Текст книги "Концерн"

Кто-то выбил окошко, и в проломе появился ствол винтовки, Семен навскидку выпустил две пули: попал в район проема – и то хлеб. Одна из пуль выбила из стены фонтанчик пыли справа. Вторая расщепила раму, разбив стекло в соседней от стрелка фрамуге. Не суть. Винтовка дрогнула, ствол повело вправо – как видно, стрелок инстинктивно укрывается за простенком. Резкий, как удар плетки, звук винтовочного выстрела, но пуля уходит в каком-то только ей известном направлении, вверх и в сторону. Хунхуз все же нажал на спуск – нервы не выдержали. Гризли уходит вправо. Как и когда в его руке оказалась граната, он и сам не взялся бы объяснить – сейчас он действовал практически на одних рефлексах.

Он буквально впечатался спиной в простенок, остальные только подбегали. Хлестнул еще один винтовочный выстрел, благо ни в кого не попало. Осознавая это, Семен уже тянул зубами чеку из гранаты, затем она отправилась в окно. Хунхуз, как видно, не понял, что только что в окно влетел опасный гостинец, – хлопок капсюля его слегка напугал, но не так чтобы очень. Вновь в окне появился ствол винтовки, его слегка повело в поисках целей, но парни уже были в мертвой зоне, подобно командиру забрасывая в окна гранаты.

Взрыв выметнул из окон осколки стекла, пыль и незадачливого стрелка, который свалился Семену под ноги. Жаль тратить патрон – их только четыре оставалось в барабане, но перезаряжаться или использовать нож нет времени, а оставлять за спиной то ли убитого, то ли нет врага – не дело. Контрольный в голову, и Гризли вламывается в проем, где от окна остались только воспоминания. Перекат, уход в сторону, позиция на колено. Вон еще один, может, труп, может, нет, вроде не двигается. По всему дому прокатился гром еще пары гранат. Как громко, уши в мгновение словно толстым слоем ваты забило, но вроде не контузило – и на том спасибо. Еще выстрел в лежащего – так, на всякий случай. И чего было не озаботиться и не прикупить по два револьвера – вот теперь мучайся.

Быстро взглянув, что там за дверью, он заметил еще двоих, мотающих головами, словно кони на выпасе, спасающиеся от надоедливых оводов. Два выстрела. Один падает словно подкошенный, второй проворачивается вокруг своей оси, будто решил пробурить скважину. Так. Дальше нельзя, прикрыть некому.

Гаврилов откинул дверцу барабана и, проворачивая его, стал вытряхивать гильзы – хорошо хоть ни одну не заклинило, не нужно применять шомпол. И чего это приняли такую конструкцию, чтобы только по одной гильзе извлекать, – ведь уйма времени теряется. Теперь затолкать новые патроны. Здесь скорозарядников еще не знают, да и хрен ли, барабан-то не откидывается – не приспособишь скорозарядник к нагану. Блин, нужно будет парней чем другим вооружить или еще револьверов раздобыть. Раньше нужно думать. Последний патрон. Все. Гадство, время!

Взяв револьвер на изготовку, Семен вновь выглянул в комнату. Оба лежат там, где и упали. Не шевелятся. Ага, так и поверил. Приставными шажочками к первому, левая рука сунула нож под сердце. Никакой реакции. Ну, этот сразу свалился кулем, так только мертвые падают.

Опять взрыв. На этот раз ближе – стена ходуном заходила, но слышит Гаврилов это – словно рвануло вдали, а может, потому что уши забило еще больше. Тряхнул головой – и ко второму. Когда нож входит в тело, хунхуз, хотя вроде одет прилично… отставить, хунхуз, слегка изгибается дугой, лицо кривится – наверное, стонет, но звук слишком тихий, и Семен ничего не слышит – ему сейчас чуть не в ухо кричать нужно. Теперь и этот готов. Дальше.

Фролов с Васюковым, забросив по гранате в окна, ввалились туда, едва выметнуло пыль. Хорошо хоть на заимке в специально подготовленном срубе подобные действия отрабатывались, причем с боевыми гранатами. Там на тренировках в первый раз он буквально впал в ступор от близкого разрыва. Сейчас все прошло проще.

