Текст книги "Утерянное Евангелие. Книга 2"

– В тебе нет зла… Или ты притворяешься. Белые хорошо умеют притворяться… Но помни, что Камень Свободы только для добрых людей. Он умеет мстить…

С этими словами Хуур встал и, не говоря больше ни слова, с обезьянкой на плече зашагал в сторону своей крохотной сторожки у ворот.

– Еще один сумасшедший. Сколько их было на моем пути, – пробормотал Лавров.

– Ты о чем, Петрович? – спросил Игорь, сидящий рядом.

– А ты что, не слышал?

– Что? – удивился Игорь.

Виктор оглянулся. Он чувствовал себя нашкодившим подростком. На него смотрели глаза сразу нескольких человек из очереди, стоявших на прием к Аниссе.

– Хорунжий, или ты глухой? Ты слышал, что сказал Хуур?

– Кто?

– Ты еще спроси, кто я, и точно пинка получишь! – окончательно рассердился Лавров.

– Да ты не злись, а расскажи толком, что произошло?

Журналист поднялся и зашагал в сторону ворот, где в маленькой будке сидел старый охранник. Он резко дернул ручку двери. На него глядел заспанный старик Хуур глазами, полными непонимания.

– Хуур, повтори, что ты сказал?! – строго выкрикнул Лавров на английском.

Сомалиец смотрел так, как будто где-то прожужжала муха. Он не понял ни слова.

– Хуур! Если ты будешь…

– …Оставь его в покое, мистер путешественник! Он не понимает никакого языка, кроме сомали.

Виктор повернулся и увидел перед собой Аниссу. Женщина улыбалась одними глазами.

– Пойдем лучше, я тебе что-то расскажу.

– Почему Хуур меня обманывает? – в замешательстве спросил Виктор, направляясь вместе с эфиопкой в строение.

– Кто?

– Хуур, старик этот ваш, – опять начал раздражаться Виктор.

– Его зовут Аворебзак…

Виктор в смятении шел за Аниссой. Что это было? Старик, обезьянка… Локи.

– Локи, не балуйся! – строго крикнула Анисса мартышке, которая сидела у входа, привязанная поводком к скамейке.

– Локи? – переспросил Виктор.

– Мы ее держим как сигнализацию от змей, крыс и крупных хищников, – пояснила врач и жестом пригласила обескураженного Виктора пройти внутрь постройки.

– Зачем ты взял в экспедицию человека с одним глазом? – Анисса смотрела на Виктора, как школьная учительница смотрит на в очередной раз провинившегося классного разгильдяя.

В приемной не было больше никого, и гулкий голос эфиопки отдавался дребезжащим звуком в стеклянном медицинском шкафчике со стерилизаторами, шприцами и всякими склянками.

– Что значит с одним глазом? – переспросил журналист.

Он был далек от предмета беседы, так как еще не пришел в себя после странного разговора со старым сомалийцем. Разговора, которого, оказывается, вовсе не было. Или был?

«Странное место. Что это так влияет? Пища? Грибов мы вроде бы не ели. Деревья?» Виктор слышал от аборигенов племени масаев, что в саванне есть оазисы, которые подавляют волю и внушают страх и уныние, а иногда показывают то, чего никогда не было, но, может быть, будет. Лавров отнесся к этим россказням как к очередному бреду отсталых сказочников-шаманов, живущих первобытнообщинным строем в XXI веке. Но сейчас он сам стал свидетелем непонятного явления, которое, похоже, может объяснить только психиатр. «Надо быстрее двигаться дальше, иначе сойдем с ума, так и не достигнув цели».

– Анисса, мы, наверное, скоро уедем, – невпопад заявил Виктор.

– Мистер Лавров, ты меня не слышишь? Этот мужчина, Маломужич…

– …Маломуж, – поправил Виктор.

– Маломуж, – согласилась эфиопка. – Он не видит на один глаз…

Глава 12
Родину не выбирают

– Это случилось в одной из западных стран при разгоне демонстрации… Пошел напряг… Властям не помогали даже водометы. Протестующие стали кидать «коктейли Молотова…»

Олег рассказывал о своей беде сбивчиво, каждое слово давалось ему с трудом. Он не хотел переживать произошедшее еще раз и вспоминать о том, чем закончилась для него поездка с информационно-аналитической службой год назад.

