Текст книги "Русские крестьянские ремесла и промыслы"

Упомянув о роли земств в развитии народных ремесел, в частности игрушечного дела, нужно отметить и большую роль интеллигенции. Именно в районе Сергиева Посада, в имении мецената С. И. Мамонтова, известном нынче музейном Абрамцеве, профессиональным художником С. В. Малютиным в 1900 году была выполнена по образцу японских игрушек первая «матрешка» – складная точеная кукла, расписанная русской девкой. Матрешка быстро завоевала признание среди сергиевопосадских игрушечников.

Среди столярных работ большое место занимала выделка самопрялок. В Вятской губернии промысел возник в Шурминском и Буйском заводах Уржумского уезда и на бывшей Никольской фабрике Вятского уезда. Вырабатывались здесь прялки двух систем, резко различающиеся по конструкции. Примерно в 20‑х годах XIX века на Шурминский завод Мосоловых было переведено несколько семейств горнозаводских крестьян из внутренней России. Одним из них была привезена самопрялка. Машинист завода М. П. Сипачев увидел самопрялку, пригляделся, оценил и, хотя не был токарем, а много деталей здесь токарных, сделал самопрялку, вскоре проданную за большую цену. Успех побудил его перейти к постоянному промыслу, устроив себе токарный станок. В другом месте бывший крепостной крестьянин при Никольской фабрике, плотник Н. Тюриков, женился на дочери солдата, служившего в Гельсингфорсе (Хельсинки) и женившегося на шведке, от которой и родилась дочь. По окончании срока службы солдат с женой вернулся на родину. Когда подросла дочь солдата, Тюриков женился на ней и взял к себе стариков – родителей жены. Однажды теща рассказала ему, что на ее родине прядут не руками, а на самопрялке. Тюриков сделал самопрялку без всякого образца, только по рассказам. Эти два типа самопрялок сохранялись без изменений десятки лет. В начале ХХ века промысел сильно падал, и мало самопрялочников работало круглый год, а в основном летом работали поденщиками в земледелии или уходили на пристани. В прежние времена некоторые мастера держали наемных рабочих, в начале ХХ века их заменяли учениками 14–15 лет, которых держали три года. За содержание учеников на первом году с родителей брали семь пудов муки. Средняя стоимость самопрялки составляла 30–65 копеек, а колебания были от 30 копеек до 1 рубля. Весь материал обходился шурминским мастерам в 35–40 копеек, елабужским в 30–50 копеек, а вятским в 90 копеек – 1 рубль; учитываются при этом только металлические части, дерево же заготовляли сами. На местном рынке белые прялки продавались по 1–1,5 рубля, лакированные доходили до 3 рублей. Средний мастер в неделю делал три штуки лакированных самопрялок и одну белую, точеных белых – пять, простых – шесть штук. Поденный заработок колебался от 40 копеек до 1 рубля, в среднем не выше 60–70 копеек. Продолжительность рабочего сезона составляла шесть-восемь месяцев, и за исключением праздничных и воскресных дней рабочих дней было не более 150, в продолжение которых вырабатывалось самопрялок примерно на 200 рублей. Промыслом занимались с осени до весны, а летом – только во время, свободное от полевых работ. Самое горячее время промысловых работ было от Покрова до Масленой.

Выделка самопрялок велась и в Черноземной области. Здесь существовало также два вида: русская и голландка, но, в сущности, русская самопрялка есть шведская, а голландская – английская. Промысел здесь был сосредоточен в Калужской и Курской губерниях. Центром был Старооскольский уезд, несравненно меньше делалось самопрялок в Новооскольском, Курском, Щигровском, Белгородском и Судженском уездах. В значительных размерах производство шло в Нижнедевицком уезде Воронежской губернии, где самопрялочников было до 200 дворов. В Тамбовской губернии, в Козловском уезде в трех деревнях было около 30 домохозяев-самопрялочников. Промысел был занесен сюда в 60‑х годах XIX века.

Многие заезжие иностранцы XVIII–XIX веков отмечали музыкальность русского народа. Естественно, что в нем имели хождение и музыкальные инструменты, от простейших пастушеских жалеек и рожков до сложных в изготовлении скрипок. Во второй половине XIX века изготовление музыкальных инструментов из единичного и любительского превратилось в промысел. Производство струнных музыкальных инструментов шло в Козьмодемьянском, Чебоксарском и Цивильском уездах Казанской губернии. Мастер делал в год до 100 инструментов, сбывавшихся через скупщиков или в городские магазины. Готовые изделия сдавались по цене от 1 до 10 рублей и дороже, а искусный мастер мог смастерить скрипку стоимостью в 50 рублей. Годовой заработок был различен и непостоянен – до 100 и даже 200 рублей. Производство музыкальных инструментов распространено было также в Вятской, Тульской, Новгородской, Московской и Нижегородской губерниях. Так, в Звенигородском уезде занимались выделкой гитар, балалаек и скрипок, а главную роль играло производство гармоний. Примечательно, что производители инструментов, как правило, сами не умели играть и не могли надлежащим образом оценить качество изделий, но то, что их инструменты продавались через магазины, и нередко по высокой цене, говорит о многом: о музыкальном чутье.

Плотник обходился преимущественно топором. Столяру этого было мало, так что столярное ремесло требовало не только специальных навыков, но и затрат на обзаведение. Кроме топорика, нужны были и пилы: обычная широкая пила-ножовка, да еще и узкая ножовка-выкружка, и лучковая пила в простеньком деревянном станке с распоркой и струной, растягивавшей узкое полотно. Нужны были долота разной ширины, а еще и стамески, хотя и похожие на долота, но предназначенные не долбить, а резать дерево. Да не просто одна-две стамески, а стамески плоские, разной ширины, да стамески полукруглые, тоже разного размера, да еще хорошо бы иметь и клюкарзу, хитрую изогнутую стамеску, напоминающую обрезанную металлическую ложку. Ну, и, естественно, для всего этого инструмента для долбления нужен деревянный молоток – киянка. Коловорот с несколькими разного размера перками (перовыми сверлами), чтобы сверлить отверстия, нужен. Для строгания плоскостей нужен рубанок, а хорошо бы еще и шерхебель для грубого строгания, да и без фуганка для подгонки кромок и плоскостей не обойдешься. Да не всё же и плоскости в дорогой мебели, так что для фигурного строгания нужны разные калевки, а для вогнутых поверхностей – галтели. Да и узкие пазы и четверти нужно выбирать, шпунты строгать и для этого свой инструмент требуется: хитро устроенные шпунтубель, пазник да отборник. А для чистовой обработки плоскостей нужна цикля. Чтобы прямые углы отмечать, требуется большой наугольник, или винкель, а для косых углов – малка. И, чтобы пилить эти косые углы, требуется особая направляющая – донце. Для проведения параллелей требуется рейсмус, а для кривых – циркуль да воробка. Без молотка не обойдешься, но нужны и клещи, да желательны плоскогубцы да круглогубцы. Без склейки досок не обойдешься, а для этого требуются широкие жомы, да и струбцины нужны тоже. Инструмент точить надо? Надо. Значит, нужно хорошее точило с ножным приводом. Ну и, в завершение всего, требуется столяру хороший верстак с двумя тисками для зажима обрабатываемого дерева. Вот сколько всего нужно! Тут для обзаведения хотя бы рублей 20–30, а подай, не греши! А каковы со всего этого заработки, мы уже видели.

Рис. 39. Соха

Рис. 40. Косуля

Рис. 41. Деревянный плуг

Рис. 42. Пилы

Рис. 43. Стамески

Рис. 44.

1) бурав;

2) перовое сверло (перка);

3) коловорот

Рис. 45. Рубанок

Рис. 46. Фуганок

Рис. 47. Галтель

Рис. 48. Отборник

Рис. 49. Шпунтубель

Рис. 50. Калевка

Рис. 51. Малка

Рис. 52. Донце

Рис. 53. Рейсмуc

Рис. 54. Воробка

Рис. 55. Струбцина

Рис. 56. Гнутая (венская) мебель

Рис. 57. Сундук

Рис. 58. Погребец

Рис. 59. Укладка

Рис. 60. Самопрялка

Бондарное дело

Бондарную, или бочарную, посуду «ладили». Этот кустарный промысел, именно как промысел, был развит к концу XIX века в 130 уездах 30 губерний, или более чем в 350 селах и деревнях. В целом по России в 1910 году бондарей-кустарей официально считалось примерно 66 285 душ, тогда как на фабриках этим промыслом был занят 2861 человек. Однако статистические сведения о бондарях-кустарях далеко не полны. Центром производства считалась Казанская губерния, преимущественно Козьмодемьянский уезд, где почти половина деревень занималась бочарным промыслом. Затем следовали губернии Владимирская, Нижегородская, Ярославская, Симбирская, Рязанская, где в Спасском уезде славились ижевские бондари, и Оренбургская.

Если пользоваться литературным языком, то были следующие названия бондарной посуды: бочка, полубочка, пересек, кадка, чан, ушат, лохань, шайка, ведро, жбан, барило, лагун, баклага, маслобойка. Местных же названий, в т. ч. в зависимости от размера, назначения под то или иное содержимое и материала, было огромное количество.

Бочки всем более или менее известны. Полубочка – та же бочка меньшего размера: ведь классическая бочка была 40‑ведерной. Пересек – просто бочка, разрезанная пополам. Кадки разных размеров равномерно сужались кверху, и их высота была большей, чем диаметр дна, либо равна ему. Чан слегка расширялся кверху и был, сравнительно с диаметром дна, невысок. Ушат, таких же пропорций, как и чан, сужался кверху и имел два уха: более длинные клепки с вырезами для рук. Лохань также была невысокой, кверху расширялась и имела четыре ножки из выступавших вниз клепок. Ведра были современных пропорций, но сужались кверху и имели два небольших ушка из более длинных клепок, с продетой в них дужкой. Шайка по форме напоминала ведро, но имела одно длинное ухо с вырезом для руки. Жбан представлял собой большую (от одного до четырех-пяти литров) кружку с врезанной в клепку фигурной ручкой и с крышкой на шарнире, врезанной в ту же, выступающую вверх клепку. Барило – это небольшой бочонок с четырьмя маленькими ножками сбоку, на которые оно ставилось на стол, с краником-затычкой в одном днище и отверстием для наливания содержимого в боку против ножек. Форму лагуна описать сложно. Вообще-то это был тот же жбан, но с узким деревянным носиком, как у чайника, отходящим под углом из нижней части, почти от днища; как у жбана, была крышка на шарнире, накрывавшая и носик и прочно запиравшаяся: в клепке напротив носика был вырезной выступ, в который ложился узенький язычок крышки, в выступах было просверлено отверстие, и после того, как крышка ложилась в прорезь, в отверстие вставлялась палочка, не дававшая крышке откинуться. А баклага была просто деревянной плоской фляжкой круглой формы, с коротким носиком и маленькими ушками для ее ношения через плечо.

Бондарное дело довольно сложное, требовавшее не только знаний и навыков, но и специального оборудования и инструмента. Для обработки клепок топором использовался стул, или чурбан, толстый обрубок дерева, иногда на низеньких ножках, с вдолбленными в него пальцами-упорами или выдолбленной неглубокой щелью для упора клепки. Употреблялись и стулья более сложной конструкции. Стругами клепку обрабатывали на особом бочарном верстаке с выгнутой доской, на подпорке, с рычагом с головкой и педалью; бондарь садился верхом на узкий невысокий верстак, один конец клепки упирал в грудь, а другой, нажимая на педаль, зажимал между доской и головкой штыря. Окончательная отделка производилась в особых креслах, или седлах. Бондарю требовался бочарный топор с выпуклым широким лезвием, с односторонней фаской, тесла разных размеров, и напоминающие тесло шляхты, двуручные струги с прямолинейным и изогнутым лезвиями, скобели с кольцевыми лезвиями, рубанки с плоскими и выпуклыми подошвами и железками и особый бондарный рубанок, фуговальный станок и фуговочный струг, уторный струг и уторник для прорезания утора, щели в клепке, куда вставляются донники, криволинейные струги для чистовой отделки поверхностей бочек, бочарные буравы и центуры (перовые сверла), специальные бочарные ножи, или тесаки, набор рабочих обручей из толстого железа для предварительной сборки изделия, струбцины, зажимные вилки и щемила, особый бочарный молоток и мушкель для натягивания обручей, набойки, затяжка с воротком, накидные клещи и т. д. Так что на обзаведение бочару приходилось затратить изрядную сумму.

Наколотые, обтесанные и выстроганные клепки бондарь прилаживал одну к другой, затем выстругивал их бондарным стругом, и, сделав зауторником на одной или на обеих оконечностях уторы, или фальцы, вкладывал в последние края заранее пригнанных друг к другу донников, дощечек для дна, после чего крепко стягивал клепки обручами, наколачивая их небольшим молотком – натягой. На первый взгляд – ничего сложного, на самом же деле это была высококвалифицированная работа.

Бондарный промысел, естественно, был наиболее развит в лесных губерниях. Так, в Оренбургской и Уфимской губерниях он был незначителен, зато Пермская и Вятская давали огромное количество изделий. Вятский бондарный промысел был одним из самых крупных в этой губернии, славившейся своим деревообделочным производством: здесь им занимались около 15 % деревообделочников. В 1892 году здесь насчитывалось 4000 бондарей, а к 1912 году их было уже около 9000. В соседнем Поволжье бондарный промысел встречался повсеместно, но более всего был развит в Казанской губернии, где им занимались 625 дворов во всех уездах, преимущественно же в Мамадышском и Чебоксарском. В последнем уезде также заготавливали клепку для бондарей. Специальных мастерских, за исключением нескольких холодных амбарушек, не существовало: работали по домам, в сараях или под навесом. На лучшие сорта бочек, кадок, ведер шел хороший прямослойный, не сучковатый лес, на плохую, за отсутствием или дороговизной хорошего леса, употребляли даже елку и пихту. Только на выделку бочонков шел дуб, вплоть до того, что в северных уездах скупали бочки из-под керосина и переделывали их. На обручи в северных уездах шли преимущественно ива и тальник, затем береза и черемуха.

Положение бондарей было устойчивым ввиду незначительности фабричной конкуренции. Но зато надвигалось истощение лесов и, как следствие, удорожание материалов. Бондарные изделия сильно понизились в качестве из-за употребления плохого материала. Наибольший заработок получали мастера, работавшие с дубом. Как и большинство кустарей, бондари не порывали связи с землей, и работы велись преимущественно в течение четырех зимних месяцев. В Нижегородской губернии бондари зарабатывали в среднем 2 рубля 50 копеек в неделю, в Казанской 3 рубля, в Симбирской даже 3 рубля 50 копеек в неделю. В Вятской губернии в 1882 году 1920 кустарей получили в общей сложности 20 тысяч рублей, а в Подольской губернии 172 бондаря заработали в 1886 году даже 11 620 рублей; однако здесь работали преимущественно дорогие дубовые бочки под вино. В Астрахани в начале ХХ века более 1000 рабочих заготовляли разных бочарных изделий для рыбных промыслов на сумму свыше 1 миллион рублей.

Рис. 61. Бочка

Рис. 62. Кадка

Рис. 63. Чан

Рис. 64. Бадья

Рис. 65. Ушат

Рис. 66. Лохань

Рис. 67.Ведро

Рис. 68. Шайка

Рис. 69. Маслобойка

Рис. 70. Барило

Рис. 71. Жбан

Рис. 72. Лагун

Рис. 73. Баклага

Рис. 74.

1) стул для обтесывания клепки;

2) бондарный станок (бочарный верстак)

Рис. 75.

1) косарь для обтесывания клепки;

2) бондарный топор;

3) шляхта для обтесывания вогнутой поверхности клепки;

4) скобель для строгания вогнутой поверхности клепки;

5) струг для строгания плоскостей;

6) бондарный молоток

Рис. 76.

1,2) бочарные рубанки;

3) уторный струг для строгания утора – паза для днища;

4) уторник для прорезания утора

Токарная работа

Токарная обработка древесины была одной из самых распространенных технологий: дерево легко обрабатывается, а примитивный токарный станок с простеньким ручным лучковым приводом или более удобным ножным, с маховым колесом, кривошипом и подножкой был придуман в незапамятные времена. А там, где были большие мастерские на десяток токарей, хозяин ставил на лесном ручье небольшую плотину с водяным колесом и подводил от него в «светелку» вал со шкивами на нем и свисающими вниз приводными ремнями. В остальном обзаведение токаря было проще, чем у столяра: несколько длинных ручных резцов разного размера и формы. Точили дерево повсюду, где были запасы леса, а потребность в точеных изделиях, прежде всего в чашках, была огромной. Но точили не только небольшие или крупные чашки, а и старинной формы братины и ендовы. И та и другая посуда представляла собой менее или более крупный (емкостью до ведра) округлый сосуд с плоским донцем и венчиком, но ендова, в отличие от братины, имела еще и носик для слива. Когда-то такие сосуды ставили на стол во время братчин, совместных пиров, наливая в них старинные меды, брагу и пиво.

Своими деревообделочными промыслами, в т. ч. и токарным, славилась издавна Вятская губерниях. Здесь токарное производство существовало с незапамятных времен. Точили чашки, тарелки, солонки, спичечницы, разнообразные игрушки: волчки, грибки, вазочки, различные побрякушки; в начале ХХ в. стали точить крокетные шары, кегли, шашки, шахматы, бильбоке и пр. В 1893 году в Вятской губернии считали 452 токаря, а в 1910 году их было около 800 человек. Однако заработок был небольшой. Если столяр-рамочник, делавший оконные рамы, вырабатывал в год около 46–50 рублей, а мебельщик 60 рублей, то заработок токаря составлял 40 рублей в год за 150 рабочих дней: слишком дешевы были изделия на рынке, к тому же сбывавшиеся через скупщиков.

Наиболее старым токарным промыслом является выделка чашек. Это и один из главных промыслов, наиболее развитый в Вятской и Пермской губерниях. Наибольшее развитие в Вятской губернии промысел получил в подгородной Пасеговской волости Вятского уезда и в деревнях Дурни, Овчары, Лосево и Шишкино, в Елабужском уезде – в Норьинской волости, в Глазовском уезде – в Песковской волости, в Нолинском уезде – в Тумановской волости; в прочих уездах токари были равномерно редко разбросаны по волостям. Всего вятских посудников считалось до 3 тысяч человек, главным образом в Вятском, Котельническом, Орловском и Слободском уездах. Специальное токарно-чашечное производство было также развито в Шадринском уезде Пермской губернии, в деревне Портниковской Смолинской волости, в деревне Зырянской и селе Жатниковском Каргопольской волости, в деревнях Даниловской и Боровушинской Бутниковской вололости, в Камышловском уезде – в деревне Боровской Куяровской волости, в двух селениях Сарапульской волости и в Березовском заводе.

Производство состояло из выработки самой чашки и ее окрашивания. Чаще всего обе операции производились в разных мастерских, но немало было токарей, самостоятельно отделывавших свои изделия. Болванки, или баклуши, обычно покупались готовыми у крестьян-баклушечников, привозивших их из лесистых местностей на городские и сельские базары, а то и просто развозивших по деревням, где работали токари. Сама заготовка болванок распадалась на две операции: «болваночники» обтесывали снаружи, а «тесельщики» начерно выдалбливали середину теслом. Затем заготовка переходила к токарю. Токарь-чашечник в месяц в начале ХХ века зарабатывал 12 рублей, а тесельщик и болваночник – около 10.

Чашечники разделяли товар на четыре сорта: крупная чашка, от 3,5 до 6 и более вершков в поперечнике, роспашень – от 3,5 до 4 вершков, пивнуха – в 1,5–2 вершка. В Елабужском и Сарапульском уездах Вятской губернии выделывали три сорта чашек: плаха в 7–9 вершков в поперечнике, блюдо в 6–8 вершков и бадьян в 5–6 вершков. На 1000 хороших чашек материала (болванки, сурик, масло, крушина для окраски, шубные лоскутья для клея и пр.) требовалось рублей на семь. Скупщик же на базаре брал эти чашки по 12 рублей за 1000, т. е. мастеру оставалось рублей пять-шесть чистых. Обычно 1000 пивнух мастер вырабатывал дней за 18, но бывало, что и за три недели. Таким образом, за рабочий день он получал 20–30 копеек и его годовой заработок равнялся примерно 40 рублям. Но и из этой суммы токарь должен был отдать вертельщику, приводящему в движение станок, 4 рубля в месяц на своем содержании, которое обходилось также в 4 рубля в месяц, т. е. вертельщик обходился токарю в 8 рублей. Следовательно, чистый заработок токаря был равен 12–13 рублей в месяц или 60–70 рублей в год. Вообще, заработки сильно колебались в зависимости от мастерства токаря, от того, насколько выгодно куплен материал и удачно сбыт товар. Рабочий год длился 150 дней, т. к. исключались месяцы на полевые работы, а также праздники и воскресенья, занимавшие 90 дней. Рабочий день длился около 14 часов, а то и более.

Розничные цены на чашки были вдвое больше цен оптовых, которые давали скупщики кустарям. Купив сотню крупных чашек у кустаря за 5–6 рублей, скупщик продавал их в розницу по 10–12, а то и по 15 копеек за штуку, т. е. брал за сотню 10–15 рублей, наживая 60–70 %. Скупщик являлся на ярмарку, где скапливалось от 80 до 100 и более тысяч чашек, и закупал их, наживая хорошие барыши. Еще в 70–80‑х годах XIX века токари сами ездили с чашками в Оренбург и Троицк дважды в год – в феврале и около Троицы, и там сами продавали свои изделия, закупая хлеб и другие нужные товары. Самое бойкое время сбыта было с установки зимнего пути до вешней распутицы.

Изготовление посуды шло в небольших избушках-мастерских с токарным станком и инструментом для точки инструмента. В день токарь мог изготовить от 70 до 100 чашек, а неделю 430–600 штук. Рыночная стоимость чашки меньшего размера была 70 копеек, большого – 1 рубль 10 копеек за сотню, так что недельный заработок нужно считать примерно в 9 рублей. Вычитая стоимость материала около 3 рублей, расход на инструменты в 50 копеек и наем помещения в 75 копеек, получим расходов более чем на 4 рубля, чистый же недельный заработок определяли в 5 рублей. Эта прибыль считалась очень хорошей. В Новгородской губернии токарные работы, а именно изготовление чашек, были сосредоточены в Кирилловском уезде. Скупщик в начале ХХ века платил новгородскому токарю по 2 рубля 50 копеек за сотню некрашеных чашек, т. е. 2,5 копейки за штуку, и 3 рубля 50 копеек за сотню крашеных. Точили чашки и в Вологодской губернии, где еще в 40‑х годах XIX века токарь в год вырабатывал 6 рублей серебром. В общем, дело было грошовое.

Наилучшую окраску производили в Семеновском уезде Нижегородской губернии, который являлся центром сбыта посуды. Хорошо окрашивали в Скоробогатовской волости Макарьевского уезда Костромской губернии. Посуда эта считалась гораздо надежнее глиняной, а окраска была настолько совершенна, что на нее не действовали ни горячая вода, ни органические кислоты пищи.

Наш современник осведомлен о т. н. «золотой хохломе», хохломской росписи по дереву. Это и есть тот самый Семеновский уезд Нижегородской губернии. Однако мало кто разбирается в самой росписи: ею только восторгаются. Между тем «хохлома» «хохломе» рознь. Предварительно изделие грунтовалось жидко разведенной глиной: нужно было заполнить мелкие поры на торцовой части. Затем его хорошо натирали оловянным порошком, по которому в несколько приемов покрывали олифой (вареным льняным маслом) с промежуточной сушкой в печи. Под олифой, запекшейся в виде твердой коричневатой прозрачной пленки, олово светилось, как золото. Сейчас пользуются алюминиевой пудрой, что еще лучше олова. Вот по грунтовке и велась роспись изделий.

Наиболее изящной считается «травка»: кончиком куриного перышка сажей, растертой на яичном желтке, либо на квасной гуще, наводились тонкий извивающийся стебелек и усики, а иногда и листочки. Затем «тычком», ваткой или паклей, намотанной на палочку, красной краской наносили ягодки, а то и листики. Получалось что-то вроде рябинки на золотом поле. Распространена была и «кудрина»: черным наводили извивающиеся штрихи, так что получалось нечто вроде лепестков хризантемы, и заполняли промежутки, оставляя незакрашенными сами лепесточки, превращавшиеся в золотые. Широко распространена «фоновая роспись»: сначала чернью рисовалось фантастическое растение с земляничными листьями (прожилки наводились черным), красным – большие земляничные ягоды, а потом весь фон покрывался черной краской. Бытовала и «осочка»: по олову, будущему золотому фону, пером наносились слегка изгибающиеся удлиненные красные мазки, как будто осока изгибается на ветру. Внутри чашек иногда рисовали красной краской «пряник» – квадрат с вогнутыми сторонами и штришками вдоль них.

Вообще, токарный промысел, т. е. изготовление посуды, разного рода мелочей и игрушек, был распространен очень широко. После чашек по массовости производства, пожалуй, шли расписные пасхальные яйца. В большом количестве их точили в окрестностях крупных городов; например, огромное количество яиц точили жители Охты, пригорода Петербурга. Пасхальные яйца проходили при изготовлении через 20–30 рук. Токарь в день точил из березы около 150 штук. Затем они шли к позолотчику: проклеивались клеем, раз восемь красились мелом с клеем, шлифовались пемзой, палементовались яичным белком с глиной, протирались суконкой и золотились в вине с растворенным сусальным золотом. Токарный промысел здесь был распространен главным образом в Петербургском уезде, на пороховых заводах, т. е. в Охтенском промысловом районе и в с. Исаковке. В Царскосельском уезде точили детские грибки, вазочки, чашечки, горшочки и пр., в Лужском уезде – пуговицы. В соседней Олонецкой губернии такие же изделия точили из карельской березы. В Московской губернии токарный промысел получил особо широкое развитие. В Сергиевом Посаде, славившемся производством игрушек, с начала XIX в. появилось множество небольших домашних мастерских, где точили пасхальные яйца, игрушечные чайные сервизы с самоварами, погремушки и пирамидки, «скелетки» (туловища и головки для кукол), колеса и валики для игрушек с движением. Во второй половине столетия токарный промысел охватил ряд других местностей Подмосковья: Вороновскую, где имелось более 1000 станков, и Краснопахорскую волости (500 станков) Подольского уезда, Перхушковскую волость Звенигородского уезда (500 станков), Смолинскую волость Верейского уезда (100 станков). В Краснопахорской и Перхушковской волостях из березы (реже – из карельской, и даже из самшита) точили шары для крокета, кегли, бирюльки, шашки, шахматы, бочонки для лото; вороновские и смолинские токари занимались чашками, рюмками, пасхальными яйцами, яблоками, в том числе многоместными, раскрывавшимися, а в начале ХХ в. освоили производство матрешки. Точили они обычно из липы, одни изделия покрывая лаком, а другие – расписывая, а лакированные деревянные бусы точили из можжевельника. К политуре добавляли красители – фуксин, крон, ультрамарин. Наиболее сложным было изготовление многоместных вкладных изделий с расточкой внутри, обычно трех-шестиместных. Самой напряженной была работа с Рождества до Пасхи, когда работали по 15–18 часов, готовя товар к отправке на ярмарки. Как и повсюду, подмосковные токари зависели от скупщиков. Так, скупщик А. П. Соловьев из деревни Бабенки Вороновской волости забирал изделия почти у 150 токарей, расплачиваясь товарами из собственной лавки. Пытаясь противостоять скупщикам, в 1911 г. 29 мастеров объединились в Бабенское складочно-потребительское общество, которому помогало Московское губернское земство. На 1 января 1913 г. в нем состояло уже 57 мастеров. Вступительный взнос в общество составлял 3 рубля, можно было иметь двух работников и одного ученика, скупка изделий уставом общества запрещалась. Продукция в основном закупалась Кустарным музеем.

Развитие текстильной промышленности вызвало массовый катушечно-челночный промысел в Шараповской и Ягуновской волостях Звенигородского уезда, смежных волостях Рузского уезда, а также в Буньковской и Дороховской волостях Богородского уезда. Центром промысла было село Локотня Ягуновской волости, где работало до 200 больших и малых мастерских, которыми владели свыше 100 мастеров. Развитая коммерция потребовала множество бухгалтерских счет. Основной деталью здесь были «костяшки» (108 штук для каждого изделия), точившиеся из березы, а иногда и из самшита. Этот промысел сосредоточился в Кубинской (деревня Асакова) и Смолинской (Шубино, Тупчево, Назарьево) волостях Верейского уезда. Разумеется, все это были копеечные изделия с таким же копеечным заработком, но у крестьянина с его крохотным наделом неродимой земли каждая копейка была спасение от голода.

Рис. 77. Токарный деревянный станок с ножным приводом

Рис. 78. Братина

Рис. 79. Ендова

Рис. 80. Чашка

Рис. 81. Хохломская роспись «Травка»

Рис. 82. Хохломская роспись «Кудрина»

Рис. 83. Хохломская роспись «Фоновая»

Рис. 84. Хохломская роспись в чашке «Осочка» и «Пряник»