В дыму и стоящей столбом пыли все же можно было рассмотреть, что происходит в комнате. Никого, только переломанная мебель. Зараза. Только зря гранаты перевели. Фролов, проникший во флигель через другое окно, молча показывает на дверной проем. Ясно. Пригнувшись, Васюков метнулся к проему и заглянул в комнату, хотя командир четко приказал: сначала граната – потом входить. Ага, две уже использовали попусту, они, чай, все по счету. Лучше так проверить.

Рассмотреть что-либо он не успел. Резкий и гулкий хлопок, что-то сильно обожгло щеку, комнату враз заволокло плотным дымом, словно мгновенно вспухла вата, заполнившая все помещение. Но сквозь дым он видит хунхуза – этак размыто, только контур. Нет, не хунхуза, а хунхузов. Мать честная!

Васюков давит на спуск, выстрел, он начинает пятиться, еще выстрел, еще, щелчок. Рядом, практически у самого уха, дважды рявкнул наган Фролова, оказавшегося за спиной охотника, закрывающего его своим телом, лишая маневра. У него в руках граната, да куда там – не успеть, самих посечет. Все одно конец: их там с десяток. Николай, коротко замахнувшись, бросает гранату поверх голов в соседнюю комнату, хлопок капсюля никого не впечатляет, а может, бандиты и не слышали его, после двух-то взрывов.

Что-либо предпринять Васюков уже не успевает. Первый с чем-то, напоминающим то ли саблю, то ли меч, уже рубит его. Как и что произошло, ошарашенный охотник понимает значительно позже, а сейчас, не отдавая себе отчета, он подшагнул к нападающему, клинок, идя вниз, проходит за ним, перехват руки, поддел второй под мышку и, используя инерцию тела, бросает нападающего прямо в стену. Неудобно, мелкий, зараза, но и легкий. Бандит с ходу врубается головой в стену и стекает по ней. Но наблюдать за этим некогда: второй безоружный наносит удар ногой, парень смещается влево и с ходу выставляет руку. По идее нападающий должен нарваться на нее горлом, но спарринг-партнеры у Васюкова были все покрупнее, все происходило на рефлексах, поэтому удар пришелся точно в лоб, но тому хватило – выбросив вверх ноги, он кулем валится на пол, сильно приложившись головой. Взрыв!

Осколками их не достало – все увязли в телах бандитов, выполнивших роль щита, но голове досталось изрядно, перед глазами поплыли разноцветные круги – и то: два выстрела у самого уха – это не шуточки, а тут еще и это. Когда он более или менее пришел в себя, тряся головой, словно только что получил по ней оглоблей, не иначе, увидел корчащихся в муках троих хунхузов. Один лежал неподвижно в соседней комнате, представляя собой искромсанные останки. Двое в отключке после столкновения с Васюковым, Фролов их уже добивал, быстро и деловито орудуя ножом, что-то крича, но Васюков ничего не слышал. Однако сделал то, что в него вдалбливалось на множестве тренировок. Подобно унтеру, он выхватил нож и бросился к раненым.

Наконец есть время перевести дух. Васюков осматривается вокруг, видит дело рук своих – и тут его накрывает. Господи, да откуда столько-то, вроде и ел только утром, а уже дело к вечеру…

– Ты как, Филя! – Голос Фролова слышится как-то издалека и совсем глухо.

– Н-нормаль-но, – скорее осознавая, что он это говорит, нежели слыша свой голос, отвечает он.

– Не расслабляйся! Давай перезаряжаться! – А почему он слышит Фролова? Ах да, тот кричит. А что он делает? Наган! А где его револьвер?

Оружие нашлось на полу. Подобрав его, он выщелкнул стреляные гильзы и затолкал в барабан патроны. Все это занимает чуть больше десяти секунд.

– А где остальные?! – Ага, кричать гораздо удобнее – и сам себя слышишь, и собеседник.

