Текст книги "Организм и стресс: стресс жизни и стресс смерти"

Деления на горизонтальной шкале рис. 15 могут использоваться как тестор-определитель суммарной экстремальности.

А. Для определения адаптированности группы к конкретному экстремальному фактору:

0 – у всех членов группы нет отклонений показателей поведения от обычных;

0–2 – для работы при возникшем экстремальном воздействии большинство группы адекватно подготовлено;

2–4 – группа недостаточно подготовлена. У большинства возник стресс второго ранга, мешающий работе;

4 – группа совершенно не способна работать при действующем на нее экстремальном факторе.

Б. Эта шкала может использоваться и для определения интенсивности стресса у группы людей, не подготовленных к экстремальному воздействию:

0 – нестрессовое, обычное состояние;

0–2 – стресс первого ранга, при котором дифференцируются люди, активно либо пассивно реагирующие на стрессор;

2–4 – стресс второго ранга: все больше членов группы оказываются в состоянии вторичной стрессовой пассивности;

4 – стресс, при котором все или почти все люди оказываются в крайне дискомфортном состоянии вторичной стрессовой пассивности. Стрессовый кризис второго ранга.

Издавна известны внезапные приступы страха. Они бывают не только у психически больных, но и у людей практически здоровых. Приступы паники (ПП) обычно возникают в момент сильного эмоционального стресса из-за опасности, борьбы, ссоры, молчаливого конфликта и т. п. Они могут быть в начале опьянения алкоголем, наркотиком. Но могут быть и на пике физического напряжения при ответственных действиях. Однако ПП может возникнуть и, казалось бы, безо всяких причин (автохтонно). «Паническая атака» возникает неожиданно, разворачивается быстро, достигая максимума за несколько минут, длится не дольше получаса, редко – один час. Бывают частые ПП – три-четыре раза в неделю и нечастые – два-три раза в год. На основании обширного клинического опыта академик А.Б. Смулевич высказал мнение, что панические приступы могут быть и более продолжительными, длясь часами и даже по нескольку дней (Смулевич, 2006).

Главный симптом ПП – страх, охватывающий человека. Ужас подчас начинается в животе («под ложечкой») либо в груди (кажется – в сердце) и быстро заполняет все тело, захватывая «каждую его клеточку». Как при всяком остром стрессе, люди при панической атаке либо сверхактивны: рыдают, стонут, с мольбой простирают руки, мечутся, вопят, убегают. Или, напротив, приступ паники парализует человека. При этом у одних тело «деревенеет», руки, ноги в страхе прижимаются к телу, глаза расширены либо веки судорожно сжаты. У других паническая пассивность проявляется слабостью всех мышц («чашка выпала из рук», «коленки подогнулись») и даже как полная (катаплексическая) расслабленность всех мышц тела («весь как кисель», «весь совсем обессилел»). Бывает, что люди в страхе боятся пошевельнуться.

Важным компонентом панического приступа всегда бывают вегетативные расстройства (врачами диагностируется «симпатикотонический криз», реже – «вагоинсулярный криз»). Человек чувствует сердечные боли, частое сердцебиение, перебои ритма, замирание сердца, головокружение, внезапный «холодный пот», волны жара и озноба. Все это еще больше страшит человека. Особенно пугающим становится затрудненное дыхание, ощущение нехватки воздуха, «раздельная одышка», когда быстрый глубокий вдох преимущественно животом, а выдох – грудью.

Если паническая атака начинается со «страха в животе», то дальше могут быть и другие желудочно-кишечные расстройства: тошнота, отрыжка, рвота, неудержимый понос («медвежья болезнь»).

Такие вегетативные кризы могут быть и при неврозах, и при посттравматических стрессовых расстройствах.

Паническим атакам нередко сопутствуют переживания дереализации действительности: ирреальность всего происходящего, удаленность или отдаленность всего вокруг Бывает состояние деперсонализации: сноподобное состояние, «странные» ощущения в голове и других частях тела. Академик А.Б. Смулевич полагает, что дереализация и деперсонификация сопровождают ПП только при эндогенных психических заболеваниях (там же).

У людей при панической атаке наблюдаются и двигательные нарушения: обездвиженность (атаксия), «насильственные», невольные движения – вытягивание («простирание вверх»), выворачивание («заламывание»), скручивание рук.