– Потом в нас стали кидать камнями. Я изворачивался, как мог… У меня же камера с канала… Не дай бог разбили бы – век бы не рассчитался… И тут хлопок. Что это было? Не знаю – петарда, взрывпакет… Не знаю. Сразу обожгло. Но камеру не уронил…

Олег нервно рассмеялся.

– …А потом сколько ни ходил по врачам – без толку. Говорят, ничего сделать нельзя… И бельмо начинает расти.

Виктор посмотрел Олегу в глаза. Действительно: его правый глаз в глубине радужной оболочки был словно подернут дымкой.

Олег Маломуж был прекрасным оператором – настоящим профессионалом своего дела. Давным-давно кто-то очень точно сравнил работу оператора с оруженосцем при рыцаре – репортере. Насчет Маломужа коллеги на телеканале шутили, что если бы у Дон Кихота был такой Санчо Панса, он бы завоевал всю Испанию. И правда, Олег владел таким количеством приемов съемки обычной телекамерой, что окружающие только удивлялись, откуда он все это берет. И вот теперь такая беда…

– Но почему ты сразу мне не сказал? – наконец выдавил из себя Виктор.

– Рассказать кому-то – сразу лишиться работы. А мне детей кормить нужно, – коротко ответил Олег.

И Олег кормил. Уже год после того, как правый глаз оператора перестал видеть, Маломуж продолжал работать на канале и никто ничего не заметил. Мало того, видеоматериал одной из его летних съемок был удостоен награды за высокий профессионализм.

«Так вот почему ты не увидел жирафа в гостинице и льва в саванне… – думал Лавров. – Но какие он кадры сделал по пути сюда! Как? С одним видящим глазом. Уму непостижимо».

– Может, мне уехать? – Олег неуверенно посмотрел на журналиста.

– Олег, хочу тебя успокоить, – ответил Лавров оператору в своем духе. – Даже если ты потеряешь ногу, а затем руку, я все равно тебя не отпущу.

– Не переживай, Петрович, уж второй глаз я точно не потеряю, – разрядил обстановку не менее ироничный Маломуж.

Виктор и Олег сидели под раскидистым банановым деревом за строением миссии, подальше от людских глаз. Сразу за забором был приличный кусок джунглей, где дразнились обезьяны и кричали какие-то маленькие птички. Беззаботная жизнь… Дикие места… И дикие люди.

Тонкая маленькая стрела просвистела буквально в метре от головы Маломужа и встряла в ствол дерева.

– Ух ты ё!.. – воскликнул Лавров и, схватив Олега за плечо, с силой опустил его за собой на землю.

– Ты видал? – вполголоса спросил он Олега, лежа плашмя.

– Ага… Не зарекайся, называется… – ответил испуганный Маломуж.

– Т-с-с-с…

Виктор по-пластунски преодолел расстояние в несколько метров до забора. Вернее, это был даже не забор, а плетень, обвитый ползучим кустарником. Где-то сзади звякнуло и посыпалось разбитое стекло в окне миссии: это был второй выстрел из лука. Судя по скорости и силе снарядов, лучник был совсем рядом.

Увидев, что Маломуж прижался к земле и был в относительной безопасности, Лавров кивнул головой и показал рукой характерный жест, давая понять, что никуда бежать не нужно. Журналист был уже у самого ограждения, когда обнаружил в стороне небольшой, но увесистый камень. В умелых руках и иголка становится оружием, а уж если в наличии есть камень, то это уже половина спасения. Если удачно попасть в стрелка и на некоторое время вывести его из строя, можно воспользоваться заминкой и успеть улизнуть. Виктор аккуратно раздвинул листья плетущегося растения. Опытный взгляд разведчика не нашел ничего такого, что могло бы представлять опасность. Много лет назад, еще в школе разведки, Виктор Лавров хорошо усвоил уроки следопыта. И это не раз пригодилось ему как в горячей точке, где он еще совсем мальчишкой исполнял свой интернациональный долг, так и во многих своих командировках уже на телевидении. Прошло тридцать лет, но, как известно, разведчиков бывших не бывает.

По траектории полета обеих стрел Лавров смекнул, что выстрелы были произведены с земли, однако, зная способность туземцев перемещаться быстро и практически бесшумно, он внимательно осмотрел близстоящие деревья. Что там? Все те же чирикающие местные попугаи и еще какие-то мелкие птички… Вдруг за одним из стволов на ветке он увидел слабое шевеление. Рука крепко сжала камень и готова была метнуть его, как только враг высунется из-за ствола для очередного выстрела. Еще мгновенье и… из-за ствола высунулась голова маленькой обезьянки.

«Вот тебе и стрелок, – усмехнулся про себя Лавров. – Сейчас бы убил ни за что. Глупышка-мартышка».

Виктор почувствовал, что им пора отсюда выбираться. Он обернулся к оператору.

– Значит так, Олег. Я постараюсь отвлечь. Ты – кабанчиком в дом. Собирайте с Хорунжим манатки. Думаю, долго мы здесь не задержимся.

– Но как же… – начал Маломуж.

– Я тебе что сказал? – рассердился Виктор. – Лучше бы ты онемел, а не ослеп! Делай, что я тебе говорю.

С этими словами Лавров резко выпрямился, сорвался с места и, сделав два шага, перелетел невысокий плетень, будто нырнув в воду. Опустившись на руки и тем самым спружинив, он сделал кувырок вперед и тут же перекатился влево, встав на ноги. В следующую секунду он изменил направление своего движения.

Навыки, приобретенные еще в юности, никуда не деваются. Особенно когда они подкреплены работой натренированного тела. Виктор постоянно поддерживал себя в форме. Через считаные секунды он уже слился с густой зеленой массой джунглей.

– А-а-а! Твою попугая бабушку! – выругался Лавров.

Не успел он притаиться под деревом, как на него нагадил гигантский какаду.

«Зачем тебе это нужно, Лавров, в твои-то годы?» – спрашивал сам себя журналист, вытирая с макушки птичий помет, и тут же отвечал сам себе: «А по-другому нельзя. Жить не интересно».

Размышления украинца прервал пронзительный детский крик. Вне зоны видимости где-то слева кричал ребенок. Виктор сразу подумал, что между стрельбой и детским криком есть связь. Ребенок! Ранен? Сердце сжалось. Он ведь и сам был отцом. Не теряя бдительности, Виктор рванул на помощь, мелькая между деревьями так, что в него невозможно было бы попасть ни из лука, ни из пистолета. Но что это?..

…На поляне прямо перед забором миссии старик-сторож лупил какого-то мальчишку лет восьми по мягкому месту, что-то приговаривая на языке сомали. Виктор прислушался, мысленно переводя обрывки фраз и слов, которые знал. Судя по всему, старик наказывал пацана за разбитое окно: «…Стрелять… лук… окно… дурак…»

Здесь же, на рыжей от солнца траве, лежал маленький лук и колчан со стрелами. Маленький – не маленький, а сила стрелы была внушительной. Лавров ошарашенно поплелся к своим. «Ни хрена себе, ангелочек с пухленькими губками», – про себя прокомментировал Виктор происшедшее. Мысль о том, что его и Маломужа мог убить обыкновенный восьмилетний мальчуган, просто не укладывалась в голове.

– В нашей стране дети учатся стрелять намного раньше, чем начинают что-нибудь соображать, – печально рассказывала Анисса Виктору, вынимая из стерилизатора только что обработанные хирургические инструменты: скальпель, зажимы, шприцы, ножницы.

Эфиопка готовилась к операции. Полчаса назад привезли раненного в перестрелке мужчину. Подготовив инструменты, она еще раз изучила снимок.

– Вы мне поможете, мистер Лавров? А то здесь пуля в грудной клетке, недалеко от сердца. До госпиталя в Могадишо могут и не довезти…

– Я-а-а? – Виктор с недоверием посмотрел на африканку. – А где ваш рентгенолог?

– Он был убит на прошлой неделе, – буднично ответила эфиопка, что-то записывая у себя в журнале, будто речь шла о человеке, ушедшем в отпуск.

Виктор был шокирован. Человек, регулярно спасающий жизни, рассуждает о смерти своего коллеги так легко, будто тот вышел попить кофе и скоро вернется. Что это? Профессиональный цинизм или врожденное безразличие?

– Так поможете? Просто мои ассистентки опять разбежались кто куда, – улыбнулась Анисса прекрасной белозубой улыбкой. – А вы – мужчина сильный и не боитесь крови.

Виктор все еще был в замешательстве. Да, в его жизни бывало всякое: он лечил туземцев племени хули от малярии, зашивал небольшие порезы индейцам племени ватуси в джунглях, где до ближайшей больницы сотни километров, и даже принимал роды у негритянки в Папуа – Новой Гвинее. Конечно, он не боялся крови, но здесь… так просто взять и стать ассистентом хирурга?

– В воюющей стране научишься переживать молча. Особенно когда постоянно нужно кого-то спасать. Скальпель!

Анисса и Виктор стояли в операционной, полностью экипированные соответственно случаю – одетые в халаты, завязывающиеся сзади, в масках, закрывающих лица до глаз, шапочках и стерильных перчатках. Перед ними на столе лежал сорокалетний скотовод, случайно оказавшийся в зоне перестрелки двух враждующих группировок. Мужчина был под наркозом. Рядом с Аниссой и Виктором находилась восемнадцатилетняя Лейя. Ей мать поручила следить за давлением пациента.

Лавров еще ничего не сделал, а уже вспотел, к тому же у него страшно чесался нос, и это доставляло нестерпимые мучения. «Видели бы меня сейчас мои дочки…» – думал Виктор, передавая Аниссе скальпель.

– Проклятые бандиты. Покарает их кори-исмарис…[14]14
   Человек-оборотень, превращающийся в гиену, согласно сомалийской мифологии.


[Закрыть] – сердито произнесла Анисса, делая надрез.

– А вы первый раз это делаете? – Виктор смотрел на Аниссу с недоверием.

– Что? Ругаюсь? – переспросила женщина и тут же скомандовала: – Тампон!

Лавров понял, что в искусстве иронии ему с этой женщиной не тягаться и протянул ей тампон.

– …Мне еще повезло. Я уехала учиться в Европу до развала страны, – вдруг перескочила на другую тему Анисса. – Вернулась, а тут уже такой беспредел… Тампон!

Виктор протянул Аниссе заранее приготовленный тампон из марли.

– …Когда свергли президента, новые лидеры никак не могли между собой договориться, – продолжала Анисса между делом. – Каждый считал себя главнее другого, хотел управлять страной. А нас просто растерзали. Помогите мне, мистер Лавров. Надо вскрыть грудину. Лейя, доченька, ты тоже помогай!

Анисса подцепила мягкие ткани тела оперируемого крючками и стала раздвигать их в разные стороны. Но двух рук не хватало, к женщине-хирургу подключились ее дочка и украинский журналист.

– Сильнее, чуть сильнее… Вот так, – контролировала движения ассистентов Анисса. – Родители хотели уехать обратно в Эфиопию, но не успели. Отца – убили, мать сошла с ума… Та-а-а-к, что у нас тут?..

Анисса разглядывала раскуроченную грудину скотовода со взглядом механика, открывшего капот автомобиля.

– Лейя, детка, подай мне ретрактор[15]15
   Ретрактор – приспособление, с помощью которого хирурги раздвигают ребра у пациента во время операции.


[Закрыть].

Сильными руками «волшебница» сомалийского народа раздвинула ребра пастуха.

– Небольшой разрыв надкостницы сопряжен с ранением межреберных сосудов… Хорошо… – пробормотала Анисса, а затем громко продолжила свой рассказ:

– …Осталось два младших брата. Стреляют где-то. Конечно, стрелять и убивать легче, чем учиться и работать… Пинцет, пожалуйста… Нет, не этот! С длинными ручками.

– Но почему вы не оставили все это и не уехали, раз тут все так плохо? – спросил Виктор, передавая женщине пинцет и ловя себя на мысли, что действует как глупый репортер, который идет напролом.

– Вот она! – воскликнула Анисса и торжествующе подняла кверху пинцет с пулей, только что извлеченной из вскрытой грудной клетки сомалийца. Уже безопасная железка звякнула о металлическое дно лотка.

Внезапно «волшебница» посмотрела куда-то за спину своим ассистентами и лицо ее исказила гримаса гнева.

– Я же просила не снимать!!!

В стороне, почти у входа, но так, чтобы все видеть, стоял с камерой еще недавний пациент благотворительной клиники Олег Маломуж, вошедший сюда так тихо, что никто из присутствующих его не заметил.

– Оле-е-г, – с укоризной протянул Виктор, и оператор кивнул головой и вышел, оставив камеру на штативе. Так обычно делают операторы, чтобы не смущать участников проекта, попавших на телевидение в первый раз. Оператор уходит, а камера… продолжает снимать.

– Неужели вы все еще не доверяете нам? – заискивающе спросил Виктор. В другое время он не стал бы задавать таких идиотских вопросов, но он был сражен силой духа этой женщины и на какое-то время превратился в студента на лекции.

– Дело не в доверии, – продолжала сердиться Анисса, но уже больше для порядка. – Снимать меня в таком виде, с маской на лице… как-то неудобно…

«Женщина всегда женщина…» – с внутренней теплотой думал Виктор, выходя из операционной.

– Мистер Хорунжий, отвезите больного в палату, – приказала Анисса Игорю, который ждал в коридоре и был на подхвате.

Навигатор одобрительно кивнул головой и пошел выполнять поручение своего временного командира.

– …Уехать отсюда и все бросить? – продолжила Анисса за мытьем рук в небольшой отдельной комнате-уборной. – А кто же будет лечить сомалийцев?

Женщина недоумевала.

– Я здесь родилась и выросла. И я твердо уверена в том, что нам не помогут ни янки, ни русы[16]16
   Так в арабских странах называют россиян.


[Закрыть]. Только мы сами. Через большие страдания и лишения. Пока не поумнеем и не решим жить по-другому.

Виктор вопросительно посмотрел на Аниссу, как бы ожидая пояснений.

– Народ не бывает глупым. Глупым бывает правительство, которое думает, что терпение людей безгранично.

Удивительная женщина. Кроме ее будней, связанных с ежедневным спасением человеческих жизней, кроме детей, которых у нее было одиннадцать, в ее голове находилось место для трезвой оценки того, что происходит в ее родной стране. Но довольно думать о другой стране. Нужно спасать своих соотечественников, которые уже почти пять месяцев томятся в пиратском плену. Времени остается все меньше, шансов на спасение практически нет. Нужно торопиться. Где-то в Марке, у своих родственников, остановились охранники – Джоннидепп и Муслим. Нужно будет их найти – и вперед…

– Нам пора! – в этот же вечер заявил журналист Аниссе в маленькой ординаторской, которая служила также и приемной, куда весь день стояла очередь из местных жителей. Поток пациентов только что схлынул.

Анисса, будто не слыша Виктора, смотрела в окно. На улице, у входа в миссию, в пустом дворе Игорь Хорунжий и Лейя развешивали какие-то тряпки.

– Бинтов не хватает, – устало произнесла врач. – Приходится стирать…

– Анисса, – повторил Виктор. – Нам нужно продолжать свой путь.

– Ну куда вы пойдете? У твоего друга гемоглобин – шестьдесят. Ты хочешь, чтобы он умер по дороге? Ему нужен покой, отдых, понимаешь?

– Не нужен! Я совершенно здоров! И не шестьдесят, а шестьдесят восемь! – послышался за дверью голос оператора. Затем дверь открылась.

– А ты не подслушивай! – наигранно негодовал Лавров.

– Вы опять встали с койки? – возмутилась Анисса. – Ну что с вами, русами, делать?

– Мы – украинцы!

– А упертые, как русы! – возразила врач.

– Вот еще! – вспылил Олег. – Это они упертые, как мы! Киев – мать городов русских.

– Я не знаю вашей истории, я знаю только одно: вам нужно поднять гемоглобин как минимум до восьмидесяти. Только после этого можно говорить о дальнейшем путешествии.

Эфиопка говорила голосом, не терпящим возражений, а потом вдруг добавила тихо и кротко:

– Ну, пожалуйста…

– Анисса, милая, пойми нас, – взмолился Лавров.

– …Мы не можем торчать здесь столько времени! – пылко подхватил Маломуж.

– Три дня назад вы, мистер Маломужич, могли вообще уже нигде не торчать, – обезоружила оператора врач.

Олег опустил голову, как провинившийся мальчик перед учительницей.

– Ну, хорошо, – тяжело вздохнул Виктор. – Сколько ему нужно времени, чтобы гемоглобин поднялся до восьмидесяти?

– При хорошем раскладе, с питанием – мясом и рыбой…

– Это я беру на себя. Будет ему и мясо, и рыба, – перебил журналист.

– …при положительной динамике, – продолжила Анисса, – неделя. Не меньше…

– Но мы не можем ждать целую неделю! – вскрикнул Виктор и даже согнул ноги в коленях от эмоций.

– Ну… – произнесла после долгой паузы Анисса. – Давайте так: если завтра вечером гемоглобин Маломужича будет семьдесят пять…

– …Семьдесят три, – начал торговаться Маломуж.

– Хорошо, семьдесят три, – согласилась Анисса. – Тогда послезавтра утром вы можете выдвигаться в путь.

– А можно семьдесят один? – переспросил Маломуж.

– Марш в койку, Маломужич! – на этот раз рассердился уже Виктор.

Олег понял, что неправильное произношение его фамилии эфиопкой теперь, с легкой руки Лаврова, станет его прозвищем. Но это его сейчас не волновало. Главное, что послезавтра утром они спокойно продолжат свой путь.

Виктор вздохнул с облегчением. Конечно, он мог скомандовать, и экспедиция продолжилась бы сию же минуту, но… здоровье оператора его волновало ничуть не меньше, чем благополучный исход командировки, поэтому он воспринял слова Аниссы как догму.

Глава 13
Его зовут Хуур

Ночь была жаркой и липкой. Кондиционеры в миссии не работали уже второй год. Приходилось терпеть. Лавров то и дело просыпался от недостатка воздуха и смотрел на часы, предвкушая утро и душ, который здесь включался строго по расписанию.

В одно из таких пробуждений он открыл глаза и увидел перед собой старика-сторожа. Это было крайне странно, ведь Лавров привык спать чутко и любой шум, особенно в периоды сосредоточенности, будил его.

– Аворебзак? – удивленно проговорил сложное имя старика Лавров. – Что ты здесь делаешь?

Старик покачал головой.

– Хуур… меня зовут Хуур.

– Не валяй дурака, старик. Иди спать, – зевнул Виктор.

– Я пришел помочь тебе.

– Чем помочь? Помочь мне выспаться? Так это я и сам умею, – засмеялся украинец.

– Если хочешь сохранить жизнь себе и своим друзьям, – сверкнул глазами старый сомалиец, – не перебивай!

– Т-с-с-с! Чего орешь-то? – ответил Лавров и посмотрел на спящего на другой кровати Хорунжего.

– Хе-хе. Не волнуйся. Он нас не слышит, – уверил Хуур. – Слой, в котором мы с тобой говорим, доступен только нам.

– Слой?!

Виктору показалось, что он сходит с ума, но старик не обратил на это никакого внимания.

– Тебя и твоих друзей хотят убить.

– Это понятно, – ответил Виктор, пропуская предупреждение старика мимо ушей. – Что за слой, и кому он доступен?

– Нам. Нашему братству…

При этих словах Виктор закатил глаза: «У-у-у-у. Как все запущено! – подумал он. – Братство, братия, орден, секта… кружок «Удиви дурака», короче».

Украинец скептически относился к организациям такого толка. И если и не высмеивал, то старался обходить их стороной. Случалось, в Киеве, посреди улицы его встречал какой-нибудь молодой человек с одурманенным взглядом и задавал вопрос:

– Скажите, вы верите в Бога?

– Молодой человек, сколько вам лет?

– Двадцать пять.

– Иди работай, сынок…

Этим, собственно, и заканчивались все вербовки Виктора в секты. А тут… Что можно сказать ночью, в чужой стране, старику, который пришел, точно во сне, и мелет всякую чепуху?

– … Если Хуур приходит к человеку, значит это неспроста, – вывел Виктора из раздумий старик со своими увещеваниями.

– Да уж, – шутливо согласился Виктор. – Если Хуур приходит – это даже круче, чем послали…

«Послали, послали… Подожди, а на каком языке мы говорим?» – спохватился Виктор.

– Язык мыслей – один, – сухо ответил старик. – Каждый думает на своем родном языке.

– То есть ты хочешь сказать…

Старик кивнул головой, давая Виктору понять, что они с ним разговаривают мыслями.

– Но как же?.. – опять начал Виктор.

– …Я не буду тебе ничего говорить, – оборвал старик. – Ты все увидишь сам.

Над тем, что произошло в следующую секунду, Виктор уже не думал…

…Анисса, словно постаревшая на пятнадцать лет, сидела на стуле в своей ординаторской. Ее было трудно узнать: лицо осунулось и похудело, потускневшие глаза впали, от них к вискам расходилась тонкая паутина морщин… Но это все-таки была она – «волшебница» Анисса. Перед ней стоял двухметровый детина в черном камуфляже. Его широкие плечи заслоняли дверной проем. Он стоял с автоматом наперевес, и его тяжелый взгляд не предвещал врачу добрых вестей.

– Разведка доложила, что в нашем районе появились янки.

– В нашем районе бывают белые, и тебе хорошо это известно, Салман, – тихо ответила Анисса.

– Всех белых собак я отлично знаю. Они либо заплатили, как положено, либо уже мертвы. Поступил приказ зачистить территорию Марки и окрестности от этого мусора, если не заплатят.

– Заплатят – это значит отдадут все, что у них есть?

– Ну, разумеется, – засмеялся в ответ Аниссе боевик. – Ты что-то знаешь о них? Говори!

– Мое предназначение – лечить людей, а не наушничать и докладывать даже такому грозному вояке, как ты.

– Ну-ну, – снисходительно и опять сквозь надменный смешок отозвался Салман. – Ты, конечно, не раз лечила наших солдат…

– …Солдат? – скрипучим голосом перебила боевика женщина. – Солдат – это тот, кто защищает свою родину, а не убивает свой народ!

Глаза Аниссы блеснули гневом. Однако она тут же успокоилась и ушла в себя. И опять горестное выражение лица и тяжелый вздох.

– За эти слова любая другая женщина поплатилась бы. Тебя спасает только то, что ты – моя мать…

…За три дня пребывания Виктора в миссии Анисса успела многое рассказать ему о себе. Умолчала лишь о сыне – боевике одной из местных группировок.

– Ты что-нибудь знаешь о них? – продолжал допрос Салман.

– О ком?

– О трех русах с охраной.

– Ты же сказал, что они – янки?

– Какая разница?! Ты что-то знаешь о них?

– Для меня нет русов или янки. Для меня есть пациенты, – уклончиво ответила эфиопка сыну-бандиту.

– Мама, – Салман впервые назвал Аниссу по-родственному. – Ты можешь хоть раз быть моим союзником?

Он выглядел беспомощным и устало опустился на стул, предназначенный для пациентов. Сейчас он казался ребенком, просто заигравшимся в «войнушки», который, разбив стекло, пришел к родителям с повинной…

– Сынок… – сглатывая ком в горле, ответила эфиопка. – А ты можешь хоть раз остаться и помочь постирать бинты или убрать в операционной, как это делает твоя сестра Лейя?

Салман – сомалиец, похожий на свою мать, темнокожий, но с североафриканскими чертами лица – долго смотрел в глаза самого родного человека – матери. Затем резко встал и тяжело вздохнул.

– Хорошо! Мы будем ждать! Они рано или поздно здесь появятся. Есть сведения, что один из них ранен. Но тогда…

Голос Салмана принял угрожающий оттенок.

– …Что тогда? – ухватилась за слова сына Анисса. – Ты убьешь меня?

– Мама! Ради Аллаха! Не начинай, прошу тебя!

С этими словами раздосадованный бандит вышел из ординаторской.

…Виктор сидел словно в тумане. Что это было? Сон наяву? Наваждение? Цветное кино от старика-аборигена?

– Теперь ты мне веришь? – спросил Хуур.

Виктор прокашлялся и подошел к окну. Вглядевшись в ночной двор, он увидел двух мужчин с автоматами, сидящих на лавочке.

«Караулят? Неужели правда?» Виктор осознал, что все, что он только что увидел, от слова и до слова было не выдумано, не навеяно гипнозом. Это была еще не изведанная наукой область человеческого подсознания, в которой возможно все, и объяснения этому «кино» просто никто еще не придумал.

– Как ты это делаешь, Аворебзак? – спросил журналист тихо.

– Хуур… Меня зовут Хуур.

– Хорошо, Хуур, как ты это делаешь?

Виктор обернулся и посмотрел в слезящиеся глаза старика. Они были пусты и бесцветны.

– Вопрос поставлен неправильно. Другой бы на твоем месте спросил, что делать.

– Знай, старик, я не дам себя так просто убить, – разозлился Виктор.

– Я знаю, – довольно ответил старик. – Тебя так просто не убьют. А выпотрошат, и ты будешь умирать долго, глядя на свою требуху… Если не поумнеешь.

– Чего ты хочешь? – спросил Виктор, решив не пререкаться с пожилым африканцем. Всем известно, что спорить с людьми намного старше себя бесполезно. Они считают, что старше – значит умнее.

– Я помогу вам. Для этого я и пришел. Вам нужно бежать.

Виктор еще раз глянул в окно и прикинул. Допустим, он резко выскочит из-за угла и успеет «выключить» этих двух африканцев. Бить придется в полную силу, поскольку темнокожие славятся своим умением держать удар. А дальше что? Где гарантия, что с другой стороны дома больше никого нет и он не попадет в лапы бандитов? Если выпрыгивать из окна, его еще нужно открыть, а это шум, который ночью слышен особенно хорошо.

– Бежать… Как ты предлагаешь бежать? По воздуху? Наши крылья еще не отросли, – в своем стиле спросил старика Виктор.

– Я знаю, – хитро улыбнулся Хуур. – Единственное, что вам нужно будет сделать – выйти через заднюю дверь и идти в джунгли, на север, никуда не сворачивая.

– Как просто! Выйти и пойти! – воскликнул Виктор.

«Сумасшедший старик. Он просто издевается…» – подумал украинец.

– Ты делай, что я тебе говорю! – рассердился Хуур. – Остальное я беру на себя.

Виктор посмотрел на тщедушного маленького старца. Все это выглядело по меньшей мере глупо. Но выбора не оставалось. Завтра утром Лаврова и его группу найдут, и тогда не поздоровится никому.

– Идите, а лучше бегите через пальмы. Что бы ни происходило – бегите. А я помогу… – повторил старик и вышел из комнаты.

Салман и его головорезы сдержали свое обещание. Этих людей трудно было назвать солдатами. Банда откровенных убийц, постоянно жующих свой зеленый наркотик, получившая опыт в вооруженных стычках с себе подобными отморозками и потерявшая чувство сострадания и меры, могла позволить себе все, что угодно – от изнасилования детей до убийства беззащитных стариков и женщин. Все они подчинялись только своему предводителю. Потому что единственным наказанием за ослушание была смерть на месте. Сказать, что у этих бойцов руки были по локоть в крови, значит, приуменьшить их злодеяния. Тем не менее все они считали себя патриотами своей родины: Федеративной Республики Сомали.

Отряд из восемнадцати человек расположился в окрестностях миссии. Кроме того, молодой командир-сомалиец выставил дозорных по всему периметру, и двенадцать вооруженных до зубов человек засели в джунглях.

– Что-то очень тихо, – бормотал двадцатипятилетний предводитель группировки и сын «волшебницы» Аниссы Салман. – Слишком тихо…

Парень не успел договорить, как совсем рядом среди деревьев раздался душераздирающий крик, от которого похолодело бы внутри и у дьявола.

– Что это? – в ужасе прошептал крепкий бандит, стоящий рядом с Салманом.

– Закрой рот, – только и ответил предводитель.

Не прошло и полминуты, как вопль повторился. Затем раздалось страшное рычание и опять крик. Крик умирающего растерзанного человека.

– Львы? Это львы? Откуда львы… ведь они не охотились, – пронеслось в банде, оставшейся у миссии.

– Салига, ты цел? – крикнул Салман в рощу. Но дозорный, которого звали Салига, не откликнулся. Испугавшись крика и звериного рева, он прижался спиной к высокой пальме, снял свой автомат Калашникова с предохранителя и перевел на стрельбу очередями.

Третий крик, уже другим голосом, и рычание не одного, а нескольких хищников всколыхнули не только всю банду у миссии, но и дозорных, стоящих на приличном расстоянии отсюда.

– Смотрите, львы! – в ужасе прошипел все тот же маленький крепкий бандит, не отходивший от Салмана ни на шаг. Действительно, из тропического леса на бандитов смотрело множество зеленых глаз. Они были повсюду! Будто неведомая сила согнала к этому месту всех львов побережья.