– Убежали! Ну ты и силен, я ничего не успел сделать, как ты двоих приласкал! Готов! Пошли!

Разгром усадьбы завершился буквально за пять минут скоротечного, но кровавого боя. Это только кажется, что пять минут – слишком малый промежуток времени, в бою он равняется чуть не вечности, за это время можно сделать много, очень много. Вот, например, покрошить чуть не четыре десятка людей. Подвергшиеся внезапному нападению попытались сбежать через задний двор, откуда был выход практически в чисто поле, но те, кто собрался воспользоваться этим путем к спасению, просчитались, попав под плотный огонь третьего отделения. Десятеро сдались. На что они надеялись, было непонятно – возможно, на то, что местная администрация все чаще и чаще вступала в сговор с бандитами и повстанцами, а возможно, перспектива казни – она далеко, и есть хоть какая-то надежда, а смертушка под пулями русских – вот она, дышит в лицо.

Среди убитых было пять женщин. Лихо. Кабы беды не вышло. Все же нападение на гражданских лиц. А с другой стороны, какие к бесу гражданские, если самые натуральные пособники? Опять же в подвале нашлись и семеро пленных, и оружие – все десять карабинов и револьвер унтера в наличии, да и еще кое-какое оружие, ну это вообще раритет. Три фитильных ружья, два кремневых, один кремневый пистоль – кстати, это из него чуть было не приголубили Васюкова, – две берданки, множество холодного, колющего и режущего оружия да три лука. На фоне этого арсенала десять винтовок были настоящим кладом.

К слову сказать, Фролову и Васюкову не больно-то и досталось за их самодеятельность в экономии гранат. Гаврилов чувствовал перед ними вину, так как не ожидал, что во флигеле окажется столько бандитов, и направил туда только двоих, полагая, что в большом здании будет больше всего народу. Ошибочка. Дом-то хозяйский, так что нечего там делать большому количеству народа – там и был только один с винтовкой: наверное, главарь. Правда, сам хозяин оказался вооружен вполне отличным оружием. До этого Семен наблюдал маузеры только в фильмах про Гражданскую войну да в музеях, куда ходил по детству, а тут – нате пожалуйста. Бойцы преподнесли оружие командиру, а он и не дурак от такого отказываться. Патронов, правда, нашлось только пять десятков, но с этим он разберется. Фролову и Васюкову Семен все же попенял. Строго так попенял. Ну и чтобы в последний раз, значит. Прониклись. Поняли. А чего не понять, если только чудом живы остались.

– Ну и как вас угораздило? – Семен строго взирал на представших перед ним понурившихся стражников, только что освобожденных ими.

– Ваш бродь, вот хошь верьте, хошь нет – не знаем, – вскинувшись и встав по стойке «смирно», ответил ефрейтор Веселухин. Всегда бойкий и разбитной парень также был хмур, но в силу своего характера, так подходившего к его фамилии, он единственный сумел найти в себе силы и отвечать командиру.

А что тут скажешь. Если упрутся – не пытать же, а грамотных следователей здесь нет. Но есть пленные, и большая часть из них именно хунхузы. Ответ, полученный от пленников, напоминал какой-то детектив или сюжет из шпионского чтива. Все оказалось просто и сложно одновременно. Секреты-то Гаврилов выставлял, но не будешь же их выставлять в чистом поле или в кустарнике – там, где они и сто лет не нужны. Так что мест для секретов было не так уж и много.

Тот злополучный перекресток относился к таким удобным во всех отношениях местам. Обойти секрет было довольно проблематично в связи со сложностью рельефа – днем еще туда-сюда, а ночью на косогорах вполне можно было прокатиться, гремя костями, так что проще было преодолеть участок по дороге – благо за ней начиналась относительно ровная местность. Хунхузы заприметили, что время от времени в этом месте появляется русский секрет.

