Текст книги "Любовь с чудинкой"

Глава X

Март выдался на удивление самым что ни на есть весенним месяцем. Яркое солнце недвусмысленно намекало, что весна пришла окончательно и бесповоротно. Даже проносившиеся по небу тяжёлые серые тучи не могли сопротивляться светилу, отступали, давая возможность солнечным лучам прикоснуться ко всему живому. По чернеющим плешам асфальта весело бежали ручьи, соревнуясь с щебечущими птицами за право считаться друзьями Весенницы.

«Господи! Как же хорошо!» – думала Наташа, распахивая ворот пальто. Она шла по улице и беспричинно улыбалась. Желание было настолько сильным, что она не могла себя сдерживать – потому что весна, потому что тепло, потому что она заслужила! Прошло больше двух лет, как они с Игорем выписались из больницы. Переезжать в квартиру родителей не хотелось, но она понимала, что отныне она не только жена, но и добытчик, сиделка, медсестра и всё прочее.

Меньше чем за год всё, что было отложено, незаметно ушло на лечение, консультации светил, новаторские подходы в медицине, народных целителей и экстрасенсов. Деньги закончились, а улучшения не наступило. Наоборот, Игорь чувствовал себя хуже и осознавал безысходность положения. Труднее всего было объяснять самому себе, что его желание жить никак не отдаляет его от неминуемого конца. «Тщетно» – стало излюбленным словом того, кто ещё недавно бурлил и фонтанировал словно вулкан.

Понимала это и Наташа, но не сдавалась. Поначалу она брала переводы и заставляла его работать. На какое-то время он смирился, но по мере того, как болезнь прогрессировала, он стал искать ответы на сложные вопросы в бутылке. Игорь не просто пил. Он растворился в выпивке. В редкие минуты просветления просил прощения и плакал. Это стало нормой и обыденностью.

Друзей Игорь видеть не хотел, и когда кто-то из них поначалу ещё отваживался зайти, гнал их и закатывал истерики. Изредка Наташе удавалось пообщаться со Стеллой и ребятами. Но встречи были накоротке, так что она даже не успевала рассказывать, чем живёт, а потом уже и рассказывать стало нечего.

За два года родители Игоря появились всего один раз и то через день сбежали в гостиницу. Время от времени приходившие в конвертах с иностранными марками письма были пресны и больше напоминали рабочие отчёты: мы с папой ездили туда-то, видели то-то, папа работает, устаёт и тому подобное. На Наташу они смотрели как на необратимую реальность в силу сложившихся обстоятельств. А те небольшие деньги, переводимые через банк, больше походили на плату сиделке.

И всё же сегодня была весна! Она шла и радовалось тому, что происходило вокруг, и ещё тому, что несколько последних дней Игорь не пил. Наташа видела, как его лихорадило, но он держался. А с утра даже побрился дрожащими руками, расцарапав лицо. Смазывая порезы, она целовала его щёки словно маленького ребёнка, а в ответ Игорь лишь виновато улыбался.

Внезапно Наташино внимание привлекла яркая вывеска, переливавшаяся разноцветными огоньками. Она остановилась и, подойдя ближе, прочитала: «Потомственная колдунья Захария, если не решит ваши проблемы, то даст облегчение».

Внизу мелким шрифтом было дописано: «Стоимость сеанса зависит от величины проблемы».

Наташа интуитивно нащупала в кармане пальто купюру. Достав, она оценила её незначительный номинал и убрала обратно. «Были бы хоть деньги…» – мелькнула в голове ироничная мысль. Она отвернулась, чтобы идти дальше, но неожиданно её окликнули:

– Деньги не важны. Можно и немного, и частями. Просто без денег нельзя. Это в церкви бесплатно. А у меня дар, и может, вовсе не от Бога!

На удивление голос был бархатистым и приятным. Наташа вскинула глаза и увидела перед собой женщину лет сорока пяти, одетую недорого, но со вкусом.

– Время сейчас такое. Бывшие учёные возят из Турции шмотки и торгуют на рынке. У меня соседка математик, но вместо формул в гараже с мужем грибы выращивают на продажу, и вся её высшая математика сведена к простой арифметике, – прокомментировала Наташа услышанное. – А вы до демократии на какой ниве трудились, в смысле до занятий колдовством?

