Текст книги "Концерн"

– Все верно. Материал для клеток мы привезли, но здесь выгружать не будем. И звероферму готовь к переезду. Факторию тоже, скорее всего, будем переносить в новое поселение.

– А отчего не поставить поселок здесь?

– Хорошей стоянки для кораблей нет, лед чуть не до конца мая стоит, а то и до июня – это нам пока везет, – так что бухта Волок. Там и рыбный заводик развернем, и рыболовецкое хозяйство, а здесь, кроме прииска, и нет ничего.

– Если так, то да. Но факторию лучше оставить здесь. Оно и инородцы попривыкли, и опять же за прииском присмотр.

– Но тебя-то тут не будет – кто поведет дела?

– Так Степан. У него и родня среди местных теперь есть, и разбирается он уже хорошо. А поселок здесь все одно нужен.

– Посмотрим – если удастся кого заинтересовать, то поставим еще один поселок. Ты лучше скажи: если звероферму перенесем, мясо-то охотники доставлять будут?

– Куда ж денутся. Здесь, правда, было попроще – можно деньгами, а можно и товаром.

– А мы при звероферме еще одну факторию откроем. Как, потянешь?

– Потяну, отчего не потянуть. Вот только зверья уже с тысячу голов собралось – это со щенками, понятное дело. Так вот пока им догляд особый без надобности, но уже скоро они окрепнут – и от мамки нужно будет забирать.

– Есть несколько семей, что согласились переселиться. Пока суд да дело, поставим им дома, а там определим к тебе. Только хозяйство твое на отшибе поставим. Тысяча голов – это хорошо, но нужно больше.

– Уже на следующий год не будете знать, куда от них деваться.

– Кстати, как они в неволе?

– Песец – тот вообще отлично, ни одна животина не сдохла, другие по-разному, но померло мало, спасибо дядьке Антипу за науку.

– Послушай, Петр, ты уж прости, но как-то так сложилось, что я о тебе говорю так, будто ты уже дал согласие здесь поселиться, да и об остальных. А ведь у вас, наверное, свои планы.

– Что до меня и Маркова, то тут можете на нас рассчитывать целиком и полностью. Нам здесь нравится, опять же скиснуть не дадите – все что-то новое подбрасываете. Да и со зверушками мне жуть как интересно. Нет, я уезжать отсюда не хочу, если только…

– Нет, других планов по тебе я не имею. Марков тоже хорошо. Но мало.

– Парни здесь оставаться не хотят. Если для дела нужно, то еще останутся, а так по Большой земле истосковались.

– Ясно. Значит, будем менять.

На то, чтобы закончить вопросы с обустройством и наладить рабочий процесс, ушло две недели, чем Песчанин был немало расстроен. Однако Задорнов его успокоил, заявив, что все не так плохо, как кажется на первый взгляд, и потерянное время непременно компенсируется количеством работников.

Да, количество, а главное – состав, вдохновляли, так как корейцы вцепились в работу, как голодный в краюху хлеба. Они четко знали, для чего приехали в эти богом забытые места, а обещание премий за ударный труд подстегивало их лучше всяких понуканий. Решивший не отказываться от высокооплачиваемой работы и прибывший сюда еще на один сезон доктор был неприятно удивлен тем фактом, что обслуживать ему теперь приходилось не в пример большее количество людей – эдак примерно в десять раз. Но еще больше его расстраивало то, что исполнять свои обязанности ему стало куда сложнее. Если прежний контингент особо не пререкался и покорно принимал госпитализацию, то эти не желали проводить в праздности ни дня. Если бы не в приказном порядке, то они работали бы и в выходные. Точно так же приходилось проводить госпитализацию, то есть насильственно, что едва не побудило взрыв возмущения. А и то – люди приехали заработать, а им мешают.

