Текст книги "От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов"

– Нет, не до того было!

– А я встретился: командовал армией той ночью Титов. Судец сказал, что в ночной тактике много незнакомых команд, он их не знает и не понимает, и он не мог взять управление на себя. Хотя очень хотел прекратить бессмысленные и опасные атаки, как ему казалось. Всё было проведено на высшем уровне, Георгий Константинович. Представь, если бы Манштейн вырвался. Я, когда узнал об этом, снял все свои возражения против его кандидатуры.

– А мне почему ничего не сказал, Александр Михайлович? Опять хочешь быть хорошим для всех? А я должен выглядеть пугалом?

– Это ты его пугать решил? У него под сотню сбитых, лично и в группе. Причём в группе у него больше, чем лично. Он себе на хлеб, с маслом и чёрной икрой, и без нас заработает! – заулыбался Василевский. – Всё, хватит собачиться! «Хозяин» сказал: «Работаем вместе!», значит – работаем вместе! Не задирайся, Константиныч! Ну и что, что молодой, зато дело своё знает.

– Ладно, поехали! Пусть потреплется!

Мы вышли из дворца, я отпустил адъютанта, все сели в «хорьх» Жукова и поехали в Генштаб. Дорогой молчали, каждый обдумывал что-то своё. По приезду мне показали три запланированных операции Волховского и Ленинградского фронтов: Ленинградско-Новгородской, Красносельско-Ропшинской, Новгородско-Лужской наступательных операций.

Около двух минут я рассматривал поднятые карты операций.

– Замечательно! – проговорил я. – Верх стратегического искусства! Это называется выдавливанием зубной пасты из тюбика.

– Что?!

– Я даже не знаю, как это объяснить, Александр Михайлович. Реально на северо-западе нас интересует всего две точки: Силламяэ и Псков. Перерезав эти две дороги, можно готовить лагеря для полутора миллионов пленных. Даже если мы сильно ударим, по этим трём разработанным операциям, они отойдут до Нарвы и Пскова и встанут там. А мы будем вынуждены проламывать их оборону ещё раз. Должок на фон Лееба лежит на Серафимовском у меня. Бить надо вдоль западных берегов Псковского и Чудского озёр.

– Немцы фронт в районе Великих Лук очень укрепили, Павел Петрович.

– При двухстах стволах на километр фронта о противнике не спрашивают. Спрашивают о достигнутых рубежах.

– А потянем? – неожиданно спросил Жуков.

– Со своей стороны могу гарантировать, что господство в воздухе мы обеспечим. Транспортные потуги разорвём. После этого Кюхлеру деваться будет некуда.

– Ну, хорошо, а дальше, Петрович? – продолжил Жуков.

– Одесса, Бухарест и София.

– Для чего?

– Чтобы Перекоп не штурмовать. В общем, планировать операции не поперёк рек, а вдоль. А то от Дона до Днепра бежали, а у Днепра встали. Резать коммуникации и охватывать вертикально.

– Хлебнём мы с ним горя, Александр Михайлович! Но, Петрович! Если хоть одна бомба упадёт на мои войска – лично расстреляю.

– Да упадёт, конечно. Лучшее ПВО – это наши танки на аэродромах противника. Но всё, что в наших силах, сделаем.

Просидели до утра. Былая настороженность Жукова к утру рассеялась. Он явно загорелся идеей после Паулюса взять за гузки фон Кюхлера. Отвёз меня домой.

– Не проспи! «Сам» к двум часам уже в Кремле. В 14.30 будем докладывать предварительные наброски.

– А успеют сделать расчёты, товарищ маршал?

– У Михалыча не забалуешь. Успеют! Всё, давай, спать хочется!

Удалось поспать три часа, вызвали в штаб ВВС. 14-й, 16-й и 32-й ГИАПы приказал перебазировать в Андреанаполь. Пробежались по комплектации дивизии, оставил заявки на разведывательные «Спитфайры MK XIV», радиолокационный батальон. Вызвал Холодова, Покрышкина и Макеева в Москву. К 14.15 прибыл в Кремль. Раньше всех. Пришлось сидеть и ждать. Потом подъехали Жуков и Василевский, но Сталина ещё не было. Он появился в 14.45.

– Проходите!

Мы прошли в кабинет, а Сталин задержался возле Поскрёбышева. Он вошёл, мы встали, Сталин махнул рукой и прошёл к своему столу. Неторопливо набил трубку, но не прикурил.

– Слушаю вас.

Василевский откашлялся и сказал:

– Мы обсудили и пришли к общему мнению изменить направление первой операции, товарищ Сталин.

Сталин улыбнулся:

– А я думал, что Титов не сумеет быстро найти с вами общий язык, судя по тому, что я вчера слышал, когда вы выходили от меня.

– Я был неверно информирован, товарищ Сталин. Точнее, сделал неверные выводы на основе неполной информации, – сказал Жуков.

– Водится за вами такой грешок, товарищ Жуков. Но я рад, что вы нашли общий язык. Докладывайте.

Василевский развернул уже поднятую карту псковско-таллинской операции. «Надо же! Успели! Вот же зверь-штабист!» Василевский доложил о задачах, привлекаемых средствах и силах, дал подробную логистику накопления запасов и резервов, уточнил контрразведывательные и разведывательные мероприятия, план введения противника в заблуждение. Доклад длился более часа. Сталин выкурил три или четыре трубки за это время, но ни разу не перебил Александра Михайловича. Дождавшись окончания доклада, Сталин встал, я хотел подняться, но увидел, что оба маршала продолжают сидеть, поэтому тоже остался сидеть.

– В чём причина изменения первоначальных планов?

– Генерал Титов, познакомившись с планом операции, высказал мнение, что на рубежах Нарвы и Великой наступление Ленинградского и Волховского фронтов захлебнётся на естественных рубежах обороны. И предложил фланговый удар в стык немецких групп армий «Центр» и «Север». С основной задачей: перерезать снабжение группы армий «Север». Его критика была признана убедительной. На нашей стороне: зимнее время, наступление будет идти вдоль основных рек региона, малая глубина интенсивной обороны противника, естественные преграды для флангового удара немцев справа, и отсутствие крупных сил у немцев слева. В результате успеха операции мы окружаем группу армий «Север» и вынуждаем фон Кюхлера сдаться. Вырваться из мешка он не может, мы будем использовать для обороны те же рубежи: реку Нарва и Великую. Расчёты показывают, что сил и средств у нас достаточно, а привлекаемые войска имеют опыт проведения крупных стратегических операций на большую глубину.

Сталин с интересом посмотрел на меня, потом подошёл к карте и внимательно смотрел на неё довольно долго.

– Задача-минимум?

– Псков, товарищ Сталин. И усиленные бомбардировки Прибалтийской железной дороги. Но, товарищ Сталин, если дойдём до Пскова с этой стороны, то дальнейшее продвижение практически неминуемо! А Ленинградский и Волховский фронты своей активностью свяжут фон Кюхлера и не дадут ему возможности отвести значительное количество войск в тыл.

– Товарищ Жуков, что вы думаете?

– Если бы я был против проведения, я бы уже высказался. И, товарищ Сталин, я снимаю свои возражения по Курску в отношении генерала Титова. Сегодня я вылетаю в Киев. Через три дня начало Днепровско-Карпатской операции трех Украинских фронтов. Но надеюсь успеть к началу этой операции.

– Я Вас понял, товарищ Жуков. Не буду вас задерживать. Вы, товарищ Титов?

– Занимался формированием выделенных мне сил и средств.

– Вам ещё два дня на это. Дальше будете действовать по моим указаниям. Тоже свободны.

– Есть, товарищ Сталин. – «Вот это темпы работы!» – пронеслось в голове.

Кстати, из всех организаций, в которых пришлось работать за две долгие жизни, самой результативной и организованной была Ставка Верховного Главнокомандующего. Люди были подобраны так, что я никогда не слышал: «извините, товарищ… я не успел, я забыл, я болел, поэтому…» Всё, что было необходимо для нормального планирования операций любой сложности и любого масштаба, решалось в течение одних-двух суток. Были собраны действительно лучшие специалисты-профессионалы. «Лишних» людей не было. Новички, вроде меня в 43-м году, быстро втягивались в работу и привыкали: и к бешеному темпу, и к высочайшей ответственности, и к общей высокой результативности.

Выйдя из Ставки, я сел в машину, в которой меня ожидал Валентин Иванович, и поехал в Чкаловское. Меня ожидала встреча с командирами полков, постановка задач, налаживание связи и взаимодействия. Встреча прошла достаточно гладко, если не считать вмешательства Новикова и Василия Сталина в конце встречи. Все прибыли вовремя, хотя добирались из разных мест. Самым недовольным выглядел Покрышкин. Его, за месяц до этого, вызывали в Москву. И он с трудом отбился от назначения на должность начальника Управления Высшими военными учебными заведениями ВВС, на которую его «сватал» Новиков. Не без злого умысла, как я понимаю. Покрышкин, как и многие в ВВС, недолюбливал «яки» и всё, что с ними связано. На встрече с Яковлевым говорил только о недостатках его машин. Так как популярность Покрышкина, после выхода в свет «Наставления по тактике ВВС на участке общевойского фронта», резко возросла, то Новиков и Яковлев попробовали избавиться от неугодного, засунув его на должность, где в основном разбираются аварийные ситуации и катастрофы. И где сгнобить человека, как «два пальца об асфальт». Александр Иванович считал вызов в Москву продолжением «осеннего банкета». О чём он заявил ещё на поле аэродрома возле горячей «кобры». Мы уселись в тактическом классе второй эскадрильи НИИ ВВС. Я зачитал приказ Ставки.

– Оба-на! Вот это да! – это был общий ответ всех на услышанное. Единственным человеком, который сохранял хорошо видимое спокойствие, был Дима Макеев.

– Командир, 14-й ГИАП готов выполнить любое задание. Ты же знаешь!

Холодов, наоборот, волновался. Его худое лицо выражало беспокойство и недоумение:

– Товарищ генерал-полковник! Это не тот 434-й полк, который вы знали! Слишком многих уже нет, полк пополнили, но молодыми лётчиками. Нам постоянно меняют технику, замучились переучиваться.

– Сейчас что в полку?

– Ла-5фн. Новые, меньше месяца, как переучились. Трехбачковые, на них не потанцуешь! 47 минут полётного времени.

– А у меня старые «кобры», вот-вот на переформировку! – вставил Покрышкин. – Но только не серию «Ку-Ку».

Майор Арсеньев, командир транспортного полка, сказал, что у него новые C-47, лендлизовские, технических проблем нет, но много молодых лётчиков.

В общем, ударной дивизии не получалось.

– Так, всё понял! Иван Михайлович, готовь список лётчиков, которых хотел бы привлечь в полк. Пошли инженера полка в Энгельс, пусть подбирает два комплекта И-185н-71фн. Приказ получит у меня на Арбате. Всех, кто не соответствует, направляешь в кадры ВВС. Срок – две недели. Александр Иванович! Кому можешь сдать полк?

– Почему сдать?

– Примешь эту дивизию.

– А почему не Макеев?

– А кто «ночниками» будет командовать? У тебя есть такие?

– Нет, ночников в полку у нас нет.

– Не могу я снять Макеева и поставить его на дивизию.

– Тогда… Клубов или Речкалов.

– Клубов. Сдавай полк ему. Макеев, готовься принимать ещё одну эскадрилью на «спитфайрах». Резерв ночников есть?

– Десять человек, и ещё двенадцать просятся с других полков КБФ.

– Что там по поводу Голубева?

– Он в списке.

– Его и поставишь на эту эскадрилью. Это наши глаза и уши. Проследи, чтобы в неё попали лётчики с немецким языком. Да, ты там три тренажёра нахомячил! Два передать в полки Клубова и Холодова. Иван Михайлович, я в курсе, что вы ночником были, ваша задача освоить то, что делается у Макеева, и готовить лётчиков. К весне две эскадрильи вынь да положь! Александр Иванович, Клубову передайте то же самое, но заберёте к себе Володина, командира 2-й эскадрильи 14-го полка заместителем по лётной подготовке. Иначе не справитесь. Он на «кобрах» летал. Я ускорю переброску вам из Красноярска новых Р-63 «Кинг кобра».

Тут подошли Новиков и Василий Сталин, и Новиков начал «сватать» Сталина замом к Покрышкину. Минут пятнадцать меня уговаривали и грозили всякими карами, чтобы у Покрышкина был замом Сталин. Я не выдержал, я – «прокололся»!

– Это не 106-я гвардейская тульская «парадная» дивизия. Это – дивизия прорыва. Здесь умирать требуется, но задачу выполнить. Пётр, ты где? – Вошёл Петя. – Скажи техникам, чтобы готовили наши машины! Так вот, полковник Сталин! Ты – летчик? Зайдёшь ко мне в хвост, возьму!

Василий понял, что я вполне серьёзно готов показать ему, что он ничего собой не представляет, поэтому перевёл разговор в другую тему. Он остался командовать 9-й ИАД, но дождался меня на выходе из класса и отозвал в сторону.

– Павел Петрович! Почему вы не хотите, чтобы я был в вашем распоряжении? Что-то личное?

– Да нет, Василий. Я могу вас так называть?

– Конечно.

– Не хочу, чтобы Покрышкину мешали. Такую задачу ещё никто не выполнял. А «сынки» мне не нужны.

– Так в 32-м полку служит Микоян.

– Он – рядовой летчик. Пусть воюет. Если Холодов его оставит. Так что ничего личного. Только дело.

По ВЧ доложил Сталину о состоянии дел.

– Это плохо, товарищ Бахметьев. Максимально ускорьте приведение дивизии в боеспособное состояние. Срок – пять дней.

– Есть, товарищ Иванов.

Позвонил в инженерное управление ВВС, расспросил, где есть новые «кобры». Вышел из штаба, вернулся в класс, где были все, сообщил о приказе Сталина.

– Ваши полки ещё на месте или уже начали перелёт?

– Мои в воздухе, – ответил Макеев.

– Мои в Андреанаполе, как и были, – сказал Холодов.

– Мои – готовятся к перелёту в Андреанаполь.

– Измени маршрут, лететь в Харьков и получать самолёты, Александр Иванович. Р-39н. Оттуда в Андреанаполь. Товарищ майор, – обратился я к Арсеньеву, – Направьте 15 бортов в Асканию-Нова, вывозите техников 16-го полка в Харьков. Оружейников сразу в Андреанаполь. Иван Михайлович! Список на пополнение готов?

– Вот, восемнадцать человек. А это – вместо кого. Я для удобства полки проставил кто-где. Всех лично знаю.

– Давай, подпишу. Валентин Иванович, выделите Холодову машину, пусть едет в кадры ВВС и оформляет перевод этих людей. И выделите для этого самолёты. Все должны быть в 32-м полку не позднее послезавтра. Александр Иванович, вот приказ о вашем назначении комдивом. Новиков подписал, вылетайте в Андреанаполь немедленно, на месте свяжешься с Папивиным, и решаете все вопросы по размещению. Андрей Иванович, вот этих людей… – я передал ему список, предоставленный Новиковым, – дожидаетесь здесь и переправляете в Андреанаполь. Это штаб дивизии. Александр Иванович, это ваша копия.

Покрышкин взял список и вышел в штаб НИИ ВВС, чтобы связаться со своим полком.

Через четыре дня состоялся смотр дивизии на аэродроме. Было холодно, низкая облачность и шёл довольно густой снег, поэтому смотр был коротким. Лётчикам объявили приказ о формировании 24-го гвардейской отдельной ИАД резерва ставки ВГК. Представили её командира, начальника штаба и меня. Объявили приказ убрать с бортов звездочки-отметки побед, гвардейские знаки, всё, что могло помочь противнику отличить в воздухе эти самолёты от обычных линейных полков. Послышался гул недовольных голосов. Каждый лётчик любовно раскрашивал свою любимицу, а звездочками пугал противника ещё до боя. Я распустил строй и приказал собраться в клубе.

Ещё по дороге в клуб на меня насели лётчики по поводу этого приказа. Так что, «первый был вопрос “Свободу Африке!”, а потом уж про меня, в части разное…».

– Товарищи, свой приказ я не отменю, можете даже не надеяться! Вы – резерв Ставки. Там, где появляетесь вы, там начинается наступление. Поэтому все отличительные знаки должны быть убраны. Самолёты 14-го полка вообще должны быть все перекрашены, несмотря на то, что они «ночники» и должны иметь другой камуфляж. Ничто не должно указывать противнику, что на этом участке фронта появились вы. Вы должны не распугивать противника своим видом, а уничтожать его. Для этого вас и собрали в один кулак. Отнеситесь к этому соответственно. Особое внимание уделите вашим языкам! Говорить кому бы то ни было о том, что ваша часть является резервом Ставки, категорически запрещается. Вы обратили внимание, что охрана аэродрома усилена бригадой ОсНаз, и на него не допускаются посторонние, местные жители и тому подобные. Связано это именно с этим. В ближайшее время полки перелетят на полевые аэродромы, но режим секретности и там будет на особом контроле. Что касается тех людей, которых перевели из других полков, где они занимали должности выше, чем теперь. Приказом Ставки вам сохранены оклады по более высокой должности. Так что понижением это не считайте. Служба в такой дивизии особенно трудна и почётна, и будет соответственно оплачиваться. Но если есть такие, кто не хочет служить в этой дивизии, пишите рапорт, вас переведут в другую часть или вернут на старое место службы.

В битком набитом зале клуба воцарилась тишина. Слово взял начальник политического отдела дивизии Захаров. Он остановился на стратегических и политических аспектах. Говорил он не долго, но убедительно. Холодов сказал, что 32-й полк гордится тем, что его ввели в состав такой дивизии, что «клещёвский» полк не подведёт командование. Обгоревшее лицо Клубова было спокойным, он небольшого роста, крепко скроенный.

– Гвардейцы шестнадцатого полка не подведут.

Я поблагодарил всех и закрыл митинг. Попрощался с командованием и выехал в Москву.

Вечером доложился Сталину о том, что его приказание выполнено.

– Хорошо, товарищ Титов. Вам предстоит выделить восемь самолётов, нашей постройки, и вылететь в Баку завтра. Возьмите лучших лётчиков.

– Есть!

Чёрт возьми! А раньше было не сказать? Погода в Андреанаполе нелётная! Позвонил Макееву, приказал шесть человек перебросить в Москву на запасную площадку, где стоял второй состав. С утра мне позвонил Голованов, спросил о состоянии дел и смогут ли мои люди вылететь в такую погоду.

– Да, смогут, двести метров по высоте есть.

– Не позднее 14 часов вылетайте. Вас там ждут, лётчикам при себе иметь документы, удостоверяющие личность.

В 13 часов чуть разветрилось, и восемь темно-синих По-3н с двумя подвесными баками взлетели из Монино. Пробили облака, собрались и взяли курс на Астрахань. Лететь два часа. Внизу сплошная облачность, хорошо, что привод в Астрахани работает. Через час облачность поредела, идём экономическим ходом, экономя топливо. Можно было и напрямую пойти, но проще сесть и дозаправиться. В Астрахани сели, солнечно, но сильный ветер, пока заправляли самолёты, сходили пообедали, ну и бурду дают на тыловых аэродромах! Взлетели и пошли над морем. Однако недолго, дежурный ПВО из Баку приказал прижаться к берегу. Перестраховщик! Мы – морские лётчики! Все, кроме одного. Но с дежурным не спорят, через час двадцать сели в Мардакане. Ребята недоумевают: на фига нас сняли с фронта. Я пожимаю плечами, дескать, не знаю. Мне и, правда, не сказали причину вылета в Баку. Всё засекречено донельзя. Подскочил какой-то генерал, я его видел в Москве, но фамилию не запомнил. Отчитал лётчиков за внешний вид и послал всех получить новую форму. Выдали противоперегрузочные костюмы!!! Черт возьми! На фронте их нет, а в Баку они уже есть! Правда, судя по маркировке, они здесь и изготавливаются. Вместе с костюмами идут клапаны к кислородной системе. Но я запретил подключать их ребятам. Доложился по ВЧ в Ставку, что прибыл на место. Приказали отдыхать, но аэродром покидать запрещено. Сходили в кино, посмотрели фильм «Истребители». В сотый раз, наверное. Погрустили о Ленинграде. Послушали сводку Информбюро: бои на Украине, освобожден Кировоград, Кривой Рог, бои на подступах к Николаеву. Ребята сидят, подшиваются, приводят в порядок новую форму, ПШ. Летать, правда, в такой неудобно. Развешивают звёзды Героев, ордена, нашивки. Поругиваются, что не морская. Хотя мы уже давно ходим в полевой армейской форме. Редко у кого сохранилась морская. Меня вызвали в штаб, где находился маршал Голованов. Мы поздоровались, он передал мне два пакета.

– Вскроешь и раздашь перед самым вылетом. Будете сопровождать вон те два борта, – он показал рукой на новенькие C-47. – Ближе двухсот метров к бортам не подходить. Топлива у вас много?

– На три с половиной часа.

– Ребята надёжные?

– Сказали взять лучших, все «ночники».

Ещё немного поговорив, легли поспать. В четыре утра нас разбудили, я спросил про своих, мне ответили, что их разбудят чуть позже, а нам приказали ехать на вокзал. В пять утра пришёл поезд, из которого вышел Сталин. Я подошёл и поприветствовал его. Голованов убедил Сталина воспользоваться хорошей погодой и вылетать немедленно. Все сели по машинам, и мы тронулись обратно в аэропорт.

– Летим в Тегеран, над побережьем. Сбивать любые самолёты, которые попытаются приблизиться. Сам понимаешь, кого везём.

– Всё понял, товарищ маршал. Не беспокойтесь.

Машина Голованова притормозила возле коттеджей, где находились мои лётчики. Я выскочил из машины и вошёл в дом. Ребята были уже одеты.

– Завтракали?

– Так точно.

– К машинам, к запуску.

Пошли к машинам, там я их построил, раздал карты и полётные задания.

– Сопровождаем два транспортника в Тегеран. Идём «маятником», быть предельно внимательными. Ближе 200 метров к бортам не подходить. Экономить топливо. Подвесные баки сбрасывать только в случае атаки постороннего самолёта. Сбивать любой самолёт, пытающийся приблизиться к охраняемым объектам. Задача ясна?

– Так точно.

– По машинам, запуск по моей команде.

Доложился Голованову о готовности. Через пятнадцать минут он дал команду «К запуску». Первый самолёт покатился к взлётной полосе, за ним второй, нам команду ещё не дают. Закончили прогрев, в этот момент начал взлетать первый борт, нам дали команду на рулёжку. «Взлетать с ходу, догоняйте борта!» С ходу так с ходу, восьмёрка парами пошла на взлёт. Полёт прошёл нормально. Никаких самолётов на маршруте мы не встретили. Но топлива потратили много, уравнять скорости с тихоходными C-47 невозможно. Уже на аэродроме в Тегеране мои узнали, кого сопровождали. Чуть позже нас в воздухе появился В-17, в сопровождении восьмёрки «тандерболтов». На нём прилетел Рузвельт. А ещё через два часа сел транспортник, похожий на «Ланкастер», на котором прилетел Черчилль, его сопровождали «спитфайры». Черчилль сразу заинтересовался нашими машинами: они были темно-синими, а не зелёными. Поэтому после прохождения почётного караула направился к нам. С ним был маршал Тэддер. Черчилль поздоровался с лётчиками, внимательно рассмотрел их снаряжение и спросил: почему самолёты такой окраски.

– Это ночные истребители По-3н, конструкции Поликарпова, господин премьер.

Последовали вопросы о вооружении, скорости, когда они у нас появились. Я смотрел больше на Тэддера, чем на Черчилля, да и он старался задавать вопросы не мне, а лётчикам. Я представился Тэддеру, он немного удивился, услышав английскую речь, но представился тоже. И уже сам начал задавать вопросы по И-185. В этот момент я и смог задать вопрос о МК XIV, сказав, что очень нужен высотный скоростной разведчик.

– Они в секретном листе, генерал.

– Что в нём может быть такого секретного? Я же не прошу поставить «Метеор», а поршневые самолёты летают последние годы. Вот этот По-3, на высотах до шести-восьми километров равных себе не имеет. Но выше у него большие проблемы. Ваш МК XIV начинает хорошо работать только с этих высот, ниже он не способен противостоять По-3. Уступает ему и в скорости, и в манёвре, так какой смысл его секретить. И потом, нам не требуется много машин. Одна эскадрилья.

Стоявшие рядом с Тэддером лётчики внимательно прислушивались к нашему разговору. Черчилль переключился на нас тоже. Подошли американцы и подключились к разговору. Каждая сторона хвалила собственные машины.

– Всё, согласен! Ваши машины в тысячу, нет, в миллион раз лучше! – сказал я. – Сейчас я покажу вам, что может делать вот эта машина. Если хоть один из ваших истребителей сможет повторить такой пилотаж, я проиграл, и «Спитфайр МК XIV» останется на секретном листе.

Смех присутствующих убедил меня, что я на правильном пути. Они действительно считали свои машины не превзойдёнными никем! Я взлетел и выполнил обратный пилотаж. Подрулил к стоянке, вылез из машины.

– Ну? Есть желающие показать такой?

– Вы выиграли, генерал! Наши самолёты так летать не могут. А сколько у вас сбитых? – спросил Черчилль.

– 52 лично и 56 в группе, всего 108. – Я достал свою лётную книжку. – А всего на счету нашей восьмёрки почти четыреста сбитых. У самого молодого семь сбитых, у остальных от тридцати и больше.

– А что такое «в группе»? – спросил Тэддер.

– В групповом бою часто невозможно определить, кто именно сбил. Поэтому записывается на всю группу, но эти самолёты не учитываются при награждениях лётчиков. Только личные.

– Что такое Ме-109?

– BF-109 «Мессершмитт».

– У вас столько сбитых «мессершмиттов»?

– Мы – «егеря», это наша работа. Охотимся на «охотников».

– А мы думали, что это выдумки немцев, что у вас есть «егери».

– Ну, так что, по поводу MK XIV? Нам требуется шестнадцать машин для разведывательной эскадрильи.

Черчилль с Тэддером переглянулись. Было видно, как Черчилль не хочет это делать, но лётчики, которые слышали пари и уже его проиграли, и отдали проигранные деньги одному из лётчиков, который поставил на меня, зашумели, что спор есть спор. Черчилль кивнул под одобрительные выкрики пилотов. А я вечером получил втык от Верховного за устроенный балаган. Пришлось и извиняться, и объяснять ему, что мы получаем совершенно новый «Спитфайр» с двигателем 2200 лошадиных сил водяного охлаждения. Ради этого и старался. После этого на меня насел Берия:

– А ты откуда язык знаешь?

– Учил. И немецкий знаю, но хуже.

– Что ещё англичане сказали?

– Да ничего такого, они больше спрашивали.

– Ты знаешь, кто такой Тэддер?

– Он представился: он – командующий РАФ. Только он что-то не в себе был. И взгляд какой-то отсутствующий, поначалу.

– У него жена погибла несколько дней назад. Должны были вместе прилететь.

– Тогда понятно.

– Слушай, генерал. Познакомься с ним поближе!

– Ну, хорошо, только где?

– Завтра, на переговорах. Иосиф Виссарионович! Разрешите я его задействую?

– Только без цирка, товарищ Титов! Ты ж, как-никак, представитель Ставки и генерал, а ведёшь себя, как мальчишка! – недовольно пробурчал Сталин.

Ночью не спалось: орали цикады, потом возник какой-то шум, я вышел на террасу второго этажа здания посольства, покурить. Выигравший пари американец сунул мне пачку моих любимых сигарет «Кэмел», правда, без фильтра. Стою, облокотившись на парапет, смотрю, что происходит в одном из крыльев дома. Сзади чиркнула спичка, я повернул голову: Сталин прикуривает трубку, сзади кто-то из охраны.

– Что, не спится, товарищ Титов?

– Цикады орут, как…

– На юге всегда так. Вы сами откуда?

– Не помню, товарищ Сталин.

– Ах да, извините. Президент Рузвельт переехал к нам в посольство. Появились данные, что готовится покушение на лидеров союзников. Так что проводить переговоры будем здесь. Главное для нас – это Второй фронт.

– А он нам нужен? Он нужен был в 41-м, в начале 42-го. Нужно расширение поставок, заводы, вакуумные печи, дюралюминий, связь, автомобили.

– Но открытие фронта оттянет на себя немецкие дивизии.

– Мне кажется, что ничего этого не произойдёт. Как воевали сами, так и будем воевать. Эти ребята – мастера загребать жар чужими руками.

– А может быть, вы и правы, товарищ Титов. Цель Черчилля понятна: не пустить нас на Балканы, но мы уже фактически там! Как только сломали хребет люфтваффе, так и двинулись, хорошо двинулись. Вот только ломали долго.

– Да, товарищ Сталин, столько крови…

– Что мне в вас нравится, так это то, что людей бережёте. С вами ведь прилетела ваша эскадрилья первого состава?

– Один новенький, с остальными я с начала августа 41-го. Ни одного не потерял из первого состава. Жаль, Макеева пришлось дома оставить. Надолго мы здесь? Дома дел полно.

– Нет, ещё два-три дня. Когда вернёмся, хочу ваших ребят посмотреть.

– Есть, товарищ Сталин. А я хочу «Тандерболта» прокачать.

– Они их отказались поставлять.

– Поэтому и хочу узнать его слабые стороны.

– Думаете, что могут с Гитлером союз заключить?

– С ним? Нет. С тем, кто будет после него. Но против нас.

– Военный, до мозга костей, военный! Хорошо, товарищ Титов, прокачивайте, как вы выразились. Но аккуратно. Вы ещё дома нужны.

Тут подошёл генерал Власик и что-то сказал на ухо Сталину.

– Да, иду! До свидания, товарищ Титов. – Сталин уходил на переговоры с Рузвельтом.

Я ещё постоял немного, потом ушёл спать.

На переговоры пришлось надеть парадную форму и весь «иконостас». Кстати, американские военные были в полевой форме, а мы и британцы мучились в парадной. Жарко и неудобно. Меня всё время раздражал стоячий жесткий воротник. Руки бы оторвал «дизайнеру». Большая часть авиационной части делегации уже видела меня на аэродроме, но я был в противоперегрузочном костюме и без знаков различия. Авиаторов, от нас, было двое, и оба молодые: Голованов и я. Сталин почему-то практически не взял с собой военных. Был Берия, несколько генералов НКВД, два полковника из Генштаба, и мы с Головановым. Надел мундир, и опять себя почувствовал вешалкой для орденов. Переговоры проводились в конференц-зале посольства, мы выстроились вдоль одной из стен, делегации проходили мимо нас, нас всех представляли. Делегации были большими. Много военных и гражданских. Смотрели на меня, как на витрину. Я, по сравнению с ними, совсем ещё ребёнок: 25 лет ещё не исполнилось, через полмесяца только. Черчилль, который вчера не расслышал, наверно, что я – генерал-полковник, недоумённо уставился на меня.

– Он же совсем мальчик! – сказал он Сталину.

– Один из лучших авиационных командиров нашей армии! И самый результативный летчик-истребитель.

– Да, как он летает, он вчера показывал. И сколько у него сбитых «джерри». Я даже и не подумал, что он такой большой начальник. Посылайте ваших людей в Гибралтар, генерал. Будут вам самолёты. Что не сделаешь для лучшего аса Объединённых Наций! – Черчилль протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатием, и Черчилль перешёл к Голованову, самому молодому маршалу союзников. Почти двухметровый Александр Евгеньевич просто нависал над небольшими по росту лидерами двух стран.

– А маршал Голованов лично бомбил Берлин. Ещё в 41-м году, – сказал Сталин. Черчилль задал и ему несколько вопросов. А возле меня стоял Тэддер.

– Мне сообщили вчера о постигшем вас несчастье. Примите искренние соболезнования, господин маршал.

– Моя жена хотела присутствовать на этой исторической встрече. А я не смог убедить её, что это небезопасно.

– Сбили?

– Нет, отказали двигатели на взлёте. Некачественный бензин или диверсия. Я уже потерял сына на этой войне, теперь – жену. Я слышал, что сказал премьер. Самолёты вам будут переданы в Гибралтаре, дальше их погонят ваши лётчики. Ближайшим конвоем будут отправлены запасные части в Архангельск. Мои ребята хотели бы встретиться с вами и вашими лётчиками. Хотя это и не очень безопасно, говорят, что немцы буквально наводнили Тегеран диверсантами.