– Ирония – один из способов защиты, – спокойно ответила Захария. – Какая разница, кем мы были до, главное, кто мы сейчас. Вот вы самая настоящая загнанная лошадь.

– Тоже мне пророчество. Самой на себя в зеркало смотреть не хочется.

– А я не об этом. Мне не мешки под глазами интересны, а то, что в вашей голове.

– И что же в ней такого? – хмыкнула Наташа. – Хотя, впрочем, на пятьсот рублей вы уже рассказали.

Она снова достала смятую купюру и протянула собеседнице. На её удивление колдунья чересчур обыденно приняла деньги и добавила:

– Проходите.

– А у меня больше нету.

– А мне больше и не надо. Неудобно на улице разговаривать.

Захария подхватила Наташу под локоть и, открыв дверь, чуть подтолкнула вперёд. В небольшой прихожей за стойкой сидела девушка в больших очках.

– Это моя дочь и ассистентка Светлана, – представила она ту и тут же дала поручение: – Милая, я пока приготовлюсь, а ты предложи гостье чаю.

Пока девушка суетилась с чайником, колдунья скрылась за бамбуковой шторой, очевидно, отделявшей рабочую зону от прихожей. Через минуту из глубины скрытой комнаты послышался всё тот же бархатный голос:

– Проходите, Наташа, смелее.

Наташа неуверенно раздвинула руками шторку и увидела небольшой кабинет, убранством напоминавший комнату практикующего на дому врача, коих она повидала за последнее время предостаточно. Захария сидела за столом и раскладывала мелкие предметы: веточки, коробочки и прочее то, чего Наташа не ожидала увидеть. Но больше всего её поразило другое.

– Разве я говорила, как меня зовут? – спросила она.

– Нет. Я не спрашивала, – ответила Захария.

– Тогда…

– Откуда я знаю ваше имя? Это вы хотите узнать?

– Да, – по-детски непосредственно ответила Наташа.

– Важно не то, что знаю я. Важно то, что узнаете вы.

– Как это?..

Захария молча продолжала тасовать на столе предметы и, очевидно, когда они были уложены в нужном порядке, шёпотом сказала:

– Сейчас не мешайте мне.

Она закрыла глаза и начала медленно что-то бубнить себе под нос. Наташа не различала слов, но ей показалось, что это было какое-то стихотворение, так как время от времени отчётливо проявлялось смысловое ударение. Наконец Захария закончила «молитву» и начала судорожно менять предметы местами, словно бы играла в пятнашки. Вдруг она замерла и бросила взгляд на Наташу. Её глаза были настолько черны, что той показалось, как она постепенно растворяется в них. Но тут колдунью затрясло, она резко поднялась и начала расхаживать по комнате. Наташа не на шутку испугалась и с напряжением ждала, когда та остановится. Пометавшись ещё с минуту, Захария подскочила к своему пальто, брошенному на диван, вывернув карманы, достала ту самую купюру в пятьсот рублей и положила её перед Наташей.

– Бери и уходи! – властно приказала колдунья.

– У меня совсем запущенный случай? – спросила Наташа. – Даже чары не берут?

– Беги домой, девочка! Что есть сил беги. Телефон дома есть?

– Да, – ничего не понимая, ответила Наташа.

– Диктуй…

Наташа продиктовала номер, который Захария тут же набрала его на своём сотовом.

– Не снимает трубку… – сказала колдунья себе и, обращаясь к Наташе, крикнула: – Беги домой, я сказала!

Услышанное словно молния прошила её тело от темечка до пят. Больше ни о чём не переспрашивая, она тут же выбежала на улицу. Заметавшись по сторонам, забыв, в какую сторону надо идти, Наташа наконец определилась и побежала. Бег давался тяжело, плотное пальто сковывало движения. В какой-то момент она остановилась, чтобы перевести дыхание. Но тут же в голове словно гром вновь услышала крик колдуньи: «Беги домой!»

И Наташа снова рванула. Вот уже и улица, виден дом… Она забежала во двор и увидела стоявших возле их подъезда людей. Глаза машинально поднялись кверху, и она заметила раскрытое окно с белым тюлем, трепещущим по ветру. Страшная догадка накрыла её. Продираясь сквозь людей, она мотала головой и бормотала под нос одно слово: «Нет, нет, нет…»

Под стеной дома в неестественной позе лежал человек. Словно фотография «Поляроида» картинка перед глазами проявлялась всё чётче и чётче. Ещё несколько шагов… Наташа вскрикнула и начала медленно оседать, будто кто-то невидимый с силой тянул её книзу. Последнее, что она запомнила перед тем, как потерять сознание, было лицо Игоря со стеклянными глазами и нелепой улыбкой. Игорь будто бы говорил неподвижными губами нескончаемое: «Прости…»

На следующий день к Наташе зашёл участковый и передал скопированный на ксероксе листок бумаги. Оригинал предсмертной записки пожилой милиционер обещался принести позже, когда будут завершены формальности.

Дрожащими руками она развернула бумагу и попыталась вчитаться в написанное. Однако буквы, словно собачки в цирке, никак не хотели усаживаться друг с другом, то и дело прыгая с одной строчки на другую. Наташа глубоко вздохнула, зажмурилась и прижала лист бумаги к груди. Увы, но и вторая попытка не удалась. Наконец, на кухне она отыскала початую бутылку недорого коньяка, который иногда добавляла в кофе. Осмотрелась по сторонам, вспоминая, куда спрятала рюмки. Но так и не вспомнив, плеснула немного коньяка в чашку и тут же опустошила её. Обожжённый пищевод отозвался резким спазмом. Наташа закашлялась и опёрлась на оконную раму.

«А что, если и мне… сейчас… как Игорь…» – пронеслось в затуманенном сознании. Она распахнула окно, и холодный ветер ударил в лицо. Успокоившись, она осторожно прикрыла створки и опустилась на стул.

«Моя милая, моя хорошая, единственная моя Наташка! Ты, наверное, скажешь, что всё это нелепо! Однако это не так. Как нет слова «лепо», так и моя жизнь именно такая, какая есть. Конечно, она в чём-то нелепая. Я куда-то бежал, боялся опоздать, хотел везде успеть. Но оказалось, я и бежал не туда, и не того боялся, и ничего не успел. Ты не поверишь, но только сегодня я всё понял. Словно сделал генеральную уборку в своей голове. Расставил всё по местам, вытер пыль, и то, что вчера казалось таким странным и непонятным, внезапно преобразилось и засверкало истинными красками. Наташка, я всё понял! Всё, что было в моей жизни – это ТЫ! Господи, как мне стыдно за то горе, которое я тебе причинил! Любимая, если бы я мог всё исправить! Если бы только мог!

Поверь, мы бы очень хорошо жили. Я бы не отходил от тебя ни на шаг – разве что только на работу! Бегал с нашими детьми по двору, рылся с ними в песочнице, а когда кто из них поранился, разжёвывал подорожник и обмазывал ссадины. Ты бы мной гордилась, и все твои подруги завидовали бы тебе.

Но вместо этого я дал тебе только боль и это мёртвое тело. Если бы ты знала, как сжимается всякий раз моё сердце, когда ты, моя тростиночка, таскаешь меня из ванны, на кровать, к столу… И я снова думаю о том, чего ты достойна и что получила. Пойми меня, я больше не могу жить как паразит, изо дня в день убивая твою красоту и твою молодость! Нельзя продлевать жизнь себе, отнимая твою. Это грех! И я так больше не могу.

Не плачь обо мне. Я ухожу с улыбкой, будучи счастлив оттого, что даже безнадёжным инвалидом могу хоть что-то сделать для тебя. Никогда и ни в чём себя не вини. Я как тот солдат, который, падая на амбразуру, не мучаюсь вопросом «Зачем?» – я так вижу, я так дышу, я так хочу!

А ещё хочу, чтобы ты нашла своё счастье. Знаю, ты никогда не забудешь меня. Это вечно будет согревать меня. Позаботься о себе, не закрывайся от жизни. Роди детей. Если сложится, назови сына моим именем. Обещаю, что лучше ангела-хранителя, чем я, у него не будет!

Говорят, что такие, как я, не попадают в рай. Но нет хуже ада, чем быть таким. А если Господь по каким-то причинам смилуется надо мной и пустит (хоть на Эдемскую Чукотку), я осмелюсь Его просить только об одном – пусть моё жилище там будет точь-в-точь таким, как та хибарка в Крыму, в которой мы были счастливы. И когда через много лет ты тоже окажешься там, загляни в гости, я буду ждать! Твой непутёвый».

