Текст книги "Концерн"

– Без проблем. Все необходимое имеется, так что уже к вечеру палаточный городок будет стоять.

– Глеб Георгиевич, сколько людей вам потребуется?

– Завтра будет достаточно дюжины. Начнем бить шурфы. Три на этом берегу и три на том. Отработаем этот участок, а послезавтра двинемся вверх по течению. Нужно будет определить место с наибольшим содержанием золота, а уж потом можно будет заняться установкой промывочной колоды.

– Сделаем по-другому. Завтра вы получите сразу две дюжины человек и отработаете сразу два участка. Как, Семен?

– Ничего критичного. Людей в избытке, справлюсь.

– Но, Антон Сергеевич, так не делается.

– Как, Глеб Георгиевич?

– Вы вообще все делаете неправильно. Сначала нужно провести изыскания, обозначить границы участков, выявить наиболее перспективные места для добычи. Вы же сразу набрали целую прорву народу, даже не зная того, есть ли здесь золотые россыпи. Теперь собираетесь разворачивать постоянный лагерь, едва только нашли первые крупицы, а ведь может оказаться, что основная жила выше по реке, а эти самородки просто принесены течением.

Антон внимательно выслушал слова инженера, а затем вопросительно взглянул на Гаврилова. Тот еще раз огляделся, хотя что он хотел рассмотреть в непроглядной ночи, уже поглотившей окрестности, было непонятно. Более или менее что-то было еще видно в пределах лагеря благодаря кострам, дальше стояла непроглядная темень. Но, как видно, Семен хотел только показать, что все уже осмотрено самым внимательным образом. После этой демонстрации Гризли посмотрел на Песчанина и медленно закрыл глаза, словно подтверждая ранее сказанное.

– Глеб Георгиевич, обследуете этот участок и выше по течению. Все понимаю и все принимаю, но давайте вы сделаете так, как решил я.

– Хорошо. В конце концов, вы начальник партии.

– Вот и ладушки. А сейчас – ужинать и спать.

Утро огласилось непривычным для этих мест многоголосием, стуком топоров, ржанием лошадей и вообще много еще чем. Суровая природа сурового края с неодобрением взирала на грубое попрание веками устоявшегося порядка, но, как видно, эти наглые муравьи добрались и досюда. Что-то будет? Время покажет – оно и покажет, и расставит все по своим местам.

Под командованием Семена были не солдаты, привычные к дисциплине и обученные сноровисто устраивать становище. Тем не менее дело двигалось. Лагерь расположили немного выше по течению, в паре сотен шагов от реки, на берегу небольшого ручейка. Место было весьма удачным: с одной стороны прикрывала скала невысокой горы, с других его окружал лес, который Гаврилов приказал не трогать, только вырубить деревца непосредственно на месте стоянки: какое-никакое прикрытие от ветров, а они здесь дули практически постоянно. Дровами можно разживаться и подальше.

Уже до обеда были установлены большие армейские палатки, на двадцать человек каждая, но людей планировали разместить с удобствами, так что в каждой палатке размещали по десять. В них весьма сноровисто устанавливались разборные печки-буржуйки, отлитые из чугуна по чертежам, разработанным Зимовым. Конструкция была простой, но обещала быть весьма эффективной. К тому же, несмотря на вес, и без того маленькие печурки в разобранном виде занимали совсем мало места. Над шатрами палаток появились трубы из гнутой жести, оставалось только затопить, но с этим пока не спешили. Конструкция была уже многократно опробована, так что если все собрали верно, а ошибиться было трудно, то проблем возникнуть не должно. Гораздо важнее устлать землю полами – что ни говори, а землица здесь была студеной. На полы пошли мелкие деревца и ветки, из них же устраивались и топчаны. Разумеется, это не кровати, но кто говорил, что будет легко?

Лошадей в лагере уже не было, так как, едва определившись с расположением лагеря, их в сопровождении четверых человек, двое из которых были из десятка Семена, отправили на берег моря. Груза там оставалось еще изрядно, а он нужен был здесь.

Инженер с рассветом расставил дюжину мужчин попарно долбить шурфы, а сам с другой дюжиной отправился выше по течению. Семен благоразумно отправил с ними двоих вооруженных, которыми оказались Зубов и Панков. Оно и за людьми пригляд, и случись какому хищнику появиться, оборонят. Местных не опасались. В этих краях, редко населенных, воровство было большой редкостью, а уж чтобы напасть на людей, так и вовсе нонсенс – во всяком случае, Антон в этом был убежден.

– Антон Сергеевич.

Обернувшись на голос, Песчанин увидел двоих, приближающихся к нему.

Одним из них был Фролов из десятка, которого Семен отличал как одного из лучших в боевой подготовке и в лесных премудростях, преподаваемых дядькой Антипом. Вторым оказался весьма колоритной внешности инородец, но кем он был точно, Антон даже не пытался определить – для него они все были на одно лицо. Одет он был в одежду из мягкой оленьей кожи с сохранившимся мехом – Антону она показалась весьма неудобной, но кто он, чтобы судить. Даже в известное ему время одежда жителей Севера практически не претерпела изменений – разумеется, у тех, что жили в стойбищах, – а значит, свою функциональность это одеяние подтверждало на протяжении веков. Единственной данностью современности была рубаха-косоворотка, которая проглядывала из-под распахнутой у горла куртки. Или не куртки… А черт его знает. На плече инородца висел винчестер – видать, не из бедных: насколько помнил Антон, американцы за свои винтовки драли безбожно, чуть не по десятку шкур песца, хотя красная цена им – только одна. Ну да местные особенности рынка.

– Кого ведешь, Николай? – улыбаясь поинтересовался Антон.

– Дак местный инородец к нам припожаловал.

– Что местный, вижу. Как звать-то, уважаемый?

– Однака Васькой крещен.

– Очень рад. А я – Антон Сергеевич.

– Ты здеся насяльника?

– Я.

– А че так тут делаешь?

– А что, мы что-то нарушили? Запрет какой?

– Нет. Проста интиресна. Тут людь мало.

– Понятно. А ты что же один тут бродишь?

– Зачем один? Там, за гора, родичи ждут. Едим, однака, слышим топор, голоса, а людь здеся нет. Ходить смотреть. Интересна.

– Понятно. – Антона вдруг осенила мысль, что налаживать отношения с чего-то нужно, – так почему же не со взаимовыгодного предприятия? – Послушай, Васька… – Обращаться так к человеку, который выглядел старше него лет на двадцать, было как-то неудобно, но ему с таким же успехом могло быть и куда меньше, а с другой стороны, он и сам так назвался. Инородец отнесся к такой фамильярности благосклонно, и Антон продолжил: – У нас еще много грузов на берегу моря осталось, нужно все перевезти сюда, а лошадей мало. За один раз не управиться. Ты как, со своими родичами сможешь помочь перевезти все сюда?

– Однака лошадь здеся плохо. Однака здеся олень нужна.

– Кто же спорит, да только нет у нас оленей.

– Скока платить будешь, насяльника?

Васька – Васька, а торговался как заправский купец. Впрочем, плату он запросил весьма умеренную, но Антон справедливо решил, что лучше не уступать сразу, чтобы впоследствии местные не пытались надуть пришлых. Но худо-бедно сговорились. И чукча, а может и не чукча, направился к своим соплеменникам, чтобы сообщить о появившейся возможности подзаработать. Мошна Антона полегчала на несколько золотых червонцев. Справедливо рассудив, что ассигнации здесь могут быть и не в ходу, он решил взять сюда монеты. Можно было, конечно, расплатиться и товаром, вот только, не зная особенностей рынка, он боялся накосячить.

Почесав затылок, он тут же отправил Фролова сменить Панкова и послать его сюда. Петр раньше уже имел дела с местными жителями или их соплеменниками, так что лучше теперь он будет всегда рядом с ним. Торговлю нужно было налаживать так и так, – уж пусть этим делом занимается изначально тот, кто в этом хоть что-то понимает.

К вечеру, едва поужинав – полевая кухня прибыла с первой партией и уже была развернута, – люди разбрелись по палаткам. Конечно, пока усталость не та, но успели притомиться. Назначили истопников, и над трубами закурился дым.

Как ни торопился Антон и как ни стремился заняться добычей презренного металла, но Глеб Георгиевич остудил его пыл. Да, участок напротив лагеря весьма перспективен, тот, что повыше, по содержанию был победнее. Но следует сделать еще несколько пробных шурфов ниже по течению. Антон вынужден был согласиться: хотя Семен и утверждал, что прииск стоял именно на этом месте, но чем черт не шутит, пока Бог спит. К тому же еще не весь груз был переправлен с побережья. Как ни коротко здесь лето, но, похоже, еще несколько дней придется потратить на организационные моменты.

Все запасы, оставленные на побережье, сумели доставить в лагерь только к исходу недели пребывания на реке Авеково, и это даже с учетом привлеченных местных жителей с их оленями. Пришлось все же сделать две ходки. Но, как говорится, нет худа без добра. За это время Задорнов все же успел провести разведку местности, и, как и предполагалось, наиболее перспективным местом было все же то, на которое указал Семен. Успели поставить большой сруб, где на зиму планировали организовать факторию с просторными складами – как для хранения продовольствия с имуществом, так и товара. Пришлось помучиться, не без того: строительного леса было не так уж и много. Леса здесь стояли чахлые, стволы все больше кривые или деревца низкие. Но сладили.

Пока Антон решил не разбрасываться и оставить на зимовье людей именно здесь. Не та была ситуация, чтобы выделять отдельную факторию и звероферму, а уж про организацию рыбного промысла и вовсе пока говорить не приходилось. Рыба – она, конечно, здесь в изобилии, а уж как на нерест пойдет, так только держись, но, чтобы все верно организовать, нужны были средства, и немалые. Так что все это было перспективой только на следующий год. Но кое-что нужно было закладывать уже сейчас.

Панков как-то с ходу уловил затею Песчанина насчет зверофермы, тем более что нечто подобное видел на подворье у дядьки Антипа. Старый охотник, как уже говорилось, был не просто охотником, а настоящим натуралистом. На его заимке нашлось место и для нескольких клеток, в которых он выращивал соболей и лис. Так уж вышло, что Петр не остался равнодушным к этой затее и частенько изводил его вопросами по поводу разведения зверя. Обратив на это внимание, Антон только поощрял любознательность парня: рассчитывая на мягкое золото, он все же больше полагался именно на разведение, а не факторию. Не столь уж и много били зверя инородцы, да вдобавок были и конкуренты, у которых уже устоявшиеся традиции торговли с местными.

Когда последний груз был доставлен в лагерь, Антон и Петр отвели в сторонку инородца Ваську и завели с ним разговор о торговле, но торговле странной, непривычной для обалдевшего Васьки. Конечно, разговор прошелся и по обычной торговле, местным предоставили товар, так сказать, в качестве рекламы, чтобы весть разнеслась по тайге и тундре. Северян очень порадовали расценки, которые были пониже, чем у торговцев с больших лодок, но качеством не уступали. Но ввело их в ступор предложение платить, как за шкурку взрослого зверя, за щенков этих зверей.

– А зачема тебе дитеныши? – недоумевал Васька.

– Нужны.

– Так у них и шкурка нет. И рана еще зверя бить.

– Ты не понял меня. Мне не нужны шкурки детенышей. Нужно доставить живых щенков – мы станем платить только за живых, но как за шкурку взрослого зверя.

– Однака непанятна, насяльника.

– Вы сможете раздобыть щенков или нет?

– Эта, канечна, можна. А непанятна.

– Потом все объясню.

– Трудна, однака, найти нору зверя.

– Потому и платить буду много. Ты расскажи всем, кого встретишь. С тебя ведь не убудет?

– Эта канешна, однака.

Вот такой содержательный разговор произошел между Антоном и инородцем Васькой. Песчанин не сомневался, что, даже если их знакомцы не захотят возиться с поиском щенков, найдутся те, кто все же возьмется за это дело, а уж в том, что весть разлетится по стойбищам и кочевьям, сомневаться не приходилось. Не так уж много интересного и необычного происходит в этих глухих и суровых местах, поэтому местные при встрече всегда делились новостями.

За прошедшее время успели построить и промывочный лоток. Строили не скупясь, от души, так сказать, с размахом. В длину он получился метров пятьдесят и под незначительным углом протянулся вдоль реки. Запрудили один из ручьев и пустили его в лоток – так, чтобы обеспечить постоянный и равномерный поток. Как и сроки постройки, размеры лотка впечатляли: в полтора метра шириной и метр высотой, про длину уже говорилось. В общем, капитальное получилось сооружение. Дно лотка устлали резиновыми ковриками с ребристым покрытием, которые закупили заблаговременно. Одним словом, после выходного, устроенного по случаю окончания обустройства прииска, ранним утром восьмого дня на лоток упала первая тачка с породой, которую тут же начали споро растаскивать тяпками, давая возможность воде увлечь за собой песчинки. Попадающиеся камни откидывали вручную. Вода сразу же сделалась бурой и побежала по лотку, чтобы затем вынести эту муть в чистую речку Авеково, которой теперь предстояло нести к морю уже не чистые, а мутные воды.

Над берегом речки начали разноситься уже привычные для бывших каторжан по еще недавнему прошлому звуки удара кайла и лопаты, скрип колес тачек, мат, проклятия, вздохи и охи. Оно понятно, что не каторга, но больно уж все знакомо. Антон считал, что с началом работы у людей появится какой-то азарт, но не тут-то было. Над прииском словно распростерла свои крылья безнадега и отчаяние. Если люди пели, то песни эти были грустными и обездоленными. Понятно, что добывают золото, но им-то что с того – не себе, чай. Единственное, что еще вносило оживление, – это кухня. Кормили работников от души, не скупясь: уж кормежку с каторжанской баландой сравнивать было нельзя.

Едва работа началась, Антон в сопровождении одного из бойцов, Фролова, отправился в Гижигу. Весть до них, скорее всего, уже дошла. Городок маленький, иное село побольше будет, но с другой стороны, там имеется представитель власти – мелкий чиновник, но, как говорится, осененный законом на этих землях.

Предположение оказалось верным, и весть о том, что на Авеково появились какие-то люди, что копают и стаскивают землю в одно место, до Гижиги докатилась. Едва узнав, что там обнаружилось золотишко, жители городка тут же встрепенулись: презренного металла в глаза еще не видели, но золотая лихорадка их уже начала обуревать. Однако, к их разочарованию, во избежание проблем Песчанин предложил им не подходить к речке и близко, ибо имел документы за подписью генерал-губернатора, дающие ему право на разработку недр, а стало быть, иных туда он допускать не собирался. Разочаровались. Погоревали. И дружно возненавидели пришлых. Всю жизнь прожили, можно сказать, бок о бок с богатством, а знать не знали.

Через неделю появился первый охотник, доставивший десяток щенков песца. Расплатились честь по чести. Следующий принес шесть щенков бурых лисиц, тоже остался доволен. Потом охотники пошли чуть не косяком, количество щенков рознилось от трех до шести-семи, редко доходило до десятка. Уж как они отыскивали логова зверей в бескрайней тундре и лесах, для Антона оставалось загадкой, но факт остается фактом. Они едва успевали ладить клетки, благо сетку привезли с собой. Остро встал вопрос с пропитанием, так как понадобилось мясо, много мяса. Поди накорми, почитай, семь десятков взрослых мужиков и не менее прожорливое поголовье зверья, а оно, зараза, плотоядное. Но это были только цветочки. Маленькие детки – маленькие проблемки, большие дети – большие проблемы. Звери неизменно должны были пойти в рост, а стало быть, и потребление протеина значительно повысится.

Когда поголовье дошло до двух сотен, Антон благоразумно решил притормозить процесс, к тому же и зверье уже успело подрасти, так что вскоре эта торговля сошла на нет. Панков только за голову хватался и едва успевал поворачиваться. Хорошо хоть с кормом для животных сумели разобраться, договорившись о поставках мяса в дальнейшем местными охотниками и оленеводами. Пока же справлялись своими силами.

Понемногу налаживалась и работа фактории. Правда, меха пока сюда шло очень мало, так как местные все больше рассчитывались щенками, но связи налаживались. Всем приходящим крепко-накрепко объясняли, что торговать сюда можно будет приходить и зимой. Мнение о расценках местные делали и выгоду для себя прекрасно видели. Не такие уж они и тупые, как представляют себе в цивилизованных странах: не знают истинной стоимости – это да, но где выгоднее вести торговлю, они отличали прекрасно. Уже в конце июня на факторию потянулись охотники из весьма дальних чукотских стойбищ и кочевий.

Июнь. Люди на прииске буквально взвыли, когда наступила середина месяца. Откуда что и берется. Полчища, нет, тучи, самые настоящие тучи комаров – и непрерывный тягучий даже не писк, а гул. Дымные костры отпугивали некоторое количество насекомых, но далеко не всех. Люди, работая в дыму, едва не задыхались и все одно страшно страдали от наседающих кровососов. Антон стал сильно опасаться возможного бунта, так как эти мелкие злыдни доводили людей до исступления. Спасибо знакомцу Ваське, который довольно часто навещал пришлых. Предложенная им резко пахнущая мазь, выполняющая роль репеллента, сильно облегчила жизнь старателям, если не сказать, что практически решила эту проблему. Но за услугу он и цену взял не скромную: берданку с сотней патронов. Однако Антон об этом не жалел – отдал бы и больше, так как был на грани отчаяния.

Над прииском то и дело раздавались резкие, словно удар плети, звуки выстрелов. Местных знакомили с берданками. Понятно, что однозарядный карабин проигрывал многозарядному винчестеру, но с другой-то стороны – им ведь не воевать, да и поднять руку на человека для инородцев дело невероятное. А вот то, что цена весьма привлекательная, – это разговор совсем другой. В два раза дешевле винчестера, шутка? Тем более что скорострельность – это, пожалуй, было единственным, в чем русская винтовка уступала американской. К тому же простая конструкция была более неприхотлива в уходе, и ломаться там практически нечему. В общем, не сказать, что чукчи безоговорочно влюбились в новое оружие, но выводы делали, и карабины потихоньку раскупались.

В июле случилось еще одно событие, которое несказанно обрадовало Антона. А что, разве не станешь радоваться тому, что обнаруживаешь очень редкое явление? Дело в том, что добываемое ими золото имело весьма высокую пробу, порядка 870, а значит, и прибыли будут немалыми. Но когда обнаруживается россыпь с пробой в 920, а на золотые монеты идет 900-я, тут уж не на шутку обрадуешься.

Эта россыпь нашлась примерно в километре выше по течению реки, была не такой богатой, как та, где устроили прииск, но отказаться от ее разработки Антон не желал: кто же откажется от подарка судьбы. Так что выше по течению устроили вторую колоду, только поскромнее первой – раза этак в два – по длине. Работало там также немного народу – всего-то дюжина.

Задорнов выступал резко против того, чтобы разделять артель: мол, и там народу будет недостаточно, и здесь обнаружится нехватка людей. Тем более что, несмотря на то что с ними по-честному вели расчет, новоявленные старатели работали все же не с той отдачей, на которую рассчитывали друзья. Для них эта работа, хотя и оплачиваемая, была сродни каторге, и хоть ты тресни, выкладываться на полную никто не хотел. И ладно бы грешили этим только бывшие каторжане – так нет, и ссыльные от них ничуть не отставали. Загадочная русская душа, поди тебя разбери.

Антон прекрасно осознавал правоту Глеба Георгиевича, но все же сделал по-своему. Родилась у него одна задумка, которую хотелось воплотить в жизнь.

Глава 4
Заговор

Не все были столь апатичны, как могло показаться на фоне тяжелой работы, серых однообразных дней и давящей своей убогостью и суровостью реалий местности. Были и те, у кого в глазах уже стали пробегать безумные огоньки, пока еще не обернувшиеся решимостью, пока робкие и все же обещающие переродиться в нечто весьма серьезное. Этим людям, начавшим проявлять все симптомы неизлечимой хвори под названием «золотая лихорадка», пока не хватало лидера – того, кто смог бы раздуть пламя из начавших тлеть угольков. Но и этот человек вскоре нашелся. Вернее, он был с самого начала, вот только долгих два месяца сам собирался с духом, а собравшись, начал прощупывать остальных.

Все же Варлам сильно ошибся, пренебрежительно относясь к мужикам: сработал стереотип мышления делового. С другой стороны, свою роль сыграла загруженность всех находящихся на прииске. Если они не махали кайлом и лопатой, то это вовсе не значило, что они бездельничали. Работы хватало всем. Вот и недоглядели.

– Достали уже кайло и лопата! – отбросив в сторону лопату и порывисто выскакивая из шурфа, зло бросил щербатый.

– Ты чего, Серый? – удивился один из его прихлебателей.

– А ничего! Я свое отмахал на Сахалине! Хватит! – Щербатый стоял на краю ямы, лихо заломив картуз, уперев руки в бока. Да, теперь, несмотря на каждодневный тяжелый труд, у него были бока, а не ввалившееся брюхо и выпирающие кости, как у голодного волка.

Несмотря на то что работать приходилось очень много, пайка была такой, что редко кто так питался до каторги. За здоровьем работников следили тщательно и при первых же признаках простуды людей определяли в теплую палатку лазарета, где они приходили в себя никак не меньше трех дней.

Антон поначалу было возмутился такому применению прав доктором, который при ежедневном утреннем осмотре мог уложить в лазарет любого, не спрашивая его согласия. В его обязанности входило обеспечение бесперебойной работы старателей. Но на возмущение Антона, когда врач уже через неделю упрятал в лазарет сразу пятерых, доктор авторитетно заявил, что раз уж ему положено высокое жалованье, то он намерен честно исполнять свой долг. Если работники не поработают три дня, то впоследствии не слягут на десять, а то и больше. С болезнью нужно бороться сразу, не откладывая в долгий ящик. Скрепя сердце Песчанин был вынужден согласиться, хотя за каждый день болезни он и продолжал выплачивать жалованье по тридцать копеек.

Находились и такие, что противились доктору и из-за какой-то простуды не желали терять заработок: эти копейки они могли заработать и на Сахалине, не стоило из-за них тащиться еще и сюда. Но доктор был непреклонен, поддержанный начальником партии. Большинство же воспринимали такое чуть не с ликованием. Были и те, кто решил попросту симулировать, но если они хотели обмануть имевшего большой практический опыт врача, то сильно просчитались, так как были выведены на чистую воду и переданы начальству. Парочка таких умников, оштрафованных на десять рублей каждый, быстро отбила охоту симуляций. Тогда нашелся другой чудик, додумавшийся заболеть специально. Этого вычислил Варлам. Возможно, он был уже и не первым, но точно последним, потому что сразу лишился месячного заработка. Больше заниматься подобным желающих не было.

Одежды у людей было в достатке, была и рабочая одежда, которая ежедневно просушивалась в организованной сушилке. Имелась и сменная, сухая, чистая и в двойном комплекте, чтобы каждое воскресенье была возможность постираться. За этим опять-таки надзирал доктор: не хватало еще завшиветь.

К тому же каждое воскресенье были выходные, людям необходимо было отвлечься от трудовых будней. Особого Антон придумать ничего не смог, а потому привез с собой не меньше сотни книг, чтением которых пробавлялся народ. Многие были неграмотными, но эту проблему решили за счет ссыльных, которые по очереди читали по воскресеньям. Опять же не бесплатно: такой чтец за воскресенье зарабатывал рубль, просто читая вслух собравшимся в столовой палатке рабочим. Песчанин просто диву давался тому, насколько жадно слушали старатели чтеца, которому не нужно было повышать голоса – настолько тихо было вокруг. Многие с нетерпением ждали воскресенья, чтобы после обеда засесть слушать очередную книжку. Конечно, не возбранялось почитать и вечером после работы, благо керосинки были в каждой палатке, да вот после трудного дня желающих читать не находилось. Так что безграмотным оставалось только ждать следующего выходного.

– Серый, ты это… Не стоял бы наверху. Не ровен час, кто заметит – ить оштрафують. Ты, если невмоготу, спрыгивай и в сторонке постой, я пока сам поработаю.

– Что, Пряха, за гроши свои переживаешь? – с издевкой поинтересовался щербатый, но взгляд по сторонам все же бросил: не видел ли кто. Потом он легко соскочил в яму и, откинувшись к неровному краю, с некой ленцой извлек кисет. Табачком их тоже обеспечивали. Неплохим табачком, нужно признать. У, гады. – Не боись, Пряха, все пучком будет. Ну, чего стал? Или тоже покурить хочешь? – сворачивая самокрутку, продолжал ухмыляться Серый.

– Не. Вдвоем нельзя. Увидят – вони будет!

– Ну а раз боисся, то давай копай. Во-во, вот так вот. Эх, Пряха, Пряха. Вот мы тут горбатимся, здоровья последнего лишаемся, а что получаем? Гроши получаем. А энти тыщи загребают. Это, по-твоему, правильно? Чем мы-то хуже?

– Дак, Серый… Они ить баре, а мы простой люд.

– Вот и я о том. Простому люду только объедки с барского стола. А это ить мы тут кайлом и лопатой машем.

– И что делать?

– Ха. Дурак ты, Пряха. Тут ить ни царя, ни полиции, ни закона.

– Ты это к чему? – Пряха хоть и заинтересовался разговором, но продолжал старательно отбрасывать породу, как говорится, за себя и за того парня.

– А к тому, что если энти отсюда не вернутся, то и искать их никто не станет. Или ты думаешь, пристав сюда, за тридевять земель, попрется? Не-а. Никто искать не станет, – убежденно и зло проговорил щербатый.

– Ты чего удумал-то, Серый? Уж не порешить ли их? – Мужик замер, вогнав лопату в грунт.

– А хоть и порешить. Ты знаешь, сколько золотишка мы уже намыли?

– Дак судя по разговорам, уже никак не меньше шести пудов.

– А ты представь, какие это деньжищи. И все это заберут они, кто и палец о палец не ударил.

– Так бумага у них на то есть, генерал-губернатором писанная. Мне о том Панков сказывал.

– Эт тот, что за зверушками ходит?

– Ага. Он самый.

– Ты ему больше верь. А хоть и правда, нам что с того? Мы ить каторжане, нам нигде жизни не будет. На нас до конца дней клеймо. Ну не обманут они нас, заплатят честь по чести, а ить Пискуну уже месячное жалованье рубанули, Пяльцу и Снурому штраф на десять рублев выдали, то ли еще будет. Так что приедем мы во Владивосток с какими-то деньгами, а пароход еще дождаться нужно, опять же на прокорм деньга пойдет да за постой. А сядем на пароход, так еще сколько нужно будет добираться? Приедем мы в Одессу-маму, и что? Денег нет. Каторжники неприкаянные. Куда подадимся? Опять воровать, опять по хазам да малинам шариться, в ночлежках клопов кормить, опять на Иванов да их деловых шестерить. Об этом ты думал?

– Не. Об этом я не думал, – сбив картуз на глаза, задумчиво почесал затылок Пряха.

– То-то и оно, что не думал. – Серый вальяжно сплюнул сквозь прореху в зубах.

– А что делать-то?

– Раз уж нам и так и сяк с законом нелады, то нужно взять только один раз, но по-крупному, – решительно рубанул щербатый. – Капитан той шхуны ничего не заподозрит, а заподозрит, так денег отвалим – враз думать правильно станет. Во Владивостоке сойдем с большими деньгами на кармане. Доберемся до Одессы, да вот только не горемыками неприкаянными, а с деньгами. Сами барями станем. Тогда нам сам черт не брат. Хошь – до конца дней не работай. Хошь – лавку открой али трактир. Хошь – землицу прикупи да в мироеды подавайся. С деньгами все, что хошь, можно.

– Эво-он ты как загнул, – уже мечтательно протянул мужик.

– Только так, Пряха. Только так, – твердо сказал, как припечатал, Серый.

– А как же ты ентих-то приголубишь, коли они все оружные да караулы выставляють и денно и нощно? – Это уже шепотом, воровато оглядываясь. Не услышал бы кто. А то ведь места и впрямь глухие. Вот не станут разбираться, кто да как, прибьют да оттащат в сторонку, зверью на потраву. Был человек – и нет его.

– А мы что же, дуриком попрем? Э-э, не-эт. Здеся неподалеку, верстах в двадцати, стойбище инородское есть. У них, почитай, в каждом чуме по стволу. Вот к ним пойдем и оружием разживемся. А потом уже сюда да поговорим с ними по душам.

– А можа, караульных ночью изведем, а потом оружие со склада возьмем, да и остальных, пока дрыхнуть? – уже набираясь решимости, предложил Пряха.

– Дурак ты. Все, кто оружный, оружие при себе имеют, и когда спят, рядом держат. Поднимется шум – и здрасте, гости понаехали. А тихо энтих аспидов не возьмешь. Вон третьего дня, гляжу, четверо драчку меж собой затеяли, не всамделишную, а так, шутейную. Шутейно-шутейно, а юшку друг дружке пустили по-настоящему, а дрались – что твои черти. Не, с голыми руками на них идтить не резон. А вот со стволами, на рассвете… Затаимся на горушке, да как они все повылазят – тут их и подстрижем.

– Я дурак. А ты умный? Ить у инородцев тоже мужики есть, да оружные. Я слыхивал, они белку в глаз бьють.

– Слыхал ты верно, да не все. Не могут они в людей стрелять, и по-иному убить не могут, хоть режь их. Сбежать могут, а убить нет. А нам что? Семь бед – один ответ.

– Эт точно? – с надеждой спросил мужик. Как ни странно, но сама мысль об убийстве его не покоробила, тем паче если инородцы ответить не могут.

– Да точно тебе говорю. Ты вот что, Пряха. Об этом разговоре ни гу-гу. Поговорим с мужиками, а как подберется с десяток – так и начнем.

– А можа, еще выждем? Золотишка поболе будет. – Глаза еще недавно затравленного мужика горели алчным огнем. – Опять же шхуна не завтра придет, а в Гижиге какая-никакая, а власть.

– И все это время кайлом махать? Да пошло оно все. А потом перебьем энтих, а остальных заставим золотишко добывать – сами в караул станем. А Гижига? Не бери в голову. Песчанин им так соли на хвоста насыпал, что ввек сюда не сунутся. Так что все шито-крыто будет.

– А инородцы?

– Дались тебе энти инородцы. Мужиков всех под нож пустим, а баб по кругу. Еще и тем, кто дальше пахать будет, подкидывать станем, так они на нас и вовсе молиться будуть. Некому будет весть нести. А как управимся со всем, то и остальных до кучи. Только с нашими и уйдем.

– А ить дело говоришь. Голова ты, Серый.

– А то. Ладно, ты давай не расслабляйся, копай. Рано еще. Вот собьем ватагу, а тогда только держись.