Текст книги "Концерн"

– Ты уж прости нас, девочка, но для нас не секрет, что ты испытываешь к Антону серьезные чувства. Я даже больше скажу – нам очень приятно, что такая девушка, как ты, остановила свой выбор на Антоне, но есть несколько «но». Ты не можешь оставаться здесь и ухаживать за ним – не надо меня перебивать, сначала выслушай. Я не говорю о том, что это попросту неприлично, – почему-то мне кажется, что это тебя меньше всего интересует. Но твои родители… Молодая девушка у постели чужого человека… Мужчины…

– Но как же сестры милосердия?

– Ты – не сестра милосердия, – тоном, не терпящим возражений, отрезала Лена. – Конечно, ты можешь время от времени навещать его, но только в том случае, если тебе это позволят твои родители и если об этом услышит кто-либо из нас лично.

Не пересказать, что пришлось пережить старому морскому волку, когда на просьбу дочери он ответил категоричным отказом. Ему в полной мере пришлось ощутить слова жены, которая не раз упоминала о том, что дочь вся в отца. Решительности и напора ей было не занимать, и Петру Афанасьевичу пришлось выдержать целое сражение.

Результатом милой беседы с любимой дочерью была полная и безоговорочная капитуляция главы семейства. Правда, в этом отношении немалую роль сыграло то обстоятельство, что Антон Сергеевич находился в доме Звонаревых, а этому семейству Науменко доверял. Впрочем, Аня не преминула дать этому подтверждение: едва только пробило восемь, как Света была уже доставлена домой в сопровождении рослого молодого человека, с рук на руки передавшего родителям их дочь.

Так и повелось: с утра пораньше Света спешила к Звонаревым и целый день сидела сиделкой возле больного, а вечером ее привозили домой под неизменной охраной.

Глава 8
«Она его за муки полюбила…»

В полном мраке Антон пробыл несколько дней, хотя сказать, дни прошли или часы, он не смог бы. Иногда он как бы всплывал из глубин тьмы и сквозь мутную пелену наблюдал рядом с собой расплывчатую фигуру, которая никак не хотела обретать четкие очертания. Иногда ему казалось, что это ОНА, но в следующий момент, и это он ощущал совершенно точно, рядом был кто-то другой, но не менее близкий и родной. Но ему больше нравилось, когда угадывался именно первый образ, образ, который он носил в себе с момента их первой встречи на балу – так уж сложилось – против его желания. Но что он мог ей предложить? Ровным счетом ничего, кроме разве только денег. Если он в ней ошибся и ее интересовали только деньги, то она сразу становилась ему неинтересна. А если он не ошибся в этой девушке, то она была для него столь же притягательной, сколь и недоступной.

Он собирался ввязаться в величайшую авантюру, ни много ни мало переписать историю, а это могло повести за собой какие угодно катаклизмы, в том числе попросту размазать его лично, а в эту фантасмагорию он после случившегося с ними мог поверить очень даже легко. Но даже если этого и не произошло бы, то всегда оставалась большая вероятность попросту не вернуться из очередного похода, так как он собирался идти ва-банк, не щадя ни себя, ни тех, кто окажется рядом с ним, что бы он там ни обещал Сергею.

В подобной ситуации он не мог позволить, чтобы та, которую он любил и образ которой лелеял в своих мыслях, страдала, потеряв его. Поэтому-то он и избегал общения с ней, хотя тот факт, что их притягивает друг к другу, для наблюдательного человека не мог быть тайной за семью печатями. И именно эта причина стояла во главе угла, а не разница в возрасте, на которую он начинал ссылаться всякий раз, когда разговор заходил о ней.

Из глубин тьмы он вынырнул как-то легко и без усилий. Просто открыл глаза и, немного попривыкнув к свету, стал осматриваться. То, что предстало перед его взором, не могло быть его гостиничным номером, впрочем, и больничной палатой эту комнату назвать было нельзя. Комната что-то ему напоминала – знакомые очертания шкафа, знакомый стол, столь же знакомые стулья, и вообще все чертовски ему знакомо. Как часто бывает, самое главное мы замечаем в последнюю очередь. Так вышло и в этот раз. Только осмотревшись, он заметил Аню Звонареву, которая сидела у изголовья его кровати и читала книгу. Сразу же стало понятным, откуда ему знакома комната, в которой он находился: это была комната для гостей в доме Звонаревых.

Анну Антон любил как сестру и всегда был рад ей, но, увидев именно ее, несколько разочаровался: все же это была не ОНА.

– И что же мы так увлеченно читаем? – Он чувствовал себя вполне нормально, но вдруг обнаружил, что слова даются ему с большим трудом, и вместо его властного голоса он с удивлением услышал слабый, болезненный и невыразительный хриплый шепот.

– Ой! Антон!

– Да. Кажется, это я, – попытался он пошутить.

– Тихо. Молчи. Это несправедливо. Она должна быть первой.

– Кто она?

– Тихо.

Звонарева быстро выскользнула из комнаты, оставив его одного. Весьма некстати. Антону очень хотелось пить, самостоятельно этого сделать он не мог, а помочь ему теперь было некому.

Вдруг он осознал, что вода ему вовсе и не нужна: ну какая вода в бреду, – и именно по этой причине он ощущал такую легкость во всем теле. В комнату вошла ОНА, а это означало только то, что он бредит. Но иллюзия была полной, в красках, с мельчайшими деталями – например, тонкий аромат духов. Песчанин все же решил себя ущипнуть, и когда не почувствовал боли, облегченно и в то же время разочарованно вздохнул.

– А жаль.

– Что жаль, Антон Сергеевич?

– Жаль, что это только бред. Ну что же, плод моего воображения, присаживайтесь, поговорим.

– Антон Сергеевич, что с вами? – На усталом лице девушки обозначилась тревога, глаза стали наполняться слезами. – Анна Васильевна! Идите скорее сюда!

– Что случилось? – Быстрота, с которой Аня появилась в комнате, говорила о том, что она была неподалеку или скорее в непосредственной близости от двери.

– Антон Сергеевич. Он опять бредит. Ему, кажется, хуже.

Последнее замечание прозвучало весьма небезосновательно, так как Антон в этот момент побледнел как полотно. Он вдруг осознал, что все происходящее – самая что ни на есть действительность. А тот факт, что он не почувствовал боли, когда ущипнул себя, объяснялся просто: он хотел это сделать, но не мог, так как, и сейчас он это осознал полностью, не сумел пошевелить и пальцем.

– Антон, с тобой все в порядке? – не скрывая тревоги, спросила Аня.

– Теперь, кажется, да, – растерянно заявил больной.

– Тогда зачем пугаешь девушку! – облегченно вздохнув и опустившись в кресло, проговорила Звонарева.

– Я и не думал пугать эту девчушку, просто, кажется, не совсем еще оправился. Милая девочка, знают ли ваши родители, где вы сейчас находитесь?

– К чему это вы, Антон Сергеевич? – растерялась Света.

– А к тому, милая барышня, что воспитанным девушкам, особо столь невинного возраста, подобает находиться подле своих родителей, – назидательным тоном изрек Антон, поражаясь тому, как быстро к нему возвращаются силы. Во всяком случае, голосом он уже владел настолько, что без труда выдавил из себя эту желчь.

Надо признать, что это ему удалось на славу. Светлана с минуту смотрела на Антона вмиг повлажневшими глазами, несколько раз порываясь что-то сказать, но вместо этого лишь беззвучно шевелила губами, походя в этот момент на рыбку, вырванную из привычной водной обители. Наконец, резко всхлипнув и прижав руки к лицу, Света выбежала из комнаты, Звонарева поспешила за ней.

Вскоре Аня вернулась, и ее воинственный вид не предвещал ничего хорошего.

– Что это значит, Антон? Как ты смел так по-хамски обращаться со Светланой?

– Как, Анечка? – невинно поинтересовался он.

– Грубо и невоспитанно. Она этого не заслужила.

В этот момент в комнату вошла обескураженная Гаврилова и, не скрывая любопытства, осмотрела присутствующих здесь, отметив тот факт, что Антон уже пришел в себя и вполне способен вести беседу.

– Что случилось? Я сейчас повстречала Светлану, она была сама не своя. Я уже подумала, что с Антоном что-то случилось.

– С ним, как видишь, все в полном порядке, он даже доволен собой. Нагрубил девушке…

– Аня, – остановила подругу Лена. Затем она взяла замолчавшую Звонареву и потянула ее к выходу.

– Воды, – в отчаянии прохрипел Антон, осознавая, что вот сейчас он опять останется один на один со своей жаждой.

На его зов резко обернулась Анна и уже готова была что-то ответить, а то, что Антону пришлось бы услышать нечто неприятное, можно было безошибочно утверждать по ее воинственному виду. Однако Гаврилова, хотя и будучи несколько меньше Звонаревой, легко увлекла ее в соседнюю комнату, обняв за талию.

Уже в гостиной Лена позвала служанку и велела отнести больному воды, чему та в свою очередь немало удивилась. На протяжении нескольких дней эти женщины сами заботились о больном, подпуская к нему разве только доктора, да еще молоденькую барышню, которая приходила с утра и уходила лишь вечером.

– Что это значит, Аня? – набросилась Гаврилова на подругу, когда они остались одни. – Ты забыла, что сказал доктор? Только положительные эмоции, а ты напала на Антона, едва он только пришел в себя. Есть желание доконать его?

– Ты просто не видела, как он разговаривал со Светой. Да, я готова разорвать этого самодовольного индюка, – полыхая негасимым огнем праведного гнева, заявила подруга.

– Он ей нагрубил? – искренне удивилась Гаврилова, отказываясь что-либо понимать.

– В самой циничной форме.

– Не понимаю. Насколько я разбираюсь в людях, он столь же неравнодушен к ней, как и она к нему. Правда, девочка куда порешительней.

– Да чего тут понимать. Самовлюбленный кретин и грубиян, – продолжала негодовать Звонарева.

– Ты просто зла на него. Он никогда не позволял себе быть грубым по отношению к женщинам.

– За исключением Светланы. Она целыми днями не отходила от его постели – и вот благодарность.

Вдруг дверь отворилась, и в гостиную вошла Светлана – в настоящий момент она как никогда соответствовала своему имени, так как вся светилась от счастья. Видя это, Звонарева, отказываясь что-либо понимать, обескураженно произнесла:

– Полюбуйся-ка на нее, мы тут испереживались, а она улыбается так, словно ее осчастливили.

– Но я действительно счастлива, – весело улыбаясь, заявила девушка, стирая скатывающиеся из глаз слезы, да только это были слезы счастливого человека.

– Позволь полюбопытствовать почему?

– Потому что он сказал, что ему жаль, что перед ним только плод его воображения. Я сначала не поняла и подумала, что с ним что-то не так. Но причина только в том, что он принял меня за видение и, будучи в этом уверен, был откровенен и ласков.

– Когда же он понял, что это реальность, то сработала защитная реакция, – улыбнувшись проговорила Лена.

– Все, девочки. Спекся, – сияя как новенький пятак, вынесла свое заключение Анна. Словно и не она только что негодовала праведным гневом.

Светлана, не скрывая счастливых слез, лишь утвердительно кивнула. Было видно, что девушка была сильно взволнована и не в состоянии говорить. Звонарева предложила присесть и перевести дух, но Света решительно отвергла это предложение, не отводя взгляда от двери, за которой находился Антон. Гаврилова поспешила поддержать ее:

– Правильно. Сейчас главное не выпускать инициативу. Мужчины когда больны, особенно беззащитны. Вперед, Светик. Припечатай его так, чтобы дыхание сперло.

– Леночка, но ему нельзя волноваться, – вдруг всполошилась Звонарева.

– Это волнение ему только на пользу, – хитро взглянув на подругу, словно заговорщица, возразила та. – А потом, ты только что сама готова была его припечатать чем-нибудь потяжелее. А вот мужчин к нему нельзя подпускать и на пушечный выстрел: как только они узнают, что ему лучше, то сразу же ринутся туда. – Судя по всему, пошатнувшееся было положение любимца публики быстро восстанавливало свои прежние позиции.

Антон лежал на спине закрыв глаза, тихо переживая все произошедшее. Он жаждал общения со Светланой и всякий раз, когда слышал ее голос, по его телу пробегал озноб и какое-то сладкое томление. Но он не позволял себе ни на минуту забыть о том, что не имеет права связывать себя ни с кем, а особенно с ней. Мысленно он уже давно свыкся с мыслью, что с большой вероятностью он может погибнуть в надвигающейся войне, а еще он не хотел оглядываться назад, боясь того, что в тот момент, когда нужно будет сделать решительный шаг вперед, у него недостанет для этого духу.

Дверь легонько скрипнула, и он услышал легкие женские шаги. Судя по тому, что двоих он успел за сегодня сильно обидеть, а служанка уже ушла с пустым стаканом, это могла быть только Гаврилова. Так вот и получилось, что он заговорил, не открывая глаз, будучи совершенно уверен, что говорит с женой друга:

– Я знаю, что поступил по-свински. Обидел Свету. Но как бы я к ней ни относился, я для нее слишком стар…

– А как вы ко мне относитесь, Антон Сергеевич?

Едва услышав этот голос, Антон как ошпаренный распахнул глаза и, увидев девушку, резким рывком сел на кровати. Это было ошибкой. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и он стал заваливаться набок, имея все шансы оказаться на полу. Девушка стрелой метнулась к нему, обхватив за плечи и прижав к себе, предотвратила падение. Она так и стояла на коленях, обняв его ослабевшее тело, когда он наконец прохрипел:

– Это вы? Вы вернулись?

– Хотите – верьте, хотите – нет, но это не галлюцинация.

Так они впервые прикоснулись друг к другу. Антон ненавидел себя за то, что он в этот момент был так слаб и беспомощен, и в то же время он был счастлив как никогда. И все же он попытался хоть как-то воспрепятствовать этому:

– Светлана Петровна, воспитанные девушки не позволяют себе бросаться в объятия первого встречного мужчины.

– Можете говорить все что угодно. Если вы хотите меня обидеть, то вам это не удастся. А потом, что-то мне говорит о том, что вы никак не можете угрожать репутации какой-либо женщины, зато сами совершенно беззащитны.

Осмелев, Света повернула к себе его лицо и нежно поцеловала в губы. Песчанин был не в силах помешать ей. Черт побери, он и не хотел этого делать. В этот момент он жалел только об одном. Его руки никак не хотели его слушаться, а ему так хотелось наконец обнять эту чудесную девушку.

Тем временем из-за двери была слышна приглушенная возня, которой влюбленные, впрочем, не замечали. Звонарева и Гаврилова оспаривали друг у друга право на замочную скважину. Наконец примирившись и в последний раз по очереди взглянув на происходящее по другую сторону двери, они, удовлетворенные, отошли в сторону.

– Ну все, подруга, теперь точно спекся.

– Не-эт, Лена. Это только полдела. Теперь нужно держать подальше от него наших мужиков, иначе Антон спрячется за работой как черепаха в панцире. А вот тогда уже Светлане ни за что не достучаться до него.

– Трудно тебе возразить. С Семеном проблем не будет, он обещал вернуться только после Нового года. Знаешь, мне кажется, либо у них не все ладится, либо они чего-то очень сильно ждут и опасаются этого.

– Значит, и тебе тоже? Ладно. Чем быстрее Антон поправится, тем быстрее сможет им помочь.

Вместо эпилога

– Виктор Михайлович, я очень рассчитываю на вас. – Звонарев не без волнения смотрел на Кузнецова, которому предстояло вернуться в Магадан. «Росичу» нужен был командир, а парням беспрестанная учеба и тренировка. В конце концов, от качества и уровня их подготовки зависела жизнь его друга.

– Не переживайте, Сергей Владимирович, все будет в лучшем виде. Я все помню. Как там Антон Сергеевич?

– Уже нормально. Пришел в себя и идет на поправку.

– Позвольте вопрос, Сергей Владимирович?

– Да, конечно.

– Все, что происходит, указывает на то, что вы УВЕРЕНЫ, что скоро будет война с Японией. Отчего такая уверенность? И еще – зачем ВАМ это нужно?

– Виктор Михайлович, а вы разве не думаете, что война уже стучится в двери? Вижу, что на первый вопрос я ответил. А что касается того, зачем это нам… Видите ли, для вас не секрет, что все свои разработки мы храним в тайне, чтобы затем выдать на-гора уже готовые изделия: это гораздо выгоднее. Ацетиленовая горелка, отбойный молоток, гирокомпас, пулемет Горского – яркие тому подтверждения. Есть еще целый ряд открытий, о которых вам известно и которые применены на «Росиче», есть и то, о чем вы не знаете. Мы стремимся зарабатывать деньги и по возможности сделать так, чтобы было лучше тем, кто нас окружает. Миноносец должен был произвести взрыв подобно бомбе, но ситуация начала меняться не в лучшую сторону. В Порт-Артуре сосредоточено слишком много наших активов, и уступать их японцам мы не намерены. Мы решили взорвать эту бомбу. Подвести под японский флот и взорвать, чтобы неповадно было. Это будет выгодно нам, это будет выгодно России.

– Значит, во главе угла все же выгода… – Разочарование легко читалось и в облике, и в голосе старшего помощника, вот только осуждения не было.

– Вас это задевает?

– Нет. Просто я всегда считал, что деньги решают далеко не все и далеко не всегда. Вот и Антон Сергеевич со мной одного поля ягода, я в этом уверен.

– А я, стало быть…

– Вы просто другой, Сергей Владимирович, только и всего.

Настроение у Звонарева, когда он сходил на берег, было хуже некуда. Почему так, он и сам не знал. Вроде ничего особенного, никто его ни в чем не обвинял. Высказывание Кузнецова? А что он по большому счету сказал? То, что Сергей из другого теста? Так это он и без него знал. Знали это и окружающие. Но отчего-то на душе было погано. Он сел в пролетку, все еще пребывая в глубокой задумчивости.

– Куда, Сергей Владимирович?

– Домой.

Пролетка резво стронулась с места и покатила в сторону дома Звонарева, мягко покачиваясь на рессорах. Звонарев уже не видел, как «Чукотка» плавно отвалил от причала и начал отдаляться от берега, затем он взял курс на выход из бухты Золотой Рог. Погода была пасмурной, а потому дыма не было видно вовсе – только легкое дрожащее марево над трубами. Пароход уходил в Магадан, где готовился к зимовке «Росич», которому по планам друзей предстояло сыграть одну из ключевых ролей в предстоящей войне. Ничто еще явственно не указывало на войну. Отношения между Японией и Россией все ухудшались, но пока еще не достигли своего пика. Пока. Но осталось совсем немного, и Звонарев знал это совершенно точно.