Текст книги "Пёс. Боец"

– Ничего не могу с собой поделать. Привычка. Так чего же ты опасаешься?

– Не знаю. Просто дурные предчувствия. Но я знаю одно: вы обещали оставить меня в покое, а вместо этого появляетесь здесь с явным намерением отправить мою жену в столицу Памфии.

– Нам нужна дружба с соседом. Не мир, а дружба. Именно по этой причине в прошлом году Гийом не напал на Памфию, а сам пошел на переговоры. Именно по этой причине король не отобрал у тебя Адель и даже никак не наказал тебя. Тебе не кажется, что вы кое-чем ему обязаны? Не надо на меня так смотреть, Георг, – все в этом мире имеет свою цену. Тебе не удастся остаться в стороне, как бы ты того ни желал. Дело вовсе не в том, кто ты есть на самом деле, а в том, что вассалы короля всегда находятся у него на службе. Адель может стать одним из звеньев, которые свяжут наши королевства. Кронпринц вскоре окажется на престоле и не сможет забыть того, как она примчалась к постели умирающего отца, проделав долгий путь с младенцем на руках. И кстати, о том, чтобы я оставил тебя в покое. Разве для этого есть основания? Ты все так же остаешься наследником короля, и винить меня в этом по меньшей мере глупо. У королевы прекрасный ребенок, здоровый и крепкий, но это девочка. Так что сейчас мы все там же, где и год назад.

– Отчего же тогда вы сами способствовали тому, чтобы потенциальный наследник сейчас направлялся в Памфию?

– Скажем так, я недооценил баронессу Авене и уж тем более не ожидал, что она получит поддержку в лице свекрови. С другой стороны, а почему нет? Гийом полон сил, и до того, как возникнет потребность в наследнике, времени предостаточно. Королева также пребывает в здравии.

– Вы хотите сказать…

– Именно. Не сейчас, а где-то через полгода все должно повториться.

– Я не хочу изменять Адели.

– Это не измена, и ты об этом прекрасно знаешь.

– Будьте вы прокляты!

– И я люблю тебя, Георг. Что ты так на меня смотришь? Можешь мне не верить, но это так.

Щебет птиц, солнечные лучи, проникающие сквозь листву и весело играющие на лице. Оно сейчас покрыто соком зелени, чтобы его светлое пятно не могло выдать местоположение человека. Тем не менее ласкающее тепло ощущалось даже под слоем этой своеобразной краски. Конец лета. Еще немного, и зарядят дожди, но пока приближение осени ощущается только по ставшему не таким жарким солнцу.

Человек сидит не шевелясь на одном из деревьев небольшой рощи, неподалеку от опушки леса. Первое правило охотника, устроившего засаду на дичь, – это полная неподвижность. Он должен слиться с окружающей местностью, чтобы не быть замеченным. Конечно, человек не обладает чутьем животного, но кто сказал, что при охоте на него стоит пренебрегать этим правилом? Особенно когда выслеживаемого тщательно охраняют. Настолько тщательно, что приблизиться к нему практически нет никакой возможности. Ничего. Невозможность приблизиться вплотную можно легко компенсировать дальнобойным оружием, если, конечно, ты достаточно искусно владеешь им. Этот человек знал толк в арбалетах и мог использовать их на диво хорошо. Оставалась самая малость. Дождаться момента.

Проклятые идиоты! Вместо того чтобы думать головой, эти говоруны из совета, страшащиеся лишиться своей власти, предпочитают использовать для мышления другие места, явно не предназначенные к тому богами.

Три года назад у Загроса имелся отличный полководец. Именно что полководец: будь он еще и политиком, кармельцы не упорствовали бы столь долго, прежде чем смириться со своей судьбой. Но его возросшая популярность сильно напугала совет республики. Несмотря на то что Кармель продолжали сотрясать волнения, раз за разом одерживаемые победы даровали ему любовь толпы, хотя сам он к тому и не стремился.

