Текст книги "Ты – мне, я – тебе"

13

Благодаря связям Ровица Элизабет узнала, что один из ювелиров с Хилл-стрит узнал Джимми. Элайя подробно описал молодого человека, а для того, чтобы сделать приятное Ровицу, один из его кузенов отправился на поиски Джимми. Он довольно скоро узнал, что мелкий продавец наркотиков в Пако, на мексиканской стороне, видел Джимми. Но наркодилер проявил осторожность. Полагая, что парень был из полиции, он отказался продать ему дозу кокаина. «Ему было нужно интернет-кафе», – добавил он.

– Где он сейчас находится? – спросила Элизабет у Элайи.

– Я знаю только одно: бриллиант здесь, в моем сейфе. Приезжайте и заберите его поскорее.

– Еду.

Она поблагодарила и выключила телефон.

– Куда едем? – спросил Ванг.

Знающий его человек уловил бы иронию в его вопросе. Элизабет назвала номер дома на Хилл-стрит.

* * *

Лимузин остановился у тротуара напротив ювелирной лавки.

– Если вы ненадолго, – сказал Ванг, – я мог бы припарковаться здесь. Но я не могу покинуть машину. Если меня отсюда прогонят, позвоните, и я подъеду.

Казалось, магазин был герметично изолирован от улицы: Элайя опустил железные решетки. Элизабет по телефону сказала, что она приехала.

– Я на месте. Вы мне откроете?

– Пройдите черед дом, – сказал Элайя. – Войдите в дверь, которая находится под лестницей, прямо за ней. Потом увидите коридор. Идите по нему до следующей двери.

Элизабет полностью выполнила все указания, прошла темный отрезок коридора, увидела дверь и постучалась. Элайя открыл дверь.

– Входите, – сказал он.

Она вошла в небольшую комнатку, заваленную стопками старых газет и заставленную полуразвалившейся мебелью. Затем Элайя открыл третью дверь, обитую огнестойкой сталью.

– Взломщиков обычно сбивает с толку вид такого убожества. Если они решат продолжать свое дело, им придется иметь дело с бронированной дверью, оборудованной системой сигнализации. Услышав рев сирены, они уходят.

– Спасибо, что подождали меня.

В узком каменном мешке между стальной дверью и лавочкой в стены были вмонтированы несколько сейфов.

– Пройдите в магазин, – сказал Элайя – Я открываю сейфы, только когда остаюсь тут один.

Она послушно прошла и некоторое время оставалась одна среди выставленных на продажу цепочек из золота четырнадцати карат и обручальных колец. Вскоре к ней вышел Элайя. Он протянул ей старую коробочку.

– Вот ваш бриллиант.

Элизабет открыла коробочку и взяла розовый бриллиант в руку.

– Спасибо.

– Не стоит оставлять без присмотра такой редкий камень.

– Конечно, – сказала она.

А потом добавила:

– Мой сын – хороший парень. Он умен, полон желания добиться чего-то в жизни. Он совершил проступок, но молодым людям сейчас так тяжело…

Она достала из сумочки пачку долларов.

– Сколько вы ему дали?

– Триста пятьдесят.

Он взял деньги.

– Спасибо, – произнес он. – Вашему Джимми повезло. Его могли уже убить на улице, а труп спрятать.

– Он не стал бы показывать этот бриллиант на улице.

Элайя покачал головой. Спорить он не имел ни малейшего желания. Он знал, что матери безумно любят сыновей.

– До свидания.

Она трижды повторила «Спасибо».

– Бриллиант я забрала, – сказала она Вангу.

Тот даже не сказал ни слова в ответ, показывая тем самым свое осуждение поступка Джимми.

– Поехали, – распорядилась Элизабет. – Теперь я должна поискать его в интернет-кафе в Пако.

После непродолжительной, но очень сложной езды она оказалась в мексиканском секторе. Ванг припарковался вторым рядом, когда она вошла в первое заведение. Там, согнув спины, так что видны были лопатки, устремив лица к экранам, сидели несколько молодых людей. Что им сказать? Как спросить? «Не видели ли вы парня лет двадцати и т. п.?» Нет смысла. «Поезжайте за мной…» – сказала она Вангу. Сунув в карман куртки сотню долларов в мелких купюрах, она пошла по улице, которая разделяла надвое Пако, и вошла во второе, потом в третье интернет-кафе. Спустя пару часов в четвертом она обнаружила Джимми. Тот сидел в глубине зала, согнувшись перед экраном. Когда на его плечо легла материнская рука, он подскочил от неожиданности. Потом повернул к ней более бледное, чем обычно, лицо.

– О нет! Лучше оставь меня в покое. Кто привел тебя сюда?

– Инстинкт матери. Пойдем отсюда.

– Нет, – Джимми сделал нетерпеливый жест, стараясь сбросить руку Элизабет с плеча. – Дай мне жить моей жизнью. Мне не нужны ни ты, ни дядя, ни Джон.

– Я вернула триста пятьдесят долларов, которые ты «занял», и мне вернули бриллиант. Теперь возвращаемся домой.

– Но не к тебе.

– Хорошо. Не ко мне. Я отвезу тебя к Лорду.

У Джимми вырвалось ругательство. Он предпочел бы не произносить его вслух, но он не смог подавить свою злость.

– Говорю же тебе, что мне все осточертело, – сказал он. – Я сам, дядя и ты.

Элизабет посмотрела на него. В полутьме кафе лицо сына было болезненно-бледным. Его вьющиеся волосы падали на лицо с тонкими чертами, вокруг его больших черных глаз были видны темные круги. Он был красивым парнем. Чтобы он жил, надо было с ним бороться. Элизабет предложила:

– Я отвезу тебя на Вайльшир-бульвар. Если согласен вести себя так, как я прошу, гарантирую, что свободы у тебя будет больше. Кроме того, не забывай про фильм. Шиллер хочет видеть тебя через несколько дней. Прежде всего, возвращаемся домой. Потом начнется физическая подготовка к кастингу.

– Ты все выдумываешь, – сказал Джимми. – Материнские забавы…

– Нет. Он должен принять решение относительно главного героя.

Джим встал.

– Полагаю, я должен делать, как ты хочешь… Какое счастье, я сейчас похож на сдохшую крысу. Идеальный кандидат для фильма о наркоманах…

– Здесь неподходящее место для споров. Пойдем… – сказала Элизабет.

Они вышли из интернет-кафе. Ванг поздоровался с Джимми легким кивком головы. Мать с сыном сели на заднее сиденье машины.

– В Вайлыиир, – сказала Элизабет.

Спустя пятьдесят минут они уже были у дома. Ночной охранник широко улыбнулся Элизабет. Они вошли в лифт, который доставил их прямо в квартиру.

– Пойди, прими душ, – сказала она сыну. – У меня много дел.

Лорда она нашла в спальне. На нем были только трусы, он спал, уткнувшись лицом в подушку. Элизабет начала целовать любовника. Начала с затылка. Дошла до позвоночника. Он потянулся, повернул голову, увидел Элизабет, выпрямился и сказал:

– Что ты тут делаешь?

– Бужу тебя.

Потом легла рядом с ним и продолжила:

– У меня к тебе просьба…

– Слушаю.

Он даже не попытался обнять ее.

– Не мог бы ты не бросать меня, не уходить отсюда, не рвать все немедленно?

– Еще одно такое пожелание, и я ухожу. Да, вероятно, ты нашла Джимми. Где он был?

– В интернет-кафе.

– Наверное, посылал письмо Хлоэ.

– Нет. Он не знает, где она.

– Он ищет ее на сайте «Разлука». У меня есть доказательство.

Элизабет вздрогнула как от удара.

– И ты ничего мне не сказал об этом! Как давно тебе об этом известно?

– Пять недель. Я контролирую его компьютер. Ответа он пока не получил… Так что ты хотела мне сказать?

– Это не имеет значения. Если он ищет Хлоэ, он пропал.

– Я отбил тебе аппетит во всех смыслах этого слова, не так ли? – сказал Лорд. – Мать, которая бесполезно жертвует собой!

– Я не хочу, чтобы он погиб!

– Он погибнет, если он этого хочет.

– Джимми здесь. Помоги мне еще несколько недель. Я займусь Элен, чтобы избежать скандала.

– Это та девица, которую ты спасла?

– Да. Она тоже нуждается в моей помощи.

– Это ты так думаешь. И все они умрут от благодарности к тебе…

– Не надо загонять меня в угол, – сказала Элизабет. – Элен поможет мне понять, кто такой Шиллер. Я хочу привести Джимми на кастинг… Помоги мне до того момента, когда, оказавшись на съемочной площадке, он начнет думать только о своей карьере. Потом я сразу же повезу тебя в одно место, о котором не знает никто. Там мы будем вдвоем…

Взгляд Лорда остался непроницаемым.

– А кто тебе сказал, что я хочу убежать с тобой на край света? Мы так хорошо друг друга знаем! Мне хватит недели, чтобы умереть там… от скуки.

14

Ронни знал, что Элен отказалась бы нюхать кокаин, который он хотел ей предложить. Пожав плечами, он отправился занюхивать его в ванную. Бледная, с закрытыми глазами, Элен ждала, когда это пройдет. «Это?» Этим была ее непоправимо сложная жизнь, приносившая ей столько страданий.

Ронни вернулся в комнату.

– Я нашел две чистые простыни, застели ими постель, подушка вполне подходящая… Эй! Ты спишь или притворяешься мертвой?

Она очнулась, потом оглядела салон.

– Все здесь плохо, – сказала она. – Плохо, как и наша жизнь. Дай мне стакан воды.

Он принес бутылку минералки.

– Пей из горлышка. Все стаканы грязные.

Она выпила и сказала:

– Спасибо за то, что потратил в больнице деньги, которые я тебе дала. Это был твой гонорар.

– У меня еще кое-что осталось. Так, мелочь.

Он повернулся к ней.

– Знаешь ли ты, что мы только что сделали?

– Нет.

– Мы выставили за дверь одну из самых богатых женщин Америки…

Он поклонился, словно начиная представление театра одного актера.

– …Дамы и господа, имеем честь объявить вам, что миссис Кларк-Гаррисон была изгнана…

– Это неправда, – сказала Элен, – она сама ушла… Мы даже не попытались ее удержать. Если бы я приняла ее приглашение, то уехала бы отсюда в длинном лимузине в ее очаровательный дом в колониальном стиле… Думаю, что, если бы ее хижина не была в колониальном стиле, меня не подмывало бы туда поехать.

Ронни сел на край канапе в ногах у Элен.

– Я бы на твоем месте разыграл сцену признательности и переехал бы к ней. Сказал бы, что, благодаря ей, я вновь обрел веру в людей. И рассказал бы ей «историю» китаянки.

– А есть такая «история»?

– Конечно, – сказал он. – У тебя что, от этой гадости, которой ты наглоталась, случился частичный провал памяти? Неужели не помнишь, что рассказывала китаянка?

Элен пожала плечами. Ронни продолжил:

– Ты же сама повторила мне ее слова, подражая ей, прижав руки к груди: «Шиллер великолепный режиссер, но ему не хватает мужской силы. Наш великий гений не может удовлетворить женщину. У него есть в шкафу целая коллекция сексуальных игрушек. Разные приспособления со знаком сделано в Китае». И потом… Ты меня слушаешь, Элен?

Ей было стыдно за то, что она рассказала ему эти, по ее мнению, «гадости», но в то время эти рассказы были частью ее мести. Ронни продолжал.

– Вероятно, не получив желанной роли, она распустила эти гнусные сплетни. Потом случилось так, что она уехала. Куда? Кто знает? Может быть ее отец, стальной магнат из Шанхая, вызвал ее домой?

Элен красиво, словно кошка, зевнула.

– Не имею об этом ни малейшего представления.

– Имеешь. Признайся, Элен, что у тебя были кое-какие подозрения. Ты тогда сказала мне с загадочным видом: «Возможно, он заставил ее умолкнуть навеки?»

– Нет же, – возразила Элен. – По словам Шиллера, она была в Лас-Вегасе, а потом с большими сложностями уехала в Шанхай.

– И тебя это совсем не интересует?

– Нет.

– А ты не думаешь, что он, возможно, организовал ее убийство?

– Нет.

Ронни растерялся.

– Не хочешь принять душ? Может быть, вода разбудит в тебе интерес к жизни.

– Душ? – повторила она.

Она сделала попытку встать, но у нее не хватило на это сил.

– Пойдем, – сказал Ронни.

Он помог Элен подняться на ноги.

– Ты по-прежнему их не любишь? – спросила Элен, посмотрев на него.

– Американцев? Нет.

– Тогда что же ты тут делаешь?

– Жду своего шанса.

Они были примерно одного роста. Их дружеские отношения могли бы перерасти в физическую близость. Он желал ее из самолюбия. Но она его не хотела: его прикосновения вовсе не возбуждали ее. Он был несколько грязноват, несколько мягок – несомненно, для некоторых женщин он был довольно привлекательным. Но ей нравилось чувствовать постоянное желание, которое тот проявлял, зная при этом заранее, что его ждал отказ.

Ронни отвел ее в ванную комнату. Там была сидячая ванна и настенный душ. Ужасные пластиковые шторы образовывали нечто наподобие душевой кабины, но, чтобы принять душ, надо было встать в эту мини-ванну.

– Нет, американцев я действительно никогда не любил, – снова произнес Ронни. – Но ты же знаешь, во Франции у меня не было никакой перспективы. Ни малейшей. А здесь все может измениться в любой момент.

– Во Франции ты мог бы стать идолом мелких кинематографистов, снимающих короткометражные фильмы на сюжет небольших историй.

– Я не был рожден для авторского кинематографа. Я хотел стать звездой наподобие Джонни Деппа. Завоевать весь мир, показывая везде свой интеллектуальный уровень.

– Ты для этого слишком ленив! – сказала Элен.

– Я должен остаться здесь, чтобы регулировать температуру воды, – сказал Ронни. – Она вначале течет довольно теплой, а потом вдруг становится слишком холодной или обжигающе горячей. Если ты не против…

– Но ты же не из тех лицеистов, которые пятьдесят лет назад через щель в ставнях старались наконец увидеть голую женщину?

– Если не хочешь обвариться или превратиться в лед, разреши мне держать душ.

– Хорошо. Но только не надо думать, что ты сможешь взять меня мокрую в объятия и отнести в постель.

– Я ничего такого и не думаю, – сказал Ронни.

Она встала под душ. Он делал вид, что не глядит на нее, потому что он верный друг и не хочет ее. Но он все-таки на нее посматривал и определил, что у нее красивое тело, что его вовсе не испортила эта проклятая беременность, которая так мучила ее весь период вынашивания ребенка. Ронни видел ее в те времена, когда ее постоянно тошнило и она без устали проклинала отца ребенка, который скрылся в неизвестном направлении. Она вышла из душевой кабины, Ронни накинул ей на плечи поношенный халат. Она понюхала его.

– Смотри-ка, он уже пахнет не потом, а дешевой туалетной водой.

– На покупку более дорогих вещей у меня нет денег. Ни на туалетную воду, ни на халат. Зато я каждую неделю стираю и сушу его в прачечной. Если считаешь, что он недостаточно чист…

– Нет, все в порядке.

– Ложись в кровать в халате. Пусть тело остается влажным.

– Нет, – сказала она. – Вытри мне спину.

Он сделал, как она просила, довел ее до кровати и положил на помятые простыни. На подушке еще сохранилась вмятина он головы Ронни. Она взбила ее кулаками и сказала:

– Мы – никчемные люди, потерянные, без честолюбия и планов на будущее.

– Но больше всего в жизни потеряла ты, – сказал Ронни. – Тебе удалось выйти замуж за одного из самых знаменитых людей кино, а теперь посмотри, до чего ты дошла…

– Да, – сказала она. – Я это знаю. С той минуты, как я увидела эту миссис Кларк-Гаррисон, это произведение твердости и красоты, взявшееся бог знает откуда с ее деньгами, я поняла, что для того, чтобы чего-то в жизни добиться, надо быть такой, как она. Но я не смогла. Я всегда уступала. Верила словам, чувствам… Даже Грегори сумел меня обмануть. С ним я побила рекорд! Я хотела ему помочь…

– Ты говорила, что у него был такой вид, словно он постоянно голоден или только что вышел из тюрьмы. Он чах на глазах.

– Я думала, что смогу его утешить. Он начинал как скульптор…

– Да, скульптор… И закончил как геолог, изучением камней. У него даже не хватило честолюбия, чтобы поехать на остров Пасхи и полюбоваться там на большие статуи. Ему было достаточно простых камней. Этот так называемый художник воспользовался тобой…

– Я сама этого хотела, – ответила она.

Она лежала на кровати. Ронни хотел было взять ее за руку, но она убрала ее и запахнула халат.

– А пояса к нему нет?

– Есть. Но он куда-то подевался, не могу найти. Но он достаточно большой, чтобы ты смогла обернуться в него два раза.

Она так и сделала.

– Знаешь, вся проблема в том, что для Америки мы – мелкие людишки. Сюда нужно приезжать хищником, который все пожирает с помощью своего таланта, своей красоты, своей привлекательности. А не как животное, которому нужно найти себе хозяина. Я, например, искала себе хозяев в литературе, в кино, в производстве фильмов, не говоря уже о их постановке. Я мечтала о том, что когда-нибудь смогу скомандовать на съемочной площадке «Мотор!».

– Насколько мне известно, в Соединенных Штатах не так уж много женщин-режиссеров. Но я могу и ошибаться. Чтобы быть свободным, надо жить в Париже или искать денег в Квебеке. Быть интеллектуалкой и снимать фильмы о своей личной жизни. Это всегда срабатывает безотказно. Ты никогда не была в нужном месте, Элен. Не говоря уже о твоей главной ошибке…

– Какой ошибке? – спросила она. – Если ты будешь продолжать упрекать меня, я начну сожалеть о том, что у меня нет под рукой другой половины тюбика с лекарствами… – Дело в том, – призналась Элен, – что когда мое тело начало наливаться тяжестью, то подумала, что, если я умру, у Тимоти не останется в жизни никакой опоры. Если бы я не потеряла сознание, я позвала бы на помощь.

Ронни решил рискнуть:

– Настал момент спросить тебя: известно ли тебе, что я не имел никакого отношения к ловушке, в которую ты попала 14 июля?

– Если бы я предположила малейшую подлость с твоей стороны, я бы перестала с тобой знаться. Нет, это сделал кто-то другой. Я догадываюсь, кто именно, но у меня нет доказательств. Я была слишком наивной, а Рудольф – слишком хитрым.

Рана еще не до конца затянулась. Достаточно было только прикоснуться к ней, и она начинала кровоточить. Шиллер сблизился с французскими приятелями Элен. Он уговорил одного из них, парня по имени Чарли, организовать праздник 14 июля в квартире, которая была у него в Пасадене и в тот момент пустовала. Это было его первой недвижимостью, как он признался. Там он жил до своего сказочного взлета с фильмом, который вопреки всем ожиданиям – но не вопреки его надежде – взорвал мир кинематографа. Благодаря долгосрочным контрактам и краткосрочному браку с дочерью одного из табачных королей – ему заплатили за то, чтобы он развелся, – он смог купить дом на Беверли Хиллз. Но из-за суеверия он не стал продавать свою квартиру в зеленом городе Пасадене.

Для организации этого предложенного им праздника – «Элен будет на верху блаженства» – он дал деньги на покупку напитков и лицемерно «запретил» потребление наркотиков: «Ни одной дозы!» Элен приехала туда, как звезда. Быть законной женой Шиллера значило больше, чем повышение социального статуса, это был пропуск в будущее. Ее приятель Чарли, один из тех французиков, которые бегали за удачей, установил в квартире кучу динамиков. В ходе бракоразводного процесса Элен обвинили в супружеской неверности, в разврате, в участии «сексуальной оргии». Она поняла, что ловушка была умело подстроена Чарли, получившим спустя несколько месяцев небольшую роль.

Той ночью Шиллер сделал вид, что внезапно вернулся домой из Сиэтла. Няни в доме не было: ребенок был на попечении телохранителя. А в Пасадене праздник действительно превратился в оргию. Гости стали курить травку, в помещении стоял запах «дури», музыка была включена так громко, что недовольные ее децибелами соседи вызвали полицию. В умело организованное безумство вмешался наряд стражей порядка. Поскольку в одной из комнат был найден один тип с признаками передозировки и валявшимся рядом с кроватью шприцем, всех доставили в участок, и Шиллеру пришлось туда приехать, чтобы «освободить» жену. Он коварно предположил, что нарушение порядка произошло в честь национального праздника Франции. У Элен не было обнаружено ни малейшего признака опьянения. В машине по пути домой Шиллер ей заявил: «Все кончено, я подаю на развод».

У Элен на глаза накатились слезы.

– Я ведь хотела вернуться домой к одиннадцати, Ронни, ты должен был меня отвезти. Но ты был не в себе…

– Знаю, – согласился он. – Знаю. Жизни моей не хватит, чтобы искупить эту вину.

– А теперь ты даже не выполнил задание с газетами, с фотоснимками…

– Ты меня обманула, – сказал он. – Твое самоубийство не было наигранным. Даже если ты на самом деле этого не хотела, ты могла бы умереть по неосторожности и отправить меня в тюрьму. Так что мы квиты.

– Сколько у тебя осталось от двух тысяч долларов? – спросила Элен.

– Сто двадцать семь. Больница стоит дорого.

Она задумалась.

– Ты не должен был платить столько. Где-то произошла ошибка.

– Правильно, – сказал Ронни. – Я опять тебя обманул. У нас осталось четыреста долларов… Я мог бы найти деньги, чтобы хватило на билет на самолет. Хочешь вернуться в Париж немедленно?

– Без Тимоти я не вернусь, – сказала она. – Ни в коем случае. Я останусь тут незаконно, лягу на дно, но останусь. Хочу прокрасться туда и…

– И сделаешь все, чтобы тебя арестовали и выслали из страны… Однако можно было бы легко найти доказательства. Достаточно только заплатить Чарли, чтобы она сказал правду: что это он спустился к соседям и посоветовал им позвонить в полицию. Он мог бы это подтвердить.

– Никто не станет свидетельствовать против Шиллера. Никто. Оставь это. У тебя нечего поесть? – спросила Элен. – Помнится, ты говорил про пиццу…

– В холодильнике есть два куска, могу разогреть их тебе в микроволновке.

– Давай, я голодна.

– Это – хороший знак.

Он разогрел два куска оставшейся со вчерашнего дня пиццы и принес их ей на большой тарелке.

– Чистых вилок больше нет, но зато есть бумажные салфетки.

Они перекусили. Но без аппетита.

– Могу я сказать тебе одну вещь? – решился Ронни.

– Да.

– Давай хотя бы раз в нашей жизни поступим умно?

– Что ты предлагаешь?

– Позвони Элизабет Гаррисон. Скажи ей, что принимаешь ее предложение, что хочешь пожить у нее несколько дней, и поблагодари ее несколько раз за помощь. Мы знаем, что у нее есть рычаги давления на Шиллера. Ты могла бы наконец придумать какой-нибудь хитроумный план, а не оставаться постоянно в роли жертвы! Элен…

Он протянул ей свой мобильный телефон.

– …Позвони и спроси, могла бы ты приехать к ней сегодня или завтра утром. Звони!

Чтобы не мешать ей, Ронни ушел на кухню и прислушался. Начала разговора он не услышал, но облегченно вздохнул, когда до него четко донеслись слова Элен: «Можете прислать машину, когда вам будет угодно. Еще раз спасибо…»