Текст книги "Пробужденный"

Будь моя воля, я бы немедленно бросилась к нему. Сейчас мной руководило единственное желание – утешить его, положить изувеченную голову себе на колени, пробежаться пальцами по волосам и заставить хоть ненадолго забыть о пережитых страданиях. Если бы я только могла освободить Амона от этого мучительного долга, ужасной ответственности, лишившей его даже надежды на счастье! Но мне нельзя было обнаружить свое присутствие.

Доктор Хассан облил тело Себака бензином, щелкнул зажигалкой и наконец завершил ритуал:

Ты наш враг, и мы сжигаем твое тело.

Вопль тысячи смертей сотряс воздух, когда громадная крокодилья туша запылала в очистительном пламени.

 
Славьтесь, сыны Египта!
Славьтесь, солнце, луна и звезды!
Точки Треугольника невероятности исполнены силы.
Ты не мог одолеть нас,
Как мы не могли проиграть.
Отправляйся во мрак, Апофиз,
И вовеки скитайся во тьме!
 

При последних словах тело Себака затряслось, отчего вся долина наполнилась дрожью, и скрылось в клубах дыма. Огонь пылал все жарче, пока зеленая чешуя не сморщилась и не почернела, обнажив плоть и кости. Потом и они обратились в пепел, который унес ночной ветер.

Я стояла поодаль, наблюдая за бешеной пляской огня, и мысленно благодарила всех богов, что осталась с полным набором конечностей. Когда погребальный костер догорел, я оглянулась на долину и увидела блекнущий красный туман – единственное напоминание о недавно бушевавшей тут битве.

– Идемте, Хассан, – сказал Амон, словно очнувшись от глубокого сна. – Пора с этим покончить.

– Да, господин. Если не возражаете, я провожу вас на вершину пирамиды, а когда церемония будет завершена, заберу тела.

Амон ответил не сразу. Его пустые глаза были обращены вдаль, словно он всматривался в невидимую точку за горизонтом.

– Делайте, как сочтете нужным, – сказал он тихо.

Визирь жестом подозвал меня к Амону и прижал палец к губам, напоминая о нашем уговоре.

– Положите ладонь мне на плечо, – предложил он, когда я застыла перед парнем. – Так вам будет удобнее идти.

Амон вытянул руку, чуть не сбив с меня шляпу, и вслепую нашарил плечо.

– Я готов.

Доктор Хассан торопливо сделал выпроваживающий жест. Я не была уверена, что смогу выдержать восхождение – и уж тем более сомневалась, что Амон не заметит подмены, однако он не произнес ни слова. Парень спокойно следовал за мной до самой площадки наверху пирамиды.

Я шла как можно медленнее, боясь, что он споткнется и упадет. С раненой руки на плечо жилета безостановочно капала кровь. Стоило мне ее увидеть, как глаза обожгло новыми слезами. Когда мы добрались до вершины, я взяла ладонь парня и переложила ее на плоский камень, жалея, что толстая ткань перчаток не позволит мне в последний раз ощутить тепло его кожи.

– Подождите здесь, – сказал Амон, выпрямляясь.

Затем он воздел к небу дрожащие руки и начал напевать. Кожа парня вспыхнула бледным золотом, хотя я видела, насколько он истощен. Теперь луна стояла точно над пирамидой, и мне на секунду показалось, будто он держит ее в руках.

Силуэты Астена и Амоза, мерцающие на вершинах двух других пирамид, вспыхнули яркими кострами – однако сияние Амона едва теплилось. Когда братья тоже принялись напевать, луну и тело Амоза соединил серебристый луч, а вокруг Астена закружился вихрь белоснежных звезд, словно спустившихся прямиком с неба.

Пирамиды двух братьев нестерпимо полыхали на фоне ночного бархата, однако там, где стояли мы с Амоном, по-прежнему было темно. Я подняла голову и увидела, как пульсируют в небесах потоки силы, похожие на северное сияние. Затем в грудь Амону ударили два каскада искр – белоснежных и серебряных, – и его руки перестали дрожать, а тело немного окрепло.