Переселение на берег бухты Волок прошло куда спокойнее и скромнее. Единственным событием, которое хоть как-то знаменовало это, была перевозка клеток на побережье, где их впоследствии погрузили на шхуну. Зверьки вызвали ажиотаж – всем хотелось взглянуть на этих милых созданий, дарящих столь красивый мех. Как ни красива соболиная шуба, на самом соболе она смотрится куда краше, а сам зверь выглядит таким ласковым, мягким и пушистым – просто лапочка, вот только не нужно забывать о том, что он также имеет острые и крепкие зубы. Ну ни дать ни взять пародия на японцев. А с другой стороны… Не влезай в отношения Японии и России Англия – глядишь, и жили бы мирно: эти два народа прекрасно уживались друг с другом. А потом, опять же правительства двух стран – у каждого свои интересы… Одним словом, сложный это вопрос.

Всего пожелавших переселиться на выдвинутых условиях нашлось только двенадцать семей. Впрочем, Антон не был столь пессимистичен – а с чего, собственно? То, что нашлось столько переселенцев, – это уже удача, а если посчитать, что их целых семьдесят две души – ну не приняты у корейцев малые семьи, – тут уж стоило призадуматься, мало народу или много.

Насчет наглядной агитации Антон тоже не забыл, оставив работать на приисках четверых из старших сыновей. Родителям нужно обустраиваться на новом месте, а эти пусть работают, получают побольше, по отдельной ведомости, и закупаются в фактории по льготным ценам. У остальных будет возможность почувствовать разницу.

Поселок Магадан, которому и так и эдак было предопределено образоваться на этом месте, уже появился, и то, что в настоящий момент представлял собой пару десятков армейских палаток, ни о чем не говорило. Антон знал, что костьми ляжет, но движения назад не допустит: у поселка только один путь – вперед по лестнице развития, и иного не будет.

Был здесь и свой доктор. Из молодых, понятное дело: ему конкуренции во Владивостоке нипочем не выдержать, так и будет на подхвате да обслуживать малоимущих, а здесь и жалованье солидное, и полное обеспечение, во всяком случае на пять лет – именно на столько подписан контракт, – после, если захочет продлить, договор будет пересмотрен. По виду молодого медикуса было видно: этот здесь – только чтобы поправить свое материальное положение. Но вот вряд ли он отсюда уже уедет, потому как через пять лет здесь все должно было преобразиться. Это сейчас у него отдельная палатка для проживания, да еще одна для больницы, а скоро… Антон решил не экономить и закупить все самое совершенное: люди здесь должны были закрепиться и жить в человеческих условиях, каждый день ощущая заботу о себе любимых. Так что при виде того, как оснащена больница здесь, и воспоминании о том, что имеется там, выбор молодого человека должен был быть однозначным.

В планах Антона было создать на Крайнем Севере такие условия, чтобы единственным недостатком при проживании здесь были плохие климатические условия. Сложно, но возможно. А еще им овладел некий азарт основателя колонии – у него появилась возможность воплотить в жизнь то, о чем он когда-то только читал, и он это уже делает. Понятно, что главное – это война, но так или иначе она пройдет, а вот Магадан, если он все сделает правильно, останется навсегда.

– Антона Сергеича.

– Слушаю тебя, отец.

Все же минусом было то, что среди этих поселенцев было шестеро стариков и старух, как вот этот Ким. С другой стороны, плюс. Все они плохо-хорошо знали русский, у молодежи в этом плане явный пробел. И как с ними будет обходиться Панков?

– Пасматри какая трава. Корова хорошо.

А что тут скажешь – разнотравье просто глаз радует, другое дело, что простоит вся эта красота недолго, но провести сенокос вполне возможно. Кажется, при Советах в Магаданской области было достаточно развито мясо-молочное направление.

– Я вижу, отец. Но давай так. В этом году устроимся, а уже на следующий мы вам закупим и привезем и коров и лошадей. Договорились?

– Детям молоко надо. Мы сено накосим. Ты коров давай, – упрямо гнул свое старик.

