Текст книги "Русские крестьянские ремесла и промыслы"

Гнутье древесины

Дерево – материал пластичный, податливый, его можно не только тесать, пилить, колоть, щепать, резать, точить, но и гнуть. Гнутое дерево почти исключительно шло на транспортные нужды. Гнутыми были дуги в оригинальной русской упряжи (на Западе дуги не употреблялись), колесные ободья, санные полозья. Гнули и щепную мелочь – коромысла, на которых бабы воду носили, а когда стали производить гнутую «венскую» мебель, воспользовались старинным ремеслом гнутья дерева.

Естественно, что для гнутья подходило не всякое дерево, а только вязкое: вяз, ильм, осокорь, ива. Кряжи, на которые резалось дерево, только кололись на «колы» – пластины: пиленые пластины могли оказаться косослойными и лопнуть при изгибании. Начерно обтесанную и высушенную в тени пластину требовалось распарить. Там, где мужик занимался этим делом постоянно, в виде промысла, он устраивал себе специальную мастерскую. В обрывистом берегу речки или озера копалась небольшая пещерка и устраивалась землянка; в ней ставился котел, над ним – жердяные колосники, на которые укладывался распариваемый материал, разводился огонь, и землянка закрывалась, чтобы не выходил пар. Более солидные, специально построенные «парницы» с печами представляли собой небольшие избушки. А кому не на что или незачем было строить парницу, обходились банями. Но парить дерево все равно было необходимо: это только медведь в лесу гнет дуги – не парит, а сломает – не тужит. Знамо дело, медведь дерево не покупал.

Незамысловатым было и устройство для гнутья дерева. В землю на большую глубину вкапывался мощный стул, толстый обрубок дерева, в который сверху вдалбливалось несколько прочных толстых дубовых пальцев. Поблизости, также на вкопанном глубоко в землю столбе, устраивался горизонтальный ворот. Распаренный брус закладывался между пальцами стула, за конец его привязывалась крепкая веревка, и ее наматывали на ворот, медленно изгибая брус.

Согнутые пластины окончательно обтесывались топорами, сглаживались скобелем, после чего ивовые и осокоревые дуги поступали резчикам для изготовления мелкого узора полукруглыми стамесками, или, при забраковке (сучок попался и т. п.) – в окраску; вязовые и ильмовые дуги полировались и покрывались лаком. Артель из трех рабочих могла в день согнуть 15–20 дуг, а резчики приготовляли узор на одной-семи дугах в день, расписные же дуги приготовлялись семь штук в неделю. В торговле были известны дуги курские и белгородские, прочные и изящной отделки, особенно изготовлявшиеся в слободе Крутой Лог и деревне Кривцовой; козьмодемьянские, муромские, лукьяновские, медынские (ступинские и незамаевские – более простые и дешевые), костромские и ярославские; различались дуги и по величине и весу: более легкие городские, или экипажные, ямские, крестьянские и ломовые.

Рис. 37. Дуга

Рис. 38. Тележное колесо

Сколько дуг требовалось России с ее многомиллионным крестьянством, обозами и разного рода экипажами – одному Богу известно.

Еще больше требовалось России тележных колес: на каждую дугу по четыре, да еще добавим экипажи в дышловой запряжке без дуги, да еще учтем, что век деревянного колеса на русских дорогах был гораздо короче, чем у дуги. В конце XIX века считалось, что в Калужской губернии работают 530 колесников, выпускающих продукции ежегодно на 279 тысяч рублей, в пяти уездах Курской губернии 435 рабочих выделывали на 127 тысяч, в Екатеринбургском уезде Пермской губернии выпускали колес на 146 тысяч, в Казанской губернии работали 315 колесников и т. д. В отличие от Европы с ее составными ободьями, русские колеса имели обод целиковый, гнутый – дубовый, ясеневый, берестовый, а кое-где даже осиновый. Косяковые, т. е. составные колеса у нас были только под артиллерийские орудия. Для большей прочности ободья ошиновывались железом – шинами, но это уже было дело кузнеца. Колесники приобретали ободья от самих ободников либо от скупщиков. В с. Державино Казанской губернии, где все население было ободниками, существовало даже разделение труда: вырез для ободьев приготовляли «тесари», распаривали его в парницах «выпарщики», гнули выреза на гибалах «закрепщики», а связывали готовые ободья толстыми лыками «вязальщики». Хороший рабочий приготовлял в день на парнице до 12 плах, а два человека с лошадью сгибали в три дня до 20 ободьев.

Ступица для колеса приготовлялась из дуба, березы, предпочтительно свилеватой, береста, изредка из ольхи, а для дорогих экипажей – из ясеня. Мастера покупали колоду на четыре ступицы (колеса так и продавались «станами» по четыре колеса), резали на части, оболванивали топором и обтачивали на довольно примитивном станке с ножным приводом. Спицы в хороших колесах тоже делались дубовые или ясеневые и обделывались на особом станке – скамейке. Нередко спицы покупались готовыми у рабочих, выделывавших в день до 300 штук прямо в лесу. Спицы набивались в ступицу, а затем на особом станке, «лаве», вроде широкой скамьи, на них «накатывался» обод с прорезанными для шипов отверстиями. Концы ободьев накладывались друг на друга в ус и скреплялись крепкими деревянными шпильками. Затем уже сверлилось отверстие в ступице для оси, для экипажей с железными осями в ступицу вставлялась железная втулка, а ступица обтягивалась железными обручами. Учет и продажа готовых колес, как и ободьев, производились «скатами», или «станами» в четыре колеса: два больших задних, два меньшего диаметра передних, либо же «полустанами», по два колеса одного размера. Один кустарь в течение рабочего времени, составлявшего в году около 120 дней, выделывал 45–50 станов колес, или одну-две штуки в день, но при хорошо организованное специализированной работе можно было изготовить и четыре-пять колес. Чистый заработок колесника составлял 25–50 % от валового дохода.

Колесники встречались повсюду. Например, они были во всех уездах лесной Вятской губернии. Промысел здесь разделялся на заготовку материала для ободьев, спиц, ступиц, которой занимались жители лесных местностей, на гнутье ободьев и сборку самих колес. Работать колеса начинали в марте и заканчивали в сентябре, т. е. работа шла в сезон колесной езды. Но были колесники, работавшие с Нового года и заканчивавшие в мае или июне, к сельскохозяйственным работам. Наконец, были и круглогодичники: только там, где был мал душевой земельный надел. Но большей частью кустари обрабатывали свою землю сами, бросая ремесло на время полевых работ. Производство это требует большой физической силы, отчего занимались им только мужчины. Наиболее обеспеченное положение было у ободников, среди которых конкуренция была незначительна: производство ободьев само по себе дорогостоящее, требующее мастерской с парницей, стоимость которых доходила до 120 рублей. Средний заработок колесника за шестимесячный период не превышал 20–25 рублей на человека. Наименее обеспечены были колесники, покупавшие сырье и ободья, а промысел их находился в руках скупщиков. Заработок ободника, не попадавшего в кабалу к скупщику, равнялся 1 рубль в день, но если материал приобретался в кредит, то он снижался.

Мебельное дело

Экипажное дело статистики старого времени нередко включали в состав столярного промысла. Но все же преимущественно столяры делали мебель, оконные рамы, двери. Отдельно в рамках столярного промысла существовал промысел щепной – изготовление необходимых в хозяйстве, особенно крестьянском, дешевых и простых изделий: деревянных лопат, граблей, вил-тройчаток для сена и т. д. и т. п. Занимались столяры и изготовлением деревянных крестьянских сох, косуль, плугов, борон. Однако как самостоятельный, такой промысел современниками не выделялся: вероятно, эти, довольно грубые вещи делались изредка, по заказу, а то и сами крестьяне занимались их изготовлением в случае необходимости. Впрочем, цены на сохи известны: в конце XIX в. стоили они от 1 рубля 25 копеек до трех рублей.

Естественно, что мебельное производство, требовавшее значительной квалификации и высокого качества изделий, было развито, прежде всего, в окрестностях больших городов: деревня обходилась минимумом простейшей мебели. И вполне естественно, что мебельное производство было весьма развито в Петербургской губернии: столица и ее пригороды были важными потребителями продукции. Здесь были распространены небольшие заведения, вырабатывавшие в год изделий на 1–1,5 тысячи рублей. Особенно славились охтенские мастера. Средний заработок их составлял 15–20 и даже 30–40 рублей в месяц. Но еще более зарабатывали скупщики и торговцы: разница в ценах в мастерской и в магазине доходила до 50 %. Среди столяров-мебельщиков Петербургской губернии были не только белодеревцы, выпускавшие дешевую простую мебель из сосны и березы, покупавшуюся малоимущим населением, но и искусные краснодеревцы и даже чернодеревцы, вырабатывавшие изящные изделия из ценных привозных пород (или имитировавшие их) и украшавшие инкрустацией черепахой, слоновой костью, перламутром, маркетри (мозаика из тонкой фанеры ценных пород), бронзовыми накладками, золочением и пр. Зато рядом, в Новгородской губернии, производились только предметы, покупавшиеся крестьянами: простая мебель, рамы, двери и пр. В пригородных волостях Устюжского уезда столярные изделия изготовлялись на вывоз в другие местности и даже в Кострому, причем еще в середине XIX в. мебели вывозилось на 10 тысяч рублей.

На Урале и в Приуралье среди деревообделочных ремесел мебельно-столярный и соседствующий с ним токарно-резной промыслы находились на первом месте. В Вятской губернии мебельный промысел существовал издревле, но был ориентирован в основном на грубую, незатейливую мебель. В начале XIX века житель Вятки Титов для меблировки нового дома пригласил из Казани какого-то немца-мебельщика, который взял на обучение из ближайших деревень несколько крестьян-древоделов, и промысел стал распространяться. Известны и имена первых хороших вятских мебельщиков: И. Рудин из д. Сватковской Пасеговской волости, А. Федоров из д. Малые Кущевы Щербинской волости, учившиеся у немца на Хлыновке, и др. По обследованию 1892 года в шести уездах – Вятском, Орловском, Нолинском, Уржумском, Малмыжском и Елабужском, изготовлением мебели было занято 2037 человек, к 1915–1917 годам цифра эта возросла до 4500, а всего в Вятской губернии столярно-токарным промыслом было занято 9,5 тысяч человек. В Уфимской губернии столярный промысел встречался в Уфимском, Бирском и Стерлитамакском уездах, в Оренбургской – в Оренбургском и Верхнеуральском уездах, в Пермской губернии – прежде всего в Екатеринбургском и Пермском уездах; здесь работали на рынок, а в Верхнетурском, Ирбитском, Камышловском и Соликамском уездах – по заказам; всего в Пермской губернии работало мебель более 1100 человек в 538 заведениях.

Кустарь мебельно-столярного промысла не порывал связи с землей: 77 % всех кустарей были заняты земледелием. По исследованиям начала ХХ века средний валовой годовой доход одного двора беспосевного кустаря равнялся 362 рубля, посевного – 136 рублей. В Уфимской губернии сумма валового дохода 322 обследованных дворов, занятых мебельным делом, определялась в 60 658 рублей, что давало в среднем до 188 рублей 40 копеек на двор. Интересно, что среди кустарей был довольно высоким процент грамотных: по Уфимской губернии он в среднем был равен 17, среди столяров на 100 душ грамотных было уже 20, а среди тех, кто был занят только ремеслом, – 40.

Весь промысел распадается на несколько групп: собственно столяров, делавших мебель и разные токарные и резные украшения (для Вятской губернии их 45 %), затем группа, работавших корыта, лопаты и разную кухонную утварь (11 %), производивших оконные рамы (также 11 %), изготовлявших ткацкие станы, челноки и берда (9 %), самопрялки и веретена (7 %), сундуки (5 %), и, наконец, разные мелкие кустари: трубочники, мундштучники, ложевщики, делавшие ружейные ложа и пр. Мебель изготовлялась разных сортов. Большим изяществом отличалась мебель юговских и верх-исетских кустарей Пермской губернии, затем шло изготовление ильмовой гнутой мебели в Алмазской волости Красноуфимского уезда и в Уинской волости Осинского уезда. На стулья пускали березу, в меньшем количестве употреблялась осина, для мелких поделок использовали рябину и ольху. На выделку шкатулок шла липа, на ценную мебель – дуб, обыкновенный и черный, и ильм. Для лучших, дорогих сортов изделий брали орех, для мелких украшений – красное и черное дерево, палисандр. Материалы эти приобретались у торговцев. Преобладающей формой организации были мелкие и семейные мастерские, встречались и мастерские с наемными рабочими (3–4 % в Вятской губернии и 9–10 % – в Пермской). В мастерских с наемными рабочими рабочий год был круглый, что за вычетом праздников давало 240 рабочих дней. У мелких промышленников, особенно у одиночек, рабочий год был намного короче. Сплошные занятия мастерством у них начинались с октября и длились семь месяцев, заканчиваясь к началу земледельческих работ, а всего рабочих дней было около 150. Семейные мастерские удлиняли рабочий год до 170–180 дней. Заработки зависели от сортов мебели.

Наиболее известны условия труда мебельщиков в Московском районе, где обследование мебельного производства было проведено в 1876 и 1900 годах. Тогда столяров-мебельщиков в Московской губернии было 10 894 человека – в семи волостях Звенигородского уезда и трех волостях Московского, в 104 селениях. Центрами были Черкизовская волость Московского уезда и Еремеевская волость Звенигородского. Промысел, благодаря емкому рынку, был давнего происхождения, XVIII века. Вторая столица требовала мебель и для аристократических дворцов, и для особняков дворян и чиновников средней руки, и для купечества и мещанства, для присутственных мест, учебных заведений, бесчисленных трактиров и пр. Сильно двинулся промысел после пожара 1812 года, когда деревенские мебельщики от незатейливой обывательской мебели стали переходить к более качественным изделиям, рассчитанным на зажиточного потребителя, потерявшего имущество в огне московского пожара. Основание крестьянскому мебельному производству положили переселившийся из Москвы мастер-столяр Егор Сидоров в д. Лигачево Черкизовской волости Московского уезда и лигачевский же кустарь Зенин с братьями. Зенин, чтобы освободиться от зависимости от московских торговцев, открыл свой фанеропильный завод в Лигачеве. Постепенно с лигачевскими мастерами стали конкурировать мебельщики из селений Брехово и Козино. Изготовляли крупные изделия с прямыми линиями – буфеты, книжные, платяные и бельевые шкафы, комоды, шифоньерки, туалеты, письменные столы, горки, этажерки, жардиньерки; кривые изделия – диваны, кресла, стулья, ломберные и диванные столы, рамы и столы под трюмо; белый товар – простые березовые стулья, мебельные станки под обивку тканями, кухонную мебель. В соответствии с этим выделяются кустари-крупноделы, кривьевщики и белодеревцы. Видную роль в мебельном производстве играла своего рода «аристократия», резчики и позолотчики, а также обивщики: во второй половине столетия распространилась мода на «роскошную» «кутанную» мебель с пышной резьбой и позолотой. В группе селений, подвергавшейся земскому обследованию в 1876 году, число кустарей-мебельщиков возросло за 25 лет на 27 %. Столярно-мебельным промыслом было занято 87 селений. Наиболее крупный мебельный округ в селе Лигачеве Черкизовской волости охватывал 11 селений. Имела место специализация, производство того или иного вида мебели. Из-за малоземелья масса кустарей в начале ХХ века практически не оставляла ремесла круглый год. Рабочий день зависел от спроса, нужды в деньгах и т. д. Кустари-хозяева, однако, работали гораздо больше наемных рабочих. После 1905 года наемные рабочие вместо прежних 13 часов работали 10 часов, начиная работы не в 4 часа утра, как было ранее, а в 6 часов, прерывая работы в 8 часов для завтрака, в 11 для чаепития, в 13 часов дня для обеда, и в 17 часов для нового чаепития в трактире, и заканчивая работу в 20 часов ужином. Кустари-хозяева начинали работу в 5 часов утра, и хотя также прерывались для завтрака, обеда и чаепития, но тратили на это гораздо меньше времени, чем наемные рабочие. На одного рабочего в год приходилось около 300 рублей заработка, не считая харчей. В деревенских мастерских наемные рабочие выручали в среднем 1 рубль в день на хозяйских харчах, примерно так же, как и в фабричном производстве. Заработок кустарей-хозяев составлял не менее 1 рубля 50 копеек в день, повышаясь до 3 рублей для более искусных и работящих. Фабрики широко прибегали к скупке изделий у кустарей, считая это более выгодным, чем собственное производство. Мебельщики получали образцы из магазинов и строго следовали им.

Кроме Московского и Звенигородского уездов, в Подмосковье мебель в значительных количествах выделывалась в Дмитровском, Волоколамском, Верейском, Рузском и Серпуховском уездах. Расширявшийся рынок создавал широкое поле деятельности мебельщикам, так что практически по всей губернии шло мебельное производство в тех или иных масштабах и тех или иных видов изделий. Так, в Рузском уезде в селениях Коковино и Радькино Грешковской волости делали сундуки, в Глебовской и Федосьинской волостях Коломенского уезда – киоты.

В Нижегородской губернии столярное производство насчитывало чуть более 1000 человек, а фабричных там было в 1910 году всего 117 столяров. Собственно нижегородские кустари занимались производством мозаично украшенной мебели. Существовал мозаичный промысел в с. Русское Маклаково Миченской волости Васильсурского уезда, где он возник в 1882 году. Его основателем был живший у сельского пономаря в работниках курмыжский мещанин, брат которого служил у алатырского лесничего, любителя художественных работ по дереву, занимавшегося и мозаикой. Служитель присмотрелся к работе своего барина, а затем выучил и своего брата.

Среди обширного мебельного производства особое место занимало изготовление гнутой, т. н. венской мебели, преимущественно в Козьмодемьянском уезде Нижегородской губернии. Выделывали главным образом стулья, которых вывозили из этого уезда около 1100 дюжин; из них до 50 дюжин шло в Москву, остальные расходились в приволжских местностях. Дюжина стульев на заказ стоила в начале ХХ века 6 рублей, кресло от 80 копеек до 1 рубля за штуку. Делали также диваны, табуреты и столы. Характер работы позволял участвовать в нем детям и женщинам. Производство гнутой мебели получило также некоторое развитие в Алатырском уезде Симбирской губернии, где им было занято около 50 дворов. Кроме того, она вырабатывалась в Красноуфимском и Бирском уездах Уфимской губернии, а в других местах попадались только единичные мастера-любители, выделывавшие мебель по заказу. Появление промысла относится к 1873 году. Старший лесничий Алатырского удельного округа Тимофеев предложил братьям Ферапонту и Никифору Арискиным из села Кабаева, делавшим зимами прялки, сделать для него стулья по образцу венских, привезенных им с собой. Хотя они впервые увидели такую мебель, но взялись за дело. Сначала они долго искали в лесу искривленные дубочки, а затем перешли к гнутью дуба и ясеня из пропаренного в русской печи дерева; болты и винты были заказаны местному кузнецу, а сиденья пришлось плести из лыка. Первый стул вышел неуклюжий, но лесничий одобрил его и заказал братьям дюжину таких стульев за плату в 18 рублей, с бесплатным отпуском материала. С каждым стулом качество повышалось, и вскоре Арискины стали получать заказы со стороны. За лучшие сорта они брали уже по 25 рублей за дюжину. Хороший заработок заинтересовал других крестьян с. Кабаева, и вскоре владевший в Симбирске мебельным магазином Юргенс заказал кустарям стульев на 1000 рублей, выписав для них хорошие болты, шурупы и камышовые сиденья.

Мебельное дело в дореволюционной России держалось на высоком уровне. Это отмечали многие современники-иностранцы, заявлявшие, что сделанные русскими крестьянами копии произведений лучших западных мебельщиков невозможно отличить от оригиналов.

Столярное дело

После мебели на втором месте стояло производство рам и дверей. Средний заработок столяра-рамочника составлял до 46 рублей в год.

В группу столярных изделий входит и изготовление сундуков, причем самым крупным районом для всей России был Муромский уезд Владимирской губернии. Здесь этим промыслом в 1910 году было занято более 400 кустарей, производивших в год более 50 тысяч сундуков. Промысел постоянно расширялся. Мальчики начинали работать в 12–15 лет, женщины в работах не участвовали. Наемных рабочих не использовали, промысел был семейный. Производство было специализированным: одни сундучники делали «белье», другие покупали его, красили и оковывали, снабжали приборами; редкие кустари соединяли в своих руках обе операции. Много сундуков, обитых железом, с особым «морозным» орнаментом, напоминавшим зимние узоры на оконном стекле по черному фону, изготовлялось на Урале, в районе Нижнего Тагила. Старинные сундуки разного размера, от небольших плоских, с покатой крышкой укладок-подголовников, окованных узорным железом и снабженных секретными замками с «музыкой» (в них в дороге везли деньги и документы, во время сна подкладывая под голову) до огромных крестьянских сундуков под приданое невест (вообще, каждый член купеческой, мещанской и крестьянской семьи имел собственный сундук, заменявший платяной шкаф) были самой популярной крестьянской мебелью. Но русские сундуки, поставленные один на другой, по размеру, сужающейся кверху горкой, можно было увидеть и в юртах азиатских кочевников, и в саклях кавказских горцев, и даже в Персии и Турции. Делались затейливые сундуки с потайными отделениями, с ящичками для мелочей, с вделанными изнутри в крышку зеркалами (перед таким открытым сундуком наряжались девушки и молодухи на гулянье), расписанные яркими розанами, украшенные просечным и полосовым железом, на низеньких ножках. Чрезвычайно популярной разновидностью дорожных сундучков были погребцы с отделениями для тарелок, чайных чашек и блюдец, ножей, ложек и вилок, сахарницы, уксусницы и солонки, штофика с вином и даже для маленького складного самовара; их чаще всего обивали шкурой нерпы, а иногда украшали живописью и лакировали. Такой погребец был обычной принадлежностью дворянского и купеческого обихода: поездки на лошадях ведь были долгими, и в дороге всегда требовалось перекусить. Впрочем, и обычные сундуки находили свое место в дворянских особняках. Делались и небольшие сундучки для солдат, а матросские сундучки были строго определенного размера, на ножках, для устойчивости слегка сужавшиеся (корабль ведь качает, и вода в кубрик может попасть), обшитые прокрашенной парусиной и с плетеными из веревки ручками; рисовавшийся изнутри на крышке любимый корабль владелец заказывал уже сам. Загляденье, а не сундучки! Изделия мастерами продавались скупщикам, через которых они поступали на ярмарки.

В Черноземной области столярный промысел заключался в изготовлении сундуков, простой мебели, оконных рам, ящиков для гармоний, большей частью на заказ для удовлетворения местных потребностей. В Приуральском районе, к которому статистики относили уже описанную Вятскую губернию, в большом количестве изготовлялись и другие изделия: кросна (ткацкие станы), челноки и берда к ним, веретена и т. д. А в Екатеринбургском и Кунгурском уездах, например, в значительном количестве выделывались колодки для сапожных мастерских.

А вот в Поволжье столярный промысел был развит сравнительно слабо, и если в Вятской губернии в 1910‑х годах начитывали до 10 тысяч столяров, а в Московской – 12 500, то в Казанской их было всего 2218, Самарская губерния насчитывала лишь около 500 столяров, Саратовская – 210, Симбирская – 517. Считалось, что общее количество столяров-кустарей в России было не менее 50 тысяч, а число фабричных рабочих столярных предприятий (все тех же крестьян-отходников) – всего 18 тысяч. В Казанской губернии на 2 с лишним тысячи кустарей было всего 426 фабричных столяров, а в Саратовской – 38. Производилась кустарями главным образом простая мебель, причем наибольшее ее количество вырабатывалось в Казанском уезде, а также в Кузнецком уезде Саратовской губернии. В Бугульминском уезде Самарской и в Хвалынском Саратовской губерний изготовляли главным образом сундуки. Производство оконных рам было развито в Сызранском уезде Симбирской губернии и в с. Жаловка Карсунского уезда, откуда изделия доходили до Кавказа, Дона, Оренбурга и Сибири. В д. Новые Ключи Мамадышского уезда и нескольких селениях Казанского уезда изготовляли дубовый паркет. В нескольких селениях Казанского и Царевококшайского уездов занимались распиливанием досок и изготовлением тарных ящиков для свечей, мыла, стекла и стеклянной посуды, сбывая их в Казань по 12–13 рублей за тысячу.

Столярный промысел отличался огромным разнообразием, связанным и с наличием или отсутствием материала, и со спросом на те или иные изделия, и с местными традициями. Например, в Казанской губернии существовало производство трубок и чубуков, преимущественно в селениях с чувашским и марийским населением. Промысел этот был лишь в шести уездах, в отдельных деревнях. Обильно украшенных, характерных для инородческого населения трубок изготовлялось около 800 тысяч штук в год на сумму до 300 тысяч руб. Промысел был семейный, вся работа велась в жилой избе. Работали мастера и летом, и зимой, в свободное время. При занятии хозяйством кустарь успевал сделать 10 трубок с чубуками в день, а работая от базара до базара, в продолжение недели иногда успевал изготовить их до 100 штук. На трубки шел исключительно клен, на чубуки – липовый молодняк. На сотню трубок требовалось материала копеек на 60–70, сотня трубок без чубуков продавалась от 1,5 рублей, с чубуками от 1,8 до 2 рублей, чубуки отдельно шли от 50 копеек сотня, поштучно на копейку, иногда на две. Возникновение промысла относили к 60‑м годам; еще на рубеже XIX–XX века трубки продавались по 5–6 рублей за сотню, и этим делом было занято большое количество рук. С падением спроса и цен количество кустарей сократилось вполовину, спрос же стал уменьшаться с переходом молодежи от курения трубок к папиросам.

Только в Вятской губернии, в Слободском и Вятском уездах, существовал т. н. каповый промысел: изготовление различных мелочей из капокорня, болезненного нароста на корневище березы, достигающего иногда огромных размеров и напоминающего на срезе карельскую березу. Появился он примерно в 20‑х годах XIX века в г. Слободском, а первым мастером был столяр Василий Макаров. Однажды к Макаровым заехал управляющий заводом и показал деревянную табакерку заграничного изготовления, с крышкой на шарнирах. Заинтересовавшись ею, Макаровы попросили оставить ее. Они решили, что для мелких шарниров требуется прочный материал, и решили испробовать кап, который хотя до того и был известен, но употреблялся очень редко при выработке простых поделок. Первые изделия Макаровых оказались очень красивыми и получили большой спрос. Уже на первой Российской мануфактурной выставке 1829 года в Петербурге Макаровы получили за свои изделия премию в 500 рублей и серебряную медаль. Постепенно промысел распространился по губернии. По переписи 1909 года в Вятском уезде насчитали 117 мастеров-каповщиков. Средний их заработок был 1 рубль в день, понижаясь до 90 копеек. Считая продолжительность рабочего года в девять месяцев, когда нет полевых работ, а за исключением праздников и воскресений семь месяцев, или 210 дней, чистый годовой заработок каповщика оставлял 190–200 рублей. В конце XIX – начале ХХ века мастера сбывали свои изделия в магазины Вятки и в кустарный земский склад, но большей частью предпочитали сдавать в мастерскую Кушева, у которого для скупки был даже назначен специальный день. Сам Кушев сбывал изделия в большие города России, в Австрию, Германию, Францию и Англию, где у него были специальные агенты.

Существовало и довольно развитое игрушечное производство, главным образом сосредоточенное в Московской губернии, значительно менее в Нижегородской и Владимирской. Более всего изготовлялось игрушек в Сергиевом Посаде с его слободами и в пяти селениях разных волостей Дмитровского уезда, где работало до 2000 кустарей, производивших изделий на 500 тысяч руб. В отдельных местностях Московской губернии число игрушечников не превышало 200, а годовое производство – 30 тысяч рублей. В 80–90‑х годах игрушечников было не более 500 дворов, а в 1910‑х годах их было уже свыше 5600 дворов. В 80‑х годах кустари вырабатывали изделий на 300–400 тысяч рублей, в 1910‑х годах – более чем на миллион. Возникновение промысла в Сергиевом Посаде очень давнее, и легенда связывала его даже с преподобным Сергием Радонежским, который якобы делал деревянные игрушки и дарил их детишкам. Но более основательной представляется следующая версия. В конце XVIII века жители Посада, бывшего тогда большим селом, занимались только земледелием. Глухонемой пастух Татыга вырезал из дерева большую игрушку вершков в 8–10 и принес ее в лавку некоего Ерофеева, торговавшего близ монастыря кушаками, рукавицами и пр. Ерофееву кукла понравилась, он купил ее за 7 гривен ассигнациями и выставил для украшения лавки. Но через несколько дней к нему явился покупатель и дал за куклу хорошие деньги. Ерофеев стал заказывать Татыге новые игрушки и вскоре глухонемой начал принимать к себе учеников. В самом Посаде в начале ХХ века было более 13 тысяч дворов, занятых выработкой игрушек на сумму 500 тысяч рублей. Посадские игрушки издавна продавались в магазинах Москвы, Петербурга, Киева, Харькова, Одессы, Варшавы и даже в Лондоне, Вене, Париже, в Америке и Турции. Этому способствовало земство. В 1890 году была открыта земская школа игрушки. Курс в мастерской был трехлетний, постоянно работали в ней 15–17 взрослых мастеров и 10 учеников. Первые игрушки учебной мастерской появились на рынках Европы в 1906 году, и заграничный оборот составлял 11 730 рублей, а в 1910 году он уже достиг 49 тысяч рублей, вообще же мастерская вырабатывала игрушек на 80 тысяч рублей. Четверть изделий были женские, из папье-маше. В селениях вокруг Дмитрова было занято производством игрушек около 270 дворов с годовой выручкой в 100 тысяч рублей. За ними следовали селения Звенигородского уезда (Еремеевская, Перхушковская и Якунинская волости). Здесь более 100 дворов изготовляли бирюльки, шашки и пр., зарабатывая в год около 60 тысяч руб. В деревне Богородское Александровского уезда производство игрушек было отчасти связано с сергиевопосадским. Здесь жило 92 семейства, из которых только три не участвовали в промысле; работой был занят 241 человек. Это были игрушки грубой работы, шедшие на окраску в Сергиев Посад, и т. н. белый товар, так и пускавшийся в продажу. Здесь делались и затейливые игрушки с движением: взвод марширующих солдат, работающие в кузнице медведь и мужик и пр. Как и в других промыслах, в игрушечном деле огромна была роль скупщиков: «Понесет, например, мастер в лавку к скупщику свою дневную работу – четыре троечных запряжки, а там за них дадут по два фунта керосина и постного масла и четыре фунта круп; между тем, если бы деревенские цены равнялись посадским, то он при этой же величине работы и покупки имел бы еще лишних 22 копейки». Производились незамысловатые деревянные игрушки и в других местностях России. Так, среди вятских столяров существовала довольно большая группа малолетних кустарей, вырабатывавших громадное количество разнообразных игрушек, преимущественно игрушечную мебель. Масса ее заготавливалась к своеобразному вятскому детскому игрушечному празднику «свистуше», или «свистунье», на четвертой неделе по Пасхе. Это чаще всего были дети столяров, присматривавшиеся к мастерству отцов; у них изделия бывали и затейливее, и чище сделанные. Множество игрушечников работало в Нижегородской губернии, где в начале ХХ века даже сформировались самостоятельные местные школы – городецкая, федосеевская и др., изготавливавшие в основном игрушки-каталки: запряженных в сани или телеги лошадок, мельнички с вращавшимися при движении крыльями, колесные пароходы и т. п.