Это не могло не обеспокоить членов совета. Даже представители дома Варенов были напуганы тем, что их лидер столь популярен среди черни. Не будь так, совет ни за что не сумел бы протолкнуть решение о необходимости ритуального самоубийства генерала Варена. А сам генерал… Боги, как можно быть настолько преданным республике, чтобы своей рукой нанести себе смертельную рану?! Он – солдат, верно служивший республике вдали от дома, деливший со своими соратниками все тяготы и невзгоды, – подчинился воле толпы сладкоречивых засранцев, проведших в армии ровно столько времени, сколько было потребно, чтобы стать народными избранниками.

Будь во главе армии Варен – и этот молодой король был бы разбит еще три года назад, а Несвиж, разодранный на части, исчез бы навсегда. Но во главе армии оказался бездарный, зато устраивающий все фракции командир, который благополучно проиграл войну. Повторная попытка – и снова неудача. В Загросе имелись достойные военачальники, уж парочку таких засевший на дереве человек мог назвать с ходу. Но эти кандидатуры никак не устраивали совет.

Варен был не только настоящим солдатом, его отличала безграничная преданность республике, чего нельзя сказать о тех, других. Кто знает, что родится в их головах, если им удастся заполучить популярность, подобную той, что была у покойного генерала. Они были преданы республике, смело сражались с ее врагами, обладали талантом военачальника, но не принадлежали ни к одной из партий. Слишком независимы, а значит, и контролировать их куда сложнее.

Отправлять же армию под началом очередной бездари было чересчур опасно. Не только он знал цену этим командирам, знали ее и другие. Еще одно поражение – и начнутся волнения в самой стране. Любовь и одобрение черни непостоянны, сегодня они кричат о республике и мудрости членов совета, завтра его же обвинят в бесконечных поражениях. Разумеется, эти умные командиры в прошлых войнах находились подле командующих и высказывали свои советы, вот только те, переполняемые спесью, не прислушивались к их словам и раз за разом приводили армии к поражениям.

Наконец договорились о том, каким именно образом можно добиться победы, имея командующих, устраивающих совет. У Несвижа есть одно слабое место, и если ударить по нему, то королевство само погрязнет в междоусобице, а Загросу останется лишь прийти и сорвать плод, который сам уже будет готов упасть к ним в руки. Король Гийом все еще не имеет наследника. Две его дочери являются скорее яблоком раздора, нежели символом стабильности. Если убить короля, то непременно начнется грызня за трон.

Нужно будет немного выждать, позволяя грызущимся посильнее вцепиться в глотку друг другу. Когда противоречия достигнут максимума и даже общая беда не сможет объединить ставших врагами, республика нанесет свой удар.

Безусловно, с ним никто не делился планами совета. Он простой инструмент в этой политической игре, которому отводится немаловажная роль, но все же только как оружию. Просто он далеко не глупый от природы человек и может предугадать, к каким именно последствиям приведет то событие, до свершения которого осталось совсем мало времени.

Крамольные мысли не прошли бесследно. Каждый раз, когда он начинал думать подобным образом, это отзывалось сильной головной болью. Все его существо начинало противиться этим думам. Он словно раздваивался. Одна его часть понимала, что все это правда, вторая призывала к слепому служению республике, в помощь ей тут же выступал такой побудительный мотив, как головная боль. Средство от этой муки было очень простым: прекрати плохо думать о республике, совете и советниках, и все наладится.

В последние годы он довольно часто испытывал этот недуг. Причиной являлось то, что он никак не мог понять поступок генерала Варена и простить совет, подтолкнувший его к этому действию. Правда, думая об этом, он пил, пил много. Затуманенный винными парами разум меньше подвергался воздействию чар, и он мог думать обо всем этом с относительной легкостью. Но сегодня под рукой не было вина, да и нельзя – ему нужна твердая рука. Он попытался сосредоточиться на выполнении задания, продумать еще раз все возможные действия. Это помогло отвлечься, и головная боль отступила.

Осталось совсем немного. Вот появились всадники. Они движутся широким веером, осматривая окрестности. Это охрана. Король всегда охотился в последний день недели и именно в этом лесу. Конечно, выследить его – не такая уж простая задача. Вот уже месяц убийца выходит на охоту одновременно с королем, но до сих пор удача обходила его стороной. Если не удастся подстеречь дичь и сейчас, то придется лезть во дворец, чего очень не хотелось бы, ведь это куда труднее и опаснее. Но мысль об опасности прозвучала неким отголоском и была безжалостно отброшена. Интересы республики превыше всего. Боги, как он мог так вляпаться?!

– Ваше величество, не уверен, что эта новая привычка, которую легко просчитать, способствует вашей безопасности. Я просто не в состоянии обеспечивать вашу защиту в таких условиях. Лес слишком велик, и я не могу поставить у каждого дерева по охраннику.

Они ехали рядом, в окружении гвардейцев, державшихся немного в отдалении, чтобы не уловить сути разговора. В лесу слышался время от времени поднимающийся лай, но чуткое ухо привычного к охоте короля безошибочно определяло, что пока поднимается мелкая дичь, которая его не интересует. Пусть за ней гоняются его придворные. Он помчится вперед, когда свора обнаружит достойную крупную дичь. Определить это достаточно просто – лай собак значительно изменится.

– Ты что, дядюшка Жерар, хочешь лишить меня единственного развлечения? Какая же тогда дичь усидит в таком лесу?

– Если бы вы пообещали хотя бы придерживаться одного маршрута…

– Это уже не охота. Не брюзжи, дядюшка. Такие выезды позволяют мне расслабиться и очистить голову. Здесь, в этом лесу, думается особенно хорошо. Ладно, к делу, старый ворчун, пока собаки не взяли след. Она отбыла?

– Да, ваше величество.

– С сыном?

– Да, ваше величество.

– И как это воспринял барон?

– Разумеется, был очень недоволен, но, как вы и предполагали, против поездки и слова не сказал… само собой, баронессе.

– Значит, теперь я понял этого человека. Это хорошо. Он мне еще понадобится, как в политике, так и для пополнения казны.

– Вам пришлись по вкусу его задумки с этими ма-ну-фак-ту-рами?

– Плевать, как они называются, главное, что это работает и приносит большую прибыль. Подумать только, мы получаем из Авене четвертую часть всех арбалетов, закупаемых по всему королевству, и такое же количество стрел и болтов! А ткани… Просто уму непостижимо, как там умудряются производить столько товаров. И ведь качество просто великолепное.

– Вы стали так много времени уделять делам казначея, ваше величество, что…

– Эх, дядюшка, дядюшка! – перебил Жерара король. – Неужели ты не знаешь, на что способно золото?

– Мне ли не знать.

– То-то и оно, что знаешь. А будь у тебя больше средств, нежели просто для поддержания повстанцев в Кармеле, что бы ты сделал?

– Направил бы их прямиком в загребущие руки членов совета Загроса.

– Вот видишь, мы мыслим одинаково. А Авене нашел способ зарабатывать много за счет не столь высокой цены и большого оборота. Похоже, наше родовое баронство все же нашло достойного хозяина, сумевшего поднять его, при этом не выказывая особой воинственности.

– Ну, мирным барона не назовешь…

Замереть, так чтобы королевская охрана не смогла его почуять. Но главное – это собаки. У каждого всадника на поводке пес с весьма чутким обонянием. Но кто сказал, что их чутье более тонкое, чем у тварей из Диких земель? Охотник знал толк в том, как именно можно обмануть животных.

Всадники миновали дерево и начали отдаляться. Ага. Вот и король. Не один. Рядом с ним какой-то очень высокий рыцарь. До цели – порядка трехсот шагов, лица не рассмотреть, но этого и не требуется. Не так много найдется людей с такой статью, да еще и подле короля. Значит, Несвижский Пес. Может, стоит все перенести? Нет, не получится. Все его существо восстает против этой мысли и требует немедленных действий. А как же иначе, ведь получен приказ убить короля любой ценой, даже если для этого придется умереть. Он и рад бы прислушаться к благоразумию, ведь король всегда охотится в этот день и в следующий раз, скорее всего, будет не с бароном Гатине, но он не может противиться чужой воле, впечатавшейся в его сознание.

А потом, этого момента он ждал целый месяц. Терять еще столько же времени? Опять в голове лишь одна мысль: выполнить приказ. Плевать на благоразумие, он должен повиноваться. Наконец он соглашается с этой необходимостью, и чужая воля, вложенная в его сознание, отступает вместе с начавшей подступать головной болью, предоставляя ему возможность полностью использовать свои способности. Что ж, он вроде все продумал. Да, появление в поле зрения Несвижского Пса не входило в его планы, но так даже интереснее. Он все предусмотрел и тщательно подготовился, посмотрим, удастся ли противостоять тому, кто в тайных делах собаку съел. Снова крамольная мысль о переносе покушения, и снова как тисками сдавливает чужая воля.

У него в руках мощный арбалет. Способности стрелка и возможности оружия позволяют на таком расстоянии сделать уверенный выстрел. Безопасность самого исполнителя никого особо не заботит. Хорошо хоть не стали накладывать дополнительные чары, заставив после убийства покончить с собой. Правда, если сейчас его постигнет неудача и ему все же удастся уйти, о возвращении не может быть и речи. Он опять будет пытаться добраться до короля, и так – пока не падет один из них. Иного просто не могло быть. Приказ звучал однозначно: он должен убить короля.

Арбалет вскинут. Болт уже покоится на ложе. Наконечник смотрит точно в цель. Взять упреждение. Поднять линию прицела немного выше. Еще чуть-чуть. Затаить дыхание и плавно потянуть рычаг. Хлопок!

Что там с результатом, смотреть некогда, сейчас главное – уйти. Он сваливается вниз, оставив мощное оружие на ветках. Оно свою роль уже выполнило, остается только уйти. Летя вниз, он замечает, что поразил цель. Убил или лишь ранил, пока неизвестно. Чтобы узнать доподлинно, нужно сначала выжить.

Рог трубит тревогу, ему вторят другие. Слышатся крики охраны, лай собак, топот лошадей. Уйти нет никакой возможности. Вот только не для него. Убийца подбегает к неширокой реке. Его уже видят. В него уже летят болты. Слышится крик того самого гиганта: никто другой не может кричать, подобно боевому горну. Он приказывает не стрелять и брать убийцу живым. Ну-ну.

Успев по пути избавиться от одежды, мужчина с ходу бросается в реку и уходит под воду. Работая руками изо всех сил и выжигая весь воздух в легких, он стремится к дну реки. Да, она неширока, но достаточно глубока, и именно на это вся ставка. Вперед, вперед. Да где же ты? Кажется, проходит целая вечность, но на деле – не больше пары мгновений, прежде чем он достигает дна.

Вот его руки упираются во что-то упругое и податливое. Слава богам, он не ошибся и не промахнулся. Теперь поднырнуть под кожаный свод, натянутый на каркас из толстых веток. Его голова наконец вырывается из воды внутри этого купола, где имеется воздух, и он жадно вдыхает полной грудью.

Спокойно. Нужно успокоить дыхание, все же воздуха тут не так много. Вокруг темнота, но не кромешная тьма. Кое-какой свет проникает сквозь толщу воды и снизу попадает в купол. Это помогает успокоиться. Вода в реке не столь уж прозрачная, так что с берега его не рассмотреть. Теперь нужно уходить. У него есть примерно полчаса, этого времени более чем достаточно, чтобы убраться далеко от этого места.

Перерезать веревку, привязанную к большому камню, исполняющему роль якоря. Он чувствует, как течение подхватывает кожаный купол и увлекает за собой. Окончательно всплыть ему не дают камни, привязанные по периметру и вынуждающие оставаться на глубине, избегая взоров тех, кто сейчас внимательно всматривается в водную гладь. Да, его будут выслеживать долго и упорно, но никому и в голову не придет, что человек может столь долго находиться под водой. Он будет сидеть под этим куполом столько, сколько вообще возможно, дыша очень экономно. Чем дольше ему удастся находиться под водой, тем дальше он окажется от зоны поиска.

Интересно, он убил короля или только ранил? Хм… Пожалуй, все же убил. Раненые падают как-то иначе. Уж чего-чего, а смертей он на своем веку насмотрелся вдоволь. Остается только лишний раз в этом убедиться, и потом можно возвращаться. Мысль о возвращении не понравилась, но он привычно отмахнулся от личных предпочтений. В конце концов, он жил так уже очень долго – когда все его существо восставало и требовало иного, а он шел на поводу того, что было заложено в него как долг. И что за дурацкая привычка зачаровывать осужденных?

Значит – убедиться, что король мертв, и только потом уходить. А если он лишь ранен? Плохо. Но ничего не поделаешь. Будет гораздо сложнее, но ничего невозможного. Уж с его-то способностями… Как-нибудь справится. Да он из таких передряг выбирался, что… Выберется и сейчас.

– Вы во дворец, миледи?

– Да, Виктор.

– А Джона с собой не берете?

– Нет. Мне не нравится, как на меня смотрят при дворе. Как бы чего дурного не удумали. Никогда бы не подумала, что у меня будет столько завистников.

– Что же тут удивительного, если, едва вы переступили порог дворца, вас тут же допускают до короля, чего многие попросту лишены.

…Все обстояло именно так. Едва появившись в столице, Адель сразу устремилась в королевский дворец. Не надеясь ни на что, она с младенцем на руках оказалась у ворот, где путь ей преградила неумолимая стража. Хорошо хоть согласились передать весть кронпринцу. Брат сам тут же примчался к воротам и препроводил ее прямиком к отцу.

Боже, как же он плох! При виде больного она оцепенела, не в силах спокойно взирать на представшую перед ней картину. Ее глаза тут же исторгли слезы, проложившие две дорожки, соединяющиеся на подбородке и капающие на грудь.

Природа болезни до сих пор неизвестна. Собравшиеся во дворце более дюжины мастеров не могли определить, что именно приключилось с королем. Однозначно было сделано лишь два вывода: искусство мастеров тут ни при чем и королю осталось не больше месяца.

Джеф Первый был бледным, а скорее даже серым. Кожа сморщилась, дыхание слабое и прерывистое. Он уже не мог управлять своим телом, и его руки безвольно лежали поверх одеяла, хотя и не утратили чувствительности. Но при этом он все еще сохранял ясность ума и продолжал работать, торопясь привести в порядок дела королевства, прежде чем все перейдет к его сыну.

Завидев Адель, король впервые за долгие годы позволил себе слабость. По его исхудавшему лицу потекли слезы, теряясь в бороде. Возможно, появись она одна – и ему, как всегда, удалось бы сдержаться, но на ее руках покоился спеленатый младенец, который в этот момент проснулся и огласил спальню здоровым громким плачем.

К баронессе тут же метнулся придворный мастер. Реакция Адели была молниеносной. Она отвернулась от мастера, прикрывая маленького Джона своим телом, при этом метнув в лекаря такой взгляд, словно готова была его испепелить.

– Не приближайтесь к нему, мастер.

Вот только что ее сердце переполняли боль и отчаяние, к горлу подступил ком, мешающий не то что говорить, но и дышать. И куда все делось? Голос звучит твердо и даже где-то гневно. Слезы все еще блестят в ее глазах, но она полна решимости. Тревога за свое дитя вытесняет боль, вызванную видом умирающего отца.

– Я только хотел успокоить малыша. Королю нужен покой.

– Я сама успокою баронета. Ваше величество, позвольте мне выйти.

– Никто никуда не пойдет, – слабым голосом произнес король. – Адель, подойди ближе. Дай мне его. Помогите. – Это уже слугам. Они тут же подхватили безвольные руки короля, в которые Адель осторожно вложила дитя.

Удивительное дело, но в этих слабых руках, не способных удержать даже перо, младенец тут же прекратил плакать, устремив взор на этого странного старика, источаемого болезнью. Именно старика: этот еще недавно переполняемый энергией мужчина разом постарел на десятки лет. Непостижимым образом Джон сумел выпростать правую ручку и, дотянувшись до бороды больного, вцепился в нее, а затем весело заверещал и потянул к себе.

– Оставь его, Адель. Пусть забавляется, проказник, – все таким же слабым, но теперь уже переполненным счастьем голосом произнес король, останавливая ее попытку урезонить мальчика. – Как его зовут?

Сомнительно, чтобы дед все еще не знал имя своего внука. Первого внука. Пусть и рожденного непослушной, своенравной незаконнорожденной дочерью, вышедшей замуж против его воли и избрав при этом того, кто причинил столько головной боли ее отцу. Но Джеф Первый оставался непреклонен даже на смертном одре, помня каждое мгновение о том, кто он и чего стоят его слова или поступки.

Поначалу молодая баронесса обиделась, но сразу же успокоилась. Да, ей досадно, но она не могла не гордиться тем, кого считала отцом, который никак не хотел признать ее. А потом, одно то, что он допустил ее до себя, уже говорило о многом. Ведь она все еще являлась ослушницей, нарушившей волю своего короля и покровителя, мало того, нанесшая своими действиями ему оскорбление.

– Его зовут Джон, ваше величество, – дрожащим голосом произнесла она.

Видеть того, кого она, несмотря ни на что, любила всем сердцем, в таком состоянии было выше ее сил. Она готова отдать часть себя, да что там – всю себя без остатка, чтобы исцелить его, но это бесплодные мечты.

– …раз уж баронет останется здесь, я отправлю с вами четверых моих парней, – не скрывая облегчения, подвел итог Виктор.

Ну как исполнить приказ барона, если младенца раз за разом увозят во дворец и каждый раз приходится думать о том, выпустят его или нет? Здесь, в этом доме, где они квартировали, полной безопасности тоже нет, но тут от него хотя бы что-то зависит, тогда как во дворец он вообще не имеет доступа.

– А Брук?

– Миледи, Брук не входит в мой десяток, он служит непосредственно вам, так что брать его или нет, решать вам.

– Брук пойдет со мной.

– Это разумно. Тем более что он единственный, кого допускают во дворец.

– Виктор, по-твоему, я способна поступать неразумно?

– Все могут ошибаться, миледи, – уклончиво ответил вассал.

Все вроде бы было как всегда. Придворные толпились в зале, из которого вела дверь в личные покои короля. Все надеялись, что монарху станет легче и он сможет кого-то принять. Но скорее всего, они поджидали кронпринца, каждый день навещавшего отца. Здесь и сейчас можно либо получить место при новом дворе, либо покинуть дворец и вернуться в свои владения. Те, кто имели здесь собственные покои, могли их сохранить за собой или лишиться. Оказаться на виду, а еще лучше под рукой, услужить, выразить соболезнования, поддержать, когда неизбежное случится, а главное – оказаться в числе первых и выкрикнуть как можно громче «да здравствует король!». Для всего этого нужно постоянно находиться поближе к этому залу. Именно по этой причине у большинства усталый и измотанный вид. Все же тяжела жизнь при дворе.

Вот только сегодня все находящиеся здесь отчего-то взбудоражены. Разбившись на группы, они о чем-то возбужденно переговаривались. Одни внимательно слушали, другие с важным видом вещали о чем-то, переполняемые чувством гордости оттого, что знают куда больше остальных.

Адель решила не придавать этому значения и направилась прямиком к дверям, ведущим в покои короля. Вот только удивительное дело – стража преградила ей путь. Она едва не наскочила на скрестившиеся перед ней копья, настолько это было неожиданно и необычно. Что это? Изумленный взгляд устремился на беспристрастные лица гвардейцев. С таким же успехом можно взирать на каменных истуканов. Ситуацию разрешил находящийся поблизости начальник караула.

– Ваша милость, вам придется подождать. Король не принимает.

– Ему хуже? – испуганно пролепетала Адель, прижав ладони к груди. Неужели…

– Нет, ваша милость. Дела государственной важности.

– Что случилось?

– Я не имею права. Прошу понять меня правильно. – Говоря это, офицер скосил глаза в сторону переговаривающихся придворных, словно говоря, что он-то сказать ничего не может, но если послушать их, то можно понять причину.

– Благодарю вас. Я могу подождать, или король сегодня уже никого не примет?

– Насчет вашей милости я имею указание. Как только посетители покинут покои короля, немедленно вас пропустить.

– Благодарю.

Пойти поинтересоваться, что случилось? Ни к чему. Она не собирается ни во что вмешиваться. Вряд ли это война с Несвижем. Ведь не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Гатине прибыл в Авене и привез подорожную с позволения короля. Ясно и то, что ее хотят использовать для налаживания добрососедских отношений, чему она не собиралась противиться. Если это не война – все остальное ее не касается.

Она отошла в сторонку и, пристроившись у окна, стала посматривать на беседующих. Хм… А где Брук? Обычно он находился именно на этом месте, дожидаясь, когда она соберется домой. Ах вон он! Как видно, ему все же стало любопытно, что именно происходит. Никто из придворных не станет разговаривать с воином, повсюду сопровождающим баронессу Авене, но кто сказал, что новости знают лишь придворные? Если им что-то известно и они не держат язык за зубами, то это известно и слугам. Вот с одним из них сейчас и переговаривается Брук. Ага, заметил госпожу и направился к ней.

– Миледи, плохие вести.

– Насколько плохие, Брук?

– Пока непонятно. Вряд ли из-за этого начнется война, так что я не знаю, как к ним относиться.

– Так ты расскажи мне, вместе и подумаем, насколько все плохо.

– Из Несвижа пришло известие, что король Гийом убит на охоте.

– Что-о?!

Плохие вести?! Нет, они не плохие, они просто кошмарные. Господи, ну почему все так? Чем она могла прогневить Создателя? Нет, не трона она страшится. Чего греха таить, несмотря на любовь к мужу, она руководствовалась и желанием доказать всем… Но как все это не вовремя! Отец! Прости. Прости, но иначе просто нельзя. Он поступит именно так, как велит долг, но она не может ему этого позволить.

Душа ее разрывалась на части, но тело действовало, подчиняясь холодному рассудку. Джон! Ее маленький Джон в опасности. Нет, никто и не подумает причинить ему вред, но он станет узником короля Памфии. Оберегаемым, лелеемым, но узником, инструментом давления на будущего короля. У нее не было никаких сомнений относительно того, кто именно займет трон. Как бы он ни противился, как бы ни желал этого избежать, это его долг, и ему не отвертеться.

Обо всем этом она думала, уже устремляясь к выходу. Как она ни старалась выглядеть спокойной, ей никак не удавалось урезонить свое тело. Ноги сами несли ее со всей возможной поспешностью вон из дворца. Бежать. Нужно бежать, и как можно быстрее.

– Виктор, все ли твои люди в доме?

– Конечно, миледи.

– Немедленно собираемся. Быстро и по-походному. Римма!

– Я здесь, миледи.

– Собери Джона. Все только необходимое. Поедем верхом.

– Что случилось, миледи? – быстро отдав приказ, вернулся к баронессе Виктор.

– Король Гийом убит.

– Памфия собирается воевать?

– Нет. Не знаю. Но нам нужно срочно уходить.

– Но у нас нет подорожной. Без нее каждый может на нас напасть.

– Боюсь, ее нам не получить. Придется рисковать, а случится так – и прорываться с боем.

Кто бы мог подумать, что в этой хрупкой с виду молодой женщине столько решимости! Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова. Беседуя с десятником, она без тени стыдливости сбрасывает с себя платье, оставшись в нательной рубахе, и тянется к амазонке. Это одеяние куда больше подходит для верховой езды.

Нет, сомнений у Виктора никаких, но остаются вопросы, а он не любил чего-то не понимать. В конце концов, знание обстановки способствует лучшему выполнению задачи. Это непреложно. Он должен знать и понимать все, чтобы принимать верные решения.

– Миледи, что значит «с боем»?

– Виктор…

– Миледи, люди уже собираются. Все необходимое уже делается. Но я должен знать.

– Кто, по-твоему, займет трон Несвижа?

– Предполагаю, что без законного наследника начнется грызня, может даже, и междоусобица. Но у нас достаточно сил, чтобы обеспечить безопасность баронства.

– Ничего этого не будет.

– Но это неизбежно. Я, конечно, не так образован, но без сильной руки, способной удержать баронов и графов от склок, это просто неизбежно.

– У Несвижа есть законный наследник. Барон Авене.

– Как?.. Но… Тогда Джон…

– Время, Виктор!

– Да, миледи… Ваше…

– Никаких других титулов. Миледи, этого достаточно. Да торопись же.

– Да, миледи.

Вот и он. К счастью, не в отъезде, не на пастбищах или еще бог весть где, а у себя в замке. Гатине просто лопнул бы от нетерпения. Он и без того едва сдерживался эти два дня, пока добирался досюда. Сначала по Беллоне на корабле, ни на минуту не причаливая к берегу, используя ее течение, силу гребцов или ветра, рискуя в ночи нарваться на плавун, способный погубить речное судно, несущееся, словно ветер, к своей цели.

Потом бешеная скачка от Кастро до Авене. Но пока все его усилия не напрасны. Вот он, тот, к кому он спешил, не жалея сил. Сидит в обществе своего одноногого ангела. Жерару уже давно известно, откуда в бароне прорезался гений, позволивший за сравнительно короткий срок превратить некогда пустую долину в растревоженный улей, жители которого, подобно пчелам, несли прибыль своему сюзерену, превращая это место в цветущий сад. Вот только Сэм сейчас здесь не ко времени.

– Барон?

Авене с нескрываемым удивлением взирал на ворвавшегося к нему Гатине. Тот настолько торопился, что попросту смел со своего пути всех слуг, – доложить о его прибытии никто не успел. Ага. Георг в своем репертуаре. Несмотря на удивление, тут же присутствует и неприязнь. Ну да, ну да, в последние годы между ними нет ни понимания, ни даже подобия добрых отношений.

А вот Сэм явно испуган. Хотя он искренне верит в своего господина, в его способность защитить своих подданных, преодолеть страх перед Несвижским Псом он не может даже в присутствии Авене. Да что ты жмешься? Никому ты не интересен! Но ты тут лишний. Калека правильно истолковал взгляд незваного гостя и бочком направился к двери.

– Сэм, я тебя еще не отпускал.

– Но-о…

– В этом доме распоряжения отдаю только я.

Барон не произнес ни слова, но взгляд был настолько выразителен, что его значение без труда понял и тот, к кому он не относился вовсе. Не хватало только терять время на пустые препирательства. Время, которого попросту нет.

– Барон Авене, я попросил бы вас остаться со мной наедине.

Барон Авене? Ну это еще ладно. Но «вас»! Интересно, какая муха укусила Гатине? Хм… Да тут скорее уж оборотень постарался. Жерар вроде имел склонность периодически проводить облавную охоту на самую экзотическую дичь. Но похоже, и впрямь случилось нечто из ряда вон выходящее, иначе не объяснить то возбуждение, в котором пребывает барон. Ох, что-то не хочется Георгу слушать это! Но лучше уж одному, чем при свидетелях.