И то, нечего было обещать слишком много. Крестьянин – он и в России крестьянин, и в Корее крестьянин, по-разному выглядит, но ухватистость, бережливость и сметка – эти черты у них общие. Схожая среда обитания вырабатывает схожие характеры.

– Хорошо, но только к осени.

– Харашо.

Вот и ладушки. Господи, как все же удобно иметь свое судно. А их, кстати, нужно иметь далеко не одно. Тех четырех баркасов, что они притянули на буксире, будет явно мало. С другой стороны, и рыбный заводик не завтра появится. Но к осени – кровь из носу. Чтобы на следующую весну уже запустить производство. Для этих и зверофермы с лихвой, а вот о следующих нужно озаботиться. А чтобы себе рыбки заготовили – и баркасов хватит. Глядишь, еще и на прииск продавать будут. Ага, значит, и бочки нужны, и соль.

А чего, собственно, он лоб морщит? Да нет, похоже, в этом году придется ему, а вот на следующий можно уже и Пронина подтягивать: пусть начальствует и обосновывает поселение – ну не в палатку же его селить, в самом-то деле. Ладно, разберемся.

Антон еще не знал, что Гродеков и впрямь принялся его плотно опекать и двадцать семей переселенцев уже прибыли во Владивосток, ввергнув в растерянность Звонарева. Как видно, его превосходительство был всерьез обеспокоен тем обстоятельством, что на практически неконтролируемой территории может образоваться место с компактным проживанием корейцев. Одно дело – сезонные наемные рабочие, и совсем иное – остающиеся на постоянное место жительства. Он ничуть не скупился на обещания, выдвигая в качестве аргументов все то, что успел наговорить ему Песчанин. Главное было – затянуть на тот неприютный берег переселенцев, а там он обложит предпринимателя и заставит держать обещание. Опять же есть льготы и от государства. Раз уж появилась возможность стронуть с мертвой точки вопрос о заселении территорий, то этим непременно необходимо воспользоваться, а то вон Гижига в населении потеряла уже вдвое от прежнего, да пользы от нее – что с козла молока, – только и того, что хотя бы какое русское население имеется. Здесь могло все пойти по-другому. Вот только руку с пульса убирать ни в коей мере нельзя.

Конечно, Песчанин мог сказать, что это далеко не лучшие представители крестьянства, но прав ли он? Только ли непутевые и бездарные хозяева отправляются за новой долей, соглашаясь на переселение? Нет, конечно. Многие попросту ищут простора для своей неуемной натуры, и им тесно в скученной Центральной России. А здесь простор, и ты можешь быть тем, кем быть тебе по силам.

Глава 9
КВЖД

– Ваш бродь, там казачий разъезд подъехал.

– Спасибо, Павел, иду.

– Разрешите идти?

– Иди.

Рядовой охранной стражи, по-уставному развернувшись и слегка пригнувшись, вышел из домишки – а что делать, если притолока низкая, а ростом бог не обидел. Спустившись с крыльца, он подошел к стоящему неподалеку унтер-офицеру и попросил закурить.

– Чудной у нас какой-то их благородие, – затянувшись, проговорил он.

– С чего бы это? – лукаво прищурившись, поинтересовался Фролов.

Варлам и тут сработал так, как надо: у всей команды были выправлены документы чин чином, все отставники, из которых, собственно, и формировалась охранная стража КВЖД. Сам Гаврилов предстал как прапорщик запаса, изъявивший желание служить в страже. Организация больше полугражданская, чем полувоенная, так что решить вопрос, чтобы не расставаться с парнями, особого труда не составило – разве только стоило двести рублей. Здесь они несли службу уже почти месяц. Взвод Гаврилова находился на стационарном посту у станции Нангалин, ЮКВЖД, охраняя как саму станцию, так и подступы к ней на протяжении двадцати пяти верст по сторонам от железной дороги и по сорок в каждом из направлений. Понятное дело, что о плотной охране и речь не шла, но тем не менее на особо опасных направлениях как проводились патрулирования, так и выставлялись секреты, выделялась охрана для рабочих партий. Хунхузы имели плохую привычку нападать на охрану с целью завладения оружием, а также захвата заложников с последующим получением выкупа, но это уже больше норовили на гражданских.

Дальние подступы охранялись конными разъездами из казачьих сотен, которые также состояли на службе в страже, в последнее время разросшейся чуть не до шести тысяч. Поговаривали, что вскорости нужно ожидать увеличения численности до десяти, во что верилось: уж больно хунхузы обнаглели, позволяя себе сбиваться в большие ватаги, до двух сотен, и нападать даже на поселения. Казачков также было мало, а их зона патрулирования простиралась по сотне верст вдоль полотна и на семьдесят пять в стороны, то есть до конца зоны отчуждения.

Кроме хунхузов хватало проблем и с местными, так как строительство железной дороги в буквальном смысле подорвало местную экономику, оставив без работы огромное количество населения, зарабатывающего на перевозках: теперь это можно было сделать и дешевле и быстрее – разумеется, там, где дорога уже действовала, – но таких участков было все больше и больше. Те, кому не повезло проживать на пути железной дороги, сгонялись с насиженных мест, что в условиях перенаселенности было чревато недовольствами. Поэтому в последнее время участились выступления гражданского населения, и не сказать, что их не поддерживала местная китайская администрация, не без основания полагавшая, что их могут сменить русские чиновники, а терять доходные места им ой как не хотелось.

Помнится, генерал-губернатор Приморья Гродеков предупреждал о возможности именно того сценария, что имел место сегодня. Но к его предложению о строительстве дороги по иному маршруту, по территории Российской империи, не прислушались. Да, он оказался, прав, и в его правоте убеждались все больше с каждым днем, однако никто не собирался отказываться от КВЖД, даже осознавая то, что за нее придется платить кровью как своих соотечественников, так и чужой.

Одним словом, если места вокруг и были тоскливыми – все же, что ни говори, не Россия, – то уж скучным времяпрепровождением служба точно не отличалась. Благо больших потерь пока удавалось избежать.

– Дак словно и не служил вовсе, а если служил, то давно. Больно уж отличается от других офицеров, – объяснил свое высказывание солдат.

– Ну верно все, из цивильных он. Да ты не журись, служивый, командир что надо. Вот появятся хунхузы – сам увидишь.

– Типун те на язык.

– Ты с кем разговариваешь? – подпустил строгости в голос унтер.

– Прошу прощения, господин унтер-офицер.

– То-то же, – опять добродушно улыбаясь, подмигнул Фролов.

На крыльце появился Гаврилов во всей красе. Что и говорить, форма ему шла – вот только погоны отсутствовали, ну да это не только у него. Охранная стража хоть и была военизированным образованием, тем не менее к вооруженным силам не относилась. Странно все же, потому как офицеры в подавляющем большинстве и в настоящее время официально числились в своих прежних подразделениях. Часть стражников и вовсе была набрана из проходивших службу по призыву, которым срок службы в страже засчитывался в срочную. Но факт остается фактом. Вот и ходили все без погон, имея знаки различий в петлицах.

В этот же момент на территорию поста въехали казаки, о которых заблаговременно доложил боец. Вид у них был весьма озабоченный, да и было их только пять, а должно быть не меньше десятка. Значит, что-то случилось. А ведь в том направлении вчера в секрет выдвинулись его люди – вот-вот должны вернуться. Час от часу не легче.

– Что случилось, Анисим? – с крыльца окликнул Семен знакомого урядника из сотни, что патрулировала прилегающую территорию, едва они въехали в ворота.

– Здравия желаю, ваш бродь. Вы в секрет кого к дальнему перекрестку отправляли?

– Да.

– Стало быть, ваши, – сняв фуражку, произнес старший казачков. Остальные последовали его примеру.

– Ты толком-то сказать можешь? – не скрывая своего волнения, поторопил Гаврилов. Хотя чего там толком, если по их лицам и так все видно. – Или забыл, как нужно докладывать? – Это уже построжавшим голосом, взяв себя в руки.

– Мы с дальнего патрулирования возвращались, видим – у перекрестка над кустами воронье кружит да птички гомон устроили. Как положено, охватили, подкрались, а там трое русской наружности, вот только не узнать уже – зверье потратило, а кто откуда, и не понять: все с них снято, даже исподнее.

– Трое, значит…

– Трое, ваш бродь. Если еще кто был, то, стало быть, выкуп будут требовать.

– Там было десять человек. Следы боя есть?

– Нет. Ни одной стреляной гильзы.

– Странно. А людей как били?

– Похоже, что ножами. Мы там ничего не трогали, я пятерых оставил охранять место: дознание надо проводить… хотя чего уж там.

Анисим имел в виду то, что офицерам стражи вменялось в обязанности проводить дознание вместо отсутствующих в этих краях следователей. Взятых в плен хунхузов после проведения следственных действий вместе с материалами передавали местным властям, – те, как правило, не церемонились и по местным законам предавали бандитов публичной смертной казни: у китайцев закон весьма жесткий.

– Вы по следам-то пройти не пытались? – продолжал пытать Семен.

– Да какие из нас следопыты. Вроде выходят на дорогу, а там поди разбери, сколько народу с ночи уже прошло.

– Ясно. Фролов.

– Я, ваш бродь. – Вот так, никаких Семен Андреевичей, строго по-военному, ну да это понятно – не у себя в службе безопасности.

– Готовь первое и третье отделения да коней седлайте. – При этих словах на лице казака промелькнуло кислое выражение: какие из пехтуры всадники, – но потом оно сменилось снисхождением – с другой стороны, ему теперь с его благородием как минимум до трупов ехать, а верхами все будет быстрее, чем пешими.

Так и есть, три трупа – и все его люди. Парни из третьего отделения узнали двоих по приметам, ну и третий тоже их, кто же еще-то.

– Значит, так, не топтаться, отойти в сторону. Николай.

– Я все понял, ваш бродь. Васюков, со мной. – Фролов аккуратно, чтобы не вступить в какой след, стал обходить место гибели людей, с ним остался только один, остальные отошли в сторону.

Эти двое были лучшими следопытами, Васюков к тому же сам из охотников – с детства с отцом по тайге шастал, так что следы читает лучше, чем букварь. Просто так уж сложилось. Отца задрал на охоте медведь, мать взвалила заботу о них на себя, а детей было пятеро мал мала меньше. И все бы не беда – старшенький, он то есть, охотничью науку превзошел, глядишь, достойная смена отцу вышла бы, – да только пришла ему пора идти в солдаты. Сбивал копейку к копейке, отказывая себе во всем, в чем только можно, даже курить бросил, всю компенсацию также откладывал и все отправлял матери, да только что толку от солдатского жалованья, – но худо-бедно протянули, дождались, а там и младшенькие подросли – какая-никакая подмога. Но когда вернулся, нужда накрепко поселилась у них в доме. Вот тут-то и подвернулся дядька Антип, с которым был знаком батя. Он и присоветовал ему обратиться к Семену Андреевичу. Жалованье положили хорошее, не прошло и года, как засобирались в Маньчжурию, жалованье, что от компании, обещали матери передавать, да еще и положенное в страже. В общем, все складывалось пока хорошо. Вот только здесь, на чужбине, можно было и голову сложить, как вот эти. Не повезло бедолагам. Ладно, не о том сейчас.

Пока следопыты обследовали место, Семен наскоро составил протокол осмотра. Не следователь писал, понятное дело, но и так сойдет, никто особо к этой бумажке присматриваться не станет: есть – и ладно. Едва закончил, как подошли Фролов и Васюков.

– Что скажете, парни?

– Затоптали все изрядно. Васюков, говори.

– Есть приметный след. Не смогут его по всей дороге затоптать – где затопчут, где опять появится. С вечера дождик прошел, хотя и слабенький, но пыль прибил. Будет след, – убежденно закончил Васюков.

– А вот это уже дело. Анисим.

– Я, ваш бродь.

– Доставишь тела на пост. Напишешь рапорт о случившемся – и возвращайся к своим делам.

Все верно. В части, касающейся дознания, он, ясное дело, обязан оказывать содействие – как-никак его отделение обнаружило погибших. Что же касается остального, то тут уж командир взвода не указ. Однако вот так просто оставить пехтуру он тоже не мог – не тот край, здесь без взаимовыручки никуда, не то по одному враз схарчат.

– А вы, стало быть, по следу пойдете?

– Пойдем. Там мои люди.

– Дак тела-то и двое доставить смогут – чай, с десяток верст, не больше. А мы вам подмогнем.

– Спасибо, Анисим, но не дело. У тебя свои задачи. Так что каждый будет заниматься своим делом. Тебе патрульную службу нести, мне – своих парней искать.

– Дак их сколько будет-то, коли сумели цельное отделение повязать?

– Ничего, справимся. А за то что помощь предложил, спасибо.

Предположения Васюкова оправдались с математической точностью: след то пропадал, затоптанный другими путниками, то вновь появлялся. Ни черта не боялись хунхузы, перли прямиком по дороге. Обнаглели дальше некуда.

Дорога привела в китайскую деревушку и, пропетляв по ней, разрезая ее на две половинки, вилась дальше. Васюков все время, сильно свесившись с седла, всматривался в дорогу, но, судя по озабоченному виду, дела обстояли плохо. Наконец, когда китайские фанзы скрылись за зарослями чахлого лесочка, он подал знак остановиться.

– Ваш бродь, похоже, в селе хунхузы.

– С чего ты взял?

– Дак пока до сельца не подошли, след все время появлялся, в селе, понятное дело, все затоптали, так что и сам черт ногу сломит. А как из села вышли – я его так и не увидел.

– А может, в селе свернули с дороги и другим путем пошли?

– Может, и так. Нужно село по кругу обойти. Понятно, что не дорога, но и хунхузов немало, должны наследить.

– Давай в обход. Фролов, предупреди, чтобы не маячили. Если бандиты в селе, то селянам нас видеть незачем.

– А может, разделимся и с двух сторон обойдем? Все быстрее будет.

– Разделяться не будем. Случись бой – на помощь друг другу не успеем. Оружие к бою изготовьте.

– Есть.

Вооружение бойцов было особой гордостью Гаврилова. Все за ту же мзду ему удалось вооружить весь свой взвод драгунскими винтовками. Мосинка всем хороша, кроме одного: больно громоздкая, драгунка тоже не карабин, но все поухватистей будет – им не в штыковую ходить, а если и воевать, то больше из секретов да по зарослям шляться, как сейчас. Кроме того, у каждого из бойцов, что приехали с ним, было еще и по револьверу: не светили, понятное дело, но при себе имели. Случись что, отбрехаться всегда можно, а в ближнем бою очень даже не помешают. Официально револьверами были вооружены только он и унтера, но и тут с нарушением – у всех наганы офицерские с самовзводом, что нижним чинам не положено, винтовки ни им, ни ему положены не были, но в наличии имелись. Опять же гранаты прихватили. К слову сказать, первое отделение было полностью из его парней, третье – обычные стражники.

Гаврилов поначалу сомневался и хотел взять второе отделение, тоже его парни, но потом передумал. Прицел на будущее, так сказать. Ему люди еще будут нужны: вон на что замахнулись, а кадры откуда брать? Вот и задумал часть увести отсюда – потом, когда с восстанием разберутся. Чай, не призывники, вольнонаемные, силком держать не станут.

Они уже почти замкнули круг, так и не обнаружив никаких следов. Вернее, следы-то были, да все больше одиночек. Если только хунхузы не разбрелись поодиночке, во что верилось с трудом. В это время заметили одного китайца – тот брел с вязанкой хвороста. Понятное дело, в лесок за дровами ходил. Направление он выдерживал строго на село – знать, домой возвращается. Вот и ладушки. Был у них один солдатик из Благовещенска, что знал китайский, – не в совершенстве, но объясниться мог вполне.

Мужичок поначалу запирался. Спрашивали, уговаривали, обещали награду, грозили. Без толку. Но Гаврилов и все остальные уже уверились, что хунхузы никуда из села не уходили. Может, и продолжат путь ночью, а может, и нет.

Вот тут-то подчиненные Семена впервые и увидели, что значит экспресс-допрос в полевых условиях. Гризли, как его и учили в свое время, постарался отстраниться, представить, что просто делает работу, – раньше помогало. Но, как видно, долгое отсутствие практики все же сказалось: едва самому не стало плохо. Живой ведь человек, да и не война идет, а перед ним не противник. Но пересилил себя. Хорошо хоть китаец запирался недолго, до инвалидности дело довести не успел. Ну и слава богу.

Однако перед подчиненными их взводный предстал совсем в ином свете, и если у кого вызывали сомнение его манеры, совсем не присущие офицерам, то этот день все расставил на свои места. Непонятно до конца – стали его бояться или просто безмерно зауважали, – но его авторитет взлетел весьма высоко.

Как выяснилось, хунхузы и впрямь сейчас находились в селе, всего их было десятка три, имелось много оружия. Что это значит, было непонятно, толком он объяснить так и не смог – крестьянин, что с него взять, но как минимум десять винтовок у них есть, а это уже немало. Русских опоили, как – китаец не знал, утверждал, что к этому не имеет никакого отношения, но, скорее всего, бандитам кто-то помогал. Ведь у кого-то они сейчас обретались. Стали спрашивать дальше.

Село есть село, так что скрыть что-либо сложно: кто-то что-то слышал или видел, сказал соседу, тот другому, пошли слухи. Вообще, деревенские слухи можно смело делить на три или четыре, но та самая четверть является правдой. Так вот, из всего потока информации, вываленной крестьянином, вытекало следующее. Хунхузы сейчас в селе и уходить не собираются, так как у них давние делишки с местным чиновником. Пленные русские также там. Как собирался чиновник обставить дело с выкупом и при этом остаться в стороне, было непонятно. От людей чиновник в настоящий момент не таился, так как теперь хунхузы были как бы уже и не бандитами, а борцами за свободу от иностранцев, стремящимися к разрушению ненавистной дороги.

Одним словом, все сводилось к тому, что нужно идти в село и брать дом чиновника штурмом. Риск, конечно, есть: пленных при штурме могут и убить, опять же можно потерять людей – как ни крути, по местным меркам, даже если у бандитов только те десять винтовок, банда вооружена до зубов. С другой стороны, могли подняться селяне и ударить в спину: русских, а уж тем более тех, кто относился к строительству железной дороги, сильно не любили. Но бросать своих не дело.

– Значит, так. Этого китайца связать. Ничего с ним не станет, потом кого пришлем, а раньше времени ему в селе делать нечего.

– Дождемся ночи, ваш бродь? – явно намекая на то, чтобы сделать все по возможности тихо, дабы селяне не поднялись, поинтересовался Фролов.

– Нет, Николай. Расположение строений нам неизвестно, местность также незнакомая, так что ночью все преимущества будут на стороне хунхузов. – Ну вот, опять нормальный человек – и не скажешь, что еще недавно хладнокровно кромсал живого китайца, а продолжай тот упираться – порезал бы на ремни, отчего-то в этом никто не сомневался. – Тимохин, – обратился он к унтеру, командиру третьего отделения, – ты со своими людьми обойдешь усадьбу с тыла, и чтобы ни одна гнида не ушла.

– Дак как же, ваш бродь? Там их три десятка, да хозяин, да холопы, а вас только одиннадцать.

– С этим мы разберемся. Тебе задача твоего отделения ясна?

– Так точно.

– Иди занимайся. Фролов, отделение для постановки задачи. – И когда все собрались вокруг командира, продолжил, уже понизив голос, – незачем остальным слышать: – Значит, так. Работаем по парам и только с наганами – в ближнем бою, да еще в помещениях, драгунки будут только мешать. Прежде чем войти в помещение, забрасываете туда гранату.

– А если наши?

– Не будет там наших. Их держат в каком-нибудь подвале, иначе и быть не может, потому что они не должны видеть ничего, чтобы потом не выдать чинушу.

– А если китаец врет?

– Сомневаюсь. Местные власти уже плотно увязались с бандитами и бунтовщиками, так что уверен, что все правда. Просто вокруг все еще много русских войск, вот и скрытничает. Дальше. Входим все со стороны улицы через забор и ворота, бьем всех подряд, за спиной не оставлять никого, если начнут отступать, то ринутся на задний двор и дальше в поле, – а там парни их встретят. И запомните: там только противник, никаких сомнений, увидел – убил, баба, мужик – без разницы.

– Да как же так-то?

– А вот так, Васюков, – отрезал Гаврилов. – В спину и баба стрельнуть сможет или нож сунуть, а вы мне нужны живые и здоровые. Вопросы?

– Понятно все, Семен Андреевич, – за всех ответил Фролов. А чего непонятного, все сказано.

Гаврилов испытывал двоякое чувство: с одной стороны, не дело вот так, без подготовки, ломиться нахрапом, можно и людей положить, и своих не спасти. С другой, иного выхода он не видел. Если только чинуша заподозрит, что он под колпаком, то к гадалке не ходить – постарается избавиться от опасных пленников: жизнь – она дороже серебра и злата.

Выждав необходимое время, чтобы третье отделение заняло свои позиции, Гаврилов со своими людьми выскочил из леска и, нахлестывая лошадей, вихрем понесся к селу, вздымая тучи пыли, распугивая деревенских кур и собак, заставляя прохожих вжиматься в глинобитные заборы: попасть под копыта лошади, несущейся во весь опор, – верная смерть, так что лучше убраться с дороги.

Подскакав к усадьбе местного властителя – а кто же он еще-то, – бойцы осадили лошадей и прямо с седел стали запрыгивать на высокий забор. Если бы кто из казаков видел этот маневр, то непременно презрительно сплюнул бы: что поделать, джигитовка не входила в перечень преподаваемого на заимке. Но все равно получилось довольно быстро, хотя и коряво.

Едва первые бойцы оказались на ограде, как тут же затрещали частые выстрелы. Как оказалось, во дворе вполне хватало целей, и наряду с хорошо одетыми обитателями подворья нашлись там и те, кто был одет похуже, а попросту кто во что горазд, – эти, наверное, и есть хунхузы. Нет. Неправильно. Они здесь все хунхузы – думать иначе никак нельзя.

Гаврилов вскинул наган и нажал на спуск – довольно туго, но за время долгих тренировок и после сожженных пары-тройки сотен патронов вполне себе привычно. Мужчина согнулся и сунулся лицом в каменную мостовую двора. С этим все. А других во дворе уже и не видно. Семен, обладая большими габаритами, слегка замешкался, так что парни уже прошерстили территорию. Бросок с забора на землю – и, пригнувшись, вихляя и выписывая замысловатую кривую, словно пьяный, очень быстрый пьяный, он помчался к главному строению – большому дому, до которого было шагов тридцать.

– Николай, флигель!

– Понял!

– Андрей, заходи справа!

– Есть!

– Прохор, слева!

– Сделаю!

– Остальные вперед!

Все происходило настолько стремительно, что Семен сам себе удивлялся, как это у него получается – охватывать всю картину, да еще и успевать отдавать распоряжения. Понятно, что лучше распределить цели заблаговременно, но такой возможности он не имел. Все, что было ему по силам, – это разбить парней на двойки да определить общее направление атаки, оставляя уточнения на потом. Сам он остался в одиночестве, посчитав, что напарник ему будет только мешать.