Вот тут-то и начинается детектив. В зарослях кустарника имелся маленький ручеек, скорее даже ключ, который терялся в песчано-каменистом грунте буквально через несколько метров, образовав небольшую влажную дорожку. Бандиты обратили внимание на то, что появляющиеся здесь стражники немного его обустроили – настолько, чтобы можно было либо напиться с ладошек, либо наполнить фляжку. Чиновник вручил бандитам тряпичный мешочек с каким-то зельем и велел прикопать его в чаше ручейка, когда туда направятся русские. Все так и сделали. Ну кто откажется от того, чтобы испить холодной водицы в душную ночь. Вот и попили. Как и предсказывал чиновник, стражники уснули. Вот только трое из них почти и не пили – так, по паре глотков, это уже Веселухин припомнил. Поэтому далеко за полночь, когда русских уже начали вязать, эти трое все же пришли в себя и попытались оказать сопротивление, за что были убиты на месте. Среди них был и унтер – это его не опознали сразу.

Зачем это хунхузам? А ответ прост. Даже если бы не удалось получить выкуп за стражников, оставались десять винтовок и револьвер, а судя по их разношерстному вооружению, добыча дорогого стоила. Вот только она у них встала как кость в горле.

Гаврилов справедливо ожидал появления высокого начальства, так как был вынужден доложить о случившемся. Скрыть это никак не получилось бы. Есть три трупа стражников, есть разгромленная усадьба и десяток пленных. Имеются в наличии и свидетели, эдак под две сотни селян, – иди отбодайся. Для себя он решил не оказывать сопротивления и не прятаться, а предстать перед судом. Военно-полевых троек здесь еще не было, а так если и осудят, то Сахалин. Не удастся сбежать раньше – с каторги друзья вытащат, а там в Магадан – и ищи ветра в тундре.

Но ему повезло. Наутро, когда ожидалось прибытие командования, телеграф буквально взорвался тревожными сообщениями. Господи, как вовремя-то. Понятно, что сейчас в опасности многие русские и православные китайцы, понятно, что прольется много крови, но она и так пролилась бы, а так, за всем этим бардаком, уже никому не было дела до кровавой стычки в каком-то глухом селении. Тут вся Маньчжурия как с цепи сорвалась. Одним словом, за всеми тревожными событиями это происшествие просто влилось в общий список. Восстание «боксеров»[3]3
  Восстание против иностранного присутствия в Китае (1898–1900) инспирировано обществом «Кулак справедливости и гармонии», «Обществом большого ножа» и «Обществом большого кулака». Слово «кулак» и потянуло за собой по ассоциации слово «боксер», каковым часто и величают это восстание, называемое еще Ихэтуаньским (от китайского И-хэ-цюань – «Кулак справедливости и гармонии»). Ближе к его пику оно поддерживалось и императорским домом в Пекине.


[Закрыть] вошло в свою наивысшую стадию: повстанцы от мелких выступлений и нападений перешли к активным действиям, поддержанные местными властями. Ну, теперь только держись.

Глава 10
Новый член семьи

Та-та-та-та-та! И вновь тишина. Уже пятая задержка, а лента на сотню патронов еще не расстреляна. Что-то у Горского не ладилось. Впрочем, глупо было бы ожидать, что пулемет сразу начнет выдавать прекрасные результаты, тем не менее то, что ему удалось за несколько месяцев, не могло не радовать. Можно было только позавидовать работоспособности этого человека. Сейчас он представлял собой всклокоченного, давно не стриженного мужчину, чем-то внешне похожего на нахохлившегося воробья. А как иначе, если изделие никак не хотело работать как надо, систематически давая сбои? А тут еще и заказчик нарисовался.

Чертыхнувшись, инженер подбежал к стрелку, и, склонившись над пулеметом, они вдвоем начали вскрывать крышку ствольной коробки. Константин Викторович надолго завис над пулеметом, что-то внимательно осматривая и делая пометки у себя в блокноте. Затем последовала неполная разборка. Наконец пулемет вновь готов, и инженер вернулся к стоящему неподалеку Песчанину:

– Антон Сергеевич, пока рано что-либо говорить и делать выводы. Идут полевые испытания первого образца. Выявляются дефекты и неточности в конструкции, что можно установить только путем практических стрельб.

– Бог с вами, Константин Викторович. Неужели вы решили, что я пожаловал к вам на стрельбище, чтобы просить о каких-то конкретных результатах? Я, признаться, был сильно удивлен, что вы уже приступили к практическим стрельбам, – ведь прошло только чуть больше полугода. Но вижу, что дела продвигаются довольно успешно. То, что я вижу, уже работает, а с недостатками, даст бог, разберетесь.

Та-та-та-та-та-та-та! И вновь задержка. Горский, покраснев как рак, коротко извинился и опять поспешил на огневую позицию. Антон издали, чтобы лишний раз не нервировать инженера, постарался рассмотреть его детище. Что сказать. Картина впечатляла. То, что он сейчас наблюдал, сильно напоминало ему немецкий пулемет МГ времен Второй мировой войны. Приклад больше напоминал таковой у винтовки. Само по себе оружие было более массивным, вес никак не меньше двенадцати килограммов, кожух воздушного охлаждения, пистолетная рукоять, сошки в передней части ствола – это уменьшало сектор огня, но зато повышало точность. Чуть впереди ствольной коробки – рукоять для переноски пулемета, расположенная вверху под углом: не хвататься же за раскаленный кожух. Подача ленты тоже отличалась, так как коробка на сотню патронов крепилась под ствольной коробкой – эту идею Антон содрал с ПК[4]4
  Пулемет Калашникова.


[Закрыть], коробка была, считай, один к одному, во всяком случае, насколько помнил Песчанин. Но конструктивная особенность, позволявшая направлять и поддерживать ленту в натянутом состоянии, все же не спасала от перекосов. Не помогала и лента из металлических звеньев. Он уже пожалел, что посоветовал сразу перейти к этой задумке. Пусть бы пока пробовал с матерчатой, как на «максиме», а когда добился бы кое-каких результатов, то можно было бы и модернизировать. Теперь поздно: Горский вцепился в идею – опять же дополнительное отличие от известного пулемета.

Антон посмотрел по сторонам и вздохнул полной грудью. Осень выдалась теплой и сухой – начало ноября, а при дыхании нет даже пара. Впрочем, чего еще ожидать, если на чистом небосводе сверкает ясное солнышко. Но постепенно мысли с лирического настроя свернули на прозу. Все же год, который уже подходил к концу, выдался тяжелым.

Песчанину пришлось метаться по Охотскому морю как загнанной лошади. Нужно было посетить Николаевск-на-Амуре, чтобы организовать закупку леса и доставку его в Магадан, – он уже на полном серьезе называл тот поселок из трех десятков домов, что сейчас имел место быть, этим именем. Ничего, пусть все привыкают. А город… Город будет, никуда не денется. Также лес надо было доставить на прииск. Может, поселение на берегу неприметной речушки ставить еще и рано, но как минимум бараки нужны. Палатки – это не дело. Опять же могут появиться желающие остаться – не зимовать же им в палатках, а так перезимуют в бараках, а уже по весне построятся нормальные дома.

После этого путь лежал во Владивосток: нужно было дополнительно подвезти продовольствие – что ни говори, но такую прорву народу нужно было кормить. Там-то он и узнал, что имеются новые поселенцы. Которых приняли на борт, а заодно погрузили и бочки и соль, – господи, да много еще чего.

В середине лета во Владивосток прибыло заказанное в Америке оборудование для консервного заводика. Благо к тому времени уже имелись свободные деньги.

Фальшивый монетный двор выдавал свою продукцию исправно. Конечно, червонцы ничем не уступали по качеству настоящим, монетного двора его величества, да только известны случаи, когда фальшивомонетчиков судили, хотя их монеты даже превышали по качеству государственную монету. Так что конспирация была жесточайшая.

За весь сезон ему буквально некогда было вздохнуть. Не представится возможность сделать это и впредь. Вот закончит с делами здесь – и вновь в путь. А времени все меньше. Европу же посетить крайне необходимо. У Науменко с их инженером вроде вытанцовывается превосходный торпедный катер, пардон, эсминец, поэтому необходимо в кратчайшие сроки приобрести турбины: не имея их в наличии, трудно будет проектировать машинное отделение, да что там – практически невозможно. Вставал вопрос и по водотрубным котлам и котельной вообще. Браться за их производство он не собирался, но вот заказать их и доставить пора, в России уже делают, и неплохие – понятно, что на сегодняшний день. Все же рановато они принялись за разработку кораблика, как-то не подумали об отсутствии начинки. Если по котельной еще все более или менее, хотя бы о габаритах имеют представление, то по турбинам полный пробел. Ну да ничего, не ошибается только тот, кто ничего не делает.

С Науменко вообще получилось замечательно. Отличный моряк, прирожденный миноносник, он буквально на лету схватывал все то, о чем в разговорах вскользь упоминал Антон. Между ними завязались прекрасные приятельские отношения. Каждый раз, бывая во Владивостоке, он навещал семейство Науменко, неизменно имея при себе коробку шоколадных конфет. Как оказалось, и мама и дочь были страстными сластенами, но позволить себе регулярно поглощать столь дорогое лакомство они все же не могли, а Антону что, ему даже приятно. Вспомнив, как загорались глаза Светланы, когда она видела очередную коробку, Песчанин невольно улыбнулся: восторг в этих глазах стоил дорогого. Но, право, не стоило взирать на подносящего этот скромный дар таким взглядом. Каким? А черт его знает. Вот эдаким, когда непонятно – радость то ли от вида вожделенного шоколада, то ли подносителя. Бред, конечно. Он отмечал, что она из красивой девчушки на глазах превращается в красивую девушку. Повстречав однажды их семейство на прогулке по Светланской, Антон заметил, что проходящие мимо молодые люди с интересом посматривают в ее сторону, и это открытие отчего-то ему не понравилось. С чего бы?

– Антон Сергеевич, мы на сегодня закончили. Дальше проводить стрельбы бессмысленно, да и причину задержек я, кажется, понял.

– Значит, вскоре мы получим вполне рабочий экземпляр?

– Э-э, видите ли, причину-то я понял, а вот пути исправления мне пока неведомы, – как видно, поспешил перестраховаться инженер: а ну как не срастется.

– Понятно. Вас в город подбросить?

– Благодарю, но я на заимку. Антип Егорыч обещался меня на охоту сводить, не могу отказать себе в удовольствии.

Отчего же отказывать. Константин Викторович за последние несколько месяцев не то что на охоте не был, а вообще практически не отдыхал. Как видно, все же он доволен собой, если решил позволить себе расслабиться и поохотиться. Нет, точно перестраховался, иначе не позволил бы себе такого.

Разместившись в коляске, Антон взял в руки вожжи и дал посыл лошадке. На извозчиков особой надежды не было – вот и озаботились, прикупив несколько колясок, чтобы иметь под рукой транспорт да пару конюхов с конюшней на заводе. Это тебе не автомобиль, который хоть зимой, хоть летом, припарковал – и ладушки, лошадка – она ухода требует и заботы, а кому этим заниматься?

Дорога неблизкая, мысли текут вяло, словно в вязком киселе. За последнее время у них появилось уж больно много специалистов. Под них уже помещений не хватает, так что пришлось озаботиться о большом каменном здании НИИ, как они его дружно называли, теперь уже на вырост. Звонарев настоял. Правда, требования у этих яйцеголовых растут как на дрожжах, и не сказать что дешевые. Но они платят: Антон – скрепя сердце, Сергей – потирая от удовольствия руки, хорошо хоть Гризли не видит всего этого безобразия, – впрочем, он вряд ли психовал бы так, как Песчанин. Но деваться некуда – слишком много всего хочется, а для того чтобы это получить, приходится раскошеливаться.

Белозеров вернулся из поездки с победой, иначе и не назовешь. Мастеров на обучение пристроил. Нашел двух друзей, увлеченных проблемой гидрофонов. Ничего так, неглупые ребята. Очень неглупые. С ходу уловив суть идеи, они включились в работу – и уже есть определенные результаты. Он боялся сглазить, но если так пойдет и дальше, то они получат-таки свой акустический пост на эсминце, а это уже преимущество, и немалое: ночью японцам будет ой как весело.

Еще в июле закончил изыскания инженер Путилов. Узкоколейка должна была пройти по гористой местности, но ничего сверхъестественного – паровозики вполне потянут вагоны с углем в сторону бухты, не понадобится даже пробивать никаких тоннелей или срывать горушек, все подъемы и спуски преодолимы. Немец предложил если закладывать, то сразу две шахты, с чем согласились. Путеец провел трассировку дополнительной ветки. В общем и целом дорога обходилась примерно в восемьсот пятьдесят тысяч рублей, а сама стройка завершится уже через десять месяцев с начала строительства. Дело в долгий ящик откладывать не стали, тем более что в связи с беспорядками в Китае работы там были заморожены. Это просто праздник какой-то. Потому как нашлись и материалы, и рабочая сила, и специалисты, а до зимы времени еще было предостаточно. Одним словом, там сейчас вовсю кипела работа. Правда, Путилов уже произвел замену рабочего персонала, на КВЖД вроде опять возобновляются работы. Ну да не беда, зато пока готовилась строительная партия, работы шли, а потом просто прошла рокировка – пришлось несколько раз перевозить людей, делая лишние рейсы, но в итоге они только в выигрыше.

Кстати заметить, сучанский уголек уже сейчас поступает в город, правда, в малых количествах. Антон был против такой постановки, но Шварц настоял, упирая на то, что постройка рабочего городка – это, конечно, хорошо, но не помешало бы уже сейчас начать добычу, чтобы отработать технологию. Прибыль будет мизерной, на гужевом транспорте много не вывезешь, да и транспорта этого понадобится не одна сотня подвод. Опять же уголь будет по себестоимости весьма дорог, но о прибылях сейчас речь и не идет. Ну что скажешь, Рудольф Карлович специалист, ему виднее. Опять же малая копейка, но в прибыль, хоть и добытая через одно место. Пусть немец обживается, хозяином начинает себя чувствовать – ему тут работать. Во всяком случае, пока он не высказывал желания уехать. Вот пусть так и будет. Меньше головных болей.

С кредитом Гродеков также не подвел, хотя ему сейчас было слегка не до Песчанина и угольных копей: восстание в Китае не могло его не волновать. Мало того, была объявлена мобилизация, на территорию сопредельного государства ступил русский солдат. Конечно, захватчик, и Маньчжурия никогда не была российской территорией, но так уж сложилось.

Звонарев, услышав, что строительство дороги продлится целых десять месяцев, буквально вздыбился. Есть пневматический инструмент, который может значительно облегчить труд, – хорошо хоть эта идея ему только сейчас в голову пришла, когда заказов вполне достаточно, если бы раньше, то он уже поставлял бы инструмент на КВЖД, а люди там неглупые, за хорошее предложение уцепились бы. Можно соорудить путеукладчик. Кто из поколения семидесятых не помнит всесоюзной комсомольской стройки БАМ – так там практически в каждом репортаже эти путеукладчики: сложного-то ничего, просто подать идею, а на выходе… Сейчас рельсы и шпалы вручную тягают по насыпи, а если применить путеукладчик… Антону едва удалось приспустить Сергея на грешную землю – тот надулся как мышь на крупу. А что тут скажешь. Понятно, что чем быстрее наладится узкоколейка, тем быстрее потекут прибыли, опять же кредит висит. Но нельзя. Песчанин вообще запретил Звонареву даже упоминать о том, что пневматический инструмент можно использовать при строительстве дороги или тоннельных работ. Запуск Транссибирской магистрали был одной из причин начала войны. Кто поручится, что если дорога будет запущена раньше, то и японцы не станут торопиться? А им сейчас главное – время, едва-едва только сдвинулись с мертвой точки, что-то начало вытанцовываться. Два часа копья ломали, но все же удалось его убедить не высовываться, благо заказов на пневмоинструмент теперь было больше, чем они могли осилить.

Про заказы это он погорячился, так как Звонарев тут же начал наседать на него, требуя увеличения ассигнований на расширение производства, но в конце концов и здесь сдался: лишних средств не было, хоть тресни. Понятно, что оставался весьма приличный капитал, но предстояло ехать в Англию к Парсону, нужны были его турбины, до зарезу нужны, а они недешевы. Опять же с водотрубными котлами и котельными установками пока никак не вытанцовывалось. Придется закупать, вот только знать бы где…

В город он вернулся уже после обеда. Его путь пролегал мимо нового района. Пока так себе райончик, домов всего ничего, но лиха беда начало. Рабочая слободка выросла как грибы после дождя. На строительство средств не жалели, да и стоило это в сравнении с остальными проектами как-то несерьезно. Тем не менее никто никому и ничего дарить не собирался. Рабочие должны были выкупить свои дома, другое дело, что выглядело это как беспроцентная ссуда, выплатить которую они могли в течение нескольких лет.

Ближе к заводу и чуть в стороне возводилось кирпичное здание будущего НИИ, неподалеку от него была уже заложена улица, имеющая подъезд к дороге, по которой сейчас катил Антон. На той улице вырастали квартирные дома, также кирпичные. Можно было бы построить и отдельные, но это уж больно накладно. Решили поставить пока два дома, с просторными квартирами. Так сказать, фондовое жилье. Захотят поставить свои дома – милости просим, с выделением земельных участков поблизости помогут. Жить поближе к центру? Пардон, контракт подписывали, там черным по белому прописано, тогда к чему лишние разговоры.

Городские власти рады такому строительному буму. Ведь благодаря только их компании во Владивостоке прибавилось порядка пятидесяти семей. А производство планируется расширять. Так что рабочих заманивают всеми правдами и неправдами. Понятно, что и тут без подношений никуда, хотя эти стервецы получают свои дивиденды за процветание города. Да чего уж.

Сергей оказался на своем рабочем месте, все в той же конторке. Можно было бы озаботиться и об административном здании, но он настоял на том, что начинать следует с производственных площадей и НИИ, а заводское руководство пока как-нибудь перебедует.

Увидев, что друг внимательно читает газету, Антон снисходительно улыбнулся. Ну вот что за такой непонятный у него друг. То кидается на них, обвиняя во всех смертных грехах, не одобряет их стремления и желания, противится всячески. Но если на их чаяния он взирает как на непонятную блажь, то за них лично переживает от чистого сердца. Каждый раз, как Песчанин появлялся во Владивостоке, Звонарев буквально вешался ему на шею и придирчиво осматривал – все ли при нем, не растерял ли чего. Вот и сейчас наверняка вчитывается в последние новости из Маньчжурии. Как там Гризли?

– Что пишут?

– Восставших практически уже прижали, остались только недобитки, сбившиеся в мелкие банды.

– Ну, это сомнительно.

– Понятно, что сомнительно, но что им еще писать-то. Вот просмотрел хронику погибших.

– Ты это брось, – осуждающе произнес Антон. То, что Семена в этих списках нет, он уже понял, так как, будь по-другому, он застал бы совсем иную картину.

– Уже бросил, – вздохнул Сергей. – Антон, сходил бы к Елене Викторовне. Она ведь уже все глаза проплакала. Рабочие чуть не волком вокруг смотрят, в толк не возьмут, кто их учительницу до такого довел.

– Обязательно схожу. Вот ведь медведь – вскружил голову девке, а сам за приключениями рванул.

– А сам-то?

– Ну, за мной не убивается ни одна красавица. Как тут, за утро никаких новостей не приключилось?

– Слу-ушай, совсем из головы. Тут заходил Назаров.

– …?

– Ну да, он самый.

– С ума сойти. Но как?

– А вот так. Перевелся на Дальний Восток. Его сейчас с корабля на берег списали – плановая замена, ценз-то не только ему нужно отходить. Вот он и рванул сюда – мол, не все ли едино, где сидеть на берегу. Ты понимаешь?