Текст книги "Пёс. Боец"

Хм… Сомнительно. По идее, там просто необходимо содержать большое количество войск, так как баронство находится на стратегически важном направлении. Ну и как это может сделать новоявленный барон, у которого имеется сотня обученных и проверенных в боях ветеранов, но нет возможности обеспечить такое количество воинов из-за скудости земель? Если это понимает даже она…

Наконец, сам Берард Первый. Этот монарх успел стать чуть ли не нарицательным образом из рыцарских романов. Романтичный и плохо отдающий себе отчет в том, какие события могут последовать из-за его необдуманных решений. Если ему стало известно, что Георг – его сын, он просто не мог не признать его, на это указывали его прошлые поступки. Просто на этот раз он поступил немного более осмотрительно, не признав сына напрямую. Ведь если это действительно так, то новоявленный барон Авене представляет собой угрозу Несвижу одним своим существованием, потому что согласно закону престолонаследия является первым наследником покойного короля.

Из разговоров наемников она помнила, что барон Гатине вроде как не одобрял решение короля. Могло это быть из-за того, что он посчитал награду слишком щедрой? Вполне. Вот только какая ему с того печаль? Это не должно его касаться. Его долг – безопасность Несвижа и королевской семьи. Получается, либо он относится к тем, кто помнит о давней традиции, либо сэр Георг – не совсем тот, за кого его все принимают. Очень похоже на правду.

Стать супругой баронета, наследника барона, имеющего солидный вес в Памфии, или непризнанного, но принца Несвижа? Нет, не принца. Если она все правильно поняла, то кронпринца. Даже если он не станет оспаривать корону у своего брата, он является правопреемником Гийома Второго, так как у того пока нет наследников. Дочь не может являться прямой наследницей. Так все же она права или нет?

– Ну слава богу, вы здесь, ваша милость.

– Что еще случилось, Брук?

– Ровным счетом ничего. Просто Римма сказала, что вы вышли из дома сама не своя. Уже темнеет, а вы все не идете, да и старый барон сидит в одиночестве, это на вас не похоже. Вот она и предположила, что вы опять того… Решили уединиться за стенами замка. Я прошу прощения, ваша милость, позвольте вас оставить.

Убедившись, что подопечная находится там, где ей и положено быть, Брук поспешил откланяться. К тому же она все еще была задумчива, и он попросту не хотел ей мешать своим присутствием. Он бы не стал ее беспокоить и вовсе, но рассмотреть снаружи, есть ли кто внутри беседки, было решительно невозможно. Плющ разросся довольно густо, опустились сумерки, а на баронессе все так же надета зеленая амазонка. Пришлось зайти внутрь, чтобы увидеть все своими глазами.

– Погоди, Брук, – вдруг остановила его Адель.

– Да, ваша милость.

– А сколько тебе лет?

– Хм… А чего это… Двадцать восемь, – растерявшись, все же ответил наемник.

Есть! Двадцать восемь! Двадцать восемь лет назад на берегу Беллоны трактирщик… Хм… А может, это ничего не значит? Может, и не значит. Но по годам сходится, как сходится и во многом другом. Ну и что? Какая, собственно, разница? Ей не о чем больше подумать? Вообще-то ее судьба сейчас решается. Нет, не решается. Она уже решена, и изменить что-либо уже невозможно. Наверняка король отправил в Гело послание, где сообщил о своем волеизъявлении. Все указывает на то, что он будет действовать без колебаний. А коли так… Королям не пристало отменять свои указы.

– Знаешь, Брук, барон Ител привез волю короля. Меня выдают замуж за баронета Гело, – неожиданно для самой себя выдала она.

– Это за того, что…

– Да.

– А вы-то как?.. Ну… согласны? Вы только не подумайте… Просто понимаете… Вы ведь Римму при себе захотите оставить, а мы женаты… А барону тогда от нас досталось.

– Мое согласие или несогласие не имеет значения, это воля короля. А насчет отношения баронета лично к тебе не переживай. Была война, и вы не поступали бесчестно. Да и в любом случае ты будешь служить мне, а не ему. Но если пожелаешь… Я все понимаю и удерживать тебя не стану, как и Римму. Но вы подумайте. Мне не хотелось бы, чтобы вы меня бросали.

Столица встретила Георга разноголосым гомоном, узкими улицами, забитыми людьми самого разного возраста и из различных слоев общества. Вот идет разодетый купец. Он не имеет характерной для них полноты, наоборот – поджарый крепыш, но его длиннополое одеяние, берет из дорогой ткани, крепкие нарядные сапоги указывают на его статус. Идет не торопясь, с чувством собственного достоинства, как человек, знающий себе цену.

Вот обычный горожанин – на нем простые штаны и рубаха из одинаковой недорогой ткани, изрядно потертый кожаный жилет, на ногах деревянные башмаки, голова покрыта простым колпаком. Частые шаги отдаются стуком по каменной мостовой, не иначе как спешит по делам.

Вот обедневший дворянин – одежда из некогда дорогой ткани изрядно заношена, на камзоле и плаще видны следы аккуратной штопки. Столь же старому берету попытались придать более нарядный вид, вставив новое перо, но это помогает мало. Побитые сапоги с сильно стертыми каблуками просятся в починку. Молодой человек вьется ужом и заливается птахой, обхаживая молодую дворянку, которая выглядит куда богаче своего ухажера. Ее платье, плащ, высокая прическа с нитью жемчуга не оставляют сомнения в том, что их обладательница представляет состоятельный род. Можно удивиться тому обстоятельству, что она идет пешком, подметая подолом своего платья не очень чистые улицы города, вместо того чтобы передвигаться в карете. Но то, как она слушает своего ухажера, и поощрительные улыбки указывают на то, что внимание молодого охотника за выгодным браком ей приятно. Что ж, парень, похоже, у тебя есть шанс. Вперед.

Город живет своей привычной жизнью. Все заняты своими делами, и никому нет дела до того, что в его пределах появился еще один представитель. Взгляд прохожих изредка задерживается на статном всаднике, закованном в броню, но в целом воин в полном облачении здесь не такое уж редкое зрелище. Вот если он понесется вскачь или кого заденет красавцем-конем, играющим мощными мышцами под шкурой и гордо несущим своего седока, – тогда совсем другое дело. А так воин как воин. Если не знать наверняка, что это самый настоящий рыцарь.

Георг предпочел не надевать рыцарскую цепь. Попона его коня и щит не имели герба. Вот уж это не осталось бы незамеченным. Прошедшая два года назад война наделила его славой. Предпринятый год назад набег на баронства памфийцев, решивших его пощипать, еще больше упрочил репутацию. Столкновения на границе – рядовое в общем-то происшествие, но та стремительность, с которой были захвачены и сожжены три замка, просто не могла не привлечь к себе внимания общественности. Поговаривали, что вроде как уже сложена баллада в честь славного барона, правда, ему ее слышать еще не доводилось.

Барон Авене прибыл сюда в сопровождении десятка бойцов, которых предпочел оставить на постоялом дворе за стенами. Нет никакой необходимости въезжать в город с таким эскортом, привлекая взгляды зевак. Он оказался здесь вовсе не по своему желанию. Не сказать, что вызов доставил ему удовольствие, он вообще предпочел бы держаться в стороне от человека, к которому испытывал стойкое предубеждение, но не откликнуться на приглашение не мог. А парням куда лучше будет в обеденном зале, за столом, уставленным снедью, и в окружении девиц, готовых на многое ради серебра, звенящего в кошелях постояльцев.

По мере продвижения к центру становится более многолюдно. Дома, выходящие прямо на улицу, начинают уступать место высоким заборам. Здесь проживают представители благородного сословия, причем далеко не бедные, раз могут себе позволить в черте столицы целые подворья.

Несвиж, одноименная столица королевства, не производил на Георга особого впечатления. Да, народу куда больше, чем в тех городах, где ему доводилось побывать раньше. Но тот же Хемрод или Раглан выглядят гораздо более ухоженными. Кстати, стены столицы находятся далеко не в идеальном состоянии. Как видно, никто не допускает мысли, что к ним подступит враг, или же средства безбожно разворовываются.

Кажется, на месте. На весьма оживленную улицу, ведущую в сторону центрального рынка, выходит глухой забор, имеющий только арку с воротами, в одной из створок которых устроена калитка. Вот и деревянный молоток, чтобы без труда вызвать привратника. Вообще-то барон Гатине при его роде деятельности мог бы выбрать уголок и потише. О какой секретности может идти речь, если среди беспрестанно снующих туда-сюда людей легко может затесаться какой-нибудь соглядатай?

Ладно. Это не его дело. Георг, конечно, не хочет афишировать свою связь с Несвижским Псом, но и опасаться ему некого, он ведь не имеет с ним никаких дел. Правда, остается еще вопрос с его родословной. Но, похоже, барон знает что делает, раз уж пригласил его именно сюда и даже словом не обмолвился о сохранении тайны.

Привратник открыл окошко уже после третьего удара молотка. Однако… Впрочем, прислуга у барона вышколена хорошо, Георг помнил об этом еще по родовому замку Гатине. Калитка тут же распахнулась, едва гость назвался. Слуга бросил сквозь окошко быстрый взгляд, убеждаясь, что посетитель один, после чего задвигал запорами.

Его уверенность стала понятной, едва Авене прошел внутрь, ведя коня в поводу. Сразу за воротами располагались четыре воина в полном облачении. Даже неискушенному человеку достаточно было бросить беглый взгляд, чтобы определить в них закаленных бойцов, отлично знающих себе цену.

– Ну вот и ты, дорогой барон!

Гатине встретил гостя в своем кабинете, в обществе Волана, восседающего в кресле с неизменным кубком в руке. Именно присутствие здесь мастера насторожило Георга сильнее всего. Если этот любитель дорогого вина и темного искусства оторвался от своих изысканий, значит, дело явно попахивает чем-то эдаким. А прибавить сюда вызов самого Георга… Что вы опять задумали, господин барон?

– Вина? – все так же улыбаясь, предложил хозяин.

– Виренского, – с нескрываемой иронией согласился Георг.

– Х-ха! Я же тебе говорил, что парню оно явно пришлось по вкусу, – задорно выдал Волан и сделал небольшой глоток.

– Вы оба меня разорите на одном только этом пойле, – пробурчал барон, берясь за бутылку и наполняя серебряный кубок.

– Не ворчи, Жерар. Тебе это не идет. Ваше здоровье, молодой человек.

– Зачем вы меня вызвали, барон? – отпив вина, которое и впрямь пришлось ему по вкусу, поинтересовался Георг. – Сомневаюсь, что вы хотели угостить меня этим великолепным вином.

– Все повторяется, не так ли, Жерар? – глядя на молодого человека, произнес Волан.

Он имел в виду их первую беседу в том же составе, но три года назад в замке Гатине. Тогда барон и мастер просветили Георга по поводу того, кем он является по рождению. Что ж, вполне символично, потому как сегодняшний разговор не менее труден и важен. В зависимости от того, как он пройдет, будет определен и ход действий Гатине, а также будет определена судьба королевства. И это вовсе не высокопарное заявление. Все именно так и обстоит.

– Все повторяется, – согласился Несвижский Пес.

– Что на этот раз? – еще больше насторожился Георг. От этой встречи он не ждал ничего хорошего и с самого начала был в напряжении.

– Георг, как ты видишь ситуацию вокруг престола на сегодняшний день? – решил начать с вопроса Гатине.

– Я никак ее не вижу, – тут же открестился молодой барон, – потому что мне это неинтересно.

– И все же?

– Я вижу на престоле умного и прозорливого правителя, по-настоящему достойного короны, человека, способного управляться с королевством значительно лучше своего отца.

– С этим я соглашусь. Но поставлю вопрос иначе. Как обстоят дела с престолонаследием?

– Нормально обстоят. У короля есть дочь, которая вполне сможет ему наследовать. Остается только подобрать ей подходящего мужа.

– А вот тут ты неправ. Дочь конечно же сможет наследовать отцу, но за ее руку сегодня идет упорная борьба. Плетутся интриги и даже проливается кровь. Многие хотят возвести на престол своих отпрысков. Эта девочка – не столько залог стабильности, сколько яблоко раздора. И к чему все это может привести, остается лишь гадать. Король сейчас словно ступает по полю, пересыщенному ловушками. Один неверный шаг – и может начаться все что угодно. Пока ему удается отговориться от поползновений насчет помолвки, мотивируя это как юным возрастом Инесс, так и тем, что он все еще полон сил и даже не вошел в зрелый возраст. Но с каждым годом будет только хуже. Стабильность может внести только наследник, но никак не наследница.

– Это вы сейчас к чему клоните, господин барон?

– Ты хочешь быть наследником несвижского престола?

– Я?.. Да чтобы я… Нет! Мне не нужно этого счастья.

– Но ты сейчас являешься наследником.

– Обо мне никто не знает и не должен узнать. Вы забыли? Вы оба. Какую игру вы ведете?

– Говори только за Жерара, мое дело сторона, – тут же открестился Волан и заполучил осуждающий взгляд Гатине, как видно, рассчитывавшего на его поддержку и не получившего таковой.

Георг перевел полный гнева взор на барона, уже успевшего взять себя в руки и олицетворявшего в этот момент несокрушимую гору. Конечно, не помешала бы дружеская поддержка, но коли уж ее не случилось, ему достанет решимости отстоять свои убеждения.

– Георг, никто не ведет с тобой нечестную игру. Фигуры расставлены, остается только делать ходы, не противоречащие правилам игры, иначе крах. Правда заключается в том, что, хочешь того или нет, ты являешься наследником престола. И если случится необходимость, не сомневайся, я сделаю все, чтобы у Несвижа был король, гарантирующий стабильность и безопасность.

– Да не нужно мне этого! – вскочив на ноги и заметавшись по кабинету, выкрикнул Георг. – Разбирайтесь сами в своей трясине.

– Не обобщай…

– Да мне плевать, в одной вы лодке или нет, – прервал темного Авене, – я в нее не собираюсь садиться, это точно. Я хочу просто жить! Жить так, как хочется мне, а не так, как того требуют интересы королевства. Гатине, не смейте вмешивать меня в эту возню.

– Но ты ведь принял родовое имя и заботу о людях, проживающих в твоем баронстве.

– Вот только не нужно сравнивать. Это совсем не одно и то же.

– Разницы никакой. Сотня или сотни тысяч – ответственность одинакова.

– Нет, не одинаковая, – вновь опустившись в кресло и сделав большой глоток вина, возразил Георг. – Я не готов к этому. Я не хочу этого. Я готов служить, но не хочу править.

– Ты же знаешь, что твои желания здесь ничего не значат. Это твой долг.

– Почему мой? Вы такого высокого мнения о Гийоме, который является человеком долга и прекрасно осознает свое бремя. Неужели ему не по силам подарить королевству наследника? Это самая простая обязанность короля, не требующая абсолютно никаких усилий. Отчего тот, кто всегда знал, кем ему суждено быть, и выросший с осознанием той ноши, что будет взвалена на его плечи, предпочитает оставаться в стороне, а я, никогда не подозревавший об этом, должен подставлять свой горб?

– С тем, что кажется тебе столь простым, справиться как раз сложнее всего, – тяжко вздохнув, возразил Гатине.

– Королева бесплодна? Но ведь тут тоже не все так трудно. Если это так, то при отсутствии наследника король может развестись и взять другую жену.

– Сложность не в королеве. – Барон даже покачал головой, подкрепляя свои слова.

– Гийом?.. Так те слухи… Он мужеложец?

– Это тот самый случай, когда слухи совершенно верны.

– Но ведь принцесса Инесс…

– Тут нам пришлось изрядно постараться, и мы справились, – вновь перебил барон Георга. – Но повторить это не получилось. Не спрашивай. Там все очень сложно. Неужели ты думаешь, что если бы я мог, то не сделал бы этого? Гийом не способен быть с женщиной даже под воздействием чар. Даже длительное воздержание не помогло.

– Значит, я обречен быть наследником? Но я этого не хочу.

– Если ты по-настоящему этого не хочешь, то есть один выход.

– Какой? – Георг тут же ухватился за слова барона, словно утопающий за соломинку.

Ну не хотел он взваливать на свои плечи такой тяжкий груз, как управление королевством! Большое заблуждение, что править – это одно сплошное удовольствие. В первую очередь это огромная ответственность. Если бы он знал все о доле владетеля, то ни за что не согласился бы принять дар отца в виде баронства. Принимать решения, зная, что от них будут зависеть судьбы людей – не наемников, понимающих, что они обменивают свою кровь на серебро, а простых людей, – очень сложно. Прежде чем принять серьезное решение, Георгу приходилось прямо-таки выстрадать его. А ведь далеко не все они были популярны среди людей. У него появились и почитатели, и ненавистники. И это всего лишь баронство, где людей меньше тысячи. А тут на него хотят взвалить целое королевство! Не нужно ему этого счастья. Он вообще не понимает, отчего все с таким упорством добиваются короны. Нет, тех, кто хотел возвести на престол своих отпрысков, не спрашивая их мнения, понять еще можно, но ведь есть и те, кто сам стремится к этому.

– Наследовать престол по праву может только тот, в ком течет королевская кровь, – пристально глядя в глаза Авене, произнес Гатине.

– Вы сказали, что есть выход, а вместо этого опять смотрите на меня. Погодите… Ну нет…

– Да, Георг. В твоих жилах та же кровь, и она будет в твоих детях.

– Да вы что, сума сошли?!

– Ничего подобного, – все так же твердо возразил Жерар. – Гийом уже не раз давал согласие на то, чтобы его зачаровали, и, хотя результат был получен лишь однажды, даст снова. Ты правильно заметил, что он человек долга, а потому готов идти на жертвы, дабы исполнить его надлежащим образом. Но здесь все иначе. Он готов, и не просто говорит об этом, а делает, но его тело не может.

– Ну и к чему этот разговор? – обреченно откинувшись на спинку, упавшим голосом произнес Георг. – Вы же готовы на все ради сохранения стабильности в королевстве. Не думаю, что вас остановит то, что я представитель королевской крови. Вы можете сделать все и без моего одобрения или желания. К тому же после того, как чары спадут, я ничего и не вспомню.

– Я же тебе говорил – тут нет простого решения.

– Да что вы…

– Он хочет сказать, что ни я, ни иной мастер не сможет наложить на тебя чары, – перебил Георга все так же сохраняющий спокойствие и даже пребывающий в некой меланхолии Волан.

– Вы настолько хорошо постарались с наложением своих чар?

– Правда в том, что ты всегда был невосприимчив к чарам. Помнишь, после взятия замка Гело ты недоумевал по поводу того, что не сумевший тебя зачаровать ученик мастера не убил тебя своими действиями? Вижу, что помнишь. Я не настолько хорош, насколько тогда хвастал. Подобные чары действительно требуют специального ритуала, если их накладывать на длительный срок. Просто я попробовал зачаровать тебя прямо там и потерпел неудачу. Поэтому все, что ты делал, ты делал сам, по зову крови и из чувства долга. И сейчас решение придется принимать тебе.

– Но королева…

– За нее примет решение король, как и за себя. Она будет под воздействием чар и вспомнит лишь то, что ей внушат. Его также зачаруют, он будет пребывать в уверенности, что ему удалось исполнить долг. Сразу никто не бросится, а к моменту, когда обнаружится беременность, все следы развеются.

– Нет. Я не могу.

– Тогда смирись с тем, что ты наследник престола. Единственное, что тебя отделяет от короны, – это пока не рожденный сын Гийома.

– Но я не смогу так! Может, все же провести какой-нибудь ритуал? Я согласен на все, – не видя выхода и начиная сдаваться, растерянно сказал Георг.

– Нет другого пути, – тут же выпалил Гатине.

Воспользовавшись тем, что парень смотрит в пол, он устремил многозначительный взгляд на Волана. Тот только легонько пожал плечами. Словно хотел сказать – «как знаешь».

– Георг, есть лишь два пути, – убедившись в том, что темный будет молчать, более спокойно продолжил Жерар. – Каким из них пойти, решать тебе.

– Когда?

Гатине бросил вопросительный взгляд на мастера. Волан в своей обычной манере, с некоторой ленцой поднес к губам кубок с вином. Затем посмаковал, как заправский знаток, и после этого ответил:

– Через три дня у королевы будет самое благоприятное время.

– Значит, через три дня, – подвел итог непростому разговору Гатине.

– А если родится девочка? – и не думал закругляться Георг.

– Тогда ты все так же останешься на распутье, и решение опять будет за тобой.

– Гатине, запомни раз и навсегда. Я пойду на это, но, как только родится наследник, забудь о моем существовании. Квохчи над кронпринцем, как наседка, делай что хочешь, но не смей ко мне приближаться.

– Так и будет, Георг.

– Где мне находиться все это время?

– Тебя проводят. Все уже подготовлено.

Когда дверь за бароном Авене закрылась, Волан поднялся на ноги и сладко потянулся, напоминая в этот момент разомлевшего кота, вынужденного вынырнуть из приятной дремы. Потом он прошел к окну, обвел взглядом закрытые и забранные разноцветной слюдой створки, явно сожалея, что их никак нельзя открыть. Разговор еще не закончился, а ему хотелось вдохнуть свежего вечернего воздуха. Но ничего не поделаешь: то, о чем говорится здесь, не должно стать достоянием других, даже если это верные и проверенные люди. Так спокойнее не только Жерару, но и ему.

– Почему ты не сказал парню всю правду? – обернувшись, спросил он барона.

– Не нужно ему знать об этом.

– Но ведь он сам был готов к этому. А в таком случае я смог бы провести ритуал и помочь.

– Волан, тебе недостаточно того, что я в твоих руках? Хочешь еще и его заполучить?

– Нет. Просто на этот раз ритуал отличался бы, так как мне не нужно было бы накладывать чары и на себя самого.

– Сокрушаешься по поводу того, что я не позволил тебе прикоснуться к тайне не поддающихся чарам?

– Есть такое дело. После того как между мной и Торком наметилась гармония, я остался без серьезной работы.

– Не расстраивайся. Обещаю раздобыть тебе оборотня или другого невосприимчивого.

– А вот это ты зря. Друзьям так просто обещаний не дают, – хитро улыбнулся Волан.

Гатине вдруг понял: он только что сам себе создал весьма серьезную головную боль. Довольный собой, темный отвернулся к окну и с каким-то злорадством распахнул створки. Серьезные разговоры закончены, теперь можно и свежим воздухом подышать. Жерар только обреченно вздохнул.

– Миледи!

– Что случилось? – открывая глаза, с явным недовольством произнесла Адель.

После того как барон Ител принес весть о ее скором замужестве, девушка потеряла покой. Тот вечер, когда она столь хладнокровно обдумывала все, что связано с бароном Авене, был единственным спокойным в череде последовавших за ним. Как ни странно, в дом она вернулась умиротворенной и провела остаток вечера за беседой с дядюшкой Жилем, после чего уснула как младенец. Что послужило тому причиной, было определенно непонятно, но намечающиеся в ее жизни коренные изменения, казалось, не произвели на баронессу никакого впечатления.

Шли дни, и постепенно спокойствие духа начало изменять ей. Адель все чаще и чаще ощущала подспудное чувство беспокойства. Ее начали одолевать какие-то кошмары, от которых она просыпалась в холодном поту, но как не силилась, не могла припомнить, что же именно ей приснилось. Вскоре ощущение тревоги стало преследовать ее и наяву. Ничего определенного, просто предчувствие чего-то страшного и неотвратимого.

Она потеряла не только сон и покой – она утратила чувство голода, проводя в праздности целые дни в своей беседке. Римме удавалось заставить ее проглотить небольшое количество еды. Но апатия, овладевшая ею, была настолько сильна, что баронесса не ощущала вкуса блюд, любовно приготовленных для нее. За прошедшие пару недель она исхудала настолько, что под глазами появились синяки, трудно было поверить, что эта девушка еще совсем недавно буквально светилась здоровьем, а энергия била из нее через край.

Уже через несколько дней после памятного вечера с бароном Ителом она знала точно, что с ней происходит. Вот только понимание не принесло облегчения, не смогло прогнать тревогу и ночные кошмары. Она никак не могла простить отцу предательства. Он никогда не признавал ее, пресекая любые попытки дочери пробудить в нем отцовские чувства. Но при этом искренне любил так, как может любить только настоящий отец. Он обещал, что она сама выберет себе мужа по сердцу и по душе, не препятствовал ухаживаниям за нею, но никогда не выказывал своей воли.

Несколько раз он заводил с нею разговоры о замужестве, держась при этом не как любящий родитель, а как сюзерен, устраивающий выгодный брак своей воспитанницы. Не сказать, что подобранные женихи были недостойными или были ей противны. Но она каждый раз противилась, так как перед ее глазами был пример подруги, выросшей в любви, которую не пытались спрятать за маской безразличия. Да, брак Агнессы устроил ее отец, но ведь он постарался подобрать не просто выгодную партию, но и достойного жениха. В браке подруга была счастлива, хотя до свадьбы практически не знала своего будущего супруга.

Король же продолжал оставаться холодным, что и послужило причиной неприятия его попыток устроить ее судьбу. До получения вести о свадьбе (именно о свадьбе, о помолвке и речи не было) Адель вполне нормально относилась к баронету Гело. Но стоило ее отцу объявить о своем решении, как неприязнь к молодому человеку, вины которого ни в чем не было, стала расти день ото дня. Это чувство еще более усугубило ситуацию, внося еще больший разлад в ее душу.

И вдруг ни с того ни с сего вчера вечером ей захотелось есть. Боясь, что после столь длительного и жесткого воздержания в еде желудок баронессы не выдержит, Римма покормила ее бульоном, после чего отправила спать. Боже, какое блаженство! Адель уже успела позабыть, что такое крепкий сон, насыщенный яркими и приятными снами. Не имеет значения, что она опять ничего не запомнила, главное – она знала, что сон был великолепен.

Ну и как тут проснуться в хорошем расположении духа, когда тебя вырывают из такой неги и возвращают на грешную землю, со всеми ее проблемами и невзгодами? Вот именно этим и объяснялось ее недовольство. Похоже, трудное и длительное восхождение на некую гору позади и она все же сумела найти в себе силы принять уготованное ей. Слава богу, все позади. Однако, прислушавшись к своим ощущениям, она вдруг осознала две вещи. Она по-прежнему не желает выходить замуж за баронета. И ей нестерпимо хочется есть.

Эти мысли пронеслись в ее голове в мгновение ока. Но, несмотря на невероятную скорость, каждая мысль была четкой и ясной. Боже, как же не хочется вставать. Но господи, как же хочется есть! А тут еще и эти дразнящие запахи, доносящиеся с кухни. Странно, раньше она никогда их не ощущала. Наверное, длительное голодание обострило обоняние. Адель сделала еще один вывод: если ее немедленно накормят свежевыпеченной булочкой с маслом и медом, напоив горячим взваром, пахнущим травами, она простит то, что ее вырвали из такой приятной неги.

– Миледи, там прибыл гость, – сообщила Римма.

– В столь раннее время? – бросив взгляд в окно и заметив, что рассвет едва занимается, недовольно заметила Адель.

– Незваные гости всегда появляются в неурочный час. Хорошо еще не ночью, не то с него станется.

– И кто это?

– За стенами замка кружится конный отряд барона Авене.

– Барона Авене?

– Да, миледи.

