Текст книги "Любовь с чудинкой"

– Мадам Наташа! Мы тебя нашли! – радостно повторяла девочка своим приятным голоском.

– Жаклин, как ты здесь оказалась? – спросила Наташа, опустившись перед ней на корточки.

– Мы с папой… Мы хотели… А они тебя увезли… – задыхалась девочка от избытка чувств. – Но папа сказал, что найдём…

В этот момент перед камерой появились люди. На переднем плане выделялся улыбающийся Патрик и озабоченный чем-то полицейский, тот самый, которому предстояло растить дочерей вместе с женой-толстушкой. Полицейский расстроено повторял:

– Да если бы мы знали, господин помощник министра… Да если бы мы знали…

Патрик подошёл к решётке и, положив одну руку на растрёпанные кудряшки Жаклин, протянул Наташе другую.

– Простите меня великодушно, Наташа, что так задержался!

Едва рука оказалась в его ладони, как она почувствовала, будто невидимые доселе тонкие шёлковые нити сотнями тысяч нежных узелков связывают её с этим милым улыбающимся человеком и его очаровательной малышкой. На сердце стало так легко и свободно, что, казалось, ещё мгновение, и ноги оторвутся от земли, и она просочится не только сквозь разделявшую их решётку, но и преодолеет любую преграду…

– Камилла! – приглушённо вскрикнула Наташа. – Простите, Патрик. Я сейчас, Жаклин…

Она бросилась ко всё ещё бездыханно лежавшей цыганке и принялась её тормошить.

– Камилла!.. Слышишь меня?! Очнись!.. Я прошу тебя! Камилла!..

– Врача, срочно врача! – крикнул кто-то.

Веки цыганки слегка дрогнули и открылись. Она огляделась вокруг, сверяясь, на каком именно свете находится, и удостоверившись по Наташиным слезам, что там, где нужно, негромко спросила:

– Ты счастлива? А то я там такого насмотрелась!..

Эпилог

«Fly me to the Moon, Let me play among the stars[6]6
  Мчи меня к Луне, я хочу петь среди звёзд (англ.)


[Закрыть]…» – бархатным голосом Фрэнка Синатры пропел телефон Стеллы.

– Ой, привет дорогая! – сказала Стелла в трубку и подмигнула мне. – Да… У меня… Сидим, вино попиваем… Нет, больше я, твой сопротивляется… Ага… Передам обязательно… В субботу? Конечно, я за тобой заеду.

Стелла отложила телефон и, одарив меня очаровательной улыбкой, сказала:

– Юлька волнуется, ничего ли с тобой не случилось?!

Я поднялся и посмотрел в окно. На город опускались тяжёлые сумерки, разбавленные пока ещё редкими огоньками фронтонов высотных домов. Сейчас они напомнили мне планетарий из школьного детства. Не знаю, как другим, а мне всегда нравилось, когда в круглом зале выключали свет и безжизненные стены внезапно загорались сотнями лампочек, изображающих созвездия, планеты и звёздные туманности. Под этими искусственным небосводом я любил мечтать, представлять себя летящим на помощь неизвестной цивилизации на корабле «Заря» к звезде Шедар. А монотонный голос лектора, словно гипноз, погружал меня то ли в сон, то ли в фантастическую реальность. И вот я уже командир корабля Витя Середа, готовый вступить в противоборство с роботами-негодяями…

– Помнишь фильмы «Москва-Кассиопея» и «Отроки во вселенной»? – неожиданно даже для себя спросил я Стеллу.

– Конечно. Классное кино! Я его раз десять смотрела.

– А я раз сто, наверное. Каждое лето родители отправляли меня на одну-две смены в пионерлагерь, где кино крутили через день. Вот и получалось, один день – первая серия, другой – вторая, потом ещё «Неуловимых» все фильмы покажут.

– А нам ещё показывали «Молчание доктора Ивенса» – чумовой фильм! А какая там любовь!

– Фильм, соглашусь, крутой. Только вот про любовь не помню, – признался я.

– Как не помнишь? Там инопланетянка Болотова в Бондарчука влюбилась.

– Ну и что? Вроде ничего такого особенного и не было…

– Там всё между строк! Мы с девчонками каждый раз переживали!

Я посмотрел на Стеллу. В этот момент она действительно была похожа на юную пионерку, возвращающуюся из кинозала в свой корпус и живо обсуждающая с подружками непостижимые тайны внеземной любви.

– А чем же закончилось у Наташи? – спросил я, возвращая собеседницу в дни нынешние.