Дочитав письмо, Наташа почувствовала, что буквально захлёбывается слезами и при этом улыбается. Она разгладила листок, отложила его в сторону и здесь же на столе уснула. Ей снилось море, солнце, женщины, которые смотрят на Игоря. Он был рядом, но его самого она не видела – только чувствовала…

Приехавшие Наташины родители как могли поддерживали её. Отец взял на себя все хлопоты, связанные с похоронами, а мать ни на минуту не оставляла дочь одну.

– Поплачь, Наташенька, полегчает… – ласково говорила мама, прижимая её к себе.

Наташа словно истукан, практически обездвиженная, время от времени бросала на неё взгляд, стараясь улыбнуться. Все боялись, что внезапно заклинившая пружина вот-вот развернётся, дав волю чувствам. Но вопреки ожиданиям, Наташа лишь крепче сжималась, загоняя горе вглубь.

На вторые сутки появились родители Игоря, оба с красными от слёз глазами. По традиции они остановились в какой-то гостинице. В квартире пробыли недолго и, уточнив информацию о похоронах, тут же засобирались. Таисия Егоровна стояла отрешённая, не проронив ни единого слова. Говорят, горе сближает. Возможно, так должно быть, но увы. Портновы ушли ещё до того, как вскипел чайник, с которым Елизавета Максимовна бросилась к плите, едва те переступили порог.

Утро дня похорон выдалось дождливым. Тяжёлые, крупные капли с порывистым ветром падали с такой силой, что уже через несколько минут зонты беспомощно обвисли наподобие половых тряпок. Насквозь промокшее драповое пальто отца Игоря переливалось серыми отблесками, словно соболиный мех. Но он стоял гордо, поддерживая супругу. Сама Таисия Егоровна держалась молодцом. Она осунулась, потеряв былую стать, но при этом выделялась на фоне других.

Больше всего опасались того, что священник в самый последний момент откажется отпевать. Поэтому заранее договорились молчать, чтобы не проговориться. В итоге все восприняли молчание буквально.

Отпевание было недолгим. Священник куда-то торопился, а потому слова молитв, произносимые им, были крайне непонятными и больше походили на какую-то тарабарщину. Наташа пыталась вслушиваться. Однако всякий раз, когда тот набирал в грудь воздуха, чтобы выдать очередную часть Писания, тут же скатывался в словесную кашу.

Хоронили Игоря тоже быстро. Двое забулдыг, не желая мокнуть под дождём, бодро кидали землю лопатами. Когда же над красной глиняной горкой установили крест, Наташа разрыдалась. Отец, как мог, держал её, а она, словно льдинка, так и норовила выскользнуть из его рук. Едва успокоившись, она пересеклась глазами с Таисией Егоровной. Вспомнив этот высокомерный взгляд, словно бы минуту назад свекровь вновь загубила Чука и Гека, Наташа взяла себя в руки, выпрямилась и, прильнув к отцу, тихо произнесла:

– Надо идти.

Никаких масштабных поминок не предвиделось. Наташа подошла к друзьям, которые всё время стояли чуть поодаль, и напомнила, что ждёт их в квартире. Заприметив появившихся родителей Игоря, подошла к ним.

– Может, всё-таки поедете с нами? – спросила она, помня, что сегодня уже спрашивала их об этом.

– Нет. Мы сами, – сказал Портнов и отвёл глаза в сторону.

– Хорошо, – произнесла Наташа.

Она не успела ещё сделать шага, как её окликнула Таисия Егоровна.

– Хотелось бы закончить наши дела здесь, – начала она. – Моего сына больше нет, и вы, и мы понимаем, что между нами нет ничего общего.

– Да, понимаю, – согласилась Наташа.

– В таком случае вы должны понимать, что не можете претендовать на нашу квартиру!

– Да, понимаю, – повторила Наташа.

– Тогда давайте определимся…

– Когда я съеду? – перебила она её.

– Мы не торопим, – вступил Портнов. – Видите ли, я связан обязательствами, мне надо…

– Служба? – Наташа округлила заплаканные глаза. – Квартира будет свободна… с учётом дороги, поминок и сбора вещей… четыре часа. Надеюсь, государство может потерпеть четыре часа?

– Ваша ирония неуместна. Мы не торопим, просто… – снова начал было говорить отец.

– Какая уж тут ирония! Четыре часа и ни минутой позже. Ключи я оставлю у консьержки.

Наташа развернулась и быстро пошла к своим.

– И нам ещё нужно предсмертное письмо сына! – бросила вслед Таисия Егоровна.

Наташа резко обернулась и, посмотрев на них, спокойно ответила:

– Оно не вам. А читать чужие письма нехорошо! – бросила она и взглянула на них в последний раз.

У самого выхода с кладбища дождь внезапно прекратился, и словно прожектором из-за туч пробилось солнце. Ни с того, ни с сего сразу стало тепло и даже немного жарко. Наташа остановилась и, посмотрев туда, откуда пробивался свет, еле слышно произнесла:

– Господь взял тебя к себе. Он простил!..

Глава XI

– Привет, Наташка! С Новым годом, родная! Хочу пожелать тебе счастья, радости и всего, чего только захочется! – послышался из трубки голос Верочки Звонцовой.

– И тебя, Вера, с праздником! Пусть и твои желания реализуются в наступающем году! – ответила Наташа.

– Ты вчера телевизор смотрела? Ну, офигеть! Прощание под снегом! «Дорогие, россияне, я ухожу», – Вера попыталась спародировать голос Ельцина. – Да уходи на фиг! Достал уже всех!

– Смотрела-смотрела.

– Он чё думал, народ испустит слезу и бросится к экрану целовать его пропитую рожу?! – не унималась Звонцова, которая и на работе была самая громкая и самая «за справедливость», отчего и получила прозвище Колокол.

– Не распаляйся. Старый человек решил отдохнуть. Обычная, в общем-то, история.

– Эх, Наташка, добрая ты! А я бы его в кандалы и по всей России катала бы!

– В кандалах?

– Да чтоб побольнее! А этого – нового – Путина видела? Красавец-мужчина! – продолжал громыхать Колокол в трубку. – Ну почему, Наташка, все путины в Москве, а у нас в Рязани ни одного?!

– Так он не из Москвы, а из Ленинграда.

– Кто?

– Путин твой, – Наташа улыбнулась.

– Эх, к сожалению, не мой! – вздохнула в трубку Вера и, театрально удержав паузу, добавила: – Наташа, а ты мне взаправду пожелала исполнения желаний или так – к слову сказала?

– Взаправду! – Наташа рассмеялась, потому как, хорошо изучив манеру коллеги, ждала этого вопроса.

– Если взаправду, то сможешь помочь исполниться моему заветному желанию?

– Не тяни, Вера, говори уже.

– В общем, такая тема, Наташка. По душевной доброте моему Толику перепало немного денег от шефа. Он мне и говорит, а не съездить ли на недельку в Европу? Ты же знаешь, как я давно мечтала!

– Ну так и поезжай, раз мечтала.

– Проблемка есть… – голос Веры стал неподдельно заискивающим. – Я тут хотела подзаработать и выпросила у Тамары Павловны несколько срочных заказов. Выходит, что если уеду, – не сделаю работу в срок, а не поеду – представляешь, как расстроится Толик!

– Да, конечно, Толик этого не переживёт, – сыронизировала Наташа. – Хочешь мне перекинуть заказы?

– Ну, ты пойми, такое дело…

– К какому числу надо сделать переводы?

– К восьмому, Наташенька, а я в лучшем случае только восьмого вечером дома окажусь.

Вера снова замолчала и засопела в трубку.

– Хорошо. Через сколько будешь? – спросила Наташа.

– Через минуту! – радостно громыхнула Колокол. – Я из таксофона у твоего дома звоню.

– Тогда заходи.

Меньше чем через минуту в дверь позвонили, и на пороге возникла раскрасневшаяся то ли от холода, то ли от бега Звонцова. Быстро всучив сумку с бумагами, она расцеловала Наташу и, пообещав привезти ей заграничный сувенир, тут же ретировалась, вероятно, опасаясь, что объём перевода может изменить решение хозяйки.

Наташа не была в восторге от «подарка», но взвесив все за и против, подумала, что работа будет нехудшим вариантом скрасить одиночество. Родители отправились путешествовать по Золотому кольцу. Звали дочь с собой, но она наотрез отказалась. «Можно поработать, погулять, посмотреть телевизор, почитать книги. Достойное разнообразие!» – с оптимизмом сказала она себе и, оставив бумаги в комнате, отправилась на кухню завтракать.

В дверь позвонили. «Опять Вера что-то забыла», – подумала она и открыла дверь. Однако вместо Колокола перед ней стояла почтальон.

– Коваленские здесь проживают? – спросила работница связи.

– Здесь.

– А Наташа?

– Это я.

– А как можно удостовериться? – почтальонша посмотрела так, словно она пришла не с почты, а из отряда по охране чего-то крайне важного.

– Усы, лапы, хвост, – непроизвольно вырвалось у Наташи.

– Гражданочка, мне не до шуток! Паспорт можете предъявить?

Заполучив документ, та несколько раз то поднимала, то опускала глаза, сличая фото с оригиналом, и, наконец, удостоверившись, вытащила из сумки нестандартный конверт с красивыми марками.

– Распишитесь в получении, – скомандовал она и протянула бумажку. – Из Франции.

– Из Франции? – переспросила Наташа. – Странно.

Рассматривая конверт, Наташа не заметила, как почтальон вышла из квартиры.

– Россия, Рязань, улица… понятно, Наташа Коваленская… обратный адрес… Франция, Париж, улица Ле Руа, дом 10, И. Виньен… – прочитала Наташа и пожала недоумённо плечами. – Виньен?..

Несколько секунд она смотрела на конверт, раздумывая, стоит ли вообще открывать. Адресат послания ничего ей не говорил, каких-либо интересов во Франции у скромной работницы маленькой частной фирмы переводов из Рязани не было. Может быть, это чья-то шутка? С другой стороны, если бы хотели пошутить, то письмо, скорее всего, опустили бы в ящик. А тут почтальон, да ещё и паспорт предъявить.

«Конечно, если разобраться, то можно и на почте договориться. У нас народ любит пошутить, – подумала Наташа и попыталась вспомнить, видела ли она эту женщину раньше. – Виньен, говорите?»

Наконец решившись, она аккуратно оторвала край. Внутри было два сложенных листа и открытка с текстом. Красивая открытка сразу привлекла внимание. Из надписи на французском следовало, что Наташу Коваленскую приглашают 15 апреля на свадьбу Мишеля Лафара и Изабель Виньен, которая состоится в ресторане отеля… Дальше было название, адрес и время церемонии. Машинально Наташа открыла лежавший первым лист и прочитала небольшой текст:

«Дорогие мои, Наташа и Игорь! Вряд ли вы меня помните. Я та француженка, которая была в Крыму восемь с половиной лет назад. Мы пили вино, пели песни и искали агентов КГБ! То лето и встреча с вами были, пожалуй, лучшими днями в моей жизни. Я помню всё, словно это было вчера. Иногда, просыпаясь утром, не тороплюсь открывать глаза. Вспоминаю пляж, как у меня украли вещи, и пока лучший русский парень гнался за преступником, я познакомилась с лучшей русской девушкой.

Годы идут. Настала пора завести семью и родить детей. Год назад я встретила Мишеля, он брокер, зарабатывает на бирже. Мы очень подходим друг другу. Моя мама сказала, что у нас будут красивые дети. Мишель изысканно ухаживает, и с каждым днём я всё больше влюбляюсь в него.

Итак, я делаю серьёзный шаг в жизни! Беззаботная её часть заканчивается и начинается совершенно другая, мне неизвестная, которая немного пугает меня. В прежней жизни были вы. Именно поэтому я хочу, и Мишель поддержал моё желание, чтобы и в этой новой тоже были вы.

Прошу вас, примите наше приглашение. Мы слышали, что сейчас в России сложная жизнь. Если нужны деньги, напишите, и мы оплатим расходы.

Повеселимся на свадьбе, а потом будем гулять по набережной Сены и петь песни! Только не отказывайтесь!

Всегда ваша, Изабель».

Второй лист оказался приглашением для Игоря Портнова и Наташи Коваленской. Наташа ощутила, как улыбка проступила на лице.

«Господи! Надо же! Изабель!»…

Апрель с водою – май с травою. Пожалуй, Наташа не помнила в своей жизни более сырого и дождливого второго месяца весны. Возникало ощущение, что воздух пропитан водой словно губка, того и гляди – случайно коснёшься, и всё заструится. И как же в такую погоду летают самолёты?

Не в первый раз Наташа корила себя за то, что поделилась французской корреспонденцией со Стеллой. Не единожды её посещали мысли, что не будь того порыва – рассказать всё лучшей подруге – сколько бы хлопот и тревог можно было упредить. Но что поделать, ведь подруги и нужны, чтобы всё им выбалтывать! Именно такой подругой и была Стелла со своим советом – et que penser ici! И действительно, чего тут думать!

Из января апрель казался чем-то далёким, как и сама заграница, в которой ещё не доводилось бывать. Впервые – и одна! Правда, был ещё Стеллин инструктаж, довольно подробный, но всё-таки…

Сейчас же в небольшом кафе аэропорта Стелла давала последние наставления:

– Получишь багаж, выходи из Орли. Увидишь стоянку такси, иди туда. Будут зазывать в попутчики частники, категорически отказывайся. Не думай, что у них всё хорошо. Мафия вездесуща!

Очевидно, для подтверждения правоты своих слов и большего воздействия на память наставляемой, Стелла провела большим пальцем руки себе по шее и цокнула вдобавок. Заметив, что Наташа не испугалась, сразу же продолжила:

– Мелочь на такси держи под рукой, чтобы не показывать содержимое кошелька. Плати по счётчику и накинь чаевых – процентов десять, не больше. Если таксистом попадётся араб и забудешь про чаевые, готовься пройти курс современного французского сквернословия.

– Даже интересно, – улыбнулась Наташа. – Может, по возвращении сяду за диссертацию на тему «Французские непарламентские выражения, как метод ускоренной социальной адаптации выходцев из стран Ближнего Востока в современном французском обществе».

– А что? С точки зрения филологии – вполне интересно!

Они задорно прыснули со смеха, забыв, где находятся, и сразу же поймали на себе несколько колючих взглядов. А из угла с развесистым фикусом послышалось: «Иностранки, что с них взять!»

– Да, спасибо тому сердитому гражданину из джунглей! Чуть было не забыла. Веди себя так же, словно вокруг тебя не иностранцы, а сплошь друзья. Нашего брата, руссо туристо, вычисляют по угрюмости и зажатости… – Стелла внимательно посмотрела на подругу. – Хотя ты у меня не такая! Послушай, Наташка, глядя на тебя никак не могу взять в толк: утром смотрюсь в зеркало и понимаю, что годы идут, а вот ты не только не меняешься, а становишься только красивее.

– Брось, Стелла. Я сейчас покраснею.

– Нет, на самом деле! Не веришь? Даже немножечко завидую.

– Поехали вместе. – Наташа заглянула в глаза подруги.

– Поехала бы, но ты же знаешь. Развод – дело непростое. Но обещаю, что в следующий раз – обязательно вместе. Француженки нам конкурентки!

Париж у наших ног, – Стелла вздохнула и неожиданно запела подзабытую песню Джо Дассена. – Aux Champs-Élysées, Aux Champs-Élysées, Au soleil, sous la pluie À midi ou à minuit…

И Наташа тут же подхватила:

– Il y a tout се que vous voulez Aux Champs-Élysées[4]4
  На Елисейских полях, на Елисейских полях, на солнце, под дождем в полдень или в полночь, на Елисейских полях есть все, что вы хотите (перевод с фр.)


[Закрыть]…

– У девушек хорошее настроение? – вмешался на очередном повторении куплета галантный официант. – Прилетели или улетаете?

Стелла посмотрела на него из-подо лба и умудрённо заметила:

– Главное, чтобы не пролетели!

Она перевела взгляд на Наташу и поинтересовалась:

– Наш самолёт ещё не объявляли?

– Должны были, но я не слышала, – ответила Наташа, посмотрев на часы.

– Значит, пора, – подвела итог Стелла и попросила официанта принести счёт.

Ощутив, что настаёт время прощания, Наташа с грустью посмотрела на подругу и тихо произнесла:

– Может, ну его, этот Париж? Погуляем по Москве, сходим в Третьяковку…

– А Изабель? – переспросила Стелла с хитринкой.

Наташа немного помялась, улыбнулась и, махнув рукой, наконец-то окончательно решилась:

– Да, просьба Изабель стоит волнений!

Рассчитавшись, они поднялись и неспешно направились к стойкам таможенного оформления.

Неожиданно прямо перед ними пронеслось что-то тёмное с развивающимися тонкими кудрявыми локонами.

– Смотреть надо! – крикнула Стелла вслед перерезавшей их путь фигуре харедима и, уже обращаясь к Наташе, добавила: – Слушай, я, когда была в Израиле, видела этих ортодоксальных евреев. Скажу тебе, это нечто!

В этот самый миг харедим в чёрном костюме и такой же чёрной широкополой шляпе, из-под которой свисали пейсы, обернулся, и что-то знакомое показалось в его лице.

– Ты видела? – напрягая память, спросила Наташа.

– Видела, – уже равнодушно ответила Стелла, переключившись на другие проблемы. – У нас какая стойка?

– Что?.. – словно не расслышав, вырвалось у Наташи.

– Номер стойки таможенного оформления? – повторила подруга.

– Ты видела его?

– Наташка, ты уже спрашивала.

– И что ты ответила?

– Обычный ортодокс с пейсами. В Иерусалиме у Стены Плача их не сосчитать. Чем этот прельстил? У них ведь строго: если ты не еврейка, то тебе не светит.

– Я и не хочу, чтобы мне светило, – продолжая размышлять, сказала Наташа. – Не считай меня сумасшедшей, но, мне кажется, что это был Николай.

– Тогда скорее уже Натан! – рассмеялась Стелла, но, заметив напряжённое лицо Наташи, тут же осеклась. – Какой такой Николай?

– Наш Коля, – неуверенно начала Наташа. – «Скафандров».

Теперь уже Стелла застыла с выражением лица, на котором недвусмысленно читалось полное смятение. Она неспешно повернулась в сторону, куда умчался сын Израилев.

– Да что ты, Наташка, он же русский! – выдавила она из себя. – Показалось.

– Вот что хочешь со мной делай, но я уверена – Яковлев!

– Хотя, если задуматься, Яковлев вполне такая себе фамилия. А давай догоним? Время ещё есть?

– Неудобно как-то… – замялась Наташа. – У него могут быть свои дела…

– Но ведь и мы не чужие. Давай, не тушуйся!

Стараясь соответствовать законам жанра, Стелла подняла воротник пальто и опустила на нос поддерживавшие волосы тёмные солнцезащитные очки.

– Как я? – спросила она.

– Бонд! Джеймс Бонд!

– Ага, знай наших! Я вперёд, а ты за мной… след в след!

– А если оступлюсь?

– Вместо Парижа окажешься в Тель-Авиве! – весело подмигнула подруге Стелла.

К сожалению, «шпионский» пролог оказался на удивление коротким. Уже через десяток метров они заприметили подходившего к стойке широкоплечего харедима.

– Вот он! – прошептала Стелла. – Ты и сейчас уверена, что это «Скафандров»?

– Смотри, какая фигура! Где ты видела такого еврея?

– Ну, положим, они тоже разные!.. Но что-то «скафандровское» в нём есть!

Не успели они обсудить схожесть внешности, как объект их интереса окружили люди в штатском, возникшие из ниоткуда, и предъявили красные удостоверения.

– Блин! – на высокой ноте, сдерживая голос, произнесла Стелла. – Похоже, хана Коленьке!

Ухватив Наташу за руку, Стелла подтащила её к колонне, за которой они устроили наблюдательный пункт. А если быть точнее, наблюдательно-слуховой пункт, потому как оттуда можно было разобрать доносившийся разговор.

– Куда собрались, господин Яковлев? – поинтересовался один из штатских, который, судя по всему, был за старшего.

– Je ne comprends pas[5]5
  Я не понимаю (фр.)


[Закрыть], – отозвался на французском со странным акцентом ортодокс.

– Не понимаете? Можно и по-французски…

Далее человек в штатском на языке папы и сына Дюма совершенно беззлобно повторил вопрос: