кладбищах Мюнхена, а также на ряде других кладбищ Баварии, где нами осмотрено несколько тысяч захоронений (более 3 тыс. фотофиксаций) и взято несколько десятков экспресс-интервью у работников кладбищ и их посетителей.

Традиционные типы захоронений. Около ста лет назад в Германии появляются архитектурные проекты лесных кладбищ, среди которых одним из первых было Вальдфридхоф (нем. Waldfriedhof – лесное кладбище) в Мюнхене. В 1905 г. в хвойном лесу Хохвальдфорст возле замка Фюрстенрид (Hochwaldforst von Schloss Fürstenried) было создано кладбищенское пространство, напоминавшее парк. Концепция кладбища свободных геометрических форм была разработана городским архитектором Гансом Граселем. В 1907 г. старая часть Вальдфридхофа, насчитывавшая к этому времени около 35 тысяч могил, была закрыта для новых захоронений и с тех пор активно используется горожанами для прогулок и занятий спортом. На этом историческом кладбище Мюнхена (одном из 29 ныне существующих в границах города) представлены разные типы могильных памятников, отражающих существующие различия в погребальных традициях. Безусловно местным, связанным с католическим населением города типом памятников являются баварские деревянные кресты с крышками, предохраняющими их от дождя и снега (см. илл. 2). Их аналоги можно увидеть на старообрядческих кладбищах Восточной Европы. Такого рода намогильные сооружения сосредоточены на нескольких специально выделенных участках, их удельный вес в общем числе памятников можно оценить примерно в 15 %.

Второй тип традиционных исторических захоронений представлен в индивидуальных и семейных склепах, как правило, украшенных скульптурой и (или) орнаментальными портиками. Количество таких захоронений в настоящее время незначительно, и большинство из них поддерживается лишь как исторические памятники. Некоторые из них, особенно расположенные по периметру кладбища, переоборудованы в колумбарии. Частично сохраняются и каменные надгробия со скульптурными композициями, особенно если они связаны с захоронениями личностей, значимых для Мюнхена, Баварии или Германии в целом. Остальные подобные намогильные памятники могут демонтироваться на общих основаниях, если за ними нет надлежащего ухода и их содержание не оплачивается родственниками. Количество таких надгробий также невелико (не более 5 %), хотя среди них встречаются и установленные сравнительно недавно (см. илл. 3).

Основной массив захоронений за последние примерно 50 лет представлен несколькими типами надгробий. Большинство из них – выполненные из разных видов камня (мрамор, гранит, известняк) и имеющие разную форму от геометрически правильной (прямоугольник, квадрат) до фантазийных. Часть из них имеет признаки конфессиональной принадлежности – от крестов до иных религиозных символов, например традиционной эпитафии R.I.P. (requiescat in pace – покойся с миром) на надгробиях, полумесяца или звезды Давида. Встречается и масонская символика. Например, на надгробии Венцеля Мекля (Wenzel Möckl, 1905–1977) изображен циркуль и наугольник, наиболее узнаваемый масонский знак. Единичны случаи использования при оформлении могил буддийской атрибутики, например фигура Будды на могиле Мияну Хлади (Mijanu Hladi, 1959–2017).

Наше внимание привлекли типы надгробного оформления, явно выделяющиеся из общей массы и свидетельствующие о появлении новых тенденций захоронения, которые, впрочем, пока в большинстве случаев не являются массовыми и доминирующими. Так, на участке с традиционными католическими захоронениями на Нордфридхоф (Nordfreidhof) выделяется семейное захоронение Луции Константинеску (Lucia Constantinescu, 1905–1997) и Марселя С. Шмидта (Marcel S. Schmidt, 1925–2007), выполненное из стекла и металла с сохранением христианской символики в виде стилизованного креста, погруженного в «янтарную» массу с вкрапленными в нее листьями растений и останками насекомых. Это захоронение, соседствующее с традиционными крестами с распятиями, при всей своей многозначности может ассоциироваться с вполне каноническими смыслами о бренности бытия и грядущем воскрешении под знаком Животворящего Креста. Конечно, для ортодоксального восприятия форма имеет важное значение, однако такая трактовка католического надгробия (назовем ее условно «художественной») пытается совместить традиционные смыслы с творчески осмысленными образами «вечной жизни» и памяти, запечатленной в застывших кусках янтаря. Вряд ли подобная форма может быть растиражирована, однако она демонстрирует тенденцию индивидуализации в оформлении могил, которая ранее была характерна лишь для представителей определенных социальных слоев.

Инновационные явления могут проявляться и не в такой явной форме. Например, расположенная неподалеку семейная могила Бутхаусов (Joh. Buthaus, 1909–1969, 1913–2000) оформлена в традиционном стиле: крест с крышкой и распятие; приспособление, заменяющее кропильницу – чашу со святой водой в католическом храме, в которую принято окунать пальцы перед совершением крестного знамения и молитвы; место для установки и возжигания свеч (лампада, «фонарик»). Все это присутствует и на соседних могилах. Необычным является наличие на могиле католического типа декоративных фигурок, встречающихся и на других участках кладбища. Это две массивные улитки, расположенные по бокам могилы возле креста и гипсовая фигурка совы. На раковине одной из улиток нанесена надпись: «Вера Утешение Безопасность» (Glaube Trost Geborgenheit).

Как известно, улитка играет важную роль в восточных символических системах (например, в даосской магнетической практике фэн-шуй улитка символизирует умиротворение и спокойствие). В христианстве улитка может восприниматься как символ воскресения Христа (Бидерманн 1996: 277; Махов 2014: 376), а раковина ассоциируется с могилой, «где человек покоится после его смерти, пока не получает возможность воскреснуть» (Бидерманн 1996: 169). Сова может выступать атрибутом Спасителя и присутствовать в сценах распятия (Королев 2003: 402; ПЭС 2003: 174; ср. также: Белова 2001: 79).

Таким образом, наличие этих элементов не нарушает конфессиональной целостности надмогильной композиции, хотя и предполагает стремление ее создателей придать оформлению концептуальный характер. При этом их явно не смущает одновременное присутствие атрибутов современной масскультуры вроде крупной надписи LOVE, выложенной пластмассовыми буквами, и «садовой пластики» в виде фигурок бабочек, лягушек, грибов и даже небольших граблей, небрежно прислоненных к фигурке совы. Хотя остальные фигурки также можно воспринимать как символические (ср. лягушка как символ воскресения в раннем христианстве: Махов 2014: 368), они скорее являются следствием внедрения китайского ширпотреба в ритуальный бизнес, о чем свидетельствует их применение и на других могилах, в том числе и лишенных каких-либо конфессиональных признаков. Подобные новации сродни явлениям моды, которые при определенных маркетинговых усилиях могут быстро распространяться, приобретать массовый характер и столь же быстро угасать.

Я украшаю могилы ангелами. Да, это китч/безвкусица, но мне нравятся ангелы (ПМ1 Морозова И. А. и Шрайнер А. А.: 05; см. илл. 4).

В этом смысле к ним близки спорадически встречающиеся на обследованных кладбищах Мюнхена надгробия, снабженные фотографиями умерших. Если верить результатам наших опросов, это вовсе не новая традиция для Германии. Однако в настоящее время в подавляющем числе случаев изображения на памятниках отсутствуют, и вопрос об их необходимости иногда вызывает недоумение у местных жителей (это кардинально отличает мюнхенские кладбища от российских). Тем не менее на надгробиях с датами смерти после 2000 г. фотографии иногда присутствуют, как, например, в семейных захоронениях Гедель – Пфлегер (см. илл. 5а) и Винкель – Крафт, явно установленных после 2007 г. Судя по нашим наблюдениям, фото чаще встречаются на надгробиях с иностранными фамилиями (например, Иштван Салонтай/Istvan Szalontay, Вальтер Липник/Walter Lipnik, Ральф Смолик/Ralph Smolik, Николаос Факицас/Nikolaos Fakitsas, Иоаннес Метропулос/Iωaννησ Mητρωπουλοσ, Екатерина Анджели/Ekaterini Andgeli).

Это заставляет предположить возможное влияние глобальных трендов, наиболее ярко в настоящее время представленных на постсоветском пространстве, но постепенно внедряющихся и в наиболее консервативных католических регионах Европы, о чем свидетельствуют наши полевые наблюдения в Испании (ПМ3 Морозова И. А. и Шрайнер А.А.; см. илл. 5б). Сходным образом оформлены новые захоронения, в основном выходцев из бывших советских республик (Белоруссия, Россия, Украина и др.), на Новом еврейском кладбище в Мюнхене (Neuer Israelitischer Friedhof), где практически каждый второй памятник снабжен фотографиями усопших (ПМ1 Морозова И. А. и Шрайнер А.А.: Новое еврейское кладбище). Фотографии присутствуют также на относительно свежих захоронениях (от года до пяти лет) мюнхенских кладбищ с деревянными крестами, однако в подобных случаях изображение покойного, как правило, располагается не на памятнике, а на так называемой посмертной открытке (Sterbebild) – стандартном приглашении на погребальную церемонию, которое часто ламинируют или помещают в пластиковый файл для защиты от дождя и снега и крепят к кресту или просто оставляют на могиле до установки постоянного надгробия. Сохраняясь на могилах по несколько лет, они, возможно, способствуют сохранению идеи о необходимости фотографии как постоянного элемента в оформлении захоронений (см. илл. 6). В интервью мы слышали приблизительно такие истории:

Да, иногда делают фотографии на памятниках. Мой двоюродный брат тоже лежит на кладбище Нордфридхоф, у него есть фотография на памятнике, и у его жены тоже. Если эта фотография упадет (отвалится от памятника), то дети не будут ее прикреплять обратно. Иногда к кресту прикрепляют посмертную открытку (Sterbebild). Это карточка с фотографией умершего и со стихотворением на ней. Их делают для людей, которых приглашают на похороны, они могут унести с собой ее на память. Иногда эту карточку с фотографией прикрепляют к временному кресту, который обычно меняют через год. За год должна просесть земля. Ты знаешь, что за год земля проседает на могиле? Тогда через год убирают крест и ставят каменный памятник (ПМ1 Морозова И. А. и Шрайнер А. А.: 05).

Посмертные открытки вручаются пришедшим на похороны людям. Их содержимое и внешний вид могут разниться; кроме фотографии, печального текста или стихотворения приводятся даты рождения и смерти. Такие открытки также вывешивают в христианских церквях на «Древе жизни» (Lebensbaum), символизирующем круговорот жизни в природе, где половина стенда, выполненного в виде дерева, – это фотографии с новорожденными детьми, а другую половину занимают поминальные открытки. Здесь хотелось бы упомянуть о траурных открытках, которые в Германии продаются во всех супермаркетах и книжных магазинах. Обычно это черно-белые открытки, которые принято посылать по почте, с изображением пейзажей, горящих свечей и словами соболезнования. К траурной открытке можно присовокупить и траурную книгу, которая от открыток отличается только объемом.

Еще одной часто встречающейся особенностью являются семейные захоронения, где на одной могильной плите обозначено несколько имен, т. е. они, по сути, являются коллективными. Хотя погребенные могут иметь различные фамилии, все они, как правило, являются родственниками, о чем обычно свидетельствует крупная надпись в верхней части надгробия (Семья NN/Familie NN). Это характерно и для некоторых старых захоронений. В качестве примера можно привести семейную могилу Гартнеров с металлическим барóчным крестом и надписями в готическом германском стиле, первое захоронение в которой относится к 1943 г. (ПМ1 Морозова И. А. и Шрайнер А. А.: Нордфридхоф). Тенденция экономии кладбищенского пространства проявляется и в миниатюризации надгробий, которые порой ненамного превышают размеры погребальных урн. В ряде случаев захоронения подобного типа образуют отдельные участки, иногда собранные в единую композицию в виде круга или полукруга.

Наше внимание привлекла еще одна особенность, которая встречается весьма редко: на отдельных памятниках и урнах в колумбариях нет надписи с датой рождения и смерти и обозначено только имя или же только фамилия. На кладбищах Нордфридхоф и Вальдфридхоф нам попадались могилы со скульптурной композицией без опознавательных надписей. Эту особенность нельзя назвать новой только потому, что визуально памятники можно отнести к прошлому веку; вполне возможно, именно эта традиция могла служить неким переходом к новой тенденции полной анонимизации захоронений в Германии (см. илл. 7). Судя по комментариям опрошенных нами баварцев, такое явление встречается не только в Мюнхене, оно типично и для баварской глубинки:

Обе мои бабушки похоронены на кладбище в городе Ульм, это 150 км от Мюнхена. На могиле одной из них надпись «Familie S*****» и больше ничего, бабушка похоронена вместе с дедушкой, это родители моего отца. На этом же кладбище похоронены родители моей матери. Когда мы делали памятник, решили написать только имена и фамилию. Нет никаких фотографий и дат, кому нужна эта информация? Семья знает, чья это могила, мы заботимся о могиле и памятнике, регулярно убираем, чистим, сажаем и поливаем цветы. Помним их дни рождения и дату смерти, навещаем их. Чужим это не надо, а свои знают и помнят. На мой взгляд, это очень личное решение. Люди разные, каждый делает памятник на свой вкус. Лично для меня все эти памятники с датой, именем, фамилией выглядят как объявление в газете (ПМ1 Морозова И. А. и Шрайнер А. А.: 07).

По мнению опрошенных нами баварцев, анонимные захоронения появились не так давно, и многие информанты о них не знали: «Никогда не слышал о таком»; «Анонимные захоронения – это братская могила (Massengrab)?». Но около трети опрошенных показали неплохую осведомленность:

Я думаю, что лет 100 назад в Баварии и католики, и евангелисты начали кремировать тела умерших. В Германии за последние 20–30 лет новое – это лесные захоронения и анонимные захоронения. Анонимные захоронения, когда нет никакой могилы, никакого памятника, никаких табличек с именами, и это практически бесплатно. Обычные похороны стоят очень много денег, памятник очень дорогой, каждый год нужно платить за уход за могилой – немногие могут себе это позволить. Поэтому эти анонимные захоронения все популярнее. Это все изменения последних лет, это то, что я знаю от моих знакомых и коллег (ПМ1 Морозова И. А. и Шрайнер А. А.: 05).

От одной из наших информанток мы услышали еще одну грустную историю о причине анонимизации могилы родными умершего: