Текст книги "От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов"

– Бутылку принёс Ярославский, выставил, якобы мириться, а через пять минут прибежал боец и позвал его к телефону. Мы его ждали-ждали, потом начали без него, всё остыло. Он так и не появился, зато Романец заходил. После этого я его и переселил отсюда.

– Смысл? Он же опять «телегу» напишет?

– Напишет, «сучность» у него такая! Убрал бы ты его, командир, или совсем, или на «бостон».

– Я только прилетел, схожу к командующему, поговорю.

– Кстати, поздравляю! Единственное, что жалко, так это то, что у нас не задержитесь. Троим командирам уже ГСС давали, и почти сразу переводили на повышение.

– Посмотрим.

Нашёл инженера эскадрильи Силантьева и вооруженца Андреева. Перед самым отлётом в Киев пришёл долгожданный «Спитфайр PR XI», я его ещё не видел, решил узнать, как дела.

– Олег Иванович, что там со «Спитом»?

– Да лучше б не присылали! Союзнички!

– Что так?

– Латаный-перелатаный. Выпуска января 43-го года, из первых серий, ни один наш штуцер не подходит, подвесных танков только два. У механизма ВИШ люфт почти два с половиной градуса, на шестернях – наклёп. Только что движок новый, даже не обкатан. Заказал новый винт, ждём. Так что машина не готова к вылету. И кресло необходимо переделывать: у нас парашютов под него нет, а с ним ничего не прислали.

– Пойдём, покажешь.

Да-а!.. Машина совсем старая! Планер изношен, как старый валенок. Судя по документам, он воевал в Египте. Во всех лючках большое количество пыли и песка. В мастерских в Багдаде в него кинули новый двигатель: «Мерлин-70». Состояние гермокабины неизвестно. Переоделся в спецовку, запустил компрессор, начал чистить машину, продувать все отсеки, разбирать все точки смазки, менять смазку, проверять места посадки и крепления узлов. Нашёл кучу мелких неисправностей, износов, потёртостей и прочих мелких коз. Затем ободрал машину, вместе с тремя техниками. Они не понимали, что я делаю, зачем изводить дефицитную резину и АК-88 на это старьё. На следующий день закончили полировку и нанесли первый слой краски. Опять заполировали, долго пришлось возиться с передней кромкой крыла и предкрылками. Замерив отсек вооружения и точки крепления, установили два УБК с боезапасом по 250 патронов на ствол. Убрали наплыв на крыле под установку пушек. По образцу и подобию накладок пушек «Испано-Сюиза» выполнили накладки на стволы УБК. После этого выкрасили машину ещё раз, затем залакировали матовым лаком АЛК-М. Через четыре дня пришёл четырёхлопастный винт «Ротол». Механики установили его, сдали, наконец, модернизированную кислородную станцию для зарядки кислородных баллонов. Машина была готова к облёту. Я сдал зачёты и втиснулся в тесную кабину «спитфайра». В зимнем обмундировании это довольно сложно. Кресло «кобры» не подошло по ширине, в «кобре» кабина гораздо шире. Установленное кресло КМ-3 с Ла-5 заставило утопить педали почти до упора, и так же до упора вперёд выдвинуть РУД. Было откровенно неудобно сидеть. Пришлось ставить обратно родное кресло и искать к нему парашюты. Пошла задержка уже на неделю. Я летал на «Кобрёнке», но у него подходил к концу ресурс двигателя, упала максимальная высота. Дважды пришлось вступать в бой с «фоккерами», пока всё заканчивалось удачно, даже засчитали три из пяти сбитых, потому как нашлись свидетели боя, который происходил недалеко от линии фронта. Но первых двух никто не видел. Наконец, из Баку пришли парашюты, и «Кобрёнок» встал на профилактику, а я выполнил первую подлётку на «спите». Прошёл на малой высоте несколько кругов, не убирая шасси. Опробовал механизацию крыла, всё работало. Опробовал автомат курса и высоты, перезарядку оружия, работу двигателя, рулей. В кабине жарко. Неудобно поворачиваться, а самолёт пришёл без зеркал заднего обзора. Пришлось ехать в 16-й полк и выпрашивать зеркала с «кобр», потом на наждаке их обтачивать, сооружать крепления для них, поэтому несколько полётов выполнял «вслепую». Начальство ждать не любит, и постоянно поторапливало, а после двух первых вылетов вообще поставило его в план полётов. Часть из них удалось отменить, но три полёта пришлось выполнить с неполной комплектацией машины. Радиус действия у него больше, чем у «кобры», на 500–600 километров, а если подвешивать ещё и подвесной бензобак, то на все 900. На Севере эта модификация летала вообще без оружия, но я предпочёл вооружённый самолёт невооружённому, а перегруз в сто килограммов: 2х21 – пулемёты плюс 62 килограмма боезапас, компенсировал полировкой впускного коллектора и регулировкой беспоплавкового карбюратора, доводкой планера, герметизацией всех лючков. Ну, и у меня стоял новейший винт! Те машины, которые летали на Севере, имели трехлопастные винты. По замерам фактической максимальной скорости в горизонтальном полёте машина разгонялась до 739 км/час на высоте 12 500, и могла подниматься на 13 700 метров, там она имела скорость 640 км/ч. Плюс, на тех машинах, которые гоняли на Севере, не было гермокабины. Но в любых условиях в бой мне проще не вступать. Бронирование полностью отсутствует. Моторный отсек забит механизмами так, что единственный осколок или пуля превратит двигатель в кусок железа, а все крылья и большинство отсеков корпуса забиты бензином. В общем, летающий танкер, с соответствующей живучестью. В общем, машина мне не понравилась: тесно, не пошевелиться, всё тело затекает во время длительных полётов, а это четыре часа пятнадцать минут минимум! Обзор задней нижней полусферы практически отсутствует. А немцы продолжали держать на нашем участке высотные истребители. Да, у меня есть небольшое преимущество в скорости и манёвренности на больших высотах, но плохая обзорность съедала всё. А тут ещё наш доморощенный правдолюб и правдоруб, с писательским даром, после получения порции «берёзовой каши» от меня, не успокоился, а переключился на меня, заваливая политотдел фронта «закладными записками». Убрать его не получилось, кто-то у него «сидел» в политотделе фронта. В конце концов, я попытался посадить его на «спита», так и тут ничего не получилось, переучиваться он отказался, сославшись на то, что он, дескать, лётчик-бомбардировщик, хотя Пе-3 – истребитель. Вершинин развёл руками, сказав, что нужно ждать, когда сам проколется.

Однако прокололся я! Вспомнив, что Р-51 залетал, когда ему, вместо «Алиссона», воткнули «Роллс Ройс Мерлин 60», я поставил на уши Олега Ивановича, мы просмотрели все чертежи Р-39 и «спита», и заменили V-1710-63 на «Мерлин 70 HL», и поставили туда «Ротол»! Вся проблема упиралась в то, что «Алиссон» – безредукторный, а у «Мерлина» – редуктор. Я такой восстанавливал в начале 90-х, на продажу в музей авиации во Франкфурте, в Германии. На «Мерлине» на коленвал навешены регулятор оборотов и маслонасос высокого давления ВРШ. Сняли малую шестерню редуктора и нарезали внутри зубья для переходника на промежуточный вал «кобры». Приводы навесного оборудования разместили на промежуточном валу. Основную шестерню и вал выбросили, отверстие заглушили. Герметизировали кабину «Кобрёнка», подключив её к штатному нагнетателю гермокабины «Мерлина». Единственное, что не сделали: не сменили вал. Во время третьего испытательного полёта вал лопнул, хотя никаких дополнительных вибраций я не зафиксировал. Я выполнял обычный перевод винта с малого шага на большой, в этот момент раздался громкий щелчок и взвыл двигатель. Я убрал обороты, но понял, что передачи оборотов на винт нет. Зафлюгировал ВРШ, доложился и пошёл на посадку. Сел без проблем, немного недотянув до аэродрома, на дорогу. Весна, поля мокрые, садиться на неподготовленную площадку опасно. Там моего любимого «Кобрёнка» чуть не раздавили танками, но потом помогли дотолкать его до отворота и поставили в стороне от шоссе. Через полчаса пришла машина, прицепили «кобрика» и довезли его до мастерской. Мы начали менять промежуточный вал, это – обычная работа, ничего особо сложного, только качественная центровка. Через день, проверив вал на лёгкость вращения и биение, я ушёл на очередные испытания. Де-факто, таким образом, появился двухместный Ил-2, первые серии были переделкой из одноместных, в полевых условиях, и только в 42-м году заводы начали выпускать серийные двухместные Ил-2. Ничего сверхъестественного мы не сделали: воткнули более мощный двигатель в «кобру», правда, мощнее на 700 сил. Нас бы похвалить, но приехали энкавэдэшники и инженеры из Москвы, из НИИ ВВС. И началась целая эпопея. Мы, оказывается, нарушили условия ленд-лиза, мы не известили начальство, мы подвергли опасности личный состав, то есть меня, кто это всё придумал, мы израсходовали неприкосновенный ЗиП редкого разведчика. В общем, расстрел для нас – слишком лёгкий выход из положения. В общем, арестовали и меня, и Олега Силантьева. Я-то ладно, а вот Олежку за что? Он механик от бога! И главное! Ведь ничего не произошло! Ну, лопнул вал. Усталостные напряжения. И что? Сколько этих валов уже заменили на «Кобрёнке»? Два! Старый он! С сорок второго года в строю! Почему переделывали? От нас требуют данные, а летать в тыл немцев на «спите» – опасно! Мне, ночью, в морду сунули какой-то приказ и арестовали. Аж на два часа! Через два часа в землянку ввалился генерал-полковник Вершинин:

– Давай, капитан! Нужны сведения о противнике западнее Умани. Там нас атакует танковая дивизия СС.

– Я ж под арестом, товарищ генерал!

– Не выёживайся, капитан!

– Гвардии капитан!

– Давай, гвардеец.

– Я на «кобрике» пойду.

– Какая разница! Сведения нужны.

«Кобрик» рванулся в небо, а я засвистел:

 
Далека родимая сторонка,
Вечер вставил в окна синеву.
Затеряйся, где-то, похоронка,
Если… если до рассвета доживу.
 
 
Возвращусь, жену свою привечу,
Всех друзей на чарку позову.
Где я был, и что видал, отвечу,
Если… если до рассвета доживу.
 
 
А потом, сниму свои медали,
И пойду тогда косить траву,
В тишину, которую мы ждали,
Если… если до рассвета доживу.
 
 
Отойди ты, смерть моя, в сторонку.
Мне вернуться надо наяву!
Затеряйся где-то, похоронка,
Если… если до рассвета доживу.
 

– О чём свистишь, капитан? – послышался голос Константина Андреевича.

– Так песенка: «Затеряйся где-то похоронка, если… если до рассвета доживу…»

– Что мысли такие мрачные?

– А вы не помните, откуда меня доставали на вылет? Подхожу к Умани! Наблюдаю артиллерийский бой на западной окраине. На станции Синица идёт выгрузка бронетанковой техники. Меня атакуют. До связи!

Шесть «фоккеров» атаковали меня у Синицы: они были выше меня, где-то на 12 тысячах. Надо было идти выше, но не было времени перефокусировать «Кодак». Это делается на земле. У каждого из них две пушки МК-108, 30 мм, они их обозначают как 3,0 см, и по 60 снарядов к каждой. Опытные! Одна пара атаковала, а две другие ждали моих ошибок. Хрен вам! Ошибок не будет. Я сделал змейку, и атаковал ведомого первой пары. Горит! «Отойди ты, смерть моя, в сторонку…» Крутой вираж, без потери высоты, и атакую вторую пару. У меня всего 250 патронов на каждый ствол «браунингов». Ведущий получил пробоины и посыпался вниз. Немцы перестроились. Они поняли, что впереди только смерть. Или победа. Ведомые поджимаются к ведущим. В этом наборе им не светит! Уже минус два! Ещё ранверсман, моё преимущество по высоте я разыграл на скорость разворота. Короткая, ещё, ещё, дымит, зараза! Облегчаю винт и набор скорости. Теперь вверх и затяжеляю винт. Надо действовать плавно, иначе опять сломаю «промежуток». Переворот и атака первой пары. Интересно, кого из нас больше? Я вообще-то один! Но у меня больше скорость.

– Сокол, я – Гора! Уходи! Сведения важнее!

– Гора, я – сокол! Не могу! На пикировании достанут, работаю, прошу поддержки, вижу ещё противника снизу!

– Сокол! Приказываю отходить!

– Сейчас!

Атакую ведущего первой пары и ухожу в сторону Днепропетровска. С таким мощным двигателем имеющийся запас топлива, на полном ходу, израсходуется полностью через час двадцать. Но через двадцать минут – линия фронта. Если не собьют, то успею. Оторвался я от них сразу, новый двигатель дал мне совершенно другую машину. Но надо поправлять центровку. Ушла назад, как на серии «Q». Придётся пушку на место возвращать. Начал спускаться, на малых оборотах приходится чуть выпускать подкрылки, постоянно следить за температурой. Неудобно, отвлекаешься от наблюдения за воздухом. Включил на полную обогрев кабины и открыл форточки, температуру удалось сбить. С этим ещё придётся повозиться. Вот и аэродром, отпускаю охранение, притираю машину. На старте полно начальства и энкавэдэшников. «Арестант» прилетел!

– Что, хотели уничтожить вещественное доказательство? Почему взяли эту машину?

– Слушай, пошёл ты, капитан… Сам знаешь куда! Её для этого делали! Специально для разведки!

– Кто вам разрешил?

– А кто мне может запретить обеспечивать безопасность проведения полётов? Умирать мне совершенно не хочется. Что произошло? Машина не может выполнять задания? Может! Сегодня провел бой с шестёркой «фоккеров» у станции Синица, сбил или повредил четыре из шести, и свободно ушёл от них! А «фоккер» на этой высоте имеет скорость выше, чем у стандартной «кобры»! А «Кобрёнок» от них оторвался! Понял?

В этот момент подъехал Вершинин. Я знал, что никакой срочной необходимости в этом вылете не было, это он придумал, чтобы вытащить меня из-под ареста. Такую «разведку» могли выполнить и строевые лётчики, ещё и сразу проштурмовать Синицу. Но Константин Андреевич тонко чувствовал ситуацию, поэтому разыграл всё, как по нотам. Ну и я, своим боем, ему подыграл. В обычных условиях я бы просто ушёл, не позволил бы себе атаковать противника. Но назвался груздем, полезай в кузов! Командующий приехал не один, а с Федором Федоровичем Веровым, замполитом армии. Тут же вручили мне «Красное Знамя», расцеловали, заставили открыть капоты «Кобрёнка», показать им переделки. На все лады хвалили меня и Олежку.

– А где Силантьев? Ему же тоже мы орден привезли!

– На «губе», отдыхает после работы.

– Капитан! – набросился на следователя генерал-полковник. – Вы что делаете? Вы же на корню рубите смекалку и инициативу у моих лучших инженеров и лётчиков!

– Товарищ генерал, у меня приказ, возбуждено уголовное дело…

– О чём? О чём уголовное дело? Они что-то украли? Они восстановили самолёт! «Кобрёнок» – самый высотный самолёт армии, это не стандартная машина, и заменить его у меня нечем! А присланное англичанами старое дерьмо не имеет вооружения, не бронирован, а разведчикам иногда приходится вступать в бои, вот как сегодня.

– Но ведь двигатель нестандартный!

– Так и машина нестандартная! Показывай документы! Опять Ярославский! Всё! Моё терпение лопнуло! Где эта сволочь?

В общем, уехал от нас «писатель» лейтенантом. Одну звёздочку у него сковырнули. Вместо него приехали лейтенант Козлов и капитан Гареев. Гареев не такой высокий и плотный, как я, его я и стал готовить к полётам на «PR». Он опытный лётчик-испытатель, работал в НИИ ВВС, но добился перевода на фронт. А вот за «Кобрёнка» ещё раз пришлось подраться. За него уцепились москвичи, потребовали отправить его в Москву на испытания. Старшим у них был инженер-майор Головачёв, мужик упрямый и несговорчивый.

– Есть инструкция, что любые переделки должны проходить испытания в НИИ ВВС, товарищ гвардии капитан.

– Что вы мне сказки рассказываете? Вы где-нибудь видели «кобру» с нагнетателем? Вон его старый двигатель. Вот его формуляр! Где вы тут видите, что машина проходила испытания в НИИ ВВС? Устанавливали нагнетатель ваши люди, но ни в какую Москву «Кобрик» не летал. В нос вставили «Кодак» и дополнительный топливный бак, всё, вот и вся центровка. Сейчас уберу топливный танк и поставлю на место пушку, только магазин увеличу, вот таким образом: снаряды в нём будут лежать в шахматном порядке, 58 штук.

– Товарищ капитан, у вашего самолёта слишком много переделок, фактически это совершенно другая машина, не «Аэрокобра». Я вообще не понимаю, как вам всё это удалось сделать и не нарушить центровку, не угробить машину.

– За счёт брони, двойное бронирование сзади снято, там, кроме бронеспинки, ничего не осталось. В общем, так: у меня есть все эскизы и расчёты, если НИИ ВВС интересует эта машина, делайте другую, такую же. Машина очень хорошая, ни в какое сравнение с обычной «коброй» она не идёт, плюс у неё очень качественный прицел с вычислителем поправок. Поэтому я вам свою машину не отдам. Не для того её вылизывал.

– А если мы вам дадим новую «кобру», «Кинг Кобру».

– У неё скорость меньше, чем у «Кобрёнка». Плюс, я опять буду вынужден всё по новой делать, а когда мне этим заниматься?

– А не хотите к нам перейти? У вас талант инженера.

– У меня нет диплома инженера, товарищ инженер-майор.

– В жизни не поверю, капитан.

– Тем не менее.

– Хорошо, давайте ваши чертежи и расчёты, попробуем сделать такую же, если что, обратимся к вам ещё раз.

Отбиться я отбился, но последствия у этого разговора могут быть, и серьёзные. Я не уверен, что в этом времени все формулы расчётов, которые я применял, существуют. Почти сто процентов, что многие из них ещё не открыты и не подтверждены соответствующими продувками. Впрочем, играть, так по-крупному. Но сейчас важнее привести Гареева в нужную форму и начать летать парой. Так и безопаснее, и толку больше от «спита» будет. Хотя по скорости я ему проигрываю, на некоторых режимах до 35 км/час. Но больше из «Кобрёнка» не выжать, может действительно попросить у майора «Кинг Кобру»? У неё ламинарное крыло, а двигатель всего на 150 сил меньше, чем у «семидесятки».

Приказав готовить две машины к вылету, пошёл в сторону домика, где остановились спецы. О, как я и думал! Уже спорят, где я взял формулы! Зайти – не зайти? Зайду, есть отговорка, что мне на вылет.

– Товарищ майор, я тут подумал: если есть возможность, присылайте «Кинг Кобру», но сначала мы её дооборудуем для разведки, а уж потом передадим вам «Кобрёнка».

– Я тоже подумал, капитан, оставляйте вашу машину себе, вам она нужнее, а Р-63 плюс два новых движка к ней, мы вам через неделю поставим. Очень интересно посмотреть, что вы из неё сделаете.

– Договорились! Извините, мне на вылет. Надо попробовать «Кобрика» и «PR» в паре.

Нет, такая «пара» и на фиг не нужна! Слишком разные машины, и слишком сильно приходится подстраиваться обоим лётчикам: маршевые скорости не совпадают с минимальным расходом топлива. Если «спит» идёт на минимале, то у меня повышенный расход, и наоборот. Правда, у «спита» намного больше топлива, поэтому, я держу 540 км/ч, это у меня минимал с подвесным танком, «PR» держит эту скорость совершенно свободно, тоже с подвесным. Если без него, то у него возникают сложности, так как начинает переохлаждаться двигатель, несмотря на то, что регулятор вполне исправен. После некоторых поисков режимов мы нашли высоту 12 400 метров, на которой обе машины идут с одинаковой скоростью, при этом расход у «спита» не слишком велик. Манёвренность на этой высоте у «англичанина» много выше, чем у меня, для меня маловата скорость, поэтому манёвры выполняются вяло. Подвесной бак мешает. Он у меня вдвое больше, чем у «PR», который в основном летает без подвески. Он – скоростной разведчик. Так что, помучившись немного, пришли к общему мнению, что курица не птица, и летать нам придётся раздельно, но… Будем подстраховывать Гареева, я буду встречать его на спуске, без ПТБ наши скорости близки, вертикальная манёвренность у меня даже немного лучше, ну, а с горизонтальной, конечно, лучше у него. А вот по огневой мощи я его опережаю на все сто, тем более что практики стрельбы у Николая недостаточно. Он всё-таки больше испытатель, чем истребитель. На земле Коля мне понравился своей вдумчивостью и желанием проработать будущий полёт ещё на земле, в воздухе понравилась его, отточенное до совершенства, пилотирование. В отличие от меня, ему «Спитфайр» понравился, но он ещё не пробовал «Кобрёнка»!

Головачёв не обманул, к нам действительно пришла «Кинг Кобра» и два запасных двигателя к ней. Все были инжекторными, мощностью 1800 л/с. Причём один был «Алиссон», а второй – «Роллс Ройс», американской сборки. И, памятуя об аварии с переделкой, Головачев прислал промежуточные валы на эту мощность и три новеньких турбонагнетателя. Вот это помощь! Работа закипела. Через две недели «Кингуша» был готов. Я показал его командующему и попросил у него ещё одного лётчика на «Кобрёнка». Но нам его не дали.

– Повода увеличивать штатное расписание нет, товарищ капитан. Обходитесь теми людьми, которые находятся в вашем распоряжении.

С новым двигателем «Кобрёнок» смог поднимать ПТБ от «Кинг Кобры» и его перегоночная дальность стала больше, чем у «спита». Поэтому Коля пересел в «Кингушу», а я остался в любимом «Кобрёнке». У нас появилась, наконец, пара хорошо вооружённых высотных разведчика. «PR» использовался редко, так как специфических задач для него было мало.

Мы перебазировались в Винницу, так как фронт двинулся вперёд, нашу армию вывели на переформирование, но моя эскадрилья осталась для обеспечения разведданных в интересах двух фронтов: 2-го и 3-го Украинских. Работы прибавилось. Ближнюю разведку вели экипажи трех Пе-3р, «бостоны» работали по ночам, снимая при помощи фотабов, а мы с Гареевым работали по дальним тылам днем. Иногда я вылетал в качестве штурмана на Пе-3 или на «бостоне», это входило в мои обязанности, для контроля действий подчинённых. В одном из таких вылетов был сбит Сердюков. Очередь прошла по кабине, Палыч был убит, эта проклятая «пешка» не позволяет штурману взять управление на себя, и мне пришлось прыгать. Мы находились над Буковиной. Раскрылся я у самой земли, так чтобы поменьше быть на виду у противника. Тут же ухватился за стропы и попытался уйти хоть чуть-чуть подальше от дороги. В паре километрах севернее село Лопушна. Приземлился, умудрившись не зависнуть на деревьях, быстро подобрал парашют, и в лес. Там нашёл небольшую яму и засыпал его листвой и ветками. Отбежал от места, нашёл какой-то ручей и побежал по воде вверх по склону. Через некоторое время услышал сзади лай собак, очереди из автомата. Ручей скоро кончился, и я так же, бегом, продолжил подниматься на хребет. Постепенно лай собак утих. Выстрелов тоже не стало слышно. До фронта примерно 150 километров. Прошёл ещё немного и забрался на дерево. Надо осмотреться. Здесь в лесах могут быть партизаны, но не только наши, но и УПА. Этим лучше не попадаться. По карте в семи километрах от меня – лесничество. Вспомнил, что в какой-то книге читал, что здесь пропало несколько разведгрупп. Так, вон там вот дымок какой-то. Скорее всего, это и есть лесничество. Шум какой-то. Машина или лесопилка. Остался на дереве, решил дождаться ночи. Заодно посмотреть, что предпримут немцы для моего поиска. До вечера ничего не случилось. Вечер наступил быстро, я спустился и осторожно двинулся на юго-восток. За ночь дошёл до села Петричанка, там опять спрятался на дереве на днёвку. Впереди несколько сёл, почти нет деревьев, правда, и собак не слышно. Хорошо, что листвы уже много, мимо меня несколько раз проходили люди, в том числе и полицаи. Обнаружил их пост у моста, чуть левее Петричанки. Ночью переплыл Свет, а потом довольно долго скрадывался, проходя между двумя сёлами, наконец, вошёл в небольшой, но довольно густой лес, с хорошим развитым подлеском. Впереди Черновцы, но мне не туда, «нормальные герои всегда идут в обход», я лесами вернулся к румынской границе. И так же лесом двинулся вдоль неё. Лишние приключения мне ни к чему. Дважды замечал людей в лесах, но ночью все кошки серы, поэтому не стал выяснять, кто такие и почему по лесу шатаются. Единственное, увел у рыбаков немного рыбы из садка.

Днем уже слышен фронт. Осталось совсем немного. На четвертую ночь вышел опять к нашей границе у Вачинца. Прошёл ещё шесть километров по лесу вдоль Прута, дальше не пройти: лес кончился, до фронта рукой подать, всего несколько километров. Придется вплавь. Следующей ночью подтащил довольно большую корягу, столкнул её в воду и оттолкнул её от берега. Довольно удачно пристроился к ней, течение несколько раз пыталось выбросить корягу на берег, наконец, я оказался на небольшом островке у села Кошуляны. Закрепил корягу, а сам залез в стог сена. Требовалось согреться и просушиться. Вода ещё очень холодная. Островок напротив оказался обитаемым! Утром я услышал румынскую речь. Несколько солдат несли дозорную службу на восточной оконечности острова. Днём к ним на лошади приехал офицер, устроил им разнос и маленькие учения. Я с интересом наблюдал за ними. Ночью я отполз к противоположному берегу, переплыл протоку и решил отойти от наблюдательного пункта подальше. Не тут-то было! Мины! Рощица на берегу оказалась напичкана немецкими противопехотками. Часа два делал проход. Село набито немецкими солдатами, пришлось довольно долго ползти. Затем снимать часового, набросил его шинель на плечи и прошёл через улицу, там дальше поле, пересёк его и вышел опять к берегу извилистого Прута.

Двигаюсь где короткими перебежками, где ползком. Всё, впереди линия траншей. Два дежурных пулемётчика. Я в восьми шагах от них. Дождавшись их «дежурной» очереди, бью из маузера по второму номеру и по пулемётчику. Вперёд! Захватив пулемет, скатываюсь с бруствера. Через сто метров – минное поле. Блин, ползу вправо, там небольшие кусты, вдруг замечаю каски, кто-то ползёт навстречу. Затих. Прислушиваюсь. Вроде свои, но на нейтралке сначала стреляют, а потом спрашивают. Осторожно тыкая кинжалом перед собой, начал движение навстречу. Впереди тишина, видимо, меня услышали. Прополз ещё несколько метров, на меня кто-то навалился. По запаху – наш, немцы по-другому пахнут. Я произнёс слово «Тихо!» Меня хлопнули по плечу, проверяя погоны. Я показал на пулемёт, потом на горло. И мы поползли назад. Разведке здесь уже не пройти. Ещё через сто – сто пятьдесят метров начался небольшой овражек, куда мы и скатились.

– Свой, что ли?

– Свой! Гвардии капитан Сухов. ВВС.

– Блин, я думал, перебежчик.

Через несколько минут мы были в блиндаже у начальника разведки дивизии. Оттуда я позвонил в Винницу.

Пехота молодцы! Сначала покормили, потом появился «смершевец». До этого я успел изобразить начальнику разведки то, что видел у немцев и румын. Из СМЕРШа был молоденький лейтенант.

– Товарищ гвардии капитан! По ориентировке вас должно было двое выходить и много правее.

– Гвардии капитан Сердюков был убит ещё в воздухе. Правее было не пройти, там населённых пунктов много, поэтому вышел здесь, лесами. Шёл вот таким вот маршрутом. – Я показал на карте. – Здесь и здесь видел каких-то вооружённых людей в лесу, но на контакт с ними не пошёл, из-за ориентировки по УПА. Разбираться: кто есть кто, времени не было.

– Могу сказать, что правильно поступили. Один из указанных отрядов не наш.

– Который?

– Не важно.

– Ну, не важно, значит, не важно.

– Всё равно спасибо, мы его давно ищем, очень мешает. Что ещё интересного видели?

– Румыны и немцы смешанных позиций не имеют. Там, где стоят румыны, немцев нет, и наоборот.

– Спасибо. Я могу подбросить вас до ближайшего аэродрома. Там доберётесь.

– Спасибо! Мой маузер и кинжал пусть вернут.

– Да-да, конечно! А откуда у вас этот кинжал и пистолет?

– Кинжал у меня из-под Киева, аж с 41-го года, а пистолет мне генерал-полковник Вершинин подарил в прошлом году. Он отмечен в офицерской книжке.

– Да-да, я видел, просто редкое оружие.

– Удобный, особенно по немецким тылам шляться.

– Ходите вы профессионально, разведчики наши подтвердили. Сказали, что вы знали, что вас будут захватывать, и заблокировали руку с оружием у нападавшего, а у вас рука была свободна. Просили научить, как это делается.

– Не сейчас. Устал, спать хочу. Да и водки было многовато, на голодный желудок.

– Тогда подпишите, и поехали.

Я подписал протокол, и мы выехали в Хильну. Там базировался ночной бомбардировочный полк. Оттуда на По-2 я вылетел в Винницу.

Стояли мы в Калиновке, в 15 километрах севернее Винницы. Недалеко от нас были развалины Ставки Гитлера «Дубовый Домик». Нас туда, правда, не пускали, там работали минёры и НКВД. Три дня писал отчёты, приходили ещё из СМЕРШа. Начальства нет, Вершинин где-то в Крыму. На четвёртый день удалось с ним связаться, он пообещал заменить Пе-3р на Ту-2р. В первый день помянули Ивана. В эскадрилье два новых лётчика: вместо Сердюкова – старший лейтенант Татарников, вместо меня из 15-го ОРЗАП (отдельный разведывательный запасной авиаполк), из Уфы, прибыл командир эскадрильи капитан Кирилл Остапенко. Татарников воевал на Севере, в 118-м разведывательном полку на Пе-3, Остапенко боевых вылетов на разведку не имеет. Остапенко назад возвращаться не хочет.

– Командир, насилу уломал начальство отпустить на фронт. Готов пойти рядовым лётчиком, только назад не отправляйте. – Так у нас появился постоянный летчик на «Спитфайр».

Три летних месяца активно работали по Западной Украине и Румынии. Выполнили больше трехсот полётов. Затем нас отвели в Киев на отдых и переучивание: пришли новые Ту-2р, «бостонам» потребовалась замена двигателей, а мы дважды парой слетали в Италию, в Бари. Там начали формировать нашу авиабазу, мы возили какие-то бумаги туда-обратно. Первый раз вылетели 10 июня, просидели там неделю, ждали, пока прилетит авиагруппа особого назначения АГОН: десять Си-47, предназначенных для оказания помощи Югославской Народной Армии. Выполнили оттуда два вылета и сняли на плёнку большую часть Югославии. Это требовалось для уточнения карт. Всё передали прилетевшему генерал-майору Щелкунову. После этого вылетели обратно в Винницу. Наш первый прилёт не вызвал интереса у англичан и американцев. С виду – обычные стандартные машины, разве что четыре лопасти на винтах вместо трех. Но рядом стояли и несколько «Кинг Кобр» американских ВВС, поэтому никаких вопросов не последовало. Мы стояли в южной части авиабазы. Тот, кто сейчас бывал в Бари, прилетает на новый аэродром, который восточным концом упирается в старую авиабазу, ВПП которой шло параллельно берегу Адриатического моря. В то время на базе было всего четыре наших самолёта: два Си-47 и две наших «кобры».

Второй раз мы прилетели уже в конце августа, когда нашим Як-9дд понадобилось уточнить места расположения аэродромов немецких перехватчиков. Они сопровождали самолёты АГОН, и им для работы потребовались эти данные. Мы с Колей Гареевым выполнили около десяти полётов по всем направлениям. Так как мы вылетали поодиночке, и лишь пару раз парой, и в заявке значилось: воздушная разведка, вот тогда союзники и обратили внимание на то, что «кобры» летают на разведку, а по стандартным характеристикам они уступают немцам и по высотности и по скорости. Англичане первыми попытались что-то узнать, но мы оба сделали вид, что не понимаем по-английски. Американцы сразу притащили переводчиков. Но их усилия пропали даром! Мы с Гареевым, а он тоже имеет высшее образование, закончил академию имени Жуковского, притворились валенками, ни фига не понимающими в том, что делаем. Послали, летим, плюс у американцев футы и мили, а у нас метры и километры, мы запутали всех, никто ничего не понял. На север Италии мы летали парой, там у немцев довольно много высотных истребителей, а на востоке они держат старенькие Ме-110, оборудованные радиолокаторами. Туда мы летали поодиночке. На восьмом вылете я обнаружил сзади две чёрточки. Причём на приличной высоте. Я вёл фотоснимки аэродромов северо-восточной части Югославии, за Нови Садом. Шел на высоте 13 000 метров в сторону Венгрии. Самолёты появились с юго-запада. На таком расстоянии командная станция уже не работает, только связная, на ключе. Неизвестные истребители шли на перехват. Я простучал на ключе 555: «Атакован истребителями!», и полез выше на 14 тысяч. Топливо в ПТБ ещё было, около ста литров. Подвесной бак сбрасывать не стал, надеясь на то, что выше немцы практически не поднимаются. Самолёты, и правда, выше не пошли, но приближались довольно быстро. С огромным баком я шел чуть больше 580 км/час. Было непонятно, что они попытаются сделать. То, что они меня видят, и стараются перехватить, было понятно: они несколько раз довернули, инверсионные следы искривлялись в мою сторону. Получил команду «333»: «Действовать по обстановке». Чёртов бак мешал, но я имел минимальное преимущество по высоте, порядка двухсот-трехсот метров, но, благодаря большей скорости, немцы могли подпрыгнуть за счёт метанола и отстреляться, потом свалятся, конечно, но это опасно. Оставалось около трёх километров, я развернулся и пошел в лобовую. Уже после того, как отстрелялся из пушки по первому, понял, что это «мустанги», но первый уже получил два 37-мм снаряда и развалился, я довернул на ведомого и отстрелялся по нему. Тоже попал, но он, сильно дымя, сорвался вниз, но не разрушился. Видимо, в очереди не было фугасных снарядов. Больше вокруг никого не было. Я выровнялся, занял свой эшелон, закончил работу и пошёл в Бари. Топливный танк остался на месте, я его не стал сбрасывать перед атакой. Через три часа пятнадцать минут я сел в Бари, прямо со стоянки пошёл к Щелкунову. Закрыл за собой дверь и доложил о случившемся.