– Что этот несвижский волколак делает под стенами моего замка, да еще и так близко от столицы?

– Он желает говорить с вами, миледи.

– Ага. Превосходно. Он желает. А вот я не желаю с ним беседовать. Прикажи подать завтрак, очень есть хочется, а потом вернись, я хочу одеться.

– Но он не один, а со своей дружиной.

– Он готовится к штурму?

– Нет, – растерянно ответила Римма.

– Тогда делай что тебе сказано.

– Слушаюсь миледи.

Итак, он все же пришел. Неужели… Ну да. Все так и есть. В тот вечер она рассказала о своем замужестве Бруку, втайне надеясь, что он сможет подать весточку своему бывшему командиру. А когда уединилась, то все мысли ее были сосредоточены на бароне. Она что, думала о том, чтобы?.. Да нет же, это бред. Этот волколак!.. Но ведь надеялась же? Надеялась. А у кого еще достанет духу пойти наперекор ее отцу? Ну и с чего бы ему стараться ради нее? Впрочем, разве она не видела, как он себя вел с ней перед расставанием? Такой потешный! Можно рассуждать об этом сколько угодно, но женщина всегда замечает, нравится она мужчине или нет. Ну да, настолько понравилась, что за два года ни одной весточки. Но ведь он пришел. Пришел, когда, казалось, выхода нет. Это значит… Ничего это не значит. Или значит? Все окончательно запуталось. Нужно поговорить с ним, и только потом станет хоть что-то ясно. Но сначала она позавтракает.

– Как она сказала?.. – Георг откровенно растерялся.

Нет, он, конечно, предполагал, что Адель может оказаться недовольной его появлением, но чтобы вот так – проявить равнодушие… Какая разница, в какое время он появился под стенами ее замка? Большой вооруженный отряд находится поблизости от ее дома, намерения неизвестны. И в этой ситуации проявлять равнодушие? К тому же ее известили, кто именно сейчас находится перед воротами. Да за кого она его принимает?!

– Сэр, ее милость выйдет к вам, как только покончит с завтраком. – Было видно, что Бруку неприятно говорить это барону, но другого выхода нет. С одной стороны – девушка, которая за последнее время стала ему дорога и забота о которой уже вошла в привычку. С другой – боевой соратник, командир, с которым он прошел огонь и воду. Господи, эти двое никак не могут найти общий язык, но он-то тут при чем?! И зачем только он послал весть в Авене! Вот вышла бы за этого Гело. Хм… А кто вообще сказал, что барон Авене – ее избранник? А то нет! Да он готов прозакладывать свои… Нет, с закладом нужно повременить. Ну не поступают так с тем, кого ждут с нетерпением.

В этот момент Георг походил на смешавшегося юнца. Весть о замужестве Адели он получил, будучи в столице, а вернее, когда уже собирался ее покинуть. Он и сам не мог объяснить, с чего так взбесился. Нет, он, разумеется, понимал, что его неодолимо влечет к этой девушке. Как понимал и то, что отговариваться от просьб матушки привезти «дочку», становится все труднее и вскоре нужно будет что-то предпринять. За минувшее время он так ни на что и не решился по одной простой причине – он боялся. Его одолевала неуверенность. Мало ли какие чувства испытывает он. Но полученная из Памфии весть от Брука, переданная через боевых товарищей, заставила его пойти на крайние меры.

Была мысль снарядить отряд и просто выкрасть баронессу. Такие случаи вовсе не были редкостью. Рыцари поступали так во всех королевствах. Тут главное – успеть сочетаться законным браком с «невестой», чтобы все было в пределах приличий, а там бедняжке уже ничего не оставалось. Но на подобное он пойти не мог. Его останавливали два обстоятельства. Первое – это сама Адель, неволить которую он не стал бы ни под каким предлогом. Вторая – брат. Ну не мог он подложить ему такую свинью. Из-за этого похищения вполне могла начаться война. Плевать, что король никоим образом не признавал родство с баронессой Гринель, она его дочь, в ее жилах течет его кровь, и подобное никому не спустили бы.