Неоднозначны взгляды на причины панических расстройств. Многие обращают внимание на нейрохимические процессы в головном мозге, на повышение содержания в крови катехоламинов, на выброс в кровь серотонина, на содержание в крови углекислоты и лактозы и т. д. И все же нейрохимические сдвиги – это лишь звенья в механизмах возникновения панических расстройств. Более значимы внешние причины (психотравмы и физические стрессоры) и внутренняя предрасположенность: врожденная или приобретенная из-за психологических травм.

Отмечено, что психотерапия бывает малоэффективна при ПП, хотя лекарственное лечение не должно проводиться без психотерапии. При повторных ПП обязательна консультация у психиатра, чтобы не проглядеть эндогенные психические болезни (см. подробнее: Баранов, 2006).

Здесь уместно высказать гипотезу о «критической массе психической травмы» (КМПТ), при достижении которой, то есть накоплении некоего предельно терпимого уровня психического травмирования, будто бы вдруг возникает вспышка-приступ защитной (или квазизащитной) активности. При этом возможен преимущественный «локус психической травматизации», можно оценивать «интенсивность и время накопления КМПТ». Возможно, следует учитывать «индивидуальную предельную психическую емкость психотравмирующих факторов (терпимость к ним)». Она уменьшается при усталости, болезни, старческой инволюции. Следует учитывать «потоки накопления КМПТ», как преимущественно из внешней среды (экзогенные стрессоры), так и из внутриорганизменной среды (эндогенные).

При достижении КМПТ приступы защитной (квазизащитной) активизации проявляются по-разному. Это могут быть приступы интенсификации эмоциональных переживаний. И не только страха, но и злобы (слабые – с ворчливостью, сварливостью и с сильнейшей яростью внезапного безумства), либо приступы обиды и даже приступы радости, кажущейся окружающим неадекватной. При КМПТ, как указывалось, могут быть приступы вегетативной квазизащитной активизации. Надо полагать, она проявляется не только как изменение частоты, ритма сердцебиений, одышка, «холодный пот» и т. п., но и как строго локальные вегетативные дисфункции, вызывающие приступ мигрени, с болями в половине головы (гемикрония).

Требует дальнейших исследований вопрос – можно ли рассматривать приступ эпилепсии, то есть квазизащитной двигательной активности (реализующейся в виде простейших моторных актов), как отдаленный аналог «психологических приступов», возникающих при достижении КМПТ. Обширные клинические исследования указывают на то, что приступ эпилепсии начинается при критическом накоплении болезнетворных факторов, исходящих из места давнего травмирования мозга, черепа, мозговых оболочек.

Процессы «накопительно-истощающие» психику могут быть важным фактором обострения неврозов, «разворачивания» обширной симптоматики посттравматического стрессового расстройства (после латентного периода) и, конечно, причинным фактором окончания ремиссий при эндогенных психических болезнях (их мы здесь не рассматриваем).

Возможно, следует оценивать и позитивные формы накопления критической массы психического напряжения (но не травмы). Примерами этого могут стать приступы творческого озарения (инсайты), наступающие после длительного интеллектуального (часто мучительного!) напряженного поиска решения, истины. Однако это свойственно лишь креативным личностям.

И еще, приступы «алекситимии невесомости», отмеченные нами после чередования недолгих перегрузок и невесомости в авиационных полетах по параболе, так же следовало бы экспериментально оценить с учетом концепции КМПТ (Китаев-Смык, 2009).

2.4. Феномен стрессового «расщепления» («удвоения») эмоций

«Расщепление» (а может быть «удвоение») эмоций обнаружено в невесомости (Китаев-Смык, 1979, 1981), при акустическом, при психосоциальном стрессах (Китаев-Смык, 1983, 2001, 2009). Такие расщепления бывают в экстремальных ситуациях у людей с оригинальными особенностями психики.

«Расщепление» эмоций, особенно заметное субъекту при стрессе, легче объяснить не как «удвоение» чувств, а с позиции униполярности, казалось бы, противоположных переживаний. «Положительные и отрицательные эмоции (как и другие аффективные образования), которые раньше рассматривались в качестве полюсов биполярного измерения, все чаще понимаются как униполярные измерения позитивности и негативности. В рамках такого подхода полюса приведенных пар трактуются как содержательно противоположные, но не взаимоисключающие (относительно независимые один от другого) элементы целостного переживания, выполняющие взаимно дополнительные, парные функции» (Горбатков, 2007, с. 101).

Реакции, которые можно назвать «расщеплением» эмоций, были отмечены при первых же пребываниях в режимах кратковременной невесомости лишь у четырех человек из 425 обследованных нами в полетах. Эти реакции проявлялись в том, что одни движения человека свидетельствовали о возникновении у него представления об опасности падения и о чувстве страха (хватательные и «лифтные» реакции), в то же время другие его движения (мимические) демонстрировали переживание этим человеком веселья, гнева или полного спокойствия. Иными словами, в таких случаях одновременно проходила одна информация к двигательным центрам рук и ног для реализации человеком защиты от удара о землю, при этом другая, отличающаяся от первой, информация участвовала в регуляции мимических мышц для передачи сигналов к окружающим людям о том, что нет необходимости защищаться. Информация к собственному сознанию, «к себе», часто (но не всегда) соответствует мимике, являющейся «информатором» окружающих людей о чувствах и мыслях человека.

Вот описание этих четырех случаев расщепления эмоций.

1. Из отчета космонавта Ю.А. Гагарина, который в условиях свободного парения находился впервые (незадолго до этого эксперимента в самолете он во время космического полета был в скафандре плотно фиксирован в кресле): «Перед началом невесомости стоял в салоне самолета, держась за поручень на потолке. Началась невесомость, и я чувствую, что поплыл куда-то, хотя продолжаю держаться. Здорово, замечательное чувство радости!»

Из протокола наблюдения за Ю.А. Гагариным (с учетом данных киносъемки): «С начала невесомости подтянулся правой рукой к потолку за поручень, левая рука вытянулась вперед. Улыбался и разговаривал с соседом – генералом Н.П. Каманиным (тогда командующим всеми космическими полетами), также впервые парящим в невесомости. Оба в невесомости отвлеклись, потеряв из виду объект, проходящий испытание – кресло космического корабля «Восток-3А», укрепленное в салоне самолета, и испытателя В.М. Комарова (в будущем космонавта), отрабатывавшего процедуру отстегивания от кресла космонавта и парения над ним во время невесомости. После окончания режима невесомости Ю.А. Гагарин возбужден и весел. На вопрос о впечатлении сказал: “Вот это – невесомость! Даже интереснее, чем в космосе”. Во втором и последующих режимах невесомости в этом полете Каманин и Гагарин парили по салону, наблюдая за ходом испытания, улыбались, но невесомость уже не отвлекала их от работы».

2. Из отчета летчика-испытателя Г.Н. Захарова: «После того как я несколько сот раз находился в невесомости, сидя за штурвалом самолета, и не испытывал при этом никаких особых ощущений, вроде тех, о которых мне рассказывали ребята, кувыркавшиеся в салоне самолета, я тоже решил свободно полетать при невесомости. Передал управление полетом второму пилоту. Перед режимом невесомости я стоял, держась за проем двери, ведущей в салон. После наступления невесомости ничего особого не почувствовал и без раздумий шагнул в салон. И тут началось что-то невообразимое. На меня поплыл потолок. Я попытался удержаться за него, но вместо этого мои руки стали сами собой размахивать в воздухе. Мне стало смешно. Так продолжалось секунд 15. Потом я увидел перед собой поручень и ухватился за него. Стало спокойно».

Из протокола наблюдения за Г.Н. Захаровым: «С момента начала свободного парения возникли частые хватательные движения полусогнутыми руками перед лицом. Они продолжались 5 секунд. После чего Г.Н. Захаров схватился одной рукой за поручень. Далее до конца режима невесомости висел, держась за поручень, и смотрел на других испытуемых. На протяжении всего режима невесомости улыбался. Проявления испуга, страха не отмечено».

3. Такое же невольное размахивание руками возникло в невесомости у Амет-Хана Султана. Это один из самых талантливых летчиков XX столетия. Военные летчики вспоминали, что он сбил во время Второй мировой войны вражеских самолетов больше, чем какой-либо другой советский воздушный асе.

Сам Амет-Хан всегда оставался в боях неуязвим благодаря выдающимся летным способностям, быстрым и точным движениям, отличному вестибулярному аппарату и способности ориентироваться в пространстве, как бы ни переворачивался, ни падал и взлетал во время боевых полетов его самолет.

Он лучше, точнее всех летчиков вручную пилотировал наш ТУ-104А, делая в нем невесомость. Но у него тоже возникло «расщепление (удвоение)» эмоций.

Стоило ему оказаться парящим в салоне самолета во время невесомости – его руки размахивали, как крылья, а ноги поджимались, как у птицы в полете. Он громко ругался, глаза злые, нос крючком. Хищной птицей по салону летал. Наш кинооператор Виктор Павлов потом показал Амет-Хану на большом киноэкране все, что снял кинокамерой в этом полете. Но Амет-Хан не верил, что это с ним произошло, хотя своими глазами увидел себя заснятым на кинопленку.

Следовательно, его руки «искали», за что схватиться во время «падения», ноги готовились пружинисто стукнуться о землю. Но при этом испуга не было. Вместо него – гнев на свои будто бы непослушные руки и ноги переполнял Амет-Хана. Важно еще то, что это «раздвоение» чувств и поведения не запечатлелось в его сознании, не запомнилось.

Почему в невесомости движения Гагарина, Захарова и Амет-Хана Султана были, как при падении, когда надо поймать на лету опору и ухватиться за нее, а чувство при этом – радость, как будто опасность падения миновала, или даже возникал гнев? Вряд ли такие «расщепления» вызваны только врожденными особенностями. Слишком уж редкими, уникальными были эти случаи (только у трех из более четырехсот, побывавших у нас в невесомости).

Очевидно, причина была в том, что они, в отличие от остальных людей, обследованных в невесомости, прежде чем оказаться свободно парящими в салоне самолета, один долго, другие многократно, находились в невесомости, но были при этом, во-первых, жестко привязанными к креслу пилота (Гагарин – к креслу космонавта), во-вторых, тогда их увлекала ответственная, сложная, не лишенная опасности работа. Их внимание, мысли, эмоции были направлены на то, чтобы работать точнее. При этом чувство страха, вероятно, было подавлено и как бы «перегорело» или «растаяло», так и не дойдя до сознания. Можно предположить, что мышечные, двигательные реакции, которые должны быть защитными во время падения, при заторможенности чувства падения сохранились нетронутыми.

Вероятно, при этом происходила адаптация к той части сенсорных сигналов, которая формирует осознание пространственных образов во время невесомости как «падения», и эти образы теперь не осознавались. В то же время адаптация к сенсорным сигналам в невесомости от соматических мышц у Г.Н. Захарова и Амет-Хана Султана, вероятно, была замедлена и не завершена из-за плотной фиксации тела в кресле пилота и из-за включенности рук и ног пилота в напряженную деятельность по управлению самолетом. Усилия рук по управлению штурвалом достигали шестнадцати и более килограмм. Ноги упирались в педали рулевого управления.

Ю.А. Гагарин до парения в невесомости в нашем самолете был во время орбитального полета тоже плотно фиксирован в скафандре привязной системой ремней к креслу космонавта.

И вот во время первого в жизни свободного парения в невесомости, когда не было сковывающих тело привязных ремней, когда руки не были заняты штурвалом, а ноги не упирались в педали, защитные движения как бы вырвались на свободу, тогда как чувство страха к тому времени уже иссякло.

Анализируя причину уникального «расщепления» эмоций у Ю.А. Гагарина, Г.Н. Захарова и Амет-Хана Султана в невесомости, наверное, следует учитывать и их уникальные профессиональные способности: Ю.А. Гагарин – первый космонавт планеты, Амет-Хан Султан – дважды Герой Советского Союза, Г.Н. Захаров – заслуженный летчик-испытатель СССР.

Возможно, «расщепление» шло по другому «пути»: подавленный в рабочей обстановке при невесомости страх «падения» сохранялся у них в неосознаваемых глубинах психики, а затем при «развлекательном» парении вырвался на свободу, но не переживанием ужаса (он был стерт экстазом), а овладев моторикой этих людей, включив их защитные движения.

Известно много случаев, когда отчаянно смелые профессионалы, работавшие в опасных условиях (в боях на войне, испытывая новые самолеты, парашюты, участвуя в опасных экспедициях), в непрофессиональной для них, но опасной обстановке (на развлекательных аттракционах, на допросах у следователей при дознании) становились трусами.

Итак, при «расщеплении» эмоций мимика в начале невесомости, минуя первую фазу, соответствовала сразу второй фазе – радостному торжеству победы. В то же время руки совершали защитные движения, как бы не веря радостным победным переживаниям человека, продолжали спасать его от падения, ища опору, как в первой фазе действия невесомости. Иным при «расщеплении» эмоций в невесомости было поведение Амет-Хана Султана. Не было, как у Гагарина и Захарова, радостного чувства в начале свободного парения. Вместо него возник гнев, будто на свои руки и ноги, вдруг ставшие непослушными, на свою беспомощность (!), никогда не свойственную ему. Надо полагать, она не вполне (как-то неконкретно) осознавалась Амет-Ханом, генерируя протест и гнев. Ведь он был боевым, воевавшим с врагами, пилотом. Такой гневной реакции на неадекватность своих действий, на свою беспомощность при парении в салоне самолета не было у Гагарина и Захарова. Может быть, из-за того, что они не прошли школу войны?

Так сложилась гипотеза: «расщепление (удвоение)» эмоций может возникать у людей, впервые свободно парящих в невесомости, если они до этого долго или многократно находились в таких условиях, но тело их было фиксировано, а их внимание и мысли были отвлечены напряженным трудом.

Эта гипотеза дрогнула, когда в одном из очередных полетов на борту самолета оказался тогда рядовой инженер-исследователь, а потом, после участия в космических полетах, дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт A.C. Елисеев – четвертый с «расщепившимися» эмоциями.

Даже сильные эмоции могут не только не нарушать психическую, интеллектуальную деятельность. Они могут усиливать ее эффективность. Известны случаи, когда, казалось бы, у человека бушевали эмоции, но при этом повышалось качество деятельности и было что-то вроде интеллектуального прозрения (Русалова, 1979 и др.). Эмоциогенный фактор при направленности на него внимания субъекта может рождать сильные чувственные переживания и соответствующее поведение. Тот же фактор в случае психологической установки на деятельность может трансформировать эмоциональные переживания в активизацию интеллекта («конструктивное» реагирование) (Китаев-Смык, 1979; Клаас, Арапова, Князева и др., 1947; Кнорре, Лев, 1963 и др.).

Примеры такого «нигилирования» эмоциональных проявлений нередки. Особенностью описываемого ниже случая явилось то, что после отмены в невесомости психологической установки на деятельность у испытуемого восстановились двигательные компоненты эмоционального поведения, но чувственные компоненты – эмоции, несмотря на действие эмоциогенного фактора, оставались отключенными, подавленными. Итак, это был четвертый человек с «расщеплением» эмоций при «ударе» невесомостью.

Выписка из протокола эксперимента: «Инженер A.C. Елисеев впервые находился в невесомости. Работал, выполняя полетное задание, в 11 режимах невесомости, будучи фиксированным в жестком кресле. При этом у него не было отмечено двигательных, эмоциональных и экскреторных (тошноты, рвоты) проявлений, характерных для многих людей в невесомости. Рабочее задание выполнял успешно. В двенадцатом, последнем в этом полете режиме невесомости Елисеев находился в салоне для свободного парения».

Из отчета A.C. Елисеева: «В невесомости парил в воздухе и несколько раз пытался схватиться за поручень, укрепленный на потолке, но дотянулся до него не сразу. Особых переживаний, отличных от тех, которые были в невесомости при фиксации в кресле, не было. Чувства страха, ощущения падения, переворачивания, тошноты – ничего этого не было».

Описание двигательных реакций A.C. Елисеева по данным киносъемки в невесомости: «Перед началом невесомости A. C. Елисеев стоял в салоне, не держась за поручень. После исчезновения действия силы тяжести завис в воздухе. Лицо находилось на расстоянии 25–30 сантиметров от поручня, укрепленного на потолке. Сразу начались частые (три раза в секунду) взмахи руками, согнутыми в локтях, и синхронно с ними подтягивания согнутых в коленях ног. Выражение лица напряженное. Признаков испуга не отмечено. На десятой секунде невесомости Елисееву удалось схватиться за потолочный поручень (веревку, укрепленную вдоль потолка), перебирая по нему руками, стал подтягиваться по салону».

В последующих полетах во время парения в невесомости движений, подобных описанным, у A.C. Елисеева не возникало. В дальнейшем он, пройдя подготовку космонавта, неоднократно участвовал в орбитальных полетах.

Во время описанного выше двенадцатого режима невесомости автор этой монографии, находясь в отдаленном от Елисеева конце салона самолета, неожиданно услышал раскаты хохота: смеялись инженеры, техники, испытатели, находившиеся в салоне. Дело в том, что в этом полете наряду с техническими и медико-психологическими исследованиями изучалось поведение в невесомости различных животных (Китаев-Смык, 1963 в, 1983).

Обернувшись, я увидел медленно летящего по салону кролика, судорожно взмахивающего конечностями. Он то собирался в комок, подбирая их к животу, то распрямлял ноги и туловище. Кролик как бы пытался ускакать от опасности. Лицом к кролику в воздухе парил Елисеев. И у него синхронно сгибались-разгибались руки и ноги. Он напряженно смотрел на поручень. Можно полагать, что в это время его эмоциональное напряжение концентрировались не на чувственных переживаниях, а на активизации внимания на поручне, который он никак не мог ухватить (так же как когда он был фиксирован в кресле и внимательно записывал в невесомости показания приборов). Реакция убегания отмечена нами у различных животных в невесомости (Китаев-Смык, 1963 а, 1968 а и др.). Она – элемент стрессового, активного, эмоционально-двигательного реагирования. Ее первая стадия – прыжки («галопирование») по мере адаптирования животного к невесомости сменяется второй стадией – реципрокными («барабанящими») движениями ног. Они похожи на «бег рысью».

К тому моменту, когда прыжки кролика сменились барабанящими движениями лап, Елисеев сумел ухватиться рукой за поручень и стал будто рысью, быстро перебирая его руками, перемещаться вдоль салона. Одновременность смены у человека и животного первой стадии движений на вторую была очень демонстративной, хотя и случайной. Однако нельзя отрицать их аналогичность.

Итак, еще у одного человека наблюдалось «расщепление» информационного и моторного компонентов эмоции, – но на этот раз у человека, который не имел большого опыта таких полетов.

После полета при анализе качества работы A.C. Елисеева с приборами мы обнаружили, что, сидя в кресле, он работал в невесомости точнее, быстрее, лучше, чем в обычных спокойных условиях. Стрессовая обстановка из-за исчезновения весомости мобилизовала его способность работать бесстрашно и лучше, чем когда опасности нет. Это значит, что, работая в невесомости, Елисеев был человеком третьей группы с конструктивным поведением.

Но вот в этих необычных, пугающих условиях он оказался без работы, без своего важного дела, и сразу его телом овладел «страх», руки хватались за что-нибудь, чтобы прекратить «падение в бездну». Ноги пружинили, готовясь стукнуться о дно ее. Можно верить Леше, что страха при этом он не ощущал: лицо оставалось спокойным, серьезным.

Увлеченность сражением или работой, опасной, как борьба с врагом, делает человека бесстрашным. Но окажись тот же человек бездельником перед лицом опасности – и она окатит холодом страха его дрожащее, слабеющее тело, ужас овладеет его душой.

Но у Елисеева, когда «в страхе» дергались руки и ноги, до сознания ужас не добрался: его эмоции «раздвоились (расщепились)».

Есть мнение, что «по-кроличьи» активные движения Елисеева могли быть в невесомости спровоцированы видом парящего перед ним кролика вследствие «обезьяньего» подражательного рефлекса.

Р. Мэгун обнаружил, что реципрокное попеременное сгибание конечностей, сочетающееся с прогибанием спины, – следствие раздражения ретикулярной формации головного мозга. Невозможность вызвать при этом ретикулоспинальное торможение он объяснял влиянием коры больших полушарий головного мозга, снижающим возбудимость продолговатого мозга. Подобная реакция, по данным Р. Мэгуна, вызывается с участием вестибулярного представительства в коре. Чрезмерная выраженность реципрокных движений, в частности, наблюдавшихся нами в невесомости, может расцениваться как результат растормаживания подкорки (Мэгун, 1965 и др.), как редкая индивидуальная особенность реагирования при гравитационном стрессе.

Итак, при кратковременном гравитационном стрессе мной был отмечен феномен «расщепления» эмоций (Китаев-Смык, 1979, 1981). Он встречается редко и проявляется, например, в том, что одни двигательные реакции человека, казалось бы, свидетельствуют об актуализации у него представления об опасности и чувства страха (хватательные реакции в невесомости), одновременно другие его движения демонстрируют переживание веселья (мимика смеха) либо гнева. Иными словами, в таких случаях имеет место одновременное прохождение одного типа информации «к себе»: к мышцам рук и ног для реализации собственной защиты. При этом другой тип информации проходит к мимическим мышцам для передачи информации «к окружающим людям». Информация к собственному сознанию может соответствовать либо первому, либо второму типам информации. В монографии «Психология стресса» (Китаев-Смык, 2009) в описании стресса при вторжении в личное пространство рассмотрены примеры одновременного возникновения нескольких разных по характеру «потоков информации» «к себе», когда человек, например, переживает сразу и сильный страх, и ему очень смешно, и радостно, либо гнев его сочетается с хохотом.