– У неё всё хорошо, Гриша. Через год они с Патриком поженились. Родила сына, которого назвали…

– Игорь, – перебил я.

– Именно так! Они по-прежнему счастливы, живут под Парижем в собственном доме. Патрик категорически был против, чтобы она работала. Но Наташка не такой человек, чтобы сидеть дома. Она организовала что-то вроде клуба любителей русской культуры. Раз в неделю к ним съезжаются местные знаменитости, в том числе и из столицы. Читают стихи, поют песни, смотрят фильмы, обсуждают. А по воскресеньям Наташа учит русскому языку местных ребятишек.

– Как и подобает женщине её происхождения! – добавил я.

– Какого происхождения? – не поняла Стелла.

– Дворянского, какого же ещё! Настоящая жизнь русской аристократии. В хорошем значении слова, – сказал я и улыбнулся.

Поблагодарив Стеллу за проведённый вечер и забрав подарок для Юлианны в виде половины пирога, я спустился, сел в машину, и приветливо бросив просвещённому охраннику: «Гуд бай, май френд!», – через несколько минут уже ехал по московским пробкам туда, где меня ждала самая желанная на свете женщина.

Однако мысли о Наташе и Игоре не выходили из головы. В рассказе Стеллы сплелись воедино и наша юность, и трагедия любящих людей, и чудесное перерождение, сдобренное всякой чертовщиной, заклятиями и цыганской ворожбой. Я жалел Игоря, Наташу, пытаясь понять, кто из них прав, а кто виноват. То и дело размышления приводили меня к прямо противоположным выводам, которые, словно гири, ставились на чаши весов.

Погружённый в думы, я остановился на светофоре, на котором, судя по бегущему счётчику, мне предстояло провести ближайшие две минуты жизни. Выстукивая пальцами по рулю ритм звучавшей по радио очень модной, но при этом крайне нудной песенки, от которой больше хотелось лезть на стену, чем на танцпол, я переключил радиостанцию. Однако и там было не лучше.

– Чёрт побери! – выругался я вслух. – О времена, о нравы!

Боковым зрением я заметил, что кто-то пристально смотрит на меня. Осторожно повернув голову влево, я встретился взглядом с симпатичной девушкой с разлохмаченной головой по моде, сидящей в соседнем автомобиле. Она смотрела на меня так искренне, как смотрит дочь на отца.

– Простите, не сдержался, – произнёс я в своё оправдание. – Сам когда-то был молодым и думал, что никогда не уподоблюсь старикам, ворчащим и ругающим молодёжь за их музыку. А вот перевалило за пятьдесят и, слушая эту галиматью, понимаю, что то, чего так хотелось избежать, всё же меня накрыло.

– А знаете, а я с вами полностью согласна, – ответила случайная попутчица. – Не песня, а отстой!

Я бы даже платила деньги только за то, чтобы подобное не засоряло эфир.

– Другими словами, вы считаете, что я ещё не совсем перешёл в возраст увядающей осени?

– Думаю, что нет, – ответила собеседница. – Просто трудный день.

– И день трудный, и воспоминания накатили, – согласился я.

– Хорошие или плохие?

– Да как сказать, разные!

– Это же хорошо, что разные! – улыбнулась не по годам рассудительная девушка. – Было бы странно, если бы всё было или плохо, или хорошо. Плохо – это верный путь в сумасшедший дом, а хорошо – это…

– Когда уже в сумасшедшем доме, – перебивая её, предположил я.

– Отлично сказано! – отметила моя собеседница.

Красный свет светофора начал мигать, призывая водителей приготовиться к движению.

– Спасибо вам! – бросил я. – Будьте счастливы! И пусть ваша жизнь будет состоять из больших радостей и малых огорчений! И если однажды упрётесь в стену безысходности, не отметайте возможность второго шанса. Это я знаю точно!

Девушка подмигнула мне, словно старому знакомому, и в следующий момент её машина сорвалась с места.

Надо же, как бывает, встретился случайный человек, и вроде бы ничего не сказал, а на душе воцарилось умиротворение. И кому какое дело до правоты Игоря или Наташи?! Это их жизнь, они прожили её так, как прожили. Никто не может их судить. И дай бог, чтобы в новой жизни у Наташи всё было хорошо! И у Стеллы было хорошо! И у меня…

– Алло, любимая! – сказал я, едва жена ответила в трубку. – Буду через четверть часа. Может, прокатимся на великах?