Братья возобновили песнопение, и я увидела, как к нашей пирамиде плывет облако звездного тумана. К моему удивлению, оно предназначалось не для Амона: приблизившись, туман окутал меня с головы до ног, вокруг заплясали белые искры, и я неожиданно почувствовала рывок – будто мне в грудную клетку забросили якорь. Я догадалась, что Астен устанавливает между мной и Амоном канал для передачи энергии. Моим первым естественным порывом было отшатнуться и закрыться, но потом я перевела взгляд на окружающее Амона сияние и вспомнила, что сила должна быть отдана добровольно.

Я глубоко вздохнула и представила, как предлагаю ему каждую частицу себя – сердце, разум, душу, тело. Тяга стала сильнее, и я сцепила зубы, чтобы не закричать от боли. В следующую секунду во мне что-то переломилось, и я упала на вершину пирамиды – легкая, бездумная, лишенная земной оболочки.

Я лежала на спине, глядя в бескрайний космос. Разряды энергии накатывали на меня, словно морские волны, начиная с головы и сбегая вниз до самых пяток – снова и снова, в бесконечном неторопливом ритме… В голове не осталось ни одной мысли – лишь тихий гул космических ветров.

Я отстраненно наблюдала, как солнечный свет покидает меня, впитываясь в кожу Амона. Результат не заставил себя ждать: тело парня вспыхнуло ярче, и я вдруг подумала, что если мне суждено умереть здесь и сейчас, это наилучшая из возможных смертей. Я больше не ощущала жестких камней, впивающихся в спину, и не чувствовала сожалений, что расстаюсь с жизнью. В душе осталось лишь потрясение огромностью вселенной – и мимолетная мысль, какая же я крохотная по сравнению с ней.

Внезапно мешанина звезд надо мной упорядочилась, и из глубины ее вынырнули три яркие точки – золотая, белая и серебряная. Я проследила их полет по небу, наблюдая, как они образуют треугольник с равными сторонами. Это было прекрасно. Однако не прошло и минуты, как в небе над ними сгустился мрак – непроницаемо-черная щель, за которой, я знала, скрывается немыслимое зло. Со стороны оно походило на смерч, но я чувствовала, что открывшаяся нам сила куда больше и древнее.

Меня затопил страх, и я жалобно захныкала, больше не опасаясь выдать себя. Из щели на нас надвигалось нечеловеческое лицо – злобное, дьявольское, грозящее самыми мучительными карами, и я вдруг поняла, что его приход – лишь вопрос времени.

По площадке застучал град, но у меня не было сил от него заслониться, а потому я осталась лежать на месте, беззащитная под ударами неба. Соприкасаясь с теплой аурой Амона, градины таяли на лету – но я была вне его золотого круга. Один ледяной шарик с размаху ударил меня по лбу, и я почувствовала, как заструилась по лицу кровь. Какой холодный… Нет. Это я холодная. Вздрогнув, я попыталась поднять руку, хотя бы пошевелиться, – но конечности парализовало.

По лицу покатились молчаливые слезы. Покой и ощущение бестелесности, наполнявшие меня несколько минут назад, исчезли бесследно. Я поняла, что мы опоздали. Сет уже здесь и вот-вот прорвет заслон. Я не просто погибну – меня развоплотят, сотрут со страниц истории. Родители никогда не вспомнят, что я вообще существовала. Но, что еще хуже, меня забудет Амон. Почему-то эта мысль мучила меня больше всего.

Три сияющие точки повернулись вокруг оси и по широкой дуге ринулись вниз – однако не погасли при столкновении с землей, а снова подскочили в воздух, сделали оборот и прочертили в небе новые дуги. Вскоре вся долина скрылась под куполом, составленным из множества мерцающих треугольников. В изумлении глядя на них, я наконец поняла слова доктора Хассана. Надо мной горел Треугольник невероятности – вероятности, которая не должна и не может сбыться.

Сеть наливалась светом, пока в самой ее сердцевине не возник огромный электрический столб. Он с треском рванулся ввысь и ударил точно в щель, зияющую в центре вселенной. Луч насквозь пронзил бушующий за ней смерч, и щель, в последний раз вспыхнув, растаяла. Врата закрылись, запечатанные трехцветным треугольником.

На долину опустилась мертвая тишина. Свет начал стремительно блекнуть, пока не распался на три маленьких шара – золотой, белый и серебряный. Повисев в небе, они неторопливо опустились к братьям. Первый шар ударил Астена в грудь, второй опустился Амозу на плечи, а третий парил у Амона над головой, пока тот не взял его в руки, словно миниатюрную луну. Затем свет впитался в его тело, и Амон едва заметно пошатнулся.

– Все кончено, – сказал он. – Идемте, Хассан. Я заберу вас с собой.

Я не могла пошевелиться. Не могла сказать ни слова.

– Хассан? Что такое? Где вы?

Амон сделал пару шагов и чуть не споткнулся о мое плечо.

– Хассан?

Присев рядом, парень поднял мою ватную руку, снял шляпу – и вдруг застыл, коснувшись волос. Пальцы Амона торопливо пробежались по моему лицу.

– Лилия? – судорожно выдохнул он. – Нет.

Он принялся стаскивать с меня тяжелый жилет, а потом сжал в объятиях и уткнулся носом в шею.

– Нет! – взвыл он.

Я поняла, что он считает меня мертвой. Но я была жива! По крайней мере, пока. Однако у меня не было ни малейшего шанса сказать ему об этом. Я даже не знала, дышу ли еще. Может, я и правда погибла и теперь переживаю внетелесный опыт?

Амон покрыл поцелуями мои щеки и лоб. Руки парня тряслись, дыхание выходило из груди с присвистами. Наверное, если бы у него были глаза, он бы плакал. Как грустно, когда не можешь никого оплакать, вдруг подумала я.

По-прежнему прижимая меня к себе, Амон дрожащим голосом пропел заклинание. Вершина пирамиды разомкнулась, и мы, словно на дно глубокого моря, погрузились в темноту.

Глава 24. Скарабей сердца

Мы опускались в камень, точно в воду, пока не достигли самого низа пирамиды. Ее основание было озарено большими валунами вроде того, что освещал мастерскую доктора Хассана. Когда ноги Амона коснулись усыпанного песком пола, он пошатнулся, но все-таки меня удержал. Моя голова безвольно свесилась ему на плечо, и Амон вытянул свободную руку, пытаясь понять, где находится. Через пару секунд он наткнулся на горизонтальную плиту, подозрительно напоминающую алтарь, и бережно уложил меня на нее.

Затем парень отвел волосы с моего лба и скрестил руки на груди, точно Клеопатре на смертном ложе. Мне хотелось закричать, что я жива, – но я была заперта в собственном теле. Амон опустился передо мной на колени и уткнулся лбом в живот. Принца сотрясали беззвучные рыдания, но я ничего, совсем ничего не могла сделать, чтобы его утешить.

– Прости, Лилия, – бормотал парень. – Я не хотел для тебя такой судьбы. Как самонадеянно было полагать, что мне хватит собственных сил! Следовало догадаться, что братья меня обманут. Они так и не поняли, почему я решил отослать тебя домой, даже рискуя погрузить весь мир во тьму. И теперь то, чего я боялся, сбылось. Как я не почувствовал, что свежие силы, напоившие мои вены, на самом деле принадлежали тебе?

Амон приподнял мою голову и осторожно ее сжал. Виски тут же опалило солнечным жаром; добрый знак – или, по крайней мере, свидетельство, что я пока протянула ноги только в прямом, а не в переносном смысле.

– Разлучившись с тобой, я утешался мыслью, что ты в безопасности и сможешь воспользоваться тем шансом, который дарован каждому человеку по праву рождения – шансом найти свое счастье. А теперь ты покинула этот мир в поисках новой жизни. Величайшее желание моего сердца – немедленно последовать за тобой, но мой путь не схож с твоим, и судьба призывает меня к иному.

Несколько секунд в пирамиде царила тишина. Затем Амон беспомощно опустил лоб на мою руку.

– Прости меня, Лилия. За то, что увез из дома, что взвалил на твои хрупкие плечи такую ношу, что стал причиной этой трагедии. А больше всего прости за слова, которые я так и не посмел тебе сказать.

Позади Амона вспыхнул яркий свет, и я краем глаза увидела прекрасного мужчину, у ног которого сидел огромный черный пес. Если бы я не была при смерти, то непременно схватилась бы за карандаш. Как и у принцев, его мускулистый торс был совершенно обнажен, а ноги прикрывала лишь складчатая юбка – однако, в отличие от братьев, не белая, а черная. Когда он слегка склонил голову, я увидела блестящие смоляные волосы. На вид он был ровесником моего отца, но безвременная красота, которой были отмечены его черты, намекала, что это впечатление обманчиво.

– Амон? – позвал он. – Кто это?

Парень поднял голову.

– Здравствуй, Анубис. Это Лилия, смертная. Я был вынужден забрать ее жизненную силу, чтобы завершить церемонию, и невольно стал причиной ее смерти.

– Как… любопытно.

Анубис шагнул ближе и склонился над алтарем, глядя в мои широко распахнутые глаза. Разумеется, от него не укрылось потрясение, с которым я рассматривала настоящего египетского бога. Внезапно он мне подмигнул, и я подумала, что он мне, конечно, нравится, только вот доверять я бы ему не стала.

– Расскажи, как это случилось, – велел он Амону, выпрямляясь.

Тот поднялся на ноги, по-прежнему сжимая в руке мою ладонь, и повернулся туда, где предположительно находился бог. При этом глазницы парня уставились в пустоту у него за спиной.

– Апофиз и Сет наделили частью своей силы алчного смертного – того же, который вырезал мои глаза и украл погребальные сосуды. Вот почему мне понадобилась Лилия.

– Понятно. Этот смертный был повержен?

– Да. А Сет заточен еще на тысячелетие.

– Тогда ты прекрасно справился со своей задачей. Теперь ты готов расстаться со своими силами, чтобы возвратить их при следующем пробуждении?

– Да, хотя из них осталась только одна.

– Я не был бы в этом так уверен…

Амон склонил голову.

– Не понимаю. Темный ушебти Себака вскрыл три мои канопы, и его господин присвоил заключенные в них силы.

– Да, но в этом случае нужно сделать некоторые допущения.

– Какие допущения?

– Не стоит недооценивать мощь добровольной жертвы. Помнишь, как Сет потребовал привести вас на алтарь? Ты первым сказал людям, что взойдешь на него по собственной воле.

– Я помню.

– Человек, готовый отказаться от жизни ради тех, кого любит, служит вместилищем великой силы. Вот почему боги одарили тебя щедрее других.

– Но какое это имеет отношение к Лилии?

– Так охотно пожертвовав собой, эта юная девушка возместила все, что было у тебя украдено.

– Ты хочешь сказать, что смерть Лилии возвратила мне силы?

– Нет, не смерть. Любовь. Жертва Лилии была столь же совершенна, как и та, которую ты принес ради своего народа. Боги не могли не заметить такого мужества и наградили тебя частью собственной силы. Теперь же ее любовь вернула украденное. Разумеется, тебе все равно нужно будет заключить эти силы в канопы, но при следующем пробуждении в твоем распоряжении окажутся все четыре.

Амон отвернулся и сделал несколько неверных шагов прочь.

Анубис прищурился ему вслед.

– Ты не благодарен за этот дар?

– Я… опечален его ценой.

– Понимаю.

– А ты можешь… – начал Амон и умолк. – Я знаю, что она не одна из нас. Но ты можешь облегчить ее путь в посмертие, как делаешь это для меня и братьев?

Анубис бросил на меня быстрый веселый взгляд и поскреб подбородок.

– Мог бы. Если бы она была мертва.

– Что?! – Амон развернулся и, спотыкаясь, бросился к алтарю. Там он схватил мою руку, но она была все так же холодна и безвольна. – Она жива? Тогда почему не может двигаться и говорить? Почему я ее не чувствую?

– Отдав всю энергию, она остановилась на самом пороге смерти.

– Я могу ее спасти? Вернуть обратно?

– Можешь. И в глубине души сам знаешь, что нужно для этого сделать.

Амон застыл, напряженно обдумывая слова Анубиса.

– Неужели другого пути нет?

– Мне он неизвестен. Разумеется, по окончании тебе нужно будет разорвать связь. В противном случае…

– Я предупрежден о последствиях. – Амон сжал мою ладонь, но я едва ощутила его прикосновение. – А что, если она не сможет?

– Я буду здесь и направлю ее, если потребуется. – Видимо, Анубис заметил сомнение на лице парня, потому что добавил: – Или ты можешь оставить ее здесь на волю судьбы.

Амон глубоко вздохнул и выпрямился.

– Нет. Я все сделаю.

– Ты должен понимать, что это простая формальность. Чем дольше ты ее избегал, тем неизбежней она становилась. Теперь это всего лишь слова.

– Я надеялся обойтись без них.

– Правда? – улыбнулся Анубис, скрещивая руки на груди. – На твоем месте я бы не откладывал желанное до того момента, когда оно стало… неотвратимым.

– Я собирался разделить с ней боль.

– Боль смертных живет недолго.

«Тебе-то откуда знать», – хмуро подумала я.

– В то время как твои страдания длятся куда больший срок. Приятные воспоминания могли бы их скрасить.

– Я надеялся уберечь от боли нас обоих, – тихо ответил Амон.

– Что ж, у тебя будет время поразмыслить об этом до следующего пробуждения.

Я сомневалась, что поняла хоть половину из их беседы, но видела, что та поселила в душе Амона глубокую тоску. К тому же я сбилась со счета, сколько раз они упомянули слово «боль». Чего бы ни добивался Анубис от Амона, это было не к добру.

Затем бог отступил в тень, и Амон начал сплетать заклинание. На этот раз я его узнала – это были те же слова, которыми он связал нас в музее, но теперь они звучали немного иначе. Хотя мы были заперты в пирамиде, мои волосы тут же взметнул знойный ветер.

 
Силой слова,
Силой сердца
Плету я заклятие.
Как сегодня были связаны наши руки,
Так отныне будут связаны наши жизни.
Неустанно она будет служить мне,
Как и я неустанно служу Египту.
Чтобы сделать наш шаг легким по этой земле,
Дай ветра нашим перьям,
Дай воли нашим крыльям,
Дай силы нашему сердцу.
Жизнь ее теперь с моей нераздельна,
Как нераздельны до смерти душа и тело.
Где ей ходу нет, там я пройду.
Где она упадет, там я устою.
Где она ослабеет, там я дам ей силу.
Наши сердца крепки.
Наши души тверды.
Наша связь нерушима.
 

Когда Амон допевал заклинание, ему пришлось почти накрыть мое тело своим – иначе ветер, бушующий в подземном зале, непременно сдул бы меня с алтаря. Наша прежняя связь опустошила меня досуха, приведя на порог смерти, однако новая оказалась полной ее противоположностью.

Я судорожно вздохнула, чувствуя, как по венам растекается солнечное пламя. Оно было горячим, но не обжигающим. Скосив глаза, я поняла, что все мое тело лучится золотым сиянием. Внезапно мне открылись и чувства Амона – будто его эмоции стали моими. Я ощутила боль, жалящую его пустые глазницы, тяжесть, сминающую его сердце, – и едва не расплакалась от жалости.

– Амон? – позвала я едва слышно.

Парень тотчас же сгреб меня в охапку и уткнулся лицом в шею.

– Лилия, – выдохнул он.

– Что… Что случилось?

Амон отступил на шаг и низко опустил голову, чтобы я не видела его глаза.

– Я скрепил нашу связь, – ответил он мягко.

– В каком смысле? Разве мы уже не были связаны?

– Это было временное решение. Связь, которая скрепляет нас теперь, нерушима. Да видят боги, я старался этого не допустить.

– Но почему? – я быстро вытерла слезы, раздосадованная своей слабостью. – Почему ты меня избегаешь?

– Лилия, – вздохнул Амон. – Я не подпускал тебя к себе не по той причине, о которой ты думаешь. Открой сознание – и поймешь.

Я сморгнула слезы, шмыгнула носом и попыталась сделать то, о чем он просил, – но не смогла продвинуться дальше мысли, что он собирается вновь меня оттолкнуть. Амон крепко сжал мои плечи.

– Просто закрой глаза и попытайся почувствовать то, что чувствую я.

Я честно зажмурилась и мысленно потянулась к Амону. Через пару мгновений я и вправду различила его сердцебиение и мягкое чередование вдохов и выдохов. Я попробовала проникнуть глубже… и неожиданно увидела мир его глазами. Не физическими, разумеется, – но теперь я знала то, что знал он. Я смотрела Оком Гора.

В одну секунду я поняла всё.

– Амон? – я коснулась его щеки. – Прости. Я даже не представляла. Я думала, что просто тебе не нравлюсь.

– Я не мог позволить себе такую связь. Хотя бесконечно ее желал. Клянусь, я еще ничего в жизни не хотел так страстно.

Анубис прочистил горло, и Амон выпрямился над алтарем – прямой и напряженный, как струна.

– Возможно, годы сделали меня мягкосердечным, – заявил бог, – но я ненадолго оставлю вас наедине. И да, Амон, ты будешь мне должен.

Анубис снова мне подмигнул и сделал неуловимое движение пальцами. Вокруг его рук тут же заклубился серый дым, который проплыл по воздуху к Амону и непроницаемым коконом окутал его голову и тело. Парень вскрикнул и прижал ладони к пустым глазницам.

Когда туман с шипением растаял, на руках Амона красовались новые пальцы, а раны, укусы и кровоподтеки исчезли бесследно. Но самый главный подарок ожидал меня, когда он опустил ладони и растерянно моргнул. Теплые ореховые глаза Амона вернулись.

Пес Анубиса довольно заурчал, и его хозяин, усмехнувшись, исчез во вспышке света.

Глаза Амона тут же наполнились слезами, и он недоверчиво протянул руку к моему лицу. Скул и подбородка словно коснулись солнечные лучи – немыслимые ночью и тем более в глубине пирамиды.

– Ты… меня видишь?

– Да.

– Тебе очень больно?

Парень улыбнулся уголками губ.

– Почти невыносимо.

– Ты точно решил уйти? – с замиранием сердца спросила я, не уверенная, что хочу услышать ответ.

– У меня нет выбора.

– Ты уверен?

– Если бы для нас был хоть один общий путь, я бы его нашел. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – я зарылась пальцами в его волосы, и парень прикрыл глаза. Теперь я собственным сердцем чувствовала, как он тосковал по этому ощущению. – Сколько у нас времени?

– Анубис даст нам всего несколько минут, – и Амон, отвернувшись, с неохотой направился к дальнему концу зала.

Подойдя ближе, я увидела темный провал шахты.

– Мне надо будет выбираться через нее?

– Нет. Во время церемонии пирамиды были охвачены таким жаром, что туннели почти расплавились. Спустившись в них сейчас, ты подвергнешь свою жизнь ненужной опасности.

– О.

Я не знала, что еще сказать. Все слова казались неуместными. Я еще никогда никого не теряла – даже домашних животных. И теперь, глядя на мрачное лицо Амона, понимала, что он все равно сделает то, чего от него ждут – даже если в глубине души считает это нечестным и неправильным.

По-видимому, парень действительно принял решение, потому что стиснул челюсти и резко ко мне обернулся.

– Не беспокойся о возвращении в Нью-Йорк. Теперь у меня достаточно сил, чтобы отправить тебя в ту точку пространства и времени, где мы впервые увиделись.

– Значит… У меня ничего не останется? Будто мы никогда и не встречались? – спросила я растерянно.

Амон сделал шаг и обвил меня руками. Теперь я прижималась спиной к каменной стене пирамиды.

– Со временем даже воспоминания обратятся в пепел, – ответил он тихо, заглядывая мне в глаза.

– Нет, – я покачала головой. – Я тебя никогда не забуду.

– Не стану спорить, – и парень грустно улыбнулся, играя с одной из моих позолоченных прядей. – Знаешь, в одном Анубис все-таки был прав.

– Да? В чем?

Амон вжал ладони в стену по сторонам моего лица.

– Вечность – невыносимо долгий срок, если нечего вспомнить.

В следующую секунду он накрыл мои губы своими.

Я так долго ждала этого поцелуя – и он оказался гораздо лучше и дал мне неизмеримо больше, чем в самых смелых фантазиях. Под закрытыми веками вспыхнуло золотое сияние, будто я слилась в объятии с самим солнцем.

Амон рывком притянул меня к груди, и я почувствовала, как немеют руки и ноги. Губы Амона не торопились, смакуя каждое крохотное ощущение, и я подумала, что не отказалась бы сделать наш первый поцелуй – вечным.

По телу стремительно растекалось жидкое золото. Я почувствовала себя редким цветком, который раскрывается лишь раз в жизни, чтобы сразу же сгореть от божественной ласки солнца. Стоило Амону коснуться губами моих щек, как на них расцвел румянец. Затем он скользнул пальцами по позвоночнику, остановившись на талии, – и спину окатило теплой нежной волной.

Амон.

Я не была уверена, произнесла или только подумала его имя, потому что использовать рот для чего-то, кроме поцелуев, сейчас казалось кощунственным. Вены горели и плавились изнутри; весь мир дрожал в знойном мареве, возложенный на костер наконец нашедших выход чувств. Искрящего между нами электричества хватило бы на дюжину городов. Будь моя воля, я бы навеки растворилась в этом жаре и сиянии. Амон затягивал меня, словно зыбучий песок – горячий, текучий, неостановимый.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, оба задыхались. Мои губы припухли и пылали, ноги подкашивались. Кожа светилась собственным светом, и я вдруг подумала, что сейчас служу точным отражением Амона при нашей первой встрече. Он поймал пальцами одну из моих осветленных прядей и улыбнулся, когда она окрасилась в еще более густое золото.

– Прекрасна, – выдохнул он. – Ты божественно, немыслимо прекрасна. Самые горькие страдания покажутся мне слаще меда, как только я вспомню вкус твоих губ.

– Тебе обязательно уходить? – снова беспомощно спросила я, спрятав лицо у него на груди.

Он обвил меня руками и нежно поцеловал в макушку.

– Я хочу тебе кое-что подарить, – вдруг сказал он, так и не ответив на мой вопрос.

С этими словами он отступил на шаг и сделал повелительный жест рукой. На смуглой ладони тут же выросла горка песка. Амон накрыл ее другой рукой и прошептал короткое заклинание. Между пальцами хлынул свет, и парень, улыбнувшись, сделал мне знак подойти поближе.

На ладони лежал драгоценный скарабей. Панцирь его был инкрустирован изумрудами того же сочного оттенка, который принимали глаза Амона на солнце, а голову и крылья окаймляли маленькие золотые пластинки с россыпями крохотных алмазов.

Амон вложил его мне в руку.

– Какой тяжелый, – растерянно сказала я.

– Это Амсет. Мое сердце.

– В каком смысле – сердце?

– Что ты знаешь о мумификации?

– Гм, немного. Тело обертывают лентами и кладут в саркофаг, а внутренние органы вырезают и сохраняют в погребальных сосудах.

– Обычно так и есть. Но из тела вырезаются не все органы. Сердце остается.

– Правда? Почему?

– Сердце – вместилище разума и та сила, что заставляет двигаться язык, – прошептал Амон. – Когда человек отправляется в загробный мир, его сердце взвешивают на весах правосудия. Если оно оказывается достойным, его хозяина приветствуют почестями. Если же оно не может уравновесить перо Маат, человека скармливают демонам.

– Разве оно не пригодится тебе в посмертии?

– За все тысячелетия я ни разу не видел весов правосудия. И вряд ли увижу. По крайней мере, пока не умру по-настоящему. К тому же разве честно будет оставить его у себя? Ведь оно мне больше не принадлежит, – Амон секунду помедлил. – Наверное, я не имею права просить тебя о таком одолжении. Но во мне теплится надежда, что ты иногда будешь смотреть на него и меня вспоминать.

– И ты называешь это одолжением? Конечно, я буду тебя вспоминать! Ты никогда не покинешь моего сердца.

В глазах защипало, но я не дала воли слезам. Мне не хотелось отравлять печалью эти последние мгновения с Амоном. Если нам суждено расстаться навеки, я должна отпустить его с улыбкой – и храбростью, которой на самом деле не ощущала.

Амон улыбнулся.

– Когда наша связь будет разрушена, твои чувства могут измениться. Возможно, ты захочешь меня забыть. Но даже тогда я буду вечно благодарен тебе за время вместе.

– Подожди, – я упрямо вскинула голову. – Наша связь будет разрушена?

– Да. Ее нужно разорвать, прежде чем я покину этот мир.

– Но я не хочу! Ты слишком много для меня значишь.

– Если мы не разорвем связь, твоя жизнь будет лишена даже краткого проблеска счастья. Ты больше не сможешь никого полюбить. Во снах твой разум будет путешествовать со мной тропами смерти. Это сведет тебя с ума, Лилия.

Я скрестила руки на груди.

– Так Анубис говорил об этом? Когда упомянул боль?

– Да. Потому я и не допускал нашего сближения.

– И потому же не хотел меня целовать?

Амон кивнул.

– Поцелуй сразу скрепил бы связь. Чем дольше она существует, тем труднее ее разорвать. Даже теперь, хотя мы были соединены всего неделю, тебя могут преследовать призраки нашей близости – будто души перекликаются через бездну жизни и посмертия. Чем раньше мы с этим покончим, тем будет лучше для тебя.

– На одну крохотную секунду допустим, что я соглашусь. Что я должна для этого сделать?

– Убить меня.

Амон стоял, сжав руки в кулаки и пытливо вглядываясь мне в лицо – будто просил понять и набраться смелости. Я рывком отвернулась и опустилась на землю.

– Смеешься, да? – Из груди вырвался предательский всхлип. – Ты же не всерьез просишь принести тебя в жертву?

– Это единственный способ разорвать связь, – ответил он тихо. – Когда узы между смертным и бессмертным скреплены, единственный способ разрезать их – это…

– В буквальном смысле вырезать тебя из моей жизни.

Амон присел рядом и обнял меня за плечи.

– Ты должна принести смерть тому, кто сотворил заклятие. Я всеми силами пытался уберечь тебя от этого испытания, но иначе не смог бы исцелить твое тело.

Я вскинула голову.

– Анубис сказал, что заклинание – простая формальность. Что он имел в виду?

– Он имел в виду… – Амон помедлил. – Что мое сердце сделало выбор задолго до того, как я с ним смирился.

– Слушай, я не могу. Просто не могу. Я не буду тебя убивать! Если Анубису нужно, чтобы ты отправился к праотцам, пусть сам это и делает. А мы о таком не договаривались!

– Придется, Лилия. Иначе последствия будут для тебя разрушительны.

– Нет, – я покачала головой. – Нет!

Амон вздохнул, баюкая меня в руках. Я больше не сдерживала рыдания, и вскоре его изодранная рубашка порядком промокла от моих слез.

– Тише, Нехабет, – прошептал парень, гладя меня по спине. По позвоночнику снова начало растекаться умиротворяющее тепло. Я хотела в гневе отстраниться – но вместо этого невольно прижалась ближе, жадно впитывая последний свет своего земного солнца. Однако каким бы жаром он ни наполнял мое тело, в душе по-прежнему царил холод – холод смирения с неизбежным.

– Ты же знаешь, что я бы все равно погиб, – прошептал Амон, словно отвечая на мои невысказанные мысли.

Я кивнула, не отнимая голову от его груди.

– Даже когда наша связь разорвется, все мои мысли будут о тебе, – пообещал он. – Моя любовь не потускнеет. Каждую ночь я буду вызывать в памяти твой образ. Ты моя – моя Нехабет, – редкий цветок, что растет лишь в оазисе посреди пустыни. Каждый день, месяц и год твоей жизни я буду присматривать за тобой из теней, пока водяной лилии не настанет время закрыть лепестки. Тогда я встречу тебя на пороге ночи, чтобы препроводить к рассвету новой жизни.

Я шмыгнула носом.

– Разве наши посмертия совпадают?

– Неважно. Я найду тебя везде. Ты мне веришь?

– Верю, – тихо ответила я.

Амон снова запечатлел на моих губах нежный поцелуй, и я ощутила вкус собственных слез. В следующую секунду моего слуха коснулось жалобное собачье скуление.

Амон вскинул голову.

– Анубис.

– Прошу прощения, если помешал, но я уже закончил с твоими братьями, и промедление больше неуместно, – бог нахмурился, глядя на мое заплаканное лицо. – Ты объяснил ей, что нужно сделать?

– Да, – ответил Амон. – Но о таком трудно просить.

Анубис лишь отмахнулся.

– Я буду здесь и ее направлю.